Текст книги "Мечников. Сквозь песок и ветер (СИ)"

Автор книги: Мариус Драконовски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– Жаль твою ферму, – с сочувствием проговорил я.

Тот отмахнулся.

– А мне не жаль. Ферму у бати хотели купить кочевники. Чтобы точку бивака обосновать. Огромные рубы предлагали. Могли бы Натуську, невесту мою, свозить в Красный град, вылечить от песчанки на них. А он в позу встал и отказался. Так что шмора с этой фермой.

На это осталось молчаливо покивать. Таких историй по миру ходит немало. А песчанка зараза такая, что лечится легко, но, если не лечить – ничего хорошего. Вызывает ее песок, который в далеких двухтысячных впитал частицы инсектицида. В Красном граде антидоты есть в медпункте каждого человейника. На ферме среди пустыни такому взяться негде.

– Сожалею о твоей невесте.

– Спасибо.

Обернувшись к Кате, я спросил:

– А ты что расскажешь?

Катя подошла ко мне и селя рядом на циновку, Миха при этом зыркнул хмуро, но промолчал, а она вытянула ноги и стала разминать икры, видимо, затекли от езды в багажнике.

– Да что рассказывать? – с кроткой улыбкой ответила она. – Как зовут меня вы знаете. А что было в прошлом, то не важно. Воспитывал меня с трех лет Никифор с Полиной. Пою красиво. Больше и нечего сказать.

– Ты и сама хороша, – ляпнул я и отвернулся, чтобы по глазам не поняла, что мне неловко.

Катя хихикнула, а Миха покосился на меня сурово, как экзаменатор. Неловкую паузу я прервал словами:

– Тогда сделаем так. Миха, сможешь закрепить артефакт на дрезине? Тогда вытащим ее на солнце, пускай копит заряд. А как спадет жара, двинемся в путь. Идет?

По лицу Михи скользнула тень, взгляд стал цепким, будто и впрямь проверяет меня на пригодность, но все же кивнул и подошел, протянув руку.

– Давай артефакт, – проговорил детина. – Присобачу.

– Спасибо, – поблагодарил я, передавая артефакт. – Как справишься, толкни меня, выведем на солнце. Я пока покемарю.

– А если служебники нагрянут? – так же хмуро поинтересовался Миха, всматриваясь в сиреневые переливы внутри шестеренок.

Я, укладываясь на бок, ответил:

– Не нагрянут.

– С чего такая уверенность?

– Им нет интереса за мной гнаться так далеко, – пояснил я. – То, что они притащились в такую даль, как «Медный ковчег», уже слишком много для моей чести. Разработки они, скорее всего нашли и сожгли. А без ресурсов Оазис-Техно я для них пыль.

– Смотри сам, – буркнул Миха и бережно убрал артефакт в карман.

Когда он вышел, я сомкнул глаза и попытался подремать, но запах Кати слишком яркий и близкий, что значит, сидит и испытующе смотрит на меня. Судя по всему, надеется, что я передумаю и кинусь в сомнительный поход ради спасения того, что осталось от человечества.

Как она сверлит взглядом, я ощущал спиной. Прошли пара минут, и я произнес, не разлепляя век:

– Я не передумаю.

– И очень зря, – донеслось за спиной совсем близко, Катя заерзала, я уловил движения воздуха – она придвинулась ближе. – Откуда ты знаешь, может на севере что-то есть. Ты же там не был.

– Если бы было, туда бы добрался Лютецкий, – снова привел я бетонный аргумент.

– А если он не знает?

– Если он не знает, то я футболист. Знаешь, что такое футбол? Игра такая, мячик ногами гонять надо. С его деньгами он бы первым там был. Катя, все хотят верить в лучшее, но ты, вроде умная. Сними розовые стекла с глаз и посмотри на правду: грады и пустыни это все, что осталось от мира.

За спиной послышался горестный вздох, Катя всхлипнула:

– Ты совсем ни во что не веришь! И даже не пытаешься помочь!

Меня аж перевернуло, обернувшись к ней, я оказался так близко от лица, что разглядел крошечные черточки у глаз, что говорит – Катя любит посмеяться.

– Да ладно? Меня уволили из Оазис-Техно и преследовали как раз за то, что пытался помочь. И я очень даже верю. В науку, в артефакты, в человеческий организм.

– И все равно не хочешь искать северные земли, – надув губы, не отступила Катя.

– Потому что это сказки! Выдумка! Байки для тех, кто верит в землю обетованную! – не выдержал я.

– Ты все равно пойдешь на север, – упрямо заявила Катя и поднялась, отряхивая со штанин песок.

– И не подумаю.

– Посмотрим.

Глава 5

Проводив взглядом подтянутую фигуру Кати, которая вышла наружу, я перевернулся поудобнее. В проходе видно, как Миха возится с дрезиной. Он быстро обошел ее, подергал рычаги, потом завел, а когда она поднялась в воздух, нашел камни и подставил под нее. Затем снова отключил и лег под дрезину. Выполнял он это, как прожженый механик, который знает где, какая деталь у аппарата.

В полудреме и медленно моргая, я наблюдал, как он ловко раскрутил нижнюю коробку, вложил в сердцевину дрезины артефакт и так же умело завинтил. Такой скорости я не видел даже в Оазис-Техно на этаже механиков. А они там верблюда съели на этом. Потом я все-таки задремал и во сне видел каменистую пустыню, а в дали что-то зеленое. Вроде бы даже пытался к бежать к этой зелени, но ноги вязли в чем-то. Потом снилась Катя в коротенькой юбке и тонкой маечке, Лютецкий, которого в живую никогда не видел, только на картинках и баннерах. Дальше пошел сумбур из песка, дрезин и пчел, во главе которых почему-то Никифор с пчелиными крыльями.

Сколько проспал не знаю, но проснулся от того, что в плечо мягко, но настойчиво толкнули. Отрыв глаза, обнаружил над собой встревоженное лицо Кати.

Она шепнула:

– Мечников, вставай.

– Уже обед? – попытался пошутить я и сел, сразу размяв шею и плечи.

В дальнем углу Миха на циновке тоже дремлет, откинувшись на стену и придерживая широкой ладонью рюкзак. Мясистые губы пошлепывают, а из груди доносится негромкий, но плотный храп. Катя быстро переместилась к нему и тоже осторожно потрогала за плечо. Детина, не открывая глаз, отмахнулся от нее, как от прилипчивой песчинки, и перевернулся, пряча ладони подмышками.

Катя всплеснула руками и уже настойчивее потолкала его в спину со словами:

– Миха, просыпайся.

Тон девушки насторожил, через секунду я стоял во всей готовности с рюкзаком на спине.

– Что такое? – спросил я.

– Служебники, – коротко ответила Катя.

Я покосился на проход. Судя по солнцу, там примерно полдень, значит я не просто дремал, а неплохо доспал то, чего не хватило ночью. Ветер гонит песок с бархана на бархан, горизонт плавится маревом, кое-где торчат верблюжьи колючки и катятся сухие кусты.

– Тебе сон плохой приснился, Катенька? – чуть расслабившись, поинтересовался я и спустил рюкзак с плеча.

Но Катя толкать Миху стала с двойным усердием, а мне бросила через плечо:

– Они еще за барханами. Но минут через пять, максимум десять, будут тут.

От ее толчка в поясницу Миха недовольно заворчал и нехотя сел, надув сонно губы, как большой круглолицый ребенок, которого разбудили спозаранку и гонят умываться.

– Катя, да ну что ты заладила? – простонал он, протирая кулаками глаза. – Какие служебники? На кой им в эту дыру?

– Это хороший вопрос, – согласилась она. – Можете мне не верить. Но когда они сюда вломятся… В общем, я предупреждала.

Девушка выглядит взволнованной, щеки розовые, то ли от жары, то ли от нервов, прядь из низкого хвоста выбилась и прилипает ко лбу. Ее дорожная сумка уже на плече, а спина покрыта камуфляжной желтовато-коричневой мешковиной. Значит и правда собралась в дорогу.

Прищурив один глаз, я побежденно выдохнул и проговорил:

– Ладно. Схожу проверю, что тебе там примерещилось в пустынном мареве.

Бросив рюкзак в угол, я вышел из укрытия под раскаленное до бела солнце. Макушку нагрело моментально, я вытер лицо от песка, который тут же снова на него налип, и трусцой побежал к ближайшему бархану, утопая ногами в рыхлом песке.

С высоты обзор всегда лучше. Хотя и меня будет заметно отлично. Но только в случае, если Катя и впрямь что-то видела. Что вряд ли. Лютецкому нет резона посылать служебников так далеко ради поимки рядового работника. Разве что сами служебники хотят выслужиться и получить повышение, а значит прибавку к кислородному пайку, провизии и рубам.

Склон бархана я преодолел быстро, но упарился и взмок, как батрак на зеленой ферме. Взобравшись на его вершину, приложил ладонь козырьком ко лбу и окинул взглядом песчаный горизонт. Он весь плавится и плывет, в этих сполохах померещиться может что угодно.

Я хмыкнул под нос с усмешкой:

– Эх, Катенька.

Но когда собрался спускаться, нос уловил то, чего не должно быть в пустынном воздухе. Повернув голову, я вдохнул сильнее и прикрыл глаза. Стою я как раз под ветром, и нос отлично считывает металлический запах, приправленный малиновым, к которым прибавлены терпкие, резкие частицы мужского пота.

– Да ладно… – не поверив собственному носу, пробормотал я и разлепил веки, чтобы пристальнее вглядеться туда, откуда ветер несет запахи.

Марево размазывает горизонт, не удивительно, что с первого раза я ничего не заметил. Но теперь, присмотревшись, разглядел вдалеке небольшое облачко песчаной пыли. Оно движется быстро, распуская желтые клубы по сторонам и, судя по размерам, Катя права: доберется оно сюда минут через пять-семь.

– Вот швора… – выругался я и развернувшись, сиганул с бархана.

Скатившись по горе песка, я рванул к руинам, а когда вбежал под их тень, скомандовал и закинул рюкзак на спину:

– Это правда. Они летят, надо уходить.

На секунду Катя горделиво выпятила грудь, вроде «надо было сразу слушать, я ведь такая умница-разумница», но долго наслаждаться триумфом не стала и побежала за мной, когда я выскочил к дрезине.

На двухместную дрезину мы вскочили с Михой одновременно: я вперед, Миха позади, а Катя осталась стоять рядом, растерянно округлив глаза. На ее чистом личике мелькнула тень страха, что ее оставят здесь посреди пустыни на растерзание служебникам и пустынным тварям, из которых самые безобидные это звери. Мне осталось только хмыкнуть. Воспитывал меня опекун, как сам говорил, по старой закалке, так что мысли бросить Катю в опасности у меня и не возникло. Это больше по части служебников.

Я протянул ей руку и усмехнулся.

– В багажнике не удобно. Лучше между мной и Михой.

Густо покраснев, Катя ухватилась за пальцы, я дернул ее и усадил позади себя. Теплое девичье тело прижалось грудью к спине, а в носу приятно засвербело от ее запаха. Пришлось несколько секунд считать дроби, чтобы остыть. Потом сказал ей:

– Держись крепче.

Тонкие руки Кати обхватили меня за пояс, я повернул ключ, и дрезина, низко загудев, поднялась над песком и рванула с места.

Ветер с мелким песком ударили в лицо, на зубах сразу захрустело. Я отплевался и крикнул через плечо:

– Сильный арт-аккум!

– Ага, – услышал я ответный крик Михи, – мощный!

Катя испуганно пискнула у меня за спиной:

– Ой, это все из-за меня! Артефакт, наверное, очень ценный…

– Ценный, – согласился я так же громко, – но не на столько, чтобы ломиться за ним в такое пекло.

Дрезина пошла на крутой бархан, спрятавшись в его спасительной тени. Я крутанул рулевую перекладину, чтобы не перевернуться, и наклонился вперед. Катя наклонилась следом, прижавшись к спине и с силой сдавила руки на поясе.

– Ты мне душу выдавишь! – отозвался я со смешком. – Но продолжай!

Катя охнула и попыталась отодвинуться, но не смогла из-за Михи, который подпирает со спины. Он крякнул и недовольно проворчал:

– Хватит ерзать! Я тут вообще-то с краю!

– Я удержаться пытаюсь! – взвизгнула Катя.

– Не знаю, за что ты там держишься, но задом ты меня выдавишь из дрезины!

– Не такой у меня и большой зад, – обиделась Катя.

Под их перепалку я вывел дрезину на гребень бархана, и жгучее солнце вновь обрушилось невидимым ливнем. На пару секунд я замедлил ход дрезины и оглянулся. С бархана обзор хороший, дрезина гудит негромко, потрескивает нагретый металл и подвывает горячий ветер.

– Может передумали? – с надеждой прошептала Катя.

– Если поехали в такую даль, то вряд ли, – ответил я, вглядываясь в горизонт.

Сперва он просто плыл маревом, но вот я снова разглядел вдали облачко песка и чёрные точки в нем. Пока бесформенные, поэтому не ясно, сколько дрезин отправились следом.

Я констатировал:

– Не отстанут.

Миха закряхтел на заднем сидении и заметил:

– Может дрезина у нас теперь и на аккуме, но если это служебники, то все равно догонят. У них-то колымаги всяко резвее.

– Верно, – согласился я, быстро перебирая варианты, как ускориться.

Оставить попутчиков дело практичное, но не в пустыне, а в безопасном месте. Катя дрожит, спиной чувствую. Боится. Что думает Миха – не ясно, но судя, по его мрачным взглядам, тоже чем-то не доволен.

Миха брякнул:

– Так, а чего стоим тогда?

– А ты знаешь, куда ехать? – огрызнулся я.

– Да куда-нибудь!

– И где-нибудь нас догонят, – отозвался я угрюмо. – Нужно что-то очень быстрое. Быстрее дрезин служебников. Если у тебя в кармане завалялись башмаки-скороходы, доставай, потому что у меня таких нет.

Миха засопел угрюмо.

– Чего это ты огрызешься?

– Не огрызаюсь. Я думаю.

Облако песка тем временем приближалось, я пустил дрезину по склону, чтобы скрыться с глаз. Ярость детины понятна. Я бы тоже бесился, если бы уехал с непонятным беглецом, за которым гоняются служебники. С другой стороны, я никого за собой не тащил. Да только бросить теперь не могу.

– Думай быстрее! – рявкнул Миха.

– Стараюсь! Ты ж у нас не обременен думаньем.

– Чего?!

– Ребят, – негромко позвала Катя.

Мы хором гаркнули:

– Что?

Из-за спины послышался ее испуганный ик, потом глоток, и Катя быстро проговорила:

– Не ругайтесь. Я тут это… В общем туда посмотрите.

Она указала направо, на восток, где за барханом движется бледно-розовый дымок.

– Никифор рассказывал, что по восточному тракту идет железная дорога. Утверждал, раньше там было что-то под названием М4, не помню… Но главное, что Лютецкий проложил там железку. Кажется, как раз поезд идет. Нам бы на него.

Я даже обернулся на девушку.

– Катенька, ты откуда такая умница?

После чего надавил на педали дрезины, и она рванула правее в погоню за розоватым дымком.

Сердце качало кровь, в ушах свистело, я гнал колымагу изо всех сил, виляя между барханами, и отплевываясь от песка. Но дымок несется с очевидным ускорением. Если догоним поезд, служебники за ним не успеют. Вопрос как раз в том, чтобы догнать.

– Чего дым розовый? – крикнул я через плечо.

Позади послышался невнятный писк Кати, а зычный голос Михи прокричал:

– Да артефакт там, поди, такой же! Только побольше будет.

– Логично, – согласился я. – Поезд тащить, не коз доить.

Сзади Миха хмыкнул громко и отозвался поучительно:

– А ты попробуй сперва подои, а потом умничай. Кая лягнет тебя рогатая, будешь потом ходить с фингалом. А то и с поломанным ребром.

Я бросил назад, сильнее вдавливая педали дрезины и забирая по дуге еще правее:

– Чувствуется опыт.

– Вот не надо ерепениться, – посоветовал Миха. – Найду тебе козу и посажу доить. Посмотрим тогда.

Я открыл рот чтобы сказать, что предпочитаю другую грудь, но дрезина подпрыгнула на камне, нас подкинуло, Катя взвизгнула, а Миха выругался:

– Швора дрянная! Тебя где водить учили?

– В Оазис-Техно, – бросил я.

– Оно и видно.

– Зато быстро, – оправдался я.

Промчавшись еще с десяток метров, мы вывернули из-за бархана, и в долине открылась длинная железная дорога, которая теряется в мареве горизонта. Рельсы тянутся через пустыню, плавно изгибаясь. По краям заграждения от песка. Значит и тут прокатываются автоматоны, только рельсовые. По рельсам несется состав, насчитал пять вагонов и локомотив, из трубы которого вырывается малиновый дымок. Движется с ускорением, а мы сейчас примерно на его середине.

– Догоняй! Чего ползешь? – выкрикнул Миха.

– Это не я, а дрезина, – бросил я. – Что за древнее корыто!

– Не корыто, а винтаж, – философски заметил Миха.

Дрезина и впрямь стала двигаться рывками, выплевывая в стороны песок из-под магнитной подушки. Я выжал педали, это немного помогло, и она пошла ровнее, но гудеть стала громче.

Вывернув шею, я спросил громко:

– Ты ничего не сломал, пока монтировал артефакт?

– Я никогда ничего не ломаю в механике, – важно сообщил Миха. – Но артефакт не совпадает с дрезиной. Мощности разные. Дрезина старая, а арт-аккум новый.

– Ты раньше сказать не мог?

– Когда? – удивился Миха. – Ты ж прибежал и всех погнал.

Пришлось молча кивнуть. Не гнать было бы потерей времени. И я просто жал изо всех сил на педали, приближая дрезину к заграждению, за которым мчится паровоз. Тот вздымает завихрения песка и поблескивает боками с облупившейся темно-синей краской.

Через несколько секунд между заграждениями замелькали проемы для техобслуживания. Узкие. Но нашу старенькую дрезину вместят, если въезжать аккуратно, не на скорости.

– Мечников, да впихивайся уже! – проорал Миха позади. Ему на краю особенно несладко, потому что подкидывает и дергает.

– Тебе в лепеху расшибиться или все же на поезд? – огрызнулся я.

– Лучше бы на поезд!

– Тогда не ори под руку! Видишь? Проемы узкие! Будет подходящий – проедем!

– Поняла тебя, – отозвался детина. – Но ты все равно, ищи поскорее. А то там, за спиной, не очень!

Стараясь держать дрезину как можно ближе к заграждению, я выставил рулевую прямо и коротко оглянулся. По спине прокатилась неприятная горячая струйка, а кровь по венам потекла быстрее. Пять новых дрезин бета класса. Черные, с блестящими магнитными подушками, по бокам приварены шипы. Корпуса крытые, что защищает от зноя, а ветровое стекло спасает от песка в глаза и рот.

– Швора! – выругался я. – Точно хотят прибавки!

– За твою поимку? – не понял Миха.

– Видимо!

– Ты важная шестеренка что ли? – опять удивился детина.

Я бросил через плечо:

– Да какой там! Обычный разраб! Держитесь!

В этот момент широкий проход блеснул справа выкрашенным в белый бортом, я сбавил скорость и в крутом вираже зарулил в него. Дрезина завизжала, песок волной вздыбился из-под магнитной подушки и обсыпал часть заграждения. Налип на губы. Я с хрустом прожевал и снова погнал дрезину уже впритык к поезду.

Движение сдвинулось восточнее, теперь несемся на ветер, он обжигает лицо, приходится щуриться. Бок поезда блестит совсем близко, и колёса ритмично гремят, отзываясь глухо где-то в животе.

Я прокричал:

– Вон там приступка! И дверь! Надо запрыгивать!

Катя жалобно воскликнула:

– На ходу?!

– Да, Катенька! – отозвался я. – На ходу! Но ты не бойся! Ты же с нами!

По её дрожи я понял, что мои слова уверенности ей не добавили. Но все равно ободряюще похлопал девушку по колену.

Я подался вперёд, пальцы сжали рулевую до белых костяшек, затем вжал педали на полную, а Миха сзади снова прокричал:

– Едут!

Пришлось снова покоситься назад, едва не потеряв управление и не впечатав нас в бочину поезда. Бета-дрезины сократили расстояние так, что у служебников можно рассмотреть забрала от песка. Одна из дрезин встала на дыбы и вырвалась вперёд, а когда из-под её магнитной подушки выстрелил трос со стрелой-якорем, мне пришлось резко вильнуть, из-за чего снова чуть не врезался, в этот раз в заграждение. Зато якорь воткнулся где-то позади в песок.

Катя закричала:

– Вправо!

– Ты убить нас хочешь?! – заорал Миха.

– Сплю и вижу! – отозвался я.

– Я так и думал! Хорошо, что я с вами!

Послышалась возня, звук отпираемого замка рюкзака, потом охнула Катя, а я, когда оглянулся, увидел в его руке самопальную гранату, вернее бутылку с фитилем и жидкостью. В другой руке у Михи зажигалка, а на лице по-детски счастливая улыбка.

Я вытаращил глаза.

– Что у тебя в рюкзаке?!

– Ща мы им покажем, кто тут козовод, а кто механик! – радостно выкрикнул детина.

И с размаху швырнул бутылку в дрезины служебников. Через несколько секунд громыхнуло, я рефлекторно пригнул голову, Катя пискнула и прижалась ко мне, а Миха довольно загоготал.

– Врагу не сдается наш гордый моряк!

– Варяг! – поправил я его, чувствуя даже с расстояния, как запахло чем-то резким, похожим на спирт.

Снова послышалась возня в рюкзаке, Миха отозвался:

– Не знаю никаких варягов. Моряк понятно. По морю ходит. А варяг? Варит кого-то?

За спиной встрепенулась девушка, она дрожащим голосом проговорила торопливо:

– Да никого он не варит, неуч. Варяги – это племена. В древности были.

– Ничего не знаю, – отрезал Миха. – Моряки понятно. А варяги – нет.

К этому моменту вагон с приступкой замаячил уже метрах в пяти. Сквозь тучи песка борта вагонов с облупленной краской подрагивают, вблизи видно, как в некоторых местах их поела ржавчина. Приступка покачивается тревожно, но за ней дверь. Локомотив впереди выпускает розоватые облака пара, которые становятся все ярче, что значит, будет ускоряться. Так что времени у нас совсем мало.

– Миха, я подведу дрезину к приступке, а ты помоги Кате! – скомандовал я, ускоряя дрезину и прижимая её вплотную к вагону. – Потом лезь сам!

– А ты? – окликнул меня Миха.

– Я следом.

Дрожь Кати за спиной стала сильнее, она испуганно выкрикнула:

– А если не получится?

– Тогда в лучшем случае нас перемелет под поездом! – со злым задором отозвался Миха позади.

Катя всхлипнула.

– Почему в лучшем?

– А кто знает, чего нам эти гончие приготовили! – гоготнул он.

Со стороны служебников раздался металлический голос в мегафоне:

– Андрей Мечников, немедленно прекратите побег и сдайтесь!

Надвинув брови на лоб, я рванул дрезину вперёд, сокращая последние метры до приступки. Борт вагона нёсся рядом, если неудачно вильнуть, можно оставить себе на память шрам на плече, а то и вовсе стереться в пюре. От служебников предупреждения я не ожидал. Но если заговорили, значит хотят взять живым. Какой в этом толк – вопрос хороший. Лютецкому, скорее всего, все равно, как меня обезвредить. Так на кой я им сдался живым? Разве что допросят, а потом пришибут.

– Ишь, болтать начали! – присвистнув, удивился Миха.

– Давай! – скомандовал я Кате, подведя дрезину вплотную, что даже престарелый Никифор перелез бы.

Задрожав, как песчинка на верблюжьем хвосте, Катя за моей спиной поднялась. Миха что-то заворчал, видимо придерживает её, чтобы не грохнулась, а она цепляется за мои плечи тонкими пальцами, как клещами.

Миха сердито выкрикнул:

– Да прыгай ты! Чего стоишь?

– Страшно!

– Да ё-моё! – гаркнул он.

Затем послышался визг Кати, краем глаза я уловил, как её хрупкое тело пронеслось слева и грохнулось за перилами приступки, а Миха удовлетворенно пробасил за спиной:

– Ну вот. А то «страшно, страшно». Ничего не страшно.

Судя по всему, он просто швырнул дрожащую Катю и умудрился попасть. Смело, хотя и безрассудно.

– Ты псих, Миха? – спросил я через плечо. – Только честно.

Тот гоготнул и ответил:

– Такой же, как и ты.

– Резонно, – пришлось согласиться мне. – Твоя очередь.

Бета-дрезины служебников тем временем сократили расстояние настолько, что несутся слева уже на хвосте. А пар из локомотива становится все насыщеннее, значит вот-вот рванет на крейсерской скорости.

– Андрей Мечников, повторяем, немедленно прекратите бегство и добровольно сдайтесь, – снова повторил кто-то из служебников в мегафон, причём довольно громко, что значит, тоже усилен артефактом.

На это, не оборачиваясь, я показал им фигу левой рукой и снова приблизил дрезину к приступке, где Катя сидит на полу и, держась за перила, таращит глаза и дергает ручку двери.

– Прыгай, – приказал я Михе.

В эту секунду в заграждении снова мелькнул широкий проход, и в него проскользнула одна из дрезин служебников. Миха с воинственным улюлюканьем перелетел с сидения на приступок и швырнул бутылку, закидывая массивный рюкзак на спину. Громыхнуло, спину окатило волной жара и запаха гари с копотью, детина радостно прокричал, протягивая мне руку:

– Попал!

Пришлось подвести дрезину так, что её магнитная подушка заползла под состав, одно неверное движение, и я верхом на ней улечу в мясорубку. Лоб взмок, спина тоже, а глаза замылились от песка и напряжения. Я вытер лицо, держа рулевую максимально ровно одной рукой, и потянулся к Михе. Расстояния все равно не хватило, пришлось приблизить ещё. Теперь дрезина Никифора зажата между двумя вагонами, что и для поезда не очень хорошо – если её затянет под вагоны, состав сорвет с рельсов.

– Ещё чуток! – прокричал Миха и свесился с приступки, держась за перила.

Быстро прикинув траекторию движения дрезины, я отцепил правой рукой боковой поручень и, обливаясь потом от мысли, что могу вильнуть и улететь под колеса, упёр его в одну из педалей. Тоже проделал с левым. В груди качало, как водяной насос для полива зеленых ферм. Выдохнув, я подтянул ноги к коленям и встал на сидение, продолжая держать рулевую руками. Все качалось и дергалось. Балансируя, как канатоходец, я одной ногой удерживал руль, а второй уперся в сидение. Правая рука ещё на руле, но левая крылом выставлена в строну.

– Мечников! Прыгай! – скомандовал Миха.

– Твою за копыто! – заорал я и сиганул ему навстречу.

Оставшись без управления, дрезина от толчка, как и рассчитывал, рванула в лево. Она врезалась в заграждение и перевернулась, подняв тучи песка, и перелетела его, перегородив дорогу ещё двум служебникам. Я тем временем летел в прыжке. Время замедлилось, мелькнула тревога, что недостаточно сильно оттолкнулся, но когда сухая и грубая лапа цапнула за запястье и дёрнула на себя, втащив на приступку – отлегло.

– Фуууух... Едрена-швора... – выдохнул Миха и рванул ручку двери, с которой все это время не могла справиться Катя.

Ручка скрипнула и побеждено опустилась, а дверь с тихим скрипом открылась наружу. Пришлось потесниться, прежде чем мы втроем ввалились в темноту вагона, который оказался багажным. Запахло старыми вещами и нафталином, а когда глаза привыкли, смог рассмотреть приваренные к стенам и полу стеллажи, на которых покоятся чемоданы и сумки. Поезд в этот момент дернуло, и стук колес участился, а ветер сильнее загудел в щелях.

– Ускорились, – с облегчением проговорил я и отполз к одному из стеллажей, где стоит особо большой чемодан, на который удобно опираться.

Миха уселся, как вошел: в проходе и свесил кисти, положив локти на колени, а Катя нашла какой-то запакованный куб и уселась на него.

Во рту пересохло, я сглотнул горячим языком и стащил со спины рюкзак.

– Кому воды? – спросил я.

– Мне, – еле слышно попросила Катя.

Миха кивнул.

– Я тоже буду.

Раскрыв рюкзак, я нырнул рукой в него и пошарил в поисках баклажки. Но кроме неё пальцы нащупали что-то гладкое, прохладное и длинное. Ухватив, я вытащил и уставился на прозрачную голубую капсулу в металлическом корпусе. Голубой гель внутри сохранного артефакта подсвечен, а в его середине замерла пчеломатка и десяток пчел поменьше. Рядом мешочек. Обалдев, пощупал. По звуку семена, очевидно, цветковых растений.

– Твою ж за ногу, – только и смог сказать я.

__________________________

Делаю проду. Ваши комментарии, всякие лайки и библиотеки помогут мене выложить ее завтра!