Текст книги "Сердце медведя (СИ)"

Автор книги: Мурзель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

– Я бы не советовал, – осторожно начал он. – Все способы чреваты последствиями. Горячка, кровотечение, нагноение матки…

– Ясно, – перебил его граф. – Тогда пусть рожает.

– Совершенно согласен с вашим сиятельством.

– Я не смогу! – простонала Виола. – Если мне уже сейчас так плохо, то что будет дальше?

Отец нахмурился.

– Не выдумывай! – буркнул он. – Бабы созданы для того, чтобы рожать.

– Вам докучает тошнота, миледи? – деликатно поинтересовался лекарь.

– Да. И жуткая слабость.

– Ну что ж, в таком случае могу порекомендовать вам отвар мяты натощак. А кушать следует маленькими порциями в течение всего дня.

– Спасибо, я попробую.

– Вы закончили? – сухо поинтересовался граф.

– Да, ваше сиятельство. Предлагаю назначить новый осмотр, скажем, недели через три, дабы убедиться, что все протекает без осложнений.

– Хорошо. Идемте, мой секретарь рассчитается с вами за визит.

– Премного благодарен, ваша милость.

Отец вышел из комнаты, не удостоив Виолу даже мимолетным взглядом. Барбиери, раскланиваясь на ходу, последовал за ним.

Глава 41

Отвар мяты действительно помог, и хоть Виолу все еще мутило после каждой трапезы, большая часть съеденного теперь, к счастью, оставалась в желудке. Жить стало легче, правда сильно тяготило вынужденное затворничество. Виола читала и вышивала, но в основном просто сидела в кресле, предаваясь воспоминаниям об утраченной любви.

Бьорн все так же снился ей чуть ли не каждую ночь. «Интересно, как он сейчас? Счастлив ли со своей женой? Вспоминает ли обо мне хоть иногда?» – думала она промозглыми вечерами, когда за окном завывал неугомонный ветер.

Отец заходил к ней каждое утро и сухо справлялся о самочувствии. Сердце рвалось на части от того, что родной человек стал так холодно к ней относиться. Правда он и раньше, хоть и не отказывал ей ни в нарядах, ни в развлечениях, но теплом и лаской никогда особо не баловал.

Говорили, что граф обожал ее мать, и когда она скончалась при родах, сильно горевал. Виола так и не смогла стать для него отдушиной. Может, потому что он невольно винил ее в смерти любимой жены?

Из-за неудачного падения с лошади граф больше не мог иметь детей, и Виола подспудно ощущала, что отец ждет не дождется, когда она выйдет замуж и родит ему внуков.

«Но он явно не ожидал, что это будет бастард от хейдеронца», – с горечью подумала она, глядя, как пламя в камине безжалостно пожирает дрова.

Скрипнула дверь. Виола оглянулась – в спальню вошел слуга.

– Миледи. – Он поклонился. – Ваш батюшка желает видеть вас в малой гостиной.

– Зачем? – удивилась Виола.

– К сожалению, мне это неизвестно. Его сиятельство лишь велели предать, чтобы вы оделись, как подобает для приема гостей.

– Спасибо.

Лакей удалился, а Виола подошла к зеркалу, ощущая, как часто забилось сердце.

Гости? Что еще за гости? Впрочем, какая разница? Ей до смерти надоело сидеть взаперти, и она была рада любому поводу хоть ненадолго покинуть свои покои.

– Джоанна!

Камеристка высунула нос из своей комнатушки.

– Да, миледи?

– Причеши меня и достань мне зеленое… нет, лучше голубое платье. Да поживее: отец желает видеть меня в гостиной.

– Слава богу! – Круглое лицо Джоанны расплылось в улыбке. – Никак, ваш батюшка сменил гнев на милость?

Виола пожала плечами.

– Надеюсь.

Через пару десятков минут она в сопровождении лакея стояла перед резными дверями малой гостиной. В коридоре гуляли пронизывающие сквозняки, плечи озябли, и Виола поплотнее закуталась в шаль. Нервно подкрутив пальцами выпущенные из прически локоны, она кивнула слуге, и тот распахнул перед нею створки.

Когда она вошла, граф и какой-то мужчина поднялись с кресел возле камина.

– Дочь, – отец шагнул ей навстречу и протянул руку.

Виола покорно вложила свою ладонь в его. С любопытством взглянув на гостя, она узнала в нем Норберто Манчини, того самого, что приезжал в Рюккен и уехал, так и не дождавшись ее у Броккова Клыка.

– Позволь представить тебе… – начал отец.

– Папенька, но ведь я уже давно знакома с господином Манчини, – улыбнулась Виола, скользнув глазами по сутуловатой фигуре незадачливого «посла».

– … твоего будущего супруга, – закончил граф.

Виола оторопела.

– Что? – не веря своим ушам, переспросила она.

– Я решил выдать тебя замуж, – пояснил отец.

– Безмерно счастлив, миледи. – Манчини галантно склонился над ее рукой, и когда его губы – мокрые и холодные словно лягушка – коснулись кожи, Виола передернула плечами.

Ее бросило в жар.

– Но почему? – ошарашено спросила она.

– Давайте присядем. – Граф указал на кресла.

Во рту пересохло. Виола судорожно сглотнула и рухнула на сиденье. Лицо пылало, и она приспустила накидку с плеч. Только бы не грохнуться в обморок!

– Итак, дочь моя. – Граф вальяжно закинул ногу на ногу. – Как ты знаешь, господин Манчини вот уже много лет верой и правдой служит нашей семье. Я доверяю ему как самому себе.

Виола бросила затравленный взгляд на Манчини. Тот улыбнулся, показав острые желтоватые зубы. Она вздрогнула от отвращения.

– Папенька, – чуть не плача, пролепетала она, – можно с вами поговорить? Наедине.

Отец вскинул брови.

– Господин Манчини все знает, в том числе и о бастарде, которого ты носишь.

– Как вы могли? Зачем вы ему рассказали? – возмущенно выпалила она.

– Вы поженитесь как можно скорее, – твердо заявил отец. – Твой супруг получит титул барона и признает твоего ублюдка своим отпрыском, рожденным в законном браке. Только так мы сумеем избежать позора, что ты навлекла на наши головы.

– Миледи, – слащавая гримаса сделала Манчини похожим на крысу, – вам совершенно не о чем волноваться. Мы обставим все так, что никто ни о чем не догадается. Ваша честь будет спасена. Уверяю, никто не посмеет даже косо взглянуть в вашу сторону.

– Но папа! – Виола всхлипнула и торопливо утерла скатившуюся слезу. – Я не хочу замуж!

Граф вцепился в подлокотники кресла и вперил в нее свирепый взгляд.

– А чего ты хочешь? – рявкнул он. – Родить ублюдка? Опозорить нашу фамилию? Чтобы все судачили, что моя дочь бог знает перед кем раздвигала ноги? Ты выйдешь замуж и точка! Больше ничего не желаю слышать! Иди к себе, неблагодарная! Вон!

Виола с трудом поднялась с кресла, колени дрожали, слезы застилали глаза. Она еще раз умоляюще взглянула на графа, но тот отвернулся к камину и больше на нее не смотрел.

В сопровождении лакея Виола побрела в свои покои. Ноги едва несли ее по мрачному коридору. Когда-то эти стены казались надежной защитой, а сейчас они стали ее тюрьмой. Слуга отворил дверь, Виола вошла, упала на кровать и зарыдала в подушку.

В замке провернулся ключ. Ловушка захлопнулась.

***

Несколько дней Виола была сама не своя. Как она ни пыталась найти светлые стороны в своем положении – лежащая впереди мгла казалась беспросветной. «Свадьба с Манчини» – звучало как приговор. Он никогда ей не нравился – ни внешностью, ни характером, и мысль о том, что ей суждено прожить с ним всю жизнь, делить с ним постель и рожать от него детей приводила ее в отчаяние.

Наступило очередное серое и безрадостное утро. И хоть для поздней осени в этом не было ничего необычного, Виоле казалось, что теперь все ее дни до самой смерти будут такими же мрачными и унылыми, как сегодня.

После завтрака – к счастью ее почти перестало тошнить – она сидела у камина с чашкой горячего чая и пыталась сосредоточиться на чтении, но буквы расплывались перед глазами. Разум витал далеко-далеко – Виола вспоминала о Бьорне. Хоть внутри все и сжималось от боли, когда она думала о нем, но она никак не могла выбросить его из головы.

Она не чувствовала к нему ни ненависти ни злости. Пускай он от нее отказался, но разве он мог поступить иначе? К нему вернулась законная жена, и как порядочный супруг, он должен в первую очередь позаботиться о ней. Единственное, в чем он был виноват, так это в самом похищении, но за это Виола уже давно простила его.

В памяти возник последний день в Рюккене. Прощание с Бьорном, долгий взгляд его пронзительно-голубых глаз. Виола тяжело вздохнула. Она так мечтала вернуться домой, так рвалась, убегала… и зачем? Чтобы снова оказаться в тюрьме?

Неожиданно распахнулась дверь. Виола вздрогнула и подняла голову – в комнату вошел отец, а за ним двое лакеев. Они внесли шуршащий ворох желтовато-белых шелков и положили его на кровать.

– Что это? – удивилась Виола.

– Подвенечное платье твоей матери, – без обиняков ответил граф. – Надевай!

– Зачем?

– Ты выходишь замуж.

Виола ошарашено уставилась на него, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди.

– Что? – пролепетала она. – Прямо сейчас?

– А чего ждать? Пока живот на нос полезет?.. Джоанна! – кликнул отец.

Камеристка выглянула из своего чулана.

– Да милорд.

Граф кивком указал на платье.

– Помоги ей одеться! Да поживее, мы опаздываем в церковь.

Джоанна удивленно вытаращила глаза, но не посмела перечить своему господину.

– Как скажете, милорд. – Она поклонилась и подошла к Виоле. – Прошу, госпожа.

Нет! Это какое-то безумие! Виола вжалась в кресло и протестующе замотала головой.

– Не трогайте меня! Я не хочу! Оставьте меня в покое!

Граф кивнул слугам. Те подошли к Виоле. Один из них – рябой верзила – протянул руку.

– Пожалуйста, миледи, – смущенно попросил он.

– Нет! Пошел вон!

– Приступайте! – ледяным тоном бросил отец.

Лакеи схватили Виолу под мышки и насильно поставили на ноги.

– Уберите от меня свои лапы! Пошли прочь! Как вы смеете! – верещала она, отчаянно дергаясь и вырываясь. Ей даже удалось пнуть одного из слуг по голени, но в следующий момент с нее стащили платье, и она осталась в одной рубахе.

– Веди себя разумно, – строго сказал отец, – иначе я велю им раздеть тебя догола.

– Иди к Брокку! – по-хейдеронски буркнула Виола и всхлипнула.

– Что? – Граф плохо знал этот язык.

– Чтоб тебя конь восьминогий отымел! – Слезы безудержно покатились по щекам.

К счастью, отец не понял ее слов.

– Одевай ее, что стоишь столбом? – рявкнул он на служанку, и та кинулась исполнять приказ.

Виола поняла, что сопротивление бесполезно. Она покорно задрала руки, позволяя нацепить на себя платье. Расшитый жемчугом шелк обдал ее слабым запахом тлена и затхлости – как и у всякой одежды, которая долго пролежала в сундуке.

– Разве белое платье не символ невинности? – едко спросила она, когда Джоанна покрыла ее голову фатой.

Отец смерил ее снисходительным взглядом.

– Свадьба должна пройти как подобает, чтобы ни у кого не было повода распускать о нас грязные слухи. Мой внук родится в законном браке, так что не вздумай что-нибудь выкинуть.

Виола едва успела сунуть ступни в атласные туфли, как граф схватил ее под руку и потащил за дверь. Он шел так стремительно, что ей оставалось лишь торопливо перебирать ногами, чтобы за ним поспеть.

Они вышли во двор и сели в карету. Кучер щелкнул хлыстом, лошади тронулись. Виола в полном смятении сидела напротив отца, все еще не веря, что это происходит на самом деле.

За окном моросил нудный дождь. Виола провожала взглядом унылые дома и облетевшие деревья. По щекам текли слезы. Она оплакивала свою судьбу. Этот мир принадлежит мужчинам, и женщина в нем никто, даже если она единственная наследница знатного рода. Она всего лишь игрушка для утоления похоти, утроба для вынашивания потомства и разменная монета для политических интриг.

– Ты подвела меня, Виола, – жестко заговорил с ней отец, и она невольно подняла на него глаза. – Пойми, все, что я делаю, я делаю для блага нашей семьи. Не препятствуй мне в этом. В церкви веди себя как подобает – больше ничего от тебя не требуется.

– Но ведь мне придется ложиться с ним в постель! – воскликнула Виола, от отчаяния позабыв всякие нормы приличия.

Граф смерил ее таким брезгливым взглядом, словно перед ним была платяная вошь.

– И в чем проблема? Ты раздвигала ноги перед хейдами, так что тебе мешает делать это перед законным супругом?

– Но он мне противен!

– А грязные вонючие дикари, значит, были приятны?

«Более чем». – Виола вспомнила жаркие ласки Бьорна.

– Я же сказала, что меня изнасиловали! – вслух заявила она.

Граф откинулся на спинку сиденья и скрестил руки на груди.

– Ну вот, а законный муж тебя просто по определению не сможет изнасиловать. Видишь, как хорошо все складывается? И не нужно мне тут твоих истерик.

Виола возмущенно фыркнула и отвернулась к окну. Замечательно! Оказывается, разница между изнасилованием и не-изнасилованием не в ее согласии на телесную близость, а в статусе мужика, который на нее залез. Как бы противен тебе ни был супруг, изволь смириться и получать удовольствие!

Наконец, карета остановилась возле церкви. Лакей распахнул дверцу. Отец вышел первым и подал руку Виоле. Она ступила на залитую лужами мостовую. Пронизывающий ветер взметнул фату, бросая в лицо холодную водяную взвесь. Виола поежилась.

На площади уже собралась толпа. В темных одеяниях люди напоминали стаю ворон, слетевшихся попировать на поле битвы. Виола с отцом медленно двинулись к церкви. Мокрые листья налипали на туфли, плечи сводило от холода, а лица зевак расплывались во влажной дымке.

Весь этот фарс затеян для них, чтобы «люди» ни в коем случае «ничего не подумали». Словно им больше нечем заняться, как думать о вещах, которые их никоим образом не касаются.

Каждый шаг давался с огромным трудом. Ноги будто вязли в болоте – совсем как в кошмарных снах. Виола отчаянно не хотела туда идти, зная, что пути назад уже не будет. Но вот служитель распахнул огромные створки, украшенные резными головами чудовищ, и ей с отцом пришлось войти внутрь.

Дверь с гулким стуком захлопнулась. Виола вздрогнула. Вот она и попалась в клетку.

Под закопченными стрельчатыми сводами пахло ладаном и дымом свечей. По обе стороны от прохода выстроились приближенные. Именно для них – дворян – и разыгрывается заключительная часть лицедейства под названием «законный брак».

Манчини со свидетелем уже стояли возле алтаря. Виолу передернуло при виде его неказистой фигуры. Отец крепко, до боли, стиснул ее локоть, давая понять, что не потерпит выходок с ее стороны. Но сил на выходки у нее больше не было. Виола едва стояла на ногах, голова кружилась, а перед глазами все двоилось и рябило от набежавших слез.

Остальное происходило словно в тумане. Священник бубнил пустые речи о нерушимых узах брака, а у Виолы в ушах его слова отзывались лязганьем кандалов. Ее приносят в жертву, отдают на заклание, вверяют человеку, который ей противен. Которого она не любит и никогда не полюбит, потому что ее сердце навеки занято другим.

Бормотание пастора сливалось в сплошную кашу. Виола ощущала пустоту. Ей казалось, будто она провалилась в вязкую серую трясину, и с каждой секундой ее засасывает все глубже и глубже, сдавливая грудь и не давая дышать.

– Если кто-либо из присутствующих знает причины, по которым брак не может состояться – пусть скажет сейчас или вечно хранит молчание, – гулко разнеслось под высокими сводами церкви.

Повисла напряженная тишина.

Глава 42

В церкви царило гробовое молчание, и священник продолжил:

– Берешь ли ты, Виола Альберди, этого мужчину в законные мужья? Обещаешь ли быть ему верной и любить его, пока смерть не разлучит вас?

У Виолы кружилась голова и дико звенело в ушах. До нее не сразу дошло, что обращаются к ней. Лишь когда отец ткнул ее под ребро, она стряхнула с себя оцепенение.

Все вокруг молчали, ожидая ответа.

«Нет!» – хотела выкрикнуть она, но у нее будто в ночном кошмаре пропал голос, и из горла вырвалось лишь сипение.

– Да, – ответил за нее граф. – Простите, святой отец, невеста очень волнуется.

Священник кивнул и обратился к жениху.

– Берешь ли ты, Норберто Манчини, эту женщину в законные жены и обещаешь ли любить ее, пока смерть не разлучит вас?

– Да, – подтвердил тот.

– В знак нерушимости брачных уз прошу вас обменяться кольцами.

Служка поднес бархатную подушечку, на которой покоились два золотых кольца. Манчини повернулся к Виоле, схватил ее за руку и стянул с нее шелковую перчатку. Виола внутренне напряглась: мизинец перчатки был бутафорским, набитым ватой, и когда новоиспеченный супруг увидел обрубок пальца, на его лице мелькнула смесь удивления и брезгливости.

«Да, тебе действительно достался порченый товар», – с неким злорадством подумала Виола.

В следующий момент Манчини совладал с собой и надел на ее безымянный палец золотое кольцо. Украшение скользнуло по суставу и туго сдавило фалангу, словно кандалы – запястье раба.

Настал черед Виолы окольцовывать «супруга», но она не шелохнулась. Тогда жених, заслонив собой подушечку от зрителей, сам нацепил себе на палец кольцо.

– Властью, данной мне господом, объявляю вас мужем и женой, – торжественно провозгласил священник. – Вы можете поцеловать невесту.

«Нет-нет-нет!» – билось у Виолы в висках, но реальность была неумолима – теперь она до конца своих дней принадлежит этому человеку, ведь в Ангалонии разводы запрещены.

Манчини подошел к ней, взял за плечи. В лицо повеяло смрадом его дыхания. Холодные скользкие губы коснулись ее рта… К горлу подкатила тошнота, и Виола отшатнулась, зажимая ладонью рот.

По церкви прокатился шепоток. Наверняка присутствующие заподозрили, что невеста на сносях. Да и плевать! Теперь Виоле было на все плевать. Отец поступил с ней подло и мерзко, так с какой стати она должна заботиться о его репутации?

После заключительной церемонии и слащавых поздравлений от лицемерных придворных, Виола с новоиспеченным супругом направилась к выходу. Манчини попытался взять ее за руку, но она с раздражением выдернула ладонь.

– Миледи, теперь вы моя законная жена, так что извольте повиноваться! – сказал он ей, когда они уселись в карету.

– Не дождетесь! – сквозь зубы процедила она, нервно теребя сжимающее палец кольцо. – «Выброшу при первой же возможности!»

– Трогай! – велел кучеру новоявленный барон и откинулся на бархатную спинку сиденья. Его карие глаза с болезненно-желтоватыми белками уставились на Виолу в упор.

– Куда мы едем? – поинтересовалась она.

– В замок вашего батюшки. Первую брачную ночь проведем там, а завтра отправимся в мое новое поместье.

– …пожалованное графом за то, что вы взяли в жены «порченый товар», – колко заметила Виола.

Манчини криво усмехнулся.

– Ну что вы, моя дорогая! Это такая мелочь по сравнению со счастьем быть вашим супругом. Думаю, от вас не ускользнуло то, что я всегда был по уши в вас влюблен?

Разумеется, Виола замечала его долгие взгляды и томные вздохи, но никогда не придавала этому особого значения.

– Пф-ф! – Она с презрением подняла бровь. – Если вы меня так любите, почему же тогда не дождались у белой скалы. Признаться, я была неприятно поражена, когда не застала там ваш отряд.

– Ну… – Манчини смущенно отвел глаза. – Откровенно говоря, я не ожидал, что вы действительно рискнете сбежать.

– Замечательно! – едко усмехнулась она. – И зачем тогда было соглашаться? Я рассчитывала на вас.

– В свое оправдание могу сказать, что я все-таки подумывал разбить там лагерь хотя бы на одну ночь.

– И что же вам помешало?

– Во-первых, хейды. Их ярл четко дал нам понять, что мы должны не мешкая убираться с их земель. Если бы они обнаружили, что мы почему-то медлим, это привело бы к плачевным последствиям.

– Понятно. Вы струсили, – пренебрежительно хмыкнула Виола. – А что «во-вторых»?

– Во-вторых, когда мы подъехали к этой скале, на нас набросился огромный медведь. Мы едва унесли от него ноги. Полагаю, что у него там логово или что-то вроде того. Как вы понимаете, разбивать там лагерь было бы весьма неразумно.

– Вонючее ссыкло! – по-хейдеронски ругнулась Виола.

– Что-что? – переспросил Манчини.

– Вас же была там чертова уйма вооруженных мужиков! Неужели вы бы не справились с каким-то медведем?

– Нас было всего пятеро. – Манчини спесиво наморщил крючковатый нос. – И ехали мы на переговоры, а не на охоту.

– Вот Бьорн почему-то не побоялся в одиночку пойти на этого зверя. А вы просто жалкий трус!

– Бьорн? Уж не так ли зовут того дикаря, что вас обрюхатил?

– Не ваше собачье дело!

– Хватит! – с неожиданной злобой рявкнул Манчини. – Прикуси язык, женщина! Теперь ты моя жена и должна меня уважать!

– Так было бы за что, – фыркнула Виола.

Манчини откинулся на сиденье и засунул большие пальцы под кожаный ремень, подпоясывающий его камзол.

– Муж жене хозяин и бог, – с угрозой в голосе процедил он. – Я научу тебя уму-разуму, маленькая потаскуха.

– Только попробуй!

Неизвестно, как далеко бы зашел этот разговор, но в следующий момент карета остановилась. Лакей отворил дверцу. Манчини спустился и подал Виоле руку.

Она проигнорировала его жест и, подхватив измятые шелковые юбки, ступила в жидкую грязь.

«Туфли безнадежно испорчены», – мельком подумала она, но этот пустяк совершенно ее не взволновал. К чему горевать о туфлях, когда безнадежно испорчена вся жизнь?

Они вошли в замок. В большом зале все было готово к пиру. Отблеск свечей в серебряной посуде, мелодичное звучание лютни, изысканные яства на дубовом столе… В памяти неожиданно возник другой пир. Тот самый, с которого все и началось, когда Бьорн похитил ее… На глаза навернулись слезы.

Новоиспеченную супружескую пару усадили во главе стола, и гости принялись шумно поздравлять их, один за другим поднимая бокалы за здоровье молодых. Виола не стала пить. Во-первых, у нее и без того кружилась голова, а во-вторых, она слыхала, что спиртное дурно сказывается на потомстве. Не то, что бы она пеклась о здоровье сигизмундова отпрыска, но и произвести на свет урода тоже бы не хотелось.

Когда окружающие изрядно захмелели, с места поднялся отец.

– Дорогие гости! – торжественно произнес он. – Хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли поздравить мою возлюбленную дочь в самый прекрасный момент ее жизни.

«Самый прекрасный момент моей жизни я провела на туше убитого медведя», – подумала Виола, угрюмо ковыряя вилкой перепелиный паштет.

– Они такая чудесная пара! – слащаво прощебетала баронесса Пердутти.

Уф! Виола терпеть не могла эту напыщенную лицемерку.

– Уверена, господь пошлет им множество славных детишек, – фальшиво проворковала маркиза Серпенте – еще более противная особа, чем баронесса Пердутти.

– Да будет ваш брак долгим и счастливым! – выкрикнул кто-то из дальнего конца зала.

– Так поднимем же за это бокалы! – призвал всех отец.

Он выпил до дна, и гости последовали его примеру.

– А теперь, – продолжил граф, вновь усаживаясь за стол, – думаю, нашим молодым уже не терпится стать мужем и женой по-настоящему.

«О чем это он? – нахмурилась Виола, а в следующий момент до нее дошел смысл сказанного. Ее словно окатило ледяной водой. – Боже, нет! Только не это!»

– Его сиятельство абсолютно правы, – подтвердил господин Папагалло – распорядитель придворных церемоний. – Брак не может считаться окончательно свершенным, покуда муж и жена не взойдут на брачное ложе.

– Да! Да! – загалдели подвыпившие гости. – Эй, Манчини, хватит обжираться! Пора бы уже и помять супружескую постель!

– Вспаши ее поле как следует, да поглубже!

– Сделай с ней чудовище о двух спинах!

– Засади ей в ножны свой меч по самую рукоять!

– Даже и не думай! – сквозь зубы прошипела Виола, но ее слова потонули в возбужденном гомоне.

Манчини нацепил на свою крысиную морду самую елейную улыбку и поднялся с места. Схватив Виолу под руку, он заставил встать и ее.

– Извольте пойти со мной, дорогая супруга, – шепнул он ей на ухо и вытащил ее из-за стола.

– Дорогие молодожены, прошу следовать за мной, – господин Папагалло взял канделябр и направился к выходу.

Манчини поволок Виолу за собой, а гости провожали их непристойными выкриками и рукоплесканием.

Распорядитель церемоний, отец и еще несколько приближенных сопроводили супругов в спальню, где им предстояло провести первую брачную ночь. В камине метались языки пламени, бросая зловещие блики на потемневшие каменные стены.

Почти все пространство комнаты занимала широкая кровать с пурпурным бархатным балдахином. По обе стороны от нее стояли тумбочки, на которых поблескивали серебряные подсвечники.

Эта спальня предназначалась для важных гостей, и Виола почти никогда в нее не заглядывала. И вот теперь она здесь, уже как гостья в собственном доме. Но хуже всего то, что ей снова придется спать с мужчиной против своей воли.

В комнату вошла камеристка Джоанна.

– Позвольте, миледи.

– Что? – Виола с непониманием уставилась на нее.

– Я должна снять ваше платье.

– Как?! И вся толпа будет на это пялиться? – Виола ошарашено обвела глазами выстроившихся полукругом дворян.

– Не волнуйтесь, миледи, – поспешил успокоить ее распорядитель. – Рубахи останутся на вас. Свидетели только удостоверятся, что вы с супругом легли в постель, а потом все выйдут за дверь, и будут ждать там.

– Ждать чего?

– Кхе-кхе. Доказательства того, что таинство брака свершилось.

– Проклятье! – пробурчала Виола себе под нос. – Чтоб вас черти разодрали.

Она увидела, что слуги уже помогли раздеться новоявленному супругу. Ей ничего не оставалось делать, как позволить камеристке стянуть с себя платье и вынуть шпильки из волос.

Когда она оказалась в одной рубахе, глазенки Манчини сально заблестели, а граф кивнул распорядителю.

– Прошу! – Тот откинул краешек одеяла, и Виола юркнула в постель, чтобы поскорее спрятаться от чужих глаз.

С другой стороны улегся Манчини.

– Господь, да благослови этот брак! – пробормотал распорядитель, и придворные вышли.

Едва за ними захлопнулась дверь, Виола тут же вскочила с кровати.

– Эй, ты куда? – Манчини протянул к ней руку. – А как же супружеский долг?

– Даже и не думай! – прошипела она, обувая измазанные засохшей грязью туфли.

Манчини встал с постели, подошел к Виоле и грубо схватил ее за плечо.

– Ты моя жена и будешь делать, что я велю! – Он с силой швырнул ее на кровать. – Я желаю с тобой возлечь!

– Пошел к черту! – Виола пихнула его ногами в живот.

– Ай! Сука! – Он схватился за ушибленное брюхо. – Ну погоди, тварь!..

Он размахнулся, чтобы дать ей оплеуху, но тут в дверь постучали.

– Простите, ваша милость, у вас там все хорошо? – снаружи послышался приглушенный голос распорядителя.

– Да-да, все прекрасно, – с наигранной веселостью ответил новоявленный барон, а затем снова повернулся к Виоле. – Ладно, женушка, я не тороплюсь.

С этими словами он подошел к каминной полке, взял с нее бутылку и наполнил бокал.

– Твое здоровье, любезная супруга, – он отсалютовал Виоле кубком и выпил.

Она сидела на кровати, забившись в угол как загнанный зверь. Руки сводило от напряжения, сердце часто-часто колотилось в груди. Глядя на сутулую спину Манчини, на его узкие плечи и редеющие волосы, она твердо решила отбиваться до последнего. Лучше сдохнуть, чем позволить этой скользкой жабе дотронуться до себя.

Какое то время Манчини безмолвно пялился на огонь, поигрывая бокалом в руке, затем снова наполнил его, выпил и поставил на каминную полку.

Он подошел к кровати, но вместо того, чтобы лечь, выдвинул ящичек тумбы и что-то оттуда достал.

– Подвинься, дорогая, – попросил он.

Виола с недоумением пересела на самый краешек. В руках «супруга» она увидела стеклянный флакончик, наполненный темной жидкостью. Манчини откинул одеяло, вытащил из пузырька пробку и капнул на простыню пару капель.

По белому льну расплылись алые пятна. Кровь! Так вот что подразумевалось под «доказательством свершившегося таинства» – подтверждение того, что новобрачная – девственница. Наверняка это часть сделки между новоиспеченным бароном и ее отцом.

Манчини сдернул с кровати запачканную простыню.

– Накройся одеялом! – велел он Виоле, и когда она послушалась, подошел к двери.

Створки распахнулись, и спальня снова наполнилась людьми. Барон развернул перед ними окровавленную простыню. Придворные одобрительно загудели, даже отец удостоил Виолу снисходительным взглядом.

«Наверняка гордится, как ловко он все провернул!» – подумала она, до подбородка натянув на себя одеяло.

Уши и щеки горели от стыда. Наверняка так и должна себя чувствовать добродетельная невеста, после того как в ее целомудренном лоне впервые побывал мужской «инструмент».

К счастью, свидетели недолго глазели на «любящую» чету. Распорядитель поздравил супругов со «свершившимся браком», затем с гордостью взял за уголки запятнанную «кровью девственницы» простыню и отправился восвояси. Остальные, пожелав молодоженам долгой семейной жизни и кучу детишек, последовали за ним.

Когда за посетителями захлопнулась дверь, Манчини запер ее на ключ.

– И чья же это кровь? – поинтересовалась Виола.

– Ваша, – желтозубо улыбнулся барон.

– Не паясничайте!

– Почем я знаю? Все подготовил ваш папаша. Думаю, наше маленькое представление пришлось ему по душе.

– Прекрасно. А теперь оставьте меня в покое.

– И не подумаю, дорогая женушка. – Манчини плотоядно облизнулся. – Теперь, когда никто нам не помешает, я намерен заняться вами вплотную.

Что за кретин! Виола с досадой закатила глаза.

– Послушайте, – она попыталась достучаться до его разума, – вы получили поместье, деньги, титул, что там еще? Вы вольны делать все, что вам заблагорассудится. Мне все равно, даже если вы переспите хоть со всем графством, но не рассчитывайте, что я буду делить с вами постель.

Манчини присел на кровать и склонился над Виолой.

– Что мне титулы и поместья? – хрипло заговорил он. – Я всегда мечтал обладать тобой, Виола. Ты была такой красивой, такой недоступной, всегда витала в облаках. Я смотрел на тебя и облизывался как жалкий пес на кусок мяса, а ты даже не замечала меня, я был для тебя пустым местом. Но бог услышал мои молитвы – теперь ты моя, и я буду делать с тобой все что захочу!

Его глаза горели безумием, лоб заблестел от испарины. Виола похолодела. Он сумасшедший! Она откатилась на край постели и попыталась вскочить на ноги, но Манчини поймал ее за руку и снова швырнул на кровать.

– Отпусти, урод! – заверещала она. – На помо…

Одной рукой он схватил ее за горло, а другой зажал ей рот.

– Тихо, женушка! Визжать ты будешь, когда я тебя оседлаю. Побереги силы, они тебе еще понадобятся. У нас впереди дли-инная ночь. Я буду засаживать тебе так долго и глубоко, что твое отродье выскочит из твоего брюха, и я тут же заделаю тебе своего.

Нет! Виола принялась извиваться и брыкаться, отчаянно пытаясь сбросить Манчини с себя, но его жилистое тело крепко вдавило ее в перину. Он дернул ворот ее рубахи, разрывая до пояса. В последнее время грудь стала жутко чувствительной, и когда барон грубо стиснул ее, Виола вскрикнула от боли.

– Ну вот, ты уже подо мной стонешь, – самодовольно пропыхтел он, и впился губами в ее сосок.

Боль стала невыносимой. Виола попыталась отпихнуть от себя насильника, но ничего не вышло. Он навалился на нее всем своим весом, просунул ладонь ей между ног и попытался впихнуть вовнутрь сразу несколько пальцев.