Текст книги "Shattered (СИ)"

Автор книги: Molly Weasley

Соавторы: ,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Когда мы вошли в его кабинет, он сидел за столом, и выбирал какую лимонную дольку следующей отправить к себе в рот. Заметив нас, он улыбнулся, встал, и указал на кресла, на которые мы все можем сесть. Так же он похвалил мантию Минервы и фингал Северуса.

Нам налили чаю, и мы долго сидели в тишине. Никто не сказал ни слова. Лишь МакГоногал невоспитанно громко, отхлебывала свой чай. Снейп уже начал не выдерживать и делать небольшие шаги по кабинету. Дамблдор закинул в рот еще одну лимонную дольку и заговорил.

– И вот мы уже во второй раз собираемся в моем кабинете, чтобы обсудить ребенка мисс Грейнджер и мистера Малфоя. – Гермиона покраснела. – Замечательная реакция, Гермиона, теперь верю. И так, как вы хотите назвать ребенка?

– Эм… да мы пока что не думали... – ответила гриффиндорка.

– Как на счет Лялипоп? – наши с Гермионой лица исказились в ужасе.

Последующие сорок минут Дамблдор предлагал ужасные имена. У нас с Гермионой, кажется, на волосах появились проседины. После одного из предложенных им вариантов я поперхнулся горячим чаем, и обжег горло. МакГоногал хихикала как школьница, а Снейп то бледнел, то зеленел.

Затем он нас отпустил, шепнув мне, чтобы я перед завтраком отправил письма родителям. А что я им мог написать? «Мама, папа, куда мне деть беременную Грейнджер?» Так что ли? Да отец прикончит нас, как только узнает. Доложит Волон де Морту. Ну и плевать!

Уложив Гермиону спать, я сел за письма. Нельзя писать им одно на двоих. Разные.

Через час я любовался своим творением.

«Здравствуй, отец!

Пишу тебе сам, чуть ли не в первый раз в жизни, но это важно. От того, разболтаешь ты это кому-либо или нет, зависит твоя репутация, моя жизнь и жизнь твоего внука или внучки.

Моя девушка беременна. Она находится в большой опасности, оставаясь в Хогвартсе, или вообще в стране. Ты задашься вопросом почему? Да потому, что она беременна. И предупреждая твои восторги, хочу сказать, что статус ее крови – магглорожденная.

Я очень надеюсь на твою поддержку.

Твой сын»

И второе для мамы.

«Мама!

Я сделал правильный выбор.

Помнишь, мы говорили о девушке, которую я люблю? Помнишь тот факт, что она магглорожденная? Так вот. Это Гермиона Грейнджер. Она беременна. Ты понимаешь, к чему я клоню, мама? Нужно что-то делать.

Драко»

Я понес письма в совятню. Они оба что-нибудь придумают. Я уверен! И сомневаться в своих родителях намерен не был. По дороге до меня вдруг неожиданно дошло, что стоило только свистнуть в окно, и мой собственный филин прилетел бы. Бенджамин Захари Адриан Томас был гениальным филином. И подчинялся только мне.

Перечитав письма родителям, я пошел к Дамблдору. И плевать, если старик спит. У меня серьезный разговор, который не требует отлагательств.

Я зашел в кабинет, директор разбирался с какими-то бумажками. Увидев меня, он сам себе кивнул, сделав выводы опять же для самого себя, и жестом пригласил меня присесть в кресло.

– Доброе утро, Драко. Что привело вас ко мне? – спросил он, и я потерялся, не зная, как начать разговор. Нормальный человек, по пути, продумал бы свои слова. Но я не нормальный, с этим я разобрался еще года три назад.

– Да, профессор. Вас не должно удивить, что я пожиратель. Вы как-то говорили, что я всегда могу обратиться к вам за помощью. Так этот момент настал. Мне дано задание, как юному пожирателю. Задание нельзя назвать простым. Но оно и не сложное собственно. А заключается оно в том, что я должен убить вас.

Глаза старика в удивлении расширились. Ну, вот сказал. Да еще и так ровно. Что ж, Малфой, ты лучший!

– И вы пришли просить у меня помощи в этом? – я фыркнул.

– Нет, конечно! Я, конечно, не то, чтобы люблю вас, но и убивать не имеется желания. – Я снова фыркнул. – Я не убийца, – сделав паузу, я продолжил. – Мне нужна защита. Ну, в основном не мне, а моей семье. Не знаю как отцу, но маме точно. Я готов работать двойным агентом, называть имена, места, время. Да все что угодно. В обмен на безопасность моей матери. Ну и, наверное, Грейнджер. Хотя об этом должна позаботиться моя мать.

Дамблдор задумчиво поглаживал бороду. Лучше бы сказал что-нибудь. Но Дамблдор никогда не отличался особой красноречивостью, хоть и был величайшим волшебником.

– Хорошо, мистер Малфой, защита вашей семье будет предоставлена. От вас же требуется только не выходить на прямой контакт с Томом Реддлом. И когда понадобится, отправится с мистером Гарри Поттером, на поиски кое-каких вещей. Такие условия вас устраивают?

Я не задумываясь, кивнул. Теперь дела сделаны. Я выбрал сторону. Не знаю насколько светлую, и правую. Но я выбрал ту сторону, на которой должен быть.

====== 24 ======

С утра я был приговорён к расстрелу,

В обед впаяли четырёхсот летний срок,

К закату мне слегка четвертовали тело-

Не важный выдался денёк!

(с) Капелькин

На мой взгляд, сегодня выдался самый ужасный день в году. За окном стояла пасмурная погода. Сильный ветер, можно сказать, плевал в лицо порывами. Периодически накрапывал противный моросящий дождь. Солнце не было вообще.

Кажется, именно сегодня, на меня решили свалиться все беды этого бренного мира. С самого утра на меня свалилось все говно, которое только могло свалиться на мою замечательную, красивую и главное остроумную голову.

Проснулся я от ужасной боли левого предплечья. Метка горела, и хотелось отрезать себе руку к чертовой матери. Лежащая рядом Гермиона нахмурилась, видя как исказилось мое лицо гримасой боли. Она спросила, что случилось, но я лишь отрицательно покачал головой, и, вылезши из-под одеяла, проскользнул в ванную.

Усевшись на унитаз, я стал ждать, когда же пройдет эта адская боль. Но она только усилилась, и вскоре перед глазами потемнело. Потом я почувствовал тупую боль в правом плече, и понял, что я свалился с унитаза на пол. Что ж, прекрасно.

Не знаю, сколько прошло времени, но боль стала стихать. Я встал с пола, и потер ушибленное плечо. Включил холодную воду, и встал под напоры воды. В голове настал порядок. Сонливость прошла еще когда я свалился с унитаза. После нескольких приятно проведенных минут в душе, я, обернув полотенце вокруг бедер, пошел к умывальнику чистить зубы.

Я смотрел на себя в зеркало. Мне еще нет семнадцати, а моя девушка уже беременна. Мне еще нет семнадцати, а я уже пожиратель смерти. Мне еще нет семнадцати, и я успел стать предателем. И пусть я не боролся за ту сторону по-настоящему, я остро чувствовал на себе тяжкое бремя предателя.

Выйдя из комнаты, я не увидел Грейнджер. Нахмурившись, я пошел в ее комнату, может она переодевается. Но та оказалась пуста. Во мне росло раздражение. Ну и куда эта беременная женщина отправилась без меня?!

Быстро одевшись, я пошел в сторону большого зала. Войдя, я просто не поверил своим глазам. Грейнджер и Уизли стояли возле гриффиндорского стола и обнимались. Они, черт возьми, еще и улыбались! Я быстро пошел к ним. У меня было желание убить его за то, что посягнул на мою собственность.

Я подошел к ним, и стал ждать, когда же они меня заметят. Но они все обнимались. Когда терпение мое было на исходе, я кашлянул. Грейнджер оторвалась от Подлизли, и радостно взглянула на меня.

– Драко! – воскликнула она улыбаясь. – Мы с Роном помирились, – я вскипел. Голова пошла кругом. Твою мать! Я снова ревную.

– Да неужели? – спросил я холодно, как будто не моего ребенка она носит под сердцем. Гермиона, нахмурившись, посмотрела на меня, и спросила в чем причина моего недовольства. – О, ты спрашиваешь, в чем причина моего недовольства? Скажи, ты дура или как? – она врезала мне не сильную пощечину.

– Да как ты смеешь? Вместо того чтобы разглагольствовать и строить из себя обиженного и обделённого, лучше бы прямо сказал, что случилось. Но ты не можешь! Не знаю, чего тебе не хватает, смелости или мозгов, но ты не можешь. Ты можешь только обзываться, унижать. Ты шесть лет не мог сказать мне, что у тебя ко мне симпатия. А теперь, когда я помирилась с другом, который был рядом со мной эти гребаные шесть лет, ты не можешь за меня порадоваться. Ты кретин, Малфой. Разберись со своим говном, а потом приходи поговорить.

Что самое удивительное, во время своей тирады, она ни разу не повысила голос. Он был спокойным и ровным. И я рад, что она не кричала. Ей сейчас нельзя особо волноваться.

Сев за слизеринский стол, я начал спокойно есть кашу. Рядом со мной сидела Панси, и смотрела на меня в упор. Кажется, она даже не мигала. Но я решил, что лучший способ от нее избавится – игнорирование. Собственно именно так я и поступил. Просто не замечал того, как она на меня вылупилась. Но Панси Паркинсон не была бы Панси Паркинсон, если бы с размаху не выбила ложку из моей руки, и не дала бы подзатыльник. Я лениво обратил к ней взгляд.

– Ну и что это было, ты жалкий идиот? – спросила она суровым голосом. – Что ты такое сказал Гермионе, что она влепила тебе оплеуху? М? – я тяжело вдохнул, и попытался выдавить улыбку. Сейчас, когда злость от увиденного приутихла, я начал понимать, что поступил не правильно. Но назад дороги нет, и я должен отстаивать свою позицию до конца.

– Ничего, что не было бы правдой, – сухо ответил я и потянулся за другой ложкой, намереваясь продолжить свою трапезу. Но и она полетела в сторону.

– Скажи мне, Малфой, ты идиот? – она снова стукнула меня по затылку. – Не понимаю, как Грейнджер тебя выносит! – Панси перешла на шепот. – Драко, она носит твоего ребенка. Ты нужен ей, тупая твоя голова.

И вот тут-то я почувствовал себя виноватым. Она и правда так много делает для меня. Она отдает себя всю, а я… а что я? А я Малфой. И впервые в жизни, то, что я Малфой, не спасало меня от угрызений совести.

Гермиона снова оказалась права. Мне надо разобраться со своим говном, а потом уже идти к ней. И пусть уже через десять минут, я буду думать, что это все бред, и в моей жизни совершенно нет говна, врать самому себе иногда противно.

Первой у меня была трансфигурация с хаффлпафом. Беззаботный народ! Всегда такие милые, что невольно ищешь взглядом куда блевать. Такие добрые. Ха! Трудолюбивые. Что на языке, кроме мата нечего не вертится. Поэтому пиздец.

В класс зашла МакГоногал, встала у стола, оглядела кабинет, и попросила сдать свои эссе. Ну, твою мать! У меня ничего не сделано. Но ее вряд ли волнует, что последние пару дней я корчился в лихорадке, из-за принятия гребаной метки. Нет, это ее не волнует. И она снимает Мерлиново количество баллов со Слизерина, и унижает меня перед этими тупоголовыми хаффлпавцами.

– Мистер Малфой! – обратилась она ко мне, заметив, что моей работы не прилетело ей на стол. – Вы не могли бы прочитать свое эссе? – ну и что мне теперь делать? Эта женщина явно издевается надо мной! Неужели не простила за наши с Гермионой ночные похождения?

– Простите, профессор, но я не сделал.

– Двадцать очков со Слизерина, мистер Малфой. Вы староста школы, и должны хорошо учиться. Мисс Паркинсон, может быть, вы прочитаете нам свою работу? – обратилась она к моей подруге. Нет, ну только ее трогать не надо, а! Женщина-кошка, драккла ей под мантию. В остальном урок прошел как обычно.

Следом было прорицание. Только увидев меня Трелони завопила, и наговорила всякой чепухи. Что принятое мной решение будет казаться мне не правильным. Что после рождества меня ждет объединение с врагом. Что на каникулах я оставлю что-то ценное где-то далеко, и вообще всякого бреда.

Прорицание было с гриффиндорцами. Грейнджер на прорицания не ходила. Зато тупоголовые Браун и Патил смотрели на меня с вожделением. А потом отправили мне записку, что я должен гордиться, что эта ходячая глупость наговорила мне чепухи. Там конечно было не так, но общий смысл я передал.

Во время обеда я готов был ненавидеть весь мир. Грейнджер сидела в окружении гриффиндорской команды по квиддичу, и над чем-то с ними смеялась. Гарри Поттер сидел рядом со своей мелкой Уизли, но казалось, был погружен в мысли далекие и не самые приятные. Уозлик обнимал за плечи Кети Белл и Демельзу Роббинс. А вот с обеих сторон от Гермионы сидели хиляк Кут и малявка Пикс. Один протягивал ей пирожок с джемом, а другой пакет с мармеладом из Сладкого королевства.

– Астория, солнышко, подсядь-ка ко мне, – подозвал я сплетницу. – Что ты знаешь об этих двоих, что сидят с Грейнджер?

И Астория поведала мне, что Ричи Кут и Джимми Пикс ходят за Грейнджер еще с того года. Они ослеплены любовью к ней, но она этого даже не замечает. От этих новостей я заулыбался, и Астория отшатнулась в страхе.

Только было я собрался уходить, как мой филин Бенджамин Захари Адриан Томас, или сокращенно Бади, пролетел под потолком зала, и опустился передо мной. Весточка из дома. Я с нетерпением разорвал конверт.

Это мне пришёл ответ отца. Аж на два пергамента. Он был полон разнообразных эпитетов, обвинений, проклятий, афоризмов и прочего. И только три слова из всего письма относились к делу. «Ничем не помогу!»

Я разорвал ненужные строчки и кинул в тарелку с недоеденным супом. К черту все. Найду Блейза и напьюсь. Кстати, странная штука, его сегодня совсем не видно. Эффектно покинув зал, я отправился на поиски своего чернокожего друга Забини.

Искать пришлось не долго. Любимый тупик в подземельях благоухал запахом блевотины и перегара. Блейз был чем-то страшно огорчен, раз напился до такого состояния в гордом одиночестве.

Очистив его от запаха и грязи, я стал ждать звонка, чтобы перетащить в комнату, найденную нами с Гермионой накануне.

Сказав этот глупый пароль, я втащил друга в комнату. Если это комната отца, где-то должно быть зелье против похмелья. Если я хорошо знаю своего отца. И действительно, в шкафу был целый отдел с разными зельями. Вытащив нужное, я понюхал. Вроде бы нормальное. И влил его в рот Блейзу. Через пару минут тот оклемался.

– О, Малфой! Какая встреча! – с сарказмом начал он. Таким тоном он разговаривает со мной только тогда, когда очень обижен.

– Ну и что же я тебе такого натворил? – спросил я, начиная злиться.

– Ты помолвлен с Панси, придурок.

Да твою же мать! Как же меня все это достало! Послать бы все к черту, и смыться на Гоа. Все такие тупые и непроглядные идиоты, что никакой воспитанности не хватит, чтобы говорить без мата… а самое главное всем из под меня что-то нужно.

– Помолвка с Панси разорвана. Я забыл тебе сказать. – Блейз вскочил с кресла, в которое я его усадил, и обнял меня. Перед объятиями я успел заметить, что лицо его посветлело. Он был счастлив. Да. Вот только из-за чего разорвана эта помолвка!

– Как тебе удалось, друг?

– Просто я пожиратель, а она нет. Красноглазому ублюдку это показалось непреодолимым неравенством.

Если бы чернокожие бледнели, то мой друг был бы сейчас белым как полотно. Выражение его лица вызвало у меня громкий смех, перерастающий в истерику. Вот такое вот клеймо… Осчастливило друга и, пусть и косвенно, спасло мать. Ну и поставило под удар Грейнджер. Хотя рядом со мной она всегда под ударом. Ровно, как и я рядом с ней.

– Знаешь, Драко, мы с Панси хотели на каникулах сбежать. Знаешь, у красноглазого есть несколько артефактов. Довольно сильных, я скажу. Они расположены в разных частях страны. Мы хотим их выкрасть.

– Зачем?

– Ну, знаешь, как Бонни и Клайд…

– Ты помнишь, чем закончилась их история?

– Малфой, просто я хочу умереть молодым. Умереть, зная, что Панси меня любит. Знаешь, а вдруг в какой-то момент она уйдет к другому. Тогда моя жизнь станет ничтожеством. Я и сам стану ничтожеством, Драко.

– Но Панси любит тебя! – Блейз сел обратно в кресло. Помолчал пару минут, тяжело вздохнул и закрыл глаза.

– Больше всего, женщина любит именно своего первого мужчину. – Он призвал из шкафа бутылку бурбона. – Она никогда не будет принадлежать всецело последующим. – Он сделал два больших глотка. – Моя мать безумной любовью любила моего отца. Он был у нее первым. Она искала любви в последующих браках, но все не то. А кто был первым парнем Панси?

– Блейз… – он присосался к бутылке, и выпил почти половину.

– Ответ не верный. Попытка номер два?

– Забини.

– Малфой, ты сегодня какой-то не догадливый. Ну, я думаю, ты прекрасно помнишь, кто был первым парнем Панси. Вот отсюда и идет вывод, что Панси никогда не будет моей настолько, насколько я сам захочу.

– Блейз, но ведь твоей первой девушкой точно была не Панси. А моей не Гермиона…

– Другой разговор, Малфой. До этого ты когда-нибудь сам додумаешься, мой трезвый друг. Вот скажи, ты у Грейнджер первый?

– Нет, но…

– Так вот, мой белолицый, трезвый друг, Грейнджер хоть и любит тебя сейчас, это пройдет. Именно поэтому, раньше, женщины не спали с мужчинами до свадьбы. Чтобы любила только его.

– Ты говоришь глупости, Забини. Вспомни Скарлетт О`Хара! Она любила своего третьего мужа. Любила до безумия. Ты вспомни! А он не был ее первым мужчиной.

– Драко, такое только в книгах.

Я оставил Блейза напиваться одного. То, что его теория – бред, я не сомневался. Ну не может такого быть, чтобы кусочек сердца женщины навсегда был отдан ее первому мужчине. Это действительно очень бредовая мысль.

Но с другой стороны, ведь первый секс случается, когда женщина впервые влюбляется. А первая любовь всегда оставляет глубокий след. И может просто Блейз перевел все на сторону секса? А черт с ним. Как там говорила Скарлетт О`Хара? Я подумаю об этом завтра.

Когда прозвенел колокол, я пошел на поиски Грейнджер, чтобы узнать, кто был ее первым мужчиной, и по возможности убить его. Минут семь я ходил от класса к классу, потому, что внезапно из головы вылетело ее расписание. И вдруг со стороны выхода к квиддичному полю я услышал крики. Кто-то ссорился. Ну и как скажите я, мог пройти мимо такого? Да никак! Не только у меня одного сегодня поганое настроение. Хоть поглумлюсь.

Вокруг ссорившихся собрались в круг представители Слизерина, Равенкло и Гриффиндора. А в центре разборки, ну вы мне просто не поверите, были мелкая Уизли и сам Избранный! Девочка была более менее спокойна на лицо, а Поттер красный как варёный рак.

– То есть ты решил свалить вину на меня? – спросила она уже спокойным голосом. Ну а крики куда делись? Блииин. Я скривил печальную моську.

– Нет, Джинни дело… – заговорил Поттер, но рыжуха его прервала.

– Дело не в тебе, а во мне? Пф! Глупая фраза. И так, поясни, по какой такой дурацкой, возвышенной причине мы должны расстаться? – произнесла девушка и криво улыбнулась.

– ЯлюблютебянонехочуподвергатьопастностиСириуспогибатебяяпотерятьнемогуДжиииниииии… – сказал шрамоголовый нечленораздельно. Я даже хлопнул себя по лбу из-за такого ужаса.

– А что, если мне все равно? Что если я готова умереть за тебя? – спросила девчонка с вызовом.

– Мне не все равно! Я не хочу тебя терять! – воскликнул он. – Все Джинни. Я не женюсь на тебе. Ты можешь быть свободна, – рядом со мной кто-то резко втянул в себя воздух. Я повернул голову, и увидел Грейнджер, с зажатым ртом.

И в этот момент я готов был убить Поттера. Ради безопасности любимой, он пошел на такие жертвы. Кинул ее. Хотя ему трудно. Кака любовь![1] А вот я Грейнджер кинуть не могу. Только если спрятать.

Я открыл рот, чтобы сказать ей все, что я думаю о ситуации с Поттером и мелкой Уизли. Сказать, что я никогда бы ее не бросил. Но она прервала меня, вытянув вперед руку.

– О, даже и не думай! – она развернулась, и пошла прочь.

Глупо было полагать, что она хочет меня выслушать. Но я не мог предположить, что Грейнджер закатит мне истерику. Эта глупая беременная женщина кричала на всю гостиную старост, в которую мы пришли.

Гермиона кричала, жестикулировала, топала ножкой. Глаза сверкали. Она тяжело дышала, от чего грудь ее была так привлекательна. Мерлин, когда эта женщина злится, я начинаю хотеть ее как девственник, впервые увидевший голую девушку. А Гермиона все злилась. Она посмотрела прямо мне в глаза, и ее щеки заалели.

Гермиона отвернулась, и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Мне же успокаиваться не хотелось, и я, сделав пару шагов, обнял ее и прижал к себе. Провел носом по шее, и она откинула голову мне на плечо.

Моя девочка.

Я схватил ее за рукава мантии, и развернул к себе. Она была удивлена такими резкими движениями, но в ее глазах я видел желание. Вот оно. Всего лишь секс с Грейнджер, и этот день станет отличным. Секс во время перемены. Мне хватит. И ей тоже. На два раза. Я жестоко припал к ее губам. Она широко раскрыла глаза, но для меня это слишком, а потому, свои я закрыл. Слишком много эмоций. Я нажал языком на ее плотно сжатые губы, и она впустила меня в свой рот.

Ммм…

Тогда, на третьем курсе, во время первого нашего поцелуя, она еще не была такой мастерицей. А теперь, всего двумя движениями могла заставить меня сходить с ума. О, мой Мерлин, ее поцелуи как дар свыше, честное слово! Вот бы все проблемы могли решиться ее проворным язычком, в моем рту. Мокрый, умелый язычок грязнокровки Гермионы Грейнджер.

Грязные мысли заводили.

Все еще держа ее за рукава мантии, я оттащил девушку к стене, и прижался к ней всем телом. Ее ноги подкосились, и она вцепилась в воротник моего джемпера. Я вжался в нее еще сильнее, и переместил руки на грудь. Она опускалась и поднималась слишком быстро. Тяжелое, но такое быстрое дыхание. Как так можно, если дышишь носом. Ее сердце колотилось с бешеной силой. С такой бешенной, что у меня закружилась голова.

Моя женщина.

Я начал потеть. Пот стекал по спине, заставляя рубашку прилипать к телу. Я запустил руки в ее волосы. Около лба они были мокрыми. Она еле сдерживается. Я скинул с нее мантию, хотя перед этим пришлось повозиться. Не отрываясь от моего рта, она помогала мне в нелегком деле раздевания. И вот мантия полетела на пол. Я снова положил руки ей на грудь, и девушка тихонько застонала. Вибрация на губах отдалась в пах.

Видит Мерлин, перемены нам не хватит.

Я просунул между ее ног свою. Бедра под юбкой были горячими. Мерлин, женщина, что же ты со мной делаешь?! Невозможно испытывать одновременно. Бешеное желание граничащее с болью. Сильное головокружение. Сосущее чувство в животе, сводящее мышцы. И зуд в паху. Такой восхитительный зуд. Просящий оказаться внутри маленькой грязнокровки Грейнджер. Такой жгучий.

Не забываем дышать.

Я оторвался от ее губ и взглянул ей в лицо. Какая она красивая. Припухшие красные губы. Растрёпанные волосы. И это уже даже не «милый, меня ударило током». Это называется «я у Драко вместо швабры». Алые-алые щеки. И глаза, которые, как я думал, никогда не посмотрят на меня с любовью или желанием. Она просто потрясающе красива.

Я люблю ее.

Подхватив ее на руки, я снова с силой прижал к стене. Плевать. Плевать. На все плевать. Я начал целовать ее шею. Она откинула голову назад, при этом сильно треснулась о стену, но, кажется, не заметила этого. И громко застонала. Ее стоны – музыка для моих ушей. Но у стены не так удобно, как кажется в начале. Я оторвался от нее и посмотрел вокруг. Ближе всего стоял стол. Через пару секунд мы уже лежали на нем. Я провел руками по ее бедрам. Задрал юбку. И …

… она схватила мою руку, когда я уже был готов проникнуть под ее белье. Я, конечно, было подумал, что она что-то затеяла. Но она просто столкнула меня с себя, села, и начала приводить себя в порядок. Что за?!

– Я вот хотела спросить, тебе хватит силы остановится на таком моменте. Мне хватает, – она спрыгнула со стола, подошла к стене, и забрала свою мантию. Пока она ее одевала, я стоял как в воду опущенный. Потом, сделал шаг, но она снова вытянула вперед руку, чтобы остановить. – Я все еще обижена, Малфой! – И пригладив волосы, зашагала в сторону выхода. Когда уже портрет за ней почти задвинулся, я крикнул в след:

– Динамщица.

Зашибись ситуация. Член стоит. Грейнджер нет. На урок я не успею. С таким то стояком. Остается только принять душ. Вот только не в своем душе, а в грейнджеровском.

Войдя туда, я сразу решил, что мы потрахаемся тут до каникул. Обязательно. Я подошел к раковине, и налил в нее воды, заткнув дырку грейнджеровскими трусиками, до этого стащенными из комода. В образовавшуюся ванночку я налил ее шампуня и геля для душа. Через три минуты благоухало на всю ванную.

Я встал под душ, я стал ждать, когда стояк пройдет. Но он даже не ослаб, и тогда я решил ему помочь. Но ему нечего не помогало. Твою же мать! Все напрасно. И запахи. И ее ванная. А онанизм. Остается только спеть, как это бывает в ужасных мюзиклах, на которые мы таскались с Забини, когда хотели трахнуть кого-то. Это было не часто, но классно!

– О, Палмолив, мой нежный гель, – запел я. – Ты даришь запах орхидей, [2] – со стороны двери я услышал смех. Выглянув из-за шторки, я увидел Забини с бутылкой огневиски. – А тебе, не много ли на сегодня? – Блейз фыркнул.

– Это тебе бы не помешало. Видел Грейнджер. Она тебя отшила. Помощь не нужна?

– Уж не от тебя точно, – я вылез из душа, и завернулся в грейнджеровский махровый халат, глубокого изумрудного цвета. При виде пьяного Забини возбуждение сошло на нет.

– Малфой, – прохрипел мой друг, сползая по косяку на пол. – Как только эта война кончится, мы завалимся в паб, я налакаемся до посинения. Ты меня понял?

Я понимал. Слишком хорошо понимал. Это дикое желание выжить в войне и стать счастливым. И этот непередаваемый страх перед смертью. Не то, чтобы я, Блейз или Панси когда-либо боялись смерти. Нет. Смерть – это тоже приключение. Просто мы боялись того, что будет после. Мы боялись неизвестности.

Есть ли жизнь после смерти? Попадем ли мы в рай, или в ад? Что представляет собой загробная жизнь? Если это рай или ад, то там есть главные, как и на земле? И неужели, чтобы жить вечно, надо всего лишь умереть? Видит Мерлин, я хочу жить вечно на земле.

А что если после смерти нет рая или ада? Если мы просто исчезаем? Навсегда? Наступает вечная темнота, и мы даже того не зная умираем. Перестаем существовать. И мы не знаем об этом. Не знаем. Мы не знаем, что сердце больше не бьется. Не знаем, что нас готовят к похоронам. Не знаем, что какой-то некрофил в морге издевается над нашим телом. А может, мы лежим дома в открытом гробу, и близкие заходят в комнату, чтобы попрощаться. Но мы не знаем этого. Не знаем мы и того, страдает ли по нам наш любимый. Мы не знаем, что теперь над нами лишь земля. Мы не знаем, что написано на нашем могильном камне. А может нас сожгли, и наш прах развеяли? Мы не знаем. Мир меняется. Но мы этого не знаем.

Мы находимся в небытие. Ничего не видим. Не слышим. Не чувствуем. Не надеемся. Не понимаем. Не думаем. Мы не можем ничего решить. Нас нет. Но страшнее всего то, что мы не помним.

Я бы верил в реинкарнацию, если бы помнил ту, другую жизнь.

– Да, Блейз, обязательно завалимся.

На ужине была поднята невероятная паника. Мальчишка с моего факультета вбежал в зал, задыхаясь. Он подошел к профессору Дамблдору, и что-то ему начал рассказывать, сам белый как снег. Затем Дамблдор о чем-то поговорил со Снейпом и Тонкс (у которой, кстати, был пузон, но она не уходила в декрет, о глупая женщина), после чего встал с места и громко заговорил.

– В подземельях был замечен необычный, но крайне опасный, зверь. Старосты отводят свои факультеты в гостиные. Так как в Слизерин в подземельях опасно, первый второй и третий курс идут к гриффиндору, четвертый и пятый к равенкло, шестой и седьмой к хаффлпафу.

Я взглянул на Грейнджер. Она о чем-то разговаривала с Поттером и Уизли, а потом закатила глаза, махнула рукой и рванула в сторону выхода, бледная как поганка. Я рванул за ней, потому, что, не смотря на то, что она умная, она очень-очень глупая.

Так как ученики находились в большом зале, шаги гриффиндорки гулко раздавались по коридору. Я пошел за ней. Ну и куда же ее интересно понесло? В сторону подземелий и туалетов. О, неужели ей сейчас приспичило? Она забежала в туалет, и я зашел за ней. Зайдя, я увидел, как она одну за одной открывает все кабинки и что-то ищет. Внезапно свет погас, и она взвизгнула.

Черт! Черт! Черт! Я достал палочку и попробовал заклинание. Но оно не сработало. Элементарный люмос не сработал. Я чертыхнулся.

Кто здесь? – пискнула Гермиона, где-то слева от меня и довольно близко.

– Это я, идиотка! Какого черта тебя сюда понесло, а? – она прижалась ко мне в темноте. – Мерлин, Гермиона, ты понимаешь как это глупо? – она захихикала.

– Ты знаешь, когда я тебя обнимаю, ты меньше злишься, – она сказала это так наивно и по-детски, что у меня волосы на спине встали. Вот только терять себя не надо, Грейнджер, пожалуйста!

– Кто будет крестным нашего ребенка? – спросил я.

– Эм… Гарри, Снейп или Фред, – у меня камень с души упал.

– Так, Грейнджер, выход сзади меня на три шага. Пошли, – я взял ее за руку, развернулся и вышел из туалета. Оказалось, весь коридор погружен в темноту. Я снова попробовал заклинание палочкой и у меня таки получилось.

Мы пошли в сторону нашей башни. По дороге я твердо решил, что Грейнджер получит за свою выходку. Получит по полной программе. Так рисковать собой. Послухам, последний раз, когда Дамблдор не сказал, почему чего-то нельзя опасаться, обнаружилось, что то, чего надо опасаться – огромная трехголовая собака. Тут что-то необычное, раз Дамблдор решил ничего не объяснять.

Я втолкнул Гермиону в гостиную. Потребовалось лишь десять секунд, чтобы осознать, что она несколько минут назад была в ужасной опасности. И теперь она вот она целая невредимая. У меня ноги подкосились от чувства облегченности, и я кинулся обнимать эту ходячую глупость.

– Грейнджер, – выдохнул я прижимаясь к ней. – Что ты со мной делаешь, Грейнджер? – я зарылся носом в ее волосы. – Зачем ты туда пошла, идиотка? Какого тупого драккла ты там делала?!

– Помнишь первый курс и тролля? – еще бы я не помнил. После того вечера, шрамоносец и морковноголовка ни на шаг от нее не отходили. Я кивнул. – В тот день еще мы проходили парящие чары. Рон меня очень обидел. Сказал, что я не девочка, а кошмар. И, что не удивительно, что у меня нет друзей. – Я был обескуражен. Верные псы заучки Грейнджер обзывали ее?! – Я весь день проплакала в туалете для девочек. А вечером туда пришел тролль. Понимаешь, я думала, что погибну, а тут они. Вот так началась наша дружба. И я побежала в туалет. Ведь, знаешь, не у каждого есть свои Гарри и Рон, чтобы спасти от какого-то чудища.

Только я собирался ответить, как на столе ухнул филин. Мама ответила! Я рванул к столу и забрал письмо.

«Драко,

Я решила вопрос с безопасностью мисс Грейнджер и вашего ребенка.

Прибыв на вокзал Кингс-Кросс распрощайтесь с друзьями и найдите меня. Порт-ключ перенесет вас туда, куда надо. Больше информации дать не могу, прости сынок.

Каникулы проведете там, но тебе все равно придется вернуться.

P.S. Драко Люциус Малфой, ты глупый мальчишка! Что же ты натворил?! На днях, на диагон-аллее, я встретила Римуса Люпина. Он передал мне записку от Дамблдора. Тот написал, что после того, как я встречу тебя на вокзале, меня заберет орден, под защиту. Драко, это смело, но глупо.