Текст книги "Младшая неврастения (СИ)"

Автор книги: Lirva

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Ну хватит упрямиться, выходи, мы тебя ждём, – её лёгкие шаги быстро отдалились от моей комнаты в сторону кухни. А внутри раскатилась новая молния ярости. Я не потерплю к себе столь пренебрежительного отношения. Моё мнение тоже должно учитываться! Если я сказал, что никуда не пойду, значит, никуда не пойду. И ладно, если бы мне хватило самоконтроля оставить это просто в своих гневных мыслях, но нет, это рвалось наружу, как и нахлынувший приступ. Пытаясь остановить своё тело, я потерпел поражение, и я буквально проорал в сторону кухни, как только оказался в коридоре, – Я не буду делать того, чего не хочу.

На меня удивлённо уставились три пары глаз, беспокойство мигом мелькнуло лишь в одной из которых, и брат моментально вскочил и оказался рядом со мной.

– Или, успокойся, – мягким и в то же время уверенным тоном попросил он меня, явно пытаясь свести ситуацию в мирное русло. Я был точно с ним согласен, хватит ведь, но рот будто сам открывался, отказываясь слушать воспалённый мозг.

– Я сам знаю, что мне делать, а чего не делать. Может, вы уже перестанете указывать мне?

– Сынок, что случилось? – понимание пришло уже и к родителям, и на этот раз видно, что они не собираются повторять случившийся однажды скандал, но моя ярость не желала угасать, не выплеснувшись наружу.

– А ничего не случилось! Сколько можно тыкать меня носом, как котёнка, в мои же поступки? Или, делай то, Или, делай это. Я сам знаю, что мне нужно. Ты же знаешь, что я не ем и не сплю, но всё равно пытаешься изобразить из меня нормального! – указав пальцем на мать, я тяжело дышал и шепотком матерился, но лишь так, чтобы никто меня не услышал.

– Илиан, прекрати, – властный голос отца оказался как-то неожиданно близко рядом со мной, и меня сразу же силой уволокли в ванную комнату, где брат изнутри закрыл дверь на щеколду, а папа тем временем затолкал меня в ванну и выкрутил со всей силы холодную воду. Обжигающе холодные струи больно били по молочно-белой коже, я даже негромко вскрикнул от этих ощущений, зато это помогло в долю секунды охладить мой пыл, прогнать истерику и вернуть мне контроль над собственным телом. Невидящим взглядом я посмотрел на родственников, а затем всё вокруг начало постепенно исчезать в нагнетающемся мраке, и последнее, что я услышал, обеспокоенные голоса отца и брата и чьи-то тёплые, сильные руки.

Пришёл в себя я буквально через несколько минут, но уже в своей комнате, лежа на кровати, заботливо накрытый одеялом и сжатый в горячих объятиях. Думать много было не нужно, чтобы догадаться, что это Егор.

– Я снова сорвался?

Мне ничего не ответили, даже не кивнули, лишь сильнее сжали, показывая, что я не один, что я не виноват. Я был рад, что брат рядом со мной и что он не спит.

– Знаешь, я не могу это контролировать, – немного сбивчиво начал я, – Это происходит само собой. Я отчётливо вижу, как вы все пугаетесь, пытаетесь меня успокоить, и мне безумно не хочется говорить все те ужасные вещи, но они как будто сами из меня вырываются. Я не знаю, откуда во мне столько гнева. Я не понимаю, Егор… – прежде, чем я сам понял это, я расплакался. Да, пусть, как маленький ребёнок, но мне слишком плохо и больно, чтобы думать об этом. Я повернулся в объятиях брата, уткнувшись таким образом в его широкую тёплую грудь, и беззвучно ронял слёзы на его футболку, отчего на ней расползалось влажное пятно.

– Ну перестань, всё хорошо. Мы все тебя любим, Или, – брат гладил как обычно мои волосы и шептал мне на ухо слова успокоения, что показалось мне в этот момент каким-то слишком интимным жестом, хотя такое происходило уже далеко не первый раз.

– Егор, мне так жаль. Я не хочу причинять никому из вас боль своими словами, но всё равно делаю это. Всё это против моей воли, ты же понимаешь? Во всём том, что я говорю во время приступов, нет ни доли правды, ты же это понимаешь?

– Конечно, понимаю, малыш, – он продолжал со смущающей нежностью гладить мои волосы и так тяжело дышать возле моего уха, что я даже не сообразил, что сам потянулся к его губам за поцелуем. Это было совершенно не похоже на тот раз. Я без стеснения сминал его губы своими, чувствуя, как он отвечает. Мне сносило крышу от этих ощущений. Мы не заходили далеко, ни один из нас не решался углубить поцелуй, но эти ненавязчивые ласки продолжались. Я чувствовал, как эти горячие и потрескавшиеся из-за холодного ветра губы отвечают мне, перехватывая инициативу на себя, как властные тёплые руки, забираются под мою футболку, нежно поглаживая спину. Я льнул к брату, льнул всем телом, хотел большего, но и боялся не меньше. Когда мы прервались лишь на мгновение, я заглянул в его глаза и прочёл там страх. Настоящий ужас и даже стыд. Я понимал, несмотря на скудность своего состояния, я прекрасно понимал, что он сейчас чувствует. Отчасти я ощущал то же самое, но немного в меньшей степени, ведь из нас он старше.

Я просто уткнулся снова в его грудь, пытаясь успокоить сбившееся дыхание и выделывающее сальто сердце. Не давая ему ни малейшей возможности отстраниться, оставить меня одного, я вцепился руками в его футболку на груди до побеления костяшек пальцев, но я держал его. Сколько мы так с ним пролежали в молчаливом ужасе, я не знаю, но дальше было ещё веселее. Я почувствовал дикую головную боль, которая начала буквально разрывать мою черепную коробку изнутри. Внимательно посмотрев на циферблат, я так и не смог там ничего разглядеть, так что спросил о времени у Егора, который ответил мне севшим голосом, что уже перевалило за два ночи. Голова гудела, вокруг всё ходило ходуном, о чём я и сказал брату, попросив у него помощи в виде таблетки. Выпив принесённую им таблетку от головы, я снова прилёг, но через полчаса конвульсивных ворочаний по взмокшей простыни, я понял, что эффекта не последует, так что вновь потревожил брата, попросив самого сильного обезболивающего, что есть в этом доме. После того, как я запил уже вторую за эту ночь таблетку кружкой воды, я вернулся в исходное положение, хватаясь то за живот, то за горло, к которому неумолимо подкатывала тошнота. Боль в голове лишь усиливалась, отдавая волнами при каждом движении и даже вздохе, ком в горле поднимался всё выше. В итоге я буквально бегом сорвался в ванную, где ещё полчаса, склонившись над белым другом, я наблюдал, как выходят из меня те пол-литра воды из выхлебанной мной кружки. После этого тело стало совсем лёгким, а голова перестала болеть, или же та боль просто ушла на второй план, оставляя место лишь отвратительным ощущениям внутри моего живота.

Неожиданно для всех я уснул под утро. Пусть, мой сон составлял лишь полтора часа, но это несомненно очень мне помогло. Я чувствовал себя уставшим, но здоровым. Я даже мало беспокоился о необычном для себя приступе, так как был слишком рад его завершению.

Пойти на учёбу Егор просто физически не смог, потому что всю ночь он провёл возле меня, успокаивая и помогая справиться с болью. Родители, несомненно, слышали всё, что происходило, но утром лишь облегчённо вздохнули, увидев нас в полном здравии. Как только они ушли, Егор завалился спать, а я остался наедине с музыкой и своими мыслями. А пищи для размышлений у меня было много. Несмотря на своё почти невменяемое состояние, я помнил все события прошедшей ночи, включая нашу с братом неожиданную близость. Меня даже не столько волновало собственное поведение, сколько то, что он мне действительно ответил, не оттолкнул. Что мне делать дальше? Как себя вести? Да и почему я вообще тянусь к собственному брату? Это ведь неправильно. Моё поведение ещё можно списать на половое созревание или что-то подобное, но оправдания ему я так и не нашёл, как ни старался. Но и винить его я ни в чём не мог, пока что.

Егор спал довольно долго, так что я успел передумать себе много всякого разного, вдоволь наслушался музыки и собственного внутреннего голоса, так что от безысходности я просто принялся готовить брату завтрак. Жара всё ещё не отступила, несмотря ни на что, так что открыв окно нараспашку, я, довольно посвистывая себе под нос какую-то хорошую песню, стоял на кухне в одних трусах и майке-алкоголичке и со всей любовью и благодарностью жарил брату его любимые оладьи. Удивительно, но я даже не забыл рецепт. Выключив плиту, когда закончил, я обернулся и подпрыгнул от испуга, так как неожиданно для себя увидел в проёме брата, встрёпанного после сна, но уже осознанно смотрящего вокруг себя, и эта его осознанность прошибала меня дрожью. Он смотрел на меня. Он смотрел на меня очень внимательно, скользя взглядом по моему телу, изучая, непроизвольно облизнув свои губы, и из-за этого жеста мне стало ещё жарче прежнего. Брат одним рывком приблизился ко мне, обнял за талию, притягивая очень тесно к себе, сделал пару шагов в сторону, вжав мои бёдра в поверхность стола, чуть надавливая, заставляя подчиниться. Его руки ощущались очень сухими и горячими, они обжигали меня, зарождая внутри постыдное желание.

– Егор… – боязливо выдохнул я, а тот воспользовался этим, накрыв мои губы глубоким страстным поцелуем.

========== часть 9 ==========

– Егор… – боязливо выдохнул я, а тот воспользовался этим, накрыв мои губы глубоким страстным поцелуем.

Мне было странно, какая-то необычная дрожь прокатилась волной по телу. Егор вжимался в меня, заставляя чувствовать, как его напряжённый член, скрытый сейчас от меня только тканью белья, трётся о мой живот, вызывая мурашки. Я не отвечал брату на его действия просто потому, что не мог, умел, но не мог, так как понимал, что сейчас происходит нечто странное, нечто неправильное, то, чего мы делать не должны, но и оттолкнуть его я был не в силах. Егор вжимал мои бёдра в холодную жёсткую поверхность стола, отчего болезненно выпирающие кости отзывались ноющей болью. Я пытался что-то промычать ему в губы о том, чтобы он отпустил меня, что мне больно и вообще мы не должны, это неправильно, но получалось у меня плохо. Когда брат, наконец, оторвался от меня, окидывая моё тело затуманенным взглядом, у меня появилась возможность отрезвить его.

– Егор, прекрати! Отпусти меня! – кажется, звук моего громкого возмущённого голоса привёл его в чувство, так как брат посмотрел уже более осмысленным взором и медленно отпустил, отходя на несколько шагов назад, ближе к выходу из кухни.

– Я… Или, это… чёрт, как же? Прости… – затравленно взглянув на меня, он почти бегом направился в ванную комнату.

Сказать, что я был шокирован его поведением, значит, ничего не сказать. Я давно замечал в себе самом странноватую тягу к брату, частенько глупые мысли по поводу него, что порой было даже настолько неприятно, что я начинал ненавидеть себя. А теперь, когда я меньше всего ожидал бы подобного, он неожиданно ведёт себя так… Я даже слов подобрать не могу, каково это. Его действия отзывались в моём теле приятной сладкой дрожью, отчего становилось противно за себя и свою развратную природу. Думаю, я бы накинулся сейчас на любого, кто проявил ко мне интерес, половое созревание ведь, но… Неосознанно тянуться к собственному брату было уже слишком. Он ведь понял, не мог не заметить, что я не отталкиваю его, хоть и не отвечаю. Я остановил его лишь тогда, когда появилась возможность, а до того только терпеливо ждал, хотя другой бы на моём месте начал сопротивляться с первых же секунд. Таким дураком, как сейчас, я не чувствовал себя давно, из-за мрачных мыслей снова накатило плохое настроение и апатия.

Когда Егор показался, выйдя из ванной, я стоял на балконе и курил, и наплевать, что он сейчас скажет, пусть только посмеет наорать на меня. Но на моё удивление, брат только молча встал рядом и уставился туда же, куда смотрел я, – на шумный город. Ветер стал холоднее в последнее время, намного холоднее, так что стоять сейчас здесь было уже не так приятно и успокаивающе, как раньше, да и присутствие брата нервировало.

– Дай, что ли, – севшим голосом попросил он, беря сигарету из моих пальцев и затягиваясь, он даже не закашлялся, что вызывало подозрения.

– А как же твой правильный образ жизни? – я, правда, не удержался от того, чтобы съязвить.

– Один раз можно. Ну и дерьмо, – наморщив нос, он всё же вернул мне сигарету, оставаясь всё равно рядом. – Зачем ты куришь?

– Говорят, это помогает собраться с мыслями, – отвечаю, как есть, но ловлю на себе его взгляд, выражающий «но?», – Но, по-моему, всё это бред. Мне ни капли не помогает, просто вызывает лёгкость в теле и головокружение, – Егор взглянул на меня обеспокоенно, но затем взгляд сменился на виноватый.

– Прости меня, Или, – по привычке он растрепал мои волосы, – Я не хотел, чтобы так вышло. Я, правда, не знаю, что на меня нашло. Наверное, у меня давно никого не было, – я видел, насколько ему трудно и немного даже стыдно говорить со мной на такую откровенную тему, но теперь он развеял мои сомнения, наводя хоть какой-то порядок в мыслях. Всё верно, у брата просто давно никого не было, а у меня созревание, я и так на любого наброситься готов. Естественно, если двоё таких людей останутся наедине, это может быть чревато.

– Нормально. Просто найди себе уже девушку, – произношу это укоризненным тоном, чтобы он понял действительную необходимость этого, и он утвердительно кивает. Сигарета дотлевает до фильтра, обдавая жаром кончики пальцев, так что я шикаю, выпуская её из рук. Мы возвращаемся на кухню, где Егор всё-таки уплетает приготовленный мной завтрак, а я не в силах находиться рядом с ним из-за неловкости скрываюсь в своей комнате, погружаясь вновь в мир музыки и собственной фантазии.

Когда времени было, не скажу сколько, так как давно разучился вычислять время по часам, но был точно день, сидя в своей комнате, я услышал, как Егор хлопнул дверью, очевидно, покидая квартиру. Куда вот он мог направиться? Нет бы спать, отдыхать себе. Хотя, мало ли, какие у него могут быть дела. Скорее всего, дело даже не в них, просто он сбежал от меня и всей этой глупой ситуации, пошёл проветрить мозги, так скажем. Не могу представить, как он сейчас нагружен своими невесёлыми мыслями из-за случившегося, ведь он старше и думает, наверное, что вся ответственность на нём, когда как я виноват не меньше: не оттолкнул, не вразумил, да и вообще довольно давно допускал странные мысли. От собственного поведения с каждой секундой всё противнее, но ведь мысли не заставишь замолчать, они всё мечутся в голове, некоторые из них твердят, что мы поступаем по своему желанию и это правильно, некоторые – что это аморально и низко. Я не могу разорваться надвое, впервые в жизни внутри меня возник настолько мощный конфликт, ещё никогда мои мысли не расходились так кардинально. Я не знал, что делать дальше и что делать с «нами», которых вообще-то нет, но я знал наверняка только одно: я обязан поддержать брата, это не только его ноша, мы с ним должны разобраться в этом вместе.

Наверняка почти у каждого человека красный цвет ассоциируется с кровью, ну так и я не являюсь исключением. Взяв в руки красные нитки, я с головой погрузился в плетение нового браслета, но занятие это было не трудное, скорое, так что один был готов уже через полчаса, после чего я сразу взялся за второй, а потом и за третий, и уже почти сбившись со счёту, я остановился лишь тогда, когда пальцы онемели, а вместо красивых одинаковых узелков выходили лишь грубые затяжки и бугры, тогда-то я и бросил своё дело, решив отвлечься на кофе и телевизор. Но кофе спокойно налить мне так и не удалось, руки предательски дрожали, отчего я не смог ни нормально его насыпать в кружку, ни нормально залить водой, потому что горячий чайник попросту упал на пол, но, слава богу, не мне на ноги, иначе бы это был самый худший день в моей жизни. Единственное, что мне оставалось, это забыть о своём кофе, и вот я отправляюсь за ведром и тряпкой. Подняв и поставив на место уцелевший чайник, я протираю тряпкой мокрый пол, попутно замечая, как ускоряется сердцебиение. Всё верно, молодец Или, ещё и подскок давления себе обеспечил, больше задницей вверх стоять надо, а ведь если бы держал чайник нормально, ничего бы не произошло. Из-за давления с мыслями о кофе пришлось распрощаться окончательно, так что я просто ложусь, зарываясь носом в мягкое одеяло, на свою кровать и включаю мягкую музыку на фоне, что всегда способствовало релаксации.

Через некоторое время возвращается с работы мама. Заметив на батарее мокрую тряпку, она удивлённым тоном спрашивает, не мыл ли я случайно полы, на что я лишь неопределённо хмыкаю, оставляя её наедине со своими догадками, ибо нет ни сил, ни желания объяснять ей произошедший инцидент. Однако выйти на кухню мне всё-таки приходится, потому что давление, как я понял, само в норму приходить не желает, но это ничего, нам не впервой, мы ему поможем сейчас. Пока наливаю в стакан воды и ищу нужную мне таблетку, на кухню заходит мама и сразу принимается за готовку ужина.

– Или, поможешь мне порезать овощи? Иначе я не успею с курицей повозиться, а папа придёт уже скоро.

– Да, конечно, мам, – стараюсь отвечать ей бодрым тоном, чтобы не вызывать подозрений. Хотя, и на самом деле не против помочь ей, мне ведь всегда нравилось резать что-то, но это исключительно из-за тяги к холодному оружию, только и всего. Я же не девчонка, чтобы любить готовить. Что за бред я несу? Илиан, просто заткни свои мысли и режь уже эту чёртову морковь. Что-то в последнее время в моей голове, и правда, слишком много противоречий.

– Когда папа вернётся? – спрашиваю как бы между прочим, пока мелкими кубиками нарезаю яйца в салат.

– Скоро. Или, он всегда возвращается позже меня, забыл?

Смотрю на мать пустым взглядом, пока в голове что-то не щёлкает, и мне сразу хочется самому ударить себя по лицу за тупость. Ну точно же, что за дурак? Я каждый день буду задавать ей один и тот же вопрос?

– Да, прости. Яйца порезаны, что-то ещё?

– Яйца порезаны, пирожки испёктаны, – мама поворачивается ко мне и задорно смеётся, прикрывая рот рукой, а я не могу понять, о чём она, однако это не мешает мне заразиться её позитивом, так что широко улыбаюсь, глядя ей в глаза. – Ты в детстве так говорил, когда вы с бабушкой вместе пекли пироги.

– Ну, мама, опять за своё, – кажется, я вспомнил, о чём она. Да уж, смешных моментов в моём детстве было не мало. – Только про Фросю не даже не думай упоминать! – шуточно грожу ей пальцем и тут же вновь расплываюсь в улыбке. – Давай ещё, что порезать нужно.

Мама кладёт передо мной на доску несколько помидорок и ахает:

– Кстати, а помидору ты называл банобой. Мы с папой не могли понять, что за «баноба» такая, и давали тебе бананы, пока не поняли, что это на самом деле.

– Ну и что! Зато Егор лет до десяти говорил вместо чупа-чупс «ачипук», – бормочу себе под нос и надуваюсь, как обиженный малыш, потому что знаю, что мои выражения в детстве были далеко не так эпичны, как выражения брата. Мама на самом деле молодец, что запомнила, иногда есть, что вспомнить и посмеяться.

– Да-да, а ещё, когда я звала его в ванну, чтобы искупаться, он говорил «пук-пук», а не «куп-куп», но он тогда был совсем маленький, тебя ещё не было.

А вот это уже что-то новенькое, мне никто ничего про это не говорил раньше. Что же, дорогой братик, теперь у меня есть новое оружие против тебя в моём арсенале. Чёрт возьми, была бы возможность, при друзьях его об этом сболтнуть, вот бы было зрелище, даже руки зачесались от желания потереть ими, как коварная муха. Но отвлекаться нельзя, сейчас у меня очень важное пионерское задание – порезать помидоры, так что я полностью отдался этому делу, пока, по закону подлости, не порезал палец. Ну что за день-то сегодня такой, что мне так не везёт, неужели нельзя уже даже дать мне помочь маме с готовкой, а? Хотя, к небесам обращаться бесполезно, они как всегда молчаливы, впрочем, как и белый потолок.

Наскоро заклеив порез пластырем, я поспешил скрыться в комнате, чтобы не портить маме настроение своей кислой мордой, думаю, после тяжёлого рабочего дня это далеко не то, что ей нужно. Просто лежу, накрывшись мягким махровым одеялом и с некоторой злостью думаю о том, когда вернётся Егор и что мне следует ему сказать, как подбодрить, да и как в принципе себя вести, ведь этот инцидент ни в коем случае не должен быть замечен родителями. Наверное, нужно вести себя, как обычно, но забывать я ни о чём не собираюсь, или собираюсь? Чёрт меня поймёт, я запутался в собственных мыслях опять. Короче, нужно просто поговорить с братом, подбодрить, а возможно даже постараться найти ему девушку, хорошую, скромную, которая не будет им просто пользоваться, а по-настоящему любить, как я. Так, стоп, какое ещё «как я»? Сошёл с ума, Илиан? Вмазать себе неслабой пощёчины пока что было самым мудрым моим решением за весь этот сумасшедший день. Давление, к сожалению, даже после выпитой таблетки давало о себе знать, так что шумящий пульс в ушах не даёт сконцентрироваться на чём-то одном, и лучший способ спастись от колоколов в голове – включить на полную в наушниках музыку, благо, я недалеко забросил их и телефон. The Gazette – Red расслабляет. Не знаю, почему, но чем громче и агрессивнее музыка, тем больше спокойствия и порядка она наводит в моей голове. Пусть это далеко не самая жестокая песня в моём телефоне, но она какая-то правильная, что ли, действительно расслабляющая. И, кажется, я понял, как мне поступить. Нужно просто поговорить с Егором после ужина и не забыть попросить Волкова с Андреем найти ему хорошую девушку, иначе он начнёт не только на меня, но и на всех людей бросаться. Самое главное – дать ему понять, что я не обижаюсь и не переживаю по этому поводу.

Ну да, не переживает он, как же… Илиан, ты сам-то себе веришь? Открой глаза, слепец, ты всё ещё чувствуешь тёплые руки брата на своей бесстыжей заднице. Когда я успел стать настолько извращенцем, что даже влечение к родному брату кажется мне не таким уж диким? Это пугает меня и одновременно заставляет адреналин бить в голову. Я сумасшедший. А самое удивительное – то, что я за всеми этими странными и стыдными мыслями даже начал забывать о своей проблеме. Я перестал жалеть себя, постоянно думать о несправедливости этого мира, перестал задаваться глупыми вопросами, которые раньше постоянно мучили меня, теперь мои мысли заняты лишь братом и тем, что сейчас есть между нами и чего я на самом деле хочу. Брат заставляет меня отвлечься от мыслей о собственной никчёмности. Пусть не самым приятным образом, но заставляет же. Хотя, наверное, когда он осознал, что сделал, ему стало противно, не то, что мне. Я совершенно точно полный идиот.

Пока я занимался вновь самобичеванием, но уже немного на другую тему, чем обычно, пришёл отец. Насколько я мог судить по его шагам в коридоре, он устал, сильно устал и, возможно, за ужином мне не удастся его увидеть, так что лучшим вариантом было выйти и поприветствовать его сейчас, пока он не закрылся в спальне.

– С возвращением, пап! – стараюсь бодро улыбнуться отцу, хотя сам чувствую себя, как дважды сваренный пельмень.

– Здравствуй, Илиан, – он приветственно раскрывает свои объятья для меня, и я прижимаюсь к нему, чувствуя, как сильно напряжена его спина, да и всё тело в целом, то является верным признаком усталости и перенапряжения. – Как прошёл день?

– Да как обычно, ничего особенного. Не мог тебя дождаться, – поднимаю взгляд на отца и вновь ему улыбаюсь, получая в ответ измученную улыбку. – Ты сильно устал, может, сразу ляжешь спать?

– Да вот ещё, я не пропущу ужин.

– Хорошо, я тебя позову.

Я всегда уважал стойкость отца в его решениях, обещаниях, словах и поступках, за всё то время, что я себя помню, он лишь несколько раз пропускал вот такие «семейные мероприятия», и думаю, не каждый отец может похвастаться такой верностью своей семье. Мне искренне хочется в будущем стать таким же, как он, хотя о каком будущем я могу задумываться сейчас, когда на меня свалилось и так слишком много проблем, которые требуют немедленного разрешения.

И, кстати, какого бы порой самостоятельного и «плохого» парня не пытался изображать из себя мой старший брат, привычку от отца он перенял, пусть даже после совершеннолетия он заявил все свои права на свободу действий и даже их получил, он старался не задерживаться допоздна на разных вечеринках, а когда задерживался – предупреждал. Ну, и этот раз не стал исключением, пусть наш с ним инцидент хорошенько встряхнул нас обоих, заставил его понервничать и даже выйти проветриться, но пропустить ужин в кругу семьи он не мог себе позволить, а точнее не могла ему позволить его совесть, хотя он и не выглядел слишком напряжённым по возвращении.

Я позвал отца, как и обещал, брат с мамой уже сидели на кухне, ужин прошёл на удивление легко даже после такого трудного дня. Егор, как оказалось, ходил к другу, который работает в магазине дисков, чтобы просто повидаться и поболтать, и я его в этом понимал, мне бы тоже сейчас хотелось чьей-то поддержки со стороны, но позвонить Артёму или Андрею я так и не решился. Егор говорил с папой о какой-то работе, я слушал вяло и в пол-уха, так что почти ничего не понимал, мама постоянно кому-то что-то подкладывала в тарелку, кроме меня, естественно, потому что я и так с трудом старался влить в себя этот слишком большой стакан апельсинового сока. А потом всё как-то быстро закончилось, и папа пошёл спать, мама взялась за уборку, а брат посмотрел на меня странным взглядом, не решаясь просто встать и уйти.

– Я тут кое-что раздобыл… – если бы я не знал брата, то подумал бы точно, что он что-то задумал, но он всегда был слишком спокойным на такие вещи, так что даже заговорщицкие нотки в его шёпоте говорили, что это «кое-что» вполне легально и должно мне понравиться. Прежде, чем я успел задать вопрос о том, что же такого особенного он раздобыл, пока навещал друга в магазине, он залез рукой в стоящую рядом со столом сумку, выудил оттуда маленькую коробочку с диском и помахал ею прямо у меня перед носом. Не завизжать от радости было практически невозможно, но, приложив титанические усилия, я всё же сдержался, просто пуская слюну на представший моему взору новенький диск DmC, о котором я мечтал последние недели две с тех пор, как последний мой диск ни с того ни с сего полетел. Схватив брата за руку, я сам и не понял, как, но силой утащил его в его же комнату, где мы с ним обычно и играли вместе.

– Я тебя обожаю, ты даже не представляешь насколько! – я уже порывался обнять брата, как неожиданно в мою голову пришла идея поиграть прямо здесь и сейчас, вместе с ним.

Спросите, почему я играю с братом? На самом деле я никогда не был слишком хорошим игроком, да и меня не любая игра могла захватить достаточно сильно, но эта была исключением. Брат помогал мне в том, чего я ещё не умею, был наставником, если можно это так назвать. Поэтому я и любил играть с ним вместе.

– Поиграем? – предлагает он, отдавая мне диск и автоматически давая разрешение на установку, а сам начинает переодеваться в домашнюю одежду, в этот раз это старые широкие спортивные штаны и обычная алкоголичка, что странно, ведь я думал, что уже все их у него отобрал. Да-да, я любил отбирать у Егора вещи, которые мне нравились, хоть в основном они и были старыми и поношенными, сам не понимаю, в чём суть этой моей привычки, но я обожаю носить его вещи, которые мне вообще-то велики. Пока включал комп и засовывал диск в дисковод, не отказал себе в удовольствии понаблюдать краем глаза за тем, как брат переодевается. Да уж, что ни говори, а тело у него шикарное, не то, что у Падалеки, конечно, но вполне недурно. Хотел бы я быть таким же когда-нибудь, но пока что это всё мечты.

Подходя, брат садится всей своей с ног до головы красивой и увесистой тушкой мне на колени, после чего я подумал, что на меня свалился с многоэтажки как минимум беременный слон.

– Ай, чёрт возьми! Какого хрена?! Егор, слезай, мне больно! – я, честно, и сам поразился высоте и громкости своего голоса в этот момент.

– Да чего это тебе больно?

– Ты мне на ноги сел, идиот, ты не пушинка, слезай! У меня и так ноги болят, – уже стараясь не кричать, только бурчу ему прямо на ухо недовольным тоном, чтобы вызвать хотя бы чувство вины.

– Ну не обе же болят.

– Да какая разница? Ну нет, только правая.

– Вот я на неё и сел, – и опять эта противная улыбка чеширского кота, которая брату совершенно не идёт. Я просто не мог оставить положение дел как есть, поэтому прибегнул к последнего способу избавления своих коленок от скорого разрушения – просто завозился на стуле, как уж на сковородке, тем самым скинув брата на пол, как следует тряхнул стол, из-за чего кола чуть не выплеснулась из его стакана. С грохотом упав, Егор быстро поднялся, а я уже успел уступить ему место, так что когда он на него приземлился уже нормально, я наглым образом залез ему на колени, как делал это обычно, чуть поёрзал, чтобы устроиться получше, и успокоился, запуская игру.

Я очень и очень сильно пожалел, что не ношу с собой диктофона или блокнота с ручкой, потому что за те полчаса, что мы с братом играли, он успел обматерить меня и весь свет вдоль и поперёк и, по-моему, ни разу не повторился. Видимо, за две с лишним недели я успел порядком отвыкнуть от игр, даже не так, от их динамики. Мне сложно было поспевать за всем, что происходит, хотя в основном действия я предпринимал правильные. Когда я, совсем устав, предложил сделать небольшой перерыв, брат сразу же согласился и поставил игру на паузу, после чего, тяжело выдохнув, откинулся на спинку кресла, а я в свою очередь откинулся на спинку своего альтернативного кресла под названием «плечо брата». И в этот момент я впервые по-настоящему почувствовал, какой же я маленький в сравнении с ним и какой слабый. Его грудь была шире моей спины, так что я, и правда, умостился на нём, как в кресле, его руки были сильными и в меру мускулистыми, что было заметно, даже когда они расслабленно лежали на подлокотниках, его ноги были сильными, так что, наверное, даже не затекали после того, как я часами сидел на его коленях. Как мы, братья, можем быть настолько разными? Эта разница в силе, его явное превосходство заставляло внутри меня пробуждаться некому трепетному страху. То был не плохой страх, не такой, как обычно, это было даже приятно. Приятно с одной стороны, когда понимаешь, что есть кто-то такой большой и сильный, кто будет защищать тебя, и горько с другой стороны, когда понимаешь, что и сам хотел бы быть таким же, следовать примеру брата. В этом наши с ним мнения сходились: Егор всегда старался быть для меня примерным братом, и именно это подстёгивало его всю жизнь, а я был ведом и увлечён, поэтому следовал во всём его примеру, и это воспитало меня таким, какой я есть.