Текст книги "Вопреки (СИ)"

Автор книги: Luchien.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Вика молчит. Опускается на колени напротив, достаёт вату, перекись. Промокает осторожно. Нежно. Закусывает губу.

– Не бойся, выживу. – Он пытается шутить. Пытается говорить хоть что-то. Только не молчать. Не видеть её глаз, подёрнутых влагой. Не чувствовать её обиду, что волнами захлёстывает обоих.

– Прости. – Он выдыхает, пытаясь поймать её взгляд. – Прости, Вик. Я должен был всё объяснить. Сказать, чтобы ты была осторожна.

– Так вот зачем ты Даню ко мне приставил? – Она сощуривает глаза, качает головой. Укоризненно. Печально. – Ты мне не доверяешь?

Он молчит. Что тут говорить? Что намерено от неё дистанцируется? Что всё это время боялся того, что сейчас почти произошло?

– Прости, Вик, – повторяет Игорь. – Я правда думал, что так будет лучше.

– Лучше. – Она усмехается. Проводит по его губам влажным бинтом. Осторожно дует на мелкие ранки. – Кому лучше, Игорь? Что вообще для нас лучше, ты знаешь?

– Для нас лучше – подальше друг от друга держаться. – Он первым отводит взгляд, опускает глаза. Дышит прерывисто. Голова раскалывается, мысли путаются. Что за чушь ты сейчас несёшь, Соколовский?

– Мне уехать? – Вика подбирается. Голос сухой. Деловитый. Тот, что на расстояние сразу отодвигает.

Игорь качает головой. Медленно – каждое движение отдаётся острой болью в висках.

– Останься. – Хрипло. Еле слышно.

Вика смотрит пристально. Закатывает глаза, сама себя ругая. Только о себе думаешь, Родионова. Не тебя пять минут назад по номеру швыряли, да головой об камень били. Он от боли говорить не может, а ты со своими претензиями. Хороша, нечего сказать.

– Очень больно? – Она осторожно касается его плеча. Игорь мычит что-то, не пытаясь даже кивать. – Пойдём.

Помогает подняться. Ведёт в спальню. Укладывает на постель. Здесь темно, и боль становится меньше. Вика бежит в комнату, пытается найти свою сумку. Она точно помнит: Стас её в угол швырнул. Она видела. Точно.

Нырнуть внутрь, пытаясь отыскать лекарства. Раздражённо выдохнуть. Высыпать всё на пол. Больно. Как же ему, наверное, сейчас больно! Вот она – серебристая пачка. Покупала Ане. Игорю должно помочь. Обратно в спальню бегом. Помочь ему проглотить таблетку, придержать голову. Осторожно снять пиджак, туфли. Укрыть.

И выдохнуть.

Он спит. Ровное дыхание оглушает в тишине. Вика всхлипывает. Глухо. Горько. Прячет голову в коленях, так и оставшись сидеть у его ног. Сколько можно, Родионова?! За что ты так с собой? С ним? Сколько ты от него бегать будешь? Его в любой момент убить могут, а ты всё в чужое счастье играешь? Ты для кого себя в жертву приносишь?

Сегодня там чуть не умерла. Сама чуть не умерла, когда Стас его бил. Пока перерезала верёвки. Пока прислушивалась к звукам, боясь, что вот-вот грохнет. Выстрел. Страшно. Навсегда.

Где-то в комнате звонит телефон. Пусть звонит. Всё равно. Сейчас она там, где нужнее всего. Нужнее кому только? Ему или ей?

Истерика проходит быстро, оставляя после себя легкую головную боль. Никуда она отсюда не уедет сегодня. А завтра… А завтра пусть прогоняет. Убрать в ванной осколки, плеснуть в лицо холодной водой. Выдохнуть. В зеркало на себя полюбоваться. Хороша. Лицо и шея в красных пятнах. Взгляд бешеный. Он опять тебя с ума сводит. И ты опять идёшь у него на поводу. На поводу чувств.

В спальне полумрак. На белоснежной кровати темная фигура Игоря выделяется. Вика замирает в проёме, глядя на него, невольно вспоминая последнюю ночь в СИЗО. Как давно это было. В прошлой жизни. Пора начинать новую.

Она осторожно ложится рядом, сворачиваясь клубком на краешке кровати. Смотрит на него, впервые за долгое время не таясь. Отмечает глубокую морщину, давно врезавшуюся между бровей. Губы, даже во сне упрямо сжатые. Сколько ты ещё в себе носишь, Соколовский? Может, пришла пора поделиться?

***

Игорь просыпается резко, поначалу пытаясь понять, почему лёг спать одетым. Но постепенно события вечера возвращаются, и первым делом он садится, ища глазами телефон – позвонить. Срочно позвонить Вике, узнать, как она. Взгляд скользит по тумбочке, полу, возвращается к кровати. Сердце замирает. А потом ухает и стремительно летит вниз, заливая теплом всё внутри.

Она не ушла. Спит рядом, подложив под щёку ладонь. За что ему такое чудо? Он осторожно ложится рядом, боясь разбудить. Словно и не вскакивал только что. Протягивает руку и убирает локон, упавший на лицо.

Родная. Щемящее чувство нежности затапливает, не давая вздохнуть. Хочется прижать её к себе так крепко, как это возможно. Прижать, и никуда никогда не отпускать. Запереть здесь. И самому остаться рядом.

Как же он сегодня за неё испугался… Прерывистый вздох невольно срывается с губ, и Игорь готов проклинать себя за него – услышала. Вика медленно открывает глаза и смотрит. Смотрит, не отрываясь, пристально, серьёзно. И молчит. А ему вдруг от этого взгляда хочется сбежать, скрыться. Только бы не чувствовать себя опять ничтожеством. Трусом. Убежать бы, да некуда.

– Я уже говорил тебе сегодня «прости»? – с трудом выдавливает он из себя, пытаясь улыбнуться. Но улыбка слабо помогает. Вика не отвечает. И он уже готов умолять. Сознаться во всех грехах. Во всём, в чём обвинить пожелает. Только бы не плавиться сейчас под огнём её обвиняющего взгляда.

Но вот она вздрагивает. Тянет к нему руку. Касается ссадины над бровью. Нежно. Невесомо. Сосредоточенно разглядывает его лицо, выискивая другие доказательства того, что Стас ей не приснился. Что это действительно было – страх потери, бессилие, облегчение…

Игорь не двигается. Позволяет её пальцам касаться скул, очерчивать контур губ, сосредоточенно следить за этими движениями, словно от них его жизнь зависит. Он пытается унять бешеный стук сердца, боясь, что он оглушает не только его. А вдруг она испугается? Вспорхнёт с кровати, как и не было. И он не двигается. Только осторожно губами тянется к её руке, касаясь кончиков пальцев. Прикрывает глаза, боясь на неё посмотреть. Боясь осуждение увидеть. Укор. Упрёк. Лучше не видеть. Только чувствовать. Её касания. Её дыхание на коже, вкус её губ…

Он выдыхает рвано, решаясь, притягивая к себе одним движением. Властным. Сильным. Уже не сбежит. Он не позволит. Игорь подминает её под себя, сгребая в охапку, сжимая в руках, крепко, чтобы вдохнуть не могла. Чтобы мысли о том, что можно ещё уйти, выветрились.

И она не сопротивляется. Всхлипывает, словно смиряется, и по груди проводит нежно, робко. Как в первый раз. Хотя какой там первый раз, тогда по-другому всё было… А сейчас неспешно. Ласково. Нежно. Поцелуй, начавшийся требовательно, почти грубо, сбивается. И теперь они целуют друг друга, изучая, каждую невидимую ранку зализывая.

Руки блуждают по телу, не спеша освобождать от одежды. Не торопясь обнажать, оглаживая ткань рубашки. Её. Его. Цепляясь за пуговицы и снова возвращаясь к шее, ныряя в волосы. Он зарывается носом в ямку между ключицами, чувствуя, что готов молиться на неё. Вот прямо сейчас встать на колени и молиться на женщину, что сейчас лежит перед ним. Приподнимает рубашку подрагивающими пальцами и касается живота, улыбаясь куда-то чуть ниже пупка, глядя, как непроизвольно вздрагивают её мышцы.

Они раздевают друг друга, будто впервые. Открывая каждый сантиметр тела, жадно разглядывая, целуя, касаясь. И когда он берёт её ногу, закидывая на своё бедро, и когда она подаётся вперёд, принимая его, это кажется самым естественным, самым правильным, что хоть когда-либо с ними происходило. Движения медленные, чувственные, томные. И стоны, протяжные, сладкие, на выдохе. Они впервые любят друг друга, по-настоящему, не спеша, отдавая, отдаваясь. И после ещё долго не размыкают объятий, лениво целуя плечи, шею, скулы. Молча. Говорить не чем. Завтра будут разговоры. Или уже сегодня.

Игорь опять просыпается первым. Смотрит на неё, такую нежную, на этих простынях белоснежных, в разметавшихся пшеничных кудрях. На свою женщину. Никому её не отдаст, пусть даже отнять не пытаются. Хватит. Игры кончились.

Мысли все о ней, вокруг неё. Мечты о том, как день проведут. Как вместе будут просто так, не по работе. По-человечески. Как пара обычная. И улыбка, счастливая, невольно расплывается на лице.

И по хер на Стаса, и на Игнатьева. На всё, что ещё вчера казалось важным. Сейчас важно одно – та, что спит в его кровати. Самый важный человек в его жизни.

Он чувствует, когда она просыпается. Чувствует, хотя ни звука из спальни не доносится. Выглядывает из ванны. Улыбается.

– Ты очень красивая.

Вика молчит. Смотрит прямо перед собой. Ещё не отошла от вчерашнего. Конечно – она ведь не робот.

– Давай проведём этот день вместе. Закажем завтрак. – Он уже предвкушает это – заказать кофе и круассаны, и цветы, чтобы всю комнату заняли. И любить её посреди благоухающего великолепия, снова и снова души касаясь.

– Мы и так проведём день вместе. На работе. – Голос Вики сух. Она злится. На кого? На себя, или на него?

Игорь подходит, садится рядом. Тянется, чтобы её почувствовать, чтобы поцеловать. Но она отворачивается в последний момент.

– Давай приедем на работу по отдельности.

Стыдится. Она стыдится. Его? Или того, что с ним ночь провела?

Игорь застывает. Отодвигается. Кивает медленно, пытаясь понять. Пытаясь оправдать. Она устала. Она не хочет всё усложнять. В конце концов, с Даней ведь не ему разговаривать… Он понимает. Наверное, понимает.

========== 23. Жизнь – не кино ==========

Она давно проснулась. Только глаза открывать не хочется. Слушает, как Игорь вздыхает, поворачивается осторожно, стараясь не скрипнуть кроватью. Чувствует его взгляд, каждой клеточкой чувствует. И заставить себя глаза открыть не может. Больно.

Вчера его чуть не потеряла. И в любую секунду потерять может. Это так невероятно страшно, так резко воли лишает, разума, что Вика до сих пор думать об этом боится. О том, что вчера пережила. Что они пережили.

А ещё в ней тлеет раздражение. Пока глухое, еле заметное, но она-то себя знает. Совсем скоро всколыхнётся, изнутри поднимется, и она опять злиться будет. На него за геройство ненужное. На себя, что без оружия была. Что не пристрелила урода этого. В голове невольно прокручивается короткая стычка со Стасом. Хорошо хоть, не растерялась. А ведь поначалу, когда очнулась, накатила паника. Волной удушливой. А когда узнала, кто перед ней, стало страшно. Потому что поняла – не её он убить собирается. Не она его цель.

И шаги его по коридору похоронным стуком в ушах раздаются. Как гвозди в крышку гроба. Его гроба. Игоря…

Игорь успел встать и уйти в ванную, поэтому Вика позволяет себе зажмуриться. Крепко. До ярких точек перед глазами. Чуть не потеряла.

Вздыхает. Открывает глаза. Щурится. Слишком много белого. Слишком ярко. Будто новой жизни начало. Не про неё. Разобраться бы.

– Ты очень красивая. – Он стоит в дверях, любуется, открыто. Улыбается. Счастливо. А ей выть от тоски хочется. Потому что не надо сейчас ничего этого. Ни улыбок его понимающих, ни взглядов ласковых, ни губ горячих. Отворачивается. Щёки вспыхивают. Жарко.

Запуталась. Она запуталась. Зачем это всё? Как теперь Дане в глаза смотреть? Как теперь на себя смотреть в зеркало? Что дальше, Родионова? Опять на тихую с двумя встречаться? Вика вздрагивает – его губы, ищущие, совсем близко. Не надо, Игорь. Только хуже сделаешь.

– Давай проведём этот день вместе. Закажем завтрак.

Номер. Завтрак. День вдвоём… Ты из какой сказки вышел? Знаешь же – не про нас это.

– Мы и так проведём день вместе. На работе. – Получается грубо. Злится на себя за это. Ей неловко. Сейчас так неловко, что хочется в одеяло с головой зарыться и лежать так, пока не уйдёт. Игорь или смущение – не важно.

– Давай приедем на работу по отдельности.

Хочешь по-новому начать, по-настоящему? Тогда не дави. Не надо. Я сама свои проблемы решу с Даней. Не заслуживает он, чтобы его перед фактом ставили. Так ставили.

Игорь соглашается легко. Она ждала возражений. Готовилась.

В ванную – на автомате. И первым делом в зеркало. Куда ты опять полезла? Зачем это всё тебе?

Внутри – клубком. Любовь – злость – стыд – надежда. Голова кругом. Страшно жизнь свою менять.

Домой в такси. Противно. Неправильно. Не так надо бы. Тоскливо смотрит в окно. Серый город. Опостылел уже. И даже краски яркие, мишура и лампочки, не работают. Не сейчас. Внутри серо.

И Игорь – гирлянда новогодняя. Долгожданная. Яркая. Сочная, как мандаринов запах.

Вика вздыхает прерывисто, бросает быстрый взгляд в зеркало, встречаясь с понимающим взглядом таксиста. Понимающим. Ещё бы. Игорь вышел её провожать.

Дорогая гостиница. Дорогой мужчина. И она – как дешевка, после ночи на улицу выставленная.

Только не правы вы все. Вы ничего не знаете, слышите! Она могла остаться. Могла.

Но не может.

Зубы стиснуть сильнее. Деньги водителю в руки. И домой. К Ане. К её взгляду, вечно осуждающему. Чем недовольна? Почему я ей всегда всё должна?

Вика любит свою сестру. Любит крепко, не любить не может. Но это тяжело – быть старшей. Всегда на высоте. Всегда примером. Всегда опорой.

Кто бы ей опорой был?! Кто бы плечо подставил? И на кухне посидел, послушал?

Она любит Аню, но она устала. Даже сильные устают. Она – не исключение. И сестра с вечным «дай»… Вика заходит в ванну, оглядывается, словно боится, что увидит. В слабости. В отчаянии. Разбитую.

Она устала. До крика. Беззвучного.

Так и хочется сказать иногда сестре – сама! Делай сама всё! Ты уже выросла! Оставь меня в покое со своими проблемами! Я для тебя всё делаю, слышишь?!

Не может. Вика не может такое сказать. Никогда. Не так воспитана. Даже в голове не укладывается – родного человека обидеть. Почему же Аня позволяет себе её обижать? Вот и сейчас – в глазах упрёк.

Вика на грани. Закричать бы. Громко. Посуду разбить. Не важно, какую. Но нельзя. Холод. Сдержанность. Так мама учила. Так папа говорил. Ты же сильная, Родионова. Терпи. В себе всё. Зубы стиснув.

В отделении как всегда. Разве может быть иначе? И сейчас она рада этому. Рада, что можно отвлечься, не думать. Не ловить взгляд глаз зелёных. Не думать о нём.

Все мысли туда. В аптеку. К заложникам. К тому, кто их захватил. Вот она – жизнь её настоящая. А не то, что в фильмах по телевизору показывают, где миллионер в простушку влюбляется. Здесь понятно, кто плохой, кто хороший. Кому помощь нужна, а кому – камера.

За весь день и двумя словами не переброситься. Ни с Даней, ни с Игорем. Тот опять куда-то бежит, уезжает в поисках правды. А ей остаётся только ждать. Смотреть на тёмные окна витрин, и думать, что с ней не так. Почему нельзя, чтобы было просто? Чёрное и белое, без полутонов?

Даня молчит, только смотрит странно. От взгляда его хочется прощения просить. Будто он может знать. Будто понял, когда ночью звонил, где и с кем была. Будто смог заглянуть, увидеть. Почувствовал…

В аптеке выстрелы, группа захвата готова. Вика нервно смотрит на дорогу, ждёт. И он успевает. Как всегда в последний момент. Эффектно. Как в кино.

И снова, героем, в самое пекло. Не думая ни о чём и ни о ком. Забыв о ней, о том, что жизнью рискует… Вика нервно прикусывает губу, бросает быстрый взгляд на Даню. Но он не смотрит. Или не хочет. К лучшему.

Заложники выходят, Даня рядом тихо выдыхает. Словно до последнего думал, что Игорь не справится. А он там стоит. Всё ещё в аптеке, с убийцей. Без защиты. Без жилета. Без оружия.

Вика стискивает зубы, крепко, аж скулы сводит. Так ведь всегда будет. С ним так будет всегда…

Он выводит захватчика, смотрит спокойно, уверенно. И её отпускает. Становится легче. Решение – вот оно. Каждый день готова терять его, чтобы снова находить. Чтобы знать, что он к ней возвращается… И тонуть в нём, в его взгляде, на неё обращённом.

Дальше, как в замедленной съёмке. Пистолет из сапога, Даня, в последний момент её прикрывающий… И глаза его, голубые, удивлённо распахнутые.

С ним в больницу. Хоть и жилет, а рёбра могут быть сломаны. Едет и думает, думает, думает. Что дальше? Теперь сможешь бросить? Как? Слёзы сами собой текут, непрерывно. Фельдшер в скорой смотрит жалостливо.

– Не волнуйтесь, у него всё в порядке будет.

И она кивает. Всхлипывает. Вытирает нос. Не дрейфь, Родионова. Значит, судьба так решила.

Холодно, но Вика не чувствует мороза. Снег под ногами поскрипывает. Щиплет щёки. Игорь сидит с Пряниковым на лавочке. Ждёт. Её. Её ответа. Её решения. Почему ему отказывать всегда легче? Почем от него отказываться легче?

Пряников уходит, а Вика опускается рядом на скамейку, смотрит прямо. Не может она в глаза ему сейчас смотреть.

– Ты ему сказала? – Голос Игоря слишком равнодушен. Он уже понял.

– Нет. – Она бросает на него быстрый взгляд. – Не сейчас.

Игорь кивает. Кто бы сомневался.

– А когда?

– Я не могу сейчас его бросить. Он меня прикрыл собой, понимаешь?

Игорь кивает. Конечно.

– Я вызывала такси, отвезу Даню домой. – Вика говорит, а самой кричать хочется:

«Останови! Возмутись! Поспорь!». Но Игорь молчит, губы поджимает.

– Ну, пока? – Уходит. Не оборачиваясь. И ей вдруг становится холодно.

Даня молчит всю дорогу. Только руку её в своей держит, поглаживая. Словно выпустить боится. А ей тошно. От себя. Хуже, чем утром. Теперь так всегда будет?

Голова раскалывается, и Вика рада, что наконец этот день закончился. Тяжёлый, длинный, мутный. Дома Аня. Опять упрёки. Незаслуженно. И злость изнутри поднимается, сдержать бы.

Аня говорит сбивчиво, быстро. Обвинять пытается. Лучшая защита – нападение. Вика это понимает. Но не перебивает. Хочет выслушать. Узнать. Что в себе сестра носит. Хорошо, когда есть человек, который может выслушать.

– Думаешь только о себе! – Аня кричит, в лицо бросая обидное, неправильное, несправедливое.

Убегает, дверью хлопая. Оставляя Вику со своими мыслями. С сожалением. Об очередной возможности, навсегда потерянной.

Она устала. Действительно за сегодня устала. Ничего не хочется. Тишины и покоя. Где-нибудь подальше отсюда. С кем-нибудь, очень любимым.

========== 24. Не пытайся обмануть. Хотя бы себя ==========

«Ты же понимаешь. Я не могу его сейчас бросить»

Понимает. Он всё понимает. Или хочет понимать. Впрочем, как и всегда.

Как всегда, Вик, когда я так близко к тебе подхожу, что кажется – бежать некуда. А ты сбегаешь. Как всегда.

Может, тебе и не надо ничего. Может, я себе придумал тебя? А ты другая. На самом деле другая. И это странно. Думать так о тебе – странно.

Ты непредсказуемая. Хотя нет. Как раз наоборот. Каждый твой шаг можно предугадать, просчитать на год вперёд. Удивлять? Не про тебя, Вик. Не про тебя. Думаешь, я не понял, что ты со мной не останешься? Ещё утром, в номере, ничего не понял? Ты не играешь, Вик. Ты так живёшь. А я, кажется, начинаю уставать от этих качелей…

Мысли снова только вокруг неё крутятся. Сейчас, когда только о мести надо думать. Только о том, что Игнатьева почти прижал. А он только о ней. Даже вчера, в кафе, когда Жека с Ниной напротив – такие счастливые. А перед глазами она. На лавке у больницы. Слова цедит через силу.

А он опять всё понимает.

Звонок из смутных снов выдёргивает. Игорь снимает трубку, не глядя. Вика. Её голос на другом конце провода – и улыбаться хочется. Нежно. Только слова её сон резко прогоняют.

Аня пропала.

Первая мысль – Стас. Но по дороге понимает – не он. Тот бы на такое не пошёл. Ни к чему.

Вика растеряна. Но не напугана. Нервничает. Кухню шагами меряет. А ему вдруг так тепло становится. С трудом улыбку сдерживает.

Она ему позвонила. Не Дане. Ему. Стало страшно – позвонила. Помочь. Может, шаг вперёд, хоть и крохотный.

Они опять вдвоём. Наедине. И коснуться её нестерпимо хочется. Чуть наклониться – и поцеловать. Нежно.

Ключ в двери заставляет поморщиться. Вернулась. Как всегда в подходящий момент. У тебя, смотрю, все моменты – неподходящие, Соколовский.

Игорь понятливо уходит. Ему пока здесь точно не место. Не в разборки между сёстрами влезать. Без него разберутся.

А вот Жека не разберётся. Ему помочь надо. Подработать Купидоном на полставки.

За него радостно. И вообще настроение с утра отличное. В пору в пляс пускаться. Она ему сама позвонила. Не по работе. По личному.

Личное. Неужели у них всё-таки может быть это самое «личное»…

В отделе Даня. Как всегда мрачный. На них с Жекой недовольно косится. Тронь – зарычит и бросится. Как медведь раненый.

Телефон бодро трезвонит в кармане, и он удивлённо смотрит на экран.

– А вот и Вика.

Успевает поймать злой взгляд. Обойдёшься, Даня.

Только голос в трубке чужой. Мужской. Нервный. И угрозы, что он говорит – не пустые. По позвоночнику ледяная дрожь. Пальцем – на громкую. Поймать взгляд короткий. Соперника? По хер. Сейчас все равны. Из отдела одновременно. Нервы на пределе. Только голоса в трубке: ровный, спокойный, Викин. Чужой, дрожащий, озлобленный. И Аня. Верещит. Как свинья на убое.

Педаль в газ, агрессивная езда, мать её. Пусть только попробует кто остановить. И уже у дома то, чего все трое боятся. Выстрел.

Игорь бежит следом, шаги замедленные, ступенек много. Слишком много. К Вике в квартиру, и уже на пороге – всхлипы с подвыванием. Истерика. И причитания Анины. Даня уже внутри. Уже рядом. А он вдруг понимает, что идти дальше не может. И на полосу кровавую по кафелю смотрит, не отрываясь.

Её кровь.

Ноги подкашиваются, разом. На колени опуститься и прижаться лбом к шкафу. Глаз с неё не сводить. Смотреть и не сметь даже пошевелиться. Чтобы схватить. Прижать к груди. Унести в больницу. В самую лучшую.

Мысли ворочаются вяло, словно вязким киселем облитые. Только лицо её серое, и кровь. Крови много. У Дани руки в крови.

– Воды дай! – Данин окрик выводит из ступора резко, и Игорь вздрагивает, спохватывается. Время снова возвращается к привычному ходу, летит стремительно. В ушах Жекин голос:

– Скорая. Ранен полицейский.

Анины причитания:

– Ва-адик! Ва-адик!

И Вика. Бормочет еле слышно что-то о том, что ранена только рука. Что всё в порядке.

А ещё дыхание. Его дыхание, Игоря. Громкое. Да кровь в ушах шумит. Стучит ритмично в такт сердцу.

За носилками медленно. Как потерянный. Потому что не правда всё это. Ранение, кровь, обморок. Не правда. Не с ней. С Родионовой так не бывает никогда. Она всегда собрана. Сдержана. Не напугана. Не беззащитна. Не такая она.

В больницу вдвоём. Молча. Соперники. Игорь горько усмехается. Стискивает руль крепче. Мужики, мать твою. Как слепые котята за мамкой. Чуть ли не за ногу её держаться, только бы не потерять.

У палаты опять вдвоём. На врача – с надеждой. Кажется, в его глазах мелькает понимание. Но он говорит лишь о состоянии Вики. Всё в порядке. Завтра можно навестить.

В отдел снова молча. Только теперь спокойно. Напряжение спадает, остаётся усталость. И желание занять себя, лишь бы не думать, не вспоминать. Она у врачей. Всё хорошо. Всё обязательно будет хорошо.

Новое расследование находится быстро. И оба с головой в него. Распутывать. Думать. Строить догадки. Обсуждать. Только не думать о ней. О том, что она там одна, беззащитная.

Утром первым делом – к больнице. Просто увидеть. Хоть краем глаза.

Даня уже здесь. Стоит у входа, с врачом разговаривает. Игорю всё равно. Проходит мимо, не оборачиваясь. Пусть что хочет думает. Он не к нему пришёл. К Вике.

– К ней нельзя.

Врач непреклонен. Даже слишком. Игорь кивает. Значит, сама видеть не хочет. Не стоит ему рассказывать, как опасно получить пулю в плечо. Так опасно, что даже навещать нельзя.

Что ж. Думай, Вик. Думай, решай, что и как тебе лучше. С кем тебе лучше. Потому что я ответ не просто попрошу. Потребую. И ждать больше не стану.

С Игнатьевым ещё чуть-чуть, и закончит. А потом… Нет, Вик, потом ты от меня больше не убежишь. Ты сегодня мне два раза понять дала, что у меня есть шанс. И не просто шанс – ты меня выберешь. Меня, слышишь?! Теперь вы с Даней местами поменялись. Он жив и здоров. Ты – в больнице с пулевым. Теперь тебе выбирать. Не он тебя закрыл от пули. Не ему ты звонила, прося о помощи. Нет, Вик. Больше не обманешь.

Подумай сегодня, Вик. Потому что завтра я уже так просто не уйду.

Расследование идёт своим чередом. Убийцы, серебряные заточки, экстрасенсы… Знал ли ты, Соколовский, что в полиции, оказывается, так весело? Знал бы, раньше пришёл. Вот уж точно. Что ни дело – загадка. Что не преступник – драма. Нервы щекочет. Жить хочется.

Вечер – мысли о мести. Давно не было возможности обдумать. Спокойно. Пройтись по плану. Отметить этапы пройденные. Подавить зарождающееся чувство. Триумфа. Потому что рано. Рано говорить об этом. Сначала разорить окончательно. А потом… Я знаю, Аркадий Борисович, на кого вы миллионы тратили. Из фондов компании. Вы ещё сомневаетесь, что все случайности случайны?

Утро – с одной мыслью – заехать к Ане. Нет, её как раз не жалко. Совсем. Глупая. Молодая. Наивная. А на сестру зубы скалит будь здоров.

Вику жалко. Переживает. Как же – её любимого убила. Надо поговорить. Попросить, чтобы пришла. Чтобы навестила. Потому что это не Ане надо. Это Вике надо. А то, что Вике на пользу пойдёт, он из-под земли достать готов. Пусть только скажет. Или не говорит, он и так поймёт. Потому что чувствует. На расстоянии её чувствует.

Даня приходит позже. Попросила. Его попросила. Игорь философски пожимает плечами.

А меня просить не надо.

Настроение не испортить. Весеннее. В душе весна цветёт. Поэтично? Так это любовь, Соколовский! Цветы для неё только такие – из другого времени года. Яркие. С нежным запахом. Как напоминание о тепле. О солнце. О том, что скоро всё заново начнётся. Жизнь новая. На двоих.

Она лежит на кровати, такая… обычная. Близкая. Настоящая. Вот она – настоящая. Черты лица во сне смягчились. И хочется стоять, просто стоять и любоваться, забывая, как дышать. И чувствовать, как сердце сжимается сладко.

Родная. Его родная.

Вика открывает глаза и улыбается. Робко. Но в глазах – радость. Я тоже рад тебя видеть, Вик. Можно, я с тобой навсегда останусь? Хотя бы вот так – рядом стоять.

Даня останавливается на пороге, держа в руках цветы. Осенние. Точно, Дань. Осень – увядание. Заканчивается твоя пора. Или уже закончилась. Только ты пока этого не понял.

– Может, нам расписание придумать?

Раздражение, глухое, неприкрытое, прорывается. Не смолчать. Откуда они берутся, кайфоломы эти? На какой фабрике их штампуют?!

– Уходите. Оба.

Вика злится. Зря ты так, Вик. Может, нам бы при тебе разобраться. Решить, кто. Или ты до сих пор не решила?

Игорь уходит покорно. Спорить смысла нет. Он в одном уверен – спор в его пользу разрешится. Если он есть ещё, спор этот. Пусть Даня бесится. Пора уйти в тень.

Посоветовать ему, что ли, как отступать надо? Игорь весело фыркает, нажимая на газ. Всё кончено с тобой, Дань. Пойми уже и успокойся. Хочешь, тебе девушку найду? Сводить одинокие сердца у меня неплохо получается.

========== 25. История не терпит сослагательного ==========

Утро новой жизни. Яркое, морозное. Хочется вдохнуть глубже, задержать его в себе – это чувство лёгкости. Счастья.

Игорь едет в больницу с одной целью – расставить все точки над i. Поставит её перед фактом, пусть решает. Пусть заканчивает чехарду эту, и решает уже, в конце концов! Потому что они взрослые люди. И жизнь, она ведь и обрываться может внезапно. Так чего тянуть?

Жить сейчас надо. Не потом, не завтра. Сейчас.

Сегодня без цветов. Он её дома цветами завалит. И конфетами. И всем, чем пожелает. Вот только из больницы заберёт. Домой.

Слово наполняется совсем другим смыслом, когда он о Вике думает. У себя. В том месте, что наконец можно будет назвать этим словом. Дом.

Попадает как раз на обход. Всё в порядке. Как камень с души. Хоть и ранение лёгкое, а страх есть. Мало ли. Слишком легко у него судьба дорогих людей отбирает.

Ждёт в коридоре, пока Вика оденется, и сам от нетерпения чуть не подпрыгивает. Так много хочется ей сказать. Показать, какой там день чудесный. Рассказать, как хорошо им вместе будет. Успокоить, чтобы не боялась. Ведь начинать сначала всегда страшно.

Всё будет хорошо. Теперь уж точно.

– Не надо меня забирать. – Вика говорит сухо, скупо роняя слова. И он с трудом подавляет глухое раздражение. Что не так-то опять, Вик?

– Не хочешь ко мне, могу я к тебе в палату переехать. – Он ещё пытается шутить, но внутри уже колет сомнение. Что-то случилось.

– Я беременна. – Она смотрит прямо в глаза, с садистским желанием поймать эмоции. Хотя бы отголосок того, что эта новость его так же, как и её сразила. Наповал. Одним выстрелом. Но Игорь смотрит спокойно. Кивает.

– От Дани, – уточняет Вика.

Будто он и так посчитать не может. Сложить два и два и понять, что он тут не причём. Что ж, на этот раз ты точно лишний, Соколовский.

– Поздравляю. – Едкая горечь поднимается изнутри, заставляя распрямить плечи, желая ударить больно. Словами. Чтобы ей так же стало, как и ему сейчас.

Она просит ничего не говорить Дане. Будто он стал бы. Сказал бы и смотрел, как тот радуется. Отец новоявленный. Соперник. Бывший. Да он его даже видеть не хочет, не то, что разговаривать. Никого бы из них не видеть. Никогда.

Уйти отсюда, и подальше. Не думая о том, что она одна осталась посреди дорожки, снегом усыпанной. Бессознательно сжимать и разжимать кулаки, представляя, что это шея тонкая судьбы. Своей судьбы, её.

Мне очень жаль.

Так она сказала. Мне тоже жаль, Виктория Сергеевна. Жаль, что у нас так ничего и не вышло. Жаль, что мы так ничего и не успели. Хотя чего тут успевать? Я ещё в СИЗО сидел, а ты уже с его ребёнком ходила. Чего тут успевать?!

Это не злость уже даже. Это усталость. Впервые руки опускаются. И как-то… Пусто что ли? Ступор. Вакуум. Ничто.

Знакомая фигура, быстрый взгляд. И вернуться. Обратно. В себя.

– Ты должна зайти к Вике. – Он смотрит на Аню, пытаясь подавить неприязнь. Не получается. Бесит. Дурочка. Мозги ей вправить бы. Ради Вики. Всё всегда ради неё… Всю дорогу молча. Потому что с ней говорить не о чем. За него всё скажут. И покажут наглядно, куда жизнь с игроком завести может. И на этом всё. Его альтруистическая миссия на этом закончится. Дальше сами пусть разбираются. У них теперь в семье Даня главный.

Верхняя губа сама наверх тянется. Зарычать бы сейчас от бессилия. Потому что на этот раз судьба победила. С таким ему тягаться не по силам. А хотелось бы?

Смог бы ты, Соколовский, чужого ребёнка воспитывать? И не просто чужого, Даниного?! Что скажешь? То-то же. Молчишь.

А ведь что страшного-то случилось? В чём помеха? Езжай к ней, забери, скажи то, что она услышать хочет. Хочет, не может не хотеть. Он ведь взгляд её видел. Загнанный. Обречённый. Словно в зеркало смотрелся.

Иди. Соверши поступок. Измени наконец жизнь. Свою. Её. И плевать на Даню. Пусть бесится. Пусть хоть застрелится. Главное – они вместе будут…

Нет.