Текст книги "Хозяйка скандального салона "Огонек" (СИ)"

Автор книги: Марика Полански

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Глава 3

Прошла неделя после визита лекаря, который радостно сообщил, что я иду на поправку. За эти дни я многое узнала. Например, что совершенно не владею этикетом. Ну то есть вилку держать в левой руке, а нож – в правой, слава богу, умею. А вот десяток столовых приборов не назову. Или что доедать до блеска тарелки считается дурным тоном. Показываешь, что не из семьи аристократов, а из мещан. Или что сидеть, облокотившись спиной на спинку кресла или диванчика тоже недопустимо. Нужно сидеть на самом краешке с прямой, как доска, спиной. И ещё с десяток нюансов, от которых кружилась голова.

Я всё чаще замечала печальные взгляды лорда ван Дорта. Он наблюдал за моими попытками освоиться, тяжело вздыхал и терялся в многочисленных комнатах дома. А в доме, сто́ит отметить, было не три комнаты, и даже не пять, а целых сто двадцать – хозяйские спальни, комнаты для гостей, столовые и залы. Была даже парочка библиотек с отдельными читальнями, за что я невольно зауважала своего внезапно обретённого отца. Я уж не говорю про хозяйственные пристройки, выполняющие роль кладовых и кухонь. Чтобы поддерживать такой дом в чистоте, содержался целый штат слуг: две кухарки, у каждой было по две помощницы, конюх, садовник, около десятка горничных. И всем этим заправлял господин Мартин Бескок, дворецкий.

У господина Бескока внешность была самая что ни на есть сдержанная и чуточку надменная. Держался он с достоинством и хладнокровием, достойным дворянского отпрыска. Как-то Минди, помогая мне собраться к завтраку, обмолвилась, что по дому ходили слухи, будто дворецкий на самом деле был незаконнорождённым сыном лорда Януса ван Дорта, моего деда. Узнав, что служанка понесла, Янус быстренько выдал её замуж за дворецкого, служившего ван Дортам в те времена.

Как эта информация должно было помочь мне освоиться, я не знала. Но к сведению приняла.

Так и тянулись серые дни, наполненные изучением правил этикета и норм поведения, тихой ненависти к Клотильде, изводившей меня завуалированными насмешками и остротами, и воспоминаниями о доме и Алексе. Не было момента, чтобы я не вспомнила с тоской о серо-голубых глазах мужа, его тёплой улыбке и родном голосе, всегда говорившем с нежностью. По ночам я продумывала планы побега из дома ван Дортов и прикидывала, где можно найти колдуна, который запихнул меня в чужое тело.

Но сделать этого я не успела. В тот день, когда я наконец-то набралась смелости, чтобы тихонько сообщить Минди, что мне необходимо найти колдуна, в мою спальню влетела Клотильда с отрядом швей. Как оказалось, через два дня должен был явиться сам герцог Квобок.

Вскоре моя спальня превратилась в настоящее поле битвы. Посреди комнаты стояла большая деревянная ширма, расписанная сценами из жизни пасторальных пастушек – видимо, кто-то считал, что невинные овечки подходят для девичьей спальни. За ширмой громоздились коробки с тканями, ленты, кружева и бесконечные мотки разноцветных ниток. На стульях были разложены корсеты, нижние юбки и чулки.

Возле окна стояла портниха мадам Вивьен – маленькая, как воробышек, с острыми чертами лица и пальцами, унизанными напёрстками. Рядом с ней хлопотали две её помощницы, одна держала подушечку с булавками, другая – корзину с нитками и ножницами. Все трое были одеты в тёмные практичные платья, поверх которых белели передники, уже изрядно запачканные мелом и крошками от тканей.

– Надеюсь, ты будешь правильно держать ложку и вилку, милочка, – губа Клотильды презрительно приподнялась, и мачеха издала звук, похожий на фырканье породистой лошади.

Я стояла на низкой круглой подставке перед огромным трёхстворчатым зеркалом в резной позолоченной раме – таким больши́м, что в нём отражалась почти вся комната. Зеркало было привезено специально для примерки и установлено так, чтобы можно было видеть платье со всех сторон. Вокруг меня порхали портнихи, подкалывая, подтягивая, расправляя складки изумрудного шёлкового платья, которое, казалось, весило больше меня самой.

Клотильда расположилась в мягком кресле цвета слоновой кости, обитом дамасским шёлком, как королева на троне. Кресло специально поставили напротив зеркала, чтобы мачеха могла наблюдать за процессом и давать указания. Рядом с ней на изящном столике стояла чашка с чаем и блюдце с пирожными – видимо, критика чужого внешнего вида требовала серьёзных затрат энергии.

– Вот здесь присоберите, – указала она портнихе на подол своим веером из страусиных перьев, делая вид, что я неодушевлённая кукла. – Обёртка должна быть идеальной, раз уж сам товар не блещет.

Комната наполнилась тихим шелестом тканей, скрипом корсетных пластин и едва слышным бормотанием портних, обсуждающих детали кроя. Солнечный свет, проникающий через высокие окна, заставлял переливаться шёлк платья и блестеть золотые нити вышивки. От обилия зеркал и отражений в глазах рябило.

– Впрочем, молчание тебе даже идёт, Эвелин, – продолжала мачеха тоном светской дамы, рассуждающей о погоде, и взялась за чашку из тонкого фарфора. – Мужчины, знаешь ли, любят молчаливых женщин. Особенно те, кто постарше и опытнее. Им не нужны пустые разговоры.

«Если я заговорю, – зло подумала я, глядя на отражение мачехи в зеркале, – то ты у меня ляжешь. Навсегда».

Но носатая не обратила внимания на мой испепеляющий взгляд. Она лишь окинула взглядом платье, в которое меня затянули швеи, цокнула языком и продолжила свои наставления.

– Только смотри не вздумай кривляться и гримасничать, как делала это раньше, – её голос приобрёл стальные нотки. – Герцог Квобок – человек серьёзный. Он не терпит глупых девчонок с претензиями. Тебе повезло, что он вообще согласился на эту партию после… всех твоих выходок.

Одна из помощниц портнихи склонилась к моим ногам, подкалывая подол. Корсет сдавливал рёбра так, что дышать было тяжело, а тяжёлая юбка на обручах из китового уса заставляла держать равновесие как канатоходца. Я чувствовала себя куклой в музыкальной шкатулке – красивой, но совершенно беспомощной.

– А то, что ты была при смерти, даже хорошо, – Клотильда смерила меня взглядом, как мясник тушку. – Может, хоть теперь поумнеешь и не будешь строить из себя принцессу. Ты не принцесса, дорогая. Ты всего лишь дочь промышленника, пусть и богатого.

«Промышленника? – удивились я про себя. – А лорд ван Дорт разве не аристократ?»

В углу комнаты возле окна стояла ещё одна ширма с нарисованными журавлями и цветущей сакурой. За ней виднелись горы отвергнутых нарядов – похоже, мачеха перебрала не один десяток платьев, прежде чем остановила выбор на этом изумрудном монстре.

– И если герцог соизволил обратить на тебя внимание, то это милость только по милости Богов, – Клотильда поднялась с кресла и подошла ближе, её тяжёлые шёлковые юбки шуршали по толстому ковру. – Не вздумай её упустить своими капризами. Потому что больше такого шанса не будет. Кому нужна девица с подорванным здоровьем и странностями в голове?

Я едва слышно стиснула челюсти. Вот стерва! Ну ничего, я дождусь момента и обязательно выверну её поганое нутро наружу. И сделаю это так, чтобы даже последняя собака эту мерзавку оббега́ла стороной.

Клотильда поднялась с кресла и обошла меня круго́м, как генерал – войска, оценивая результат работы портних. Её тень скользила по стенам, обтянутым золотистыми обоями с узором из роз, а каблуки звонко стучали по паркетному полу.

– Хотя надо признать, корсет творит чудеса, – заметила она с издёвкой, остановившись прямо передо мной. – Почти превратили тебя в женщину. Жаль только, что это всё обман. Но мужчины это поймут уже после свадьбы, а развод, как известно, дело хлопотное.

Мадам Вивьен деликатно кашлянула, явно чувствуя неловкость от семейной сцены, разыгрывающейся у неё на глазах. Её помощницы уткнулись в работу, делая вид, что ничего не слышат, но краем глаза следили за происходящим.

– И ещё одно, – Клотильда остановилась передо мной и заглянула в глаза, её лицо отражалось в зеркале рядом с моим, создавая жуткую картину. – Если ты думаешь, что болезнь изменила тебя к лучшему, то глубоко ошибаешься. Ты всё та же капризная, избалованная девчонка. Просто сейчас молчишь. Но это временно, я знаю. Поэтому слушай внимательно: любые попытки сорвать помолвку будут пресечены. Твой отец слишком мягок с тобой, но я – нет.

Уж не знаю, что отразилось на моём лице, но мачеха отшатнулась, словно увидела перед собой ядовитую змею. Но она тут же взяла себя в руки.

– Вот и умница, – Клотильда снисходительно похлопала меня по щеке, оставив лёгкий аромат розовой воды. – А теперь потренируйся ходить в этом платье. И не забывай – мелкие шажки, спина прямая, глаза долу. Скромность украшает невесту.

С этими словами она величественно удалилась, хотя было заметно, что только присутствие портних не позволяет ей задать стрекача.

Когда дверь с мягким щелчком закрылась за ней, в комнате повисла неловкая тишина. Лишь тихий шелест тканей, да вздохи портних нарушали её.

«Скромность украшает невесту? – презрительно подумала я. – Да пошла ты козе в трещину! Вместе с мелкими шажками и Квобоком в придачу. Если понадобится, я и в этом кринолине бегать буду!»

Хотя насчёт кринолина я, конечно же, погорячилась. А ведь в конце девятнадцатого века от кринолина отказались, как от самой опасной вещи в женском гардеробе. Не дай бог, на юбку попадёт искра – всё! Модница обречена на гибель. В лучшем случае на инвалидность.

А ещё в нём не то что садиться – двигаться неудобно! Видимо, поэтому носатая и решила меня в него обрядить перед помолвкой. Что может быть лучше невесты, которая не только не говорит, но ещё и передвигается с помощью слуг? Такая ни ссор не учинит, ни нос совать в дела мужа не будет. Потому что своих забот хватает. Одеться и раздеться – целая наука, и без горничных в этом деле не обойтись.

Мне сразу вспомнились исторические любовные романы, в которых авторы расписывали на полглавы, как героиня одевается. Никогда не думала, что на практике узна́ю, что это такое.

Я окинула своё отражение в зеркале. Ни дать ни взять – баба самоварная! Только вместо русских народных мотивов, рюши и кружева на заграничный, как выразилась бы моя покойная прабабушка, манер. А бледное, измождённое лицо с потускневшими зелёными глазами и копна каштановых волос создавали впечатление неуместности такого наряда.

– Ах! Чудо как хороша! – мадам Вивьен отошла от меня на пару шагов и радостно хлопнула в ладоши. – Герцог будет без ума от такой красавицы. Вы настоящая лесная фея, леди Эвелин!

«Сдаётся мне, лесные феи не носят кринолинов, – подумала я, глядя на себя в зеркале. – В таком платье далеко не убежишь, и на дерево не залезешь».

Ну то, что герцог сойдёт с ума, не удивлюсь. При виде такого глубокого декольте у любого мужчины отключится голова. Швеи так мастерски затянули корсет и лиф платья, что в V-образном вырезе даже появилась таинственная ложбинка между грудей, которых природа по какой-то причине пожалела для леди Эвелин. Интересно, какой будет реакция герцога, когда он снимет платье и не найдёт груди на положенном месте?

Я тотчас выбросила эти мысли из головы. Ни за кого замуж я не пойду. Ни в этом мире, ни в каком-либо ещё. Дома меня ждёт супруг. И всё равно, что герцог богат, как царь Крез. Я вернусь домой и точка.

– КА-А-АР!

Я обернулась.

По широкому подоконнику важно выхаживал белый ворон. Тот самый, который разбудил меня в первое утро. Птица замерла и склонила голову набок, будто оценивала мой внешний вид. Солнечный свет, проникающий через стёкла окна, делал его перья почти прозрачными, отчего ворон казался призрачным.

Одна из швей поднялась с пола, где раскладывала кружевные оборки, и направилась к окну, размахивая руками.

– Кыш отсюда! Давай, лети по своим птичьим делам!

Но ворон пригнулся, взмыл под потолок и, сделав над головой портнихи изящный круг, сел на верх шкафа.

– КА-А-АР! – он распушил перья и дёрнул головой, всем видом показывая, что выгнать его не удастся.

Какая странная птица! Сначала разбудила меня в новом мире. Теперь же не собирался покидать спальню. Словно он наблюдает за происходящим с какой-то определённой целью.

– Сейчас я тебя прогоню, поганец, – швея взяла с пола отрез изумрудного шёлка и воинственно шагнула к шкафу, размахивая тканью как знаменем.

– Оставьте ворона в покое.

В комнату вошёл ван Дорт, одетый в тёмно-синий домашний халат поверх белой рубашки и серых брюк. Волосы слегка растрёпаны, словно он торопился. Похоже, он услышал крики швеи и решил выяснить, что происходит.

Лорд неторопливо обошёл разбросанные по полу ткани и коробки с принадлежностями для шитья, и остановился возле шкафа.

Потом протянул руку к птице. Та дёрнула голову назад, и на долю секунды показалось, что она сейчас клюнет отца за палец. Но вместо этого ворон вытянул шею, и ван Дорт осторожно почесал под клювом.

– Это фамильяр леди Эвелин.

О как! Фамильяр! А вот это уже интересно. Насколько мне помнится, фамильяры – это спутники ведьм и колдунов. Но никак не простых смертных. А если я ведьма, то, значит, кто-то из родственников тоже обладал даром.

Портнихи переглянулись с явным беспокойством. Мадам Вивьен нервно затеребила фартук, а её помощницы попятились от окна, словно белый ворон мог их заколдовать одним взглядом.

Я перевела удивлённый взгляд с ворона на отца и нахмурилась.

Ван Дорт поджал губы и едва заметно покачал головой – явный знак, что не сейчас и не при свидетелях. Потом опустил руку и указал портнихам на дверь.

– Выйдите. Мне нужно поговорить с дочерью.

Глава 4

Дождавшись, когда за ними захлопнется дверь, а в коридоре стихнут шаги, отец сел на низенький диванчик и похлопал на место рядом с собой.

– Присядь, дочка, я тебе кое-что расскажу.

«О! Пришло время откровений!» – я с трудом слезла с табуретки, на которой стояла, как новогодняя елка, и отнюдь не женственно плюхнулась рядом с ним. Проклятый кринолин не только мешал двигаться, но еще и весил, как тачка с кирпичами.

Отец молчал, разглядывая ладони, словно собирался с мыслями, а потом наконец-то заговорил:

– Вижу, после болезни ты стала немного… эм… другой. Маг, который вызвался исцелить тебя, предупреждал об этом. Но это неважно. Главное, что ты жива, – он запнулся, поймав мой недоуменный взгляд, и тяжело вздохнул: – Конечно, я понимаю, что многого ты не помнишь. Но есть кое-что, чего тебе раньше не рассказывали, чтобы оградить от потрясений. Но, видимо, пришло время. Клотильда – не твоя настоящая мать.

«Йохан-Палыч! Вот это сюжетный поворот! Вот это драма!» – язвительно подумала я, бросив взгляд на ворона. Тот сел поближе к краю шкафа и опустил голову ниже. Видимо, чтобы не пропустить ни слова.

Я даже не знала, как реагировать: то ли скорчить недоверчивую мину, полную ужаса и отрицания, то ли сочувственно похлопать ван Дорта по сжатой в кулак руке.

То, что мы, а точнее Эвелин и Клотильда не родные, видно было даже слепому. Во-первых, мачеха была блондинкой, в то время, как у Эвелин, то есть у меня, волосы были каштановые с рыжим отливом. Во-вторых, нос! Я бы не пережила, если бы мне достался такой же нос, как у нее. Ну и в-третьих, ее отношение. С первых минут пребывания в этом доме я чувствовала пренебрежение и легкое презрение, которое свойственно скорее мачехе по отношению к падчерице, нежели у матери к дочери. Поэтому-то я ее сразу и назвала мачехой.

Но, судя по словам лорда, настоящая Эвелин об этом даже не догадывалась.

На долю секунды мне даже стало ее жаль. Бедная девочка! Вырасти в семье, считая, что родная мать ее отталкивает – тяжело для любого ребенка. Представляю, какие комплексы появились у девушки от такой жизни. Неудивительно, что она отказывалась есть. Наверняка эта блондинистая лахудра внушила Эвелин, что она толстая и некрасивая.

– Твоей настоящей матерью была ведьма из Миствэйла, куда отец отправил меня, чтобы договориться с местной судоходной компанией. Я был молод, влюблен, очень счастлив. А потом у нас появилась ты… – он запнулся. – Родители были не в восторге от такой партии, но ничего не могли с этим поделать. А затем в тех краях началась эпидемия драконьей чумы. Твоя мать помогала в местной лечебнице. Я никак не мог отговорить ее, предупреждал, что болезнь может быть опасной. Но для нее было важнее помочь другим, чем собственная семья. Тебе и годика не было, когда она заразилась и умерла. Я забрал тебя с собой и женился на Клотильде, полагая, что она сможет стать хорошей для тебя матерью. Однако неродные дети редко, когда становятся родным. Понимаю, иногда Клотильда бывает на редкость капризной и эмоциональной женщиной. Но и ты пойми, – не каждая способна любит чужого ребенка. Она смогла дать тебе столько, сколько есть у нее самой…

Отец стушевался, бросив искоса виноватый взгляд.

Меня же раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, мне сделалось грустно. Невероятно трудно пережить потерю любимой жены, а потом жениться на нелюбимой женщине ради сомнительного счастья для ребенка.

А с другой стороны, хотелось взять лорда за плечи и как следует встряхнуть. Его признание выглядело, как попытка оправдать жену за дурной характер и себя за самоустранение из жизни собственного ребенка.

«Мужики! – фыркнул внутренний голосок. – Они что в моем мире, что в этом – одинаковые! Сначала исключают себя из воспитания детей, а потом стараются подобрать нужные слова, чтобы их простили».

Я потерла лицо руками, надеясь, что ван Дорт не догадается о моих истинных чувства и вопросительно посмотрела на него.

Ворон нетерпеливо зацокал коготками по деревянному верху шкафа и громко каркнул.

– Да, действительно, – лорд словно вынырнул из своих воспоминаний и самобичевания и воззрился на меня. Мой вопросительный взгляд он трактовал по-своему: – Вот это белый пернатый друг когда-то был фамильяром твоей мамы. Я не видел его после отъезда из Миствэйла. И раз он появился здесь, то возможно и в тебе скоро проснется магический дар матери. Айрен была сильной ведьмой, умела заговаривать болезни и общаться с умершими…

Что ж чудесно! Воодушевляюще! Теперь фраза «Достану с того света» заиграла новыми красками.

– Фамильяры являются магическим продолжением своих хозяев, – тем временем продолжал ван Дорт. – Они же – мощный источник их сил. Береги своего фамильяра. Он будет твоим верным помощником и другом.

Я перевела взгляд на ворона. Что-то очень похожее на сарказм промелькнуло в черных глазах-бусинках птицы, и он, раскрыв крылья, снова громко и протяжно каркнул.

Что-то подсказывало, что я еще натерплюсь от своего фамильяра. Не таким уж и прекрасным другом он мне показался.

На языке завертелись вопросы. Многое хотелось узнать и о матери, и о том гноме, которого я видела в саду несколько дней назад. Я уже набрала воздуха в грудь, чтобы открыть рот и спросить о нем, как в комнату влетела запыхавшаяся Клотильда. Вслед за ней в дверях показались переполошенные портнихи.

– Герцог Квобок! – выдохнула мачеху, махая зажатой в кулаке бумажкой. – Герцог Квобок собирается посетить нас.

Ван Дорт нахмурился и поднялся с дивана.

– Когда?

Глава 5

В гостиной, где нас ждал герцог со своим другом, было тепло и пахло апельсинами и шоколадом. А все потому, что Квобок обожал шоколадные печенья с апельсиновой начинкой.

– Говорят, он большой любитель обмазывать своих женщин в шоколаде, – обмолвилась Минди, помогая мне одеться. Поймав мой вопросительный взгляд, горничная пожала плечами и затянула шнурки так, что что я чуть не задохнулась. – Откуда я знаю? Так это… У меня подруга, Китти, работает в его доме. Накануне визита очередной дамы, герцог заказывает несколько больших коробок шоколада и приказывает растапливать их в ванной. А после того, как дама уезжает, бедным горничным приходится оттирать шоколад во всех покоях.

«А герцог тот еще сладкоежка!» – хмыкнула я про себя и задумалась. Фраза «Жизнь в шоколаде» заиграла новыми красками. Но меня больше зацепил тот факт, что горничная рассказывает о постельных причудах Квобока, словно перед ней подружка, а не будущая жена герцога.

Минди же, как и прочие представительницы данного мира, не видела ничего предосудительного в подобных мужских забавах. В конце концов, не будет же приличный господин валять в шоколаде свою жену, как какую-то продажную девку. У жены совершенно другой статус. Она должна быть музой, богиней. Чем-то возвышенным и неприкосновенным. Ей полагалось уединяться с мужем только для того, чтобы зачать ребенка. И то не более двух-трех раз в год. Жену полагалось любить. А все эти постельные низости – это удел продажных девок и публичных женщин.

Зал горел огнями осветительных артефактов, похожих на кованные люстры с хрустальными нитями. На стенах в резных рамах висели огромные зеркала, отчего невольно создавалось впечатление простора. Полированная мебель и мягкие уютные диванчики – все это невольно навевало мысль о декорации к историческому фильму времен королевы Виктории.

Возле камина стоял низенький мужчина. Он обернулся в нашу сторону, едва услышал торопливые шаги.

– Мы искренне рады приветствовать вас, герцог, – обратился к нему ван Дорт. – Позвольте представить вам мою дочь, леди Эвелин.

У меня невольно дернулся глаз.

Герцог Квобок был представителем тех мужчин, которых в моем мире называют «скуфами». Лет ему было не разобрать сколько – то ли тридцать, то ли все пятьдесят. Отечное лица с красными пятнами, пронизанными сеткой капилляров от постоянных попоек, обрюзглое тело, затянутое в золотистый камзол с оборками. Шеи не видно из-за батистового платка, намотанного так, что голова казалась нелепым придатком, торчащим из узких плеч. Редкие волосы мышастого оттенка торчали в разные стороны, будто бы герцог по дороге в дом ван Дортов угодил под турбину самолета.

Пожалуй, единственное, что его отличало от «скуфа» настоящего – это огромное состояние и до нелепости богатая одежда. А так… Натяни на него «треники» и посади перед телевизором с банкой пива, то не отличишь от других мужчин, которые работают на бесперспективной и низкооплачиваемой работе и кричат, что они настоящие самцы.

– Я искренне рад, что вы выздоровели, леди Эвелин, – Квобок протянул мне руку.

В спину легонько толкнули. Я обернулась. Клотильда многозначительно выпучила глаза, мол, подай руку в ответ.

Я мило улыбнулась. Насколько мило получилось, не знаю, – в тот момент я не слишком-то владела своим лицом. Но руку все же протянула. Когда теплая мягкая ладонь едва коснулась кожи, я едва сдержала дрожь отвращения.

Пыхтя, как прабабушкин самовар, Квобок склонился и запечатлел едва заметный поцелуй на тыльной стороне моей ладони.

– Вы еще прекраснее, чем на портрете, леди Эвелин, – пропыхтел герцог, разгибаясь. Я лишь моргала, молясь, чтобы отвращение, которое сковывало изнутри, не выплеснулось наружу. Впрочем, улыбка намертво приросла к моему лицу. – А вы на редкость молчаливы, моя милая леди. Скажите хоть слово!

Если до этого я не говорила только потому, что приживалась в новом мире, то сейчас не могла выдавить ни слова потому, что была в ах…

– Леди Эвелин в восхищении, – вместо меня промурлыкала Клотильда, бросив взгляд на хмурящегося отца. Видимо, папочка все же догадывался, что герцог-скуф – не лучшая партия для его дочери. – Это же так волнительно! Такой человек, как вы... Это большая честь для нашей семьи, ваша светлость!

Врет как дышит! Но как мастерски Клотильда заливает в уши! Мне даже захотелось поаплодировать этой женщине. Несколько фраз сказанных с придыханием от восторга, – и вот герцог от удовольствия побагровел еще больше, став похожим на перезревший помидор.

– Ну что вы! – отечное лица Квобока расплылось в самодовольной улыбке. – Я искренне рад посетить ваш дом, леди ван Дорт. К тому же мы скоро породнимся, и будем видеться значительно чаще.

Слово «чаще» он произнес так, что мне невольно подумалось, как герцог вываливает в шоколаде мачеху и чуть слышно кашлянула, подавившись смешком. А что? Эти двое куда намного лучше подходили друг другу, чем ван Дорт и Клотильда.

– В таком случае, Андре, – сказал отец, – предлагаю сначала поужинать, а потом решить все дела с бумагами.

– О, мой дорогой Винсент, – герцог похлопал по плечу лорда, как будто они были старые друзья, – прости, но поужинать не получиться. Видишь ли, меня вызывают в столицу к самому императору. Так что я бы хотел сейчас подписать бумаги и сразу отправиться в путь. Меня уже ждут при дворе Его Величества.

Отец нахмурился. Отказать в гостеприимстве хозяину было открытым оскорблением и проявлением неуважения. И тем не менее, Квобок отказывался.

– Но, ваша светлость! – воспротивилась Клотильда. – Полагаю, один час в компании нашей семьи не решат судьбы государства.

– Дорогая Клотильда, за один час можно войну развязать, – парировал герцог и чуть наклонил голову. Потом достал из-за пазухи свиток и помахал им в воздухе. – А потому я предпочел бы решить этот вопрос раз и навсегда. И немедленно. Что скажете, Рэйвен?

Человек, который стоял спиной к нам возле окна, повернулся в нашу сторону.

Мое сердце пропустило удар, а потом забилось быстро-быстро. Так, словно хотело пробить ребра.

Все те же дорогие моему сердцу черты. Тот же открытый внимательный взгляд серо-зеленых глаз из-под густых темных бровей. Тот же изгиб красиво очерченных губ.

Я смотрела на него, забыв, как дышать. И, казалось, что весь мир вдруг перестал существовать. Остались только мы вдвоем.

Только я и… мой муж Алекс.