Текст книги "Вопреки (СИ)"

Автор книги: Luchien.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Хлопают двери. Визжит шинами машина. Не успели. Игорь выбегает как раз в тот момент, когда знакомый джип уже срывается с места. И Катя. Стоит посередине дороги. Глаза огромные. Губы дрожат.

– Дура! Что ты в машину не села? – Пряников в сердцах машет рукой, отворачиваясь. А она вся к нему – обнимает осторожно. Пальцы дрожат. Испугалась. Не до тебя сейчас, Кать. Не до тебя вообще теперь. Но отпускать пока рано. Не до конца ты свою роль отыграла.

Сажает её в машину. Проверят, что уехала. И в отделение. Настроения нет ни у кого.

Мрачно. Тихо. Даже Пряников молчит и вздыхает. Сказать нечего. Полдня потрачено впустую, в погоне за призраком. Куда он успевает скрыться? Кто ему помогает?

– Это мама его. – Приходит запоздалое понимание. – Она должна быть в Черногории, но кто-нибудь проверял? Он с её телефона звонил.

Пряников кивает. Снимает трубку. Говорит кому-то сухо, отрывисто. И через полчаса ответ – нашли.

Едут молча. Друг на друга не глядя. У каждого в голове одна мысль – как убить. Не брать едут. Вершить правосудие.

А Стасик, которого наконец удаётся загнать в угол, этого ещё не понимает. Думает, выкрутится. Думает, сейчас с рук всё сойдёт.

Не угадал. Они нажимают на курок втроём. Одновременно. Не чувствуя ни жалости, ни сожаления. Убит при попытке к бегству. Расстрелян. Сотрудники нервные попались. Не повезло.

Обратно так же – молча. Но теперь опустошённо. Неужели любая выполненная месть приносит такие чувства? Ни радости, ни удовлетворения. Только усталость дикая. И желание забыться.

Игорь идёт к себе, еле переступая ногами. Невольно поворачивается к каменным лавкам у входа в отель. Здесь лежала Яна. По его вине убитая. Сил нет. Кончились. Зато снова приходит одиночество. Обступает, кружась вокруг, шепча на ухо: «Твоя вина! Во всём твоя вина!». Он устало прикрывает глаза, останавливаясь перед дверью, не чувствуя в себе сил ни на что. Только холод, жгучий, от сердца вверх поднимающийся.

– Ты наверное устал? – Катя. Откуда она здесь? Не важно. Ждала, наверное. Есть ещё у него люди, что его где-то ждут. Что могут согреть. Хотя бы на время. Когда так в чужом тепле нуждаешься…

И он бросается в неё, как в омут, с головой, задержав дыхание. Отчаянно, радуясь, что ещё живой. Что ещё может что-то чувствовать.

И утром странная лёгкость во всём теле. Словно мозги за ночь проветрились. Потери на дальний план отодвинуты. И Даня. И Вика. Её он боится видеть. Боится в глаза смотреть. Боится прочесть в них то, что и так знает. Оттягивает этот момент. И тут Катя как нельзя кстати. Легкомысленная. Весёлая. Что ей его проблемы?

– Мне нужны два миллиона долларов. – Катя говорит это так просто, так привычно, будто денег на кофе просит. Хотя нет, сейчас не просит. Просто говорит, что ищет деньги. И рассказывает, легко и непринуждённо, как отец одолжил. Внутри всё ёкает. Вот оно. Теперь Игнатьев точно не отвертится.

И терять этот шанс Игорь не собирается. И когда Катя открывает дверь в ванную и смотрит на него, с болью, обвиняюще, ему всё равно. Действительно всё равно. Потому что теперь она миссию свою полностью выполнила. А он свою роль отыграл. Хватит.

Сегодня всё закончится. На высокой ноте. Под Новый Год. Как там говорят? Войди в Новый Год без долгов? Так он их сегодня все раздаст. Вот только с чистого листа жизнь начать уже не получится. Слишком уж он, лист его, кровью забрызган…

Но прежде, чем вершить справедливость, надо отдать последний долг. Он въезжает во двор, и взгляд невольно падает на мелкие пятна крови на снегу. Не всё дворники убрать успели.

Наверх поднимается медленно, оттягивая этот момент. Когда такое было? Когда было так, чтобы он к Вике идти не хотел?

Она открывает не сразу. Отступает в сторону, пытаясь говорить равнодушно. Будто ещё меньше стала. Плечи опущены.

Себя-то хоть не вини, Вик.

Хочется её уберечь. От всего. От всех бед. И от себя, прежде всего. И то, что он зашёл сейчас – это не просто визит старого друга. Это прощание с любовью. Потому что на чужом счастье своего не выйдет. Как ни крути.

Он осторожно берёт её ледяные ладошки в свои. Касается их губами в слабой попытке согреть. Но это всё. На большее рассчитывать нечего. Да он и не пытается. Она его больше не примет. А он просить не станет.

Уходит, не оборачиваясь. К новой жизни. К последним аккордам мести.

Не останавливаясь. К Игнатьеву. Не чувствуя пока ничего. Ни триумфа. Ни сожаления. Но они придут. Ведь придут же? А иначе зачем всё это?

В кабинете Игнатьева Катя. Неприятно, но пережить можно. Может, и к лучшему. Пусть поймёт, раз до сих пор не дошло, что у него есть все причины мстить. Он в своём праве.

Всё разыграно, как по нотам. И он всё-таки приходит. Кайф. Врывается в мозг радужными искрами, наполняя изнутри легкостью, даря свободу. С каждым словом он освобождается. Сбрасывает груз, что столько месяцев давил, мешал жить. Он кайфует и не скрывает этого. Пусть смотрит, пусть понимает, как легко и просто обвёл вокруг пальца такого мамонта простой мажор.

Самообладанию Игнатьева можно позавидовать. Поначалу растерявшись, он быстро берёт себя в руки, и теперь лишь кивает на факты, с жалостью глядя на дочь. Хотя, нет, не жалко. Пусть урок слишком жесток, но впредь она будет разборчивее. А он… А он поднимется, не впервой.

– Думаешь, что ты всё просчитал? – Пора доставать джокера. Не хотел Игнатьев о нём говорит. Видит Бог – не хотел.

– Твою маму убил не я. И всё это время ты вёл не свою игру. Тебя вели.

– О чём вы говорите? – Игорь хмурится непонимающе, пытаясь уловить причину перемены в настроении почти поверженного врага. – Вы умом тронулись? Так я сейчас врача позову.

– Ты не понимаешь, Игорь. – Сейчас Игнатьеву его почти жалко. – Ты ничего не понимаешь. Думаешь, стал владельцем двух компаний? Стал, да не ты. Ты теперь, как и я – нищий.

– Вы бы нервы поберегли, а то они, говорят, лечатся с трудом. – Голос Игоря полон заботы, а в голове уже тревожно стучат молоточки, крича, что что-то не так.

– Тот, кто станет владельцем компаний, тот и убийца, Игорь. У него много имён, но я назову тебе только одно. Это…

Всё происходит моментально. И Игорь не сразу понимает, что за тёплая жидкость брызнула в лицо. Только смотрит недоуменно на стекленеющие глаза Игнатьева. Что-то кричит Катя. На улице грохочут фейерверки.

С Новым Годом, Соколовский. С новым счастьем.

========== 29. Новая жизнь ==========

За окнами праздник. Страна радуется, кричит, поздравляя друг друга. Запускает фейерверки и петарды. Искрит бенгальскими огнями.

А здесь, на последнем этаже бизнес-центра, тихо. Только еле слышно, тоненьким голоском подвывает Катя, сжимая холодную руку Игнатьева.

Скорая едет долго. Или это им так кажется? Но надежды нет, это ясно и так. Игнатьев мёртв. Снайпер, а в том, что это был именно он, сомнений нет, редко ошибается.

Игорь смотрит на очередное тело, чувствуя, как поднимается из глубины души злость. Хочется вскочить и тряхнуть его, тряхнуть как следует, чтобы стукнулись зубы. Хочется кричать: «Почему молчал?! Почему, мать твою, ты всё это время молчал?! Кто мешал сказать сразу, как только я вышел?! Ничего бы этого не было. Ничего бы не было».

Смешно. Он так долго мечтал, чтобы Игнатьев умер, а теперь мечтает оживить его хотя бы на минуту.

Игорь весело фыркает. Потом, не удержавшись, начинает смеяться. Громко хохочет, закидывая голову назад, не в силах остановиться. Твою мать, что же за жизнь у него такая? Где тот сценарист, что её пишет?! Где этот ублюдок?! Плюнуть бы ему в рожу, да смотреть, как вытирается.

Хлёсткая пощёчина заставляет голову мотнуться, и смех резко обрывается. Игорь непонимающе смотрит на Катю, а она, отпустив наконец руку папы, начинает колотить его по груди кулачками, пытаясь сделать больно. Так же больно, как сделал ей он.

– Ненавижу! Тварь! Чтоб ты сдох! Как ты мог?! Как ты мог, Игорь?!

Он позволяет ей. Понимает – надо. Кричать, бить, ругаться – надо. Потому что во многом есть его вина. Не в том, что Игнатьев мёртв. Нет. На этот раз он не чувствует, что виноват. На этот раз кто-то свёл свои счёты. И он, Игорь, здесь ни при чём. Но он виноват в том, что компании больше нет.

Ледяная дрожь пронзает позвоночник. Приходит запоздалое понимание – компании отца тоже больше нет. Он её слил. Неизвестному гроссмейстеру, так мастерски переставляющему фигуры. А он-то, дурак, думал, что сам – игрок. Оказалось – пешка. Хотя нет, наверное, всё-таки, конь. Хочется верить, что ходить можно не только прямо.

Перехватив очередной удар, летящий в грудь, Игорь крепко сжимает Катины руки, прижимая её к себе, не давая трепыхнуться. Позволяя всхлипнуть громко, отчаянно, и наконец заплакать.

– Прости меня, – шепчет куда-то в её волосы. Жалко. Ему её жалко.

Теперь мы с тобой на одном уровне, Кать. Оба без отцов и без денег. Хотя смешно говорить «без денег» детям миллионеров. Возможно, для них положение отчаянное, а средней руки обыватель может всю жизнь жить беззаботно, не думая о деньгах, на их активы. Трастовые фонды, недвижимость, машины… Хватит, чтобы начать всё сначала. Построить новый план. Понять бы только, кому мстить…

– Ненавижу, – как-то обречённо бормочет Катя, отстраняясь. В коридоре шумно – приехали врачи. За ними полиция. Пряников впереди всех. Встревожено смотрит, первым делом на Игоря. Потом, поняв, что он цел, на Игнатьева.

– Кто? – вопрос сухой, деловой. Пряников собран. И Игорь невольно чувствует благодарность. За то, что он здесь.

– Снайпер. – Игорь поднимается с пола, морщась от боли в затёкших ногах. – Он хотел мне что-то рассказать, про убийство мамы…

– Успел? – коротко бросает Пряников, пристально глядя на Игоря.

– Нет. Не успел. – Он обречённо вздыхает. – Опять пусто.

Тело грузят на носилки, Катя снова начинает рыдать, цепляясь за них и идя следом. В кабинете становится тихо. Пряников подходит к Игорю, кладёт руку на плечо, сжимает.

– Езжай домой, Соколовский. Вопросов тебе задавать не будут. Я прослежу.

– Спасибо, Андрей Васильич, – искренне благодарит Игорь, чувствуя, что переварить всё, случившееся сегодня, явно за ночь не удастся.

– Завтра в отдел?

– Праздники, Соколовский, – устало выдыхает Пряников. – Отдыхай.

Он послушно уходит, возвращаясь в гостиницу, снимая на ходу одежду и открывая воду в душе. Тёплые струи упруго хлещут по спине, смывая пот и усталость. Обернувшись в халат, он падает в кресло, ставя рядом бутылку любимого коньяка и бокал, и рассеянно отстукивает дробь по губам.

Значит, Фишер. Новая фигура, которую стоит ненавидеть? Но ненависти нет. Есть интерес и слабое восхищение человеком, так ловко обвёдшим его вокруг пальца. Голос его знаком, но кто это? Фишер-Фишер-Фишер…

В ближайшее время он свяжется с Игорем, а пока надо подумать, где взять денег. Да, они у него есть, но все вложены во что-то. Придётся решить, чем пожертвовать, что продать поскорее, пока отсюда не выселили. Но к кому обратиться? Адвокат был подкуплен, может, попросить Пряникова? У него наверняка есть связи.

Завтра. Всё решит завтра. Или уже сегодня? В ближайшие два месяца его отсюда не выселят – оплата была внесена за три. Налички на карточках должно хватить на первое время, а потом… Видно будет.

Он засыпает прямо в кресле, опустив голову на грудь, не слыша криков постояльцев, празднующих за стеной. Не слыша настойчивый стук в дверь, что с трудом врывается в сонное сознание, заставляя вынырнуть из смутных кошмаров. Не сразу Игорь понимает, что стучатся в его дверь. Подходит медленно, поворачивая ключ.

– Почему так долго не открывал? Ты не один? – Вика хмурится, замерев на пороге, не спеша проходить внутрь. Он отходит, делая приглашающий жест.

– Прошу!

Вика стремительно входит, останавливаясь посередине комнаты.

– Что происходит, Игорь? Что случилось с Игнатьевым? Это ты его?.. – Она обрывает сама себя, смотрит вопрошающе. Словно ждёт, что он сейчас признается.

– А если я, то что? – Игорь вскидывает подбородок. – Что тогда, Вик? Опять в тюрьму ходить будешь? Навещать?

От пощёчины начинает звенеть в ушах.

– Шут. – Она разворачивается, чтобы уйти.

– Прости, Вик. – Он успевает поймать её за руку и развернуть. – Прости. Не знаю, что говорю. Устал, как собака. Прости.

Она покорно вздыхает, смотрит внимательно, встревожено. Неужели ты и впрямь думаешь, что это я его убил?! Становится обидно.

– Снайпер. Его убил снайпер. – Облегчение в её глазах можно пить. Но на душе всё равно неприятный осадок. Ты так в меня не веришь, Вик?

– А Катя?

– Не знаю. – Он равнодушно пожимает плечами. – Уехала на скорой. Наверное, сейчас с мамой. Тебе Пряников рассказал?

– Нет. Из новостей узнала. – Вика хмурится. – А Пряников был там?

– Да, приехал первым. – Игорь запахивает халат потуже. – Может, позавтракаем? С утра маковой росинки во рту не было. – Он корчит умильную рожицу. Но Вика непроницаема. Смотрит серьёзно. Нехотя кивает.

– Вот и чудненько! – Игорь потирает ладони и подходит к телефону, заказывая завтрак в номер. Пока они ждут, вкратце пересказывает события сегодняшней ночи. Вика молчит, не перебивает, только хмурится, что-то сопоставляя в голове.

– Значит, Игнатьев не виноват?

– Он заказал отца. – Игорь успевает переодеться и теперь стоит у окна, глядя на опустевший город. Первое января. Все спят после бурной ночи. Да уж, бурной.

– Но кто такой этот Фишер? – Вика хмурится. – Откуда он вообще взялся?

– Это мне ещё предстоит узнать, – задумчиво говорит Игорь. – Вот только кому теперь верить?

– Мне. – Он резко оборачивается, глядя на Вику. – Ты можешь верить мне.

– Спасибо. – Ему действительно это важно.

И казалось бы – спешить некуда. И Вика рядом. Вот только между ними снова стоит стена. И теперь сломать её практически невозможно.

========== 30. Тени прошлого ==========

Значит, Фишер.

Проводив Вику, Игорь снова возвращается к своим мыслям. Стоит узнать о нём всё, что можно. Но для начала надо встретиться. Увидеть человека, который лишил его дела отца.

Неплохо бы позвонить Кате, хотя Игорь понятия не имеет, что и как ей сказать. Говорить о том, что сожалеет? Но ведь он не сожалеет. О том, что лишил Игнатьева всего – не сожалеет. Он шёл к цели и почти её добился. Был так близко…

Ладонь непроизвольно сжимается в кулак, и тот летит в спинку кресла, оставляя мягкую вмятину на коже. Так близко…

Что дальше, Соколовский? Куда дальше? Оставить всё, как есть, пустить на самотёк и забыть о мести? За отца он уже отомстил. А за маму…

Глубокий вдох. Впервые Игорь задумывается – а стоило ли оно всего этого? Весь этот крестовый поход, стоил ли он того, что дело всей жизни отца теперь в чужих руках? Что он сам отдал его?

Игорь роняет голову в руки, проводит по короткому ёжику на голове. Надо собраться. Понять, что надо Фишеру. И нужно ли ему вообще что-то.

Телефонный звонок с трудом выводит из ступора, заставляя недоумённо смотреть на экран. Незнакомый номер. Знакомый голос.

– Здравствуйте, Игорь Владимирович. Не желаете встретиться?

– Где? – Голос Игоря хриплый и усталый. Как у человека, смирившегося с судьбой. Пусть. Пусть думает, что он сдался. Пусть расскажет, а там… Он вырвет свою компанию из его глотки! Вырвет зубами, выгрызет, если надо.

Короткий адрес, время встречи. Полчаса на сборы. Игорь думает недолго. Переодевается во вчерашнюю рубашку, усыпанную крохотными бурыми каплями. Делает большой глоток из стоящей рядом бутылки. Репетирует перед зеркалом. Мутный, потерянный, растерявшийся. Пусть видят, что его сломили.

На место встречи приезжает вовремя. Заброшенный завод. Как романтично. Выходит неспеша, загребая ногами белый пушистый снег. Ежась от холода, пытаясь запахнуть пальто. Пальцы скользят по пуговицам, так и не застегнув ни одну. Беспомощно оглянувшись, Игорь кивает самому себе и шаркает вперёд, к открытой двери.

Они следят. Не могут не следить. Поэтому роль свою он играет до конца, ныряя в темноту и несмело поводя рукой перед глазами.

– Э-эй! Таинственный незнакомец! Вы где? – Делает несколько шагов вперёд. – Нет бы встретиться в ресторане. Как цивилизованные люди. Поговорить. Обсудить.

– Игорь Владимирович! – Игорь оборачивается на звук, встречаясь с Фишером. С тем, на кого возложил всю свою операцию.

Кому же теперь верить?

Игорь пьяно улыбается, подходя ближе, обдавая облаком винных паров одетого с иголочки мужчину. Тот морщится, отступая на шаг. Игорь виновато разводит руками.

– Простите. Пил всю ночь. Оплакивал нищету и запивал её Хеннеси. Скоро этого позволить уже не смогу. Благодаря вам, кстати.

– Не стоит так драматизировать. – Фишер снова слегка поморщился, окидывая Игоря внимательным взглядом. Отмечая гладко выбритые щёки. Значит, искупаться успел, а рубашку надел несвежую. Кого же ты пытаешься обмануть, Соколовский? Хочешь играть? С кем?!

– Хотелось бы знать, к чему этот разговор? – тоскливо вздыхает Игорь, оглядываясь.

– Может, вы прекратите ломать комедию? – в голосе Фишера отчётливо звенит раздражение. – Я пришёл поговорить с серьёзным мужчиной, а не с шутом.

– Надо же, второй раз за день шутом называют. Прогресс, – сокрушается Игорь, разом подбираясь и расправляя плечи. От былого хмеля в глазах не остаётся и следа. Он снова собран и серьёзен.

– Так в чём дело, господин Фишер? Чем обязан?

– Думаю, вы должны знать, почему всё вышло так, как вышло. – Фишер, казалось, успокаивается, закладывает руки за спину и отходит к разбитому окну.

– Мы с вашим отцом служили вместе. В конце восьмидесятых. Я, он и Игнатьев. Друзья-товарищи, не разлей вода. Потом, отслужив, вместе начинали. В девяносто третьем, с нуля. Поднимали бизнес. Росли. Помогали и поддерживали друг друга… А потом, – Фишер замолкает и резко оборачивается, жестко глядя на Игоря, – потом большие деньги сделали своё дело. И ваш отец, Игорь Владимирович, начал делать то, что в определённых кругах называют «крысятничать». Он воровал деньги у своих же. Выводил их в оффшоры, создавал подставные фирмы… Кидал своих друзей!

Голос Фишера срывается на крик. Видно, что далёкое прошлое до сих пор цепляет. Игорь хмурится. Не похоже на папу. Но разве он его знает? Действительно хорошо знает?

– Вы убили мою маму. – Сейчас у Игоря нет сомнений – Игнатьев сказал правду.

– Твоя мама… – Фишер морщится, как от зубной боли. – Твоя мама полезла туда, куда не стоило. Она пыталась доказать, что Володя не виноват.

– Доказать? – Игорь хмурится. – Кому? Вам?

– Мне, Игнатьеву, партнёрам… – медленно перечисляет Фишер, вспоминая. – Наивная. Надеялась что-то изменить. Но её убил не я. Хочешь верь – хочешь не верь. Я не знаю, куда она залезла и что накопала. После этого Соколовский притих, наши пути разошлись. Никто не стал разбираться дальше. А потом стало не до этого…

– Тогда почему же вы решили отомстить сейчас? – вырывается у Игоря.

– А почему нет? – натурально удивляется Фишер, пожимая плечами. – Соколовский-старший убит, его сын в тюрьме… Игнатьев был мне должен, и я, скажем так, уговорил его забрать заявление. А потом… Всё было просто: выпустить Стаса из лечебницы, дать тебе нужные материалы, направить тебя, его, чтобы ты не отвлекался на мелочи… Всё было просто, Игорь Владимирович.

Фишер победно улыбается. Игорь хмуро смотрит на него – и впрямь просто. На словах всегда всё просто.

– И что теперь?

– А теперь – решайте сами. Будете ли вы продолжать свой крестовый поход. Правда, против кого?

Игорь молчит. Признаёт правоту. В голове – сотня мыслей. Нужно время. Чтобы сосредоточиться. Обдумать. Принять.

– Я могу идти? – сухо, без эмоций. Потому что нет их сейчас, эмоций-то. Тупое безразличие.

Фишер кивает, и Игорь уходит, не оборачиваясь, чётко чеканя шаг. Обратно на автомате. В голове каша. Мысли наползают одна на другую, путают сознание. Потянуть бы за ниточку, чтобы распутать этот адский клубок. Да только где он, кончик-то?

Такси послушно ждёт на месте. Надо бы задуматься о машине. Прежняя пока проходит, как улика и место преступления одновременно. Забрать её, как говорят, раньше весны не получится. Надо что-то решать…

Игорь с радостью отвлекается на мысли о насущном, понимая, что полученную от Фишера информацию надо переварить. Разложить по полочкам. Расписать. Обдумать дальнейшие действия. В том, что они будут, он не сомневается.

По коридору к номеру медленно, задумчиво. Резко сбиваясь с шага, разглядев её. Сгорбленная фигурка на полу у двери. Обнимает колени, смотрит прямо перед собой. И снова отчаянно напоминает котёнка. Только теперь не ласкового и довольного. Потерянного. Потерявшегося.

– Кать. – Игорь подходит, опускается на корточки напротив. – Давно ты здесь?

Она поднимает на него глаза. Взгляд пустой, внутрь себя. Игорь тяжело вздыхает, поднимает её, заводит к себе, сажает в кресло. Катя молчит, покорно позволяя, не глядя на него больше.

– Ты должен мне, – наконец срывается с её пересохших губ. – Ты знаешь, что должен мне, Игорь.

Он садится рядом, берёт её ладони в свои. Она не реагирует. Рассеянно мажет взглядом по сплетённым рукам, и обратно – в глаза.

– Папу убили из-за тебя. Ты лишил его всего. Разорил. Ты должен мне.

– Кать, я виноват, знаю. – Игорь говорит медленно, тщательно подбирая слова. – Но не в смерти твоего отца. Тут я ни при чём. И ты это знаешь. Не пытайся сделать меня хуже, чем я есть.

– Ты использовал меня, – продолжает звучать неживой, механический голос. Хочется встряхнуть её, дать пощёчину, чтобы пришла в себя. Чтобы не пугала так.

– У меня не было выбора, – скрипнув зубами, отвечает Игорь. И продолжает медленно, раздельно: – Я не мог оставить всё, как есть. Понимаешь? Он убил моего отца. Заказал его и убил, когда тот приехал на встречу.

– А ты убил его! – срывается на крик Катя. Её начинает трясти, из глаз градом катятся слёзы. – Убил его! Ради чего?!

– Да не убивал я его! – кричит Игорь в ответ, хватая Катю за плечи и заставляя посмотреть на него. – Не убивал, слышишь?!

Катя не отвечает, судорожно всхлипывая, легко ловя отголоски давней истерики. Игорь обречённо вздыхает, прижимает её к себе. Гладит по спине. Ждёт, пока успокоится.

– Я найду того, кто это сделал. – Стоит это произнести, как становится легко и просто. Найдёт. Разве может быть по-другому?

Катя затихает в его руках, цепляясь за лацканы пальто, которое он так и не успел снять, придя с улицы.

– Я отвезу тебя домой. – Игорь пытается встать, но она продолжает держать его, не позволяя подняться.

– Пожалуйста, – хрипло просит, не поднимая глаз. – Можно я останусь? Мне… мне страшно там… одной.

– Оставайся. – Нет смысла спорить. Осторожно отнимает её руки, поднимается. – Я закажу ужин. Есть хочешь?

Катя рассеянно кивает, забираясь на диван с ногами, обхватывая колени.

– Знаешь, – задумчиво говорит она, – а ведь я тебя, кажется, понимаю.

– Да ну? – Игорь иронично поднимает бровь.

– Да. – Катя смотрит на него серьёзно, не мигая. – Я бы тоже на всё сейчас пошла, только бы найти и наказать убийцу. На всё.

– Мир? – Игорь шутливо протягивает руку, думая, что им сейчас это действительно нужно. Хрупкое равновесие, видимость того, что осталось ещё что-то по-прежнему.

Катя отрицательно качает головой, но руку протягивает и отвечает:

– Мир.

========== 31. Попробуй, угадай ==========

Она не может спать. Казалось бы, так много причин для бессонницы – смерть Дани, ребёнок, мысли о будущем… Но нет, мысли только о нём. Что? Как? Почему? И Вика ворочается в постели, неосознанно прижимая руки к плоскому пока животу, и думает, думает, думает.

Почему он занимает столько места в её голове? Как избавиться от него, заставить переключиться на другое, то, что действительно важно? Ответ приходит просто: никак. Хотя бы самой себе признайся, Родионова, признайся в том, о чём думают оба. Больше нет препятствий.

Грубо? Да. Но ведь сама себе ты можешь это сказать. Дани больше нет. И кто стоит теперь между ней и счастьем? Вот только счастье ли это?

Ей страшно. Осуждение – это страшно. А его не избежать, если начать всё сейчас, сразу. Да и сомнения. Они никуда не делись.

Она не верит ему.

Помнит слова Леры. О том, что непостоянен. О том, что легко бросается в новые отношения. Да и сама Вика видит. Всё видит, не слепая. И Катя – может, месть, а может, и нет. Как тут быть уверенной?

Проворочавшись всю ночь без сна, она решительно поднимается и выходит из дома, едва за окнами начинает светать. Не впервой заявляться к нему поутру.

Мысли угодливо скачут, вызывая из памяти картины их первого раза. Тогда тоже приехала вот так, спонтанно. Беспокоилась. Пыталась помочь. Нужна ли она, её помощь?

В гостиницу заходит решительно, не останавливаясь на респешене. Сразу к лифтам. Нужно узнать. Понять, что всё в порядке. А потом… Домой. Спать.

Игорь открывает глаза, пытаясь понять, где он. Скрюченная поза от сна на диване даёт о себе знать. Он с трудом садится, расправляя затёкшие мышцы, и трёт глаза, пытаясь проснуться. Так рано. Для чего проснулся? Ответ один – спать неудобно. А раз неудобно – пора подниматься. Он медленно подходит к окну, отодвигая тяжёлую штору, и смотрит вниз, на просыпающийся город. Праздники в самом разгаре, и на дороге едва ли можно насчитать десяток машин. Город гуляет.

Тем неожиданнее кажется стук в дверь. Тихий, но решительный. Он настороженно подходит к двери, ругая себя, что так до сих пор и не выпросил у Пряникова пистолет. Мало ли. Открывает дверь резко, и сразу застывает, недоверчиво глядя на визитёра.

– Можно войти? – Вика стоит на пороге, как всегда хмурится. Насторожена. Прячет руки в карманах тёплой куртки.

Он медленно отступает, пропуская вперёд, закрывает дверь и подходит ближе, пытаясь удержать руку от того, чтобы не поправить локон, выбившийся из-под шарфа.

Не верит, что она снова пришла. Что стоит здесь, рядом, живая, горячая. Разве не должна сейчас по Дане горевать? Глупый вопрос замерзает на губах, не успев слететь.

– Что сказал Фишер? – Вика, как всегда, не склонна к долгим разговорам. Сразу к делу.

Игорь вздыхает.

– Может, присядешь? Чаю? Кофе?

– Спасибо, не надо. – Кажется, что она сама не рада, что пришла так рано и без приглашения. – Так что там?

И Игорь принимает её правила. Отстраняется. Унимает бешеный стук сердца, стараясь не тянуться так явно. И честно, слово в слово, пересказывает вчерашнюю встречу. Всё ещё не верится, что после смерти Дани и убийства Игнатьева прошло несколько дней. Событий так много, и они так насыщены, что остаётся только секунда, чтобы перевести дух между ними.

– Значит, Фишер говорит, что не виноват, – задумчиво повторяет Вика, морща лоб. Всё слишком сложно. Или, наоборот, слишком просто, стоит только разгадать.

– Спасибо, что зашла, – запоздало благодарит Игорь, и между ними тут же повисает неловкость. Вика опускает глаза, сминая в руках варежки. Игорь молчит, боясь испортить хрупкое понимание, что сейчас висит меж ними. Так хочется прижать её к себе. И просто держать в руках, крепко. Осторожно. Поглаживая по спине. Рассказать, как много она значит для него. И как ему её не хватает.

Гулкий стук дверей заставляет одновременно поднять голову. В проёме стоит Катя, кутаясь в его халат.

– Простите. – Она действительно смущена. – Я не знала, что Игорь не один.

– Я тоже не знала, – сухо говорит Вика. – Прости, что потревожила.

Она выскакивает из номера, не оглядываясь, и Игорь не делает попыток её остановить. Зачем? Объяснять, что в этот раз всё не так, как она подумала? Обречённо выдыхает и поворачивается к Кате.

– Ты выспалась? Собирайся.

Куда ещё ехать, когда надо узнать о прошлом? Игорь вспоминает про папиного друга, который помог ему почти год назад с делом Карасева. Полковник ФСБ, важная шишка, отзывчивый мужик. И первое разочарование – приедет только после праздников. А без его слова ничего узнать нельзя. Никто не почешется, чтобы помочь. И это, в принципе, справедливо.

Все дни до окончания праздников – наедине с собой. Город замирает, предвкушая что-то. Ни срочных вызовов, ни важных расследований. Скорее всего, заслуга Пряникова – отмазал. От всех дел отмазал. А что, разве причин для отдыха мало? Вика горюет по Дане. Жека на Мальдивах – медовый месяц. У него самого на глазах только что убили очередного олигарха…

А вообще интересно – почему его до сих пор не осаждает пресса? Где все эти охочие до сенсаций журналисты? Те, что пролезал даже в СИЗО, пытаясь сделать лишнее фото? Где они? И насколько всесилен Пряников, что смог замять это дело?

Все эти мысли заполняют дни. Долгие дни наедине с собой. Ещё несколько дней подобного «отдыха» и он точно сойдёт с ума. Окончательно двинется, пытаясь разгадать, кто есть кто. Везде мерещатся враги. Везде предатели. Верить некому.

Верь мне.

Тебе, Вик? Тебе я верить могу. Только зачем? Ты – как вода. Только держал в руках – и вот уже сквозь пальцы. Ускользаешь. И пытаться удержать бесполезно.

Злость сродни досаде. И разбираться нет желания. Может, всё к лучшему. На роду написано – одному.

Игорь кривится, делая большой глоток – попытка включить мелодраму благополучно задавлена. В горле снова огонь. Любовь к крепким напиткам возвращается, занимает своё прежнее место, как и не уходила.

День за днём, как тигр в клетке. Из одного угла в другой.

Не выстраивается. Цепочка не выстраивается. За что уцепиться? За что уцепиться, когда, кажется, и так всё ясно?

Фишер мстил. Отцу. Хотел разорить. Добился своего руками сына. Зачёт.

Но ведь заодно ему досталась и компания Игнатьева. Зачем? Чтобы больше заграбастать? А морда не треснет?

Игорь замирает в кресле, вскидывая подбородок, щурясь в темноту номера. Вот она – ниточка. Игнатьев. Фишер про него ничего не сказал. Но забрал контроль над фирмой. А потом… Кто убил Игнатьева? И почему именно в тот момент, когда рядом был Игорь?

Показательная порка? Предупреждение, чтобы не лез? Кто убил Игнатьева? Кто убил маму?

Пальцы путаются в волосах. Голову хочется раздавить руками. Где бы взять пару волшебных пилюль, чтобы навели порядок в мозгу?

Некстати вспоминается Стасик. Игорь морщится, встряхивая головой, как большая собака.

Совсем крыша едет. Давай, накидайся дрянью, пытаясь найти истину. А истина где? Правильно, где-то рядом.

Иди спать, Соколовский. Осталось потерпеть три дня. Три дня себя самого потерпеть. И снова в люди. Он оглядывается, смотрит на номер, который так и не смог назвать домом. Думай. Думай, куда дальше. Что дальше. С кем дальше. О жизни своей, мать твою, подумай! Хватит о мести! Хватит!

Игорь скрипит зубами, с трудом поднимаясь с кресла, покачиваясь, идёт в ванную. Ноги заплетаются, а в голове кристальная ясность. Секундное прозрение. Ещё чуть-чуть, и станет всё понятно. И клубок распутается. Игорь замирает, тяжело опираясь на раковину. Звенит полупустая бутылка, ударяясь о каменную столешницу. Вторая по счёту.