Текст книги "Судьба на троих (СИ)"

Автор книги: Майский День

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Выбирать, я так понимаю, не приходится.

– Ты даже представить себе не можешь, насколько прав. Виноват во всём я, казни или нет – это как хочешь, но выслушай внимательно. Когда я, раненый, переползал через тебя, раненого, наша кровь смешалась.

– Я стану вампиром? – воскликнул я.

Охвативший всё существо ужас не передать словами, я буквально замер, пытаясь осознать эту страшную новость. Упырь поглядел пристально и как-то отстранённо, словно я нанёс обиду, но ответил сразу, не мучая неизвестностью:

– Нет, не обратишься. Будешь сильнее, выносливее, дольше проживёшь, если в процессе не убьют, не более того. Крови попало немного, да и не тем способом, который обуславливает перемены. Ты человек, охотник. Радуйся, если тебя это радует.

Я понял, что уязвил, выказав столь явное отвращение к его породе и оценил проявленную сдержанность. Стыдиться своего поведения перед нежитью было диковинно, на то, чтобы принести извинения, меня не хватило, зато постарался, чтобы хоть голос звучал приветливо, даже произнося довольно странные слова:

– Поэтому ты не выпил мою кровь?

– Отчасти, – ответил он.

Убедившись, должно быть, что я могу спокойно воспринимать его присутствие в комнате, вампир отошёл к окну. Теперь удалось как следует его рассмотреть. Прежде обстоятельства складывались так, что замечал отдельные детали, цельный образ начал складываться лишь теперь.

Он оказался на удивление хорош собой. Высокий, стройный, грациозный и гибкий в движении – вылитый принц крови в моём понимании. Тёплый свет свечи придавал его синим глазам слегка фиолетовый оттенок. Никогда не видел таких ярких сияющих очей и невольно задумался: многие ли вампиры привлекательны? Мы убивали нежить, как правило, спящей, и я никогда не вглядывался в лица: смущали человеческие черты. Иногда казалось, что не всё нами свершаемое правильно, я ведь подался в охотники от безысходности, а не по зову сердца.

Терпеливо позволив себя рассмотреть, он заговорил вновь:

– Погибших людей я похоронил там же на горе, сделал насыпь из камней и поставил ваш знак.

Жаром обдало, даже слёзы выступили на глазах. Воспоминания об отрядниках, с которыми делил хлеб четыре года, и чьи оставшиеся в заброшенной и пользующейся дурной славой пещере тела приберёт лишь время, мучили почти непрестанно. Узнав, что они получили достойное погребение и покой, я испытал искреннюю благодарность к моему необычному знакомцу.

– Спасибо.

Он кивнул и на несколько мгновений отвёл взгляд, словно деликатно давая мне возможность прийти в себя.

– Как тебя звать-то, охотник?

– Крискент из рода Клетис.

– Да ты знатный малый, впрочем, и речь выдаёт особу, чьи предки сберегли частицу старого мира. До Потери люди были другими. Я – Бениг. Мой род угас, и я его продлить не способен, так что забудем о нём.

– Они от тебя отреклись?

– Никто не любит вампиров.

Раньше я посчитал бы правильным поступок семьи Бенига, но сейчас сам оказался в роли предателя, не имеющего возможности оправдаться, так что смотрел на вещи немного иначе. Мой удивительный знакомец между тем продолжал:

– В ближайшие дни я заберу тебя отсюда, так что заранее предупреди хозяйку. Поправляйся и не вздумай снимать ожерелье – оно служит защитой.

Какое ожерелье? Я невольно ощупал шею и пальцы тотчас наткнулись на согретые телом звенья массивной цепи. Поддев её большим пальцем, я убедился, что она благородно отливает золотом, более того, выудил из-под щеки медальон в виде странного зверька. Это его колючие лапки упирались мне в плечо, а я-то думал – соломина торчит из тюфяка.

Вампир сказал:

– Прости, охотник. Я упустил из виду, что на меня попала кровь ящерки и сам того не желая перенёс её на тебя.

– Кровь кого?

– Я его иногда так называю. Аелия – дракон, я принадлежу ему, а теперь и ты тоже.

Глава 3 Вампир

В чертоги его светлости стоило явиться немедля, чтобы чуть меньше порицаний получить за многочисленные вины, но я всё же задержался, желая хоть в двух словах объяснить человеку, в какую он угодил переделку. Следовало предупредить, чтобы не смел расставаться с цепью. Я не знал, как скоро проклятый ящерка отпустит на скудную волю, и насколько плачевно будет моё состояние, когда это произойдёт, потому озаботился пристроить человека в надёжные руки. Злоба давно улеглась. Юный охотник будил лишь сочувствие.

В замок Аелии я попал по короткой тропе. До Потери эти пути, кажется, называли порталами, но точно я не помнил: был в те годы крайне молод и занят собственной незавидной судьбой, вернее, попытками с ней смириться. Главное, что постигшая нас катастрофе почти не затронула эти дороги – стоило приноровиться, и они неплохо приводили к цели.

Драконьи логова чаще всего располагаются на вершинах гор, это не служило исключением. Ломаные шпили словно передразнивали пики хребтов. Зрелище открывалось внушительное, вот только созерцателей на него находилось мало: люди эти замки не видели.

Я, почтительно склонив голову, остановился у ворот. Рабу не по чину как-то иначе заявлять о своём присутствии, но зрели почти сразу докладывали хозяину обо всех, кто смел приблизиться к короне дворца, так что промедление всегда объяснялось лишь прихотью моего господина. Нравилось ему наблюдать, как я торчу на ледяном ветру из сердцевины снежных вершин. Власть свою так утверждал.

Впрочем, я приноровился. Вампиры малочувствительны к холоду, а к любым издевательствам удаётся привыкнуть за сотни лет. Давно прошли времена, когда я бился в сетях отчаяния и горя. Научился отстраняться от пыток до тех пор, пока боль не становилась слишком сильной, ну а в этом случае просто кричал. Хороший способ, всем рекомендую.

Вот и теперь стоял, наблюдая как ветер перекатывает снежинки, сминает их в сугробы, прокладывает причудливые извивы. Там, где я чаще всего живу, не бывает зимы. После Потери погода везде изменилась.

Неспешное течение мыслей прервал скрежет. Ворота отворились, пуская меня на неуютный крепостной двор, где кроме камня, снега и случайного мусора не было вообще ничего. Драконьи чертоги сохранили много старинных вещей, вот и теперь я не увидел прислужников: система работала автоматически. Мне нравилось произносить, хотя бы мысленно, старинные слова, смысл которых я не всегда и угадывал. Забавлялся. Хорошо зная дорогу, прошёл мимо пустых пристроек к неприметной боковой двери и распахнул её нормально, рукой.

Внутри царил, как будто, ещё более сильный холод нежели снаружи, здание вообще выглядело нежилым, но я знал, насколько обманчиво это впечатление. Много лет был пленником крепости, успел изучить её за годы заточения и не колеблясь шёл залами и переходами, тёмными и стылыми, дорогу здесь смог бы отыскать с закрытыми глазами.

Аелию нашёл в малом парадном зале. Здесь жарко полыхали синеватым пламенем камины, щедро горели свечи. Тёплый воздух приятно коснулся застывшего тела. Дракон сидел в любимом кресле, похожем на трон. Я сделал положенное количество шагов и опустился на колени.

Когда-то унизительность моего положения терзала сердце, но и к этой стороне существования я постепенно привык. Ящерка, надо отдать ему должное, стремился замучить тело, а не душу. Даже в первые годы моей неволи, когда истязания длились непрерывно, ползать на брюхе не заставлял и в целом особой изощрённостью не грешил. Едва обращённый совсем юный вампир, ещё полный не отгоревших человеческих эмоций, я вероятно, будил в драконе желание совсем сломать строптивую куклу, тем не менее мучитель оказался не искушён, либо же равнодушен.

Как всегда, когда требовалось выразить покорность, я отрешился от происходящего и размышлял о чём угодно, только не о своём позорном положении. Вспоминал города и деревни, дороги, людей, которых встречал, а иногда и тех, кто отдавал мне кровь. Если чувства причиняют боль, следовало от них избавиться, с каждым годом сделать это удавалось всё легче, я привыкал. Вот и теперь даже не ощущал коленями каменных плит, пребывая далеко, в ином мире.

– Где твой рабский ошейник? – холодно спросил Аелия.

Я заранее расстегнул ворот рубашки, чтобы он без помех обнаружил утрату символа своей власти. Скрыть произошедшее было невозможно. Пусть уж ящерка сразу рушит свой гнев: быстрее накажет – быстрее отпустит.

– Охотник, которого ты не дал мне спокойно убить, получил твою и мою кровь. Теперь он повязан с нами обоими. Проблем это даёт больше, чем преимуществ. Ожерелье защитит его от чужих притязаний.

– Ты посмел обязать законом человека? – злобно прорычал он. – Ты никто, и не вправе заводить игрушки! Ты сам – вещь!

Его слова ничего не задели во мне, слишком часто они звучали и давно утратили первоначальный блеск. Я даже и отвечать не стал, пусть бесится, рано или поздно утихнет.

Он поднялся, надменно вздёрнул голову.

– Идём!

Ну вот, давно бы так. Что толку сотрясать воздух? Чешутся руки – дай им волю, потом всем сразу станет легче. Я встал одним текучим движением.

Знаю, что ящерку раздражает моя грация, но не собираюсь становиться неуклюжим, чтобы ему угодить. Странно вообще: мы ведь примерно одинаковы и ростом, и телосложением, только он, в отличие от меня, неловкий, резкий угловатый в каждом шаге и жесте. Точности это не помеха, но выглядит иной раз довольно жалко. У других драконов, а я немало их повидал, пластика работала иная.

Я шёл следом за господином, как и положено почтительно склонив голову. Как-то, забывшись, понёс её гордо, за что и получил несколько дополнительных рубцов на шкуре. У ящерки зрели рассажены по всему замку: докладывают, стерегут каждый шаг. Нет смысла лишний раз нарываться.

Дорогу в пыточную я знал так хорошо, что, кажется, колею в камне протоптал, раз за разом отправляясь туда за очередным наказанием. Вампиры живучие, а то давно остался бы от меня комок гниющей протоплазмы. Когда вошли в камеру, я, не дожидаясь приказа, разделся и стал на сбитый из досок квадрат.

Пока ящерка выбирал кнут по душе, я уже приготовился: и голову привычно склонил, и волосы убрал на сторону. Аелия больше всего любил хлестать по шее и плечам, а ещё – подколенкам. Вероятно, стремился доказать, что быть одновременно и согбенным, и коленопреклонённым – моя судьба на всю оставшуюся вечность. Пусть его, я же не спорил.

Первый удар пришёлся на спину, обжигая резкой болью, но я лишь поморщился. Прежде мог и на ногах не устоять, но с годами вампирская шкура становилась дубовее. Пауза, и витой ремень обрушился на плечи, обвивая шею, едва не разорвав горло. Теперь не смог сдержать стон, чувствуя вязко текущую по коже кровь. Это прилетела месть за снятую цепь. Следующий удар рванул предплечья и живот – это за то, что дерзнул воткнуть в царственное брюхо господина изрядный кусок варёной стали. Задел-то лишь краем, иначе с его медленной регенерацией он бы не размахивал так энергично кнутом, но какое это имело значение? Всё равно я всегда и во всём был виноват.

Ещё и ещё, то часто, то с долгими томительными паузами на меня вновь и вновь рушился отлично сплетённый ребристый ремень. Дольше всего приходилось ждать, когда, измягчив один, он тщательно выбирал следующий.

Когда экзекуция закончилась, горело огнём уже всё тело. Повреждений набралось так много, что восстановление не спешило. Кровь где уже запеклась, где вяло текла, пощипывая рубцы. Иссечённая кожа отличалась особой чувствительностью. Ящерка схватил за плечо и втолкнул в клетку.

– Посиди тут!

Я не ответил. Он ушёл. Эти рваные шаги я узнавал среди любых других, некогда их приближение наполняло парализующим ужасом, потому что означало новый круг истязаний. Сейчас я их просто слышал и принимал во внимание.

Зрели наверняка присматривали и тут, потому я не позволил себе упасть, где стоял, хотя именно этого и хотелось более всего на свете, а изящно ступая босыми ногами добрался до стены и чинно уселся возле неё на грубые доски. Ягодицам тоже досталось, мне было больно, да и к стене не мог прислониться разлохмаченной кровоточащей спиной, просто близость опоры создавала иллюзию защищённости.

Единственное, что уцелело – это пах. Конечно же, не по доброте душевной. Однажды ящерка прошёлся кнутом по этому месту, а у вампира, как и у человека, оно весьма чувствительно. Я не сдержался, бросился на него и разорвал бы напрочь горло, не приди немного в разум. Да, получил потом дополнительно с десяток полновесных увещеваний, но и ящерка урок усвоил.

Забавно, но из едва понимающего смысл бытия детёныша я постепенно превращался в древнего вампира. Драконий ошейник и давний договор ничуть не мешали мне набирать мощь. Аелия тоже матерел с годами, но медленнее, чем я, у этих тварей метаболизм такой. Я уже превосходил его силой, хотя и не часто давал это понять. Ждал своего часа. Вампиры вообще очень терпеливы, у них есть для этого и время, и основания.

Послушно сидя в клетке, дверцу которой никто даже не потрудился запереть, я старательно придерживал восстановление тканей. Во-первых, как уже говорил, не хотел слишком явно демонстрировать возросшую мощь, во-вторых, быстрое заживление ран брало больше энергии, нежели постепенный процесс, от лишней стремительности голод обострялся, начиная терзать не хуже боли. Я предпочитал дольше мучиться сжигающим кожу огнём, нежели спазмами пустого живота. Раз уж получил возможность выбрать пытку себе по вкусу, следовало пользоваться случаем.

Созерцание каменных стен, дышащих пронзительным холодом, наскучило быстро, я прикрыл глаза и стал вспоминать залитые лунным светом долины, пьяную сосредоточенность охоты, прогулки по городским улицам, когда всё вокруг дразнит предвкушением и разнообразим.

Ящерка, пока держал меня при себе, кормил скотской кровью, часто уже холодной и свернувшейся. Лишь в качестве особой милости мне дозволялось осушать его дичину перед тем, как растерзает её сам. Драконы в звериной ипостаси отличались невероятной прожорливостью, но Аелия охотился редко. Я вечно был полуголоден, изнурён, замучен. Оказавшись на относительной воле, легко восстановил силы и ясность рассудка.

Каким же прекрасным предстал моему разуму большой мир после долго заточения в замке. Поскольку время от времени мне приходилось возвращаться в эти стены, где никогда не ждало ничего хорошего, я сохранил остроту восприятия. Существование и спустя столетия оставалось для меня чудом.

Боль понемногу отступала, и я стал прикидывать, когда же мучитель выпустит на волю. Охотника я оставил относительно хорошо защищённым, но знал, как орден посмотрит на единственного чудом выжившего в бойне, и хотел скорее вывести его из-под удара. Странно, почему я вообще о нём попёкся? Он не мой детёныш, просто человек с примесью высшей крови оказавшийся в нешуточной опасности. Орден, едва почуяв изменения, загонит его и забьёт, если мальчик осмелится вернуться, а нет, так вампиры высосут. Для них такая кровь обладает особой притягательностью. Попадись мой охотник в умелые руки, проживёт ещё долго, служа изысканной закуской для хозяина. Посадят на цепь и примутся откармливать как скотину и доить так же.

Меня передёрнуло. Вот именно поэтому и заступился за беднягу. Со мной рядом у него был шанс протянуть подольше. Дракону человек вряд ли требовался, каприз как нахлынул, так и пройдёт, а любой другой из нашей братии увидел бы в мальчишке только еду.

Звук шагов отвлёк от дум, знакомый чуть неровный, постукивающий. Я открыл глаза и посмотрел в сторону двери. Она тоже осталась незапертой и даже чуть приотворённой. Ящерка прекрасно знал, что я не посмею ослушаться прямого приказа и всячески мне это демонстрировал. Кто в итоге вёл себя взрослее?

Скрипнули петли, и в камеру вошла женщина. От одного вида её огненных одежд в помещении потеплело. Сколько её помню, всегда была такой – пламенной. Рея, полукровка человека и дракона. Ей не повезло, слишком много получить от смертной половины. Когда-то юная и прекрасная, она понемногу увядала, а ведь и двухсот лет не прошло с той поры, когда в одно из обязательных временных заточений в этих стенах я встретил её здесь впервые.

У нас закрутилась любовь или что-то такое, и довольно долго удавалось таить взаимную страсть от ящерки и его зрелей. Тем суровее оказалась расправа, когда всё открылось. Голод и кнут едва не убили меня тогда. Я держался сколько мог, а потом по обыкновению всех вампиров просто впал в спячку.

Аелия, как видно, испугался. Не желал он так быстро и просто лишаться ценной игрушки. Проснулся я не в камере на каменном полу, а в обычной постели, накормленный через специальные трубочки. В замке дракона сохранилось много предметов из прежнего времени.

Как он наказал Рею, не знаю, она не рассказывала, но с той поры сторонилась меня, лишь едва кивая, когда случай сводил нас в коридорах замка.

– Аелия будет недоволен, – сказал я, разглядывая бывшую подругу. – Лучше бы тебе держаться от меня подальше.

В каземате теплилась лишь одна свеча, но у меня прекрасное зрение. Некогда свежая кожа подруги истончилась, лицо прорезали морщинки, в чёрных волосах путались тускло-серые нити, взгляд потух. Полукровки старели иначе, чем люди. Я отстранённо подумал, как это, интересно, будет происходить у моего охотника? И когда? Он другой, но прожить должен примерно столько же.

– Зачем ему сердиться? – ответила она. – Я уже не способна тебя привлечь, даже если бы приложила к тому старание.

Вот тут она ошиблась. Меня чёрточки времени не пугали, всего лишь одна привлекательность сменилась другой, но, полагая, что лучше подруге грустить, чем отведать ящеркиных плетей, я промолчал.

– Ты всё такой же красивый.

– В рубцах и засохшей крови.

– Заживёт.

Рея остановилась у решётки, но в клетку не вошла, смотрела на меня с непонятной жадностью.

– У тебя, наверное, много женщин в большом мире.

Она что, не знает? Аелия после того случая наложил на меня строжайший целибат. Я, быть может, и не послушался бы, иногда ради удовольствия стоит и потерпеть лишнее наказание, но опасался, что судьба девиц и дам, коих удостою внимания, окажется заметно плачевнее моей.

– У меня нет никого. Даже слуги в доме все мужчины, чтобы не напоминали об этой стороне нормальной жизни.

Незачем ведь держать соблазн прямо перед носом. Рея словно не слышала, разглядывала моё нагое тело, на котором понемногу рассасывались следы кнута.

– Хоть посмотрела на тебя. Умру и больше не увижу.

– Никто не знает свой срок. Мы ещё встретимся.

Она кивнула и ушла, сутуля плечи и обнимая себя руками. Замёрзла, наверное, в этом каземате.

Днём я позволил себе поспать, свернувшись клубочком на досках, но, когда зазвучали, приближаясь, неровные ящеркины шаги, уже пробудился и смирно ждал очередного решения моей участи. Едва господин ступил в камеру, как я послушно перетёк из сидячего положения в коленопреклонённое, голову понурил так, что подбородок упёрся в грудь.

– Забирай одежду и иди за мной.

С вещами – значит не на пытку. Я послушался. Навстречу попался лишь слуга в кожаном с железными бляхами ошейнике. Раболепно кланяясь господину, он одновременно уставился на меня, за что и получил от ящерки кулаком в рожу так что укатился в боковой коридор. Правильно, нечего зариться на хозяйское добро.

Аелия привёл в покой, где мне и раньше приходилось ночевать, велел вымыться и одеться. В углублении на полу уже поблёскивала вода. Холодная, зато в выемке рядом с ванной лежал кусочек настоящего мыла, чем я и поспешил воспользоваться, укутав волосы и всего себя в душистую пену. Ящерка не уходил, размышлял о чём-то невесёлом, хмуро повесив голову. Я решил не обращать на него внимания. Вымылся до блеска, вытерся приготовленным на постели куском холста, оделся и стал на колени, дожидаясь внятных объяснений происходящего.

Вопросов я не задавал и не только потому, что моё положение не позволяло открывать рот, когда вздумается, но и не желая показывать слабость. Я же вещь, вот пусть и делает первый шаг, что бы ему там не требовалось.

Он заговорил, когда я уже и не рассчитывал получить хоть какие-то объяснения происходящего.

– Если ты думаешь, что шевеление в пустоте как-то изменит твоё положение, то не надейся. Никто не вправе разорвать договор.

Прозвучало так неожиданно, что я едва сумел утаить безмерное удивление. Мир после Потери стал меньше, вокруг него вырос барьер и всё, что находилось за ним, мы называли пустотой, но никто уже и не надеялся получить весточку извне. Дракон владел некой информацией, которая его тревожила, более того, он подозревал, что и я осведомлён? Отрицать что-либо было опасно, кроме того, знание даже скрытое, могло служить оружием. Я склонился ниже, словно обуял страх. Примерно так, в сущности, дело и обстояло.

Аелия шагнул ближе, бесцеремонно схватив за подбородок запрокинул мне голову и зло улыбнулся. Жёсткий металл сомкнулся на шее, звякнула пружина замка.

– Поноси настоящий ошейник, раз не оценил мою доброту. Если посмеешь снять, оставлю в замке навсегда. Сейчас убирайся. Человека покажешь мне после.

– Да, господин.

Он развернулся и вышел, а я так растерялся, что не сразу встал с колен.

Неужели незыблемость сущего нарушит новый катаклизм? Верить в лучшее я давно разучился. Впрочем, сейчас главным было убраться из горного чертога, обдумать слова ящерки смогу и позднее.

Я машинально пощупал тесную полоску металла на горле, но не стал задерживаться, чтобы рассмотреть украшение – для этого в моём распоряжении имелась целая вечность.

Ворота распахнулись, выпуская. Я сначала пошёл, затем побежал по дикой тропе. Опасный путь грозил провалами, но был много короче нормальной дороги. Когда замок скрылся за плечом горы, я вздохнул с облегчением. Впереди ждали недолгие дни относительной свободы, но я давно научился радоваться любой малости.