Текст книги "Shattered (СИ)"
Автор книги: Molly Weasley
Соавторы: ,
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Самое интересное, что, капнув глубже, Драко узнал, что Поттер – хоркус, и должен умереть. Вот только почему-то их обоих это волновало в последнюю очередь. И только когда Малфой-младший капнул еще глубже, он понял, почему это не волнует Поттера. Поттер боится потерять Мелкую Уизли, так же как и сам Драко боится потерять Грейнджер, и как Снейп в свое время боялся, но все же потерял Лили.
В этот момент Драко был абсолютно уверен, что Поттер, Снейп и он сам ненавидят эту чертову войну одинаково.
– ПРОТЕГО! ПРОТЕГО!! ПРОТЕГО!!!
Вам известно, что заклинание “протего” не спасает от Авады Кедавры? Панси Забини только что на собственной шкуре убедилась, что не спасает.
Зеленый луч, пущенный Белатриссой Лестрейндж, летел в Блейза Забини, ее законного мужа. Панси смотрела на этот зеленый луч, для которого три ее довольно мощных “протего” стали как с гуся вода. Она почувствовала себя беспомощной и бесполезной. Еще пара секунд, и Блейз умрет на ее глазах. Панси не могла этого допустить.
Блейз как-то обещал, что не умрет раньше. Он обещал, что не оставит ее на этом мире одну. И плевать она хотела на все мирские законы. Блейз не может не сдержать своего обещания! Но вместо того, чтобы изворачиваться, ее любимый тупо пялился на свою грядущую смерть.
Блейз никогда до конца не верил в то, что Панси будет любить его вечно. Он почему-то был уверен, что ее любовь пройдет со временем. Но Пасни знала точно, что ее любви не будет конца. Она настолько безгранична, что космос нервно курит в сторонке (если конечно вообще способен отойти и покурить). Теперь у миссис Забини выдался шанс доказать ему свою любовь.
Если кто-то когда-то задастся вопросом, сколько было причин у Панси в-девичестве-Паркинсон Забини броситься под аваду, любой близко знающий ее человек ответил бы, что 5.
1. Первая, и самая главная причина была уже названа. Блейз Забини был ее горячо любимым мужем. Настолько любимым, что она не могла думать о его смерти. Их свадьба была быстрой, потому что они оба висели на волоске от смерти. И их брачная клятва составляла одну короткую фразу “Вместе до смерти”.
2. Вторая причина была немного глубже, но тоже оговорена. Она боялась отпустить его. Этот страх остаться без Блейза переходил в панический. Другие боятся змей, собак или высоты. Панси боялась потерять Блейза. И это было второй причиной.
3. Третья причина, и последняя, которая упоминалась сегодня, была в том, что он не верил ей. Она собиралась доказать Блейзу, что ради него готова на все. И даже если он ей не поверит, то будет знать: “Панси Забини умерла раньше, чем успела (или сумела, для кого как) разлюбить своего мужа”.
4. Четвертая причина была глубокой, как Мариинская Впадина в Тихом океане. Панси потеряла их ребенка. Была беременна и не сберегла. Она не сможет смотреть в глаза Блейзу всю оставшуюся жизнь, потому что так и не смогла ему сказать, что потеряла ребенка, и, вообще, была беременна. Там она извинится перед малышом, и они будут вместе.
5. Последней причиной было то, что она не могла позволить Блейзу умереть. Даже если бы предыдущих четырех пунктов не существовало.
Бросаясь под зеленый луч, Панси поняла, что она ненавидит эту войну сильнее, чем любит Блейза.
– Экспелиармус!
О чем думает человек, на которого падает каменная стена здания, в котором он провел пять лет своей восхитительной жизни? Можете поверить Блейзу Забини, он думает не о тыквенном соке, и уж точно не о незаконченных делах. Хотя, каменная стена падала на Блейза только один раз, поэтому совершенно точно он
утверждать не может.
Видя падающую на него стену, Блейз Забини был счастлив.
Несколько минут назад его жена, которую он любил несколько лет так нежно и трепетно, что порой сводило зубы от себя самого, спасла его никчемную жизнь ценой своей собственной. И в тот момент мир умер вместе с Панси.
Не дай Вам Мерлин (Бог, Аллах и любой другой мифический или мистический персонаж, в которого вы верите или не верите), потерять любимого человека. В тот момент, когда бездыханное тело упало рядом с его ногами, Блейз успел испытать боль, отчаяние, страх, унижение и вину. Букет этих эмоций возможно мог привести к взрыву такого человека, как Рон Уизли (если бы тот уже не лежал бездыханным телом), но не Блейза. Забини был готов к такому удару. Но готов не так, как ему казалось ранее.
Когда-то давно, кажется уже в прошлой жизни, признаваясь Панси в любви, он употребил строчки из одного из его любимый произведений “Грозовой перевал”. Книга маггловская, но это не мешало Блейзу любить сие произведение. И если мистеру МакКинену не изменяет память, позже, на похоронах своего темнокожего друга он скажет, что во время романа Панси и Драко, Блейз сказал ему: “Никогда не изгнал бы я его из её общества, пока ей хочется быть близ него. В тот час, когда он стал бы ей безразличен, я вырвал бы сердце из его груди и пил бы его кровь! ” И хотя МакКинен не подозревал в тот момент, что Блейз говорил в точности как Хитклив, герой “Грозового перевала”, он точно помнит, что глаза у Блейза были безумными. И теперь, упав на колени перед своей маленькой непутевой женой, Блейз сам того за собой не замечая, начал говорить словами Хитклифа.
– Панси! – вопль молодого темнокожего слизеринца привлек внимание абсолютно всех. Все дуэли и драки, казалось, замерли, а их участники наблюдали за отчаявшимся. – Как мне жить без жизни моей?! – кричал он. – Как мне жить без души моей?! – ЗАБЕРИ МЕНЯ С СОБОЙ, ПАНСИ, ЖИЗНЬ МОЯ, ВОЗДУХ МОЙ!!!
Мужчины плачут. Абсолютно все. А еще, они ненавидят войну.
Это были последние мысли Блейза Забини. И они были счастливыми.
– Авада Кедавра!
Люциус Малфой любил свою семью. Просто маска безразличия так плотно приелась к его лицу, что снять ее в присутствии кого-либо, даже жены или сына, было нереальным. Но Люциус безусловно любил свою семью.
В молодости Люциус был безумно красив, и совершенно бессердечен. Его отец Абраксас не был плохим человеком. Он был аристократом, но в кругу «своих» был милым старичком. С заскоками, правда. И не воспитывал своего сына таким, каким он вырос.
Жизнь для Люциуса была довольно скучной. С шестнадцати лет он без труда пленил сердца всех дам, абсолютно всех. Стоило ему только обратиться к одной из них, как те уже смотрели на него жадным, голодным взглядом. Стоило ему поправить галстук или ворот рубашки, как они готовы были предложить ему интим. Так же все сделки, споры и прочая похожая вещь была в выигрыше у молодого человека. Все доставалось ему с легкой руки и с единого взгляда красивых глаз.
Абраксас Малфой обожал сына, и готов был целовать песок, по которому тот ходил. Правда, высокий статус не позволял ему этого делать. Зато Абраксас мог другое. Старшему Малфою нравилось утешать девушек, которых отвергал любимый сыночка. Он смотрел в их лица, которые были полны отчаяния, смотрел на дрожащие губы и руки, на их полные слез глаза. Абраксас мечтал, чтобы когда-нибудь с такими лицами ходили враги его ненаглядного сыночки, а пока он мог спокойно выслушивать рассказы о великолепном Люциусе и его сухости.
Однажды на приеме Абраксас заметил, каким взглядом смотрит на его сына самая красивая из дочерей Блэков – Нарцисса. Девочка была слабенькой здоровьем, сколько он ее помнил. Она чаще других сестер плакала, и у нее позже произошёл выплеск магии… Но Нарцисса была красива, как ни одна из других девушек. И любила его сына. Несколько месяцев старший Малфой ждал, что девочка придет к нему и попросит помощи или поддержки. Но девушка все не шла.
Примерно через полгода, на одном из приемов он увидел, что малышка Цисси все также не сводит глаз с его сына, и ему вдруг подумалось, какой же уродец его сын. Уровень сентиментальности в тот момент просто зашкаливал в Абраксасе.
– Сын, что ты думаешь о Нарциссе Блэк? – спросил он у Люциуса и увидел, как его мальчик совсем не по-аристократически морщится. Люциус словил подзатыльник.
– От нее меня тошнит больше, чем от всех остальных, сэр, – ответил его двадцатилетний сын. – Она не вешается на мою шею, не пытается заговорить. Только смотрит. И от этого взгляда мне плохо. Потому что она любит так глубоко и безмолвно... Она показывает это только взглядом. Но если вглядеться, видно в ее глазах такой огонь, что собери всех женщин, что мной интересовались и еще будут интересоваться, свет их глаз будет в миллионы раз тускнее чем ее. – Отец взглянул на сына как на идиота. Он не понимал, почему его так тошнит от такой любви девочки. – Она не стоила мне ни галеона. Никаких усилий. Я даже не разговаривал с ней. А она любит меня. От этого и тошнит, – больше разговоров о Нарциссе Блэк в их доме не заводилось.
Прошло какое-то время, и придя на прием в дом Блэков, они увидели, как юная Цисси пользуется вниманием молодого Паркинсона. Люциус в тот вечер был чернее тучи, но отцу говорил, что ему абсолютно все равно. Не прошло и нескольких недель с того вечера, как эльф-домовик рассказал Абраксасу, что молодой хозяин громко стонал во сне, и звал молодою мисс. Когда Абраксас спросил, что за молодая мисс, трясясь домовик ответил, что это мисс Нарцисса Блэк. На следующем приеме в доме Блэков Люциус и Нарцисса танцевали все танцы и не отходили друг от друга весь вечер. Люциус полюбил Нарциссу. Вначале не сильно. Но потом его любовь затмила ее.
Через год после свадьбы Темный Лорд начал набирать силу и сторонников. Тогда-то Люциус и напялил на себя эту чертову маску. Маску безразличия. А потом, благодаря попыткам Нарциссы вернуть прежнего Люциуса, был зачат их единственный сын. Драко. Его маленькая гордость. Дедушкина гордость. Комочек... Который не смог снять с Люциуса маски. Но он любил своего сына больше жизни. Вот только если и умел это показывать, то разучился.
После смерти Абраксаса Люциус стал тираном. Как и вещала его давно покойная мать: «Мальчик вырос не только тираном, но мизантропом и извращенцем, политиком и главное пожирателем. Люциус слишком поздно осознал, что все к чему стремится Темный Лорд – полная и непроглядная бездна. До утопии не дотягивают средства и тропинки, по которым бредет Реддл к этой “утопии”.» Но в сердце Малфоя ничего не менялось. Он продолжал любить жену и сына больше всех на свете.
Именно поэтому в день, когда шла битва за Хогвартс, он бросился под заклятие, которое летело в Нарциссу. Но было и еще кое-что. Он устал, и он ненавидел эту войну.
– Флагранте!
Они победили сражение, но не войну. Джинни Уизли потеряла много друзей. Джинни Уизли потеряла родного брата. А теперь она теряла любимого.
Несколько месяцев назад Гарри Поттер, ее жених, сказал, что они должны расстаться, потому что пока она с ним, она ходячая мишень. Джинни было плевать на то, что она мишень, потому что без него она ничто. И хотя Джинни Уизли была сильной девочкой, многое она принимала очень близко к сердцу. И не могла не принять к сердцу то, что Гарри Поттер уходил в лес к тому-кого-нельзя-называть. Уходил на верную смерть.
– Ты не можешь этого сделать! – воскликнула рыжеволосая девочка, хватая избранного за ворот куртки. – И ты не сделаешь этого, Гарри Поттер, – она вцепилась в него изо всех сил и не намеревалась отпускать.
– Джинни! Ты не понимаешь! Я... Я последний хоркус... – Гарри выдохнул слово “хоркус” как смертный приговор. Он надеялся, что Джинни в ужасе отпрянет, и уставится на него, как на прокаженного. Но этого не произошло. Девушка только сильнее вцепилась в воротник его куртки.
– А мне на это наплевать, Гарри. До хоть последний из рода Певерелл. Хоть последний человек на планете. Ты никуда не пойдешь. – Джинни Уизли была уменьшенной копией своей матери. Вот только она была уверенна, что жить будет не так тяжело, как жили они (хотя никто кроме Рона не планировал жаловаться). Она знала, что выйдет замуж за Гарри. Рано или поздно.
– Джинни, – Гарри отцепил ее руки от своей куртки. – Я должен идти. Если я выживу, мы поженимся, как только все закончится.
– Я не выйду за тебя, Поттер, если ты уйдешь. – Избранному словно дали под дых, так на него подействовали эти слова. Но Гарри не мог остановиться. Он должен был идти.
Джинни Уизли ненавидела плакать. Но она плакала, глядя вслед удаляющемуся Гарри Поттеру. Она ненавидела Поттера и Войну.
– Авис…
Фред Уизли нежно обнимал любимую девушку за талию. Им повезло выжить в этой схватке. Повезло им. А другим нет.
Не повезло его младшему брату Ронни. Фред даже не знал, кто убил мальчика. Но если когда-нибудь узнает, вся семья Уизли отомстит. Фреду было больно смотреть на лицо мамы. Он ненавидел мамины слезы. Но при этом Фред, где-то глубоко внутри благодарил Мерлина за то, что Джордж остался в живых. И знал, что Джордж благодарит Мерлина за то же самое.
Не повезло Теодору Нотту, который сгорел в выручай-комнате. Хотя с какой-то стороны Фред его понимал. Фред не был глупцом, а потому знал, как добывать информацию. Из полученной им информации он узнал, что тот-чье-имя-не-будет-помянуто дал Нотту несколько поручений. Починить Исчезательный Шкаф, запугать грязнокровок и убить Дамблдора. Все эти задания Нотт завалил. И решил, что публичная смерть намного хуже, чем смерть в одиночестве.
Не повезло Панси Паркинсон (Фред не знал, что она вышла замуж) и Блейзу Забини. Они действительно любили друг друга и так мало побыли вместе. Да и просто пожили на этом свете. Панси умерла, защищая любимого, Блейз умер, оплакивая любимую. Такая смерть была для них высшей наградой.
Не повезло Люциусу Малфою, профессору Флитвику, Сьюзен Боунс, Колину Криви, мадам Стебль, Ромильде Вейн, Римусу Люпину, Нимфадоре Люпин, Ксенофилиусу Лавгуд, бабушке Лонгботтома, Симусу Финнигану, Пенелепе Ровуд, Эрни МакМилану, Турри Буту…
Фред Уизли смотрел на трупы знакомых и незнакомых ему людей, и понимал, что он ненавидит войну.
– Энервейт!
Полумна Лавгуд дышала пыльным воздухом сидя на камне около разрушенного здания школы. Люди вокруг залечивали раны и оплакивали близких. Полумна оплакивала папу. Еще не достигнув совершеннолетия, Луна осталась сиротой. Хотя, все мы осиротели в этой войне.
Небо в этот день было пасмурным, и солнце лишь изредка проглядывало сквозь облака. По мосту шла толпа людей в черном. Среди них был Хагрид, который нес на руках кого-то, кто уже распрощался с жизнью. Увидев подходящих людей, народ стал выходить из Хогвартса. Протиснувшись сквозь толпу людей в черном, на середину вышел тот-чье-имя-нельзя-называть. На руках Хагрида лежал Гарри Поттер.
Луна неведомо откуда точно знала, что войну они не проиграли. Она смотрела на мертвого Гарри и не могла понять, почему другие не замечают его лёгкого дыхания. Джинни плакала. Мистер Слизнорт, который вскоре должен был преподавать в их школе зельеварение, обращался к Мерлину за упокой души юного героя. Тот-чье-имя-нельзя-называть громко рассмеялся, а потом произнес, кажется, еще громче, чем смеялся.
– Гарри Поттер мертв. Он спасался бегством из Хогвартса, бросил Вас на погибель. Спасал свою шкуру. – Джинни заплакала еще сильнее. Луна понимала, что все слова этого человека – ложь. – Еще не поздно перейти на мою сторону. У нас найдется место для каждого.
Невилл Лонгботтом вышел вперед.
– Это неважно, что Гарри умер, – сказал он. Луна опустила голову. – Люди умирают каждый день! Друзья, родные… Сегодня погиб Гарри. Но он все еще с нами! – он приложил руку к груди. – Вот здесь! Как и Рон, Римус, Тонкс. Они все. Они погибли не напрасно! Сердце Гарри билось за нас! Ничего еще не кончено!!! – Невилл вытащил из шляпы меч и направил его острие на того-кого-нельзя-называть.
Дальше все происходило очень и очень быстро. Гарри вскочил с рук Хагрида. У Гарри в руках появилась палочка. Пожиратели начали аппарировать. Оставшиеся кидались заклятиями. Невилл попытался перерезать змее шею, но нечего не получилось. Гарри и Тот-чье-имя-нельзя-называть боролись. Их заклятия встретились. Они выкрикивали друг другу только им понятные вещи. Миссис Уизли убила Белатриссу Лестрейндж. Невилл перерезал шею змее. Заклятия Гарри и Темного Лорда на мгновение распались, а потом возобновились вновь. Гарри побеждал.
Луна Лавгуд ненавидела войну. Но не именно эту. Луна Лавгуд не могла ненавидеть эту войну, потому, что они победили.
Друзья мои, осталось всего 2 главы, а я не вижу ваших комментариев.
Обижаете меня(
И бету-соавтора мою тоже. Правда, Yellena?
====== 29 ======
Немного прошлого.
В доме гулко тикали часы.
Солнечные лучи освещали глаза очень беременной Гермионы Грейнджер. Через пару-тройку недель она родит. Настроение было как нельзя лучше. Вероятно, сегодняшний день был самым лучшим днем за все ее пребывание в России.
Раньше Гермиона очень любила гулять по вечерам. Вот только было слякотно и прохладно. Теперь же на улице по вечерам комары и мошки, от которых не избавишься ни одним заклинанием. Когда она после вечерней прогулки пришла искусанная этими летающими тварями, Макс долго заливался над ней хохотом. Хотя, смешного было мало. С тех пор по вечерам Гермиона не гуляла.
А вот утро, тем более такое солнечное и греющее, было прекрасным временем для прогулки. Беременным надо много находиться на свежем воздухе. А потому, брюнетка соскочила с кровати, и почти в припрыжку (насколько позволял комочек в ее животе), отправилась в ванную комнату.
Гермиона была уже у двери комнатки с умывальником, когда услышала из гостиной голос Макса, тихо с кем-то разговаривающего. Гермиону взяло любопытство, ибо она слышала, что Рэй тихо посапывает у себя в комнате. «Неужели Драко?!» – словно метеор промелькнула мысль в голове девушки, и тихим, аккуратным шагом она начала спускаться по лестнице.
– Ну, слава Мерлину! – шумно выдохнул Макс. – Я уж думал, эта война не закончится никогда! – Гермиона вздохнула с облегчением. Значит, все наконец закончилось, значит она вернется в Британию. – Вот только Малфоя жалко все-таки. Неплохим он был человеком.
– Да, – потрескивая (видимо говорили по каминной связи) ответил женский голос. – Нарцисса убита горем, она его обожала.
Сложить два и два Гермионе не составило труда. Нарцисса никогда не любила своего мужа. Зато до безумия любила сына. Малфой умер. По телу Гермионы прошлась колющая и режущая боль, словно кто-то одновременно стукнул ступефаем и сектумсемпрой. Руки начало трясти. Ноги подкосились, и девушка осела на ступени лестницы, с которой не успела сойти. Его больше нет.
Создалось ощущение, что в мире внезапно перестали существовать все цвета, звуки. Мысли стали пустыми, но тяжелыми словно свинец. Дыхания в легких не хватало, и, если бы Гермиона могла слышать, она бы услышала свое свистящее дыхание. Голова закружилась, а в глазах потемнело. Девушка больно ударилась головой о край ступени.
В доме гулко тикали часы.
Немного настоящего.
Где-то в доме плакал ребенок.
Как и бывает в сопливых мелодрамах, Драко Малфой сидел возле кровати Гермионы Грейнджер, сжимал ее горячие пальцы, и гладил мокрый лоб. Уже несколько дней девушка не приходила в себя.
Когда Драко переместился в Россию к дому О`Брайана, то сразу услышал протяжные крики девушки. Он бросился в дом, боясь что-то случилось. На самом деле ничего. Просто она рожала.
Еще никогда в жизни Драко не слышал таких криков. По сравнению с тем, что он услышал в то утро, крики маленькой Панси-Блейз Малфой были тихими поскуливаниями. Драко не так часто видел как девушки рожают, и ему показалось, что эти роды были тяжелыми. Грейнджер буквально разрывала руками простыни, и, казалось, сама распадалась на куски. Каждый ее вздох был как последний. Словно она боится ненадышаться.
Драко очень хотел помочь ей хоть как-то. Но не нашел в себе сил даже подойти к девушке и взять ее за руку. Он прижался к стене и ошалело смотрел за тем, как Макс О`Брайан принимает роды у его невесты. Все четырнадцать часов. А потом маленькая Панси закричала, а Гермиона потеряла сознание. И в себя больше не приходила.
На дворе было давно за полночь. Неяркий ночник освещал довольно просторную комнату, но она казалась слишком маленькой для Малфоя, когда он ходил по ней взад-вперед, измеряя ее вдоль и поперек шагами. Гермиона. Он остановился у ее кровати, опираясь руками о спинку и склоняясь над ее ногами, что укрыты белоснежными простынями. За эти дни он возненавидел белый всем сердцем. Белые стены, белый потолок, белый паркет на полу, белые простыни, такое бледное, что уже казалось белым, лицо Грейнджер. В те дни, когда солнечный свет все же пробирался в комнату, Малфою казалось, что все вокруг просто ослепит его. Хотя ему хотелось, чтобы его слепило совсем другое. Ее улыбка.
Порой казалось, что только этого и было достаточно, чтобы Драко был счастлив. Раньше он бы выдал личный рецепт счастья, по типу: «Я счастлив, когда один и занимаюсь любимым делом», но не теперь. Теперь он счастлив, когда находится рядом с ней. Но почему же тогда его сейчас просто разрывает тоска и злость?
Не в состоянии больше стоять, он обессилено упал на стул. Сколько Драко уже не смыкал глаз? Два дня? Три? Недосып для него это не проблема. Он все думал, что только он посмеет закрыть глаза, как Гермиона придет в себя, и он утратит тот чудесный миг, когда ее длинные ресницы зашевелятся, а в глазах, только что открывшихся после длительного сна, он заметит едва уловимую искру жизни.
Стоило ему только в очередной раз подумать об этом, как мечты превратились в реальность. Пальцы её руки несколько раз дернулись и вот веки Грейнджер несмело открываются. Малфой готов был поверить, что это сон, а сам он случайно задремал, но после того, как он несколько раз ущипнул себя, он понял, что это ему не видится. Схватив возлюбленную за руку, он тут же принялся целовать ее, до сих пор не в состоянии поверить в происходящее. Мерлин свидетель, как же долго он ждал. Казалось, целую вечность.
– Гермиона… – позвал он, пытаясь привлечь е внимание. Безрезультатно.
– Грейнджер, ты меня слышишь? – негромко прошептал он, чтобы не разбудить Макса или Рэя. Драко не хотел делить этот миг ни с кем. Но в ответ тишина. Гермиона все смотрит на него, вот только будто не видит самого Малфоя. Ее взгляд будто прикован к стене, что позади парня. – Посмотри на меня. Видишь, я здесь, – шепчет он, щелкает пальцами перед ее глазами, а потом берет невесту за подбородок. Но, чтобы не делал и не говорил Драко, он все так же оставался незамеченным.
– Грейнджер, где ты, дементор тебя поцелуй? – уже громче добавил Драко, но в ответ вновь тишина, а сам он стал словно пустым местом. Все так же ноль внимания с ее стороны.
– Ладно, ладно. Прости, что не писал. Что не подошел во время родов. Только не обижайся, – фыркнув, воскликнул он, продолжая сверлить ее взглядом. Грейнджер же упорно его не замечала, что приводило блондина в замешательство.
– Ну Грейнджер? – негромко позвал он девушку, до сих пор не понимая, что происходит. – Гермиона... – уже тише добавил он несколько охрипшим голосом. Руки задрожали, блондин взъерошил волосы, пытаясь разобраться в происходящем, но мозг был затуманен. Гермиона продолжала невидяще осматривать комнату, упорно продолжая не замечать присутствия Малфоя.
– О`Брайан! – заорал Драко на весь дом.
Где-то в доме заплакал ребенок.
Немного будущего.
Драко не мог уснуть. Он не знал, что делать.
После долгого разговора с Максом Малфой лежал в своей постели,чувствуя себя действительно растерянным.
О’Брайан рассказал ему о причине произошедшего, но Драко казалось, что причина совсем не в этом. Узнав, что Гермиона считает его мертвым, Малфой кое-что, наконец, понял. Её любовь была не так сильна, чтобы спасти ее.
Когда-то давно, кажется, уже в прошлой жизни, она говорила ему, что только мысль о нем спасает ее от темноты. В тот момент он верил, что это действительно было так. Что он действительно та ниточка, связывающая ее с реальным миром, та ниточка, что держит её на этой планете. Вот только его «смерть» немножко поменяла приоритеты.
Блейз всегда был умнее Драко. И именно он когда-то втолкнул в голову Драко одну жизненную истину: «Сердце женщины всегда целиком и полностью будет отдано ее первому мужчине. Да, она будет впускать в него и других, но уже не так глубоко». И да, Малфой не был первым мужчиной Гермионы Грейнджер. А потому не мог занимать в ее сердце столько места, сколько хотелось бы ему самому.
Получается, после его смерти Грейнджер его разлюбила? Какой бы ужасной ни была эта мысль, это было действительно так. От осознания этого ладони Драко похолодели. Макс упорно убеждал его, что мнение Забини ошибочно. Но Драко мог привести в пример даже своих родителей. Мать, которая, несмотря на то, что делал его отец всю свою никчемную жизнь, любила Люциуса, как своего первого мужчину, единственного мужа и отца ребенка. Любила столько лет, а теперь чуть ли не умирает сама. Гермиона же просто позволила захватить себя этой проклятой темноте.
И уже в следующее мгновение Драко представил себе, каково может быть его будущее. Его 5-7-10-летняя дочь, задающая вопросы, почему мама не разговаривает с папой, почему она смотрит сквозь него. Почему мама говорит, что папа давно умер, хотя вот он, рядом, живой, такой же, плоть-и-кровь, как и она сама. И что будут говорить окружающие.
Такой судьбы для Панси-Блейз Драко не хотел. Девочке нужно счастливое детство. Счастливая молодость, старость. Ей нужна нормальная жизнь. Драко мог бы забрать дочь, мать и уехать куда-то далеко. Но на кого он оставит Грейнджер? Уизли? Просто нет. Крам? Два раза нет. Поттер? Ага, чтобы они вместе мир снова спасали? Неет, хватит с мира таких спасений. Забирать куда-либо Грейнджер не имело смысла. Она все равно его не видит, не чувствует прикосновений. Что за жизнь тогда будет? Так и самому Драко откроется прямая дорожка в Святого Мунго. Вариант отвозить куда-то девушку отпадает так же, как и оставить ее рядом с Уизли. Остается только один вариант. Уйти самому.
Отвезти Гермиону и Панси в Мэнор, чтобы Нарцисса помогала воспитать девочку, как истинную Малфой. Вдвоем они вполне справятся. А ребенок без отца не такая уж и редкость в послевоенное время. Тедди Тонкс вообще без родителей остался, зато крестный у него – мировой герой.
Драко встал с кровати и упаковал свои незначительные пожитки. Написал письмо маме, что приедет Гермиона с внучкой. Оставил записку Максу, чтобы тот отправил девочек к Нарциссе и лег обратно в постель с мыслью о том, что на рассвете он уйдет.
Драко знал что делать. Но он не мог уснуть.
====== Эпилог. ======
С момента окончания войны прошло пять лет. За эти пять лет многое в магическом мире изменилось. Гарри Поттер женился на Джиневре Уизли; Астория Гринграсс вышла замуж за известного француза; Северус Снейп стал крестным отцом Панси Блейз Малфой; а мой сын бросил свою семью.
Пять лет назад Драко взбрело в голову, что Гермиона Грейнджер, мать его ребенка, разлюбила его, а потому перестала видеть. Хотя на самом деле, как объяснила мне потом моя невестка, тут все немного глубже. Она не видела его потому, что ее больше ничего не держало на планете. По сути, она сказала, что весь мир до какого-то определенного момента был покрыт для нее черной дымкой.
Когда эта дымка спала, Гермиона взялась за воспитание дочери. Девочка была точной копией Драко, но в ней не было ничего от семьи Малфой. Она была Блэк. Самая настоящая. Живая, с огнем в глазах. Она не спрашивала где ее папа, потому что мама плачет, когда говорят о папе.
А сама Гермиона ждала Драко день и ночь. Мне было даже удивительно, как сильно может любить женщина. Она не позволяла аврорату прекращать поиски. На каждый прием пищи (в мэноре обедали в одно и то же время и все вместе) было накрыто на четыре персоны. Всегда готовая спальня, если Драко вернется и не захочет делить с ней постель. В шкафу стоял чемодан с мантиями и деньгами, если Драко решит прогнать девушку по возвращению. Эльфы всегда были готовы звать на помощь, выполнять приказы и все тому подобное. И так на протяжении пяти лет.
Гермиона просто ждала его. Ни злости, ни паники. Бесконечная тоска и слезы. За все эти годы Гермиона ни разу не посмотрела на других мужчин. Она ждала, верила и любила.
Однажды утром, я только собралась выйти на прогулку с Панси (обычно это делала Гермиона, но этим утром ей нездоровилось), как услышала шаги на лестнице. Я уже собиралась отругать невестку, ибо приказала ей не подыматься с постели. Но вместо очаровательной молодой девушки, я увидела парня с белыми, как снег волосами, грустными глазами и морщинками на лбу. На лестнице стоял мой сын, и, для полной картины, ему не хватало только таблички со словом «неудачник». Панси уже выбежала во двор, и не видела Драко.
– Мама! – выдохнул он и кинулся меня обнимать. Я стояла ни живая, ни мёртвая.
– Драко? – я не ждала его уже больше года. Почему-то была уверенна, что он не вернется. Хорошо, что я ошибалась. – Драко… – снова произнесла я, и прижала его ближе к себе. Мой мальчик был на голову меня выше, и я заплакала в его пиджак. – Где ты все это время был?
– Мам, – произнес он, и совсем по-мальчишески, так, как никогда ранее, и улыбнулся. – Я повидал весь мир!
Я взяла сына за руку и повела в сад, где в этот момент бегала Панси. Девочка размахивала волшебной палочкой Гермионы и наколдовывала бабочек. Драко смотрел на малышку с восхищением и благоговением, пока та, не обращая никакого внимания на нас, бегала за бабочками.
– Это Панси? – спросил он неверующе и посмотрел на меня.
– Дети растут, – ответила я, и уже в следующий момент девочка заметила нас и с визгом побежала в нашу сторону.
– Папа! – утвердительно произнесла Панси Блейз, смотря на Драко нахмуренным взглядом. Тот ей кивнул, но лицо его было таким бледным, словно он боялся ее. – Ну и где ты был? – спросила она и наклонила голову.
– Путешествовал... – и Панси просто его обняла. Прижалась к нему так, словно делала это каждый день. Словно это уже не первая их встреча.
Я решила оставить их наедине и пошла в дом. Распорядилась, чтобы через полчаса в гостиной накрыли легкий завтрак и по чашке чая на нас троих. Также я приказала домовым эльфам, чтобы они не будили молодую мисс (так они называют Гермиону), и ни слова не говорили о прибытии Драко.
Спустя два часа, я, Панси и Драко сидели в гостиной громко разговаривали и смеялись. Малышка не слезала с колен папы даже чтобы взять что-то вкусное со стола, ведь «папина волшебная палочка слушается меня больше чем твоя, бабушка». С простым заклинанием левитации девочка уже справлялась.
Все время разговора никто не заговаривал о Гермионе. Драко мастерски избегал тем, косвенно касающихся его когда-то любимой женщины. Но по тому, как бегают его глаза, когда скрипит дверь или половицы наверху все понятно. Он жаждет увидеть ее, хоть и не надеется ни на что более.
