Текст книги "Острие Истины (ЛП)"

Автор книги: Michelle_A_Emerlind

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Демон ощетинивается и ждет спора, гремящего нет и сражения, которое неминуемо. У него небось где-то припрятан меч, думает Рик. Он выглядит, как чувак, у которого должен быть меч. Рик растопыривает крылья, чтобы казаться массивнее, и угрожающе выгибает рога, но все, что говорит ему Морган, – это… – Конечно.

Рик хлопает глазами. – Конечно?

– Бог ждет тебя, – говорит ему Морган с самодовольной усмешкой. – Мы же не хотим заставлять ее ждать.

Морган тянется к вратам и распахивает их, чертова штука раскрывается с легким звенящим вздохом, от которого Рику хочется по ней стукнуть. Он пристально смотрит вокруг, но что ему остается, как не войти внутрь? И он задирает нос и шагает сквозь врата, по пути цепляя их хвостом и с силой закрывая за собой. Он испытывает нездоровое удовлетворение от скрипучего треска, с которым они захлопываются, и ухмыляется в надежде, что оставил вмятину.

А потом… Рик в Раю. Он взвизгивает от осознания и сворачивает крылья, старается казаться поменьше. Никогда в жизни он не подумал бы, что он вообще здесь окажется, и он точно не думал, что будет здесь один, что рядом не будет гордо стоять Дэрил, раскрыв крыло над Риком, чтобы защитить его. На мгновение демон позволяет себе представить это – высокий и солидный Дэрил на покрытых золотом улицах, Рик, прижимающийся к его плечу, зарывающийся носом в шею ангела, а перья крыла Дэрила мягко и успокаивающе распростерты по его спине. Черт. Рик жалеет, что ему приходится делать это одному. Но он должен. Ради Дэрила. И он никогда не отступится, не остановится, пока Дэрил не окажется в его объятиях, здоровый и вне опасности.

И Рик берет себя в руки и топает по золотой дорожке к центру, где сходятся все пути. Он знает, что Мишонн там. В конце концов, она самовлюбленная сучка, зацикленная только на себе.

***

Рик проходит мимо одного ангела за другим, и каждый бросает на него более удивленный и непонимающий взгляд, чем предыдущий. Слышится немало шепотов за его спиной, некоторые даже прижимают руки к груди жестом, который, Рик чертовски уверен, представляет собой лишь излишнюю театральность и замашки примадонны, но он отказывается реагировать. Он здесь не ради них. Он здесь ради босса, большой шишки, главнейшей из главных. Он здесь, чтобы как следует пропесочить Бога, и он не остановится, пока ее не найдет.

Конечно, очень помогло бы, если бы он знал, как она выглядит. Он никогда не был здесь, никогда ее не видел. Она всегда была такой фигурой в его жизни, чем-то, что он ненавидел, презирал – безликое, осязаемое существо, которое обещает заботиться и не делает этого. Но он решает, что это должно быть похоже на кошмар или ненависть к кому-то. Ты поймешь, что это, когда почувствуешь это. Он поймет, когда увидит ее.

И так и происходит. Золотая дорожка, по которой он идет, ведет, как и все остальные, в самый центр Рая, где цветет небольшой садик. Серебристые цветы поют на ветру, который мягко пролетает по саду, а под ногами Рика облака заворачиваются и сплетаются в нечто, напоминающее траву. Деревья тянутся ввысь, их стволы белы, а маленькие золотые листья так мягко трепещут в воздухе, что выглядят невозможно нереальными. Через сад течет ручей, он берет свое начало в облаке, бурля и ниспадая с него, как маленький водопад.

Часть водопада выливается в фонтан, и у него-то Рик и находит Мишонн. Она стоит сбоку от него, поглаживая маленького голубя, которого она держит в руке. Другие голуби кружат вокруг сооружения, поклевывают зерно на земле или купаются в фонтане.

Мишонн не смотрит на Рика, когда он входит, но улыбается птице в своей руке, и демон ненавидит ее чуть-чуть сильнее. – Добро пожаловать, Ричард. Тебе следовало бы прийти сюда давным-давно.

Рик проглатывает все пошла нахер и вот что я тебе скажу, которые готовы сорваться с его языка. Как бы ему хотелось высказать ей все, что он о ней думает, сказать ей, что все ее предположения и предположения ее проклятого тупого стада, которое сидит на жопах в пушистых облаках, абсолютно неверны. Но он здесь не ради этого. Он здесь ради Дэрила.

Так что вместо этого он протягивает ей нимб, поднимает его на ладонях, чтобы она видела. – Ты… ты исправишь это? Пожалуйста, верни ему его благодать. Он заслуживает хотя бы этого…

Мишонн по-прежнему на него не смотрит, но опускает птицу на край фонтана. – Ты прошел весь этот путь. Дошел до самого Рая. Это должно быть нелегко для демона.

Рик не дает себе ощериться и продолжает говорить. – Я никогда раньше не видел, чтобы кто-то любил так сильно. Если кто и заслуживает прощения, то это Дэрил.

– Ты пожелал этого. Пожелал попасть в Рай.

– Пожалуйста, помоги ему.

– Нашел нас в облаках.

– Пожалуйста.

– Прошел через хранителя врат.

– Пожалуйста.

– Прошел по золотым улицам.

– Посмотри на меня, – рычит Рик, шипит от закипающей ярости. Он оскаливает зубы и прижимает к себе нимб, а его хвост гневно отшвыривает облачную траву от его ног.

И Мишонн смотрит, резко бросает взгляд на Рика. Ее глаза похожи на угли, глубокие, темные и бесконечные, теплые и успокаивающие, зовущие его домой. Но дом не здесь, и здесь он никогда не будет. Дом – там, на Земле, в объятиях ангела, которого Рику никогда не следовало покидать. Кого ему следовало научиться прощать шесть лет тому назад. И Рик, впервые в жизни, осознает нечто отчаянно важное.

Он никогда не был и никогда не будет принадлежать Богу. И поскольку он никогда не будет ее, у нее нет власти над ним. Стоя здесь, перед ней, с кожей на спине и тонким хвостом, он представляет собой больше, чем когда-либо мог бы представлять. Он более человечен, чем когда-либо был без крыльев. Более яркая личность, чем когда-либо мог бы быть в Раю. Он вне нее, без нее. Никогда не будет частью ее паствы. И, поет его разум с обновленным ощущением смысла, он не принадлежит и Кэрол. Что-то изменилось. Что-то в том, что Дэрил любит его, и что здесь, сейчас, Рик любит его в ответ. Ни одна из них, ни Бог и ни дьявол, не смогут больше никогда заставить Рика сделать что-либо, не смогут больше его контролировать.

Мишонн перестает улыбаться, перестает вести себя, как по тщательно выверенным нотам, а ручеек фонтана больше не поет с тем совершенством, которое действует Рику на нервы. – Вот так, – говорит Мишонн, – вот это ты. А это я. Не нужно скрывать то, кто мы на самом деле, Рик.

Рик сжимает челюсти и с силой сглатывает. – Ты не хочешь видеть, какой я на самом деле.

Мишонн наклоняет голову. – Нет? Разве я не хочу всегда видеть истину? Мне хотелось бы увидеть тебя…

– Ну, ты, черт побери, этого не заслуживаешь, – срывается Рик. – И я не пришел сюда ради меня. Я пришел ради него, и это все, до чего мне есть дело. Итак. Ты исправишь это? – Он снова протягивает ей нимб, его обгорелая поверхность цвета пепла контрастирует со всем, что их окружает.

Мишонн смотрит на него и качает головой. – Я не «исправляю» такие вещи. Благодать нельзя выдать простым мановением руки. Благодать можно создать только самоотверженным исцелением. Естественным устранением боли. И это не то, что я могу сделать здесь.

– Как тогда? – спрашивает Рик. – Как мне снова сделать его полноценным?

Мишонн самую малость улыбается, это только призрак движения мышц на ее лице. – Мой бедный Рик, – говорит она, и он содрогается от желания ей треснуть, – ты не можешь. – Ее глаза наполняются жалостью, которую Рику хочется взять и затолкать ей в глотку.

Но Рик – это не жалость. Рик – это не стеклянное сочувствие. И Рик не является и никогда не будет побежденным. Потому что все, чем он сейчас является, все фибры его души и все колебания его крыльев, каждое движение его хвоста и каждое биение его сердца, – это то, что принадлежит Дэрилу.

А потому он подходит к Богу, вытягивается в полный рост и обнаруживает, что он выше, он возвышается над ней. Она не отшатывается, и если она удивлена, то не показывает этого, но Рику все равно. Рику насрать на нее, но ему нужно, чтобы она знала. – Он лучшее, что когда-либо появлялось здесь. Он твоя сияющая звезда. В этом мире нет ничего светлее него, и ты стоишь тут и говоришь, что не можешь его исцелить. Что ты, проповедующая любовь, и сочувствие, и исцеление, не будешь любить его. Не можешь сочувствовать ему. Не станешь его исцелять. Ты говоришь мне, что ты, Бог, не имеешь такой силы, которая могла бы прекратить его страдания. Ну так я скажу тебе, что я об этом думаю. Потому что есть только два варианта, как я это вижу, чем можно объяснить все это. Первый – это что тебе на него плевать, что ты желаешь, чтобы он страдал. И я говорю тебе прямо сейчас, я отказываюсь верить в Бога, который позволяет страдать кому-то настолько чистому как Дэрил. А второй? Второй – это что ты вовсе не настолько могущественна, как кажется. И ты на самом деле не способна ему помочь. И позволь сказать тебе, Мишонн, если это действительно так, то я тебя сильно удивлю. Потому что я сам ему помогу. Я. Каким-то образом, как-нибудь. Мне все равно, сколько времени на это уйдет. Я сделаю так, чтобы ему стало лучше. Я. И таким образом получится, что я могущественнее тебя. И к тому же я более, черт побери, способен на сочувствие. Так что спасибо за всю твою помощь, но мне пора идти.

Рик разворачивается на красной подошве своих ботинок и шагает прочь, позволяет коже своих крыльев внушительно раскрыться напоследок, позволяет своему хвосту щелкать, как хлыст, от переизбытка ощущений, которые он испытывает в этот момент – он ощущает трепет перед тем, что представляют собой они с Дэрилом, что он почувствовал в той тюремной камере, когда Дэрил показал ему, как все могло бы быть, когда их руки соединились, а их сущности стали чем-то большим, чем что бы то ни было, что когда-либо знал Рик. Он удерживает это в себе, позволяет этому расти в своем сердце и разрывать его на части.

– Ты не будешь прежним, – кричит ему вслед Мишонн. – Если ты сделаешь это, ты никогда не будешь прежним.

Рик двигает челюстью до хруста и поворачивается обратно к ней, смотрит на нее, пока она не отводит бездонные ямы своих глаз в сторону. – Хорошо, – говорит он. – Я был прежним слишком долго. Пусть это наполнит меня. Пусть его любовь ко мне и моя к нему изменит нас обоих. Мне все равно, как сильно мне придется измениться. Мне все равно, что я должен отдать, чтобы сохранить его, – я готов отдавать всего себя. Снова и снова. Если это будет означать, что он будет в безопасности.

Мишонн пытается заговорить, но Рик отворачивается от нее. Ее слова бессмысленны. Ее существование бессмысленно. Она просто одна из них, не более, еще один ангел, который, хватаясь за сердце, пытается указывать ему, где быть, кем быть и как действовать. И нахер их. Нахер ее. Нахер всех их. Теперь у Рика нет ограничений. Он словно яростно пылающее пламя, и он охватит Рай, будто облака – это засохшие кусты. Смотрите, как он горит.

========== Собственная воля ==========

Рик шагает прочь от Мишонн и ее маленького изящного садика и спустя примерно полмили и трех напуганных ангелов находит уголок рядом с дорогой, где можно скрыться за низко свисающими ветвями огромного дерева, покрытыми золотыми листьями. Он приваливается к стволу и сгибает одно колено, свешивает с него руку, а вторую ногу подворачивает под себя.

Периферийным зрением он видит свое крыло и вытягивает его, пристально глядя на кожу. Что он делает? Что он собой представляет, просто невзрачный мелкий демон, который только что отчитал Бога, как детсадовец, который плачет и злится на родителей. Что вообще он делает, по его мнению? Какой план у него есть, чтобы вернуть благодать Дэрила?

Вот только он не шутил. Когда все это говорил. Слова покидали его губы так, словно он обладал всесторонней поддержкой всей вселенной, мощью гигантских звезд, что вращаются в пространстве, и ощущением, что все мироздание подчинится ему, чтобы он своего добился. В тот момент слова «поражение» вообще не существовало, он ни капли не сомневался, что это судьба. Но сейчас, сейчас, вдалеке от ярости и бесконечных глубин глаз Мишонн, он чувствует слабость. Рука, свисающая с его колена, дрожит, а его крылья трясутся от того, насколько одиноко он себя ощущает. Насколько изолированно, здесь, в белоснежной стране чудес мягкости и предательства.

Он автоматически подносит руку к переносице и снова роняет ее. Он больше так не делает, твердо говорит он себе. И он не жалеет себя. Как он может, когда Дэрил на него рассчитывает?

Так что вместо того, чтобы нюнить, вместо того, чтобы сдаться, Рик снимает нимб с пояса и, сидя в траве, рассматривает его. Нимб пялится в ответ, черный и шершавый, словно сделанный из набухшего от воды песка вместо чистого, гладкого металла, как раньше. Он выглядит уныло и мертво, словно ничто в мире не способно сделать его таким, как прежде. Но Рик прищуривается, продолжает тщательно его осматривать и думает, короткими отрывками мыслей.

Что он знает? Он знает, что Дэрил болен. Он знает, что он болен, потому что его благодать ушла. Он знает, что его благодать ушла из-за Рика – нет, не думай об этом, говорит себе демон. Думай о будущем, не о прошлом. Он знает, что благодать ушла. Он знает, что, чтобы вылечить Дэрила, ему нужно вернуть благодать. Он знает, что Бог не станет этого делать. Он знает, что Мишонн сказала, что благодать создается исцелением. Самоотверженным исцелением. Естественным исцелением.

И разве Мерл говорил не то же самое? Ангелы исцеляют боль. Они убирают ее. И это заряжает их благодать, как батарейки Энерджайзер. Так что если Рику нужна благодать… может ему просто заполнить нимб исцелением? Но он не думает, что провернуть это получится, если просто дать его в руки Мерлу, когда он кого-то исцеляет. В конце концов это ведь просто поток благодати Мерла, а не Дэрила? И Рик на сто процентов уверен, что если бы был вариант, что это сработает, Мерл бы об этом сказал. Он любит Дэрила, как родного. Он не позволил бы ему страдать, если бы был выход.

Значит ни один другой ангел не сможет наполнить нимб. И предположительно, если Мишонн не врала сквозь чересчур-белые зубы, Бог тоже. Потому что она опять же будет просто сливать собственную благодать, и пусть сама себя ей трахнет с тем же успехом. Рик надеется, что ее аура треснет вокруг нее, как земля, разверзающаяся во время землетрясения, но это не имеет отношения к делу. Это не то, что волнует его сейчас.

Сейчас его волнует то, что Дэрилу нужно заново наполнить собственный нимб, и ни один другой ангел не сможет сделать это для него. Но он слишком слаб, думает Рик, чтобы сделать нечто подобное. Так что никто в Раю не сможет помочь. И никто в Аду, тоже. Или на Земле. Так что Дэрилу трындец. Разве что…

Рик открывает свой разум, удаляет все ограничения, что добавлены туда по умолчанию, идеи типа ангелы хорошие, а демоны плохие, а маленькие девочки не могут освоить геометрию. Он дает волю мыслям, так что они расширяются, заполняют все сущее и идут еще дальше. Он удаляет предложение Бог – это все. Он удаляет Ангелы исцеляют, и Демоны причиняют боль, и Ты не сможешь.

И он обнаруживает, что в его мыслях, где были только верх и низ, право и лево, север-юг-восток-запад, теперь он может двигаться в другом направлении. Он проникает сквозь все, что когда-либо было известно, выходит за рамки влияния Бога, и в его разуме формируется предложение, так легко, что это должно быть нечто вроде закона, что он извлек из эфира: Я исцелю. И я верну его благодать.

И словно в ответ на его мысли, нимб, лежащий в траве, издает легкий тихий звон и на мгновение вспыхивает. Это не сильное свечение, не яркое, просто краткий перелив бездонного черного в нечто более похожее на угольно-серый, но это начало. Рик хватает его, подносит поближе, чтобы тщательнее изучить. Он продолжает думать. Итак, он исцелит. Он наполнит эту штуку благодатью. Но кого он исцелит? Вот следующий вопрос.

Он должен исцелить естественно. Самоотверженно. Он думает о том, что говорил ему о своей работе раньше Дэрил, о том, как он слетает к тем, кто нуждается в этом. Рик пытается представить себя, занимающегося подобным делом, представить, как его кожаные крылья будут гнать воздух навстречу кому-то, кого он найдет плачущим и отчаявшимся на тротуаре. Он думает, сможет ли он стать этой исцеляющей силой – сможет ли быть неравнодушным в достаточной мере, чтобы дать им то, в чем они нуждаются, наполнить их надеждой так, чтобы они смогли двигаться дальше. Маловероятно. Он потратил сорок лет на то, чтобы стать невосприимчивым к проблемам других, предпочитая смех серьезным обсуждениям, и чтобы переключиться обратно понадобится немало времени, если это вообще возможно.

А кажется, что это невозможно, ведь так? Как он вообще будет их находить? У Дэрила хотя бы есть ангельское шестое чувство, которое наводит его на горе. У Рика нет ничего подобного, и сама идея о том, чтобы бродить по улицам Сан-Франциско, или Берлина, или Токио в поисках кого-то, кого он мог бы исцелить, кажется… неправильной. Кажется, что должно быть иное решение, иная боль прямо у него под носом, которую нужно излечить.

Он моргает. Так и есть. Он действительно уже знает кого-то, существо, окруженное величайшей болью, что он может себе представить. Болью, которую создал он, болью, которую он вызвал к жизни, оформил и выковал в демона, полного ярости к миру, запятнанного, искореженного и изувеченного. И разве не правильно будет, если Рик исцелит Мэгги, если они будут созданы заново вместе, уйдут от кошмарного тумана и теней, что удерживали их все это время?

И Рик обязан дать ей это. Помимо всего прочего, она заслуживает это, может быть в большей степени, чем он сам когда-либо заслуживал. Рик любит ее, как члена семьи, потому что она и есть его семья. Его единственный родной человек, помимо Джудит и Дэрила, и его самый давний спутник. А боль в ее глазах отражается в нем, ее ярость заразительна, ее горе опустошительно реально. Она не должна больше за него держаться, не должна постоянно калечиться и разбиваться о скалы уродливых берегов времени и невозможности ощутить облегчение.

Так что вот что он сделает. Он исцелит ее. Он снова подбирает нимб и пристально смотрит на него, наблюдает, как угольно-серый снова становится черным. На самом деле, есть только один способ исцелить Мэгги Грин.

Он встает, цепляет нимб на пояс и снова выходит на дорогу, полный решимости. Мимо проходит ангел, мужчина с темными волосами и искренними глазами, но Рику насрать, как он выглядит. Он хватает его за рубашку и тянет, пока тот, спотыкаясь, не оказывается наполовину на коленях, а Рик может смотреть ему прямо в лицо. – Как твое имя? – спрашивает Рик.

– А-арон, – заикается ангел.

– Отлично, Аарон. Меня зовут Рик. – Он распахивает крылья. – Ты знаешь, кто я? – Аарон качает головой, но ему хватает здравого смысла, чтобы выглядеть перепуганным. – Ты знаешь Дэрила? – Маленький кивок. – Ну вот я тот демон, которого послали на землю, как равного ему, так что слушай меня и слушай хорошенько. Я задам тебе один вопрос. Один. А ты ответишь быстро и честно, а потом я тебя отпущу. Итак. Где библиотека?

– Би…блиотека?

– Аарон, – рычит Рик.

Аарон указывает прямо перед собой на самое большое и высокое здание, которое уходит в небо. – Ты имеешь в виду Великую Библиотеку?

Рик вздыхает, внезапно желая, чтобы в Раю был указатель, на котором было бы отмечено «Вы сейчас здесь», чтобы ему не нужно было иметь дело с гондонами с крыльями. Он отпускает Аарона и игнорирует его, тяжело шагая в сторону внушительного здания из белого кирпича.

***

Рик распахивает двери на лету, что, правда, малость больно, потому что его крылья горят от мощи его воздушного проникновения в здание, но пофиг. Он хочет появиться эффектно. Он быстро пролетает над головами группы ангелов, погруженных в изучение бумаг за столом, создает крыльями вихрь, который заставляет разлетаться их пергаменты и волосы, а потом напрямую летит к первой полке с книгами, что видит. Он приземляется, рисуясь, и хватает первый попавшийся том, выдирает его с полки и смотрит на слова, напечатанные на обложке: Ааберсон, Аааабль. У кого, черт побери, может быть имя вроде Аааабль Ааберсон? Вот дерьмо. Рик смотрит в конец ряда и выгибает шею. Естественно, маленькие таблички-указатели на полках неизменно говорят «АА», насколько он может видеть. Он очень далеко от книги, на которой будет написано Грин, Хершел.

Рик раскрывает крылья и собирается взмыть в воздух, когда за его спиной писклявый голосок говорит, – Эй. Тебе не положено тут находиться.

Рик поворачивается с уничтожающим взглядом, но обнаруживает, что смотрит сверху вниз в карие глаза крепко стоящего на ногах решительного маленького ангела с подрагивающими крылышками. Рик ворчит. – Нравится мне здесь, – резко бросает он.

– Это библиотека, – информирует она его, – Рая.

– А ты кто?

– Библиотекарь. – Она замолкает и отводит глаза на секунду, – Тара.

– Ну, Тара, – говорит Рик, прищелкнув языком, – я не уйду, пока не найду то, что мне нужно. Так что у тебя есть два варианта. Либо ты будешь за мной гоняться среди книг, а я буду отмахиваться от тебя, как от мухи, либо ты поможешь мне найти то, что я ищу, и я уберусь с глаз долой.

Тара оглядывает его с ног до головы, но ее кулачки трясутся. – Я могла бы с тобой сразиться, – говорит она, и ей почти удается скрыть дрожь в голосе.

Рик приподнимает бровь. – Ты вообще раньше демонов видела?

– Ну… нет.

– Хочешь увидеть, на что способен демон?

– Аа… нет?

– Хорошая девочка. – Рик впихивает Аааабля Ааберсона ей в руки. – Мне нужно найти Хершела Грина.

***

Рику скучно до слез, а его крылья болят после того, как они пролетели расстояние, сравнимое, он уверен в этом, с расстоянием от Москвы до Сиднея, но они наконец, наконец-то, добираются до комнаты с Гринами – потому что Гринов столько, что им выделена отдельная комната – и начинают искать по дате рождения и месту. Хершелов, оказывается, не так много, как он опасался, и, честно говоря, ему нравится, что с ним маленький ангел Тара. У него ушли бы дни на то, чтобы разобраться в этом бардаке, но она умудряется отыскать Грин, Хершел [Джорджия, США]:Д.Р.:1905/04/16 за считанные минуты, жизнерадостно заулыбаться и вручить томик ему.

Рик раскрывает книгу и листает в конец, пытаясь выглядеть одновременно зловеще и так, словно он знает, что делает. Тара висит в воздухе рядом с ним и трепещет своими перистыми крылышками, которые напоминают Рику больше крылья воробушка, нежели огромные, широкие, орлиные крылья Дэрила. С счастью для Рика, однако, информация, которую он ищет, действительно в последнем разделе. Место проживания в данный момент: Рай, Белые Поля, Крыльбери. Рика мутит. Ну конечно в Раю будут предместья. И конечно у них будут дебильные названия вроде Крыльбери.

Рик с треском захлопывает книгу, и Тара взвизгивает и прижимает руку к сердцу. Рик думает, может проблемы с сердцем в Раю заразны, но долго это обдумывать нет времени. Он задирает нос. – Ладно. Мне также нужны Аннетт, Бет, Шон и Отис Грешэм и Патриция Грешэм.

Тара хлопает глазами. – Это… очень много людей.

– А ты зря тратишь время, – информирует он ее. – И вообще радуйся, что это Грешэм, а не Андерсон, а то я послал бы тебя обратно в раздел на А.

Ей хватает смелости гневно на него взглянуть, но потом она разворачивается и снова летит к полкам. Рик думает, работала ли она так много за всю свою жизнь библиотекаря, но скоро у него в руках вместе с первой лежат еще пять книг. Он спускается на пол и открывает последний раздел в каждой из книг, проверяя. И как он и подозревал: Крыльбери, Крыльбери, Крыльбери, Крыльбери, Крыльбери, Плезант Хилл…

Что? Рик смаргивает и заново открывает книгу, которая отличается от остальных, внимательнее читает то, что написано на странице. Место проживания в данный момент: Земля, Джорджия, дом для престарелых «Плезант Хилл». У Рика отвисает челюсть, он закрывает книгу и смотрит на обложку: Патриция Грешэм. Нет, думает он. Нет, это не может быть правдой. Он быстро перелистывает страницы – родилась в Джорджии в 1929, закончила школу, вышла замуж за Отиса Грешэма, значимые родственники и близкие друзья: Хершел Грин, Аннетт Грин… черт.

Рик садится на пол и смотрит на все еще раскрытые остальные пять книг, сияющие названиями гребаного самого модного района Рая. Но Патриция…

– Она все еще жива? – спрашивает он Тару.

Тара хмурится, но плюхается рядом с ним и смотрит в книгу. – Похоже на то, да.

– Как она может быть… – Рик сглатывает, вспоминает сломанную женщину такой, как он видел ее в последний раз, не в своем уме от горя и утратившую речь к тому моменту, ее глаза настолько стеклянные, что ни одна эмоция больше не могла пробиться наружу. Он смотрит на слова на странице, а потом ниже, на округ, город и адрес заведения, в котором она сейчас. Дом для престарелых. Сколько ей теперь? Восемьдесят с чем-то? Восемьдесят и она мертва, или настолько близка к тому, чтобы быть мертвой, как только можно быть до того, как попадешь сюда, наверх, в подобное место. И она одна. Ее семьи больше нет.

Как Рик мог не знать? Как могла не знать Мэгги? Сорок лет, что она была там… сорок лет она была жива. Рик не может это осознать. Он не может даже додумать эту мысль до конца.

Так что он мягко закрывает книгу, собирает остальные и вручает их Таре, кивает ей. Тара прижимает книги к груди и кивает в ответ, ее лоб непонимающе нахмурен. – Это то… что было тебе нужно?

– Да, – говорит Рик и надувает губы. – Где тут Крыльбери?

Тара моргает. – О, это в Белых Полях.

Рик тяжело вздыхает и складывает руки на груди. – А где Белые Поля?

Тара смеется, но резко прекращает, когда видит, что Рик не шутит. – Ой, ты и правда новенький, – говорит она и складывает книги на ближайший столик. – Давай я покажу.

***

897 Хиллсайд Драйв, Крыльбери, выглядит как кусок дерьма. Ну, это конечно не совсем точное описание. Стены дома сияют нежным серебристым оттенком, а на подоконнике стоит цветущее растение, сочетающее прекрасные зеленый, золотой и розовый тона, и вокруг дома стоит самый настоящий заборчик, который торчит из земли так, словно он каким-то образом улыбается. Все это делает дом настолько отвратительно идеальным, что Рик может спокойно назвать его кучей говна.

Он хмурится, глядя на красивую дверь с сеточкой, которая является единственным, что отделяет его от семьи, что живет внутри, и пытается перевести свою хмурую гримасу на новый, невероятный уровень. Рядом с ним Тара подергивает крылышками, как муравей – антеннами, переводит глаза с двери на Рика и обратно. – Эм, ты не этого разве хотел? – спрашивает она.

Рик фыркает на нее и хмуро смотрит на землю, где бежит золотая дорожка, ведущая к двери. – Эти люди здесь из-за меня, – говорит он ей.

– О! – отвечает она с чрезмерным энтузиазмом. – Так ты был… священником или типа того?

Рик уничтожает ее взглядом. – Нет, я был не священником. КЭРОЛ. – Она отшатывается при звуке имени дьявола, но Рик продолжает. – Эти люди умерли из-за меня. Вот что я имел в виду.

–О, – говорит она, и на этот раз это намного мрачнее, более серьезно и на том уровне, на котором он этого ожидает. Она проводит минуту, водя глазами по дом, а потом чирикает, – Ну и ладно.

Рик хлопает глазами, глядя на нее.

Она пожимает плечами. – Я встречала многих новеньких в Раю. Многие из них думают, что из-за них умерли люди, или что кто-то внизу думает, что они убили их. На самом деле это никогда не оказывается правдой.

Рик фыркает и качает головой, пораженный тем, что рассказывает это ангелу-библиотекарю. – Нет, я реально их убил. Из револьвера в голову.

Тара щурится, глядя на него. – Всех их?

– Только двоих, – со вздохом отвечает Рик. – Но и двоих вполне достаточно.

Он ожидает в ответ длинную речь или хотя бы резкий вдох от ужаса при его признании, но вместо этого Тара только пожимает покатыми плечиками и скрещивает руки на груди. – Все нормально. Такие вещи обычно не имеют здесь важности. Спустя какое-то время.

– Не знаю, как можно перестать переживать по поводу того, что тебе стрельнули в голову, – сообщает он ей.

– Но в этом весь смысл Рая, разве нет? Прощение для всех.

– Даже если они этого не просили?

Тара смеется. – Особенно если они этого не просили.

Рик приподнимает бровь, но в итоге пожимает плечами, соглашаясь. Потому что на самом деле он на пороге дома Гринов не ради себя, и он на самом деле там не ради кого-то из них. Он здесь ради единственного, что есть у них общего, – Мэгги. И будь он проклят, если он позволит мелочи типа двух пуль для Питона ему помешать.

Так что он топает к двери и громко стучит, ждет пока кто-нибудь откроет. Позади он слышит шум крыльев, когда Тара улетает, и внезапно вот он. Совершенно один, ждет, пока Хершел или Аннетт откроют дверь, а потом, вероятнее всего, захлопнут ее у него прямо перед носом.

В конце концов это оказывается не один из них. Это вообще не член семейства Грин. Это Отис, его тело по-прежнему крупное, а лицо полно искренности. Отис хлопает глазами и хмурит брови, словно пытаясь вспомнить Рика, как старого знакомого. Когда его разум наконец проясняется, выражение его лица меняется, но не становится жестче, как думал Рик. Нет, оно смягчается в некое дружеское узнавание, словно Рик старый школьный приятель или сосед по комнате в колледже. – Привет, – говорит Отис со слишком широкой улыбкой, – мы так долго тебя ждали. Заходи.

Рик хмурится, но ему нечего сказать, так что он следует за Отисом в дом, пытается заставить хвост не мотаться взад-вперед в коридоре, по которому они идут. – Прошло столько времени, – говорит ему Отис, – что я забыл, как ты выглядишь. Вижу, ты демон, да? Мы вроде как слышали. Такой день может сильно травмировать, да?

Отис поворачивает в гостиную и кричит, что у них гость. Они появляются отовсюду, и Рик пытается не чувствовать себя, как лось в центре стаи волков. Аннетт и Шон садятся на диван сбоку, но Рик видит их сощуренные глаза и нервно подергивающиеся ноги. Отис сдвигается назад, перекрывает выход в коридор, а Бет становится в дверях с другой стороны гостиной. И, как Рик и ожидал, первым заговаривает Хершел, который появляется из комнаты справа. – Ну что ж, Ричард, – говорит он, вытирая руки о тряпку, – давно пора было.

Рик упирает руки в бедра, подсознательно опускает правую чуть ниже, словно там все еще висит кобура, словно на его груди по-прежнему есть значок. – И что, по-вашему, здесь происходит? – спрашивает Рик и сжимает челюсти, сглатывает от того, как его голос растягивается в южную манеру говорить, как сорок лет тому назад.

– Думаю, ты хотел бы получить прощение, – говорит Хершел, опуская голову и глядя на Рика исподлобья.