Текст книги "Трудности воспитания (СИ)"

Автор книги: Ms.Aria

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Кабинет (всё-таки диспетчерской это помещение язык не повернулся назвать) был заполнен огромным количеством панелей с парящими в воздухе полупрозрачными экранами, с которыми Жёлтая управлялась так же лихо, как Жемчуг с его футболками. Стивену даже стало неловко от того, что он отвлекает столь занятой самоцвет от такого огромного количества работы, из-за чего извинения вырвались сами собой. Алмаз несказанно удивилась, однако убедила его, что всё в порядке, и усадила к себе на колени.

– А что с моим самочувствием?

– Дыхание затруднено? – небрежно поясняет Жёлтая. – Твоя Жемчуг озаботилась о еде? Мои специалисты по органическим расам уже получили приказ вернуться в Родной мир, в течение пары дней они будут тут, тогда мы займёмся изучением твоей странной формы, но пока что…

– В-всё в порядке!

– Сообщи, если что-то будет не так. Ты привыкла к земной атмосфере и гравитации, а здесь… – Жёлтая продолжает что-то бормотать себе под нос, но Стивен спешит её прервать:

– Жёлтая! А если… если я приглашу Белую на бал, она придёт?

– На твой бал – скорее всего, – без заминки отвечает Алмаз и ухмыляется: – Я же говорю, она тебя как-то особенно любит.

– А вас нет?

– Не знаю. Я бы не назвала это даже привязанностью.

– Уверен, она ценит вас не меньше, чем меня, – робко улыбается Стивен. – В-вы с Голубой столько всего делаете! Вечно заняты в своих делах…

– Она никогда не наказывала тебя так, как наказывала нас, – горько усмехается Жёлтая, на автомате переключая графики, хотя по глазам видно, что они её не сильно волнуют. – Если уж честно… мы не хотели, чтобы за твоё воспитание взялась Белая. Хотя, клянусь, за некоторые твои выходки мне хотелось тебя не просто в башне запереть!

Стивен прикрывает рукой рот, чтобы не рассмеяться ненароком.

– А что она делала? Я имею в виду, Белая. Какие у неё были наказания?

Жёлтая глубоко задумывается, едва заметно поджимает губы. Стивен тут же машет руками, осознав, что лезет не в своё дело:

– Если это неприятно вспоминать, то…

– Она редко наказывала конкретно меня, – голос Жёлтой, тем не менее, звучит спокойно. – Чаще всего наказание за меня получала Голубая.

– Г-голубая? Но почему?!

– А ты как думаешь? – слегка раздражённо отзывается Алмаз. – Потому что так более эффективно. Ей нет нужды наказывать нас обеих.

«Нет нужды…» – Стивен хмурится, собираясь возразить, как вдруг осознаёт, что Жёлтая права.

Белая наверняка видит их обоюдную привязанность. Возможно, она не знает о последнем их слиянии на Земле, но прекрасно понимает, что они пойдут на что угодно, лишь бы уберечь друг друга.

Ей действительно нет нужды наказывать обеих, потому что, если наказание получит только Голубая, Жёлтой будет в разы хуже.

«Она не может быть настолько жестокой!» – хочет выкрикнуть Стивен, но вместо этого кричит:

– И ты так просто ей это позволяешь?! Ты же любишь Голубую!!!

Быстрые клики по экранам резко затихают: пальцы Жёлтой невесомо нависают над ними, пока их обладательница что-то старательно обдумывает. Стивена не покидает ощущение, что он сказал лишнего.

И влез не в своё дело.

– Прости, случайно вырвалось… – звучит извинение, но Жёлтая по-прежнему не реагирует. – Я-я, пожалуй, пока что к Голубой схожу…

– Это послужит началом Третьей эры, – от новости о бале Голубая хлопает в ладоши и никак не может скрыть радость и предвкушение. – Раз ты собираешься пригласить Белую, то всё должно быть идеально. Хочешь помочь мне с организацией? Я дам тебе лёгкие поручения, заодно получше осмотришь Родной мир.

– Почему бы и нет? – ободряется Стивен.

– Подготовь стандартное приглашение для подчинённых, которых ты хотела бы видеть на балу, и особое приглашение для Белой. Нужно подобрать подходящих музыкальных самоцветов и привести зал в полный порядок, я дам тебе свою Жемчужину, чтобы не возникло никаких заминок, а ещё… – начинает щебетать Голубая, чем вызывает у мальчика невольную улыбку.

Последующее вызывало у него улыбку всё меньше и меньше: все, абсолютно все самоцветы, будь то переливчатые Турмалины, готовые развлечь на балу танцами и песнями, или мелкие Кварцы, которым доверили уборку бального зала, стремились блеснуть перед Алмазом своими лучшими качествами. Если сначала это забавляло, то под конец раздражало неимоверно.

Самоцветы Родного мира не понимали юмора, воспринимая каждое его слово буквально, как бы Стивен ни просил их хотя немного расслабиться. Голубая Жемчужина большую часть времени молча следовала за ним, лишь изредка указывая на ошибки и предлагая более правильный вариант решения проблемы.

– Ты можешь расслабиться, – попыталась разрядить атмосферу Жемчуг. – Мой Алмаз не разозлится, если мы немного поговорим.

– Твой – может быть, – отказалась Голубая. – Но мой – нет.

Аметист отправили для подбора удлинителей конечностей, а Сапфир вызвалась наведаться в архив, чтобы разузнать, что важного они пропустили за шесть тысяч лет отсутствия.

– Для подстраховки, – пояснила она Жемчуг, пока Стивен ставил своё подтверждение на новых статусах своей новоявленной свиты.

Довольно странной в Родном мире была система подписей. Экраны реагировали не только на прикосновения, но и на всё, что их касалось: так, например, они без труда распознавали молнии Жёлтой, которая пользовалась этим как своей личной подписью; Голубая с лёгкостью смахивала слёзы с краешков глаз, даже когда была весела, и подносила их к документам; Стивен, наблюдая за всем этим с дёргающимся глазом, не придумал ничего лучше, как облизнуть руку.

На слюну система сработала точно так же, как на молнии или слёзы, утвердила в нём Розового Алмаза и отпустила с миром. Стивен, конечно, полагал, что его слюна, способная исцелять, когда-нибудь да сыграет свою, несомненно, важную роль, но чтобы он при помощи неё расписывался в документах – это даже для него оказалось слишком.

Из всех представленных ему музыкальных самоцветов он выбрал только Турмалинов: самоцветы, напоминающие граммофон, показались мальчику чересчур жуткими, да и музыка у них была не в его вкусе. Зато попискивающие от радости Турмалины сияли счастьем и благодарностью, с удовольствием выслушали, что от них требуется, и обещали не подвести.

Самым отвратительным во всём происходящем было то, что Конни никак не могла ему помочь: самоцветы не считались с ней как с кем-то хотя бы равным им по статусу, и потому пропускали все её слова мимо ушей. Стивен лишь надеялся, что она действительно на это не обижена.

К тому времени, когда бальный зал сверкал как новенький, подбежала Жёлтая Жемчужина и оповестила, что её Алмаз направила её сюда для помощи Розовой.

– Извиняюсь, Розовый Алмаз, но мой Алмаз приказала также проследить, в курсе ли вы о правилах поведения на самом балу.

– А там должно быть что-то особенное? – не понял Стивен и выслушал новую двухчасовую лекцию о том, что ему просто следует сидеть на одном месте и ничего не делать.

====== Часть 35 ======

В этот раз перед ним во всём своём великолепии расцветает красотой клубничное поле. Стивен осторожно ступает на него, оглядываясь по сторонам, тянется, наконец, рукой к огромной ягоде, но та засыхает прямо на глазах.

От былого великолепия не остаётся и следа. Под ногами раздаётся хруст, и от неожиданности Стивен подпрыгивает на месте, отшатывается назад. Хруст повторяется.

Под ногами – тысячи осколков сверкающих самоцветов, и одни привлекают его взгляд особенно сильно: ярко-жёлтые, напоминающие осколки Топаза, от которых мальчик никак не может оторвать взгляд, пусть и очень хочет.

«Восстание», – мелькает в его голове простая мысль. Поле, покрытое пламенем, которое он видел в воспоминаниях Жемчуг, на которое он самолично приходил, когда там цвела клубника, – и огромное количество осколков, о которых он и понятия не имел.

Все эти осколки – результат войны, которую затеяла его мать; остатки самоцветов, которые шли за ней и против неё, за которых она несла ответственность и которых потеряла. По его вине оказалась расколота только одна Топаз, а по вине матери – тысячи других самоцветов, и ядовитая горечь, которую он испытывал совсем недавно, множится стократно – и душит, терзает, не даёт даже спокойно стоять.

Одно слово Алмаза вершит судьбы тысяч и даже миллионов самоцветов империи. С необъяснимым, но досадным облегчением Стивен осознаёт, что даже его мать, которую он считал идеалом, к такой ответственности была не готова, – что тогда может он? Если Розовая жила как минимум десяток тысяч лет и не была готова, то что можно ожидать от мальчика, которому едва четырнадцать лет стукнуло?

Последствия её ошибок он видел в Кластере: многие из тех осколков, что находятся под его ногами, сейчас пребывают в спокойном состоянии. Пусть они и нелепо соединены между собой, но живут в гармонии друг с другом, – и это его, Стивена, заслуга.

Едва он облегчённо усмехается своим размышлениям, как картина вокруг меняется: вокруг звенит оружие, мелькают фигуры неизвестных самоцветов, а мимо него на бешеной скорости проносится Яшма.

– Я сражалась с самого своего появления на свет!

Стивен следит за её движениями словно в замедленной съёмке: как она сносит всё на своём пути, как бежит вперёд, не смотря ни на что. Её голос продолжает набатом раздаваться в голове.

– Из-за того, что ты сделала с моей колонией!

Замечает вдалеке фигуру в белоснежном платье с мечом наперевес; видит, как шлем Яшмы блокирует знакомый ему щит.

– Из-за того, что ты сделала с моей планетой!

И видит сожалеющий взгляд Розы Кварц.

– Из-за того, что ты сотворила с моим Алмазом!!!

Этот отчаянный крик вырывает Стивена из объятий сна.

К живым стенам и статуям он уже привык; к соблюдению субординации, пусть и с натяжкой, – тоже. Уже второй раз Стивен возвращается в комнату абсолютно вымотанный, падает на кровать без сил и плохо спит.

Трагедия с Топаз, которую заменили буквально через пару часов (как ему сообщила Жемчуг), при таком ритме жизни отходит практически на второй план: он просто не успевает об этом думать. И это притом, что он выполняет только то, что ему говорят – каково приходится другим Алмазам, даже страшно представить.

Конни приободряет его, как может: отвлекает лёгкими разговорами в свободное время, держит за руку в особо напряжённые моменты и следует повсюду тихой мышкой. За одно её присутствие Стивен уже благодарен.

– Сегодня к тебе придут портные и подберут подходящий наряд на бал, – озвучивает Жемчуг расписание.

– Зачем самоцветам портные? – не понимает Стивен. – Вы же можете менять световую форму и всё такое…

– Портных мало, зато много кузнецов. Люди тоже могут воевать без брони, но не воюют ведь, – улыбается Жемчуг в ответ. – Портные обычно заняты тем, что шьют новые наряды Жемчужинам, создают для них аксессуары. А ещё, например, если голубой самоцвет принадлежит Жёлтому Алмазу, то он никак не сможет показать свою принадлежность ей из-за невозможности сменить цветовую палитру. Очень много мелочей, где одной сменой формы не обойтись.

– Вот оно как… – задумчиво бормочет мальчик и замолкает. После портных назначено ещё несколько встреч, о которых он предпочёл не думать – всё равно его присутствие, как сказала Жемчуг, нужно чисто для галочки.

Против Белой идти глупо. Абсурд, граничащий с саморасколом.

Решения, которые принимает Верховная правительница, всегда исключительно верные; все её правила – то, что позволило выстроить их непобедимую империю. Все они должны приносить жертву во благо этой идеальной империи, но Жёлтая всё чаще ловит себя на мысли, что устала класть себя на жертвенный алтарь.

«И не только себя», – думает она, глядя на Голубую, которая сейчас вертится перед ней, демонстрируя новое бальное платье, и излучает счастье в чистом виде.

– Как тебе? – с предвкушением спрашивает сестра, не скрывая волнение в голосе. Видеть Голубую столь оживлённой, с этой радостной улыбкой на лице, с блеском в глазах для Жёлтой подобно живительному свету. Она и сама не сдерживает улыбку, кивая:

– Восхитительно.

– Жаль, что тебе ничего нового я придумать не успела.

– Я как-нибудь переживу.

Но что больше всего терзает Жёлтую после возвращения в Родной мир, так это мысль о том, что Белая от них что-то скрывает.

Белая никогда ничего от них не скрывала – в этом просто не было смысла. Белая идеальна, она – абсолют, и каждое её слово – истина в последней инстанции, но во всём произошедшем с Розовой, в самом поведении старшей из Алмазов было много странного.

Во всяком случае, Жёлтая уверена, что Белая обо всём знала: и о выжившей Розовой, и о её странной форме, – однако им об этом сказать позабыла.

Зачем ей это было нужно, Жёлтая не понимает. Их обвели вокруг пальца, заставили скорбеть по младшей сестре шесть тысяч лет, и если сама Жёлтая могла пережить эту трагедию относительно легко, то Голубая чуть не сошла с ума от горя.

Конечно, она не смеет требовать от Белой объяснений – Белая никогда ни перед кем не отчитывается, – и всё же обида упрямо грызёт Жёлтую изнутри.

– О чём задумалась? – отвлекает её от размышлений Голубая и щёлкает пальцами прямо перед её носом.

– Да так, мелочи…

Любимые лазурные глаза смотрят на Жёлтую с такой теплотой и заботой, что от сказанных Розовой слов становится плохо.

– И ты так просто ей это позволяешь?! Ты же любишь Голубую!!!

Она закрывает лицо руками, упрямо трёт лоб, пытаясь выбросить из головы мысли о Белой.

– Ты явно устала.

– Скорее всего, – усмехается Жёлтая.

– После бала нам обязательно нужно будет провести время вместе, – нравоучительно произносит Голубая. – Как насчёт просмотра новых Жемчужин? В Рифе в этом столетии они вышли такие красивые!

Жёлтая вымученно кивает, любуясь сестрой. Ей всё равно, чем заняться: она отдыхает, когда просто находится рядом с Голубой.

Мешки под глазами замечают все Кристальные самоцветы, и даже обычно буйная Аметист неуверенно предлагает ему отказаться от всех этих Алмазных заморочек. Хотя бы ради самого себя.

Стивен уже думал об этом, но хотел почувствовать, каково это – быть Алмазом. Хотел побыть на месте мамы хоть немного и, вероятно, лучше её понять.

– Я могла бы спеть тебе, как в детстве, – мягко предлагает Жемчуг. – Перед сном, – на что мальчик радостно кивает, устраиваясь в кровати поудобнее.

Колыбельная, которую поёт Жемчуг, возвращает его в блаженное раннее детство, укутывает в мягкое одеяло и дарит спасительный, но непродолжительный сон. Стивен нехотя открывает глаза, усиленно трёт их и оглядывается: он один в совершенно пустой комнате, но колыбельная не стихает.

– Я покажу тебе сиянье прекраснейших дюн, – напевает тихий голос, – глубины широких морей…

Он звучит откуда-то из-за стены, и Стивен идёт туда, как зачарованный, касается гладкой поверхности кончиками пальцев – и стена отодвигается в сторону, являя его взору узкий мост, ведущий куда-то далеко.

– Я скрою от твоих глаз ледяные дворцы, – колыбельная становится немного громче, – и своды каменных миров…

Это уже не голос Жемчуг, это даже не те слова, какие она ему поёт. Шаг ускоряется, и мальчик уже не замечает, как бежит, переставая оглядываться по сторонам, видит в конце пути туалетный столик в ярко-розовых тонах и большое зеркало, в котором отражается незнакомая фигура.

– Живи же в мире, полном тёплых лучей, вдыхай полной грудью пыльцу…

Он взбирается вверх как можно быстрее, припадает к зеркальной поверхности, в которой отражается только он, отчаянно бьёт по стеклу, уверенный, что видел здесь кого-то ещё.

– Молю, чтобы ты никогда горя не знал…

В этот раз осознание, что это всего лишь сон, приходит к Стивену довольно быстро. Обиженно поджав губы, он ещё раз бьёт по зеркалу и припадает к нему спиной, медленно падая вниз и усаживаясь на слишком большом для него столике.

– И в тебе воплощая мечты… – голос постепенно затихает. Мальчик задирает голову, глядя наверх, во мрак незнакомой ему комнаты. Его спины неуверенно касается чужое тепло – Стивен с надеждой оборачивается и встречается взглядом с розовыми алмазными глазами.

– …я буду вечно хранить твои сны, – слышит он, проснувшись уже в привычной обстановке в окружении Кристальных самоцветов.

Утром ему помогают одеться Жемчуг и Конни; Гранат обнадёживающе хлопает по плечу и советует расслабиться. Не то чтобы Стивен не пытался, однако он уже третий день расслабиться не может.

Они с Жемчуг идут первыми: выход остальных запланирован на несколько часов позже, – идут в бальный зал по мосту, и Стивен останавливается на середине пути. Просто стоит, глядя вперёд, и внезапно формулирует для себя причину, почему ему здесь так не нравится.

Вдаль простираются бесконечные безжизненные строения, сияют огнями мосты, горят шпили и башни, вокруг снуют по мелким поручениям Жемчужины, пролетают над головой Аквамарины, пробегают мимо Кварцы…

Родной мир – не планета. Родной мир – это город размером с планету. Пустой, безликий, серый – огромное пространство, многоярусная структура и ни единого намёка на жизнь.

У Стивена от ужаса скручивает живот и к горлу подступает ком. Самоцветы не знают ничего иного; Родной мир для них – идеал, к которому следует привести остальные колонии. Редкие мятежники, на короткое время осознавшие, что они творят, этим обществом порицаются и чувствуют вину за то, что оказались дефектными, не сумевшими порадовать Алмазную власть выполнением элементарных поручений.

В чём цель такой империи?

Среди толп он видит мимолётные взгляды самоцветов, адресованные друг другу: искры, какие он видел между Рубин и Сапфир, какие он видит между Жёлтой и Голубой; взгляды, которые не замечают «правильные» самоцветы; взгляды, которые являются единственным, что связывает тех, кто привязался друг к другу больше положенного.

Стивена грызут сомнения. Даже если он убедит Жёлтую и Голубую в своей правоте, если надавит на их чувства друг к другу – всё равно все эти простые самоцветы просто не знают иной жизни. Даже если попытаться изменить эту диктатуру, лишь очень малая часть самоцветов сможет найти смысл жить дальше.

Они все связаны, скованы, покалечены. Эти путы до сих пор обвиваются и вокруг камня Розовой: Белая никогда не собиралась отпускать её по-настоящему, словно прекрасно знала и о восстании, и о личине Розы Кварц.

– Пойдём, – тихо произносит Жемчуг, положив ему руку на плечо. Они уже слишком долго стоят на одном месте.

– Твоя мама не хотела, чтобы ты видел это.

Его мать сбежала от такой жизни и ему такого тоже не желала. Но он уже здесь, и сейчас по-детски наивно желает исправить ошибки, которых не избежала Розовая, сделать что-то больше, чем она.

====== Часть 36 ======

Все детали выверены, все действия строго соблюдены, всё на своих местах. Стивен чувствует себя актёром на огромной сцене: формально он организатор и виновник торжества, но далеко не режиссёр.

Он знает все правила, следит за каждым своим взглядом, словом, мимолётным движением головы, не допускает ни одной ошибки, отдаётся доведённому до идеальности мероприятию лишь с одной целью – задобрить Белую, чтобы поговорить с ней снова, чтобы увидеть её на этом балу. Эта неожиданно маниакальная мысль даёт ему сил продолжать весь этот фарс.

«Для самоцветов честь услышать от тебя приветствие, как от Алмаза, поэтому ты обязан сказать хоть что-нибудь каждому подошедшему», – вспоминает он слова Жемчуг и старается не ограничиваться сухими фразами.

«Вы так похожи на мою знакомую Лазурит… уверен, ваш камень столь же прекрасный», «ого, никогда не встречал таких высоких Кварцев, рад вас видеть на моём балу», «вы очень похожи на Гелиодор, которая за мной присматривает. Тоже из сектора А100? Слышал, Жёлтая вами гордится», – приветствия сыплются как из рога изобилия, но вскоре Стивен начинает повторяться, что не особо сказывается на всеобщем восхищении – каждый самоцвет отходит от него с дрожащими от счастья руками, за что Жемчуг хвалит его шёпотом:

– У тебя великолепно получается. Подобного эффекта удавалось добиться только Голубой.

– Я особо ничего не делаю, – тихо отвечает ей Стивен и обращается к подошедшим Сапфирам: – Ваши предсказания оказывают неоценимую помощь империи! Прошу вас, займите своё место и наслаждайтесь, – а затем снова к Жемчуг: – Вру, я уже устал…

– Осталось совсем немного, – подбадривает его Жемчужина. – Скоро войдут Алмазы.

– Здарова, мой Алмаз! – звучит дерзкий громкий голос.

– Аметист! – радостно вскакивает с места Стивен, завидев подругу с удлинителями конечностей. – Жемчуг, я могу?..

– Только если быстро, – нервно поглядывает на часы Жемчужина.

– Не знаю, как Перидот терпела эти штуки, но, кажется, я начинаю к ним привыкать, – вздыхает Аметист, оглядывая удлинители. – Потом я обязательно покажу тебе новый трюк, который придумала для вечеринки!

– Конечно! Прости, что тебе вообще приходится их носить…

– Сущая мелочь в сравнении с тем, что делаешь ты, Стивен. Надеюсь, Её Высокомерное Снисходительство сегодня снизойдёт до нас, иначе зачем ты столько носился как в жопу ужаленный, – фыркает Аметист и, покачиваясь, идёт в сторону охраны. – Коро-о-оче, я пошла тусоваться с какими-нибудь Кварцами. Удачи тебе, Стивен!

– Спасибо, Аметист, – облегчённо выдыхает мальчик. Хоть кто-то сумел разрядить чересчур серьёзную обстановку вокруг, от которой уже начинало тошнить. Он едва успевает занять своё место на троне, как от стен отражается голос Жёлтой Жемчужины:

– Все присутствующие, узрите же!..

Началось. Сначала выходит Жёлтая, затем Голубая – Стивен приветливо кивает обеим, ловит их одобряющие взгляды, показывающие, что он всё делает более чем верно, и нервно поглядывает на Белую Жемчужину.

– Всем присутствующим на балу Третьей эры, – объявляет она со своей неизменной жуткой улыбкой на лице, и Стивен мысленно скрещивает пальцы.

Он всё делал правильно и заслужил хоть какое-то вознаграждение за потраченные нервы, хотя бы шанс поговорить…

– Белый Алмаз почтила вас своим присутствием.

Стивену показалось, что Жемчужина произнесла эту фразу в полной тишине: он практически не слышал музыку. Возможно, так показалось не только ему; возможно, даже Турмалины в этот миг замолкли и устремили свой взор на шторки, которые приподнимали сейчас Аквамарины.

К нему действительно направляется исполинская фигура Белого Алмаза во всём своём великолепии и блеске.

Вслед за вспыхнувшей, но быстро угасшей радостью Стивена окутывает липкий страх: когда он может с ней поговорить, уместно ли это будет, как ему к ней обращаться, что делать, как говорить. К Белой сейчас прикованы абсолютно все взгляды, а та, кажется, этим только наслаждается, подходит к трону всё ближе.

– Я впечатлена, мой Звёздный Свет, – изрекает она, и Стивен вздрагивает от неожиданности.

Музыка действительно смолкла. В гробовой повисшей тишине раздаётся стук каблуков Белого Алмаза, которая, усевшись на свой трон, делает лёгкий взмах рукой, веля продолжать.

– Добро пожаловать в Третью Эру.

Голубая говорила, что самый уместный момент для разговора выдастся в конце бала, и Стивен ёрзает в нетерпении, боясь, что Белая просто ускользнёт обратно на свой корабль, прежде чем он успеет хотя бы приблизиться к ней. Он оборачивается назад каждые пять минут, косится сначала на Белый Алмаз, затем на Жёлтый, на Голубой…

Белая не обращает на его терзания никакого внимания, но уже спустя час Стивен видит на её лице мелькнувшую улыбку и смущённо отворачивается.

Всё это больше напоминает игру в гляделки. Он уже давно проиграл.

– Розовая, – негромко звучит хрипловатый низкий голос Белой, чтобы он мог расслышать. Стивен резко оборачивается, однако она выглядит так, словно и не звала его. При этом непонимающе нахмуренные брови Жёлтой и удивлённо-приподнятые брови Голубой явственно говорят, что ему не послышалось.

Она его… позвала? Ему можно приблизиться? Как это трактовать?

Стивен беспомощно смотрит на Жёлтую, которая взглядом указывает на Белую.

«Твой шанс».

Голубая же предпочла просто отвернуться. Мальчик собирает всю свою волю в кулак и всё-таки прыгает к Белой на колени.

– Нам нужно поговорить, – твёрдо говорит он, но от пронзившего его взгляда белоснежных зрачков невольно ёжится.

– Твои манеры оставляют желать лучшего, мой Звёздный Свет, – сухо реагирует на эту выходку Белая и переводит взгляд на танцующих подчинённых.

«Ты же сама меня позвала!» – возмущается про себя Стивен, но держит недовольство при себе. Набирает в грудь побольше воздуха, твердит, что ничего страшного от простого разговора не случится, однако Белая вдруг прерывает его ещё не начавшуюся речь:

– Зачем существуют звёзды? Как ты думаешь? – и от столь простого вопроса мальчик теряет весь свой запал. Лепечет под нос первое, что приходит в этот момент в голову:

– Просто так?..

– Чтобы озарять своим сиянием мрачный космос, – сама отвечает старшая Алмаз, не глядя на мальчика, но разговаривая определённо с ним. – Свет звёзд – самое прекрасное зрелище во Вселенной. То, что ни одна другая раса не ценит так, как мы.

Он совсем не понимает, зачем Белая завела этот монолог, что она хочет этим сказать, зачем позвала его, и тем не менее слушает, боясь прервать. Это всего второй их разговор; Белая снова не даёт ему что-либо сказать, и Стивен уже чувствует какое-то особое отношение к себе, какого никогда не ощущал. Весь Родной мир обращается к нему как к Розовому Алмазу, но при этом на него хотя бы смотрят, наивно полагая, что он и есть Розовая.

Белая же на него вообще не смотрит.

– Подобно тому, как существуют звёзды, – невозмутимо продолжает Алмаз, – существуем и мы – те, кто поглощает их свет, преломляет его множество раз, делает его лучше. Как и звёзды, мы озаряем космос своим блеском, – внезапно она широко улыбается. – Мы должны бороздить просторы космоса и освещать его своим сиянием, подобно звёздам. И мы должны делать это вместе с тобой, мой Звёздный Свет.

Она называет его Звёздным Светом, что-то говорит и игнорирует его присутствие, само его существование. Она обращается не к нему.

Белая разговаривает с Розовым Алмазом.

– У меня остались незаконченные дела, драгоценная. Приятно видеть, что ты вновь веселишься в Родном мире, но я покину твой бал пораньше, – и, прежде чем Стивен успевает возразить, она аккуратно подхватывает его на ладонь и опускает на пол, точно на лифте, а сама, ослепительно улыбнувшись подчинённым, уходит, оставляя мальчика в полной растерянности.

В этот раз он успел сказать ей пять слов – в два раза больше, чем в предыдущий.

Конни пытается как-то поддержать; Жемчуг кидает сожалеющий взгляд; Сапфир, наблюдающая издалека, досадно поджимает губы, а Стивен ругает себя за бесхребетность и неспособность уже во второй раз настоять на своём, заставить Белую слушать, а не говорить.

Тем не менее, что Жёлтая, что Голубая – обе хвалят его за проведённый бал и за безупречные манеры. Первая добавляет с усмешкой, что такими темпами он сумеет поговорить с Белой через пару лет, а вторая совершенно искренне убеждает, что рано или поздно та соизволит поговорить хоть с кем-нибудь из них.

Стивену от этого ни горячо ни холодно. Он не собирается оставаться в Родном мире на «пару лет» или до момента, пока Белая не «соизволит поговорить хоть с кем-нибудь из них»; он возлагал на этот бал последние надежды, которые Верховная правительница вот так просто растоптала.

Но что ещё важнее – он устал притворяться Розовым Алмазом. Ему просто жизненно необходимо быть просто Стивеном, и чтобы это поняли не только Кристальные самоцветы. Нужно, чтобы это начали понимать все остальные.

Стивену кажется, что ещё минута, проведённая под личиной его матери, под прикрытием её имени, просто сведёт его с ума. Ощущение такое, словно нестираемое звание Алмаза выжгли у него прямо на сердце, не воспользовавшись анестезией, и теперь шрам постоянно ныл, покрывался рубцовой тканью и чесался, напоминая о себе.

Невыносимо было и осознание того, что некоторым самоцветам приходится всю жизнь провести, занимаясь делом, для которого они были готовы профессионально, но не психологически; которое у них хорошо получалось, но которое они всей душой ненавидели. Впрочем, они не знают другой жизни – значит, не понимают, что теряют.

Он просит Жёлтую и Голубую об уединённом разговоре – благо, хотя бы они его выслушают. Жемчуг реагирует на это решение негативно, о чём говорит сразу, хотя остановить воспитанника уже не в силах.

– Я не Розовый Алмаз, – говорит Стивен, глубоко вздохнув, и ожидает реакции Алмазов. Те сидят и терпеливо ждут продолжения.

Он принимается за разъяснения, не забыв робко добавить в конце, что камень Розового Алмаза по-прежнему у него, и кто знает, как этот камень отреагирует, если его вытащить из тела. Внимательно следит за поведением Жёлтой и Голубой, пытаясь найти понимание хотя бы в глазах последней.

К его удивлению, Голубая мрачнеет, а вот Жёлтая всего лишь пожимает плечами и немного напряжённо потирает переносицу.

– Чисто технически, – неторопливо начинает она, – это Розовая.

– И всё же это не она, – угрюмо отзывается её сестра, постепенно понимая, что хочет донести до них это создание. Всё это звучит как глупость: как вообще одна из Алмазов – наиболее совершенных форм жизни – оказалась способна по собственному желанию передать свой камень и перестать существовать ради того, чтобы создать… это? Нечто органическое, неполноценное, не принадлежащее ни к расе самоцветов, ни к расе людей.

– Я так устала, что ты постоянно хочешь меня обмануть, Розовая…

От плохого предчувствия у Стивена сосёт под ложечкой. Голубая поднимается со своего кресла и тянет к нему руку, которую мгновенно перехватывает Жёлтая.

– Не принимай опрометчивых решений.

– Это не Розовая. Какое тут ещё может быть решение? – огрызается в ответ Голубая, дёргая схваченной рукой. Хватку Жёлтая не ослабляет.

– В нём камень Розовой.

– И нам следует его вытащить!

– Ты можешь его повредить!

– Предлагаешь бездействовать?! – Голубая зло щурится, вновь безуспешно дёргает рукой и накапливает энергию в другой. По её телу тут же пробегает ощутимый заряд тока и сбивает всю концентрацию, растворяя и без того слабый энергетический шар в воздухе.

Стивен бросает нервный взгляд на Жемчуг и Конни, указывает глазами на противоположную стену, дабы не попасться ненароком под руку, и те быстро кивают, соглашаясь с ним.

– Мы не можем сейчас предугадать реакцию камня, – терпеливо разъясняет Жёлтая. – Если ты сейчас поторопишься, мы можем потерять даже эту часть Розовой. Тем более, – она ухмыляется, кивая на мальчика, – он похож на неё. Ты и сама это чувствуешь.

Сопротивление Голубой даёт слабину: она беспомощно смотрит на сестру, упускает момент, когда её осторожно обнимают.

– Нужно всё обдумать, – задумчиво бормочет Жёлтая и отстраняется, глядя на Голубую, – и не действовать на эмоциях.