Текст книги "I wanna see you be brave (СИ)"

Автор книги: nastiel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Нам не хочется войны, друзья мои, – отвечает папа. – Просто скажите Джанин, что мы здесь, примите эти замечательные подарки природы, и мы поедем домой.

Лихачи перебрасываются взглядами. Буквально мгновение, но мне этого достаточно для того, чтобы понять – они не под сывороткой. А значит, скорее всего, узнали хотя бы одного из нас: меня, Четыре, Зика или Амара.

Отец поворачивает голову вполоборота. Это сигнал. Зик роняет мешок на землю, я наклоняюсь и вытаскиваю оттуда автомат, дуло которого тут же направляю на лихачей у дверей. Все вокруг делают то же самое, включая отца.

– Я попрошу снова, и это будет последний раз, когда я попрошу по-хорошему, – произносит он. Разница в его голосе улавливается моментально. Разговаривать грубо и сухо у него в привычке. Это мой папа-лихач. – Скажите Джанин, что мы здесь.

Я выхожу вперёд и встаю бок о бок с папой. Мой автомат направлен точно в голову Бойду. Он предал не только свою фракцию – он предал меня, своего друга.

– Как ты мог? – спрашиваю я, не выдерживая.

Бойд качает головой.

– Ты не понимаешь… – начинает он, но я его прерываю:

– И не хочу понимать. Пустите нас внутрь, живо.

Один из лихачей опускает оружие и прислоняет освободившуюся ладонь к уху. Я замечаю там какое-то чёрное устройство.

– Мисс Метьюс, – произносит он. – У нас гости.

Радио-передатчик. Ещё несколько секунд лихач, видимо, слушает ответ, а затем говорит, уже обращаясь к нам:

– Она ждёт вас, только без оружия. И лишь двое могут пройти.

Услышав это, папа тут же передаёт мне свой автомат. Я отрицательно качаю головой.

– Нет. Я пойду с тобой.

– Джессика, не глупи, – мягко произносит он. – Если это ловушка, то будет лучше, если у них, – отец кивает в сторону остальных, – останется хоть один настоящий лидер.

Я поджимаю губы. Понимаю, что отчасти папа прав, но всё равно не хочу отпускать его одного.

– Я пойду с вами, мистер Стилински, – подаёт голос Айзек. Он делает шаг вперёд. – Если вы не против.

Отец соглашается, и тогда Айзек опускает свой автомат на землю и идёт вслед за ним. Я успеваю сказать им обоим, чтобы были осторожны, прежде чем двое лихачей исчезают вместе с ними в дверях штаб-квартиры Эрудиции. Четыре подбирает оружие Айзека и перекидывает его через голову. Я смотрю ему в глаза, мысленно спрашивая совета:

«Что делать, Тобиас? Ждать?»

А он словно слышит меня, и лишь коротко кивает.

«Ждать».

И мы ждём. Не знаю, сколько времени проходит, потому что ни на секунду меня не отпускает волнение: оно ядовитой змеёй поселяется в животе и поражает каждый орган, заставляя едва заметно скрючиться. Шанс того, что это ловушка, слишком велик. Даже несмотря на нынешнее численное преимущество, мы всё ещё находимся в меньшинстве. Завербованные лихачи могут прятаться где угодно, даже там, куда ушли Айзек и папа.

Я с трудом сглатываю. Бойд подносит ладонь к уху – видимо, принимает сообщение. И я тоже слышу его, потому что оно оказывается слишком громким: Бойду приходится вытащить передатчик из уха, чтобы не оглохнуть.

Выстрелы. Кажется, переговоры не удались.

Я хватаю автомат и стреляю. Едва ли понимаю, что делаю, но сомнений почему-то нет, когда одна моя пуля попадает Бойду в колено, а другая в плечо. Я не убийца, но не могу позволить ему первому спустить курок.

Кто-то поражает и второго лихача. Я оборачиваюсь. Четыре опускает автомат.

Он всегда был и будет на моей стороне.

Я подхожу к Бойду, который ещё в сознании, но почему-то не стреляет. Парень лежит на земле на боку и тяжело дышит.

– Трус, – шиплю я и слышу слёзы в собственном голосе.

– Прости, Вдова, – бормочет он. – У меня не было другого выбора.

– Выбор есть всегда, Бойд.

– Нет. Они забрали мою сестру.

Я трясу головой.

– Они и моего брата забрали, но, как видишь, я не на их стороне.

Бойд хочет ещё что-то сказать, но я уже не слушаю и лишь следую за остальными членами своей группы. Штаб-квартирой Эрудиции оказывается библиотека. Вдоль стен стоят огромные шкафы с книгами, но они, скорее, декоративные – в центре в несколько рядов выстроились столы с компьютерами, за которыми сидят люди в синих одеждах и быстро перебирают пальцами клавиши. Краем глаза на другом конце комнаты я замечаю знакомое лицо и тут же поднимаю автомат, но им оказывается лишь портрет Джанин, а не она сама.

«Знание ведёт к процветанию», – гласит табличка под ним.

Я прыскаю. От возможности всё-таки выстрелить меня отделяет здравый смысл и чья-то рука на моём плече. Четыре.

– Нужно найти их, – говорит он, и я киваю.

Мы движемся к столу под самым портретом. Там сидит юноша. Только сейчас я замечаю, какая гробовая тишина скрывается за нашими шаркающими по деревянному полу шагами. Больше никто из эрудитов не печатает, не разговаривает и даже не двигается. Люди в одеждах товарищей с оружием лихачей подвергли их в оцепенение. Это – одна из тех загадок, которую они рады бы отгадать, да, кажется, не могут.

– Где Джанин Мэтьюз? – спрашиваю я.

– Извините, ничем не могу вам помочь, – спокойным голосом отвечает юноша.

Четыре перегибается через стол и приставляет дуло своего автомата вплотную к его лбу.

– Моя сестра не будет спрашивать дважды, – сквозь зубы цедит он.

Я делаю вид, что меня это ни капельки не тронуло. Эрудит шумно выдыхает.

– По коридору налево до лифтов. Третий этаж, – дрожащим голосом выдаёт он.

Этот парень здесь вроде секретаря. Он сможет предупредить Джанин о том, что мы поднимаемся, раньше, чем мы доберёмся до лифтов.

Именно этим я и оправдываю себя, когда бью юношу прикладом в лицо. Он откидывается на спинку стула. Его глаза закатываются за веки. Никто из нашей группы сопротивления ни произносит и слова.

Мы переходим на что-то среднее между бегом трусцой и шагом, когда поворачиваем в нужном месте и видим лифт. Возле него – ещё два лихача. Думать нет времени – я стреляю.

Но в этот раз они спускают курок раньше.

Я не убийца. Мои пули – единственные, которые пронзают ноги завербованных лихачей. Остальные либо проносятся мимо, либо попадают им в грудь, живот и головы. Остаётся лишь надеяться на то, что эти были под сывороткой – ведь так будет легче оправдать себя потом, когда всё будет хорошо.

Точнее, если будет.

Возле лифта есть дверь, ведущая на лестницу. Оттуда доносятся быстрые шаги подкрепления. Я готовлюсь встать в стойку, но кто-то всем телом толкает меня в лифт. Когда двери закрываются, я оборачиваюсь. Со мной Трис, Тобиас, Лора, Амар и Лу.

– Мы должны остаться! – пищу я и тянусь рукой к пульту с кнопками, но Тобиас отталкивает её.

– Нет. Они справятся.

Я хочу возразить, но меня перебивает Амар:

– Линн убили.

Я знала, что те двое так или иначе должны были попасть в кого-нибудь, но когда Амар произносит это вслух, мне становится нехорошо. Я прикусываю губу до крови и смотрю на табло, где показывается номер этажа.

Мы едем до третьего непростительно долго.

Когда двери наконец открываются, нас встречает пулевая очередь. Я падаю на пол лифта и тут же начинаю стрелять в ответ. Там четверо лихачей. Они стоят достаточно близко, и я замечаю их стеклянные глаза. Они под сывороткой. И одного из них я очень хорошо знаю.

Джексон. Мой неофит. Плохой парень, но не плохой человек. Он не заслужил всего этого, как и все мы.

Пули пролетают у меня над головой до того момента, как двери лифта закрываются. Сначала мне кажется, что я в нём одна, и все друзья остались на этаже, но затем слышу глухой стон за спиной и оборачиваюсь. Амар. Сидит и дышит так тяжело, словно это его последние секунды.

Он прижимает ладонь к животу. По пальцам стекает густая кровь.

– Нет… – я опускаюсь на колени перед другом. Прижимаю обе свои руки к его ране в попытке остановить кровотечение.

– Джессика, – шепчет Амар. Я практически его не слышу. – Не забывай, что ты гораздо сильнее, чем думаешь.

То же самое он сказал мне в первую неделю Инициации два года назад. Он стал моим первым другом – поверил в меня и Тобиаса, когда никто в нас не верил.

Я хватаюсь за автомат и нажимаю кнопку открывающую двери лифта. Но стрелять мне уже не в кого. Завербованные лихачи лежат на полу без сознания. У Джексона между бровей зияющая рана. Его стеклянные голубые глаза смотрят на меня так, словно я во всём виновата.

– Джессика? – зовёт Тобиас. Когда его взгляд останавливается за мной спиной, парень мгновенно сереет.

Я выползаю из лифта, бросаю автомат и прижимаюсь спиной к стеклянной стене коридора. На моих пальцах кровь моего друга. Четыре пытается позвать Амара, но он уже не отзывается.

Почему именно те, кто меньше всего этого заслуживают, умирают первыми?

– Нам нужно идти.

Голос Четыре дрожит.

– Я не могу, – качаю головой.

Четыре поднимает моё оружие и протягивает мне. Я медлю.

– Джессика.

– Нет.

Четыре приседает на корточки рядом со мной. Я поднимаю на него глаза, затем осматриваю Лору, Трис и Лу. Двоих из них ранили: Трис держит на весу предплечье, с которого на пол капает кровь, Лу повезло чуть больше – его пуля лишь оцарапала, оставив небольшое кровавое пятно на бедре. Лора в порядке, только страшно напугана. Как и мы все.

– Пойдём.

С трудом всё-таки встаю, упираясь рукой в стену. Оборачиваюсь на лифт, его двери закрыты, и я не вижу больше Амара, но мне и не надо: слишком ярко картина запечатлелась у меня в памяти. Пересекаем стеклянный коридор, Четыре толкает широкую металлическую дверь от себя, и мы оказываемся в просторном, но пустом, кабинете. Единственным знаком того, что здесь была потасовка, является кровь на металлическом столе и белом полу.

– Папа? – зову я.

Четыре щёлкает пальцами, привлекая моё внимание. Он указывает дулом автомата на прилегающую дверь слева. Я киваю. Четыре тихонько подходит к ней, опускает ручку и тянет на себя. Заперто.

– Назад, – командую я.

Прицеливаюсь и выпускаю несколько пуль туда, где должен быть замок, затем подхожу ближе и выбиваю дверь ногой. Нам открывается ещё один короткий коридор, и когда я собираюсь сделать шаг вперёд, раздаётся щелчок.

– О, чёрт, – выпаливает Лора, а затем орёт: – В стороны.

Одновременно с тем, как мы кидаемся от открывшегося дверного проёма кто куда, из коридора на нас обрушиваются пули. Когда они ударяются в стену, я понимаю, что это дротики с белой жидкостью.

– Что это за…? – восклицает Лу.

– Сыворотка подчинения, – отвечает Лора. – Отличается от сыворотки парализации не только составом, но и цветом.

Та, с которой мы столкнулись в Правдолюбии, была синей.

– Сыворотку подчинения тоже можно вводить в организм в виде газа или испарений, – продолжает Лора, – но в жидком виде она действует намного эффективнее, и длительность её увеличивается в несколько раз. Ни в кого не попало?

– Кажется, нет, – отвечает Трис.

– Нам ещё стоит ожидать подобных ловушек? – интересуется Лу.

– Не знаю, – честно отвечает Лора.

– А куда ведёт этот коридор?

– Запасный выход из здания. Из кабинета Джанин прямиком на улицу.

Это значит, что она ушла вместе с Айзеком и папой. Но кто тогда стрелял? А главное, в кого?

У меня нет ответов на собственные вопросы, поэтому я пускаюсь бегом. Друзья за спиной зовут меня по имени. Я слышу их шаги, следующие по пятам. Три лестничных пролёта, и снова улица. Ветер ударяет в лицо, а солнце ослепляет. Две военные машины стоят на площадке в тридцати метров от меня. Люди в чёрном грузят в неё металлические ящики с эмблемой эрудитов – большим глазом в круге. Они не обращают на меня внимание, и я пользуюсь этими секундами и открываю огонь.

Троих из них мне удаётся поразить: они тут же падают на землю, потому что в этот раз я целюсь в голову.

Я убийца. Но мне уже всё равно.

Среди лихачей не сразу, но всё-таки замечаю двоих в жёлтом и красном. Папа и Айзек. Кто-то открывает огонь за моей спиной. И вот теперь лихачи у военных машин начинают атаковать в ответ. Папа, чьи руки связаны перед собой, ловко бьёт ногами тех, кто стоит рядом, а затем хватает чей-то пистолет и стреляет по наручникам Айзека. Я боюсь, что их ранят, и потому не прекращаю огонь по врагам.

Все, кто не на нашей стороне, автоматически против. Таковы законы выживания.

Я стреляю ровно до тех пор, пока не замечаю, что кто-то наставил пистолет на затылок отца.

– Нет, стойте! – кричу я, ускоряя шаг.

Пули свистят со всех сторон. Четыре, как и обещал всегда, прикрывает мою спину.

Я кидаю автомат на землю и падаю на колени в ту же секунду, когда различаю лицо человека, собирающегося пустить отцу пулю в затылок.

Это Стайлз.

Джанин уже исчезла в машине, как и те лихачи, которых мы не ранили или не убили. Остались только папа, Стайлз и Айзек.

Айзек держит Стайлза на прицеле, Стайлз прижимает дуло пистолета к затылку отца, отец поднимает руки над головой в жесте поражения.

– Стайлз, нет! – кричу я, не в силах пошевелиться.

Он не слышит. Сейчас его мысли не принадлежат ему.

– Айзек, опусти пистолет! – молю я, и он слушается. – Стайлз, это не ты… Прошу тебя… Ты же знаешь, кто я – твоя сестра, Джессика. Помнишь? Ты же не будешь стрелять в собственного отца! Стайлз… Дженим… Мы не можем потерять обоих родителей. Только не обоих…

Мотор заводящегося двигателя поглощает конец моего предложения. Женский голос кричит о том, что пора кончать с этим.

Кто-то спускает курок.

Комментарий к Глава 17

http://vk.com/club75865569

========== Глава 18 ==========

В голове вакуум. Я вижу, как чьё-то тело падает на землю и больше не шевелится, но не могу понять, кто это. Военные машины отъезжают прочь, поднимая огромные облака пыли и создавая такой гул, что звенит в ушах. Я пытаюсь сморгнуть попавшую в глаза грязь, но почему-то моргаю слишком медленно.

Земля вокруг пляшет в диком танце. Как мне велеть ей остановиться?

– Джессика!

Голос Четыре взывает ко мне где-то запредельно далеко.

– Джессика!

Я трясу головой. Военные машины уже исчезли за поворотом, и теперь мне более отчётливо видны люди, стоящие там, где буквально несколько секунд назад мой брат приставлял пистолет к голове моего отца. Там стоит Айзек. Он помогает кому-то подняться на ноги, а затем подходит к другому, лежащему навзничь, приседает на корточки и трогает его лицо. Чьи-то руки подхватывают меня за подмышки и ставят на ноги. Шатаясь, я бреду к Айзеку. Первым голову на меня поднимает отец. Я тру глаза: нет, мне не кажется – он жив. Но в кого тогда стреляли?

Папа вдруг снова опускается на колени и прижимает кого-то к земле всем телом. Айзек рядом помогает ему. Я вижу, как третий человек под ними с силой дёргает ногами, а затем по всей округе раздаётся оглушительный вой.

– ПУСТИТЕ МЕНЯ! Я УБЬЮ ВАС ВСЕХ! ПРЕДАТЕЛИ! – это Стайлз, но голос не похож на его.

Останавливаюсь на месте. Айзек поднимает на меня глаза и что-то говорит, но за дикими криками Стайлза я не могу разобрать ни слова.

– Ты в порядке? – Четыре настигает меня и касается спины. Я киваю.

– Кто стрелял? – оборачиваюсь на Четыре.

За ним стоят Лора и Лу. Я точно знаю, что это был кто-то из них.

– Я, – подаёт голос Лора. В её глазах нет вины – она словно уверена, что поступила правильно. – Адреналин и резкая стимуляция нервной системы поможет вымыть из крови сыворотку подчинения в минимальные сроки.

Я ничего не говорю в ответ. Лишь снова перевожу взгляд на Стайлза, которому заткнули рот рукавом собственной чёрной куртки. Это не мой брат. Его глаза не выражают ничего, кроме ярости и ненависти, а лицо бледное, словно лист бумаги.

Я беру автомат прикладом вниз и одним быстрым ударом вырубаю Стайлза. Когда он перестаёт дёргаться, я наконец различаю рану на его левом плече. Достаточно близко к сердцу, но и достаточно далеко, чтобы его не задеть. Кажется, пуля прошла навылет.

Лора точно знала, куда нужно стрелять.

Опускаюсь на колени и обнимаю папу. Он прижимает меня к себе слишком крепко – чувствует, что я вся дрожу. Я просто не смогла бы пережить его смерть, а Стайлз… Он бы её себе никогда не простил.

– Я в порядке, принцесса. В порядке, – шепчет папа. Его тёплое дыхание обжигает моё ухо. – Всё хорошо.

Нет, это неправда. Всё плохо. И только сейчас я начинаю отчётливо это понимать. Если такими лихачами, как Стайлз, переполнена Яма, то мы трупы: все и каждый, кто не захотел подчиняться Джанин или Максу и Эрику – трупы. Это становится лишь вопросом времени.

– Что будем делать дальше? – интересуется Айзек.

Он смотрит на меня. Все они. А я не могу связать и слова. Опускаюсь ближе к брату, лежащему без сознания, убираю куртку от его лица и прижимаю её к ране, из которой пульсирует кровь. Другой рукой убираю длинные каштановые волосы, прилипшие к его лбу, и целую в щёку, чуть ниже алеющего синяка.

– Ничего, – наконец произношу я. – Мы должны… Амар мёртв. Линн тоже. И Джексон. Я уверена, на этом список не заканчивается. Мы должны похоронить их.

– Джессика…

– Нет, Лу, – он наверняка хотел сказать, что у нас на это нет времени. – Мы сделаем это. Плевать на время.

Никто больше не высказывает сомнений. Отец и Айзек подхватывают Стайлза и тащат его обратно к штаб-квартире Эрудиции, туда, где нас ждёт машина. Лу плетётся за ними – на нём всё их оружие. Лора и Четыре остаются со мной, словно ожидают дальнейших указаний.

– Всех, кого найдёте, несите к грузовику. Сильно раненых и мёртвых отправляйте в Товарищество. Тех кто под сывороткой, лучше вырубить – сами видели, они совершенно неадекватные.

Я забрасываю автомат через плечо.

– А ты? Куда ты собралась? – Четыре так просто не проведёшь. Он сразу понимает, что сама я не собираюсь оставаться с ними.

– К альтруистам, – отвечаю я. – Если Эрик и Макс действительно следят за городом, то это поможет вам выиграть немного времени.

– С чего ты взяла? – уточняет Лора.

– Да есть такое предположение, – бросаю я.

Четыре знает, что я права, поэтому не спорит. Лишь молча разворачивается и трусцой пускается в сторону, куда минутой раньше ушли Айзек и папа.

– Прости, что выстрелила в твоего брата, – прежде чем последовать за Четыре, говорит Лора.

– Ты сделала то, что должна была. Ты спасла моего отца, – Лора кивает, но всё же опускает глаза в землю. Никогда бы не подумала, что эрудиты могут испытывать смущение или стыд. – Могу я попросить тебя кое о чём? – Добавляю я после секундной паузы.

– Конечно.

– Присмотри за моим братцем. А я сделаю всё, чтобы спасти твоего.

Идти до квартала Альтруизма оказалось дольше, чем я предполагала. Поэтому когда перед взором наконец вырастают низкорослые серые постройки домов, стоящих ровными рядами, я тяжело выдыхаю и останавливаюсь, не доходя до них чуть больше десяти метров. Всё выглядит вполне обычно, за исключением людей в чёрных и белых одеждах – тех правдолюбов, которым удалось спастись после взрыва. Все они выглядят слишком обыденно: идут по своим делам, останавливаются, чтобы завести разговор. Но это лишь видимость – я понимаю это, как только перевожу взгляд чуть выше.

На каждой крыше расположилось по лихачу с оружием.

Чёрт.

Я сжимаю ладони в кулаки и снова возобновляю движение. Представляю, как смотрюсь со стороны: взмыленная девчонка с колтуном вместо волос в жёлто-красной одежде, пропахшей металлом и потом, идёт уверенной походной с оружием наперевес. Лишь играет так, слово ей всё по плечу, потому что выглядит, как ни крути, слишком жалко.

– Эй! – зовёт кого-то громкий голос. Меня – сомнений в этом нет. – Эй, стоять!

Звук затвора. Кто-то собирается спустить курок. Я не останавливаюсь. Прохожу мимо альтруистов и правдолюбов, шепчущих что-то. Прислушиваюсь.

Они велят мне бежать прочь, спасаться, пока есть возможность.

– Стой, или я буду стрелять! – женский голос. Низкий, шелестящий и незнакомый.

– Не думаю, что Эрику это понравится, – отвечаю я, не поднимая головы. – Скажите ему, что я хочу поговорить.

– О чём? – уточняет другой голос. Этот я знаю: противный, скрипучий, надоедливый. Питер.

– О сотрудничестве.

– Он в Яме. Здесь тебе нечего делать.

Я прыскаю. Неужели они думают, что я настолько глупа, чтобы заявиться в штаб-квартиру Лихости в одиночку? От меня тут же и мокрого места не оставят. Или, не дай Бог, возьмут в плен и накачают сывороткой – что в разы хуже.

– Я знаю, что он захочет поговорить, – я останавливаюсь и повышаю голос. Ни один человек рядом со мной не шевелится. – Так что передайте ему, что я буду ждать здесь до завтрашнего утра.

Мой голос холоден и твёрд. Я наконец поднимаю голову на людей на крышах. Некоторые из них держат меня на прицеле, но большинство лишь смотрят с сомнением. Ни один из них не находится под сывороткой, и от этого неприятно скручивает желудок. Предатели позволяют мне исчезнуть в одном из домов альтруистов, в том, где жил Айзек, и даже не стреляют предупредительными в воздух.

Как только дверь за моей спиной закрывается, я падаю на пол, снимаю с плеча автомат и отбрасываю прочь, словно он ядовитый. Стягиваю с себя рубашку, прижимаю её к лицу и кричу. Прекращаю лишь тогда, когда понимаю, что собственные руки пахнут кровью брата. Хочется снять с себя всю одежду и поджечь вместе с собой – только так возможно очистится от крови и грязи, застрявшей под ногтями, от запаха пота и пыли, от шума выстрелов и взрывов, осевших в голове.

Хочется сдаться. Снова.

Я поднимаюсь на ноги и бреду на второй этаж. Захожу в самую дальнюю комнату и там падаю лицом в подушку. От неё пахнет Айзеком-альтруистом: хозяйственное мыло, хлопок и что-то горьковатое, принадлежащее только юноше. Переворачиваюсь на бок, подкладываю под щёку сложенные руки и плачу.

Не кричу, не всхлипываю, а просто позволяю солёной воде скатываться по щекам непрерывным потоком. Вместе с ней уходит боль и приходит облегчение.

Чтобы успокоится, концентрирую взгляд на обычном деревянном столе, стоящем напротив окна. Он совершенно пустой, и, как по мне, из-за этого смотрится слишком нелепо. Альтруисты против любого потакания собственным желаниям, и туда в обязательном порядке входят любым предметы интерьера, не имеющие функционального значения. Поэтому в комнате Айзека нет ни вазы, ни статуэтки, ни корзины, ни книги – ничего. И когда взгляд цепляется за что-то на ножке стола, я сразу понимаю, что этого здесь быть не должно. Провожу ладонями по лицу, стирая влажные следы, встаю с кровати и приседаю на корточки перед столом.

Знак Лихости, выцарапанный на гладкой деревянной поверхности, заставляет меня улыбнуться. Провожу подушечкой указательного пальца по его контуру и чувствую что-то приятное внутри, что так сильно контрастирует с предыдущим чувством отчаяния. Подаюсь чуть вперёд и упираюсь лбом в столешницу, шумно выдыхая ртом. Сколько у тебя было секретов, Айзек? Почему ты перешёл в Альтруизм, если продолжал быть лихачом?

Как только я хочу отодвинуться прочь, замечаю что-то, спрятанное с обратной стороны столешницы. Наклоняюсь и вижу обычную чёрную тетрадь, одну из тех, в которых мы писали в школе. Знаю, что не должна это делать, но всё-таки отлепляю скотч и беру тетрадь в руки. На обложке нет ни подписей, ни обозначений.

Наверняка это что-то личное.

Пальцы сами открывают тетрадь на первой странице.

Это дневник. Не датированный – каждые дни отделены друг от друга пунктирной линией. Я не фокусирую взгляд на конкретных строчках и просто пролистываю тетрадь. Сама не знаю, что именно хочу там увидеть. Однако, своё имя нахожу моментально.

Церемония Выбора на следующей неделе. Я не знаю, как поступить будет правильнее, но так хочу быть с ней рядом, что едва ли соображаю. Она не выберет Эрудицию, и мне там тоже нечего делать. Правдолюбие – аналогично. Она такая же настоящая товарка, как и я – настоящий лихач… Если решит остаться с отцом и братом, то и мне будет легче – я наконец уйду из Лихости… А вдруг она выберет мою фракцию? Из-за этих глупых правил я даже не могу спросить у неё, что она решила! Тупая система! Что делать? Не знаю… Теперь всё зависит от Джессики.

Эти строчки не могут быть обо мне, но как ни стараюсь, не могу вспомнить ещё одну девушку по имени Джессика, о которой Айзек из прошлого мог написать. Перелистываю на несколько страниц вперёд, затем на столько же назад. Больше моё имя не упоминается нигде, словно до того момента Айзек сдерживал себя, а уже после – снова одумался. Я захлопываю тетрадь и скручиваю её в рулон.

Это ничего не меняет, даже если написано обо мне.

Внизу хлопает дверь. От неожиданности я роняю тетрадь на пол, пинаю её под кровать, надеваю рубашку и выскальзываю в коридор. Мой автомат остался на первом этаже – и это моя главная ошибка.

– Джессика?

Женский голос мне знаком.

– Талия? Сейчас спущусь.

Я в несколько больших шагов пересекаю лестницу и оказываюсь на первом этаже. Женщина в сером сарафане, так похожая на Дерека, держит в руках какой-то кулёк.

– Ты в порядке? – спрашивает она, проходя вглубь дома.

– Могло бы быть и хуже, – отвечаю я.

Мы присаживаемся в гостиной: она на диван, я в кресло. Женщина протягивает мне кулёк, но я не тороплюсь его принимать.

– Думаю, ты проголодалась, – мягко произносит она.

Живот тут же, словно по команде, начинает предательски урчать. Я принимаю кулёк и разворачиваю его у себя на коленях. В вакуумном контейнере нахожу куриную грудку, два ломтика чёрного хлеба и овощи.

– Спасибо, – произношу я, не сводя взгляд с угощения.

– Ешь, – разрешает Талия. – Я подожду.

Мне неловко, но физиологическое желание превыше стеснения: я набрасываюсь на еду, не беспокоясь о том, чтобы сходить за вилкой или хотя бы помыть руки.

– Они забрали с собой некоторую часть правдолюбов, – начинает Талия. Я не перестаю жевать, но прислушиваюсь к её речам. – Точнее – самых раненых. Не знаю, куда именно, потому что больше мы их не видели. – Внутри меня всё холодеет. Курица встаёт поперек горла. – Ни Макс, ни Эрик лично не приезжали, только лихачи: под сывороткой и нет. Дерек тоже приезжал.

– Дерек? Как он? – я говорю с набитым ртом, но Талии, кажется, всё равно, как и мне.

– Он в порядке. И, – Талия вдыхает – слишком долго для хороших новостей, – когда он приезжал, он был в сознании. Дерек делает всё по своей воле.

Я отрицательно качаю головой.

– Он не мог, – аппетита как и не было. Я перекладываю еду на диван. – Дерек не такой.

– Он убил одного из альтруистов прямо на моих глазах, – подбородок женщины дрожит. – Как я поняла, он – заместитель Макса и Эрика. Все лихачи слушаются его.

Разумеется. Наверняка, они думают, что такой человек, как Дерек, не будет руководить толпой, если сам не верит в правильность действий. Они верят ему, как верила и я.

– Вы уверены, что он не под сывороткой? – уточняю я.

– Он мой сын, – тихо отвечает Талия. – Я бы сразу поняла, если бы с ним было что-то не так.

Теперь когда я смотрю на женщину, от её слишком сильной схожести с сыном мне становится не по себе. Дерек предатель. Дерек, который всегда был рядом, чтобы подстраховать – предатель. Дерек, который пил со мной, когда было так паршиво – предатель. Дерек, который был мне так дорог – предатель. Дерек, который научил меня тому, чему не смог научит Амар – предатель.

Амар… Неужели, он погиб зря?

Я не хочу верить. Не хочу и не могу. Кажется, что только что съеденная курица вот-вот выйдет обратно.

– Ваша дочь Лора с нами, – говорю я. – И я обещала ей спасти Дерека, но теперь…

Талия ничего не отвечает. Она опускает взгляд в пол. Я не хочу видеть, как она плачет, потому что сама снова разревусь. Вместо этого я сжимаю ладони в кулаки, молча встаю с места и с силой пинаю кресло, на котором сидела. Провожу рукой по волосам, пытаясь успокоится, но сердце бьётся так быстро, словно готовится вырваться из груди. Чтобы подчинить себе моего брата, Эрику пришлось воспользоваться сывороткой. Дерек же пошёл сам. Почему? Он был единственным, в ком я не сомневалась, а оказался единственным, кто предал.

– Простите, Талия, но теперь я правда не знаю, как мне постараться сдержать своё обещание, – успокоившись, произношу я.

Талия качает головой.

– Я понимаю. Но он всё ещё мой сын.

Я киваю. Не знаю, почему, просто с силой трясу головой, как ненормальная, пока шея не начинает неприятно ныть.

– У него наверняка есть план, – в голове не укладывается возможность того, что Дерек – предатель, поэтому я решаю попробовать оправдать его. Прежде всего, перед самой самой. Затем – перед его матерью. – Или Эрик вынудил его примкнуть. Дерек умный – он знает, что лучше без сыворотки, потому что в этом случае он, если появится возможность, сможет пристрелить его. – Талия едва заметно морщится, когда я говорю о смерти Эрика. – Он убийца, Талия. Он заслуживает смерти.

– Но ведь можно начать с прощения, – шепчет она.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.

– Нет. После всего произошедшего уж точно, – Талия вопросительно смотрит на меня, и я объясняю: – Он вколол сыворотку моему брату, и тот чуть не убил нашего отца. Теперь Эрик числится в моём личном списке смертников.

– Ведь он придёт, верно? Ты бы не позвала его, если бы не была уверена.

– Да, – я киваю. – Эрик сентиментален, несмотря на всю свою жестокость. Он, вроде как, испытывает ко мне определённые чувства, – я запинаюсь на каждом втором слове. Говорить об этом вслух почему-то оказывается тяжелее, чем прийти к этому в голове. – Он точно придёт.

– А где другие?

– Отправились обратно в Товарищество… По крайней мере, должны были. Мы, – я набираю в лёгкие побольше воздуха, – понесли определённые потери сегодня. Эти люди не заслужили смерти, и уже тем более того, чтобы их мёртвые тела продолжили лежать в штаб-квартире Эрудиции.

– Но вам удалось украсть сыворотки? – допытывается Талия.

Я вспоминаю о коробках, которые лихачи-предатели грузили в военные машины.

– Нет. Мы опоздали. Всё было зря.

Амар, Линн и другие умерли зря. Они умерли за то, чтобы мы проиграли очередную битву с Джанин. Они умерли за то, чтобы их настоящий лидер Дерек Хейл оказался на стороне врага. Теперь Джанин вместе со своими сыворотками наверняка присоединилась к Эрику и Максу в штаб-квартире Лихости, откуда они смогут начать полномасштабную зачистку города. Эти трое доведут свои планы до конца за считанные дни, и тогда всему городу придёт конец.

– У вас есть план? – спрашивает Талия. Она наклоняется чуть ближе и добавляет шёпотом: – У тебя есть план?

Есть ли у меня план? У меня был один, но он не сработал практически сразу.

– Нет, – честно отвечаю я. – Но, как мне кажется, так даже будет лучше. Как много альтруистов готовы встать на нашу сторону в случае чего?

– Все, – сразу же отвечает Талия. – И каждый.

Я пытаюсь сомкнуть глаза хотя бы на час, но сон никак не хочет приходить. Лежу на кровати Айзека, обняв автомат, смотрю в окно, где в тусклом свете уличных фонарей невозможно различить даже соседний дом, и жду. Эрик наверняка захочет появиться внезапно. Если он не пришёл вечером, значит, придёт ночью или ранним утром.