Текст книги "I wanna see you be brave (СИ)"

Автор книги: nastiel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Дай мне водолазку, – я подхожу ближе к зеркалу и касаюсь подушечками пальцев алых пятен на шее. – Желательно с горлом.

Четыре молча подаёт мне одежду, и я надеваю её. Он не осуждает, и мысленно я ему благодарна.

– Кто это был хоть? – спрашивает он, когда я старательно вывожу новые чёрные стрелки на веках.

– Я не знаю.

Четыре поднимается и скрещивает руки на груди. Он меряет меня взглядом заботливого старшего брата через отражение в зеркале и хмурит брови. Я продолжаю краситься и делать вид, словно ничего особенного не произошло, хоть и сама чувствую этот неприятный осадок на душе и странное удушье там, где остались следы от чужих губ.

– Что значит, ты не знаешь? – уточняет Четыре спустя минуту.

Я разворачиваюсь к нему и тут же сталкиваюсь с непробиваемым гневом на его лице.

– Это значит, что я была пьяна, а в комнате было темно. Я снимала обувь. Дверь была открыта.

Четыре выпячивает челюсть.

– Почему ты не отказала?

– Я была пьяна, Четыре! – восклицаю я. – Очень пьяна. Какая-то моя часть даже хотела этого.

– И вы … Вы …

Четыре шевелит губами, пытаясь подобрать нужные слова. Мы никогда не разговаривали на такие интимные темы, и начинать эту традицию в такой ситуации было неловко не только ему.

– Нет. Я проснулась в одежде.

Четыре кивает. Он ещё некоторое мгновение смотрит мне в глаза, а затем исчезает за каменной стеной, разделяющей наши части комнаты. Через секунду я слышу, как громко хлопает дверь, обозначая его уход. Трясу головой, пытаясь очистить собственные мысли, но всё равно единственное, что я помню о том человеке – это то, что от него пахло вишнёвой настойкой. И у него были сильные, но такие нежные руки.

Я захожу в тренировочный зал к неофитам и застаю их кидающими ножи. Эрик расхаживает вдоль ребят, его лицо кислое, каким никогда не бывало раньше, и я предполагаю, что вчерашний захват флага его команда проиграла. Четыре стоит в стороне. Он первым замечает меня, но никак не реагирует, и лишь отворачивается, когда наши взгляды встречаются. Я не могу понять, в чём дело: он то ли презирает меня, то ли наоборот жалеет. Подхожу к Стайлзу и кладу ладонь на его плечо. Эрик знает, и мне больше нет смысла скрывать родство с собственным братом.

– Как дела? – бордо спрашиваю я.

Стайлза вздрагивает, а затем, когда поворачивает голову и видит меня, расплывается в улыбке.

– Мы вчера выиграли! – говорит он. – Четыре выбрал меня в свою команду, и мы победили!

Я треплю его по волосам. Он снова поворачивается лицом к мишеням и кидает нож. Тот ударяется о дерево рукояткой и отскакивает прочь.

– Попробуй вот так, – я выхватываю следующий нож из его руки и показываю, как его правильно нужно держать.

Затем отвожу руку назад, замахиваясь, и кидаю кинжал вперёд. Он попадает не в центр, но близко к нему, входя лезвием в мишень по самую рукоять.

– Это просто, если не махать рукам с таким остервенением, – объясняю я. – Обращайся с ножом, как со своей девушкой: нежно, но настойчиво.

Скотт, стоящий рядом с моим братом и слушающий мои указания, хмыкает. Стайлз толкает его в плечо.

– Что? – спрашиваю я, улыбаясь.

– Ничего, – Скотт пожимает плечами.

Стайлз выглядывает из полоски неофитов и ищет кого-то. Я вижу, как рыжая Лидия машет ему рукой, когда их взгляды пересекаются. Щёки моего брата тут же вспыхивают.

– Ооо, – понимающе протягиваю я. – Лидия, значит. Хороший выбор, Стайлз!

Брат смотрит на меня осуждающе, но я лишь качаю головой и прохожу дальше вдоль неофитов, чтобы поглядеть на результаты каждого. Лучше всех получается у Джексона, и это меня уже не удивляет, разве что немного беспокоит. Я обхватываю руками свой корпус и похожу до самого последнего неофита, коим является Лидия. Один из её ножей плотно сидит в деревянной мишени довольно близко к центру, остальные три – по краям.

– Вау. Очень, очень неплохо, – присвистываю я.

Лидия поворачивается ко мне вполоборота и благодарно улыбается.

– Как у … Стайлза дела? – интересуется она.

Теперь и мои губы растягиваются в улыбке.

– Не так хорошо, как у тебя. Он у меня по меньшей степени лихач, а по большей – …

– Эрудит, – договаривает за меня Лидия.

Я киваю и отхожу прочь от девушки, полностью погружённая в свои мысли. Если уж Лидия – бывшая эрудитка – сказала, что Стайлз сильно смахивает на члена её фракции, то это говорит о многом. Даже не так – это в буквальном смысле слова кричит о его неправильном выборе. Подхожу к Четыре и встаю рядом с ним так близко, что наши руки соприкасаются.

– Ты злишься на меня? – шёпотом спрашиваю я.

– Нет, – Четыре отвечает, но не сразу. – Я злюсь на того, кто воспользовался тем, что моя сестра была не в состоянии дать отпор.

Я опускаю взгляд на свои ботинки и кусаю губы, пока до меня доходит смысл его слов. Он назвал меня сестрой – первый и, возможно, последний раз в жизни.

– Ничего плохого ведь не случилось, Четыре.

– А могло бы.

– Но не случилось, – повторяю я.

Поднимаю голову и неожиданно сталкиваюсь взглядами с Эриком. Он смотрит на меня как-то странно, не ухмыляется и не скалится, как делает это обычно, а лишь буравит хмурым взглядом и снова обращается к неофитам.

– А с ним что? – интересуюсь я.

– Его команда проиграла в захвате флага. Ты же знаешь, что он воспринимает это слишком серьёзно – как дело чести, или вроде того.

Я киваю, соглашаясь со словами Четыре. Эрик сейчас действительно ведёт себя так, словно его принципам наступили на горло.

– Ты не видел Дерека?

Четыре смотрит на меня сбоку.

– Ещё нет, а что?

– Мы вчера пили вместе … Может, он видел того незнакомого Ромео, который ко мне приходил?

Я смеюсь, но смех выходит абсолютно не искренним, и мы оба – и я, и Четыре, – понимаем, почему. Я стараюсь делать вид, что здесь, в Лихости, всякое бывает: и пьянства, и драки, и развратные приключения. Возможно, так оно и было, но не для меня. Та часть моей личности, что всё ещё принадлежит Товариществу, говорила о том, что стоит соблюдать лишь лёгкие дружеские контакты, а та, которая, согласно проверке склонностей, мне диктуется Альтруизмом, говорила правилами морали.

Я до сих пор едва ли понимала, почему послушала сердце и выбрала Лихость вместо того, чтобы послушать разум.

– Сегодня он с утра уехал в город, – вдруг говорит Четыре. Он трёт переносицу указательным и большим пальцами. – Он мне вчера об этом говорил. К обеду должен вернуться.

В голове мелькает странная мысль о вчерашнем вечере: мог ли Дерек быть тем парнем, что с такой наглостью и нежностью целовал моё лицо? Я знала о том, что у него есть ко мне чувство привязанности – чуть больше, чем дружеской, – но я была уверена, что это никогда не перерастёт во что-то большее без моего желания. Я запускаю пальцы себе в волосы, ероша их. Спускаюсь ниже, к шее, там, где остались светло-алые отметки, и касаюсь их через ткань воротника под горло, а затем ловлю себя на мысли о том, что хочу узнать, кто это был не из-за обиды, а из-за благодарности. Никто и никогда не целовал меня, тем более так, словно я была чем-то особенным.

По крайней мере, именно так мне вчера показалось.

Но к обеду Дерек не возвращается. Я жду его в столовой до того момента, пока она полностью не пустеет, а затем отношу свой поднос с тарелками и иду к неофитам-лихачам, чтобы посмотреть, как дела с метанием ножей идут у них. Ранее Четыре рассказал мне о том, что в этот раз за все ступени Инициации будут отсеяны шесть человек, что в три раза больше числа отчисленных в моё время. Неофитов-переходников девять, а лихачей – семь, что значит, Стайлзу нужно хорошенько потрудиться для того, чтобы не вылететь.

Вечером я ложусь в кровать раньше обычного времени. Думаю о том, что через два дня – День посещений, а это значит, что придёт отец. Я уверена в этом, потому что два года назад во время моей Инициации он пришёл и около десяти минут крепко прижимал меня к себе. Он скучал, но ещё он был так сильно горд за свою дочь, которая пошла по его стопам и выбрала Лихость, что просто не мог совладать со своими эмоциями. Именно поэтому в тот день он не привёл с собой Стайлза, хотя и ему можно было прийти – он не хотел показать сыну, что с ним станет, если тот последует за своей сестрой.

Переворачиваюсь на бок лицом к стене и подкладываю под щёку сложенные ладони. Слышу, как открывается дверь, а затем кто-то входит внутрь и на мгновение замирает, наверняка, прислушиваясь. Глухой звук ботинок, которые поставили на полку, шуршание шагов по каменному полу и скрип кровати, прогибающейся под чужим телом.

– Вдова?

Четыре не проверяет, дома ли я, потому что знает, что дома. Он просто хочет поговорить.

– Чего? – откликаюсь я.

– Ты в порядке?

Я задумываюсь буквально на пару секунд.

– Скорее да, чем нет. – Пауза. – Ты опять был в пейзаже страха?

– Да.

Снова скрип кровати – я представляю, как Четыре вертится на месте, но не потому что ему не удобно, а потому что мы снова говорим на эту тему.

– Всех демонов не убить, Тобиас, – произношу я.

– По крайней мере, я могу попробовать сделать их слабее, Джессика, – отвечает он.

Я закрываю глаза, хоть и не собираюсь спать.

– Четыре?

– Да?

– Я когда-нибудь говорила тебе, что моя проверка склонностей показала Альтруизм?

Четыре молчит. Довольно долго, что я даже успеваю подумать, что он заснул. Но потом слышу, как скрипит кровать, а затем и тихие шаги, направляющиеся в мою сторону.

– Это правда?

Четыре появляется в моей части комнаты. Я сажусь в кровати и хлопаю ладонью рядом, приглашая его присесть. Он так и делает.

– Да. Не знаю, что именно этому сопутствовало, но женщина из Правдолюбия, тестирующая меня, сказала, что мой результат – Альтруизм. Странно, да?

Четыре неопределённо качает головой.

– Что показала твоя проверка? – спрашиваю я.

Четыре молчит. Он переводит свои синие глаза с моего лица куда-то перед собой, сцепляет руки в замок и просто сидит, словно тонет в собственных воспоминаниях.

– Альтруизм, – наконец говорит он.

Я усмехаюсь.

– А мы не такие уж и разные.

Четыре снова переводит взгляд на меня и приподнимает левую бровь. На его губах еле заметная улыбка. Другим бы показалось, что его лицо всё такое же хмурое, как и обычно, но я вижу её – маленькую, растягивающую только уголки губ.

– Представь, если бы мы встретились там, – говорю я. – Ты – в тех же серых одеждах, а я – в жёлто-красном платье и с огромной копной каштановых волос, которые потом всю жизнь пришлось бы укладывать в низкий пучок. Интересно, мы бы с тобой дружили? Ну, или хотя бы хоть изредка разговаривали.

Четыре чешет затылок.

– Я бы не остался в Альтруизме.

Я с секунду удивлённо на него смотрю, ожидая пояснения, а затем поджимаю губы, вспоминая о том, как с Тобиасом обращался его отец.

– Да, я знаю, – виновато произношу я. – Прости.

– Почему ты выбрала Лихость? – вместо того, чтобы говорить на больную тему, спрашивает Четыре.

Я пожимаю плечами.

– Я всегда знала, что нахожусь не на своём месте. В смысле, Товарищество? Серьёзно? Да если бы все дружелюбные ходили с такими лицами, как моё, нас бы считали самой хмурой фракцией в мире, – (Четыре хмыкает и согласно кивает). – К тому же, я терпеть не могла все эти песни под банджо: мы собираем зёрна – мы поём; мы готовимся ко сну – мы поём; мы, чёрт возьми, поём даже тогда, когда рот занят едой. Это ужасно надоедает! Быть всегда довольной абсолютно всем … Не то, чем я бы хотела заниматься всю свою жизнь.

– Так почему же именно Лихость? – уточняет Четыре.

– Я крала книжки для брата из общей библиотеки, в свободное время лазала по деревьям и отрабатывала удары на мешках с зёрнами, но делала это не потому что хотела стать лихой, а потому что мне это нравилось.

– Ты таскала книжки для брата – вот он, твой альтруизм. Очень извращённый, конечно, но всё-таки альтруизм.

Я смеюсь. Слегка пинаю Четыре ногой в бедро. Он пожимает плечами, встаёт с места и, прежде чем вернуться на свою половину комнаты, замирает у конца каменной стены.

– Думаю, что мы бы общались, – говорит он. – Навряд ли я бы мог не обратить внимание на самую болтливую в городе альтруистку.

Я стою спиной к доске с именами. Стараюсь спрятать дрожащие ладони и сую их в широкие карманы платья. Во рту пересохло, а на лбу чувствуется испарина. Стайлз и Джексон – первая пара сегодня на тренировке по рукопашному бою.

Четыре стоит чуть впереди меня. Он выглядит расслабленным, и это меня раздражает. Эрик расхаживает вдоль арены, выжидающе поглядывая на выходящих в центр неофитов.

Я молюсь о том, что Стайлз вспомнит хотя бы один приём из тех, что ему показывал Дерек. В идеале, ему нужно победить, чтобы подняться выше по рангу, но если он хотя бы не отключится на первой же минуте, то тоже получит достаточно очков, потому что он намного слабее Джексона. Я задерживаю дыхание, когда парни встают в стойку.

Первый удар пытается нанести Джексон – он выкидывает руку с кулаком вперёд, но Стайлз уклоняется, уводя корпус в сторону, и выбрасывает руку в ответ, попадая Джексону точно под рёбра. Я сдерживаюсь, чтобы не вскрикнуть. Джексон сжимается от боли всего на мгновение, прежде чем нанести повторный удар и теперь уже попадает в цель – я слышу, как под его кулаком хрустит челюсть Стайлза. Поджимаю губы, когда тот падает на маты, но тут же совершенно неаккуратно встаёт на ноги, всё ещё покачиваясь. Неожиданно для меня и всех остальных, с диким криком он несётся на Джексона и врезается в него в попытке сбить с ног. Разумеется, это у него не выходит, но бывший правдолюб на мгновение теряет равновесие, и этого достаточно для того, чтобы Стайлз развернулся и ударил ему локтем в грудь.

Я прижимаю ладонь ко рту, когда вздох почти срывается с моих губ. Стайлз вытирает с лица проступившую кровь, пользуясь мгновением перед тем, как Джексон очухивается и снова готовится нападать. И удача больше не на стороне Стайлза. Джексон бьёт сильно, Джексон бьёт точно, Джексон больше не даёт Стайлзу ни единого шанса. Лицо моего брата заливает кровь, когда он падает на бок, сжавшись в комок. Я стремительно направляюсь к арене, но Четыре перехватывает меня за руку, прежде чем я успеваю наделать глупостей.

– Вдова, – рявкает он, понизив голос. – Нет.

Я смотрю на Эрика. Он неотрывно следит за тем, как Джексон методично наносит удары по телу моего брата, а затем вдруг неожиданно произносит «Хватит!». Четыре тут же выпускает мою руку, и я бросаюсь на арену, помогая Скотту поднять Стайлза на ноги и оттащить прочь. Он едва ли в сознании, но я отчётливо слышу, как он что-то бормочет.

– Тихо, Стайлз, – шепчу я. – Тихо.

Но парень не прекращает что-то бубнить до тех пор, пока мы не дотаскиваем его до медкорпуса, где укладываем на кровать и предоставляем в руки профессионалов. Прежде чем уйти, я хватаю его за ладонь и крепко сжимаю, а он слабо притягивает меня к себе, чтобы я наклонилась ближе, и только тогда я различаю:

– Я просто хотел, чтобы ты мной гордилась.

Мне хочется сказать ему, что я всегда гордилась им, потому что он мой брат, мой Дженим – тот, кто всю мою сознательную жизнь идёт со мной плечом к плечу, тот, кто пытается защитить меня даже тогда, когда я не нуждаюсь в защите, тот, кто выбрал Лихость, идя за зовом сердца, вместо того, чтобы идти за голосом разума и выбрать Эрудицию.

Но вместо этого я молча выхожу вслед за Скоттом.

Мы стоим в Яме – я и неофиты, надеющиеся увидеть сегодня своих родителей. Стайлз рядом – его лицо отливает синим и фиолетовым, нижняя губа непропорциональна распухла, один глаз заплыл. Его пальцы неожиданно хватают меня за предплечье, и я прослеживаю направление его взгляда – да, так и есть: отец здесь. Он замирает в нескольких шагах от нас, поджимает губы и слегка улыбается, приподнимая брови. На нём широкие красные штаны, такого же цвета кофта и жёлтый длинный жилет. Я машу ему свободной рукой, а затем бросаю косой взгляд на Стайлза. Отец не должен был увидеть его таким. Это моя вина.

– Ребята, – шепчет папа, прежде чем заключить нас обоих в объятия.

Он него пахнет землёй и свежим хлебом, и я закрываю глаза, чувствуя себя дома. Желудок сжимается в тугой узел. Я шумно сглатываю.

– У меня дежавю, – говорит он, выпуская нас из объятий. – Два года назад я видел точно такие же синяки на лице Джессики.

Он шутит, но я вижу, как грустны его глаза. Мне кажется, что за эти два года, что я его не видела, он постарел лет на десять. Папа обхватывает лицо Стайлза своими ладонями и внимательно изучает каждый синяк. Стайлз качает головой, словно его эти раны совсем не волнуют. Я улыбаюсь, пытаясь сдержать слёзы. Несмотря ни на что, мы остались семьёй. Мы всегда ею были: когда мама заболела и умерла, когда я ушла из фракции, и когда из неё ушёл Дженим. Мы единственные, кто не верит в то, что фракция превыше крови.

– Как у тебя дела? – спрашивает отец у Стайлза, а затем переводит взгляд на меня. – У вас обоих?

– Всё хорошо, пап, – отвечает Стайлз.

Я согласно киваю.

– Он справляется, – добавляю я, кладя Стайлзу ладонь на плечо. – Он молодец.

– Здесь ничего не изменилось с тех пор, как я покинул Лихость, – начинает отец. Он обводит взглядом Яму, и я на его губах появляется улыбка, которую я никогда не видела раньше.

– Кое-что всё-таки поменялась, – отвечаю я. – Правила стали жёстче, потому что лидеры стали намного глупее.

Отец внимательно смотрит на меня.

– А как же Тимоти?

У меня в горле образуется огромный комок.

– Он … мёртв.

Отец округляет глаза.

– Что?

– Пап, – делаю вид, что обнимаю его и Стайлза, а сама начинаю шептать ему на ухо. – Что-то творится здесь … Правила ужесточаются, и я пока не разобралась, в чём причина, но обещаю, что защищу Стайлза любой ценой.

Я выпрямляюсь. Отец не сводит с меня пристального взгляда, но кивает. По его глазам я вижу, что он всё понял – мой отец, который не знал, как петь своему сыну колыбельную, когда всё, что он хочет – это почитать, или как объяснить дочери, что нельзя затевать драки, потому что это противоречит законам фракции, всё понял.

– Я люблю вас, – произносит он.

– И мы тебя, пап, – отзывается Стайлз.

Я вижу, как он смотрит на нас с гордостью и грустью, и моё сердце сжимается при мысли о том, что в Товариществе он остался совсем один.

– Пожалуйста, будьте осторожны.

– Ты тоже.

Он кивает, и ещё раз обнимает нас на прощание. Никуда не ушли его черты рождённого Лихача – он знает, что здесь не в цене долгие прощания. Мы со Стайлзом смотрим ему в след, пока он не исчезает за поворотом. Молчим, но я знаю, что мысли у нас в головах одинаковые – нам жаль: его, самих себя, тех, кто погибает или становится бесфракционниками из-за произвола лидеров Лихости. Теперь, когда отец ушёл, мы снова остались вдвоём против всего мира – так было всегда, сколько я себя помню.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, переводя взгляд на Стайлза.

– Моё лицо горит огнём, – отвечает он. – А так – вполне.

Я ухмыляюсь.

– Тебе нужна ещё практика. Начал ты очень даже неплохо.

– Практика? Против Джексона мне нужно ружьё!

Я смеюсь и приобнимаю брата за плечи.

– Пойдём. Скоро обед.

– Тебе придётся кормить меня с трубочки, – Стайлз оттопыривает нижнюю губу. – Она так распухла, что я не могу есть с ложки.

– Тогда будешь есть руками, – предлагаю я.

Теперь смеётся Стайлз, и на короткое мгновение я успеваю почувствовать себя счастливой. Точнее, ровно до тех пор, пока, войдя в столовую, не встречаюсь взглядом с Эриком.

Комментарий к Глава 6

https://vk.com/club75865569 <3

========== Глава 7 ==========

Вечером того же дня мы с Четыре выводим на классной доске имена неофитов и их ранги. Мы оба молчим, но ровно до тех пор, пока я не начинаю чувствовать на себе его взгляд.

– Что? – спрашиваю я, поднимая голову.

Четыре стоит чуть левее меня и обводит в кружок нумерации перед именами.

– Ты как, в порядке?

Он спрашивает, потому что секундами ранее я записала имя Стайлза под цифрой семь. Единственные, кто стоят на ступени ниже – Лидия и Дрю.

– По крайней мере, он не последний, – я пожимаю плечами, дескать, не большое это дело, хотя внутри меня всё вскипает.

Я понимаю, что если неофиты-лихачи отработали намного лучше переходников, то Стайлз – бесфракционник. Не замечаю, как из рук выскальзывает кусок мела и падает на пол, оставляя за собой белые следы. На то, чтобы поднять его, у меня уходит слишком много времени, потому что я слишком глубоко погружена в свои мысли. Мне представляется разочарованное выражение лица папы, то, как он с болью в сердце слышит от какого-то малознакомого человека, что его сын больше не принадлежит фракции Лихости, и вообще ни одной из фракций. Мне представляются застывшие слёзы в глазах Стайлза и то, как он крепко обнимает меня в последний раз, потому что, по правилам, он мне больше не семья.

Я знаю, что отчаиваться ещё рано, но мозг почему-то с лёгкостью верит в плохое, нежели пытается дать шанс хорошему.

– Я больше волнуюсь за Лидию, – говорю я, перекладывая мел в левую руку и вытирая ладонь правой о штанину. – Она хорошая девчонка.

– Лихачи, – Четыре хмурит брови и устремляет взгляд на открывшуюся дверь спальни, через которую входят неофиты, вернувшиеся с ужина, – прошли первый этап чуть хуже наших. – Он понижает голос, чтобы его могла слышать только я. – Мне кажется, что это произошло не без участия Эрика и его сестры. Лорен говорит, она положила на лопатки абсолютно всех своих соперников.

В голове всплывают отрывки того боя, который мне удалось застать – Кора против Эллисон. И сестре Эрика не составило труда одержать победу над дочерью оружейника, и это при том, что та далеко не из робкого десятка.

Тяжело выдыхаю и протягиваю Четыре свой кусок мела. Он кладёт его в карман вместе со своим и бьёт ладони друг о друга, стряхивая меловую пыль. Когда неофиты окружают нас и начинают галдеть, Четыре поднимает руку вверх, призывая их замолчать, а затем начинает:

– После первого круга боёв мы ранжировали вас по уровню мастерства. Количество полученных баллов зависело от вашего уровня мастерства и уровня мастерства поверженного вами противника. Дополнительные очки начисляются за рост мастерства и победу над тем, кто сильнее. Я не награждаю за издевательство над слабыми. Это трусость.

Мои губы растягиваются в улыбке, когда я ловлю на себе мимолётный взгляд Джексона. Он не получил никаких привилегий за избиение моего брата, как и Питер за бой с Трис.

– Вторая ступень обучения весит больше, чем первая, поскольку более тесно связана с преодолением трусости, – продолжает Четыре. – Тем не менее, крайне сложно стоять высоко в конце Инициации, если вы стояли низко в конце первой ступени. Завтра мы объявим имена отсеявшихся. То, что вы – переходники, а неофиты-лихачи – нет, не будет принято во внимание. Возможно, четверо из вас станут бесфракционниками или ни один из вас. Или любой промежуточный вариант.

Одни неофиты, хмурясь, разглядывают доску с озадаченным выражением лица. Другие беззвучно ругаются. Я отчётливо слышу голос Лидии где-то в толпе, привстаю на носочки и замечаю, как Стайлз прижимает её к себе, обнимая. Скотт стоит рядом с друзьями; он в рейтинге четвёртый, но на его лице нет и тени радости.

Я снова оборачиваюсь на доску и перепроверяю порядок имён, словно что-то могло измениться, пока я стояла к ней спиной. Но всё остаётся по прежнему:

1. Джексон

2. Питер

3. Уилл

4. Скотт

5. Кристина

6. Трис

7. Стайлз

8. Лидия

9. Дрю

Я смотрю на имя под цифрой семь слишком долгое время и из-за этого откликаюсь на своё собственное, произнесённое Четыре, лишь с третьего раза. Он кивает головой в сторону выхода, и я двигаюсь следом за ним прочь из общей спальни переходников, старательно избегая их взглядов.

Той ночью я сразу проваливаюсь в сон, однако спустя некоторое время неожиданно распахиваю глаза и вскакиваю, хватаясь за пистолет, покоящийся под подушкой, когда кто-то расталкивает меня в плечо, пытаясь разбудить. Эта же рука тут же перехватывает моё оружие, уберегая себя от пули.

– Шшш, это я, – шепчет знакомый голос.

Когда глаза привыкают к темноте, я вижу, что это Дерек.

– Что ты здесь делаешь?

– Мне нужно тебе кое-что сказать.

– Это не могло подождать до утра?

Дерек молчит, не сводя с меня взгляд. Протягивает обратно пистолет, и я убираю его на законное место под собственной подушкой.

– Где ты был? – снова спрашиваю я, не получив ответа на первый свой вопрос.

– В городе, – наконец отвечает Дерек, и его голос кажется мне как никогда серьёзным.

Я жду подробностей, но Дерек снова умолкает, словно и сам не до конца уверен в том, что собирается мне сказать. Я сажусь в кровати, подпирая спину подушкой, поджимаю колени к груди и выжидающе смотрю на него.

– Макс попросил эрудитов разработать сыворотку парализации.

– Пара … – чего? – переспрашиваю я. – Это шутка?

Дерек выпрямляется и подходит к прикроватной тумбочке. Включает маленький светильник и садится на край кровати, подминая под себя уголок моего одеяла. Теперь я отчётливо вижу его лицо, хотя свет от лампы едва ли можно назвать ярким.

Дерек хмурит брови и глядит на меня, как на маленькую девочку. Он часто так смотрит, хоть наша пятилетняя разница в возрасте едва ли действительно такая огромная, как кажется на первый взгляд. Особенно для фракции Лихости.

– Мне показалось, я не надевал сегодня свой клоунский колпак, – замечает Дерек.

Я поджимаю губы. Зачем Эрику и Максу могла понадобиться сыворотка парализации?

– Я не знаю, – словно прочитав мои мысли, отвечает Дерек. – Эрудиты сказали, что Макс выражался предельно ясно: такая сыворотка, чтобы мышцы переставали подчиняться мозгу и становились ватными, словно чужими. За это он обещал им полную неприкосновенность.

– Неприкосновенность? – перебиваю я. – От чего?

– Я не знаю, – Дерек устало качает головой. – Нам повезло, что в Эрудиции остались ещё люди, как бы странно это не звучало, думающие головой. Лора … Это она всё мне рассказала.

Я знала о Лоре, сестре Дерека, лишь по его рассказам. Она старше его на год, и на своей Церемонии Выбора предпочла Альтруизму Эрудицию.

– Джанин не задавала вопросов, – продолжает он. – Не спрашивала, зачем или для чего. Она просто сказала да.

Я молчу, но не долго – ровно до тех пор, пока окончательно не оставляю попытки разложить всё по полочкам хотя бы у себя в голове.

– Нужно сказать Четыре, – произношу я и хочу встать, но Дерек тут же выставляют руку вперёд и резким движением возвращает меня обратно в сидячее положение.

– Нет. По крайней мере, сейчас.

Я вопросительно выгибаю брови.

– Но зачем ты тогда сказал мне?

– Хочу, чтобы ты была на чеку. И, – Дерек кашлянул, – так мне будет спокойней.

Я хмурю брови и отталкиваю руку Дерека, всё ещё покоившуюся на моём плече.

– Прекрати говорить так, словно мне десять лет.

Дерек тяжело выдыхает. Берётся двумя пальцами за переносицу и на мгновение закрывает глаза.

– И всё же, – он снова поднимает на меня глаза, – пообещай мне, что будешь осторожна.

Я закатываю глаза, но всё-таки киваю. Дерек уходит так же быстро и бесшумно, как и появился, а я лежу, уставившись в потолок, ещё около часа, прежде чем снова заснуть.

– Три неофита-лихача, один переходник, – объявляет Четыре на следующее утро за завтраком.

Я радостно выдыхаю. Похоже, слишком громко, потому что Дерек и Амар, сидящие с нами за столом, тут же вопросительно приподнимают брови.

– Стайлз остаётся, – поясняю я. – Не подумайте, что я радуюсь тому, что отчислили столько неофитов.

Амар смеётся, а затем хлопает меня по спине.

– Я хочу с ним познакомится, – заключает он, кладя в рот здоровенный кусок курицы.

– Он едва ли отличается от Вдовы, – подаёт голос Дерек. – Только выше, нескладней, и вообще он мальчик.

Амар снова хохочет. Я смотрю на Дерека и замечаю, что улыбка на его лице не очень похожа на настоящую. Он нервничает, потому что, наверняка, как и я, может думать только об одном.

– Хотите услышать настоящую сенсацию? – спрашивает Амар, отодвигая от себя пустую тарелку. – У Эрика появилась подружка.

Я замираю, не донеся до рта вилку с пюре. Четыре громко откашливается.

– То-то он последние два дня какой-то слишком … тихий, что ли, – протягивает Дерек. – Ну, и кто же она?

– Понятия не имею, – Амар пожимает плечами, – но она точно есть. Краем уха слышал его разговор с Максом. Он просил ему помочь защитить её. – Амар понижает голос и наклоняется к столу, заставляя нас всех сделать то же самое. – Что-то намечается. Теперь уже точно. Никто больше ни о чём не слышал?

Я смотрю на Дерека. Он ловит на себе мой взгляд, и я тут же чувствую пинок по щиколотке под столом, явно призывающий меня к молчанию.

– Нет, – я мотаю головой.

– Если бы я что-то узнал, вы бы оказались первыми, кому бы я рассказал об этом, – произносит Четыре, и мне становится стыдно.

Я пытаюсь отвлечься и нахожу взглядом Стайлза. Он сидит со Скоттом, Лидией и Уиллом, спустя полминуты к ним присоединяются Кристина и Трис. Ребята смеются и, кажется, больше не выглядят испуганными. Первый этап Инициации позади, а сегодня у них выходной. И мне так хочется тоже порадоваться, но я не могу, потому что груз информации, доверенной мне Дереком, слишком сильно давит на плечи.

«Лучше бы он мне ничего не говорил», – думаю я, а затем понимаю, что это не метафора, и что-то тяжёлое действительно лежит на моём плече.

Только тогда я замечаю, что парни за столом давно молчат.

– Вдова, – знакомый скрипучий голос произносит моё имя непривычно нейтрально, без издёвки. – Можно с тобой поговорить?

Я встаю, прошу ребят убрать за мной посуду и следую за Эриком. Он ведёт меня по Яме к штаб-квартире, расположенной в высоком стеклянном здании. Всю дорогу мы оба молчим. Проходящие мимо люди провожают нас вопросительными взглядами, и мне кажется, что кто-то зовёт меня, но я не оборачиваюсь и не свожу взгляда с затылка Эрика.

Мы проходим мимо лифта и поднимаемся по ступенькам на второй этаж, проходим мимо диспетчерской и исчезаем за дверью кабинета, в котором раньше мне бывать не приходилось. Здесь стоит большой овальный стол, и есть окно, выходящее на рельсовые пути. Несколько стульев. Шкаф, похожий на книжный, заполненный какими-то папками и бумагами.

Эрик садится на стул, я продолжаю стоять.

– Чувствуй себя как дома, – говорит он небрежно. – Теперь ты будешь часто здесь появляться.

– В каком это смысле? – интересуюсь я.

– Макс принял довольно странное, необдуманное и необоснованное решение сделать тебя пятым лидером, раз уж Четыре отказался, – слишком спокойно отвечает он.

Я сжимаю спинку стула. Костяшки пальцев тут же белеют.

– Зачем?

– Спроси у Макса.

Меня бесит излишнее спокойствие Эрика. Я привыкла к тому, что он всё время хочет либо наорать на меня, либо ударить, и сейчас, когда он просто сидит, скрестив руки в замок и положив на них подбородок, и смотрит, моргая так медленно, словно вот-вот уснёт, я начинаю понимать, что скоро действительно что-то произойдёт; что-то страшное, раз уж Эрик так доволен.