Текст книги "Младшая неврастения (СИ)"

Автор книги: Lirva

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Пойдём, не то нам головы отгрызут, – брат отстраняется и берёт меня за руку, ведя за собой обратно на кухню. С виду это выглядит вполне обычно и по-семейному, но для меня прикосновение его ладони к моей означает куда как больше. Ощущение его горячей кожи ни с чем не сравнить, и оно заставляет мурашки пробегать по спине. На кухне мама уже разделяет завтрак по тарелкам, так что я спешно отгоняю от себя все недозволительные мысли и с виноватой улыбкой прошу её налить мне кофе.

Через несколько минут папа выбирается из душа, и его занимает Егор, впрочем, не более пяти минут. Он успевает к общему завтраку и спешно уплетает свою порцию утренней яичницы.

– Торопишься? Могу подвезти, – предлагает в полголоса отец, наблюдая за тем, как брат поминутно косится на настенные часы.

– Правда? Было бы здорово. Спасибо, пап, – Егор весь будто просиял. Как начищенный пятак, честное слово. Он уносится в свою комнату, в спешке и шуме одеваясь и складывая сумку.

– Взволнованный он сегодня. Зачёт у него? – спрашивает папа, деловито сложив руки в замок, обращаясь сразу ко всем и ни к кому одновременно. Я лишь пожимаю плечами, да и мама тоже.

– Ничего-то вы не знаете. Тоже мне, родственнички. А вдруг у парня свидание? – папа принимает осуждающий и в то же время очень мудрый вид. Сразу видно, в кого Егор такой. Гены – страшная штука.

– Он бы мне сказал. Не свидание у него, – кажется, мой голос звучит слишком уж недовольным, на что отец удивлённо приподнимает брови.

– Завидуешь? – я хмурюсь, сложив руки на груди, и отворачиваюсь, не намереваясь отвечать на глупый, пусть и шутливый вопрос. – Или ревнуешь? – отец смеётся, а я почти поперхнулся собственным возмущением. Что за люди!

Обратно на кухню брат вернулся уже в полной боеготовности и со счастливой улыбкой приземлился своей божественной задницей обратно на стул.

– Мог бы и не торопиться. Сейчас я соберусь и поедем.

Мама уходит вместе с отцом в спальню – прихорашиваться самой и готовить ему костюм. Всегда удивлялся, как у неё выходит делать всё это так быстро. Мы с братом остаёмся на кухне одни как минимум на ближайшие минут пятнадцать. Он пододвигает свой стул ближе к моему и позволяет мне сложить мои тощие бледные ноги на его колени. Он улыбается и поглаживает мои волосы, я потягиваю из чашки ароматный кофе. Семейная идиллия, куда ни глянь.

Через двадцать с хвостиком минут я закрываю дверь за шумным и спешащим каждый по своим делам семейством и снова остаюсь один на один с самими собой, а также со своими делами – уроки, книги и музыка. Из-за нервозности рук и плохого зрения плетение стало для меня временно невозможным. Первым делом я занимаюсь уроками, чтобы быстрее отмучиться и заняться действительно интересующими меня вещами. Начиная с больших зол – точные науки – и переходя постепенно к меньшим, я расправляюсь с домашним заданием на два дня вперёд всего за три с половиной часа. Но это смертельно малая часть от того времени, которое семья проводит вне дома, оставляя меня в одиночестве. Так что оставшееся до их прихода время я трачу по выработавшейся за последнее время привычке на книги. Взгляды великих исторических личностей на мир, философию, идеологию, социум и прочие вечные вещи стали мне неожиданно интересны, что отец, кстати, не преминул похвалить и поддержать, тихонько подсунув мне в комнату “Mein Kampf”. Нет, папа вовсе не сторонник фашистской идеологии, но он посчитал, что и с точкой зрения этого человека я тоже должен быть знаком, с его путём, с его борьбой. Возможно, я каждое слово из прочитанных мною книг пойму превратно в силу своего возраста, но что-то мне подсказывает, что этого не произойдёт, раз я уже задумываюсь над этим. Болезнь состарила меня? Глупости, ни в коем случае. Но, надеюсь, она заставит меня хотя бы немного повзрослеть, чтобы побыстрее нагнать Егора. В помощь себе я откопал в интернете несколько довольно-таки полезных книжек по этикету, подробно описывающих даже каждый столовый прибор в сервировке стола. Подобная щепетильность отбила у меня аппетит на ближайшую пару-тройку дней, зато в следующий раз я уже точно не буду, как детсадовец, накидываться в ресторане на мороженое. Боже, что я несу? Я брежу.

Часы стали тикать непривычно громко, а буквы перед глазами всё больше расплываться, сами глаза словно опухли из-за повышенной температуры тела, но это ведь всего лишь усталость. Завернувшись по самые уши в любимое махровое одеяло, я разлёгся в зале в центре пушистого ковра, как гусеница, лёжа рядом с раскрытой на середине книгой. Взгляд отчаянно пытается сфокусироваться на белёном потолке, но попытки его тщетны. Зная, что мама всегда хранит капли для глаз в своей маленькой прикроватной аптечке, я целенаправленно пополз в родительскую спальню. Правда, процесс оказался довольно затруднительным, так что я быстро встаю и, продолжая укутываться в одеяло, захожу в спальню, довольно быстро находя там маленький флакончик. Капать в глаза, признаюсь, не совсем приятно, но в моём случае почти жизненно необходимо, иначе я, подобно Егору, подвергнусь опасному знакомству с косяком. Читать более не представляется возможным, так что, забрав из зала раскрытую книгу, я снова заседаю в своей комнате, наслаждаясь великолепными звуками пост-рока и ленивым голосом Йохана. Думая о нём, я немного завидую. Им с Алексом здорово повезло найти друг друга, воплотить свою мечту, стать знаменитыми, а после этого остаться вместе, несмотря ни на что, и сохранить интерес к своему делу. Вот бы нам с Егором так… Хотя, мы с ним и не мечтаем стать ни звёздами, ни сколотить общее дело, но у нас совершенно точно есть общая (пока что недостижимая) цель – преодолеть преграду родственных отношений, преодолеть эту аморальность, по мнению общества, добиться хотя бы элементарного понимания.

Погрузившись в поток собственных мыслей, я выпадаю из этого мира и не сразу слышу назойливую трель дверного звонка. Быстро стянув наушники и добежав до двери, я глубоко вдыхаю, чтобы снова не застрять на элементарном повороте замка, и на выдохе открываю. Улыбаюсь брату ласково и сходу обнимаю его за шею, утыкаясь носом в плечо. Надеюсь, с его приходом мне полегчает, а состояние необоснованной паники, наконец, схлынет. Егор, однако, не торопится меня обнимать в ответ и прижимать к себе, как обычно это делает. Он лишь хлопает меня по плечу, неловко смеясь, и даже отстраняет.

– Не раздави меня, мелкий, – хмурюсь, глядя на неловкую улыбку брата, искренне не понимая, почему он такой… Сердце замирает на секунду, когда я встречаюсь с хитрым лисьим взглядом за плечом Егора, который сверлит меня, заглядывает через мои ни в чём не виноватые глаза прямо в душу и будто бы читает её. Ослабленные осенней непогодой ноги снова начинают дрожать, а колени неприятно ныть. Этот парень скалит лицо в неприятной улыбке и смотрит на меня, как волк на загнанного им зайца. Я его добыча. Мамочки.

– Или? Ты тут? Вернись на Землю. Помнишь Жеку? Вы в универе тогда познакомились.

Вопреки всем правилам хорошего тона, вычитанным из книг по этикету, я продолжаю стоять оловянным солдатиком, буквально загипнотизированный и до самой последней косточки в теле испуганный этим взглядом. Продолжаю стоять до тех пор, пока парень, встряхнув головой, не меняет выражение лица на миролюбивую улыбку и обращается ко мне очень уж ласково, почти, как к маленькому ребёнку.

– Привет, малыш Илиан. Уже успел забыть меня? – я едва удерживаюсь, чтобы не шарахнуться от парня в сторону, когда он сжимает мои ладони в своих и улыбается обыкновенно и добродушно.

– Н-нет, – выдавливаю из себя, сглотнув и переведя дыхание, – Я помню. Женя. Ты мне тогда помог. Большое спасибо.

– Да не стоит, всегда рад помочь заблудшим овечкам. Напоишь чаем бедных студентов? – весело и непринуждённо болтая, парень просачивается мимо меня в коридор и уже разувается, по-свойски занимая одну из вешалок своей курткой. Так, будто он в этой квартире не первый раз, так, будто они с Егором близкие друзья.

Оборачиваюсь к Егору, одаривая его более чем выразительным взглядом, на что он улыбается непринуждённо и треплет меня по волосам. Идиот. Клинический.

Когда мы втроём оказываемся на кухне, Женя болтает без умолку, активно жестикулируя и меняя гримасы на своём мужественном, обросшем двухдневной щетиной лице со скоростью света. Я терпеливо вожусь у плиты, нагревая чайник, насыпая нужнее количество чая в маленький заварочник. Егор смеётся, хлопает этого здоровенного парня по плечу совсем, как друга. Не обращать внимания. В конце концов, я дракон в пальто, а этот парень всего лишь Жека. Боже, что я несу?

Попытка поднять тяжёлый горячий чайник, как и утром, закончилась неудачей, и он с характерным скрипом металла о металл грохнулся донышком обратно на плиту. Первым ко мне успел подлететь Женя, обняв со спины и накрыв мои ладони своими лапищами, осторожно трогая их и готовясь уже на них дуть.

– Обжёгся, малыш? – опять это, казалось бы, ласковое обращение вызывает у меня приступ тошноты и паники, заставляет внутри всё застыть, а живот скрутиться.

– Нет. Всё нормально. Просто не удержал, – слышу облегчённый вздох Егора над своей макушкой, и он отодвигает парня от меня, обнимая заботливо за плечи. Прижиматься к нему откровенно прям на глазах у этого Жени совершенно не хочется, так что я, выдавив неловкую улыбку, хлопаю его по спине, успокаивая.

– Нехорошо себя чувствуешь, Или? Слабость? – в ответ я только киваю рассеянно и, чувствуя подкатывающий приступ паники и головокружения, ненавязчиво отстраняю брата от себя, стремясь скорее покинуть кухню и закрыться у себя в комнате.

– Закончите тут с чаем без меня. Настаивать двадцать минут, – шагнув в проход, я уже, было, понадеялся завершить навязанный контакт с этим неприятным типом, да и успокоить заодно расшалившиеся в последние дни нервы, но судьба, видимо, распорядилась иначе. Он поймал меня своей широкой ладонью за предплечье и удержал, настойчиво, но не грубо развернул к себе лицом и, состроив выражение беспокойства на лице, спросил:

– Даже не попьёшь с нами чай? Мы принесли вкусное печенье. Егор говорил, тебе такое нравится.

И всё. В моей голове что-то с тихим хлопком лопнуло. Глаза заволокло привычной красноватой дымкой гнева, руки затряслись, максимально напрягшись, а язык снова отказался повиноваться разуму, неся всё, что ему вздумается.

– Убери от меня свои грязные руки, чёртов извращенец! И можешь запихнуть себе своё печенье поглубже в глотку, ясно тебе?! – говоря это, я отцеплял довольно грубо каждый палец парня от себя, а последние слова и вовсе прокричал противным фальцетом, весь трясясь от напряжения и злости. Господи, останови это.

Я шарахнулся от него, наблюдая, как глаза мерзкого ублюдка расширяются уже в неподдельном удивлении. Егор после секундной заминки сообразил, что происходит, и широко шагнул ко мне, несильно замахнувшись и отвесив отрезвляющую пощёчину. В ушах зазвенело, глаза заволокло уже чёрной дымкой, из-за чего остались видны лишь силуэты. Я искренне понадеялся, что сейчас успокоюсь и просто уйду в свою комнату, но негнущиеся ноги отказывались уносить меня с кухни – буквально приросли к полу. Против моей воли и отчаянных попыток достучаться до мозга, голова вскинулась, я окинул брата гневным, прожигающим взглядом и, ко всеобщему удивлению, ответил ему тем же – заехал раскрытой ладонью по лицу. Ладонь обожгло, но даже уголки рта не дёрнулись в гримасе боли. Что происходит? Это не прекращается…

– Этот дружок тебе дороже меня, братишка? Он мне не нравится. Мне в принципе извращенцы не нравятся! – выкрикнул я брату в лицо, сжимая ту самую ладонь, которой только что залепил ему, в кулак.

– Что ты несёшь? – Егор гневно прорычал и встряхнул меня за плечи.

– Он меня вечно взглядом раздевает и ухмыляется мерзко! Не говори, что не замечаешь!

Разум уходит всё дальше и дальше от меня, я что-то кричу, уже не разбирая собственных слов, потому что в голове вакуум. Чувствую отстранённо, как Егор подхватывает меня на руки, закидывает себе на плечо и почти бегом достигает ванной. Там он меня прямо в одежде запихивает под ледяной душ, бьёт по щекам, трясёт снова за плечи, а я всё продолжаю ругаться, пока губы не теряют возможность шевелиться, окончательно замёрзнув. Зубы стучат друг о друга, глаза закрыты, и я бессознательно тянусь озябшими руками с негнущимися пальцами к штанине брата, чтобы одёрнуть. Хватит, Егор, хватит. Мне лучше, всё прошло. Он выключает душ и, тяжело дыша, смотрит на меня сверху вниз. Ледяная вода стекает с волос по телу вниз, продолжая обжигать. Я, кажется, плачу. Брат, будто очнувшись ото сна, спохватывается, заворачивает меня в сорванное с сушилки полотенце и прижимает к себе. Я сжался в комок, прижав колени к груди и уткнувшись в них лицом. Он держит меня на руках, доносит до комнаты, укладывает на кровать и просит подождать всего пару секунд, но мне всё равно, я уже почти ничего не слышу. В ушах лишь стоит звенящая тишина, а глаза, к великому сожалению, обрели снова способность фокусироваться. В коридоре за дверью какая-то возня, тихий и взволнованный шёпот, затем хлопок двери, и вот Егор снова рядом. Тянусь к нему. Егор. Егор… Он обнимает меня, заставляет сесть на кровати, разворачивает полотенце и спешно стягивает с меня всю одежду вплоть до белья, а затем снова закутывает в полотенце. Он суетится, бегая по комнате, собирая мои промокшие до нитки вещи, уносит их в ванну, затем возвращается с другим полотенцем, ведь это уже вымокло и не помогает. Он укутывает меня, снова уходит, снова возвращается. Картинки мелькают перед глазами, как стоп-кадры. Я не могу сосредоточиться. Смотрю на часы, отчётливо видя и большую, и маленькую стрелку, но не могу сказать, сколько сейчас времени. Я забыл время, опять. Из омута меня вырывают тёплые руки Егора, обнимающие за плечи. Он укладывает меня на кровать, укутывает поверх полотенца моим любимым махровым одеялом, ароматным и родным. Егор ложится рядом, продолжая обнимать, прижимая к себе, и целовать в висок заботливо. Он даже шепчет мне на ухо что-то успокаивающее, но я не слышу. Я проваливаюсь в темноту. Нет, это не сон, это обморок.

Я медленно открываю глаза, чувствуя, как тёплые ладони брата несильно шлёпают меня по щекам, иногда гладят и снова шлёпают, совсем слабо. Он зовёт меня нежным шёпотом по имени.

– Или, очнись. Открой глаза, – этот тон, почти умоляющий, заставляет меня побороть своё желание снова погрузиться в небытие, и я открываю глаза, встречаясь с обеспокоенным взглядом Егора.

– Я в порядке, – вышло невнятно и сипло – губы всё ещё были замёрзшими и, наверное, синими. Проморгавшись, я с удивлением обнаруживаю, что рассудок чист и разум вполне со мной, даже более со мной, чем пару часов назад, когда я был один наедине с собой и книгой.

– Нихрена ты не в порядке, – выдыхает он сдавленно и утыкается лбом в моё плечо. Брат хмурится, это нутром чувствую.

– В порядке, Егор. Всё хорошо. Я уже пришёл в себя. Это был приступ, да. Сейчас всё нормально, – я глубоко вдохнул, что оказалось не таким простым. – Женя ушёл?

Брат посмотрел на меня как-то затравлено и кивнул:

– Давай не будем о нём? Мы потом об этом поговорим. Сейчас ты хочешь чего-нибудь?

Я повозился, заставляя одеревеневшие от холода суставы заскрипеть и снова заработать.

– Не особо, если честно. Мне нужно побыть одному.

– Хорошо, – Егор вздыхает и садится на кровати спиной ко мне, – Я пока сделаю тебе чай. Полежи.

Я киваю, хотя он и не видит этого. Он уходит, оставив дверь приоткрытой, а я продолжаю лежать закутанный и опустошённый, бездумно глядя в идеально ровный белый потолок. Теперь ясно, почему потолки всегда делают именно такими. Тут и сигареты никакие не нужны – потолки заставляют задуматься ничуть не хуже. Мыслей нет, совсем. В голове вакуум. Ни сожаления, ни стыда, ни желания побыть рядом с братом – ничего. Хочется просто лежать в тишине. Желательно, вечность.

Слушая, как Егор гремит чем-то на кухне, я просто пялюсь в белую бездну. Но мой провал прерывается неожиданно пробежавшей мыслью. Нашариваю ослабевшей рукой телефон где-то рядом с собой и, не глядя на экран, набираю номер. Длинные гудки раздражают, но быстро сменяются обеспокоенным и неуверенным голосом.

– Привет.

– Артём… Забери меня отсюда…

Друг начинает взволнованно что-то спрашивать, но я только отключаюсь и отрываю взгляд от потолка, встречаясь со взглядом обескураженного брата, застывшего в проёме двери. Чёрт возьми.

========== часть 14 ==========

Друг начинает взволнованно что-то спрашивать, но я только отключаюсь и отрываю взгляд от потолка, встречаясь со взглядом обескураженного брата, застывшего в проёме двери, и это, чёрт возьми, не предвещает ничего хорошего.

– Далеко собрался? – спрашивает он, прислонившись к косяку, встав в дверном проёме и сложив руки на груди, брови его нахмурены, а хмурый взгляд сверлит меня, как металлоискатель.

– Соскучился по Артёму, представляешь? – совсем не пытаясь прикрыть собственную ложь, улыбаюсь иронично и треплю свои холодные мокрые волосы, стараясь так скрыться от взгляда брата.

– Представляю, – он окатил меня снова недовольным взглядом с головы до ног – я почувствовал – и зажмурился ненадолго, цокнув языком неодобрительно. – Ладно, иди, если хочешь.

– Спасибо, – от души отлегло, когда я осознал, что брат просто-напросто понял то, насколько я сейчас нуждаюсь в чьей-то ещё поддержке, в чьём-то совете и в том, чтобы побыть в другой обстановке, он понял, вот и всё, и не стал держать, разбираться, выяснять что-то. Наверняка, он ещё поговорит со мной насчёт сегодняшнего, но позже, а сейчас мне нужно собраться до прихода Артёма, если этот оболтус, конечно, не решил оставить меня на произвол судьбы.

Приподнявшись на локтях, я пытаюсь спустить свои ноги с кровати, чтобы встать, но выходит, мягко говоря, скверно, что не скрывается от взгляда брата, на что он молча подходит ко мне и, держа бережно и надёжно за плечи, приподнимает, усаживая на кровати, затем почти усаживает к себе на колени и осторожно касается моих ног. Однако прикосновения я почти не чувствую. Что с моими ногами опять? Егор берёт мою ступню в свои ладони и начинает осторожно её массировать, согревая теплом своих пальцев, а я могу лишь смущаться, уткнувшись носом в его плечо. Чёрт, ну кто бы ещё стал делать для меня такое? Только брат. Его прикосновения осторожные, предельно нежные и очень заботливые, его глаза закрыты, а брови нахмурены немного, так же, как нахмурены обычно мои, когда я концентрируюсь на каком-то одном кропотливом занятии. Постепенно я начинаю чувствовать, как тепло разливается по ногам от ступней и выше, а затем и по всему телу. Наверное, слишком долго он держал меня под холодной водой, вот я и закоченел, хотя, быть может, дело не в этом, а в расшатавшихся не на шутку нервах, ведь всё-таки нервная система это не только моральное состояние, моё тело тоже в полной от неё зависимости.

– Спасибо… Я уже согрелся, – с трудом подбирая подходящие слова, тихо шепчу Егору куда-то в шею и подтягиваю ноги к себе, обнимая их, а брат открывает глаза и смотрит на меня открытым и в то же время нечитаемым взглядом, отчего я почти кожей чувствую его подавленное состояние, его отчаяние и грусть.

– Ты останешься у него на ночь? – Егор, сложив руки на груди, выпрямился, расправив мускулистые широкие плечи, отчего я снова сжимаюсь – его аура подавляет меня, даже когда он расстроен или не в духе.

– Думаю, да. Если его семья не будет против, – спустив-таки босые ноги с кровати, я, забывшись, встаю, и влажное полотенце, не слишком-то крепко замотанное на мне, спадает с плеч, оставаясь на кровати поверх одеяла. Не то чтобы Егор там чего-то не видел, но становится всё же неловко, я стараюсь прикрыться руками, что со стороны, наверняка, выглядит жалко, моментально сажусь обратно и заворачиваюсь в одеяло. Брат смотрит на меня сначала всё так же подавлено, но затем коротко улыбается. Фух… Надеюсь, он не сильно обиделся, ведь моё желание покинуть дом на продолжительное время никак не связано с братом, я вовсе не хочу убежать или скрыться от него, наоборот, я хочу всегда быть рядом, но для этого мне нужно разобраться сначала в себе, в чём мне должен подсобить мой верный друг.

Не имея ни малейшего представления о том, как скоро соберётся и придёт Артём, да и придёт ли вообще, я медленно стал собираться, заранее выпроводив братца из комнаты, чтобы он не смущал меня своими взглядами, пристойными и не очень. Зная своего друга, могу с уверенностью сказать, что у меня есть время принять душ, покушать, поиграть в игру, отрастить бороду… Потому что он та ещё копуша, на самом деле, собирается дольше любой девчонки. Ни на покушать, ни на игру сил нет ни физических, ни моральных. Одевшись в первое, что выпало на меня из недр шкафа, и вытерев волосы вновь уже влажным полотенцем, я выхожу на кухню, где Егор сидит за столом, потягивая из своей кружки горячий чай, а моя кружка стоит рядом. Шумно вздыхаю. Хоть бы он сейчас не начал никакого серьёзного разговора, Боже, пожалуйста, мне и так очень стыдно, да и я перенервничал.

– Чего застыл там, как призрак отца Гамлета? Садись, – он махнул рукой, улыбнувшись тепло и ласково, во взгляде поддержка, хоть я и знаю, что ему это всё даётся не просто, и потому я безмерно благодарен брату.

– Опять чай и опять сладкий? – беря тёплую снаружи кружку в ладони, грею о неё заледеневшие из-за нервоза пальцы, а носом втягиваю приятный аромат, который сулит далеко не такой же приятный вкус.

– Не опять, а снова. Пей, Или, – брат отпивает маленькими глотками свой чай, глядя на меня прямо, без укора или вопроса, просто несколько ласково. Приятно…

– Я к Артёму ненадолго… – наконец, оттаяв и придя до конца в себя, начинаю чувствовать зарождающееся в сердце чувство вины перед братом за то, что вот так бросаю его, хотя именно он помог мне справиться с приступом. – Скорее всего, его родители не будут против, поэтому я останусь на ночь. Но не волнуйся. Я уйду утром, – да, я откровенно пытаюсь оправдаться и задобрить брата, хоть и знаю, что это совершенно не нужно – он и так понимает меня без слов.

– Если вдруг почувствуешь себя нехорошо, сразу звони мне, ты понял? – Егор не суров и не строг в своих наставлениях, он лишь предусмотрителен. Наверное, мы сейчас думает об одном и том же:

– Понял. Я знаю, если приступ застанет меня в чужом доме… – я замолчал на полуслове, потому что ни одному из нас не нужно было даже представлять, что будет после этого «если». Будет катастрофа. Не столько для той семьи, сколько для меня – ещё одно моральное потрясение, которое не пойдёт на пользу.

– Этого не случится, Или, – ласково шепнув, брат тянется ко мне через весь стол и нежно касается горячей сухой ладонью моей щеки, поглаживая её. – Всё будет хорошо. Вы повеселитесь, и ты вернёшься.

– Да… – неуверенно улыбаюсь, отчего уголки губ дрожат, а улыбка через несколько секунд покидает лицо.

Я не успеваю сказать что-либо ещё, так как в комнате раздаётся трель моего телефона. Бегать у меня сил нет, поэтому лишь надеюсь, что тот, кто пытается мне дозвониться, проявит терпение и подождёт, пока я доковыляю до своей обители.

– Внемлю, – не гляжу на экран, всё равно не смогу различить букв сейчас, после приступов всегда так, а в трубке в ответ раздаётся недовольный голос Волкова, который пыхтит и шумно дышит.

– Я уже иду. Ты собрался?

– Почти да. Через сколько будешь? Примерно.

– Минут через пять максимум. Какая там у тебя квартира?

– Рыба ты… Тридцать пятая.

– Сам рыба. Отбой, – и он кладёт трубку. Я знаю, что друг совсем не обиделся, наши с ним разговоры зачастую и бывают такими – отрывистыми, но ёмкими.

Естественно, я ещё ни черта не собрался. Не решил, что мне взять в качестве «пижамы», не сложил зубную щётку и всё необходимое, но в этом мне помогает брат, вновь оказавшийся в проёме двери, прямо за моей спиной.

– Иди пей чай, я соберу тебе сумку, – лишь благодарно улыбаюсь в ответ на его помощь и киваю, уходя обратно на кухню, где, обессиленный, сажусь за стол и допиваю, еле цедя сквозь зубы, свой чай. Брату я доверяю всецело – он прекрасно знает, где находятся какие-то мои вещи, знает, что нужно брать с собой, если идёшь на ночёвку, а что лучше оставить, поэтому со сбором сумки он управляется как раз к тому моменту, когда в дверь нетерпеливо звонят. Ещё одна не совсем хорошая черта Артёма – давить на дверной звонок так, словно это кнопка для спасения мира.

Брат, оказавшись ближе к двери, открывает её и радушно впускает гостя, тот, на фоне Егора выглядя беспомощным подростком, окидывает весь мой внешний вид хмурым взглядом и кивает в сторону двери.

– Ну, здравствуй, снег в середине лета.

– Спасибо, что пришёл. Я соскучился, – встав с насиженного места, подхожу к другу и обнимаю крепко, насколько позволило ослабшее тело.

– Пошли, горемычный. Мама уже в нетерпении – хочет тебя увидеть.

– Я по ней тоже соскучился. Давно у вас не был, – улыбаясь друг другу и шёпотом переговариваясь, мы дошли до двери. Артём не снимал с себя куртки, как пришёл, но разулся, поэтому сейчас зашнуровывал осенние ботинки, как всегда, все из себя модные. Я же, обуваясь и одеваясь под пристальным взглядом брата и его наставлениями, чуть не запутался в лёгком шарфе, и в итоге Егор сам поправил его на моей шее.

Протягивая мне собранный небольшой рюкзак, с которым я обычно ходил раньше просто прогуляться, но никак не в школу, Егор выглядел печальным, но спокойным, потому что отпускал меня с надёжным человеком. Шепнув брату одними лишь губами «спасибо» за то, что помог справиться с приступом, сделал чай, собрал рюкзак, да за то, что он просто есть рядом со мной, я улыбнулся легко, по-настоящему легко, и попрощался с ним, выходя за дверь.

На улице стояла уже по-настоящему осенняя погода: дул лёгкий прохладный ветерок, деревья были различной степени ободранности, небо было немного пасмурным, хотя точно не из-за приближающегося дождя, просто осенью и зимой оно всегда такое. Мы с Артёмом молча прошли почти половину пути от моего дома до его, но остановились одновременно, видя, как возле одного из магазинов потягивается и урчит, просыпаясь, рыжий кот-подросток. Мы с другом очень любили кошек, у него дома была уже трёхлетняя Мася – пушистая, красивая, но с характером, а вот у меня так и не хватило духа спросить у родителей разрешения завести в доме какую-то живность. За животным некому было бы ухаживать, хотя, так было раньше. Сейчас, с моим нынешним ритмом жизни, скорее всего, я вполне смогу присматривать за питомцем. Нужно будет поговорить с семьёй об этом, когда вернусь.

– Ты уверен, что всё в порядке? Выглядишь дерьмово, дружище, – в ответ на замечание Волкова лишь улыбаюсь. Знаю. Я знаю, что выгляжу, как ходячий труп, которого кто-то сначала обескровил, затем зарыл на несколько дней на двухметровой глубине, а после снова выкопал и заставил ходить. Особенно плохо я выгляжу после приступов.

– Всё будет в норме. Я тебе дома расскажу.

Понятливо кивнув в ответ на мой хриплый еле слышный шёпот, друг неспешно зашагал дальше, оставляя рыжего милашку позади нас. Я был благодарен ему так же, как и брату, за молчаливое понимание, за отсутствие сострадания или жалости в глазах, за такую простую дружескую поддержку. Единственное, что у меня по-настоящему получалось, чем я мог бы гордиться, так это умение находить хороших людей. Артём относился к таким людям. Да, были недомолвки, недопонимания, ссоры порой, но это всё юношество, это пройдёт, даже, наверное, уже прошло.

– Или, мальчик мой, ты так вырос! Я так рада тебя видеть, наконец! Проходите-проходите, – хлопотала милая тётя Ира – мать этого оболтуса, моего друга – приглашая нас в тёплую уютную квартиру. Гордо виляя пушистым хвостом, навстречу выбежала кошка Мася.

– Я тоже рад, тётя Ира, – улыбаясь, я ничуть не играю – я действительно рад видеть эту добродушную хозяйственную женщину, которая лишь на пару лет моложе моей мамы.

– Как хорошо, что ты всё-таки пришёл нас навестить, а то ни слуху ни духу от тебя с прошлого учебного года.

Признаюсь, мне стало действительно совестно за то, что я почти всё лето игнорировал друзей, да и вообще людей, целиком с головой зарываясь в свои проблемы, ведь были же люди, которые по-настоящему волновались обо мне всё это время.

Оправдываться мне не дал настойчивый Артём, который уговорил свою маму вместо расспросов сделать нам вкусный поздний обед, а меня за руку буквально волоком утащил в комнату.

– Ну, рассказывай, – сделав серьёзное лицо и сложив руки на груди, потребовал парень.

– Да нечего, в сущности, рассказывать. Просто мне захотелось побыть в другой обстановке. Переварить все свои мысли без вмешательства заинтересованных сторон.

– А я, значит, незаинтересованная сторона? – вскинув выразительные брови, друг хмыкнул неодобрительно.

– Ты нейтралитет, который мне сейчас так нужен, – вымученно улыбнувшись настороженному другу, смотрю в его глаза, находя в них понимание, но некоторое огорчение.

– А я уж было подумал, что ты соскучился… – сделал самую обиженную мордочку из всех обиженных мордочек, Артемий (так я его иногда в шутку называю) стал переодеваться из тёплого свитера и брюк в домашние растянутые штаны и смешную футболку отчима.

– Ну, Тём, – тяну виноватым и немного ласковым голосом, чтобы показать ему, что он неправ и я действительно скучал.

– Не называй меня так, а то я чувствую себя трёхлетней девочкой с бантиками на голове, – проворчал друг и обернулся, окинув меня наигранно недовольным взглядом. – Переодевайся давай, мама нас уже ждёт за накрытым столом.

Киваю, улыбаясь парню счастливо, хоть и немного устало, зато искренне.

Дом Волковых – странное место, безусловно, уютное благодаря стараниям тёти Иры, немного захламлённое (в определённых местах) из-за небрежности Артёма и чуточку мрачноватое из-за его отчима. Сергей не был плохим человеком, но вот с пасынком, которого он растил с младенчества, отношения у них испортились в тот самый момент, который все взрослые называют переходным возрастом. Помнится мне, друг в то время много мне жаловался на частые ссоры с отчимом. Я видел, что мужчина интересуется жизнью парнишки, хочет быть полезным и причастным, но Артём в силу одному ему известных обстоятельств был абсолютно против. Что ж, это не моё дело, в конце концов. Однако уютную и тёплую атмосферу в этом доме нарушали именно их натянутые отношения.

Хозяйка дома накрыла для нас с парнем скромный стол, хотя я всеми правдами и неправдами пытался намекнуть ему, что съесть из того, что было мне предложено, не смогу и десятую часть. Благо, друг знал о моём недуге, поэтому потихоньку, когда тётя Ира хлопотала возле плиты или холодильника, отвлёкшись от нас, он таскал еду из моей тарелки на свою, облегчая мою участь. Вот что значит хороший друг.