Текст книги "Хозяйка скандального салона "Огонек" (СИ)"

Автор книги: Марика Полански

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Глава 4

Комнаты на втором этаже «Зеленого Тополя», куда нас проводил сам Клод, оказались примером непритязательности и уюта деревенского постоялого двора. Моя комната была просторной, но без столичного шика. В глаза сразу бросилась практичность: стены обиты не вычурными шелковыми обоями, а добротной полосатой тканью, которая, хоть и выцвела местами, но по-прежнему смотрелась довольно неплохо. Из широкого окна с крепкой дубовой рамой открывался вид на деревенскую улицу. Занавески из плотного льна, перехваченные простой тесьмой, пропускали достаточно света, отчего комната не казалась мрачной.

В центре стояла массивная кровать на высоких ножках. Правда, без балдахина из дорогого бархата. Воздушная перина так и манила растянуться на ней, но я, собрав волю в кулак, сдержалась. От чистых простыней пахло свежестью и чем-то травяным, а пуховые подушки словно приглашали к сну. На небольшой прикроватной тумбочке стоял глиняный кувшин с чистой водой и фаянсовый таз для умывания.

– Неплохо, – присвистнула я, изумленно разглядывая комнату. – Очень-очень неплохо.

– Через Малые Горшки пролегает путь из Велундора к Миствэйлу, миледи, – пробасил Клод. – Многие путники не желают ехать через Черные Зубы. Среди путников много и приличных людей. А приличным людям не пристало ночевать в хлеву.

И ведь не поспоришь.

Справа от кровати возвышался платяной шкаф из темной сосны с медными ручками. У противоположной стены располагался письменный стол, небольшой, но его вполне достаточно, чтобы вести дорожные записи или писать письма. Рядом с ним стоял простой деревянный стул с высокой спинкой, украшенной незатейливой резьбой.

Деревянный пол, отполированными сотнями ног до мягкого блеска, был частично устлан домоткаными ковриками с яркими узорами. Возле камина, сложенного из крупного камня, стояли аккуратные дровнички с поленьями. А над каминной полкой висело большое, слегка потускневшее от времени зеркало в широкой резной раме, отражающее свет от скромной бронзовой лампы на стене.

Рядом с камином была еще одна дверь, ведущая в комнату для слуг. Комната Минди, хоть и вполовину меньше моей, была обставлена с тем же уютом. Там стояла простая кровать, маленький сундук вместо шкафа и табурет. Все было чистым и аккуратным, что свидетельствовало о порядке, который царил в этом постоялом дворе.

– Нуждается миледи еще в чем-то? – вежливо спросил Клод.

– Миледи нуждается в ванне и в горячем ужине, – я отсчитала десять серебряных монет, и тот, довольно улыбнувшись, исчез за дверью.

Через четверть часа двое молодцев, не уступающих габаритами самому хозяину постоялого двора, втащили огромную бадью, в которой поместились трое, и быстро наполнили ее горячей водой. Минди уже вовсю суетилась, расставляя разноцветные склянки с подобием жидкого мыла и шампуни. Едва молодцы исчезли за дверью, как я залезла в бадью, издав такой стон удовольствия, что у горничной от удивления округлились глаза.

– Как мало нужно человеку для счастья! – выдала я, чувствуя, как сладко заныли мышцы, расслабляясь в горячей воде. – Ванна, вкусный ужин и мягкая постель...

– Вот только подобное нисколько не приучает человека к стойкости, – проворчала горничная и бросила серебристый шарик в воду. На мой вопросительный взгляд она поджала губы. – Это чтобы вода не остыла. Истинно говорю вам, миледи, все эти телесные радости размягчают ум и волю. А там, где человек слабоволен, поджидают большие неприятности и гибель души…

– Минди, остановись пожалуйста! – возмутилась я. – Хватит уже говорить про великое грехопадение человечества! Все, что я хочу сейчас – это просто помыться в горячей воде, поесть и выспаться. Последние четыре дня выдались очень трудными, и мне сейчас нет дела до остальных.

Губы горничной дернулись, будто она собиралась возразить, но в последний момент передумала и вышла из комнаты.

Дорога измотала меня настолько, что я едва не заснула в бадье. Благо Минди, вернувшаяся с полным подносом еды, разбудила меня. Я глянула на тушенное мясо с картофелем на овощной подушке, аккуратно нарезанные сырные ломтики и поднимающийся от чайника пар, но есть отказалась. Сон пересилил голод. Попросив горничную не убирать ужин, я выбралась из горячей бадьи, забралась под одеяло и моментально заснула.

Сколько проспала, я не знала, но проснулась, как от толчка в грудь. Даже не толчка, а как будто нечто назойливо билось изнутри о ребра. Я прижала руку к груди, пытаясь остановить лихорадочное биение сердца. Сна я не запомнила. Да и можно ли запомнить липкую серость без особого смысла? Я стерла проступивший на лбу пот, глубоко втянула прохладный воздух и прислушалась.

На постоялом дворе царила тишина, если не считать богатырского храпа, доносящегося из комнаты Минди. Уж что-что, а горничная могла перехрапеть любого заправского мужика.

Я заворочалась, пытаясь устроиться поудобнее. Но сна, как назло не было ни в одном глазу. Тяжело вздохнув, я выбралась из-под одеяла, подошла к столику, на котором стоял ужин, накрытый полотенцем, и плеснула в кружку остывший чай. Горечь обожгла язык, заставив поморщиться. Надо поинтересоваться у Минди, а нет ли артефактов, подогревающих чай? За те дни, что мы путешествовали, я устала поражаться наличию огромного количества бытовых артефактов, которые таскала с собой горничная, чтобы продукты сохраняли свою свежесть или наоборот оставались горячими, как будто их только что вытащили из печки. Я уж не говорю о тех ящичках и коробка, в которых можно было запихнуть половину кладовки. В моем мире хозяйки отдали бы все, что угодно за один такой чудо-коробок.

Внезапно сонную тишину нарушил поспешный топот копыт и громкое ржание лошади. Я подошла к окну и с любопытством выглянула за занавеску.

Одинокий путник остановился возле входа на постоялый двор и из круга мерцающего света факела ему навстречу поспешил Клод. Хозяин постоялого двора низко склонился перед странником, а когда тот спешился, подхватил коня под уздцы и поторопился скрыться за навесной крышей. Ночная тьма и плащ с капюшоном скрывали гостя.

Мне вспомнилось, как Клод повел себя, когда Карл представил меня. Тогда он лишь прижал руку и чуть склонил голову, а сейчас он едва лоб не расшиб об коленки. Стало быть, новый постоялец более знатен и богаче, чем кто-либо из семейства ван Дортов.

На ум приходил только Квобок. Но путник ни ростом, ни фигурой не напоминал герцога. Впрочем, какое мне дело, кто прибыл в «Зеленый Тополь» и зачем?

Однако стоило мне забраться обратно под одеяло, как в груди снова лихорадочно заколотилось сердце, да так, что на мгновение показалось, что мне нечем дышать. Как будто незримая нить тянула подняться и проследить за таинственным путником. Я с неудовольствием сползла с кровати и тихонько выскользнула за дверь.

Коридор освещал приглушенный свет настенных светильников, похожих на канделябры. Однако пламя было не настоящее, а магическое. Я прокралась к лестнице и, оставаясь в тени, выглянула из-за стены, где из-за резной балюстрады открывался вид на зал постоялого двора.

– Все готов, как вы просили, ваша светлость, – голос Клода был тихим, словно он боялся нарушить тишину, которая объяла дом. – Комнаты наверху…

– Он прибыл? – перебил ночной гость, снимая плащ и отдавая его хозяину постоялого двора.

– К сожалению, еще нет.

– Странно. Тогда я подожду.

– Как будет угодно, – Клод забрал плащ и направился к лестнице.

Я в два прыжка оказалась возле своей комнаты и юркнула за дверь, стараясь не шуметь. Тяжелые шаги заглушала ковровая дорожка, но я услышала, как хозяин постоялого двора остановился напротив моей двери и тяжело вздохнул.

Сердце грохотало набатом в ушах, но все же я расслышала, как тихонько звенят ключи, как скрипнула открываемая напротив моей комнаты дверь. Какое-то время было тихо, а потом Клод вышел, провернул ключом два раза и также грузно потопал обратно.

Я медленно выдохнула и прижалась лбом к прохладной лутке. Я была готова поспорить на что угодно, даже поставить голову Грома против ночного горшка, что визитер – это Рэйвен ван Кастер. Но что привело сюда судовладельца из Миствэйла? Я не знала, и отчего-то мне не хотелось этого узнавать.

Глава 5

Остаток ночи я крутилась на кровати, пытаясь улечься поудобнее. Бесполезно. Подушка внезапно стала неудобной, одеяло – жарким, а в мягкую перину – будто кто-то незримый напихал тысячу мелких иголок. Меня раздирало озверевшее любопытство, которое не мог успокоить ни один довод холодного разума.

Зачем ван Кастеру потребовалось ночью прибывать на постоялый двор, да еще одному? Кто тот человек, с которым он собирался встретиться? Вряд ли это дружок для игры в преферанс. С такими встречаются в закрытых клубах для аристократов, но никак не у черта на куличиках. Вывод напрашивался сам собой: это был человек, с которым лорд не хотел, чтобы его видели. А если он не хотел, то поймай Рэйвен меня за подглядыванием, проблем не оберешься.

Осознание того, что неуемный интерес может привести к еще большим неприятностям, чем тем, в который я увязла по уши, заставило меня остаться в постели.

Комок за грудиной лихорадочно бился и пульсировал, как рассерженный ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Еще одна загадка на мою бедовую голову. А ведь у меня есть проблемы посерьезнее, чем судовладелец из Миствэйла. Например, как устроиться в новой жизни и не помереть от голода. Конечно же, исходные данные были неплохими, но я ухитрилась напортачить.

При воспоминании о герцоге Квобоке, по телу пробежала брезгливая дрожь. Бр-р-р! Нет уж, лучше найду себе другое занятие, чем быть женой подобного персонажа. Надо будет расспросить Минди, чем обычно зарабатывают себе на жизнь опозоренные и потерявшие состояние дворянки.

Сон сморил, когда послышалось хриплые вопли петуха, а сквозь шторы поползли первые робкие лучи рассвета.

Спала бы я, наверное, долго, если бы Минди не начала громыхать посудой так, будто она находится в кухне. Закралось подозрение, что горничная делает это специально.

– Который час? – сипло пробормотала я и натянула на голову одеяло.

– Четверть девятого, миледи, – сухо отозвалась она и глухо стукнула дверцей шкафа. – Лила уже накрыла завтрак в зале. Если не поторопитесь, то придется его заново греть.

Я недовольно заворчала, что леди имеют право спать до обеда. Но Минди была непреклонна. Вместо ответа она стала лишь громче греметь шкатулками, хлопать дверцами и шуршать одеждой. На угрозу устроить показательную порку зазнавшейся прислуге, горничная лишь хмыкнула. Ей было не в первой выполнять первоначальные приказы, даже если в последующем хозяин протестовал.

Почти час ушел на умывание и сборы, и когда я спустилась в зал, Лила разогревала завтрак повторно. Не было ни души. Кто-то из постояльцев еще спал, кто-то уже покинул постоялый двор. А любители горячительного и шумной компании появятся, когда начнет вечереть.

За столом, куда проводила меня Лила, уже сидел Вилли Гром. Гном деловито пластал ножом бекон и что-то бормотал себе под нос. Только подойдя ближе, я расслышала, что это песенка на незнакомом мне языке, больше похожая на марш. Хотя какие еще песни могут ассоциироваться с гномами, как не марши?

– О! Миледи Эвелин! – гном оторвался от тарелки и приветливо заулыбался. – Добрейшего вам утра.

– И вам, господин Гром, – я села за стол и посмотрела на тарелку с яичницей, от которой поднимался пар. – Вижу, вы отлично выспались.

– Я не сплю, миледи. Сложно, знаете ли, урвать секунду на сон, когда вокруг постоянно души, которые приходиться распихивать по разным мирам.

– Но сейчас-то у вас нечто вроде отпуска, ведь так? Почему бы не насладиться радостями простых смертных?

Гном усмехнулся и откусил приличный кусок от хлеба с маслом.

– Знаете, что произойдет тогда, когда я вернусь из этого, как вы называете, отпуска? Миллионы, миллиарды душ, которые только и ждут, чтобы их отправили куда-нибудь в следующий мир. Вы еще помните очереди в поликлинике? А в паспортный стол? Поверьте, это еще марципан по сравнению с тем дерьмом, которое меня ждет по возвращению в Межмирье.

– Вы можете это как-то изменить? – я засунула в рот кусок бекона и принялась жевать, не отрывая взгляда от Вилли.

– Нет, – тяжело вздохнул он, ковырнув вилкой яичницу. – Пока не исправлю то, что наворотил.

– И часто у вас такие огрехи бывают?

В ответ гном засопел и принялся терзать свой завтрак. Даже если такие ошибки, как со мной происходят на постоянной основе, признавать этого он не станет.

– И что мне теперь делать в этом мире? – наконец-то прервала я молчание, когда Лила убрала первое блюда и выставила перед нами вазочки с песочными печеньями и кружками, наполненными травяным чаем.

– Жить, что же еще? – развел руками Вилли и сытно отрыгнул.

Уж что-что, а перевозчику душ не помешало бы элементарное воспитание. Как минимум не рыгать за одним столом с дамой. Но такие мелочи, как этикет, похоже не слишком заботили его.

– И как долго я тут протяну?

– Смотря, как устроитесь, – небрежно пожал плечами Гром и цинично усмехнулся. – Послушайте, миледи. Я всего лишь перевозчик, а не устраиватель чужих судеб. Или вы ждете чужого дядю, который придет и сделает вам хорошо? Так у вас был шанс. Но вы почему-то отказались, и теперь оскандалившаяся и опозоренная сидите здесь, в самой заднице мира, куда заглядывают лишь те, кто боится пройти через горную цепь. Вышли бы замуж за того герцога, купались бы в шоколаде. Во всех смыслах этого слова. Дорогие наряды, драгоценные побрякушки, шикарные столичные балы. Любовников целый полк завели бы на худой конец. Все равно герцог не заметил бы. А если бы и заметил, то ничего не сделал бы, поскольку на такие мелочи, как адюльтер, никто не обращает внимания. В этом мире все так живут. Порицают, осуждают, а по ночам тискаются или со слугами, или с кем-то поинтереснее. Но нет! Вам подавай свободу выбора! Раз уж решили, что прописанная судьба Эвелин вам не подходит, то будьте любезны иметь смелость строить свою жизнь самостоятельно.

– Ну знаете ли! – возмутилась я, едва сдерживаясь, чтобы не плеснуть чай в бородатую рожу гнома. – Это вообще не мое желание было оказаться в этом месте, да еще и с такой судьбой. Если бы вы не напортачили бы от жадности, то вполне возможно я и приняла бы прописанную судьбу Эвелин. Но я слишком хорошо помню свою прошлую жизнь, чтобы соглашаться на подобное! Да где это видано, чтобы с живым человеком поступали, как с вещью?! Хочу продам, хочу выкину! Что это вообще такое? И вы… Вы тоже хороши! Запихнули меня в мир, о котором сами понятия не имеете. Может у них принято свободных женщин сжигать на кострах, как ведьм? Или обрекать их на голодную смерть?

– А вы прямо уже пылаете от голодной смерти, да? – язвительно искривил губы Вилли. – Ага, Винсент посадил вас в домашнюю темницу и приставил стражу. Нет. Он отправил вас в дом вашей родной матери и даже дал денег и слуг.

– А мне от этого легче?

– Конечно! Ван Дорт мог, например, выгнать в одном тряпье на улицу. Ну или сдать в перевоспитальный приют святой Мунки, а это хуже, чем отбывать каторгу в Черных Болотах. Постоянные побои, унижения, голод и полное отсутствие милосердия и надежды. А уж если заболели, то исход у вас один – безымянная сестринская могила, куда скидывают всех умерших в приюте. Так что хватит ныть, что с вами поступили жестоко, и подумайте, что можете сделать в той ситуации, в которой оказались из-за собственного своенравия.

– Если бы я знала, то этого разговора не было бы, – я поджала губы. Обида охватила меня, защипала в носу непрошенными слезами и встала комом в горле. Хотелось орать, плакать от несправедливости и бить гнома по щекам до тех пор, пока рука не отвалиться от боли.

– Я же сказал, что постараюсь вам помочь, – проворчал гном и потянулся за печеньем. – Значит, помогу. Но для начала мне надо добраться домой. Без своих артефактов, я ничего сделать не могу.

На том разговор закончился, и остаток завтрака мы провели в тишине.

Глава 6

Оставшиеся четыре дня пути прошли в относительной тишине. Желание общаться с Вилли или Минди отпало напрочь. Выслушивать проповеди горничной, ссылавшейся на «Слово», не хватало терпения, а говорить с гномом после завтрака в «Зеленом Тополе» вовсе не хотелось. Пусть катится в свое Межмирье, а я уж как-нибудь сама разберусь в мире, в который он меня засунул. В конце концов, для этого у меня есть все, что необходимо: глаза, уши и мозг, который время от времени позволяет анализировать все увиденное и услышанное. Правда, придется побыть дурочкой… Ну что ж, иногда это не только не вредно, но и полезно. Хоть окружающие и вертят пальцем у виска, но не ждут каких-либо свершений. Да и в расчет не берут, что тоже порой бывает ой как на руку.

Иногда во время остановок я разговаривала с Карлом. Но словоохотливый возница рассказывал в основном байки из деревенской жизни. Однажды ранним утром после завтрака я задала вопрос: «А, собственно, здесь люди зарабатывают на жизнь?», на что он неопределенно пожал плечами.

– Да кто чем, – он почесал веснушчатый нос и внимательно уставился на меня. – Коли руки растут из нужного места, так и вовсе не пропадет. Вот взять к примеру Клода. Папаша у него был еще тем батлыком. Глаза зальет да дома расправы над своими устраивает. Все на мамке держалось, пока не сгинула она в одно утро. Поговаривают, что ее муженек того… В лесу прикопал. Другие болтают, что сбежала она с одним офицеришкой в соседний городок от скотской жизни. Да токо что взять с деревенских-то? У них же, поди, кроме трепа, никаких развлечений-то и нет… А вот Клод, как папашу схоронил, стал путников в свой дом пускать. Сначала за медяки, а медяки на дом тратить. То стены выбелил, потом двери крепкие поставил. А что? В красивый дом люди с большей охотой пойдут, чем в хлев ночевать. Так что Клод не только парень с руками, но и с мозгами в нужном месте…

– А изгнанные из родного дома леди чем зарабатывают?

Мой вопрос заставил Карла заскрести затылок и смущенно усмехнуться.

– Ну вообще-то, это редкость, – он кашлянул и, отвернувшись к лошадям, стал усиленно проверять подпругу. – Их обычно отправляют в приюты святой Мунки. До тех пор, пока они не одумаются.

– А другие? Те, кого туда не отправили? – я и не думала отставать от возницы.

Уши Карла покраснели. Он поджал губы и нехотя выдавил:

– А вы как думаете? Коли баба осталась без мужика да без защиты семьи, то у нее только один путь. Правда, все зависит красивая она или нет. Если красивая, то может найти господина побогаче. А если так себе, то может какая-нибудь блудильня и примет ее под свое крыло.

– А другие способы? – становиться женщиной, необремененной социальной ответственностью, мне претило.

– Ну а какие другие?

– Ну там лавку открыть? Или частные уроки вести?

Возница загоготал так, что Минди едва не выронила ящик со снедью и осуждающе посмотрела на него.

– Миледи, – Карл вытер слезу, застывшую в уголке глаза, – вы как будто из другого мира выпали! Не знаю, что там начудил этот мелкий горе-колдун, но говорите так, будто жизни не жили! Да кто ж пойдет в лавку такой женщины?! Всем же известно, что ежели баба одна корячится, значит, мужиков у нее, как на ярмарке – в базарный день! Одно только спасение – ежели она ведьма какая. Той простительно. Но и то люд будет коситься да языками трепать.

Какой-то квест уровня «бог» получается! Попробуй выжить в мире, где все нельзя только потому, что ты женщина. Пусть даже из богатого рода. Но удивительно, что Винсент ван Дорт женился на ведьме Айрен. Уж что-что, а его родные уж точно не должны были одобрить подобный брак. Так может смерть самой Айрен была отнюдь не из-за вспышки эпидемии?

Не о том думаешь, Эви, совершенно не о том! Похоже, что за место под солнцем придется не просто бороться, но выгрызать. Причем, судя по тому, что я уже успела узнать, со скандалами, слухами и сплетнями. И надо бы для начала понять, с чего именно начинать.

– Карл, – прищурившись, спросила я. – Ты читать умеешь?

– А то как же! – возница приосанился и горделиво вздернул подбородок, словно это было великим достижением, которое было дано не каждому. Впрочем, узнавая все больше и больше о новом мире, я подозревала, что получить образование, даже элементарное – это действительно достижение. – Семь классов приходской школы. Папаша расстарался. Хотел, чтобы я в жрецы пошел.

– Прекрасно, – кивнула я. – Значит, когда приедем в Миствэйл, запишешься в местную библиотеку.

– Это еще зачем?

– Будешь мне умные книги носить, раз уж мне не стоит одной появляться в обществе.

На заявление Карл лишь обескураженно заморгал. Но объяснять что-либо я не собиралась, потому как сама не знала, как возница отреагирует. Пусть лучше думает, что богатенькой миледи в голову взбрела шальная идея.

Когда мы въехали в Миствэйл, первое, что меня поразило, был не вид города, а запах. Он обрушился сразу, как только карета свернула с ухабистой дороги на городские улицы. Густой, соленый, пропитанный гарью угля, смолой и чем-то острым, незнакомым – должно быть, пряностями из далеких стран. Это был запах города, который живет морем и его дарами.

Земляные ухабы сменили мощенные улицы, и стук колёс перерос в непрерывный грохот, сливающийся с общим гулом. Карета покачивалась, но уже не так угрожающе, как на тракте.

Я прижалась к окну, стараясь разглядеть все, что проносилось мимо.

Миствэйл встретил кирпичными стенами и дымящими трубами. Затем стали появляться люди, уставшие, сосредоточенные, порой смеющиеся. Но все с печатью спешки. Мужчины в суконной рабочей одежде и кожаных жилетах, с испачканными сажей лицами. Женщины в цветастых платьях и корзинами. На улицах сновали дети, словно шустрые мыши.

Дорога вильнула в сторону, шум стал нарастать, превращаясь в какофонию чужих голосов и непонятных звуков. Скрежет металла, утробные гудки, словно рев исполинских животных, стук молотков, крики – все это слилось в музыку города. Мои глаза лихорадочно выхватывали детали: вереницы складов, горы ящиков и бочек, сваленных на возле них, странные сооружения, похожие на портовые краны с журавлиными шеями.

А потом открылся сам порт. Десятки судов! Одни вздымали мачты, словно деревья чудного леса, другие же, извергая клубы чёрного дыма из высоких труб, казались неповоротливыми чудовищами. На пирсах сновали моряки. Темнокожие, светловолосые, с бритыми головами и татуированными торсами. Они перекрикивались на неизвестных языках, создавая непонятный гул.

– Ничего себе! – выдохнула я, прижавшись носом к стеклу оконца.

Мне-то представлялось, что в мире, где до сих пор передвигаются на каретах, суда должны быть сплошь парусными, а товары доставляться посредством перекатывания бочек вручную или на телегах. Но нет!

Хоть солнце и пряталось за плотными облаками, дневной свет пронизывал дымку, выхватывая грязь, копоть и изношенную одежду рабочих. Минди что-то ворчала рядом, недовольная шумом и запахами, но я ее не слышала, поглощенная созерцанием Миствэйла. Я уже предвидела, что этот город будет не таким, как то, что я видела раньше.

В порту мы лавировали между тяжелыми повозками и толпами рабочих, проезжали мимо облезлых таверн, из которых, несмотря на полдень, доносились пьяные крики. Наконец карета свернула влево, и грохочущие причалы остались за серыми зданиями складов. Воздух все еще пах углем и дегтем, но уже не так едко. Сквозь него пробивались другие, более приятные ароматы. Например, свежеиспечённого хлеба и цветов.

По мере того, как мы отдалялись от порта, изменялся и звук города. Исчезли оглушительные гудки пароходов. Стук копыт сменился с грохота по булыжнику на приглушённый перестук по аккуратно уложенным плитам. Шум голосов стал менее диким и более сдержанным.

Здания преобразились. Вместо почерневших от копоти, тесно прижатых друг к другу кирпичных казарм, появились высокие, изящные строения из светлого камня и оштукатуренного кирпича. Фасады украшала замысловатая лепнина, высокие арочные окна и балконы, щедро декорированные коваными решетками. На многих были развешены флаги и эмблемы, указывающие на их предназначение: банки, биржи, конторы торговых домов. Именно здесь велись финансовые, политические и торговые вопросы города.

С улиц исчезли грузчики в грязной одежде. Вместо них по тротуарам, вымощенной светлыми плитами неспешно проходили господа в тщательно подогнанных сюртуках и дорогих шляпах и дамы в прекрасных платьях, их шляпки украшали перья и ленты. Даже их экипажи были более изящными, чистыми, запряженными тонконогими лошадьми. Мимо проехал элегантный фаэтон, управляемый кучером в белоснежных перчатках. Это зрелище разительно отличалось от гулкой суеты порта.

Улицы стали шире, чище. Чугунные фонари, обвитые кованными виноградными лозами, выглядели, как настоящее произведение кузнечного искусства. Вскоре появились аккуратные скверики с подстриженными кустами и клумбами, где распустились весенние цветы, издавая нежный аромат.

Мы проехали мимо городской площади, поразившей своим великолепием. В центре, окруженном резными гранитными колоннами, стояла мраморная статуя важного государственного деятеля, вокруг которой гуляли люди, наслаждаясь теплым весенним полднем.

Внезапно Минди перестала причитать и с любопытством вытянула шею, разглядывая витрины: элегантные магазины с последними новинками моды, ювелирные лавки, где сверкали драгоценности на бордовых подушечках, кондитерские, от которых лентой вился манящий аромат ванили и шоколада.

Миствэйл был не просто портовым городом. Это был мир, созданный из двух половин, которые хоть и не могут существовать друг без друга, но живут по совершенно разным правилам.

Потом карета вильнула вправо и, проехав, пару кварталов, остановилась перед трехэтажным домом, сложенным из белого камня.

– Приехали, господин гном, – Карл распахнул дверцу. Он еле сдерживал улыбку облегчения от избавления неприятного для него пассажира.

Кряхтя и пыхтя, как заправский самовар, Вилли вылез из кареты.

– Желаю вам поскорее оказаться в дома, господин Гром, – я сдержанно улыбнулась, не собираясь следовать за ним.

Гном внимательно посмотрел на меня, демонстративно закатил глаза.

– Полно вам, миледи! – пробасил он и вздохнул. – Неужели вы откажетесь от помощи?

– Пожалуй, вы уже прекрасно помогли мне, сказав, что всего придется добиваться самостоятельно. А раз так, значит, придется все делать самой.

– Ну как хотите, – он развел руками и ухмыльнулся. – Так оставайтесь наедине с вашими воспоминаниями и снами, и с глупой надеждой, что он когда-нибудь вспомнит о вас.

Слова подействовали, как удар хлыста. Забыв про гордость и обиду, я вылезла из кареты и посмотрела на гнома сверху вниз.

– Значит, меня не обмануло предчувствие. Он здесь. Вы знаете, как сделать так, чтобы он вспомнил обо мне?

Гном хитро улыбнулся и чуть наклонил голову.

– Ну вот так бы сразу. А то какие-то детские обидки! – он бросил взгляд на ошалело таращившуюся на нас Минди и кивком указал ей на дом. – Вас, Минди, я тоже приглашаю к себе. И вы, Карл, не откажите мне в любезности, – он развернулся и направился к кованным воротам, которые тотчас раскрылись, стоило гному подойти к ним.