Текст книги "Трудности воспитания (СИ)"

Автор книги: Ms.Aria

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Две разные ауры переплетаются между собой, и Голубая распахивает глаза от изумления, ощущая её состояние как своё собственное. Они скатятся до мести… как смешно и глупо…

– Прошу тебя, Жёлтая, эта планета принадлежала ей…

– А теперь её оккупировали дефектные самоцветы.

– Мы же не будем… мы не можем, Жёлтая… – Голубая опять всхлипывает.

– Тшш… не беспокойся об этом.

– Я знаю, ты хочешь уничтожить её!

– Посмотри на меня, – она лишь замотала головой. – Посмотри на меня, Голубая!

Под заплаканными глазами залегли тёмные тени, заставляя Жёлтую чувствовать себя ещё более виноватой; она быстро снимает с себя перчатки, гладит сестру по щекам, стирает горячие слёзы и беспорядочно шепчет:

– Мне жаль, что так вышло, но… не отводи взгляд, умоляю… Мы Алмазы, Голубая, и сейчас все самоцветы будут смотреть на нас. Нельзя оставлять Землю без внимания и спускать подобное с рук.

В течение многих тысяч лет они были только вдвоём, не считая отдалённой Белой, которая требовала от Алмазов лишь пользы и результативности. Их нервные косые взгляды в сторону друг друга переросли в короткие разговоры; короткие разговоры – в откровенность; откровенность – в привязанность; привязанность – в то, что они имеют сейчас; то, чему Жёлтая не может дать определения.

Последние семь тысяч лет были наполнены розовой бурей, ворвавшейся в их жизнь слишком внезапно; бурей, что разбавляла их привычные будни неожиданными сюрпризами, вечными криками и капризами; бурей, к которой они обе привязались так же сильно, как и друг к другу.

Но сейчас они снова одни. Розовый цвет, приносивший радость совсем недавно, впивается колючими шипами в их камни.

«Я не могу потерять ещё и тебя…» – слышит Жёлтая отчаянные мысли сестры, которая вцепилась мёртвой хваткой в её плечи, и клянётся ни за что не допустить такой ошибки, потому что потери Голубой она и сама не сумеет выдержать.

У Белой великолепная разведка, а её знания относительно самоцветов безупречны. Расколоть Алмаз каким-то мечом – ну что за глупость, как в это можно поверить? Выходка Розовой, которая послушно вела себя в последнее время, превзошла все ожидания Белой, и препятствовать их маленькой проказнице в её новой игре она не захотела.

Однако, как и в случае с любым проступком, за этим должно было последовать наказание. У каждого действия имеются последствия, уж это Розовая должна уяснить, собирается она возвращаться в Родной мир или нет.

Белая уверена, что она вернётся. Не сейчас, но позже, и Верховная правительница готова подождать. Розовая – самая слабая из Алмазов; неудивительно, что ей захотелось почувствовать себя на пьедестале почёта.

Пусть поиграет. Успокоится. Уяснит, что в несовершенстве невозможно быть счастливой, потому что идеал объединяет в себе всё, – и пресловутое счастье в том числе.

Белая терпелива, она подождёт. И за это время сделает империю ещё более величественной.

Она расколола Алмаз, потому что так было правильно. Она расколола его, чтобы прекратить войну, и все это понимали, но всё равно чувствовали себя немного неуютно. Расколоть сам Алмаз… за такое им самим не избежать раскола в случае проигрыша.

Они – мятежники и предатели, и Родной мир не простит им подобного, но этот поступок показал решимость Кристальных самоцветов. Он показал, что самоцветы способны бороться без своего Алмаза, и даже более того – они способны этот Алмаз уничтожить.

Количество переметнувшихся самоцветов поражало воображение, хотя, казалось бы, они совершили самое тяжкое преступление, какое только можно вообразить.

Гранат с гордостью рассказывает о том, сколько побед они одержали в последнее время и как далеко сумели продвинуться благодаря расколу Розового Алмаза. Роза слушает её с умиротворённой улыбкой на лице, сидя на берегу моря и глядя на горизонт.

Жемчуг смеётся над очередной шуткой Гранат, которую Роза пропускает мимо ушей, поднимая взгляд чуть выше, к вечернему небосводу.

– А потом мы такие: «Бу!», ха-ха, видела бы ты их лица, – активно жестикулирует Гранат. – Они удирали со скоростью света, крича что-то об эвакуации!

– О, да, я помню, Снежинка мне уже рассказывала, – Жемчуг вытирает проступившие от смеха слёзы. – Эм… Роза?

Что-то не так… что-то…

– Гранат… – хмурится Роза и настороженно косится на слияние. – Что ты сейчас сказала?

– Что мы их напугали до мокрых…

– После этого! – уточняет она в панике, поднимаясь с песка и обхватывая Гранат за плечи. – Эвакуация?

– Да, они кричали что-то об эвакуации, что Алмазы приказали срочно покинуть планету. Здорово, правда? – Гранат пытается улыбнуться, но при взгляде на перепуганное лицо Розы выходит очень плохо. – А… а что такое?

– Нам нужно срочно вернуться на ба… – Роза бросает взгляд в небо, замечая яркую вспышку, мелькнувшую за много тысяч километров от них, – базу…

Время. У них уже нет времени.

Розовый щит возникает перед ней в мгновение ока, и в последний момент она успевает притянуть к себе Гранат и Жемчуг.

====== Часть 14 ======

Сотни самоцветов, тысячи осколков.

Роза смотрит на поле, усыпанное сияющими кристаллами, и отчётливо чувствует, как дрожат руки. Она хотела уберечь их. Спасти всех. А в итоге всех погубила.

Она впервые приняла полностью самостоятельное решение и уже крупно облажалась. Так же когда-то давно Жёлтая потеряла в войне множество своих воинов. Чувствовала ли она то же самое? Чувствовала ли она эту пожирающую изнутри вину?

Розовая помнит, что не поняла тогда сестру: ошибки случаются, ничего страшного, но сейчас хотелось не просто понести наказание – хотелось отправиться вслед за теми, кого она подвела. Хотелось расколоть собственный камень, потому что это… это блестящее поле, на котором едва можно было разглядеть землю, теперь будет вечно представать перед глазами каждый раз, когда она будет их закрывать.

Жемчужина выглядит немногим лучше, а Гранат, похоже, держится исключительно благодаря тому, что Сапфир и Рубин нуждались сейчас друг в друге больше всего. Роза бросает свой меч и уходит прочь.

Война окончена, но вовсе не той ценой, которую они были готовы заплатить.

Расколоть можно что угодно. Изничтожить жизнь, влитую в сверкающий камень, и не задуматься; чуть надавить, видя испуганные глаза, полные отчаяния, и не жалеть. Кварцы, Лазуриты, Перидоты, Жемчуга, Бериллы, Висмуты… хрупкие самоцветы – хлипкие жизни, быстротечное существование, слабая форма.

Расколоть можно что угодно: просто сжать между пальцев, приложить немного силы. Лишь Алмазы, уникальные в своём существовании, нерушимы и вечны.

Горькие слёзы, что текут из лазурных глаз, вечны так же, как жизнь их обладательницы, им нет конца и края. Жёлтый Алмаз не смеет позволить себе такую вольность, как сгинуть в плену собственных эмоций, – не в тот момент, когда Голубая так нуждается в её плече, когда отчаянно жмётся и рыдает взахлёб, не желая никого слушать, не желая успокаиваться – лишь тонуть в собственном горе.

Она обещает, что сегодня последний день, когда сестра видит её такой – беспомощной, слабой, невыносимо уязвимой. Она плачет, заставляя Жёлтую лить слёзы вместе с ней, и шепчет, что скоро прекратит. На завтрашний день назначен суд над всеми Розовыми Кварцами и самоцветами, заподозренными в предательстве, и Голубая должна там быть: это её долг, её обязанность как Алмаза. Будет ли этот суд предвзят, или она возьмёт себя в руки – Жёлтой всё равно. У неё есть свои дела.

Они хорошо знают друг друга долгие тысячелетия, но подобное горе случается с ними впервые: Жёлтая впервые видит Голубую настолько отчаявшейся, а Голубая впервые видит в глазах Жёлтой такую ненависть. Голубая желает помнить, тонуть в омуте своих эмоций; Жёлтая – забыть, и не просто забыть: она желает стереть всё, что было связано с Розовой.

– Это ведь неправильно, ты понимаешь? – тихо спрашивает Голубая, но на то, чтобы останавливать Жёлтую, у неё не осталось сил. В ответ та прижимает к себе сестру ещё крепче и целует её в висок.

– Это же её колония… – продолжает Алмаз, прикрыв глаза. Жёлтая всё молчит, уверенная, что Голубая прекрасно понимает без слов. Это колония Розовой, и поэтому она не заберёт её. Она просто сотрёт эту проклятую планету со звёздных карт.

Как-то раз Жёлтая сказала ей: «Ты несёшь ответственность за своих самоцветов, и сейчас ты слишком мала для такой ответственности». Розовая сделала вид, что не слышала слов старшей сестры. Она никогда не призналась бы ей, что любила слушать её советы, каким бы занудным голосом та их ни произносила.

Жемчужина смотрит на Розу и мнётся, не решаясь что-либо произнести, уже несколько дней. Вместо неё рядом присаживается Гранат.

– Ты не виновата, – говорит она, но вины не убавилось ни на грамм. Роза продолжает смотреть в одну точку, и перед глазами её стоит та самая тысяча разбросанных по полю осколков. Остатки самоцветов, за которых она несла ответственность.

– И ты сделала всё правильно. Нужно жить дальше.

Нужно то, нужно это. Розовой надоело слово «нужно», она боролась не за него.

– Мы отвоевали эту планету, в конце концов, – усмехается Гранат, глядя вдаль. – Благодаря тебе.

Роза и сама не сдерживает нервного смешка.

– Но другие больше не увидят этого.

– Это видим мы, – осмеливается вмешаться Жемчуг. – И мы ведь… выжили.

Они выжили, но блеск осколков перед глазами не угасает. Роза глубоко вздыхает, выдавливает из себя вымученную улыбку. Надо жить дальше и двигаться вперёд. Принять прошлое, но продолжать жить. Рано или поздно она вернётся на то поле – когда будет готова, когда прекратит давить тяжесть в груди.

Почему всё вышло именно так? Почему её Алмаз, относившийся к своим подчинённым с добротой и пониманием, расколота, а Жёлтый Алмаз – жестокий, расчётливый полководец – продолжает править и не считаться со своими самоцветами? Почему Голубая по-прежнему восседает на своём троне и выносит очередной неутешительный приговор, а Розовая, готовая прощать даже самые ужасные ошибки, сейчас не более чем воспоминание?

Голубая подаёт знак рукой, и Аметист, стоящую перед ней, уводят, а Яшме говорят встать на её место. Жемчужина зачитывает досье, предполагаемые обвинения, Цирконы судорожно роются в своих файлах. Она поднимает осторожный взгляд на Голубого Алмаза, но видит лишь нижнюю половину лица: судья предпочла скрыть глаза, накинув капюшон. Внутри становится как-то тоскливо, и Яшма не понимает, почему.

Она лишь мельком слушает Цирконов, которые почти не спорят и даже приходят к относительному согласию, Жемчужину, которая изредка что-то отвечает на их вопросы; Яшма до сих пор пытается ответить для себя на вопрос «Почему?» и единственный ответ, который приходит ей в голову: «Потому что Розовая была недостаточно строга». Потому что Розовая не показывала свою силу и власть так, как делали другие Алмазы. Она не устрашала, не давила авторитетом.

– Невиновна, – звучит вердикт Голубого Алмаза. – Яшма.

– Да, мой Алмаз? – на автомате отзывается самоцвет.

– Отныне ты будешь служить Жёлтому Алмазу, – и вновь знакомый жест, после которого её уводят.

Родной мир уважает только силу. Нет смысла заискивать. Сила и власть – вот, что на самом деле важно для выживания. Розовая была слабой и погибла, но Яшма не повторит ошибок своего Алмаза: она будет сражаться, сражаться и доказывать остальным, чего она стоит.

Раньше Жёлтая считала, что их объединяет Белая, затем – Голубая, и только сейчас она понимает, что у них нет какого-то одного объединяющего зерна: они все часть единого целого, все они – идеально подходящие друг другу детали, которые вместе создают гармонию. Стоит одному винтику покинуть механизм – и всё рушится буквально на глазах.

Это она не уберегла Розовую, слишком смягчилась под влиянием сестёр, позволила эмоциям одержать верх, и вот к чему всё привело. Даже Белая стала мрачнее бескрайних просторов космоса, и приближаться к ней в таком состоянии становилось вдвойне страшней.

Никто из разбитых на Земле самоцветов и близко не заслуживает пощады, а у Жёлтой как раз давно валяется интересный проект, в котором пригодятся столь бесполезные осколки. Голубая не останавливает её, но всё, чего она просит – это сохранить Зоопарк, созданный для Розовой, и Розовых Кварцев. Они приходят к этому маленькому компромиссу от безысходности: Жёлтой необходимо выплеснуть ярость, которая мешает ей рационально мыслить, а Голубой всего лишь нужно место, где она сможет предаваться своему горю в полной мере.

От их былой целостности остаётся лишь иллюзия: Белая связывается с ними только через свою Жемчужину, Голубая всё чаще старается остаться одна, а Жёлтая фанатично проводит чистку рядов в своих армиях.

Всё рушится только потому, что их осталось трое.

Сначала Роза улыбается через силу, затем напоминает себе, что она всё ещё остаётся лидером Кристальных самоцветов, и негоже это – столько тосковать, на неё ведь смотрят Гранат и Жемчуг. По всей Земле разбросаны покорёженные самоцветы и их осколки, и потому работы ещё немерено.

Роза возвращается на то самое поле, которое встречает её клубникой небывалых размеров и форм, что абсолютно не укладывается в её голове: в воспоминаниях это место охвачено огнём, болью, оно сверкало тысячами осколков, а сейчас цветёт невероятной красотой органической жизни. За последние десятки лет она впервые смеётся – искренне, от души, ловя на себе удивлённые взгляды соратниц.

– Вы только посмотрите, – указывает она на поле. – Земля – удивительное место…

Гранат смотрит немного потерянно, Жемчуг неловко улыбается, а Роза продолжает хохотать.

Земля – удивительное место: здесь постоянно всё меняется, подстраивается под окружающую среду, не даёт так просто себя поглотить. Прошлое, каким бы болезненным оно ни было, преобразуется в прекрасное настоящее; цветущая клубника по-прежнему напоминает о том, что здесь произошло, потому что Роза знает: клубника растёт только на богатых минеральных почвах, а здесь всё буквально пропитано самоцветами.

Забывать о том, что произошло, нельзя. Роза будет помнить: и Снежинку, и Кружевной Агат, и Висмут, перед которой ей до сих пор стыдно, и многих других, но эти воспоминания не должны мешать наслаждаться тем, что она имеет сейчас.

Её сёстры когда-нибудь научатся улыбаться без неё, однако Розовая слишком устала бороться за эту улыбку. Она хочет улыбаться сейчас, хочет делать всё, что пожелает, и не быть запертой в мрачной башне. Если для этого ей навсегда придётся остаться Розой Кварц – она останется.

И будет жить так, как сама хочет.

За спиной перешёптываются, мерзко обсуждают идеальную Яшму, у которой раскололи Алмаз; вслух обвинения не произносят, но Яшма ощущает на своей коже несмываемый позор. Такая идеальная – и так облажалась.

Новая форма сдавливает грудь; жёлтый ромб ощущается чужеродным настолько, что хочется вырвать его из груди, и принадлежность другому Алмазу до сих пор не укладывается в голове. Яшма помнит, как столкнулась на поле битвы с Розой Кварц, как рвалась в бой, как столкнулась с ней взглядом: у Розы чуть расширились глаза при виде Яшмы, но атаку она отразила мастерски. Её техника боя была в принципе впечатляющей настолько, что она жалеет о том, что столь хороший самоцвет возглавил столь нелепое восстание.

Но Роза Кварц – не причина всех бед. Причина в инакомыслии, а на месте Розы мог оказаться кто угодно. Следует искоренять причину, а не следствия. Следует ставить на место слишком много возомнивших о себе самоцветов с самого начала.

Радостно смеющиеся Аметисты, которых определили в Зоопарк Розового Алмаза, вызывают лишь презрение и раздражение: почему-то они рады такой лёгкой службе, рады тому, что их не раскололи. Такие простые и недалёкие, что становится тошно. Яшма не умеет так и потому злится: на Аметистов, на своего Алмаза, на себя, в конце концов.

Розовый Алмаз по-прежнему улыбается ей в воспоминаниях, а Яшма упорно стирает её образ из головы, кидает его в самый уголок сознания. Так она ничего не добьётся. Розовый Алмаз учила радоваться жизни, радоваться факту своего существования, но все её учения перечеркнули раскол и предательство.

Её Алмаз ошибалась, твердит себе Яшма. Аметисты, которые смеются после раскола своего Алмаза, – ничтожества; она не хочет иметь с ними ничего общего. Она хочет стереть пятно позора на своей чести за то, что появилась не в то время, не у того Алмаза, не на той планете.

Шёпот за спиной давно прекратился, но Яшма продолжает слышать отголоски осуждения со стороны других самоцветов, которые звучат теперь только в её голове.

Розовая редко плакала и иногда видела, как плачет Голубая. Плакала ли когда-нибудь Жёлтая в своей жизни, она не знает, но твёрдо уверена, что та никогда не призналась бы в этом.

Розовая восхищалась Жёлтой больше, чем Голубой, и в этом она тоже никогда не признается. Жёлтая излучает силу, власть, могущество; её боятся и почитают, однако Голубая учила, что уважения и подчинения можно добиться не только силой, и не стоит всегда смотреть на Жёлтую как на пример для подражания. В такие моменты Розовая хмурила бровки и смущённо говорила, что она и не смотрит: Жёлтая бесчувственна и холодна – кто вообще хочет быть на неё похожей? Голубая смеялась своим восхитительным добрым смехом, а Жёлтая лишь безразлично фыркала.

Иногда она скучает по сёстрам. Иногда это заставляет её лить слёзы. Иногда – совсем редко – приступы необоснованной грусти застают врасплох, но Розовая всегда старается остаться наедине в таких случаях. Сегодня свидетелем её невольной печали стал старый лев.

Животные не глупые, они многое понимают – именно это уяснила для себя Роза, пробыв на Земле так долго. Лев кладёт свою голову ей на колени, щекочет гривой кожу, и она улыбается сквозь слёзы. Он слишком стар, ходит уже вне прайда, ему недолго осталось. Цикличность органической жизни вгоняет в тоску до тех пор, пока к ней не привыкнешь, пока не примешь её.

Роза старается не плакать просто так, потому что её слёзы – единственное, что способно излечить треснутые самоцветы, но сейчас можно: сейчас на Земле остались лишь повреждённые самоцветы, а она не знает, как им помочь. Здесь её слёзы бессильны.

Лев на коленях замирает, не двигается долгое время, и Роза с сожалением понимает, что его время истекло. Она смахивает слезу, в последний раз гладит гриву, которая от одного её прикосновения начинает окрашиваться в розовый. Лев поворачивает голову, глупо моргает глазами, глядя на Розу, и та поражённо смотрит на него в ответ.

Рука проваливается в гриву, Роза теряется ещё сильнее. Лев недовольно фыркает. Даже помереть спокойно не дали.

Голубая Жемчужина скользит по водной глади, поднимает вверх свою изящную ножку, красиво выгибается, бросает мимолётный взгляд на Голубого Алмаза. Продолжает вальсировать, и в полутьме изредка блестят капли воды, шелестит в тишине прозрачная юбка.

– Ты красива, как и всегда, Жемчуг, – шепчет Голубая, протягивая руку к прислужнице, и та покорно запрыгивает на ладонь. – Твои танцы завораживают.

– Спасибо, мой Алмаз.

Жемчужине хочется сказать гораздо больше, чем это сухое «спасибо, мой Алмаз», но она не произносит больше не слова. Алмазу не нужны огромные оды о том, как она счастлива танцевать для неё, как сильно её радует возможность быть полезной. Из глаз с ромбовидным зрачком льются слёзы, заставляя Жемчуг чувствовать привычную тоску по Розовому Алмазу.

Она позволяет себе вольность: приподнимает юбку, тянется к щекам хозяйки и стирает хотя бы малую часть её горьких слёз. Жемчужине вдруг приходит в голову странный вопрос: «Что случилось с Розовым Жемчугом?» Невозможно вообразить горе от потери своего Алмаза, тем более для Жемчужины. Скорее всего, её осколки валяются сейчас где-то на Земле, и Голубая не хочет думать, что Розовая вполне могла пойти на самораскол.

Жемчужные слёзы вторят Алмазным. Руки, сжимающие ткань юбки, дрожат; Жемчужина опускает их и отводит взгляд.

– Тоже скучаешь по ней? – очень тихо спрашивает Алмаз, и та слабо кивает. Голубая относится к ней мягче, чем к другим самоцветам, но она не злоупотребляет этим.

– Станцуй мне ещё раз, Жемчуг.

Прислужница спрыгивает с чужих рук на водную гладь. Она готова танцевать для Алмаза вечность, если потребуется, точно так же, как и остальные Жемчужины. Она готова расколоть свой камень, если так потребует Алмаз. Она готова совершить что угодно, если Алмаз захочет, и жизни без своей хозяйки не представляет.

Точно так же она не представляет, что может испытывать Жемчужина, потерявшая свой Алмаз.

Поводов отвлечься от мыслей о Розовой у Жёлтой появляется предостаточно. На Землю было потрачено слишком много ресурсов, которые теперь безвозвратно потеряны; несколько сотен самоцветов Родного мира попали под повреждающий луч, не успев эвакуироваться. Вложения в Землю абсолютно не оправдали себя.

Алмаз просматривает отчёты и таблицы; вокруг мелькают бесчисленные графики и диаграммы. Если продолжать делать самоцветы по старой схеме, получится неэффективно. Богатых ресурсами планет в зоне досягаемости пока нет, а рапорты разведчиков удивительно пусты. Жёлтой крайне не нравится сложившаяся ситуация, из которой она видит только один выход: намеренно создавать неполноценные самоцветы до тех пор, пока они не найдут хорошую планету.

Она направляет все необходимые файлы Белой, подпирает голову рукой и глубоко задумывается. Можно делать несовершенные самоцветы и улучшать их при помощи технологий, но насколько это оправданно? Не хватало ещё подстраиваться под каждого самоцвета отдельно.

На глаза ложатся чьи-то ладони – впрочем, Жёлтой даже гадать не нужно, чьи именно. На лице невольно расцветает улыбка.

– И чего ты хочешь этим добиться?

– Работа погубит тебя, драгоценная.

– Брось, я всего лишь…

– Всего лишь не вылезаешь отсюда уже два месяца.

– Ты же не вылезала из Зоопарка целый месяц, – парирует Жёлтая и тут же прикусывает себе язык. Не следует упоминать вещи, связанные с Розовой, в разговоре с Голубой.

Однако та не обращает на это внимания и целует сестру в щёку.

– Именно, и раз уж я вылезла из Зоопарка, то и ты вылезешь из своей диспетчерской.

Жёлтую уверенно поднимают с кресла и ведут за собой. У Голубой хорошее настроение – весьма редкое явление в последнее время. На панели мелькает сообщение от Белой, которое прочтётся, видимо, позже.

– И куда ты меня ведёшь?

– Гулять, – беззаботно отвечает Голубая. – По моей колонии или по твоей, мне всё равно.

====== Часть 15 ======

Розовый Алмаз всегда была немного эгоисткой. Ладно, не немного, признаётся себе Жемчуг. Розовая привыкла делать всё, что ей взбредёт в голову, Жемчужина хорошо её знает.

Увлечение мужчинами не становится для неё большой новостью. В свободное время Роза очень любила проводить время в человеческих городах, иногда находила крайне интересных людей, но Жемчужина знает, что та непостоянна. Слишком непостоянна.

Люди интересны Розе не более, чем любая другая органическая жизнь; просто они более сложные – оттого и более интересные, потому она уделяет им больше времени. Любая органическая жизнь недолговечна, поэтому Жемчуг не беспокоится: даже если Роза слишком увлечётся, век людей слишком скоротечен. Самоцветы вечны и бессмертны, и в этом её главное преимущество.

Жемчуг никак не может избавиться от философии Родного мира, не может забыть слов Голубого Алмаза: «Органическая жизнь забавная, но не более». Она не может в полной мере понять Розу, и потому становится немного стыдно.

– Разве сегодня не должен был зайти Ричард? – спрашивает Жемчужина, развешивая постиранные простыни.

– Нет, – легкомысленно пожимает плечами Роза. – Не хочешь прогуляться по берегу? Там такая восхитительная погода, Жемчуг!

Очередное доказательство того, что люди никогда не будут равны самоцветам. Она улыбается и кивает:

– Хочу.

День основания Родного мира совершенно не приносит радости, как это было прежде. Голубая старается выдавить из себя улыбку и прекрасно делает это на публику, но Жёлтую так просто не обмануть: она видит тоску в любимых глазах и боль, которая до сих пор не утихла. Сестра сбегает с праздника сразу же, как только выдаётся возможность, и она бежит вслед за ней, извинившись перед Белой, которой, судя по выражению лица, было глубоко наплевать.

Она ловит Голубую за руку ещё в коридоре, и та пытается безуспешно вырваться.

– Прошу, оставь меня в покое, Жёлтая! – срывается её голос.

– Станцуй со мной.

– Не хочу!

– Голубая!

Жёлтая прижимает сопротивляющуюся сестру к стене, удерживает её запястья и отчаянно пытается успокоить:

– Я понимаю, я всё понимаю, Голубая. Но сейчас ты уходишь в свою комнату, чтобы опять тонуть в горе.

– Да! – не отрицает Голубая. – Это так плохо?! Почему ты не хочешь просто позволить мне!..

– Помнишь, как мы танцевали с тобой в этот день, когда нам было по десятке тысяч лет? – тепло улыбается Жёлтая, чувствуя, как сестра слабо вздрагивает. – Я не понимала, к чему эти глупости, а ты вела меня за собой и говорила, что я слишком хмурая, что мне нужно уметь расслабляться.

Голубая молчит, упрямо сжав губы и опустив голову, однако вырваться из хватки уже не пытается.

– Тогда я едва выиграла последнюю битву и считала себя слишком слабой, недостойной быть Алмазом, – Жёлтая отходит назад и склоняется перед ней в изящном поклоне, заведя одну руку назад, а вторую протягивая ей. – Станцуй со мной. Прошу тебя.

Её горячей ладони робко касается холод чужих пальцев; Жёлтая приподнимает голову и сразу замечает искреннюю, пусть и слабую улыбку сестры.

– Почему ты не захотела потанцевать там? – интересуется Голубая, проходя в свои покои и подавая знак Жемчужинам остаться снаружи.

– Кто-то может пройти мимо, – Жёлтая обнимает её за талию, находит своей ладонью её и несильно сжимает тонкие пальцы. – Не хочу делить твою красоту с какими-то другими самоцветами.

Каким бы ни было платье, надетое на Голубую в дни торжества, в какую бы причёску ни были собраны её тяжёлые длинные волосы, – она всегда выглядит утончённо, величественно держит осанку и красиво складывает руки перед собой. По сравнению с ней у Жёлтой слишком широкие плечи; фигура, по её мнению, нескладная и голос – сталь, в отличие от бархатного шёпота Голубой; до подобного великолепия ей очень и очень далеко.

Невыносимо хочется защищать Голубую от любых напастей и любых врагов, по возможности даже от самой себя, но это вовсе не означает, что Жёлтая считает её слабой.

– Ты смущаешь меня…

– Значит, я на верном пути.

Музыка оркестра, играющего снаружи, доносится до их ушей тихой мелодией; Жёлтая начинает плавно вести за собой Голубую в танце, любуясь её лицом, не обременённым печалью и грустью.

Воспоминания о Розовой тяжелы и висят на их совести неподъёмным грузом, но Жёлтая находит в себе силы двигаться дальше, находит в себе силы вести за собой Голубую, если ей так сложно отпустить прошлое.

– Ты никогда не говоришь Голубой, что любишь её, а я говорю!

В горле словно застрял горький ком, и Голубая, заметив перемены на лице сестры, останавливается, тянется вперёд и касается её губ своими в мимолётном поцелуе. Жёлтая отвечает с остервенением, со свойственным ей воинственным напором, гладит голубые щёки пальцами, стянутыми жёлтой тканью перчаток.

– Я люблю тебя, – тихо шепчет она, едва оторвавшись от Голубой, и стирает слёзы, проступающие на самых краешках её глаз.

– Я тоже тебя люблю, – ластится к ладоням Голубая, чувствуя необычную нестабильность физической оболочки. Знакомо немеют кончики пальцев, и последнее, что она замечает, прежде чем оттолкнуть Жёлтую, – сияние их камней.

Жёлтая непонимающе смотрит на неё первые несколько секунд, но затем всё понимает и тут же извиняется:

– Прости, я…

– Ничего, – натянуто улыбается Голубая, невольно вздрагивая от воспоминания о наказании Белой. – Всё равно спасибо.

Помимо основных её обязанностей по уходу за двадцать четвёртым Детским садом на пятьдесят шестой колонии Жёлтого Алмаза, Перидот поручили также проверять состояние Кластера на планете без идентификационного шифра и даже без порядкового колонизационного номера, которые свойственны всем другим планетам Родного мира. Однако она имела персональное название «Земля», что уже заставило Перидот недоумевать.

Ей предоставили все необходимые данные по проекту «Кластер», выдали личное разрешение на использование любого количества робоноидов и неоднозначно намекнули на то, что сама Жёлтый Алмаз крайне заинтересована в чётких рапортах о состоянии и прогрессе эксперимента. Перидот поняла намёк кристально ясно и всё свободное от Детского сада время посвящала изучению полученных данных.

Её руководительница – точно такая же Перидот, как и она сама, только созданная в Первую эру и потому возомнившая о себе невесть что – возиться с этим не пожелала, но и на абы кого сбрасывать работу, которую прислала ей лично Жемчужина Жёлтого Алмаза, побоялась.

До пробуждения Кластера оставалось примерно пятьсот лет (плюс-минус две сотни); первый отчёт требовали предоставить в ближайшее время. Перидот, в отличие от своей начальницы, рассматривала эту работу как возможность продвинуться вверх в иерархии, потому что для самой себя она давно уяснила: неважно, сколь мала работа, – важно, как она выполнена.

Она сместит эту напыщенную уроженку Первой эры с нагретого места, доказав Алмазу, что самоцветы Второй эры ничем не хуже, а уж сама Перидот заслуживает явно большего.

Чем сильнее она становится, тем меньше у неё шансов подвести Жёлтого Алмаза. Яшма рвётся в любой бой, но при этом умеет держать себя в руках, потому что спешка – удел дураков, а она не из таких.

Каждая победа подобна глотку свежего воздуха; Яшма с удивлением подмечает, как, оказывается, слабы многие самоцветы на её фоне, как они несовершенны и беззащитны. Она видит расколы на поле битвы почти каждое десятилетие, и все расколотые самоцветы полностью заслуживают своей участи: раз они не способны уберечь сами себя, то других и подавно не защитят.

Яшма уважает иерархию Родного мира. Большинство Кварцев, Топазов, Рубинов – солдаты, потому что лучше всего для этого подходят по физическим параметрам; Жемчужины – прислуга, они красивы внешне и покорны внутренне; Цирконы рассудительны, с хорошо поставленной речью, способны убеждать в своей правоте, приводя разумные доводы. Алмазы живут во Вселенной не первые десятки тысяч лет; они точно знают, для какой работы лучше всего подходит каждый самоцвет; они дают смысл существования, берегут подданных от ошибок. Если каждый будет делать то, что он хочет, это приведёт к развалу, и никому от этого лучше не станет.

Яшма создана сражаться, и она делает это. Сапфиры созданы предсказывать будущее, Лазуриты – терраформировать, Гессониты – командовать подразделениями войск. Система работает идеально до тех пор, пока каждая её деталь выполняет строго назначенные функции.