Текст книги "Трудности воспитания (СИ)"

Автор книги: Ms.Aria

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Дефектные или повреждённые детали либо чинят, либо выбрасывают и заменяют другими. Яшма предпочитает второй вариант, потому что знает, какова цена ошибки на поле боя, но периодически замечает провинившиеся самоцветы на более мелких работах. Позже она выясняет, что таким образом Голубой Алмаз даёт подчинённым шанс исправиться, если они того заслуживают. Яшма глубоко уважает это решение, пусть внутренне с ним и не согласна.

В первую пару столетий после своего появления на свет Розовая справедливо полагала, что Жёлтая гораздо круче Голубой: у неё и колоний больше, и в битвах она участвует, и войсками командует, ещё и разработками всякими занимается – это же невероятно! На её фоне Голубая смотрелась немного блёкло; в её обязанности входила скучная рутина: назначение наставников едва появившимся самоцветам, разрешение конфликтов, составление программы на знаменательные дни Родного мира – иными словами, множество всяких мелочей внутри их великой империи, что для Розовой было малоинтересно.

Один раз мелкая даже не сдержалась и тихо прошептала о своей ужасной маленькой тайне Голубой, но та не обиделась и не разозлилась, а всего лишь посмеялась. А затем с улыбкой поделилась этим с Жёлтой.

Розовая осознала свою ошибку довольно быстро, поспешно сделала правильные выводы, и это было заметно сразу. Потому что вместо того, чтобы ходить со своими эгоистичными пожеланиями к Жёлтой, как она делала это ранее, она стала обращаться исключительно к Голубой.

Жёлтая вспомнила это неспроста. Сейчас Голубая стояла над ней и смотрела своими выразительными большими глазами, которым она не умеет отказывать от слова «совсем».

Разумеется, она осознаёт, что это манипуляция. Наглая, бесповоротная, но при этом ненавязчивая и лёгкая – в этом Голубая специалист, она прекрасно знает, как найти подход к каждому самоцвету, а уж к Жёлтой и подавно.

– Не-е-ет, – безнадёжно стонет та, заранее предвидя своё поражение. – Тридцать Топазов – слишком много для такой… незначительной задачи! Аквамарины сами справятся с поимкой людей для Зоопарка, это ведь несложно.

– Пожалуйста… – Голубая говорит всего лишь одно слово, и Жёлтая опять стонет. Тридцать Топазов! Тридцать – и для чего?!

– Сдалось оно тебе… – бурчит Алмаз, копаясь в панели управления. – Что оно нам даст вообще? Неужели там осталось так мало людей?

Голубая скромно присаживается на подлокотник кресла, в котором та сидит, и начинает миролюбиво перебирать пряди её волос.

– Тридцать Топазов… – продолжает беззлобно возмущаться Жёлтая, и на экране уже видно, как она отсылает необходимые распоряжения. – Я могла бы…

– Спасибо, – Голубая целует её в макушку, ласково проводит пальцами за ухом, отчего сестра буквально млеет.

Много тысяч лет назад Розовая сделала правильные выводы: в одиночку от Жёлтой она ничего не добьётся, а вот если рядом будет Голубая…

====== Часть 16 ======

– Ты не устала? – участливо интересуется Голубая, ловко заплетая тонкую косичку из чужих длинных волос. Жёлтая отмахивается, продолжая копаться в файлах и стараясь сидеть ровно.

– Точно? Я так неожиданно навязалась, вдруг…

– Голубая, поддерживать такую длину волос для меня не проблема, а если тебя это успокаивает – тем более.

Голубая улыбается, принимая из рук Жемчужин большую шпильку.

– Ты возишься со мной, как с маленькой, – произносит она с упрёком. – Или дефектной.

– Не надумывай то, чего нет, милая, – бормочет Жёлтая, едва не мурлыча от того, как нежно та возится с её волосами. – Мне это ничего не стоит.

– Они у тебя такие непослушные… прямо как ты, – прыскает Голубая со смеху.

– Всё, что вы скажете, миледи, будет использовано против вас, – нравоучительно говорит Жёлтая, продолжая сидеть смирно.

– Да-да, дорогая.

– Я серьёзно.

– Мне страшно даже вообразить, какое наказание ты мне придумаешь…

Нового ухажёра Розы зовут Грэг. Жемчужине вовсе не обязательно запоминать их имена, но почему-то именно Грэг прочно отпечатывается в её памяти, заставляя её презрительно фыркать: в этом нет никакого смысла, этот паренёк не удержит на себе внимание Розы даже на пару месяцев.

Никто не может быть ближе к Розе, чем Жемчуг. Никто не может быть ближе к Алмазу, чем его Жемчужина.

Она делает даже ставку сама с собой: неделя или две? может, три?

Гранат говорит что-то о новом искажённом самоцвете и его вероятном местоположении, зовёт с собой Жемчуг и Розу. Первая соглашается сразу, а вот Роза складывает ладони перед собой и извиняется:

– Обещала Грэгу погулять сегодня. Вы справитесь без меня?

– Конечно, – пожимает плечами Гранат и идёт за Аметист.

Ухажёра Розы по-прежнему зовут Грэг. Прошло уже две недели, а он до сих пор держится. Мысленно Жемчуг даже хвалит его.

Раньше Грэг приходил к ним редко, гораздо чаще Роза уходила к нему. Сейчас они любят сидеть на берегу и подолгу болтать: Роза заливисто хохочет, Грэг рассеянно потирает затылок и смеётся вместе с ней. Иногда он играет на гитаре, а она ему подпевает. Иногда она танцует, а он любуется этим танцем. Жемчуг тоже любуется, но издалека. Это ненадолго, как успокаивает она сама себя.

Столь несовершенные создания, как люди, не сравнятся с самоцветами.

Грэг приходит к ним всё чаще, а ведь прошёл уже месяц. Месяц – это много для людей, невольно присвистывает Жемчуг. Конечно, в сравнении с вечностью самоцветов месяц – лишь песчинка на этом бескрайнем берегу.

В редкие минуты абсолютного уединения Жемчуг гордится собой: успех восстания в немалой степени и её заслуга, хотя больше её будоражит мысль о том, что она, хрупкая маленькая Жемчужина, делит вечность на отдалённой планете со своим Алмазом, в то время как другие Алмазы и не подозревают об этом. Хрупкая маленькая Жемчужина обошла Алмазов, похитила их сестру… иронично и смешно.

Теперь хрупкая маленькая Жемчужина дороже Розовому Алмазу, чем все остальные вместе взятые, поэтому её не волнует какой-то человек по имени Грэг.

Человек по имени Грэг приходит к ним спустя два месяца, продолжает играть для Розы, кокетничает и всё так же веселит её, заставляя Жемчужину недовольно хмуриться. Она с удивлением замечает, как спокойно к нему относится Гранат и как равнодушна Аметист, хотя раньше и они его не жаловали.

Грэг даже уговаривает их записать совместное видео, в чём его полностью поддерживает Роза. Никто не возражает: Гранат достаёт свою клавитару, Аметист приносит барабаны, и первые репетиции проходят как по маслу. Одной Жемчуг всё это крайне не нравится. Злобный внутренний голосок подсказывает ей избавиться от этого человека как можно скорее, но у неё есть идея получше.

Нужно просто поставить его на место. Показать, кем он на самом деле является и кем никогда не будет.

И Жемчуг показывает в лучшей своей манере: она умеет грациозно, красиво танцевать; она умеет делать всё, что нужно уметь делать Жемчужине; она умеет даже больше – она умеет сливаться, а это уже очень много значит для самоцветов. Самодовольство её бьёт через край, выливается потоком желчных слов:

– Ты просто временный, ты же знаешь, да?

Грэг тяжело вздыхает.

– Нет, не знаю, Жемчуг.

– Конечно, не знаешь, – продолжает глумиться Жемчужина, не в силах остановиться. – Ты ничего не знаешь о Розе.

– Но я знаю, что она любит меня!

– Послушай, мистер Юнивёрс. Роза находит тебя очаровательным, потому что ты человек. Вот и всё. В лучшем случае ты для неё просто новинка.

– Откуда в тебе столько уверенности?

«Даже не знаю, – думает она злобно. – Наверно, потому что до тебя я отбила её у Алмазов».

– Люди не умеют сливаться, – беззаботно произносит она и начинает плавно двигаться в танце. – Так могут только самоцветы. Жаль, но ты – не самоцвет.

– Да ладно?! А пробовал ли хоть один человек слиться с самоцветом?!

Жемчуг резко останавливается.

– Н-нет…

– Тогда я попробую, – воодушевлённо улыбается Грэг. Жемчужина презрительно фыркает в ответ, но не находит аргументов против. Она действительно не знает, может ли человек слиться с самоцветом, но отчего-то уверена, что нет.

Люди не могут слиться с самоцветами. Грэг только что доказал это наглядно, но они с Розой продолжают танцевать и смеяться, и этот смех такой искренний, такой весёлый. Они продолжают говорить, практически не замолкая, хотя у них ничего не получилось и оба поняли – они совершенно разные. Жемчуг шокированно смотрит на счастливую Розу и не менее счастливого Грэга, на то, как они стараются заново узнать друг друга, и ничего не понимает.

Она не понимает, почему в уголках глаз собираются слёзы, почему у неё такое ощущение, словно что-то утекает сквозь её пальцы.

Что-то очень важное. Что-то, что она уже не сможет вернуть.

Время приносит успокоение, дарит спасительное забытьё.

Для Жёлтой не становится сюрпризом донос разведки о том, что корабль Голубого Алмаза движется к Земле, – напротив, эта весть как-то… успокаивает. Голубая не в силах забыть Розовую, игнорировать воспоминания о ней, в отличие от Жёлтой, и это так похоже на неё, так отлично показывает её характер, что на душе становится теплее.

Ещё немного, успокаивает себя Жёлтая, и одно наследие Розовой будет уничтожено. Шаг за шагом она сотрёт её существование со страниц истории, создаст хотя бы иллюзию их былого счастья, когда всё было прекрасно: когда были лишь она, Голубая и Белая. Когда Розовой и в планах не было. Она сможет обратить взор сестры в будущее, забрать её из лап прошлого, и всё будет снова хорошо.

Она знает абсолютно всё, что произошло здесь почти шесть тысяч лет назад. Она самолично приказала расколоть все самоцветы, которые допустили подобное, пустила в расход практически всю свиту Розовой, перед этим выбив из каждого всё, что он знал о преступлении, всё, что он успел увидеть. Наказания никогда не приносили ей успокоения, не дарили покой – лишь усмиряли злость, помогали выплеснуть ярость.

Голубая знает, что здесь произошло, так, словно сама присутствовала в момент гибели сестры, но единственное, чего она не понимает, – как вся чёртова свита Розовой не заметила присутствия среди них Розового Кварца? Как все они проморгали главу восстания, которая была практически под самым носом?!

Раскол – самое невинное наказание, которое избрала Голубая за такой проступок. Жёлтая прекрасно знает, что та умеет делать намного, намного хуже, если захочет. Она умеет давить, выпытывать правду всеми возможными путями; она может заставить самоцветы умолять об уничтожении, а затем направит на исправительные работы, вынудит преступника жить дальше и сожалеть о содеянном долго, очень долго.

Но это не поможет Голубой. Никогда не помогало. Страдания свиты Розовой не вернут сестру, и всё, что сейчас остаётся, – это смириться с её гибелью.

Роза проводит с Грэгом куда больше времени, практически не участвует в вылазках Кристальных самоцветов, заставляя Жемчужину кусать губы от бессилия. Она пытается говорить с ней – бесполезно. Она пытается спорить, но как Жемчужина может спорить со своим Алмазом? Жемчуг готова кричать и умолять, но знает, что это не поможет. Роза счастлива, но счастлива не с ней – опять, снова.

Отчаяние растёт в груди в геометрической прогрессии, достигает своего пика в момент, когда Роза радостно сообщает о том, что собирается попробовать завести ребёнка. Жемчуг не знает, как реагировать на это заявление. Она не знает, реально ли это, однако Роза выглядит воодушевлённой и говорит, что у неё есть пара идей на этот счёт.

Жемчуг не помнит, как оказывается перед кораблём Розового Алмаза, улучив момент, когда Гранат слишком занята, а Аметист весело болтает с Грэгом и Розой. Она смотрит на корабль и не понимает, зачем пришла сюда, – она же клялась никогда не возвращаться к прежней жизни.

Есть пара способов связаться с Алмазами – коммуникатор на Лунной базе и панель управления на корабле Розовой. Всего пара кликов, одна фраза, и Жемчуг уверена: Голубая и Жёлтая бросят абсолютно все свои дела и бросятся к Земле. Всего пара кликов, одна фраза…

…простое желание сделать всё Грэгу назло.

Жемчуг не уверена, ждёт ли её раскол, или Голубая смилуется, бесконечно обрадовавшись возвращению Розовой, да и плевать она хотела на такую мелочь. Она смотрит в небо, чуть зажмурившись от яркого солнечного света, и ненавидит себя за бесполезность. Она забрала Розовую у других Алмазов, а простой человек, в свою очередь, забрал Розу у неё. Иронично и смешно.

Хрупкая маленькая Жемчужина навсегда останется хрупкой маленькой Жемчужиной в глазах своего Алмаза – незаметным интерьером, вечным помощником, но не более. Она стирает с щёк слёзы, всхлипывает и садится на горячий песок.

Если её Алмаз будет счастлива без неё – так тому и быть. Жемчужина знает, как сильно её возненавидит Розовая, если она сейчас свяжется с другими Алмазами, как будет проклинать её, и это кажется ей самым страшным проклятьем, невыносимым наказанием, которого она не выдержит.

Роза не врёт, когда говорит Грэгу, что ни за что не вернулась бы в Родной мир. Она взаправду не желает возвращаться обратно, но в глубине души всё равно скучает – пусть и не по дому, но по любимым сёстрам.

Появится ли в её отсутствие новый Алмаз? Как скоро забудут её Жёлтая и Голубая?

Задумываться о том, как они поживают без неё, тяжело; Розовая старается думать об этом как можно реже. Её любовь к Грэгу занимает в последнее время все мысли, забивает голову; эта любовь абсолютно иная, не такая, как любовь к сёстрам или к Кристальным самоцветам, – она пьянит и мешает связно думать, толкает на безумные поступки. Как, например, рождение ребёнка.

Органическая жизнь полна разнообразия. Долговечность её заключается не в бессмертии отдельных особей, а в бесконечном цикле жизни и смерти, смене поколений, и одна мысль о том, что Розовая сможет привнести во Вселенную нечто уникальное, особенное, своё…

Она сможет по-настоящему создать новую жизнь, не забирая чужую.

====== Часть 17 ======

Жёлтая появилась первой. Их разница в возрасте с Голубой составляет всего сотню лет – самая малость, ничтожная сотня, однако Жёлтая справедливо ощущала себя старшей и чувствовала ответственность за более младшую сестру. Тогда они были ниже, чем сейчас, но ненамного, да и внешне их физическая форма слегка изменилась с тех времён.

Голубая была более робкая и неуверенная, Жёлтая – чересчур самоуверенная и вспыльчивая, и постепенно эти черты их характеров сгладились, стали практически незаметны. Они делали много ошибок, покрывали друг друга перед Белой, хвастались успехами, жаловались на неудачи; Жёлтая помнит, как крепко сжимала ладони Голубой, когда та тихо признавалась в том, что ненавидит раскалывать самоцветы.

– Их ошибки в будущем могут привести к уничтожению других самоцветов, – успокаивала она сестру. – Будет только хуже, если ты начнёшь жалеть виновных.

Голубая лишь шмыгала носом и бормотала, что всё понимает.

Многочисленность колоний Белой сильно впечатляла Жёлтую, вдохновляла быть всё лучше и лучше. Она посвящала учёбе огромное количество времени, психовала, когда Белая говорила, что этого недостаточно, позорно плакала в углу своей комнаты, когда неудач было слишком много. Всего один раз она забыла закрыть дверь, и именно в тот раз к ней зашла Голубая.

Но она ничего не сказала – всего лишь присела рядом, робко обняла сестру и начала утешительно гладить по голове.

Жёлтой не нужна жалость – прямо так она и хотела сказать, но не смогла. Прижимаясь к Голубой и плача, как глупый слабый самоцвет, она чувствовала, что становится легче, гораздо легче. Та не произнесла ни слова, пока она не успокоилась полностью, а затем поцеловала сестру в макушку и предложила погулять и развеяться.

– Ты слишком много работаешь, дорогая, – фраза, которую Жёлтая слышит и по сей день, но ничего с собой поделать не может. Ответственность за младших сестёр лежит на ней многие тысячи лет, даже притом, что этой ответственности от неё никто не требует.

Жемчуг по-прежнему наблюдает за Грэгом и Розой издалека, за что ловит молчаливый упрёк от Аметист, которая также обделена вниманием старшей подруги, но слишком горда, чтобы навязываться.

Однако присмотр за Розой – давняя привычка Жемчуг, одна из тех немногих, от которых она не избавилась со времён принадлежности Родному миру. Времён, когда Белый Алмаз строго-настрого наказала ей следить за младшим Алмазом, оберегать от ошибок; когда Жёлтая закатывала глаза на проделки Розовой и большинство поручений отсылала напрямую её Жемчужине; когда Голубая смотрела с опаской на отношения своей сестры с прислужницей, словно чуя неладное.

«Сколько судеб изменило одно желание Алмаза…» – думает Жемчуг с горькой усмешкой на лице. Какое чудо – невиданную ранее свободу! – сумела подарить им Розовая. Какое чудо она собирается явить этому миру сейчас…

Месяц – очень ничтожный срок по меркам самоцветов, но конкретно эти девять месяцев растягиваются в вечность. Жемчуг прочла всевозможные материалы о рождении человеческих детей и всё равно боится: откуда ей знать, как всё пройдёт в случае с Розой? Но она должна быть рядом, просто на всякий случай, если вдруг что-то пойдёт не так…

Никто не может быть ближе к Розе, чем она.

Глаза всё равно выдают Жемчуг с головой: она паникует, безумно боится, когда Роза хватает её за руку и уводит в специально подготовленную комнату.

– П-почему бы не позвать Гранат? Она же тоже!.. – пытается как-то отбрыкаться Жемчужина, но та смотрит с мольбой.

– Только ты… – произносит она ослабленным голосом. – Я верю тебе больше всех…

«Почему у тебя такой вид, словно ты умираешь?» – паникует Жемчуг ещё сильнее.

– Просто… побудь рядом.

– Не говори это так, словно ты прощаешься, – она сжимает кулаки, на что Роза лишь вымученно улыбается.

– Послушай, Жемчуг…

– О, нет… нет-нет-нет…

– Мне уже тяжело держать свою форму…

– Ты знала это с самого начала, ведь так? Зачем тогда решилась?!

– Не с самого начала, – тихо смеётся Роза. – Всего пару месяцев назад поняла…

Жемчуг боится даже касаться её, словно одно касание – и Роза исчезнет, растворится навсегда и навеки.

– Это был глупый эксперимент, его пора прекратить!

Роза качает головой в знак отрицания и гладит себя по животу.

– Он будет жить…

– Но должна жить ты!!!

– Пожалуйста, присмотри за этим ребёнком…

– Почему ты всегда делаешь только то, что ты хочешь?! – кричит Жемчуг уже в пустоту. Яркий сияющий свет ослепляет её, но она упорно пытается что-то рассмотреть.

Постепенно свет меркнет. Детский плач практически оглушает своей неожиданностью.

– Ты заработала право на собственную Жемчужину, – столь значимую новость Жёлтый Алмаз сообщает Яшме лично. – Твои заслуги отметили абсолютно все твои командиры, а также я сама.

За свою жизнь Яшма видела много Жемчужин: трёх, принадлежавших самим Алмазам, с десяток тех, кто принадлежал её командирам, ещё двадцать – мельком, когда высокопоставленные самоцветы проходили мимо, а маленькие помощницы следовали за ними на почтительном расстоянии. Право на получение Жемчужины сугубо добровольное: хочешь – пользуйся, не хочешь – никто не заставляет.

Жемчужины появляются всего на нескольких планетах Родного мира, в специально отведённых для этого Детских садах. Их не нужно много, потому что личная Жемчуг – это прежде всего либо заслуга за верную долгую службу, за выдающиеся достижения, либо же они присваиваются по праву рождения, если самоцвет редок и полезен сам по себе.

Яшме не нужна Жемчужина. Ей льстит то, что она дослужилась до такой чести, но лишней мороки на свою голову не хочется. Она сразу говорит об этом Алмазу.

– Ты можешь передумать в любой момент, – понимающе кивает правительница. Её бойкая Жемчужина смотрит на Яшму менее понимающе. Той, впрочем, всё равно.

Как воспитывать человеческих детей?

Жемчуг следует абсолютно всем инструкциям, описанным в книгах, но такое ощущение, что авторы этих книг специально описывали ровно противоположные методики. И пока она пытается найти общий язык с маленьким мальчиком, с ним совершенно спокойно общается Грэг, Аметист втайне подбрасывает его к самому потолку под заливистый детский смех, а Гранат умеет находить слова, чтобы он не буянил.

Не получается только у одной Жемчуг. Словно весь мир сговорился против неё.

Она чувствует, как потихоньку сходит с ума: от тоски по Розе, от невыносимого чувства одиночества, которое пришло вместе с её уходом, от того, что вместо Розы теперь это… это… несносное маленькое органическое создание. Самое обидное, что никто не удивился подобному исходу.

– Я предвидела, что так будет, – изрекла Гранат.

– Это решение Розы, – сказала Аметист таким тоном, словно это очевидно.

– Она всё рассказала мне, – признался Грэг.

«Это должна была быть я! – хочется отчаянно выкрикнуть Жемчуг. – Я её Жемчужина! Почему я узнала всё в последний момент?!»

Она запирается в своей комнате, потому что это становится невыносимо. Ненависть к людям разрывает изнутри: если бы не люди, если бы не Грэг… Розе не пришла бы в голову такая дурацкая мысль, как рождение ребёнка.

«Ты просто неудачница, Жемчуг», – горько смеётся она про себя. Через столько пройти бок о бок с Розой и вот так глупо потерять её… весь Родной мир посмеялся бы.

Гранат едва удаётся вытащить её из комнаты на очередную миссию по поимке повреждённых самоцветов, потому что:

– Жемчуг, нельзя же вечно сидеть в этой комнате.

«Можно», – хочется ответить Жемчуг, но она молчит. На миссию их провожает любопытный детский взгляд.

Стивен растёт буквально на глазах, Жемчуг просто не успевает следить за его ростом. Гранат то и дело намекает, что её участие в воспитании также необходимо, но она чувствует, что без опоры вот-вот потеряет равновесие, – если уже его не потеряла. Этот мальчик – не Роза и никогда ею не будет, а Жемчужине жизненно необходима именно Роза. Жизненно необходима твёрдая опора.

Гранат не принимает никаких возражений, поручая Жемчуг обучение Стивена, хотя бы самое начальное. На вопрос, почему именно ей, отвечает:

– Потому что ты лучше всех подходишь на роль учителя.

Она ни разу не учитель, ни разу не наставник, но эта ложь, навязываемая самой себе, как-то отходит на второй план.

«Следи за Розовым Алмазом и не позволяй ей совершать глупости», – сказала Белая маленькой Жемчужине много тысяч лет назад. Следить за Стивеном оказывается… не так уж и сложно. Не сложнее, чем аккуратно оберегать Розовую от ошибок.

Постепенно Жемчуг втягивается в обучение, вживается в роль учителя, что выходит у неё и впрямь хорошо: она не только объясняет мальчику арифметику, но и приучает к порядку, дисциплине. Новая роль нравится ей всё больше и больше, а улыбка Стивена так сильно напоминает улыбку Розы, что иногда Жемчуг забывается, но быстро берёт себя в руки.

– Пожалуйста, присмотри за этим ребёнком…

Стивен – не Роза и никогда ею не будет, но каким-то образом у Жемчуг получается видеть в нём опору и смысл жизни. Этот мальчик такой же беззаботный, такой же беспечный, как его мать. Он такой же дружелюбный, такой же добрый; он такой же и одновременно очень другой.

– Мама очень красивая… – говорит однажды маленький Стивен, глядя на портрет Розы, тычет в него пальцем и спрашивает у Жемчуг: – Какой она была?

Гранат ощутимо напрягается, когда слышит опасный вопрос, но Жемчужина мягко улыбается и отвечает:

– Чудесной. Она была чудесной…

Мальчика этот ответ вполне устраивает.

– Опять ты льёшь слёзы, дорогая…

– Прости, – вымученно улыбается Голубая, стирая влагу со своих щёк. – Просто случайно вспомнила… это неважно.

Важно – потому что Жёлтой всегда важны её слёзы, потому что она всегда ценит мимолётный проблеск улыбки на лице сестры. А плачет она сейчас, поскольку опять летала на Землю, прочитав, скорее всего, отчёты о состоянии Кластера, который должен вскоре пробудиться.

Жёлтая привычно притягивает к себе Голубую, обнимает, позволяя ей уткнуться носом в своё плечо.

– Скоро всё будет кончено, – обещает она, отчего Голубая всхлипывает и возражает:

– Не всё.

«Всё», – словно висит в воздухе одно слово, которое Жёлтая не произносит вслух.

====== Часть 18 ======

Телепорт сломан. Что ж, этого следовало ожидать. Перидот не до конца понимает, как и кем, но отправляет к Земле дополнительных робоноидов для починки и возвращается к своей основной работе.

Однако спустя несколько дней проект «Кластер» становится куда более приоритетной задачей, о чём ей недовольно сообщает начальница – та самая Перидот Первой эры.

– Постарайся не сильно облажаться, – пренебрежительно фыркает она.

«Не облажаюсь», – думает Перидот, разворачивая перед собой полупрозрачные экраны и с удовольствием замечая, что робоноиды приступили к починке телепорта.

Она делает заметки в журнале перед телепортацией, соблюдая все правила, затем, оказавшись на Земле и оглядевшись, описывает, что она видит вокруг. Стандартная процедура, которая стала ей родной привычкой.

Какой-то покалеченный робоноид цепляется к её ноге, за что Перидот окидывает его равнодушным взглядом. Всегда легче сделать нового робоноида, чем чинить старого, поэтому она без сожалений наступает на бедолагу и продолжает запись в журнал.

Странный символ, приклеенный к телепорту, Перидот замечает не сразу и тут же корит себя за просчёт. Инструкции предписывают немедленно покинуть опасную зону, которая, вероятно, находится под наблюдением неизвестных самоцветам врагов, доложить обо всём и ждать дальнейших указаний.

«Дура, – ругает сама себя Перидот, оказавшись в Родном мире, и спешит к своему рабочему месту. – Меня ведь могли засечь!..»

Могли – не могли, а отчитаться всё равно стоит. Перидот строчит отчёт максимально быстро, излагая свои наблюдения чётко и ясно, чтобы у Жёлтого Алмаза не возникло никаких дополнительных вопросов, и настраивает дополнительных робоноидов для полёта на Землю.

Работать на месте было бы, конечно, гораздо удобнее, но инструкции предписывают ждать дальнейших указаний и пытаться установить связь издалека. Родной мир не одобряет излишний риск, особенно в последние тысячелетия.

Семнадцать расколов за месяц – это слишком много.

Голубой Алмаз возвышается мрачной тенью над провинившимся самоцветом, пугая бедняжку ещё сильнее. В зале суда слишком темно – лишь откуда-то издалека сияет одинокий тонкий лучик света, позволяя разглядеть очертания гордо сидящего Алмаза.

Подсудимая впервые решается поднять глаза, но по виду правительницы не может сказать, что её ждёт.

В зале суда всегда темно, однако никто не смеет спросить, почему. Ни одного окошка, всегда погашен свет. На судье вечно тёмно-синее одеяние, и каждый преступник ощущает исходящую печаль, не понимая, его ли вина в том, что Алмаз грустна, или на то воля случая.

Изумруд не знает, что сказать в своё оправдание. Из-за неё разбился уже третий корабль, и пауза перед вынесением приговора затягивается. Почему-то хочется плакать, и вместо печали Изумруд ощущает тоску по кому-то потерянному. Она позволяет себе дерзость, без разрешения стирая непроизвольно проступившую слезу.

Голубая Жемчужина продолжает стоять неподвижно, несмотря на стекающие по её щекам слёзы. Может, все подчинённые Голубого Алмаза привыкли к подобному, но Изумруд служит не ей, она служит сиятельному Жёлтому Алмазу, а Жёлтый Алмаз как солнце: она уверенно освещает путь своим самоцветам и указывает дорогу. Когда слушаешь поручения Жёлтого Алмаза, тебя переполняет уверенность в будущем; когда стоишь перед Голубым Алмазом – начинаешь оборачиваться назад, думать о прошлых ошибках.

Окружающая тьма давит, а молчание добивает. Дверь распахивается неожиданно, и краем глаза Изумруд замечает, как вздрогнула Голубая. Непривычный свет ослепляет – в проёме стоит Жёлтая.

Подобно яркому солнцу, она врывается во мрак комнаты, разгоняет темноту, хлопком в ладоши зажигая свет.

– Как здесь темно, – морщится Алмаз. Изумруд смотрит на неё широко распахнутыми глазами.

Голубая, словно растерявшись, приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, пока уверенные шаги Жёлтой рассекают значительное расстояние до её кресла.

– Жёлтая… – выдыхает в конце концов Голубая. – Что ты…

– Сорок четвёртое заседание за этот день, Голубая, – Алмаз берёт сестру за руку, тянет её на себя, отчего та едва не вскрикивает. – Слишком много для тебя, пойдём.

Капюшон слетает с лица, являя миру заплаканные усталые глаза.

– Невиновна, – бросает напоследок Жёлтая, уводя Голубую, – чего бы она там ни натворила.

Жёлтый Алмаз – как ясный солнечный день, думает Изумруд, а Голубой – как безлунная ночь. Её правительницы так прекрасны и так замечательно гармонируют друг с другом, что она даёт себе твёрдое обещание никогда в жизни не подводить их.

«Наконец-то», – фыркает Перидот, когда один из робоноидов шлёт ей сигнал подтверждения. Она сидит без дела, кажется, целую вечность.

– Вся эта техника ужасно устарела, – брюзгливо бормочет она себе под нос, проверяя рабочие инжекторы.

– Ну, не знаю… – вдруг раздаётся из динамиков чужой голос. – По-моему, классные штуки.

Перидот перенаправляет экран, мгновенно прекращая свою работу. Какое-то странное… очевидно, органическое создание.

– Привет, я Стивен!

Перидот хмурится, делает новую запись:

– Очевидно, Детский сад на земле засорён какими-то… Стивенами.

– Эй, если приглядеться, я не такой уж плохой! – весело продолжает незнакомец.

«Не пытается что-то разрушить, видимо, идёт на контакт. Следует получить больше информации», – анализирует сложившуюся ситуацию Перидот и как можно небрежнее спрашивает:

– И сколько ещё Стивенов находится на данном участке?

– Оу, ну… только я.

Вздох получается то ли облегчённым, то ли разочарованным. Конечно, хотелось бы увидеть больше этих Стивенов, чтобы отчёт получился точнее, но пока хватит и одного – мало ли что.

– Хорошая новость… – бурчит Перидот, глядя на свои данные. – Так, скажи мне: каким образом Стивены сместили людей с позиции доминирующего вида?

– О, нет, людей здесь много! Мой папа, Конни, Ларс и Сэйди, почтальон, Лукус… вроде бы… Много людей!

Перидот удовлетворительно кивает, делает дополнительные пометки. У людей появились подвиды? В любом случае, информация ценная, следует сохранить.

– Теперь моя очередь спрашивать. А что ты такое делаешь? – интересуется Стивен.

– Продолжаю то, что мы не закончили, – пожимает плечами Перидот. Конкретно этот Стивен ей уже не нужен – только работе мешать будет, – поэтому от него следует избавиться. Но едва механическая рука замахивается на человека, как её тут же отбрасывает в сторону другой самоцвет.

– С-самоцвет?!

Точно ведь самоцвет, слияние – Перидот видит два камня на его ладонях. Рядом тут же встают ещё два самоцвета: чья-то Жемчужина и Аметист, судя по всему.

– Ещё один?! Но Красное Око не обнаружило самоцветов на этой планете! – паникует Перидот. – Как такое… как вы?..