Текст книги "Судьба на троих (СИ)"

Автор книги: Майский День

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Посмотреть, что творится у барьера. Сказал, что-то новое появилось.

– Это верно. Драконы пытались, но не смогли определить характер перемен. Тамир тоже жаждет новостей?

– Да.

Дракон разглядывал меня, и по-прежнему в глазах проскакивали алые искорки гнева. Я искренне недоумевал промедлению: я ведь был прямо перед ним, доступный для любой расправы, стоило ли мучить себя отсрочками?

– У вампиров трудное положение, – продолжал король, всё так же изучая меня взглядом. – Молоды все. Не осталось старейшин, что отчётливо помнят времена до Потери.

Лёд под ногами оказался неожиданно тонок, я просто чувствовал, как он подламывается подо мной увлекая в глубину тёмных вод. Не судьба ли мне утонуть в них без возврата? Слишком часто стали поминать тех, кто отдал меня на расправу Аелии. Доказать, конечно, ничего не смогут (или смогут?), но найдётся, наверное, на свете пытка, способная развязать мне язык.

Впрочем, кому нужны эти уроды? Мир стал чище, избавившись от них насовсем.

– Да, это большая утрата, – сказал я, не отводя взора.

Уголки твёрдого рта приподнялись в улыбке. Этот дракон был старше меня в несколько раз, я не надеялся его обмануть, да и не пытался.

– Ну да то дело прошлое, – продолжал он, уходя от опасной темы, чем едва не вырвал из моей груди стон облегчения. – Вернёмся к насущному. Как ты собираешься исследовать барьер?

– Лбом постучу и вернусь.

Я зажмурился на мгновение, ожидая, что за дерзость мне тут же смахнут голову с плеч, но не дождался.

– К Аелии? – уточнил дракон.

– Конечно. Он – хозяин, я – его вещь.

Дракон улыбался – вот ведь терпение у древних.

– Смирения в твоём голосе не прозвучало. Скажи, почему ты ещё жив? Даже вампир способен найти способ умертвить себя, хотя племя ваше отличается изрядной живучестью. Неужели бытие в ярме предпочтительнее небытия?

То есть он хочет не просто свернуть мне шею, но оказать этим услугу? Благодарю покорно.

В третий раз отвечать на этот вопрос показалось мне излишним, почему мои мучители не договорятся между собой хотя бы разные задавать? Впрочем, дознание есть дознание, даже если этим балуется лично король.

– Покончить с собой – значит признаться в том, что виновен. Я не убивал ту женщину и не уйду из жизни по доброй воле.

– Я знаю.

Он казалось задумался, даже красные искорки погасли, оставив ровный золотистый свет, потом, чуть встрепенувшись, взял со столика шкатулку, повертел в пальцах.

– Ты отчитаешься перед Аелией в том, что вручил его дар?

– Да, конечно.

– Это та самая шкатулка?

– Безусловно.

Я мог утверждать наверняка, потому что, исследовав ларец после драки, обнаружил слегка погнутый завиток на уголке и расправил его пальцами как сумел. Получилось недурно, но крошечный дефект всё же сохранился.

– Открой, – предложил король.

Я взял шкатулку и поднял крышку. Она оказалась пуста, но я и прежде держал вещицу на ладони и мог совершенно точно сказать, что вес её не изменился. В чём другом, но в этом вампиры не ошибаются. Значит, в ней изначально не было сокровища. Подарить упаковку без содержимого по драконьим правилам значило нанести чудовищную обиду. Зачем Аелия это сделал?

Я так растерялся, что в голове совсем не осталось мыслей, мог лишь тупо смотреть в бархатное нутро ларца и не знал, что мне делать дальше. Аелия хотел выставить меня вором? Для чего ему это? Со своим монархом он как-нибудь разберётся, а я стану зерном, которое перемелют жернова взаимных упрёков? Прахом, как ящерка и мечтал.

В следующий миг я понял ещё одну вещь. Вторично прикоснувшись к ларцу, я подвёл себя под ту же беду. Не вернуть вещь королю я не мог, а вручить её пустой, значило уже лично нанести ему оскорбление. Закон связал по рукам и ногам.

Я был состоятелен, мог отсыпать сокровищ, чтобы наполнить шкатулку доверху, но при себе ничего не имел. Никогда не носил драгоценностей, и Аелия об этом отлично знал. Король тоже понимал, что не выкручусь, недаром же под предлогом мытья меня заставили полностью разоблачиться и сменить одежду.

Потемнело на душе, а мне ведь понравился этот дракон. Я искренне сожалел о том, что вызвал его гнев. Я посмотрел на непроницаемые черты, потом вновь на дно шкатулки, и вот тут замысел Аелии стал понятен целиком. Отчаяние заполнило мою пустоту, едва не пошло через край, все силы ушли на то, что сохранить его внутри, не позволить пролиться на всеобщее обозрение исказившимся лицом, невольной дрожью, а то и слезами. Клыки и те съёжились в дёснах, я почти потерял природную суть.

У меня не было своих драгоценностей, зато имелась одна его. Ошейник. Единственная вещь, которую я мог вложить в ларец, спасая честь и обрекая себя на остаток вечности, проведённый в подвале ящеркиного замка. Как всё просто сложилось, а я, дурак, радовался временной свободе. Забыл, что воля не случается изредка. Она либо есть, либо её нет. Может быть и правы все, кто задавал простой вопрос. Лучше мне было умереть, чем жить – так.

Инвиктию, как видно, надоело ждать, он протянул раскрытую ладонь.

– Сейчас, мгновение, – пробормотал я.

Пружина сработала не сразу, видно пальцы у меня всё же слегка тряслись, но я справился, снял и уложил сияющую змею в ларец. Он довольно наполнился. Проклятый ящерка всё рассчитал, не с моим статусом было играть в эти игры, поражение неизбежно приобретало законную жертву. Захлопнув крышку, я вернул шкатулку королю. Сразу стало легче. Шея казалась непривычно голой – в самый раз для топора. Глаз я не поднимал, просто не хотелось.

– Почему там, в зале, ты улыбнулся моему сыну?

Так это был принц? Действительно, походил обликом на отца, и сердце сохранил доброе. Повезло драконам заполучить достойного наследника. Я ответил:

– Он мне сочувствовал.

– Это такая редкость?

– Конечно.

Требовалось объяснять древнему ящеру очевидные вещи? Мир бы не рухнул от таких пустяков. Надеюсь, у принца не будет неприятностей из-за того, что посмел жалеть чужого невольника.

Король поднялся, и я тотчас последовал его примеру. Как и ожидал он оказался заметно выше ростом. Я ощутил себя мальчишкой рядом с ним. Шкатулку он всё ещё вертел в пальцах, словно желая напомнить мне о неотвратимости зловещей судьбы, а потом, откинув крышку и достал ошейник. Когда тяжёлая цепь вновь коснулась горла, и щёлкнул замочек, я не сумел сдержать нервической дрожи, не знаю, как на ногах устоял. Отчаянно собирал себя в кучу, и растекался как песок – вот ведь беда.

Горячие ладони легли мне на плечи.

– Что обещал сделать с тобой Аелия, вернись ты без ярма?

Я ответил. Король молчал, и я рискнул поднять голову, чтобы заглянуть ему в лицо. В янтарных глазах вновь плескались алые искры. В чем я опять провинился, чем вызвал приступ злости? Бояться не осталось сил, я лишь молча ждал приговора. Ладони лежали ровно, не пытались свернуть мне шею, и тогда я понял, давно следовало сообразить, что гнев дракона обращён совсем не на меня.

– Ступай, мальчик.

Я отодвинулся на шаг, поклонился, а потом вышел, с первого раза найдя дверь.

Глава 11 Вампир

Едва кусок первоклассного, судя по запаху, дерева отделил меня от монарха и необходимости твёрдо держаться на ногах, как колени подогнулись, и я позорно рухнул бы на пол, ну или, по меньшей мере, тихо припал к ближайшей стене и аккуратно по ней сполз, не поддержи меня уверенная рука. Как-то сложно пошла волнами жизнь, если изрядно битый ею вампир едва не свалился в обморок после мирной беседы без видимого пристрастия.

– Эй, парень, да что с тобой?

Я заглянул в травяно-зелёные глаза, и голова закружилась ещё сильнее, ладони невольно сошлись на тонкой талии.

– Вампир, ты сознание теряешь или подкатываешь исподволь? – поинтересовалась драконица.

Я возблагодарил небеса за то, что она не рассердилась. От оплеухи летел бы я, наверное, вдоль коридора и на своих двоих не удержался, причём не только потому, что драконы народ крепкий, но в силу собственной слабости, которой не находил прощения.

– Мне нельзя подкатывать, – сказал я честно.

– Почему? Поверь, я тебя тщательно рассмотрела. Одних очей, синих как небо в разгар летнего дня, хватило бы для сведения с ума всех девушек в округе, так ещё и сложён ты отменно.

Приятная откровенность ошеломила, а близость горячего женского тела наполнила жаром собственное и осталось лишь одно желание: молчать, и позволить губам и ладоням поведать Дани всю силу и глубину моего одиночества, но утаить правду я не мог, недоговорённость считая гаже откровенной лжи.

– Аелия запретил, – объяснил я.

– Твой дракон? Ну раз такое дело идём накормлю, а то неладно гостю голодному быть.

– Кому? – переспросил я.

Ноги, только начавшие обретать крепость, опять едва не подкосились. Сколько же лет никто меня так не называл? Я привык быть вещью, которую используют, как считают нужным и временами выбивают усердно словно ковёр. Я отвык видеть в себе человека.

Между тем, мы, оказывается, уже шагали по коридору, причём по-прежнему обнявшись. Не помню, чтобы я когда-нибудь до такой степени терял контроль над собой, но и в нормальное состояние возвращаться не тянуло – я разнежился.

– Вампир, я думала вас ничем не проймёшь, а ты чувствительный как цветок на морозе.

Сам себя таким ощущал. Дани была лишь чуть ниже меня ростом, как раз настолько, чтобы я смог уткнуться лицом в её волосы, втянуть запах, такой чудесный, что по телу прошла сладкая дрожь. Для вампира аромат значит очень много, почти всё. У нас превосходные глаза, чуткие уши, но только носу мы доверяем целиком.

Драконица засмеялась, поёжилась.

– Щекотно! Ты идти-то уже можешь, а то ведь практически тащу на себе взрослого мужчину?

Я признался:

– Мне не хочется тебя отпускать.

И опять зелёные глазищи уставились на меня, и не затерялось в них ни одной жёлтой злой искорки, и в душе от этого началось смятение, и сердце забилось как у безоговорочно живого. Я тянул в себя восхитительный запах, сглатывал сухим горлом пустоту и тихо сходил с ума.

Дани лукаво улыбнулась, как видно наблюдая не только мою наружность, но и всю без утайки развернувшуюся суть.

– Мне тоже. Притворяйся дальше немощным, синеокий!

Дружелюбная нежность мягко согрела. Как мало мне потребовалось тепла, чтобы наполниться им целиком, замёрз, наверное, за долгие годы.

Покой, куда привела драконица, был, видимо, харчевней для стражников или других воинов, я не слишком хорошо разбирался в знаках отличия. Дани усадила за стол на добротную лавку и велела подождать, сама ушла. Обнаружив прямо перед носом кувшин, и убедившись, что в нём вода, я налил себе с верхом и тут же выпил. Горные ручьи дарили лёгкость духу и телу, песочный жар в глотке утих. Я вновь наполнил кружку и принялся цедить для удовольствия, не спеша.

В зале кто обедал, кто играл в кости или карты – невежество в этом вопросе мешало с определённостью различать человеческие забавы. На меня посматривали косо, но не трогали, позволяя тихо сидеть в углу. Я разглядывал драконов, некоторых узнавал – это они кувыркались в небе днём. Да там я наблюдал за их звериным обличьем, но повадка всегда хозяина выдавала.

На миг захотелось остаться здесь навсегда, нет, не претендуя на то, чтобы стать товарищем этим свободным существам, просто испросить позволения быть рядом. Без надежды, но и без пинков. Я улыбнулся нелепости собственных желаний. И без того получил огромный дар – свою рабскую цепь обратно на шею. Стоило ли желать большего?

Едва расслабился, как услышал знакомый басовитый голос и понял, что сладкая мечта побыть немного в покое закончилась не начавшись.

– Где тут моё наследство? Посмотреть хочу, пощупать!

Сквозь группу стражников протискивался, хохоча, младший брат моего Аелии – такой же невзрачный лицом, с реденькими неопрятного цвета волосами, шире только в корпусе, да ещё неуклюжее старшего. Посмотреть на обоих – жалость брала! Ну и драконы мне достались, самые, похоже, завалящие.

Я поспешно вскочил. Шария уже стоял рядом. Толстый палец поддел ошейник, больно придавив горло. Я знал: сорвёт сейчас, потом никому ничего не докажу, если даже кто и слушать станет. Масляные глазки окатили взглядом как дерьмом. Как же тянуло врезать, чтобы стёк этот мерзавец кровавой лепёшкой со стенки!

– А ну оставь его! – рыкнул кто-то рядом.

Так веско было сказано, что нечистый палец убрался с моего горла, я судорожно глотнул, рискнул вдохнуть. Растерялся от нежданной подмоги.

– И верно! – поддержал другой стражник. – Сидит парень вежливо, никого не трогает, и ты его не задевай.

Заступились дружно, ничего не оставалось младшему как убраться прочь, наградив меня на прощанье ещё одним недобрым взором.

– Садись! – мне опять надавили на плечо, возвращая на лавку, скоро до синяков долапают, но я ничуть не возражал. – Молоко будешь?

– Да, спасибо.

Стражник вручил мне кружку, свою уже начатую, но это показалось вдвойне приятным – не побрезговал поделиться. Я охотно припал к глиняному краю. Козье, вкусное – оно само скользило в горло. Я испугался, что слеза капнет в белую жидкость, расчувствовался не на шутку, значит, самое время пришло возвращаться в снега или к Аелии – там остудят.

Больше не трогали. Заговаривать со мной никто не пытался, но поглядывать перестали, словно признав законной частью интерьера. Я благодарно смаковал тёплое молоко.

Дани пришла, когда большая часть воинов разбрелась. Бухнула на столешницу кувшин и от запаха у меня тут же скрутило голодным спазмом живот. Голос и тот осел в хрип:

– Ты позволишь?

– Не я же буду это пить.

Вне чешуи и крыльев драконы брезгливы так же как люди, но девушка наблюдала за мной без отвращения. Свежая козья кровь была восхитительна на вкус. Показалось, лучше даже человечьей, но это я конечно заявил не подумав. Я глотал поначалу жадно, словно могли отнять, но никто не покушался на еду, и накрыл лёгкий, но ощутимый стыд.

– Прости, я кажусь тебе чудовищем?

– Прекрати, вампир. В боевой ипостаси мы едим сырое мясо. Не так и велика разница между нами.

– Ты, наверное, прекрасна в небе.

Она фыркнула:

– У меня чешуя отливает зеленью.

– Теперь это мой любимый цвет!

Она заботливо вытряхнула в мою кружку последние капли.

– Доедай и провожу в покой. Король распорядился дать тебе приют на день, вечером уйдёшь.

– Спасибо!

– Инвиктий сказал, что ты можешь задержаться, если недостаточно окреп. Никто не прогонит.

– А за это вдвойне.

Напоследок я прополоскал рот водой и пошёл за Дани. Шагать следом оказалось гораздо приятнее, чем впереди. У меня голова кружилась от одного вида этой женщины. Как я только с шага не сбился. Мы пришли слишком быстро!

В отведённой мне комнате кроме кровати почти ничего не было, да мне и не требовалось.

– Роскошно для невольника, – сказал я предлагая моему затянувшемуся воздержанию последний шанс.

Женщина была рядом, а расправа Аелии далеко, но долг велел внятно озвучить мой незавидный статус, чтобы потом не было обид. Дани плотно затворила дверь, отсекая нас от прочего мира.

– Знаешь, король распорядился выдать тебе нормальную одежду вместо обносков, о мытье не сказал ни слова. Я купала тебя для собственного удовольствия.

Перспектива в очередной раз сползти по стене от внезапной слабости в коленях принимала всё более явственные очертания.

– Боюсь, мне опять грозит обморок.

Я немного закатил глаза, давая понять, как отчаянно нуждаюсь в поддержке и получил её незамедлительно. Сильные руки обняли меня. Губы драконицы оказались так близко, что не поцеловать их было просто невозможно.

Мои ладони уже исследовали её тело, жадно, бережно, как будто всё происходило впервые. Вообще в первый раз. Мы начали раздевать друг друга, понемногу освобождаясь от всех преград. Как только новая красота открывалась губам и взору, я тут же принимался ласкать гладкую кожу, горячую сочную, полную того неподражаемого блеска, который только у драконов и можно наблюдать. Дани не отставала, ощущая её поцелуи и быстрое путешествие ладоней по груди, спине, в волосах я выгибался навстречу прикосновениям, не мог сдержать дрожь.

Когда улетела прочь рубашка, и качнулись, прося внимания небольшие крепкие груди, я замер, созерцая это простое, такое естественное совершенство. Касаться их казалось кощунством, но Дани пробормотала нетерпеливо:

– Не останавливайся, синеокий!

И разве я мог отказать ей, ну и себе, конечно, тоже? Я ласкал эти налитые будущей жизнью бутоны, а потом упал на колени и принялся целовать живот, гладкий сильный, вызывающе женственный.

Дани застонала, да и я уже не мог больше терпеть, стащил с неё последнюю одежду, уложил на постель, быстро касаясь губами горячих бёдер. Пальцы забрались в мои волосы, Дани застонала, раскрылась, призывая, и от своих штанов я избавился за одно мгновение. Вампиры могут быть быстрыми, когда хотят.

Я вошёл в драконицу сразу, и огонь, порождаемый неспешными движениями, начал растекаться по телу. Выползли на всю длину клыки шевельнулись волосы. Дани смотрел на меня во все глаза, и я готов был поклясться, что ей нравится то, что она видит. В такие мгновения суть скрыть невозможно, она проявляется вся, но я не думал об этом, ни о чём не думал. Почти забытое наслаждение влекло за собой, и я отдавался ему целиком.

Шептал самому едва понятные слова, стонал, только на крик не срывался. Дани изгибалась от моих толчков и командовала, просила, что, как и где мне делать и я слушался, почти не сознавая этого. Мне всяко было хорошо, и светящиеся запредельной зеленью глаза драконицы кричали, что ей тоже.

Дани сдалась первой низкий не то рык, не стон так завёл, что и я зашипел, оскалил клыки и взлетел на свою вершину.

На последних судорогах удовольствия я начал приходить в себя, посмотрел на драконицу. Она лежала подо мной такая женственная, мягкая, разнеженная, что я не мог отвести взгляд. Неужели это происходит? Правда ли что со мной?

Сильные руки обняли за шею, потянули ближе, и мы с Дани сплелись в доверительной ласке крайнего изнеможения. Ожерелье впилось в кожу, и дыша невероятным запахом драконицы, я криво улыбнулся. Губы дёрнулись в той рефлекторной усмешке, за которой я привык прятать боль. Праздник кончится, жизнь в рабстве останется, но об этом я хотя бы сейчас постараюсь не думать.

Дани перекатила меня на спину, хозяйски водрузила на грудь подушку и устроилась поверх неё.

– Почему Аелия запрещает тебе естественные радости?

Допрос. Ну, мои лапки уже подняты кверху.

– Я сошёлся с женщиной, которую он, возможно, считал своей.

– И тебе удавалось скрывать отношения?

– Довольно долго. У драконов слабое обоняние.

Меня шлёпнули по плечу, и я подумал, что точно синяки останутся.

– Как ты вообще держишься? С таким-то темпераментом.

– Вампиры со мной не общаются. Человеческие женщины привлекают мало. Они тусклые, даже запах не возбуждает, точнее, ток крови я ощущаю сильнее. Голод, а не вожделение.

– Значит, твоя возлюбленная…

– Полукровка.

Дани фыркнула, неотрывно глядя мне в глаза, я не возражал, зелёное сияние согревало.

– Тебе нравится наша порода?

– Очень. Огонь, пламя, жар, который ощущаешь всеми нервами. Это непередаваемо. Не пойму только, чем привлёк тебя я.

Она ответила сразу, словно уже успела обдумать этот вопрос:

– Ты прохладный. Твоя страсть освежает. Потрясающее тело, синие глаза. Обманчивая кротость.

Я жадно впитал её слова, будоражащие, словно добрый глоток крови. Как мало мне надо, так ведь и редко получаю хоть что-то.

– Я думал, что тебе неприятен, ты не дотронулась, когда там, в мыльне я был голый.

Глаза сощурились в лукавой улыбке.

– Боялась, что не справлюсь с любопытством и возьму тебя прямо на полу.

По телу прошла жаркая волна всё той же забытой или вовсе незнакомой радости.

– Я бы недолго сопротивлялся, – признал я честно.

Какое там! Сдался бы на милость победителя не успев упасть. Дани ласково коснулась пальцами моих губ, провела по волосам. Я тянулся за этой нежностью как росток к свету.

– Никто не узнает, что мы были вместе, вампир.

Я сразу ответил:

– Мне всё равно. Тебе он не сможет причинить вреда: ты дракон и воин.

– А ты?

– А мне не привыкать. Давай не будем о нём.

– Давай.

Моя жажда, вырвавшись на волю, никак не могла войти в берега, я желал снова и снова, и никогда ещё у меня не было женщины, с такой готовностью откликавшейся на призывы. Мы брали друг друга с жадностью бессмертных, у чьего порога уже переминается с ноги на ногу погибель. Огонь Дани и моя прохлада сошлись, породив негаснущую страсть. Если честно, я и не представлял, что могу с такой уверенностью вновь и вновь возвращаться в боевые порядки. Это Дани так сказала, я не воин, но намёк, кажется, понял.

– День на дворе, – спохватилась она, много-много ласк спустя. – тебе надо спать.

– Я не хочу.

– Я тоже.

Под вечер мы всё же задремали, тесно друг к другу прижавшись. Я ненасытно вдыхал её запах, запоминая. Хоть что-то тёплое унести с собой на ледяные просторы гор казалось очень важным. Как же согрело меня драконье пламя, я уходил не опалённый.

Ночь в горах наступает рано. Как ни жаль было будить Дани, но до барьера путь лежал долгий. Я легонько поцеловал горячее плечо, вампиры спят мало, я отлично отдохнул.

– Мне даже нечего подарить тебе на память.

– Ничего не надо. Младенца ты мне не сделаешь, и хорошо, потому что мне нравится быть воином, а не возиться с пелёнками.

Я невольно улыбнулся, сладко вздрагивая от того, что её пальцы касались моего лица.

– Малыш у нас получился бы забавный. Один глаз синий, другой зелёный.

– Твоя прохладная красота и моё пламя внутри.

Жаль, что у драконов и вампиров не случается совместного потомства. Дани проводила меня в харчевню для стражи. Крови не было, но мне налили молока, и я выпил его почти с таким же удовольствием. Ужинала дневная смена караульщиков, в шумном зале на нас никто не обращал внимания, ко мне привыкли, и я вновь подумал, как хорошо было бы жить здесь, делая любую работу, которую велят, лишь бы стать до такой степени привычным, чтобы само твоё существование не вызывало удивления.

Драконица тепло улыбнулась на прощанье и ушла, её призывали обязанности, да и меня тоже.

Допив угощение, я забросил на плечо тёплый плащ, которым наделил, ничего не говоря и не спрашивая, один из стражников, поклонился, вызвав слабый всплеск пожеланий доброго пути, и вышел.

Дорогу к воротам я, как всякий вампир, нашёл без труда. Дани посоветовала воспользоваться малыми, они выводили прямо в горы. Туда я и направился, машинально ловя запахи. Безумно хотелось ещё раз на прощанье уткнуться носом в белые стриженые волосы, но ошейник давно приучил к тому, что большая часть желаний никогда не исполняется, и я не слишком расстроился, бодро шагнул на едва приметную тропу среди кручь, втянул носом морозный воздух и насторожился, уловив знакомый запах, хотя и не тот, о котором только сейчас мечтал.