Текст книги "Never Back Down (СИ)"

Автор книги: Menestrelia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Нас прервал одобрительный вопль и свист. Я обернулась. От замка к нам шли Мародёры.

– Грубияны! – фыркнула я. Ремус засмеялся и поцеловал меня в лоб.

– Это ещё что такое? – деланно возмутился Сириус. – Ремус Люпин! Я вверил тебе свою младшую беззащитную сестрёнку, а ты тут её тискаешь! Стыдно, сэр!

– Это вовсе не я! – поддержал игру Ремус. – Она первая меня поцеловала!

– Лжец! – надулась я. – Вот обижусь и наябедничаю старшему брату!

– Сэр, я прошу у вас позволения гулять с вашей сестрой! – торжественно произнёс Ремус.

– Гулять! И только! Никаких бесчинств! – Сириус назидательно поднял вверх указательный перст. – Я слежу за вами, мистер!

– А меня спросили? – возмутилась я.

– А девочек не спрашивают, – брат показал мне язык.

– Пойдём в замок, мне холодно, – пожаловался Джеймс.

– Я хотела отнести Байнса в совятню, но он куда-то улетел…

– Прилетит. А теперь в замок. А то простынешь.

Комментарий к Часть 34. (Как-то неумело) (просто история уже затянулась)

((Напоминаем: ваше мнение очень важно для нас! Не забудьте про отзыв. Вы можете сделать этот фанфик лучше))

====== Часть 35. (Гнев) ======

На следующий день по школе расползся слух о нас с Ремусом. Больше им судачить не о чем, из замка дальше Хогсмида не выпускает директор, а дальше двора не выпускала метель. Вот шатаются ученики по Хогвартсу, сплетни и простуды разносят.

А я была в кои-то веки счастлива, мне было плевать на остальных. Хотя, честно говоря, я ожидала немного большего от так называемых отношений. Это смахивало на дружбу с частыми объятиями, редкими поцелуями в щёчку и перманентным счастьем, тепло тлевшим в груди. Лина завистливо вздыхала, Сириус то и дело довольно усмехался, Джеймс тоже был доволен, Питер впечатлениями не делился. А Ремус словно расцвёл. Мы вместе проводили как можно больше времени. Но да ладно, моё счастье это неинтересно.

Что же было плохое? Лафнегл. Эд срывался на меня каждое утро, день и вечер. Орал, словно злобный Цербер на кусок грешника. Я старалась отвечать как можно достойнее, изредка срываясь на крик. Я уже устала его ненавидеть, но он обстоятельно пытался это исправить. Каждую ночь я ложилась спать с мыслью, что один из нас рано или поздно убьёт другого. А в душе зрела обида. Тяжёлая, густая и чёрная, как перезрелое яблоко. Порой до слёз, порой до кислого привкуса во рту. Я изо всех сил пыталась с собой справиться, я устала, но не могла ничего поделать. И понимала, что эта обида неизбежно вырвется в один прекрасный день. Гневом ли, слезами ли, криком или состоянием аффекта, я не знала. И не желала знать.

Но неизбежность не была бы неизбежностью, если бы её можно было избежать (как же запутано…). В последний вечер рождественских каникул я возвращалась с прогулки с Мародёрами по Хогсмиду. Мы были с ног до головы мокрыми после купания в снегу и счастливыми после тёплого сливочного пива. В руках у нас были кульки с товарами из «Зонко» и «Сладкого Королевства». Я чувствовала знакомое тепло в груди, держась с Ремусом за руки. Но уже у двери в башню моё счастье улетучилось, словно воздушный шарик: из гостиной слышалась брань родственников Лафнеглов.

С тяжким вздохом я вошла. В гостиной Рейвенкло весь факультет окружил Линару и Эда, орущих друг на друга, как кошки в марте за территорию. Не помню, как это произошло, но я втянулась в эту ругань. Я не знаю, что я тогда сказала, но до сих пор помню побелевшее от ярости лицо Эда, полные гнева остекленевшие глаза, плотно сжатые губы и… кулак, пришедший мне в лицо. Я отлетела в сторону, чьи-то руки не дали мне упасть. Из разбитого носа хлынула кровь. Красная пелена застлала мне взор, я вскочила и вцепилась ногтями в белобрысые волосёнки недруга. С силой я пихнула его в сторону, он повалился, ударился об стол и схватился за голову. Я не дала ему оклематься, снова бросилась на него. Но среагировал Эд молниеносно, ногами лягнув меня в живот. Я схватила его за ногу, но не удержалась и упала, задыхаясь. Эд схватил меня за шею, но я укусила его за ухо, сильно стиснув челюсти. Он взвыл и стряхнул меня, я попыталась ударить его ногой в живот. Тогда уже Эд вскочил, схватил меня за волосы, приподнял и отшвырнул. Я ударилась головой об стену так, что в ушах зазвенело. Я сползла на пол. Злость тут же куда-то делась, только обида. Сильнейшая обида, от которой встаёт в горле ком, на глаза наворачиваются слёзы, а тело бьёт дрожь.

– За что ты меня так ненавидишь? – прошептала я, справляясь с болью. – Ты с первого дня, с первой встречи ты меня оскорбляешь, унижаешь, кричишь на меня… Что я тебе сделала? Всё, что я делала, говорила – я защищалась от твоих нападок. Но ты не прекращал, ты только продолжал меня топтать и вредить мне. За что ты меня ненавидишь, Эд?!

В гостиной повисла тишина. Такая густая, что её можно было ножом резать, такая звенящая, что колокольный звон казался мерным жужжанием. Мой вопрос остался без ответа. Я просто сидела на полу, обливаясь слезами и кровью, глядя на Эда. Тот молчал, опустив голову и избегая смотреть на меня.

Кто-то протянул мне руку. Арти, кажется. Я тяжело поднялась на ноги, пошатнулась, достала платок из кармана и зажала нос. Эд поднял на меня глаза, вздрогнул и снова их опустил. Я не ждала ответа, мне нужно было в Больничное Крыло. Пошатываясь, я побрела прочь из гостиной, толпа передо мной расступалась. У лестниц меня догнала Лина, бережно подхватив под руку, и зашептала:

– Хороший ход! Ты сделала из него лютого подонка! Его ненавидит весь факультет, а ты несчастная жертва. Прекрасная многоходовка.

– Лина, – я остановила её. Говорить было трудно – живот сводило судорогой. – Я не пыталась сделать из него подонка. Мне просто очень обидно. С первого дня твой брат меня ненавидит. Он даже в лавке Мадам Малкин с первой встречи меня начал унижать. За что он меня ненавидит?

– Не знаю, – тихо сказала она. – Он не делится со мной.

Мы медленно дошли до Больничного Крыла. Всю дорогу я надеялась не наткнуться на Ремуса. Я не знала, как объяснялась бы с ним. Не хочу, чтобы он дрался с Эдом. В конце концов, он загонщик, удар у него хоть куда (сама убедилась).

Мадам Помфри я сказала, что упала с лестницы. Она мне не поверила, но помощь оказала. При осмотре выяснилось, что у меня обширный синяк на животе, искривлённая носовая перегородка и шишка на затылке. Ничего серьёзного, я вполне легко отделалась. Нос мне снова вправили, живот намазали чудо-мазью, к шишке приложили лёд и отправили в гостиную.

Возвращаться мне не хотелось, на меня напала какая-то меланхолия. Я тихонько попросила Лину не торопиться, немного пройтись. Ногами я передвигала лучше, но что-то всё-таки давило на меня, пригибало к земле, мешало нормально идти. Я плюхнулась на ближайший подоконник на пятом этаже и прислонилась головой к стене, зажмурившись.

– Что с тобой? – забеспокоилась подруга.

– Паршиво себя чувствую, – сказала я. – Морально, не волнуйся.

– Да лучше уж физически, тут хоть Помфри поможет, – Лина пожала плечами и взобралась рядом со мной.

– Я выглядела очень жалко? – усмехнулась я. – Ну, когда на полу ревела.

 – Шутишь? Ты эпично выглядела! Кровь, слёзы, лицо белое, волосы чёрные, сидишь такая маленькая, в комочек сжалась…

– Жаль. Тогда подумают, что это игра на публику.

– А ты не играла?

– Я же сказала, что мне было обидно.

– Обидно?! Я думала, что ты привыкла!

– Давай я тебя буду каждый год помоями поливать изо дня в день. Посмотрим, как ты запоёшь. Из-за чего вы, кстати, ругались?

– Он про тебя и Ремуса всякие гадости говорил. Говорил…

– Не хочу знать! – отмахнулась я. – Чёрный язык твоего братца может ядом брызгать, как гадюка.

– Поэтично, – покивала Лина.

Я покачивала ногами. По окну за спиной тихо шуршали снежинки разыгравшейся метели. На душе стало гадко, скользко, липко и черно. Я чувствовала беспричинную злость, хотелось разбить это чёртово чёрное окно, выставить голову под ледяные потоки снега.

– Лина, почему я так злюсь? – спросила я.

– Тебя только что побили, это нормально.

– Я не хочу злиться. Я устала его ненавидеть. А он всё усугубляет. Надоело.

– Убьём его, а труп скормим паукам?

– А смысл? Тогда меня будет мучить чувство вины. А потом запрут в Азкабане.

– Говорят, там неплохо кормят.

– Отвратительно.

– Возможно.

Послышались шаги. Из темноты на свет факела вынырнули Мародёры. Они изумлённо уставились на нас.

– Вы чего здесь? – спросил Джеймс.

– А вы? – огрызнулась Лина.

– Последняя ночь каникул, надо же как-то это отметить!

– Марисса, что с тобой?

– Мне немного нехорошо, – тихо ответила я.

– Это что, кровь? – Ремус бросился ко мне. Я опустила глаза. Почему каждый раз, когда я надеваю белую блузку, мне всегда прилетает по носу?

– Ерунда, упала с лестницы, – отмахнулась я, шмыгнув носом. Мне противно было врать ему, но я не хотела рассказывать о…

– Опять слизеринцы? – взревел Сириус. – Ничему их жизнь проклятая не учит! Я им покажу! Я устрою им семь кругов ада! Я им…

– Она подралась с моим братом, – выдохнула Лина.

Четыре пары глаз уставились на меня. Я сидела, опустив голову, Ремус сжимал мои руки.

– Да-а-а, дела, – присвистнул Джеймс, взлохматив себе волосы. – Что он сделал?

– Не помню. Наверное, я что-то ему сказала, а он меня уда…

– Сукин сын! – глухо прорычал Ремус. Я испуганно вскинула на него глаза. Его глаза пылали какой-то звериный гнев, верхняя губа дёргалась, обнажая зубы, а руки всё сильнее сжимали мои ладони.

– Ремус… – едва шевеля губами, выдохнула я. Остальные настороженно косились на него, готовые в случае чего держать его.

– Я его убью. Клянусь, убью, – рычал он. Я подскочила и обхватила его лицо ладонями. Парня трясло от ярости.

– Не надо. Пожалуйста… – шептала я. Я не нашла ничего лучше, чем обхватить его руками, уткнувшись в грудь носом. Его продолжало трясти. – Всё хорошо. Всё в порядке. Клянусь тебе, Ремус. – Я шептала, гладя руками его по спине. До головы мне было неудобно дотягиваться.

 – Впервые его таким вижу, – услышала я бормотание Джеймса.

– Его так не трясло даже тогда, когда Кэт уехала, – подтвердил Сириус. Собрались, блин, эксперты.

Дрожь проходила. Даже меня уже не трясло. Ремус шевельнулся и обнял меня.

– Извини, – тихо сказал он. – Я тебя напугал?

Я помотала головой. Мне было жутко, но не страшно. Слишком много гнева для одного дня. Словно проклятье, словно чёрная туча он висел над нами всеми, иногда отступая перед его детищем, королевой кошмаров – меланхолией.

В какой-то момент я поняла, что так и должно быть. Слишком уж счастливыми были последние дни, для равновесия было необходимо судьбе устроить такой кошмар, чтобы жизнь мёдом не казалась. Вселенную же хлебом не корми, дай всё вокруг уравновесить…

Комментарий к Часть 35. (Гнев) Не забывайте про отзыв. Вы можете сделать этот фанфик лучше своей критикой, а положительным отзывом ускорите выход новой главы.

Ваша Menestrelia

====== Часть 36. (О похождениях гусыни и курочки в День Всех Влюблённых) ======

Если бы вы знали, как я ненавижу день Святого Валентина… Совершенно дурацкий праздник. Вокруг все такие счастливые, всё такое розовое, в сердечках, а Сириус и Джеймс меряются валентинками. Их количеством, точнее. И качеством. И размерами. Да их хлебом не корми, дай чем-нибудь померяться. Но это уже детали. А мы с Линой разбираем эту сопливую макулатуру и считаем, сколько деревьев было вырублено ради этих бесполезных «знаков внимания». Под конец у Лины получается небольшой сад, а у меня лес. Небольшой. А ещё мы однажды склеили все наши валентинки в одну, чтобы выставить в гостиной. Но она тупо не пролезла в дверь, а при попытке её согнуть отвечала отчаянным сопротивлением и потерей «конечностей». Подарили Джине и Анджеле, всё равно некуда девать. Но это тоже детали.

Тот год не стал исключением. Разве что директор решил сделать сюрприз ученикам. Дня за два на доске объявлений появился вот такая занимательная надпись:

«В день Святого Валентина, 14 февраля, будет проходить программа „Купидон“. Все ученики, с третьего по шестой курс включительно, могут принять участие в программе. Цель – разносить ученикам валентинки и радость в течение дня. Всем желающим необходимо записаться у декана факультетов. Каждому добровольцу – пять баллов за участие».

«Ну и бред», – подумала я, спускаясь к завтраку. Имён на доске было мало, так что, ясен пень, идея провальная.

– Фы фиффела фофьевие? – первым делом спросила Лина с набитым ртом, когда я села за стол в Большом Зале.

– И вам не хворать, – отвечаю, накладывая на тарелку оладушек и щедро поливая их вареньем.

– Говорю, видела объявление?

– Про Купидонов? Умоляю, скажи, что ты не…

– Я НАС ЗАПИСАЛА!

– Ты издеваешься? – взвыла я, схватившись за голову.

– А что? – искренне не поняла подруга, невинно хлопая глазищами. – Я думала, ты поддержишь…

– Но… Но я же не люблю этот праздник, – плаксивым тоном сказала я. – И вообще, сперва надо было спросить у меня.

– Я спрашивала, ты спала.

– Это не считается. Я, когда сплю, на всё согласна. – Я показала ей язык. – Ну, какой из меня Купидон? Как из Северуса жизнерадостная бабочка. И вообще, зачем тебе оно?

– Ка-а-ак?! Ты разве не понимаешь? Мы сможем узнать, кто в кого втрескался! Это же интересно! – Глаза подруги восторженно заблестели. – Мы будем первыми в курсе всех сплетен!

– Я знала, что ты преследуешь исключительно меркантильные цели.

– Ну, Марс! Ну, пожа-а-алуйста! С меня конфетка.

– Шоколадка. Две!

– Взяточница, – довольно хмыкнула Лина.

Из-за дурацких приготовлений пришлось отложить поход с Ремусом в Хогсмид. Переживу, конечно, но пришлось взять с него клятву, что он не расскажет Сириусу с Джеймсом о том бреде, в который меня затащила подруга. Сама я просто попытаюсь не попадаться им на глаза. Почему? Потому что Дамблдор, шмеля ему в задницу, решил, что «Купидоны» должны ходить в униформе. Я сторговалась только на форменную сумку и шляпу. Лина была согласна на всё. Ах да, эти чудаки устроили кастинг для участия. Вы понимаете? КАСТИНГ! Интересно, по какому критерию нас выбирали? Чья улыбка шире? Чья моська симпатичнее? У кого шило в заду застряло? По двум параметрам я точно не прохожу. Но в итоге прошла. Поразительно!

Счастливее Лины на нашем факультете из добровольцев был только белокурый мальчишка Гилдерой Локхарт. Вот кто-кто, а он прямо-таки светился. Я за глаза называла его Гиля-Розовые-Крылья. Потому что он единственный, кто согласился напялить на себя миниатюрные крылышки вырвиглазно розового цвета. И вообще всю униформу «Купидонов».

Участникам объявили, что среди «Купидонов» будет проводиться конкурс. Кто больше открыток доставит по адресам, тот получает сверху 10 очков и коробку Бетти-Боттс. Соревнования между факультетами и между собой. Наверное, чтоб азарт хоть немного был.

– Да брось, будет весело! – заявила Лина утром четырнадцатого числа.

– Ага, особенно при учёте того, что мы в команде Гили-Розовые-Крылья. И ещё того, что ты согласилась носить такие же.

– Кстати об этом… – Лина протянула мне ещё одну пару отвратительно розовых крыльев.

– Я не Гиля! – возмущённо замахала я руками. – Не тыкай в меня этой розовой чертовщиной!

– Да брось! Гилдерой всех уговорил! Ты одна из нас из всех их не надела!

– Ещё раз скажешь «Да брось!», я в тебя действительно чем-нибудь кину! Не стану я носить ЭТО! ОНО розовое! И в перьях!

– Конечно, в перьях! Где ты видела крылья без перьев?

– А где ты видела розовые крылья?!

– У фламинго!

– Ну, класс! Фламинго ещё из меня не делали! – пробурчала я, держа крылья на вытянутой руке двумя пальцами как можно дальше от себя.

– Всё, хватит этого цирка с конями! Надевай и иди!

– Только при одном условии!

Я ткнула волшебной палочкой в эту перьевую мечту десятилетней девочки, и она начала выцветать. Пока крылья не стали белыми с голубым оттенком, я не остановилась.

– Вот это я ещё снесу. А ваш розовый кошмар носите сами.

– Марс, погоди!

Одной ногой я почти вышла из спальни, когда Лина меня окликнула.

– А можешь мне так же сделать?

– По праву Купидона Вестника Любви мы явились к вам…

– Чтобы сорвать мне урок? – Макгонаглл строго посмотрела на нас поверх очков. Видно, что мы уже не первые и что идея с открытками доводит её до белого каления.

– Нет, чтобы нести любовь и радость! – с лучезарной улыбкой ответствовала Лина. Я маячила за её спиной с пачкой писем в одной руке и списком учеников в другой. Схема такая: я подаю открытки и называю имя ученика, Лина по-быстрому раздаёт их.

– Положите мне открытки и список на стол, ученики сами заберут в конце урока! – Ноздри профессора Макгонаглл раздражённо раздулись. – И передайте остальным, чтоб топтались под дверью в следующий раз! Не пущу в кабинет попросту!

– С радостью! – от души сказала я, пока Лина с охапкой красно-розовой макулатуры моталась к профессорскому столу.

– Кто следующий? – с энтузиазмом спросила она, когда за нами захлопнулась дверь.

– Гриффиндор-Хаффлпафф, третий курс. Сейчас они у Бинса.

– Ну, тот и не заметит. Идём!

Я поправила сумку, достала оттуда третий леденец на палочке. Мне лично выдали целый ворох, чтоб не бухтела. А вообще, предполагалось, что мы можем одаривать ими особо понравившихся получателей. Мне пока никто не понравился, так что я сама же и уничтожала стратегические запасы карамели. Лина отказывалась – ей нужна чёткая и внятная дикция.

– По праву Купидона Вестника Любви мы явились к вам, чтобы нести любовь и радость!

– А некоторым разочарование, – пробормотала я, поправляя конфету. – Послания для Марлин Маккинон, Джастина Круза, Коула Харса, Эми Янг, Эбигайл Итен и Криса Хитерса. Это всё, не смотрите на меня как на зверя!

Прозвенел звонок. Я воспользовалась своим купидоньим правом на перерыв и стащила с себя крылья. Фу, в них жарко.

– Кто дальше? – спрашиваю я.

– Гриффиндор-Рейвенкло, четвёртый курс.

– Жуть какая, – я задумчиво цокнула языком. – Может, у Бинса всё оставим? Сами возьмут.

– Он им не скажет. Так что валентинки у него лежать будут ещё поколения четыре.

– Да, беда.

Подошли Мародёры.

– Ну, как тебе этот цирк? – спросил меня Ремус.

– Как-как… Я в нём участвую! – Я помахала перед его носом крыльями. – Здорово, правда?

– А вы знали, что Алиса Стоун встречается с Фрэнком Лонгботтомом? – внезапно воскликнула Лина.

– Конечно.

– Весь Хогвартс в курсе.

– Ну вот, – подруга насупилась и продолжила рыться в купидоньей (серьёзно, больше на ругательство похоже) сумке.

– Так ты у нас всё-таки гусыня? – Сириус пихнул меня в плечо.

– Ещё раз так назовёшь, наваляю! – хмуро пообещала я.

– Ремус, твоя девушка меня обижает! – взвыл брат, прячась за спину друга.

– Так тебе и надо. По сестринскому праву она это обязана делать раз в неделю! – Важно сказал Ремус, скрестив руки на груди.

– Понял? – Фыркнула я и поцеловала Рема в щёку.

– Всё равно гусыня!

Звонок. Львиную долю открыток мы выгребли, чтобы отдать их Сириусу и Джеймсу. Чуть больше дюжины досталось Ремусу, одна Петтигрю и почти двадцать Лили. Остальные были не у нас, ибо сумки наши опустели тут же.

Мы шли на «купидоний пункт», где лежали остальные валентинки. Навстречу нам проскакал до отвращения счастливый Гиля, за ним тянулся шлейф миниатюрных малиновых сердечек. Розовые крылья поэтично развевались на скаку. Да-а-а… Кажется, меня будут преследовать теперь кошмары… Розовые!

– Кого я вижу! – раздался противный голос. Эд. Сердце ушло в пятки. Я так старательно избегала его в течение дня! – Гусыня и курочка!

– Мы скажем Спраут, что ты прогуливаешь травологию! —Лина встала напротив брата, подбоченившись.

– А я всем скажу, что вы гусыня и курочка. И вас съедят!

– Дурак, – говорю я. – И шутки у тебя дурацкие.

– Что говоришь? Точнее, гогочешь!

– Ты себе кажешься дико остроумным, да? – Я с жалостью посмотрела на оппонента. – Ты совершенно не взрослеешь!

– А то ты такая взрослая, Блэк! Уже с мальчишками по ночам у гостиной обжимаешься!

– Чего-о-о?!

– Того-о-о! Я всё видел!

– Ничего ты не видел. А даже если и видел, что ты сделаешь? Расскажешь всем? И что? Все в курсе, что я с Ремусом встречаюсь. Тоже мне сплетня!

– Я расскажу учителям!

– Не расскажешь. Иначе тебя тоже накажут за нарушение режима. Дурак ты, Лафнегл!

– Сама ты дура!

– Идиот!

– Щипаная гусыня!

– Инфантильный таракан!

– Овца обкоцанная!

– Навозный жук!

– Ах ты…

Эд достал палочку.

– Ритусемпра!

– Протего! Таранталлегра!

– Левикорпус!

– Ступефай!

– Левикорпус!

– Ритумемпра-а-а-А-А-А!

– Молодые люди, потрудитесь объясниться!

Перед нами стоял профессор Флитвик. Зрелище ему представилось прекрасное: крылатая я висела под потолком ногами крверху, Эд хохотал, держась за живот, а Лина растеряно крутила головой, не понимая, кому приходить на помощь. Профессор нас с Эдом расколдовал, оттащил к себе в кабинет, снял по двадцать очков, меня лишил прав на «купидонство», обоих наказал чистить награды все выходные и отправил на уроки со словами: «Мерлином клянусь, если на пасху по школе будут разгуливать ученики в костюмах зайцев, уволюсь к чёртовой матери!»

Я пошла на урок, заявив всем на их недоумённые взгляды, что я павший ангел с вырванными крыльями. Хотя бы леденцы успела стащить при конфискации купидонского имущества, и то хлеб.

Говорю же, глупый праздник!

====== Часть 37. (Эксперимент) ======

– Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят! Ха! Ровно полтинник! Желание моё!

– Не спеши, Пуся, – притворно-ласково сказал Сириус. – Я ещё не закончил с подсчётом.

– Эм… Пуся? – Я неуверенно посмотрела на Ремуса. – Я чего-то не знаю?

– По-моему, я тоже, – тот пожал плечами. – Парни, что за Пуся?

– А вот, что! – Сириус кинул мне валентинку из джеймсовой кучи открыток. Как и все она была розовой, маленькой, с намёком на робкие блёстки и креатив. Внутри было написано: «Джеймс! Не стоит бегать за Эванс! Ты же такая Пуся, а вокруг столько девчонок! Твоя Муся!»

– Это что за муси-пуси? – Сказать, что я офигела – ничего не сказать!

– Понятия не имею, но я ржу с этого уже весь день! – радостно заявил Сириус. – Шестьдесят четыре! Моё желание, Сохатая Пуся!

– Больно надо! – надулся Джеймс, сгребая розовый мусор в сумку. – А у вас сколько?

– У меня двадцать четыре, – ответил Ремус. – Видимо, адресом ошиблись.

– Неужели? – Я выудила одну из открыток. – «О, милый Ремус! Я знаю, твоё сердце занято этой надменной…» ЧЕГО?! ЭТО Я-ТО НАДМЕННАЯ СТЕРВА?! Безобразие!

– А как тебе эта? «Ремус, хоть у тебя уже есть пара, поверь, она тебя не достойна так, как я! Ведь я лучше! Поверь, лучше! Моё сердце распахнуто для тебя на распашку!» – Сириус читал это так вдохновенно и слащаво, что я ему почти поверила.

– Или эта: «Твои прекрасные карие глаза покорили меня с первой минуты! Брось эту холодноглазую, у меня тоже карие глаза!» И поцелуйчик в конце!

– Какое внимание к моей персоне, – пробурчала я.

– А эта очень странная. «У меня по-прежнему холодные руки, но ты всегда умеешь их согреть». Это ещё что за фигня?

Все молча смотрели, как Ремус смеётся в голос, а я заливаюсь краской до корней волос.

– Теперь, видимо, мы ничего не понимаем, – Джеймс почесал репу, взлохматив себе шевелюру до безобразно-дикобразного состояния.

– А я, кажется, понимаю, – Лина пихнула меня в бок. – Так вот, куда ты бегала тем вечером.

– Отстань, я не знала, что они читать будут. А пустыми их не принимали. И вообще! – от смущения не знала, куда глаза деть. – Рем, кончай смеяться!

– Извини, не думал, что ты в этой клоунаде участвовать будешь. Это скорее от неожиданности. Ну не дуйся, я не буду смеяться, честно! А сколько у тебя открыток?

– Сорок две, – помолчав, буркнула я.

– В прошлом году было меньше, – заметила Лина. – Может, их всех манят те, кто в парочках?

– Что, совсем плохо? – сочувственно спросила я.

– Двадцать пять.

– Это аж на двадцать открыток больше, чем у Питера за четыре года! – хохотнул Джеймс.

– Это у тебя тридцать два поклонника? Мне следует опасаться? – нахмурился Рем.

– Тридцать один, получается. А остальных я не знаю, так что не стоит.

ХЛОП! Перед нами появился домовик. С розой.

«Ой нет! Джеймсу, Сириусу, Лине, Джеймсу от Сириуса, Ремусу, да хоть Питеру, только не мне!»

Домовик покрутил головой, бросил розу к креслу, где сидели мы с Ремусом, и исчез.

– Чур твоя! – в панике воскликнула я, отпихивая цветок ногой.

– Ну, если Ремус у нас «Принцесса», то да, чур его, – хмыкнул брат, подобрав записку и розу. – Вот этого я бы боялся, Рем.

– Мы это уже проходили, всё в порядке.

Ремус говорил спокойно, даже буднично, но мне всё равно было не по себе.

– Просто это значит, что у меня не тридцать два, а тридцать три конкурента. И то, что мне тридцать два раза повезло, что твоя сестра встречается со мной, а не с обладателем клумбы.

Мы ещё минут пять разгребали открытки, зачитывая особо удачные вслух.

– Так, господа и дамы, я придумал желания! – вскочил вдруг Сириус. – Каждому из вас!

– В смысле?! – воскликнули мы с Линой. – Мы в вашем глупом споре не участвуем!

Парни с первого курса затеяли игру: у кого больше открыток на День Всех Влюблённых, тот загадывает каждому желание. Это соревнование Джеймса и Сириуса, если быть честной. Но Ремус им потакал (чем бы дитя ни тешилось…), а Питер с энтузиазмом поддерживал любые игры.

– Ты девушка нашего друга, так что участвуешь! – Джеймс ткнул в меня пальцем. – А ты подруга девушки нашего друга. И человек, который почти обошёл Гилю-Розовые-Крылья в купидонских соревнованиях! Тебе по статусу положено!

– Не тыкай мне тут, мистер! – возмутилась я. – Хватит с меня розыгрышей, итак с Лафнеглом буду чистить котлы у Слизнорта все выходные.

– Это не имеет никакого отношения к нашим милым забавам! Ты участвуешь, и точка! – заявил Сириус, топнув ногой.

– Не буду!

– Приказываю тебе, как старший брат!

– Нифига себе! Ты меня с Кричером перепутал! Вот пусть он и исполняет твои желания, пусть даже самые извращённые, а меня не трогай!

– Если согласишься, даём иммунитет на все последующие года! – поспешно вставил Джеймс. Я задумалась.

– Что, и уговаривать не будете?

– Нет, всё честно. Один раз исполнишь желание Сириуса и больше никогда в этой игре участвовать не будешь!

– Договорились! – мы пожали руки в знак заключения договора. – Но учти! Если заикнётесь – тебе первому обломаю рога.

– Так! Желание номер один! – Брат влез на кофейный столик с ногами, дабы над нами возвышаться. – Питер! – Его указующий перст упёрся в первую жертву. – Ты должен будешь уговорить эльфов-домовикв, чтобы нас снова впускали в кухню! Если тебе это не удастся, на уроке зельеварения устроишь Слизнорту допрос о том, как варить амортенцию!

– А что это? – неуверенно спросил Петтигрю.

– Заодно и узнаешь! Лина! На следующем матче по квиддичу против Слизерина ты должна будешь дать пинка по заднице Фоксу! Так, чтобы не увидела мадам Хутч!

– Ой, это я с радостью! – подруга захлопала в ладоши. – И без желания бы сделала, да повода не было!

– Джеймс! – продолжал ораторствовать Сириус, драматично указывая на каждого пальцем. – Завтра утром ты должен будешь взять вот эту самую розу, подарить его… Ну, скажем, Джине с Рейвенкло и громогласно признаваться ей в любви на протяжении двух минут!

– Тоже мне, желания, – фыркнула я. – Детский лепет.

– Сестра моя строптивая! Так как ты долго ломалась, тебе я придумал особо омерзительное, тяжёлое и эмоционально невыполнимое задание! Завтра, после того, как Джеймс признается Джине в любви, ты должна будешь… поцеловать Лафнегла! В губы!

Мы с Ремусом взвыли одновременно, перебивая друг друга:

– Чего-о-о?!

– Сириус!

– Тебя не смущает, что у меня всё ещё есть парень и я не хочу пока с ним рвать!

– Ты понимаешь, что я могу попросту за такое сломать тебе нос?

– Это ж какие слухи поползут…

– Не смей чернить доброе имя Мариссы!

– Совсем сбрендил, собачий ты хр…

– Так! Тихо! Ремус, ты ж понимаешь, что это просто игра? Как «Бутылочка». Только моей сестре будет в разы гаже.

– Это за что ты меня так не любишь?

– За многое. А в замен ты, Рем, можешь сломать мне нос. Если тебя это заденет хоть на мгновение.

– Давай я хотя бы Снейпа поцелую? Не так мерзко!

– Отравишься ещё! К тому же, Нюниус не достоин поцелуя такой роскошной девицы, как моя сестра!

– Всё! Я в этой клоунаде участвовать не собираюсь! – Я вскочила, намереваясь уйти, но не смогла сдвинуться с места. – Что за…

– Извини, Марс, – Джеймс виновато развёл руками. На пальце у него блеснуло кольцо. – Ты стала частью эксперимента.

– Какого, чёрт побери, эксперимента?

– Джеймс, не смей! – угрожающе зарычал Ремус.

– Извини, Рем, но ты сам дал «добро». В общем, мы нашли книгу, где описывались облегчённые варианты Непреложных Обетов. И кое-что мы хотели попробовать. Когда ты пожала мне руку, ты скрепила реальный магический договор. Разница с Непреложным Обетом лишь в том, что ты выполнишь договор, хочешь ты того или нет. Сами обстоятельства будут подстраиваться так, что ты, рано или поздно, так или иначе, выполнишь условия договора. Тогда заклятие с тебя снимется. Глянь на запястье.

Я опустила глаза. От правой руки к кольцу Джеймса тянулась тонкая, почти невидимая ниточка синего магического света. Внезапно вместо злости я испытала прилив нечеловеческого любопытства. А вдруг сработает?.. Это же какой простор для исследований подобных заклятий! Альтернатива известному в узких кругах Империуса… Интересно… Как оно вообще работает? Что чувствует жертва? Что чувствует заклинатель? Как долго такие заклинания длятся? Можно ли избежать судьбы? И что будут ощущать оба объекта эксперимента, когда заклятие будет снято?

– Джеймс, просто сними с неё это заклинание. Это нечестно! – Ремус на протяжении всей речи Поттера мерил комнату шагами, мечась словно хищник в клетке.

– Я согласна! – выпалила я. Ремус встал посреди комнаты как вкопанный. – Исключительно в качестве эксперимента! Но ты дашь мне книгу, где говорится о таких заклятиях! И подробно расскажешь об ощущениях! Вплоть до ощущений во время заколдовывания объекта!

– Марс, ты не обязана поддерживать их игры…

– Рем, это же так интересно! Такой любопытный эксперимент! Я смогу на себе испытать его свойства, а вдруг потом на ЗоТИ или экзаменах пригодится? Или в поле?

– Марисса, это за тебя заклятие говорит что ли?

– Нет, – Лина покачала головой. – Оставь, Рем. Я знаю этот блеск в глазах. Это Марисса и её любопытство.

– Простите уж меня, но я не могу это просто оставить!

– Ремус, прошу, умоляю! Неужели тебе самому не любопытно? Представь, какие исследования мы можем провести!

– Хорошо, тогда меняй желание, Сириус! – заявил Ремус.

– Да чем тебе не нравится это? Пусть целует Лафнегла. Если и получать удовольствие от «эксперимента», то всем и сразу.

– Да? Только мне почему-то удовольствия мало.

Я подскочила, бросилась к нему, обняла и горячо зашептала: