Текст книги "Сердце моё"

Автор книги: Мануэлла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Мне хочется одновременно и засмеяться в голос, и пиздануть его чем-нибудь тяжёлым по голове. Будто это не он видел все, что творила эта " милая малышка", будто не он разгребал?!

–Лех, давай не сейчас, а?– виски начинает ломить, я откидываюсь назад в кресле, прикрывая глаза.

–Лады– я не вижу, но даже и без этого представляю, как Соболь задрал кверху свои огромные ручищи– Но ты это... Подумал бы лучше, куда её пристроить, рехаб там какой-то. Или...

Волна злости захлёстывает меня так неожиданно, что я вскакиваю, глупо таращась то на Леху, то на портрет Алёны. Рехаб?! Нет, ей там не место! Я ведь сто раз об этом думал долгими ночами, пока мусолил её будущее, переиначивая варианты то так, то эдак. Неужели Соболь искренне в душе...не понимает, что там на нее снова выйдут те ублюдки!? Или наоборот – она на них.

–Лех, не лезь, хорошо?– едва сдерживаясь, процедил я .

–Как телефон проверь– " Лех, помощь твоя нужна"– обиделся, словно девчонка, Леха. И то, как слешка плаксиво это прозвучало, и его морда расстроенная подняли мне настроение. Губы сами растянулись в улыбке, переросшей в смех. Соболь, сначала пучивший глаза в удивлении, а затем, когда я между приступами смеха, еле как выдавил из себя как он выглядел в тот момент, зацвел теперь алой розой. Никогда бы и не подумал, что этот суровый вояка краснеть умеет!

–Подкалывай, подкалывай, – недовольно забурчал он, собираясь вставать,– зато я не ссу кипятком по малолетке!

Мой смех как по команде затих, а глаза потемнели:

–Ты это сейчас о чем?– грозно надвинулся я на Леху, но тот не желал останавливаться. Вскочив с кресла он выпятил грудь, обвиняюще глядя на меня:

–О Лерочке твоей! Думаешь, никому не видно?! Все вокруг – дебилы да идиоты?! Ладно, обслуга твоя– он обвел рукой вокруг себя, как бы показывая, что речь о тех, кто работает в этом доме – и ни бельмесы не понимают, и не положено им. В бизнесе там или ещё где ты из себя акулу строишь– ок, без проблем – надвигался он на меня – Но мне -то не звезди! Влюбился, вот и бесишься.

Во избежание тяжких телесных я лишь, толкнув его плечом, чтобы подвинулся, рванул к выходу. П..здец, встретились. А ведь это ещё даже ужин не принесли. Я как баба пмсная– со мной в последнее время никто больше нескольких минут без ссоры продержаться не может.

Из окна гостиной наверху смотрю, как Леха размашисто шагает к гаражу, куда загнал свой новенький Гелик. Интересно, что за работа у него такая, где такие тачки можно сходу покупать– он и приехал покупку обмывать, да вот не сложилось. Хотя, это я загнул, конечно – Соболь очень ценный специалист. Его даже, ходили слухи, хотело едва ли не первое лицо государства нанять в охрану близких своих, видать, ФСОшники полностью в актеры подались, массовку. А заменить некем, толковых спецов мало.

Поворачиваюсь, направляясь к кровати. Найдя в телефоне фото Леры, внимательно разглядываю, лежа на спине. Что в ней такого особенного? НИ-ЧЕ-ГО! Ничего, ска! Она даже не красивая в общем понимании этого слова.

Эту ночь Талова проведет в больнице, я оставил рядом с ней пару своих парней, плюс Леха настоял, чтобы вход охраняли его бойцы. Не ради меня– ради самой Валерии. Что ни говори, а кто-то решился взяться за неё по-крупному. И раз она молчит, не говоря мне об этом, то либо искренне верит, что она с теми ублюдками в одной лодке, не понимая, что её тут же уберут, как сыграет свою роль, либо настолько глупа, что догадывается, но думает всех переиграть, не понимая, с кем связалась.

Закрыв глаза, вспоминаю её прежнюю– ту болтливую девушку со счастьем в глазах. Или скромную девчонку, что весь вечер прожигала меня взглядом бездомных темных глаз. Что теперь с ней стало, почему? Будто сердце Алены вселило в неё придурь– лезет в голову глупая мысль. Но нет– Алена, хоть и была взбаламошной и подчас резкой, но это была лишь игра, бравада. Ну нравилось ей строить из себя режиссера, умело манипулируя людьми или выводя их на реакции... Здесь же.

Мне не спится. Спускаясь вниз, внезапно понимаю, что в кои-то веки думал про Алену без той острой ноющей боли внутри. Лишь какое-то тянущее чувство потери. Но не та оглушающая боль, что будто ударяет под дых, выбивая остатки воздуха из груди

Thought

Валерия:

Уныло обвожу взглядом палату. Скучно лежать, но больше делать и нечего. Уже темно. Телевизор на стене что-то тихо говорит по-английски, каналы почти все не российские. Впрочем, это и так было ясно. Выйти даже в коридор нельзя– у дверей дежурят два амбала с каменными лицами, на все просьбы отвечая " не положено". Мне даже позвонить Святославу не дали, попытаться попросить разрешения пройтись– ' нет таких инструкций'! Не люди, а роботы,ей-богу!

Свесив ноги, сижу на кровати, глядя на Луну через полуопущенные жалюзи. Грустная улыбка блуждает на моем лице– сколько я себя помню, отношения со Святославом у нас по извращенному сценарию с упрямой периодичностью ' тишина – ругань– больница– тишина– ругань-больница'. Услужливая память тут же подбрасывает сцену, где я, задыхаясь от страсти, выгибаюсь навстречу его сильному телу, что врезается в меня, заполняя до краев. Но мою стыдливость спасает прагматизм, тут же возражающий:" И что? Будто это что-то изменило?Будто для него это означает то же самое, что и для тебя, а не банальный трах на скорую руку? Как поесть, когда голоден или выпить чашку кофе, чтобы взбодриться". Словно и не было этого, просто сон. По крайней мере, для Святослава точно. Слезы солеными дорожками бегут по щекам. Я комкаю дрожащими пальцами больничную рубашку, тихо молясь, чтобы это была лишь гордость. Обычная женская уязвленная гордость. Мне даже страшно думать о том, что это может быть нечто другое. Нечто гораздо более глубокое.

Пытаюсь уснуть, но никак не получается. Встаю, ухватив одной рукой штатив с капельницей, и слабыми шагами измеряю замкнутое пространство палаты вдоль и поперек, гремя шарнирами на ножках штатива. Как бы мне хотелось, чтобы сейчас и предмет моих страданий вот также мучился, не находя себе места. Глупая! Глупая дурочка!

Позади меня раздается скрип двери, я испуганно оборачиваюсь– вроде, уже поздно для любых визитов. Но увидев лишь улыбающуюся медсестру, успокаиваюсь. Та на довольно чистом русском говорит:

–Последние процедуры – и можете спать. – я вижу, как один из охранников пялится на её зад, пока закрывается дверь. Я плетусь обратно к кровати, неуклюже залезая на неё так, чтобы не вырвать капельницы.

Но медсестра и не думает меня осматривать, наоборот, она бегло озирается вокруг, даже в окно выглядывает. А затем делает то, что приводит меня в легкое недоумение– достает из кармана белых брюк смартфон, включая на нем запись, где... она рассказывает о какой-то процедуре, которую , якобы сейчас проведет мне. От меня же потребуется полное молчание и расслабленность.

Подойдя ко мне, она наклоняется ближе:

–У нас есть пару минут. Я помогу тебе.– она придвигается ко мне, склонившись так, что даже мне приходится напрягаться, чтобы услышать то, что она скажет– Меня прислали друзья, что делают тебе добра.

Меня коробит от экранной фальшивости этой фразы, будто в дешевом боевике про шпионов. Неужели она сама не замечает. Но тут мой внутренний голос разума бунтует– надо же, не искренне пожелали помочь ей, смотри, королева выискалась. Это ведь просто ужасно, гораздо хуже, чем в подвале запирать, в плену держать, использовать как бесплатную покорную секс-куклу?!

Сцепив зубы, я киваю. Медсестра продолжает:

–Так просто от него не уйти, он слишком богат и влиятелен даже здесь– моё сердце делает кульбит, рухнув от надежды к обреченности. Но следующая фраза вновь озаряет– Но и те, кто хочет тебе помочь, далеко не бедны. Только вот и им нужно кое-что взамен.

Естественно, горько качаю я головой, кто и когда помогал бедной сиротке просто так? И тут же замираю– почему я так о себе думаю? Я – сирота? Или это просто разум играет злые шутки? Но медсестра вновь перехватывает моё внимание:

–Ты должна будешь помочь им собрать компромат на Соболева– она пристально глядит на меня, будто изучает – готова ли я на подобное. А с телефона льётся ее безудержная болтовня о пользе процедуры– Ты готова? Здесь нужна вся твоя воля, вся сила.

Я осторожно киваю, все ещё не понимая, чего от меня хотят, и почему именно я должна это осуществить, как я вообще могу это сделать?

–Хорошо, дальнейшие инструкции тебе скажет другой человек– она наклоняется ближе– Поверь, он– ужасный человек, его не стоит жалеть. Одно то, что он убил свою беременную жену, уже говорит обо всем. Я уже молчу о том, как он ведёт бизнес. Те, кто посмел перечить, таинственным образом исчезают – она поежилась, будто следующая информация была ужасной. И она таковой была– или умирают. Естественно, ничего не доказать, никаких ниточек, но такое просто не может быть чередой совпадений.

Меня начинает трясти мелкой дрожью– что? Как? Не может быть! Я скольжу глазами по ее лицу в поисках подтверждения, но она или не лжет, или верит в то, что сказала. Ну, или же Оскар за лучшую женскую роль должен достаться этой странной девушке.

–Лера, – она участливо накрывает мою руку своей– В его поимке заинтересован Интерпол, ты понимаешь масштаб? – судорожно сглотнул, киваю в ответ, естественно, ничерта не понимая– Ты можешь помочь нам, если будешь сильной. Мы сами свяжемся с тобой через несколько дней. Но до этого ты должна расположить его к себе.

Мои брови влезают вверх– я? Расположить к себе? Она, верно, смеется? Или не такие уж они и могущественные и всезнающие, эти " друзья", раз не удосужились узнать, что я для Соболева– грязь из-под ногтей, пыль, не более. Передо мной вновь как наяву всплывает его перекошенная в отвращении физиономия, когда он бросал мне в лицо те обидные слова по пути к машине.

Ну а версия с компроматом– это они серьезно? Как и где я его найду? Неужто словно в детективах он хранит список своих прегрешений на флешке за двойным дном картины? Или в ящике стола? А, нет, может, на меня наденут такие маленькие микрофоны на скотче, а потом отправят к нему– разговорить?

Начинаю нервно посмеиваться от абсурдности ситуации

Но медсестра легонько встряхивая меня за плечи, сурово смотрит на меня:

–Лера, ты хочешь, чтобы еще девушки вот так мучились после тебя?! Он и до тебя творил подобное, и всё сходило с рук! Ты будешь не первой его женой, что погибла при странном стечении обстоятельств, а третьей!

И я снова вижу– она не лжет.

Меня бьёт в ознобе– Господи, да что происходит. Нечто невероятное– он психопат?! Больной психопат с неограниченными возможностями. Я киваю, шепча как мантру " Да, я все сделаю, всё! ".

–Ну вот и хорошо. Поверь, мы спасем тебя. Он не успеет причинить тебе зла. Только расположи его к себе.

Вытирая мои слезы ладонью, она вдруг наклоняется, словно мать целуя меня в лоб. А затем, подождав пару мгновений до того, как завершится очередное предложение на записи, выключает телефон и нарочито громко произносит:

–Ну, вот и всё. Из вас вышла замечательная пациентка– послушная– она выделяет это слово– Послушная и милая. Доброй ночи.

Я заставляю себя пожелать ей того же в ответ.

Когда она уходит, начинаются часы мучительных размышлений. Рассвет уже окрашивает небо в нежно-розовый, а я лежу и думаю– что, если все, сказанное ею, правда? Может, тогда мне действительно следует бежать в полицию, сломя голову? Какая из меня " располагательница к себе "? Я горько улыбаюсь– вот еще с задачей " вызови у него максимальную неприязнь" я бы справилась на отлично. И тут же вспоминаю нашу так и не закончившуюся ночь. Как все было чудесно, какое счастье что чувствовала... А потом на ум приходит, что я будто новая кукла в замке безумного коллекционера– пока не наигрался, но кто его знает, когда приестся и сломает?! Выбросит на помойку?

И тут я замираю, похолодев от ужаса. Еще тогда, когда я была в его доме, там, в Москве, я ведь пыталась найти о нем информацию. И действительно, на одном из сайтов увидела небольшую статейку о том, что он был женат два раза. И обе жены трагически погибли– одна три года брака, другая в браке– беременная разбилась в автокатастрофе. И после гибели первой он, не выждав даже месяца, женился на второй. А что, если... Нет, мне страшно даже думать об этом!

Меня знобит, волосы в прямом смысле встают дыбом, до мурашек пробирает– а если это правда?! Если я действительно в руках психопата с миллиардом возможностей потворствовать своим прихотям, покрывать их?

" Нужно спасаться любой ценой! "– мелькает мысль перед тем, как я погружаюсь в рваный беспокойный сон.

In the middle

Святослав:

Охрана доложила, что Валерия еще спит после процедур. Полночи по палате слонялась, вздыхала. Видит Бог, как я рвался к ней. Вливал в себя алкоголь, чтобы отключиться, не приказав водителю ехать в клинику. Не влетать как обезумевший от чувств идиот в палату, не обнимать ее...

Талова! Черт тебя дери! Ты как моя карма– вернулась ко мне на этом свете, чтобы отомстить за все прегрешения.

Этой ночью мне снилась Алена. Вот только глаза ее были большими и темными. Точь-в-точь как долбаный преследующий меня влажный взгляд Таловой. Ну а потом– потом и сама Валерия беспарданно ворвалась в сон– позорная, готовая на всё, она предлагала мне себя на полу той оранжереи, нисколько не стесняясь, раздвигала ноги, порочно улыбаясь...

Проснулся я с диким стояком и не менее ужасающей головной болью. Во рту пересохло, руки дрожали. Я так накидывался в последний раз, наверно, только когда не стало жены. Блядь! Усмехнулся– и тут же тупой выстрел боли в висок. Да так не я Талову от зависимостей избавлю, а сам сопьюсь к херам собачьим. Помощничек хренов! Спасатель, пля, Малибу!

Прислуга, что шебуршит по дому, косится на меня– видок, видимо, ещё тот, раз даже вышколенный персонал из лучшего агенства не может сдержать любопытства.

Пока я под обжигающе горячими струями воды пытаюсь прийти в себя, в голову лезет всякая ерунда– как искренне смеялась Лера этой ночью, как стеснялась, когда случайно перехватывала мой взгляд, с какой шемящей нежностью обнимала меня ночью, поправляя одеяло, точно добрая мамочка. Лера думала, что я спал, и это придало ей смелости. Я едва не кончил, когда нежные тонкие пальчики несмело прошлись по моей груди, поглаживая, исследуя моё тело. Затем, неуверенно замерев на мгновение, скользнули вниз. Как она вскрикнула от неожиданности, когда я перехватил ее ладонь, потянув на себя. Пыталась слезть, но я чувствовал, какой влажной она была, как хотела меня с той же силой, что и я её.

И как после Лера , прикрыв глаза и слегка откинувшись назад, объезжала мой член. Это было охранительно сладко.

Со злостью ударил кулаком в стену, чтобы боль хоть намного отрезвила. Рядом с ней чувствую себя словно с армейки вчера вернулся. И, конечно, ни то каких эскортницах речи быть не может. Этот пожар под силу унять только Таловой. Я вообще как представлю другую рядом с собой, что будет в рот заглядывать , как лучший в мире датчик мониторя малейшее изменение моего настроения, чтобы подстроиться– прям до тошноты. Силиконово-гиалуроновые бездушные куклы.

Уже когда, обжигая губы горячим кофе, в спешке одевался, поймал себя на мысли– а что, если мне такая и нужна? Возможно, другая и не вытащила бы меня из той трясины, в которую я все глубже погружался– алкоголь, секс, приносящий лишь разочарование и злость на самого себя, желание сию же минуту собрать дамочку, что лежит рядом, дать денег и приказать водителю отвезти ее куда угодно, хоть на край света, лишь бы подальше от меня?

А Лера, мать ее, стимулирует. Заставляет меня снова и снова испытывать эмоции. Притом, стоит признаться, не всегда отрицательные. Как там говорится, " может, когда хочет"? Да, этого у нее не отнять. Она реально может быть одновременно и ангелом, и самой хитрой стервой на свете.

Словно влюбленный дурачок сам покупаю по пути букет ( раньше я так делал лишь для жены, и то потом, спустя время, этим стал заниматься мой секретарь, уже знающий все ее предпочтения. Нет, не вручал, конечно же, лишь заказывал доставку), трясущимися после вчерашнего руками оплачивая. Потом ломаю себе голову на тему " а вдруг не зайдет, не понравится"? Я ж ее, если подумать, совсем не знаю– что ей нравится, чём увлекается. Помимо наркоты, естественно.

Нет, я знал когда-то девочку Леру Талову– тихую, скромную, наивную. Это она поверяла мне все тайны и желания когда-то, да я был, черт побери, кем-то навроде её личного дневника. А потом– бац, и девочка Лера выросла. Игрушки у неё стали другие, опасные.

Но сейчас мне странным образом не до этого, "похер, разберемся позже" , как любит говорить Леха, если видит проблему, требующую долгих и тяжёлых раздумий о ее решении или кучи действий. Леха вообще– солдафон до мозга костей, прямой и ...как бы назвать его, чтоб не обидеть. Он мне жизнь спас, вообще-то.

Правда, сейчас мне как раз тот самый " похер"– на Леху, на жизнь, на то, что творила Талова или что сейчас пытается вытворять. Мне главное– очередная доза. Мне было так хорошо вчера, и я руку дам на отсечение, что и ей. И речь не только о сексе, хоть и он у нас крышесносный. Нет, хорошо вместе– это гораздо более глубокое понятие. Серьезнее, чем вместе что-то смотреть и болтать, смеяться и проводить время.

Уже в больнице я понимаю, что почти паникую. Я, что не раз терял офигенно огромные суммы или в разы больше зарабатывал на сделках, волнуюсь о том, как пройдут эти переговоры, от которых зависит..Да я, честно сказать, хз, что зависит. Моя жизнь– будет слишком громко, мое удовольствие– слишком приземлённо.

Захожу в палату, отпустив охрану чуток погулять. Те и рады– задолбались сидеть ночь.

–Лера?– в беспокойстве оглядываюсь вокруг. В ванной никого, даже шкаф проверяю небольшой, что тоже есть в палате, ВИП же, мать твою. Койка пустая, не заправлена, как если бы Талову срочно вызвали на процедуры или ...она сбежала. Не может быть? Чувствую, как теперь уже моё сердце пропускает удары– НЕ! МОЖЕТ! МАТЬ ЕГО! БЫТЬ!

Бросая принесённый цветочный веник на кровать, пулей вылетаю из палаты. Да как так? Просочилась сквозь стены? Тут же везде охрана!. Уже мысленно представляю, что и как сломаю этим идиотам, что не уследили за обычной девчонкой, я вдруг вижу Леру в конце коридора. В больничной ночнушке, в которой почти утонула, семенит она за нагловатого вида молодой медсестрой. Завидев меня настороженно хмурится, но идёт навстречу.

–Ну, вижу, Валерия, за вами пришли– говорит медсестра, поздоровавшись со мной– не буду мешать.

Она уходит, а я вижу как у Леры в глазах проскакивает неприкрытое желание броситься той вслед– с такой тоской она глядит на медсестру. Я что, такой страшный, что Талова готова бежать за любым, кто может спасти? Или она уже наплела этой медсестричке свои любимые истории из серии " спасите, я в плену" или " потеряла память"? Нет, вряд ли. Тогда бы та не вела себя так спокойно.

–Лера, пойдем в палату,– всего лишь произношу, хоть и хочется сразу и всё обдуманное вылить на неё как ушат ледяной воды.

Она вздрагивает, когда я прикасаюсь. Еле заметно старается отодвинуться, но затем кивает, позволяя себя отвести. Да что происходит?!

В палате, замечая огромный букет, делает круглые глаза. Аккуратно присев рядом, не удерживается от того, чтобы не поднести его к лицу, наслаждаясь ароматом.

–Я не знал, какие тебе нравятся – мне кажется, или мой голос реально дрожит?

–Спасибо, мне очень нравится,– она поднимает глаза, и мне кажется, что она сейчас готова запустить этим букетом мне в лицо и бежать без оглядки, такой страх я вижу в их темной глубине.

–Лера, что случилось? Тебе плохо? – пытаюсь понять причину происходящего.

–Я....нет, хорошо. Просто слабость пока. Врачи говорят, что если не нервничать, то все нормализуется– тут она косится на меня, без слов, но мы оба пониманием значение этого взгляда. Дескать, " но какой покой с таким уродом как ты?".

–Лера,– я присаживаюсь рядом, отчего кровать натужно скрипит, а Талова отстраняется, будто слиться с белой пластиковой спинкой кровати желает– Я хотел поговорить с тобой. Предложить...-она нервно и охранительно сексуально облизывает пересохшие губы– и тут все заготовленные заранее слова вылетают у меня из головы. Взять бы ее прямо сейчас, мне до одури хочется убедиться воочию, что под этим больничным одеянием на ней действительно нет трусиков.

–Перемирие. – вылетает из моего рта раньше, чем я успеваю обдумать. Талова косится на меня как на диковинного зверя, не понимая, то ли бояться, то ли довериться. Сожрёт или позволит себя погладить? На мгновение мелькнула мысль, что она притворяется. Но странно– я не чувствовал. Я, который уже, как говорится, собаку съел на всех этих льстивых ужимках, попытках со мной познакомиться, подольститься, строить из себя невесть кого. Притом, не только от женщин. Тех ещё можно понять, инстинкт, мать его. Каждая самка ищет себе заведомо выгодного в плане обеспечения будущего потомства и ее самой всем необходимым. Для одной это мизер– жилье да нехитрая еда, отпуск на море. Для другой это– лакшери жизнь, личные самолёты, дорогие шмотки, драгоценности и остальное. Разница лишь в сумме.

Но были и мужики, которые пытались стать для меня друзьями. Приглашали на охоту или сафари, в баньку, на отдых. А все– ради будущих бизнес-проектов.

Одинаково фиолетово мне было и на тех, и на других. Но Талова...с ней мне хотелось просто быть рядом, не важно, притворяется или нет. Просто находиться в радиусе гребаного метра, зная, ощущая ее присутствие. И если первое время я считал, что это сердце Алёны так меня притягивает, то сейчас уже не знаю, что и думать.

–Перемирие?– недоуменно выдыхает она, вновь облизнув губы.

–Лера, прекрати так делать– хрипло бросаю я, стараясь отвернуться. Нужно сосредоточиться, а вся кровь прилила к члену, снова стояк нереальный.

–Как?– и краем глаза замечаю, как она в третий раз облизывает уже влажные чуть заметно дрожащие губы.

Я и не успеваю заметить, как она оказывается подо мной. Как я жадным поцелуем сминаю ее такой влекущий рот, а мои руки бесстыдно задирают кверху её рубашку.

–Я хочу тебя– хриплю я, задыхаясь, в перерывах между поцелуями. Лера сперва замирает, а потом отвечает мне тем же. Но , собравшись с силами, я отстраняюсь, помогая ей избавиться от рубашки. Это так эротично– голая, возбуждённая, с блестящими от желания глазами, она сидит на кровати, тяжело дыша.

Лёгкими поцелуями прохожусь по внутренней стороне бедра, Талова, пытаясь сохранить самообладание, тихо стонет, сжимая руками простынь. Замирая у ее набухших влагой складок, прохожусь по ним двумя пальцами, описывая круги вокруг клитора. Лера начинает дрожать, выдыхая тяжелые рваные полустоны.

Вхожу в нее пальцами, то двигаясь, то замирая. Она ещё больше раздвигает ноги, предлагая мне всю себя. И я беру– опускаясь ниже, ласкаю языком , слизывая влагу.

–Что ты... делаешь?– протяжно стонет она, пытаясь сдвинуть ноги. Но я удерживаю их руками, лишь усмехаясь в ответ:

–Врач сказал, что тебе нужны положительные эмоции– и слегка прикусываю зубами бугорок между складок, отчего она уже не может сопротивляться, откидываясь назад, на подушку.

–Да, о, Боже, да,– то стонет, то шепчет она. Ну, я, конечно, не он, но тоже кое-что умею.

I and Him

Валерия:

Мы едем в машине, моя голова лежит на плече Святослава, а он расслабленно поглаживает рукой мою ногу. Все это неправильно. Безумно. Безумно приятно, порочно. Будто бы какая-то неизвестная мне доселе развратная часть моей натуры вылезла наружу, загнав рассудок в самый темный угол подсознания. И теперь наслаждается происходящим, без страха упрёков с его стороны.

Да, я многое должна обдумать, да моя жизнь, наверно, висит на волоске. Да, всё, что я сейчас творю– чистейшее безумие. И все же мне так хорошо, так спокойно. Будто я в бушующем жизненном море нашла свою тихую гавань.

Конечно, я – не сумасшедшая. Я понимаю, чем это вызвано– все вокруг для меня новое, незнакомое. А он, хоть и причинил столько боли, зло, уже известное. Человек ведь боится больше всего лишь одного– неизвестности. Даже когда обречён, можно подготовиться. Тут я вспоминаю Анну Болейн, чью казнь откладывали и откладывали, доведя тем самым экс-королеву до сумасшествия. И едва не рыдаю в голос– ну как же так?! Почему я вспоминаю вот такие, совершенно не нужные мне сейчас, факты, а о себе – белый лист. Никаких вспышек или озарений.

***

Святослав предложил мне перемирие. Смешно, конечно, будто у нас была война. Нет, я всего лишь несчастная жертва психопата– социопата, что каким-то образом смог расположить меня к себе. А ведь это должна была сделать я. И я уже не понимаю, где та грань, между которой– настоящая я и та, что играет?

Линда, так зовут медсестру, что говорила со мной, рассказала мне многое. То, во что и поверить можно с трудом, но факты говорят сами за себя, как минимум, с женами. Первая скоропостижно умирает, стоит ему пожелать жениться на второй. Вторая же умирает тогда, когда заходят слухи о том, что она неверна мужу. Когда вездесущие журналисты ловят ее на отдыхе в одном из сверхдорогих отелей с очень влиятельным человеком. Ловят с фото и видео– вот она поправляет платок, призванный, видно, скрыть, кто она такая; вот ее спутник обнимает ее за талию, жарко целуя напоследок в губы; вот усаживает ее в свою машину, придерживая дверь. Конечно, все это называли дипфейком, а представители Святослава ещё пригрозили судом, да вот только в суд не подали. Правда, сделали вернее,– он попросту купил этот медиахолдинг. Естественно, вышвырнув на улицу с худшими рекомендациями и без копейки тех самых журналистов, что делали статью. А немногим после этого и его жена разбилась в аварии.

И, если допустить, что хоть капля из его лжи– правда, то во мне действительно её сердце? Странно, разве я не ощущала бы этого? И тут накрывает осознание– а что, если мое влечение к нему, результат этого? Все путается в мыслях, сплошной абсурд, мелодрама. Будто не жизнь, а дешёвый мыльный сериал.

–Давай сходим куда-нибудь?– вдруг предлагает Святослав, и тут же добавляет– Как тебе станет немного лучше, не сейчас.

Кукловод. Настоящий кукловод. Чуть ослабил ниточку– и снова натянул.

–Хорошо,– вяло киваю я, устраиваясь поудобнее на его плече. Говорить не хочется. Думать тоже.

–Это для твоего же блага– бросает он, а мне хочется добавить " сказал удав кролику", но я молчу, памятуя, что должна держаться. Делаю вид, что мне всё равно, что я почти смирилась:

–Да, конечно.

Когда мы доезжаем до ресторана, где нам отводят огромный кабинет просто для того, чтобы перекусить, я решаюсь начать:

–Скажи, а...все, что ты говорил о сердце твоей жены... моём, вернее, теперь моём, правда?– вижу, как он с силой сжимает вилку так, что та сгибается ровно пополам.

–Да, правда. – отрывисто бросает он, а затем добавляет недовольно– Давай есть.

Что же, я с первой попытки потерпела фиаско. Вот вам и Мата Хари. И я замираю с вилкой, так и не донеся ее до рта– ну вот, опять воспоминания. Похоже на медленную загрузку обновлений в телефоне– еле-еле, по несколько процентов. Вот только там– в час, а у меня? Вдруг, в год? Или вообще никогда?

Опять пытаюсь настроить себя– успокойся, успокойся. Твое волнение и нервы лишь всё испортят. Когда я рыдала от страха перед Линдой, там, уже в процедурном кабинете, умоляя спасти меня сейчас, она сказала мне одну важную вещь:" Ты в безопасности по крайней мере несколько недель, пока не надоела ему. А ещё ты должна сделать это не только ради себя, а ради всех тех несчастных, что будут после тебя".

И я согласилась.

–Скажи,– вновь это дурацкое " вводное слово", но с налаживанием мостов и мало-мальски нормального диалога у меня пока не очень– А куда ты хотел меня пригласить? Я бы хотела в парк? Или куда-то на природу, я так измучилась в четырех стенах.

Ну, про " четыре стены", я , конечно, загнула– на территории дома и придомовой можно разместить как раз целый парк, но я использую метод " чуток вызова+щепотка правды"– нужно заверить его в том, что я честна с ним. Раз позволяю себе такие высказывания о том, чего затрагивать раньше не решилась бы, боясь разозлить.

Святослав молча оценивающим взглядом проходится по мне, а я играю дурочку, налегая на еду, и будто не замечая этого. Наконец, он отвечает:

–Здесь есть довольно неплохой, большой парк. Если ты захочешь, мы можем там прогуляться. Но я хотел пригласить тебя на пару мероприятий.

И снова я использую свой прием:

–Ты знаешь, мне неловко там. Сперва я думала, что стану центром всеобщего внимания– все будут смотреть, осуждать, обсуждать. А потом увидела, что наоборот– никому особо и не интересна, и я не знаю, что задело меня больше– глупо улыбаясь, размахиваю перед собой вилкой.

Святослав лишь ухмыляется такой моей болтливости и непосредственности, но, кажется, заглатывает удочку:

–Поверь, там большинство – с такими же мыслями. Именно поэтому они щеголяют перед друг другом всем, чем могут, ведут себя как пафосные снобы. Они боятся не меньше твоего, что найдется кто-то, кто скажет– а что вот он здесь делает?

Так, молодец, Лера. Первый шаг сделан и, вроде, довольно успешно.

–А ты? Мне кажется, ты так не думаешь? – осторожно продолжаю я– Я видела, как ты себя ведёшь, для тебя такие мероприятия в порядке вещей, ты там– как рыба в воде, не так ли?

Глупо улыбаясь, я покачиваю вилкой, и тут же морщусь от боли– мою другую руку, что лежит на столе, смял своей здоровой лапищей Соболев:

–Какую игру ты задумала, Талова? Что происходит, чёрт побери?!– его глаза буравят меня так обжигающе, что, кажется, прожгут дыру насквозь. Вот и " втерлась в доверие", меньше минуты...

Но то ли упрямство, то ли неясная бравада заставляют меня играть дальше. Опустив глаза, тихо бросаю:

–Та сам сказал– перемирие. Я пытаюсь его поддержать. И ... мне больно– кошусь я на руку.

Он тут же убирает руку, не сводя с меня взгляда. Затем кивает, сухо бросив " извини".

Я не могу понять, поверил ли он. Да и как может быть, что жертва становится равной похитителю, втирается в доверие– эта мысль свербит на задворках сознания. Но тут же ей возражает другая моя сторона– а Роксолана? Из пленницы и жертвы стала любимой и единственной, женой и правительницей.

Истерический смешок вылетает из моих губ прежде, чем я успеваю заметить– ну надо же, может, я историей увлекалась? Иначе отчего почти все, что вспоминается, связано с нею.

–Лера, прости, я виноват,– удивляет вдруг меня Святослав, и я вспоминаю, что он все ещё наблюдает за мной– Я не должен был себя так вести, просто...– я вижу, как работают желваки на его лице, но он молчит.