Текст книги "Гувернёр (СИ)"

Автор книги: Lexie Greenstwater

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Я справлюсь. Я же умный.

«Нет, ты тупой. Очень тупой» – вразумил внутренний голос.

Прикрутив огонь, Скорпиус еще раз подумал о плане исправления неправильного рецепта: довести пропорцию до идеальной.

Дело сложное. Двадцать две капли слез феникса на семь капель родниковой воды. В зелье уже плещется семь капель слез феникса и двадцать две капли воды.

Долить пятнадцать капель из пузырька с наклейкой «Слезы феникса».

На каждую каплю воды приходится примерно по три капли феникса. Составить пропорцию.

Запутаться окончательно.

– Ну твою мать! – ударив ладонью по столу, крикнул Скорпиус.

И кому нужен тот йельский диплом с пометочкой «прикладная математика»?

– Спокойно. – Дрожащими руками он чиркнул зажигалкой и поджег сигарету. – На каждую каплю воды – примерно по три слезы феникса. Сколько долить воды и слез, если в котле, по старой пропорции, уже кипит семь капель слез феникса и двадцать две капли воды?

Сформулировать задачу получилось, но вот решить оказалось сложнее. Скорпиус, поглядывая на жижу, уже исписал два листа бумаги, причем в один момент он поймал себя на том, что строит эллиптический параболоид.

Тупик.

Скомкав расчеты и швырнув их в другой конец кухни, Скорпиус, понимая, что все катится к чертям, вцепился руками в столешницу и подумал, что бы он сделал, скажем, месяц назад, если бы у него что-то не получалось.

Пошел бы жаловаться на жизнь Луи, а тот, в свою очередь, посредством доброго дружеского пинка под зад, отправил бы его попробовать еще раз. Но сейчас Луи нет. И никогда уже не будет, если это белобрысое светило математики не высчитает пропорцию.

Как вдруг скомканный лист, как снежок, полетел в гувернера и, угодив в затылок, упал на пол. Скорпиус обернулся и изумленно вскинул брови.

Альбус, поставив на стол большую склянку с наклейкой «Слезы феникса» и не менее внушительный сосуд с родниковой водой, снял с котелка крышку.

– Будем пробовать, – только и сказал он. – Хуже не будет.

– Почему ты здесь?

– Потому что решил.

– И почему? – достав чистый лист из ящика стола, спросил Скорпиус.

– Подумал, – признался Ал. – Луи ведь умер, так и не закончив зелье. Не тебе ли лучше всех нас знать, что происходит с мертвецами, которые не закончили свои земные дела?

Скорпиус совсем не ожидал такое услышать, и, признаться, не думал об этом вообще.

– Он не стал духом, – продолжил Ал. – Как ты когда-то. И я думал, почему так? Луи хотел создать камень не меньше тебя, он же так любил Доминик. Но он не вернулся сюда духом. Знаешь, почему?

Малфой обессилено пожал плечами.

– Потому что был уверен, что несмотря ни на что у тебя получится. Он верил в тебя, идиот. А если он верил, то, наверное, я тоже должен.

Кажется, даже неудачный вариант зелья забулькал тише. Скорпиус, совсем растерявшись, только и мог, что смотреть на Ала: удивленно, чуть обвиняя за то, что тот ушел двадцать часов назад, но безмерно благодарно за то, что он вернулся.

– Ну что, пора варить?

– Пора, – улыбнулся Скорпиус и, снова сжав зубами сигарету, сел за пропорцию.

====== Последняя воля ======

Зачем Скорпиус Малфой поступил в магловский университет, не знал никто, даже сам Скорпиус. Возможно, во всех штампах драматического героя, решил отправиться в далекие-дали, дабы найти себя и познать истину бытия. А возможно, что вероятнее, насмотревшись сериалов и устав переживать за отношения Чака и Блэр из «Сплетницы», запутавшись в любовном треугольнике из «Дневников вампира» и смирившись с тем, что никогда не станет таким крутым, как братья из «Сверхъестественного», принял выбор жить жизнью обычного, пусть и несколько волшебного, парня из современного мира.

Драко был, собственно, не против учебы в Йеле, несмотря на то, что ранее называл бы его «притоном грязнокровок», аргументируя свое разрешение известной пословицей: чем бы дитя ни тешилось, абы только по мужикам не ходило, кокаин не нюхало, трамваи не угоняло и т.д.

Вопрос номер два: почему именно прикладная математика?

Что такое прикладная математика, Скорпиус представлял себе довольно туманно вплоть до момента получения диплома. Однако, видя в сложных формулах, цифрах и алгоритмах какую-то свою романтику, будущий гувернер, решив произвести впечатление очаровательного ботаника, выбрал именно эту специальность и, поставив себе условие, во что бы то ни стало овладеть таинствами мудреных цифр, отправился в путь, грызть гранит и другие минералы науки.

Однако учеба оказалась далеко не такой легкой и романтичной, как на экранах телевизоров. А особенно если математические познания первого в истории благородного рода Малфоев гриффиндорца ограничивались уровнем младших классов и двумя уроками нумерологии в Хогвартсе.

– Что за хрень? – С этой фразой Скорпиус Малфой точно оценил всю ситуацию после двух минут первой лекции по дискретной математике.

Но, принципиально доучившись, на спор с отцом, все-таки получил диплом, во многом благодаря своим способностям виртуозного лжеца и Луи, который, тоже закончив магловский университет, но по направлению медицины, в письмах объяснял как лучше сдружиться с преподавателями, а иногда и писал за друга курсовые работы, потому как дружба и желание помочь были куда сильнее того факта, что оборотень ничего не понимал в прикладной математике.

И несмотря на диплом и горы конспектов, Скорпиус был и остался на веки вечные типичным гуманитарием на всю голову. Но кто бы знал, что цифры и формулы ему все же пригодятся в жизни?

А никто не знал, даже сам Скорпиус. Но после того, как рассчитал пропорцию Фламеля, подгоняя ее под испорченное зелье, гувернер на всю свою вечную жизнь запомнил одно простое правило – «Бесполезных знаний не бывает».

«На каждую каплю воды – примерно по три слезы феникса. Сколько долить воды и слез, если в котле, по старой пропорции, уже кипит семь капель слез феникса и двадцать две капли воды?»

Условие задачи глубоко засело в голове у Скорпиуса и словно барабанной дробью билось где-то в районе висков. Гувернер сидел на полу, облокотившись на диван, в окружении пепельницы, исписанных листов бумаги и дневника алхимика. Голова раскалывалась от боли, причем ни одна таблетка не помогала, а рука, выпачканная чернилами, отказывалась еще что-то писать.

– Иди сюда, – поманил его рукой Альбус, сидевший на высоком табурете перед котелком с многострадальным зельем.

Скорпиус обессилено поднялся на ватные ноги и потащился к котелку.

– Смотри.

В закопченной оловянной посудине действительно плескалось уже что-то похожее на зелье. Багряно-красное, красивое, словно переливающееся перламутром, оно уже было стянуто тончащей поблескивающей пленочкой, под которой побулькивал алый эликсир.

– Похоже на истину, – одобрительно хмыкнул Ал.

– По рецепту надо двадцать две слезы феникса и семь капель воды, – не унимался Скорпиус, впрочем, уже не так возмущено. – Мы в разы превысили показатели, но пропорцию сохранили. Это страшно?

– Думаю, нет, – не очень уверено протянул Альбус. – Ну, сейчас оно выглядит так, как описано в дневнике.

Скорпиуса затопила такая мощная волна облегчения, что даже смыла и не оставила и следа гордости за проделанные расчеты, которые отняли пару часов, пачку сигарет, восемь таблеток от головной боли и страшно представить сколько нервных клеток.

Он рухнул на диван и, в томной полудреме, подтвердил, что математика – явно не его конек. Уж слишком он измотался.

– Ал, а меня вскрывали? – вдруг спросил Скорпиус.

Альбус, поставив на плиту чайник, немало удивился вопросу.

– Конечно. А что?

– Просто там сейчас над телом Луи извращаются всякими скальпелями, пинцетами и ножами. Вот он проснется, а у него, скажем, почки нет. Он будет ругаться.

– Ну у тебя тоже не было, – пожал плечами Ал. – Ни почек, ни печени, ни сердца, ни мозга.

Скорпиус аж вскочил.

– Как так? – ахнул он.

– Не волнуйся, все отросло, – рассмеялся Альбус. – Кроме мозга. С мозгом беда. Мозг не желал возвращаться в твою черепушку, поэтому пришлось пересадить тебе мозг улитки. Поэтому ты такой…умняш.

– Эй, я гениальный математик! – поджал губы Скорпиус.

– Ну, улитка была умной.

Скорпиус прикрыл глаза и хотел было подремать хотя бы минутку и освободить голову от мелькающих перед глазами расчетов, как Ал снова заговорил:

– Не думаешь, что пора бы уже исполнить последнюю волю Луи?

– Какую?

– Которая касается конкретно тебя.

Малфой, поняв, о чем говорит Альбус, театрально закрыл глаза рукой.

– Скорпиус, надо, – уперся Ал. – Ради Луи.

Чайник закипел быстрее, чем ожидалось, но чаинки кипятком они так и не залили. Скорпиус так и заснул на диване, прижимая к себе дневник Фламеля, как невиданное сокровище, а Альбус, тихонечко, чтоб не разбудить его, открыл окна, дабы мерзкий сигаретный запах выветрился из насквозь пропахшей дымом и травами квартиры.

Последняя воля Луи, касавшаяся конкретно Скорпиуса, была для самого гувернера чем-то совершенно ненужным и постыдным. Эти ощущения не покидали парня и по дороге в назначенное место, и когда он уже сидел на твердом стуле в кругу незнакомых ему людей разных возрастов.

– Меня зовут Скорпиус и я наркоман.

– Здравствуй, Скорпиус, – прогудели люди.

«Пиздец, дожили» – сокрушался гувернер.

Анонимные наркоманы с интересом смотрели на него, ожидая услышать историю его зависимости или что-то в этом роде, и Скорпиус, понимая, что здесь не соврешь, ответил грубо, но честно.

– Я сижу на кокаине уже десять лет, и мне норм. Если честно, я не считаю, что эти собрания лечат от зависимости, но я как-то пообещал своему другу, что схожу к анонимным наркоманам. И вот я здесь.

– Это смелый поступок, Скорпиус, – одобрил куратор группы.

– Ну да, – хмыкнул Скорпиус. – Я обещал сходить, а не бросить кокаин.

– К нам приходят для того, чтоб бросить.

– Не в моем случае.

– Почему? – мирно спросил куратор.

Скорпиус мило улыбнулся.

– Потому что если вы поживете моей жизнью хоть неделю, то сами будете требовать принести вам трубку для крэка.

– Да он под кайфом сейчас! – крикнул темнокожий мужчина из его группы, обвиняющее тыкнув в нового «анонимного наркомана» пальцем.

– Нет, я просто так выгляжу, – протянул Скорпиус. – Так, что я должен говорить?

– Когда вы в последний раз принимали наркотики?

Скорпиус задумался.

– Анаша это наркотик?

– Безусловно.

– Пятнадцать минут назад.

Поняв, что новый член группы не очень-то похож на раскаявшегося торчка, куратор кивнул сидящей недалеко от Малфоя молодой особе.

– Меня зовут Элл и я наркоманка, – тягучим голосом протянула девушка.

– Здравствуй, Элл.

– Я тоже нюхаю кокаин, чтоб вырваться из бренного круга похоти и разврата.

– Ага, то есть кокаин резко сделает тебя повторной девственницей?

Куратор метнул в Скорпиуса недобрый взгляд, но гувернер, скрестив руки на груди, не замолкал:

– Не, погодьте, раз уж я пришел, то хочу ж разобраться в истории каждого, – сказал Скорпиус. – Элл, давай дальше.

– Мне семнадцать и я…

– Сколькооо? – опешил Скорпиус.

– Скорпиус, мы не осуждаем людей за их зависимость не смотря на их возраст, – напомнил куратор.

– Да срать на зависимость, как в семнадцать лет можно устать от похоти и разврата? – не унимался Скорпиус. – Мне двадцать семь и я не то, что не устал, я жду, когда меня возьмут за руку и затащат в этот бренный круг похоти и разврата.

– Продолжай, Элл, – перекричав буйного парня, сказал куратор.

– Сначала я подсела на мет, – начала девушка, но снова не договорила.

– Это что ж надо делать, чтоб в семнадцать устать от похоти и разврата? Разве что тебя драли всем Лондоном, включая эмигрантов, туристов и иностранных студентов…

– СКОРПИУС!

– Вы не подумайте, что это зависть, – заверил Скорпиус. – Хотя, хрен с ним, да, это зависть. Но как? Как в семнадцать лет можно успеть стать наркоманкой со стажем и «жертвой похоти и разврата»? У тебя было время делать уроки, ребенок?

Все взгляды испепеляли гувернера, а тот, не зная значения слова «толерантность», на каждую реплику Элл реагировал фразами типа: «пиздец, товарищи», «что за поколение?», «а в мои годы такого не было». Кажется, он пробыл здесь пару минут, а его уже все дружно ненавидели.

– Скорпиус, ну как так можно! – сокрушался Ал.

Скорпиус обижено уселся на диван и, потягивая из чашки чай, гневно смотрел в сторону соседа.

– Тебя выгнали из «анонимных наркоманов»!

– Я сам ушел, – произнес Скорпиус.

– Нет, тебя выгнали!

– Будто я хотел там сидеть!

Альбус покачал головой и сел на высокий табурет.

– Я рассказывал тебе про «бренный круг похоти и разврата»? – спросил Скорпиус.

– Трижды. И каждый раз с завистью.

Гувернер вздохнул и невесело заключил:

– Ал, мне кажется, я обретаю девственность.

Подавившись чаем, Альбус закашлялся.

– Ты понял, что сказал? – хрипло поинтересовался он.

Скорбно кивнув, Скорпиус уставился в окно.

– Идиот, – покачал головой Альбус и снял с котелка крышку.

То, что он увидел в закопченной посудине, мигом затмило и его раздражительность, и снисходительность по отношению к Скорпиусу. Кажется, даже дар речи куда-то пропал, поэтому Ал лишь поманил своего «обретающего девственность вследствие длительного отсутствия половых отношений» созельевара.

Наклонившись над котлом, Скорпиус, убрав с глаз светлую прядь волос, всмотрелся в его содержимое и почувствовал, как подкосились ноги.

Если это был не философский камень, то тогда уже судьба просто придиралась. Да, он вышел куда больше, чем в рецепте Фламеля, видимо, всему виной превышенное количество слез феникса и родниковой воды, но пропорция сохранилась и вылилась в определенный результат.

Размером с небольшой кирпич (вот уж раздуло!), он блестел, как самый настоящий рубин, а плескавшаяся на дне жидкость, отдававшая таким же насыщено-красным цветом, кажется, излучала неземное сияние.

Осторожно выудив камень, оказавшийся на удивление легким, но горячим, Скорпиус благоговейно погладил пальцами грубые, словно вытесанные срубы по его бокам, а Ал, дабы точно удостовериться в правильности результата, сдернул с портрета Фламеля бархатную ткань.

Один взгляд алхимика и вид его рта, раскрывшегося в изумлении при виде огромного горячего артефакта, все подтвердил. И слов не надо было.

Мерзкая смесь не пойми-каких медицинских запахов сбилась в единую палитру отвращения, и морг казался ужаснее не только благодаря своему мрачному назначению, но и благодаря этому «благоуханию». Патологоанатом, рассеянный и до горя сонный мужчина, был закрыт в секционной, и, благодаря Оглушающему заклятию, не должен был помешать. Лаборанты и целители, которых постигла та же участь, были растасканы по разным кабинетам, а сами двери морга, похожие чем-то на гаражные, были плотно подперты тяжелым столом.

Тело Луи нашли сразу, его запуганный Скорпиусом исследовательский отдел далеко не прятал. А судя по валяющимся на рабочем столе серебряным пулям, видимо, всерьез восприняли байку.

Поднять белую простыню, которой был накрыт труп, ни у Скорпиуса, ни у Альбуса духу не хватило.

– Хорошо, и что делать? – спросил Ал.

Скорпиус выудил из сумки обмотанный плотной тканью философский камень и, повертев его в руке, пожал плечами.

– Давай, камень! – приказал он, направив «магический кирпич» на тело.

Ничего.

– Ты еще «Пикачу, я выбираю тебя» скажи, – буркнул Ал.

– Пикачу, я выбираю тебя!

– Придурок!

Создать-то создали, а как пользоваться не понимали. Скорпиус устроил вокруг камня и тела под простыней подобие танцев с бубнами: махал камнем, благо тот был легким, шептал какие-то мудреные фразы, возводил глаза к потолку, даже пробовал очерчивать камнем круг и читать «Отче наш».

– По-моему, мы опять налажали, – тихо сказал Ал, спустя почти полчаса бесплодных попыток.

Слова Ала окончательно забили последний гвоздь в гроб с надеждой на воскрешение друга и Скорпиус, швырнув камень прямо на труп, не сдержался и пнул стол патологоанатома так, что выбил один из ящиков, а боли в ноге даже не почувствовал.

– Просто это уже закон, – горько усмехнулся гувернер. – Все через жопу.

– Попытаться стоило, – произнес Ал и подошел к нему. – Может, что-то просто пошло не так.

– Просто пошло не так? Ал, я за этот камень дрожал больше, чем за свою жизнь, – вспыхнул Скорпиус. – Я просто хотел вернуть Доминик, я разве многого прошу? Не нужны мне ни слава крутого алхимика, ни сам факт создания чего-то легендарного.

– Я верю.

– Тогда почему нихрена не получается? Потому что это изначально был дурацкий план?

– Да, я говорил так в течение всего года, – кивнул Ал. – Но никогда не думал так всерьез. Не получилось – плохо. Но мы не знали, что так все выйдет. Фламель был алхимиком, а не студентом-недоучкой, как мы.

Скорпиус не ответил, лишь отвернулся. Что происходит в его голове, страшно было представить, и Ал так и не знал методом каких логических цепочек горечь от провала привела гувернера к следующей мысли.

– Прости меня, – тихо сказал Скорпиус.

– И ты прости, – кивнул Альбус, облегченно вздохнув, когда понял, что не ему первому произносить тяжелое слово извинений, несмотря на то, что оно рвалось из груди вот уже пару месяцев как.

Как-то слишком быстро он это сказал, не уточняя «за что прости?», но Скорпиус, все поняв без разъяснений, кивнул.

– Я не хочу терять еще и тебя, Ал.

Хорошо, что никто не видит эту прорвавшую плотину сдерживаемой дружбы. Именно эти мысли посетили голову Альбуса, когда тот, прижав к себе друга так крепко, словно того сейчас кто-то насильно оттащит, горько усмехнулся.

– Какой ты ванильный, Скорпиус, – буркнул он, а Скорпиус, ткнув его под ребра, опустил голову и уткнулся лбом в его плечо. – Ну точно педик.

– Да иди ты нахрен.

– Не прижимайся ко мне, – чувствуя, как в глазах защипали слезы, сказал Альбус. – Я не из таких.

– Мы помирились минуту назад, а ты меня уже бесишь, – прошипел Скорпиус. – Даун.

– Белобрысый дрыщ.

– Какие вы оба идиоты, – протянул позади друзей знакомый усталый голос, доносившийся из-под накрахмаленной белой простыни.

====== Самые странные похороны в истории волшебного мира ======

Одно из многочисленных предупреждений к рецепту философского камня гласило: «Возможно кардинальное изменение личности, испытавшей на себе магию бессмертия». Тут уж Фламель, царапая на жесткой, ныне выцветшей и ветхой бумаге эти слова, зрил в корень: испытав бессмертие на себе, он за считаные часы стал куда сварливее, чем прежде (подумать только, милейших старичок с приятным голосом превратился в склочного брюзжащего деда), его жена Пернелла обзавелась новой, напыщенной натурой и совсем несвойственным ей высокомерием. Те, кто порвал с человеческой сущностью и закрыл для смерти врата иным образом, тоже не избежали этих метаморфоз: Альбус Северус Поттер, на «счастье» которого выпала встреча с, возможно, последним вампиром Британии, из тихого улыбчивого гриффиндорца превратился в жесткого и расчетливого субъекта, какой скорее добровольно сожжет свои запасы наркотиков, чем выдавит из себя искреннюю улыбку, а Скорпиус Малфой обрел доселе незнакомые черты интриганистого махинатора, однако тщательно и успешно прятал этот образ за маской эдакого богатенького дурачка, «натуральной блондинки», генератора бредовых идей и просто придурка.

Луи остался прежним. Может, рано говорить об изменениях, когда с момента «восстания из могилы» прошло от силы десять минут, а может друзья слишком уж идеализировали его образ, но факт оставался фактом: привстав на каталке, на которой до этого покоился под пропахшей отбеливателем простыней, Луи сначала потрепал Ала по плечу, прижал пребывающего в полуобморочном шоке Скорпиуса к голой груди, минут десять успокаивал обоих, как нянечка расплакавшихся детей, а потом только, убедившись, что «никто не плачет, никто не ноет и все относительно спокойны», провел рукой по лбу, по стремительно затянувшемуся следу от пули, понял, что он жив.

– Что я сделал? – вытаращил глаза Луи, поспешно натягивая захваченную Скорпиусом одежду. – Набросился на магла, который подстрелил мою бывшую жену?

Скорпиус и Ал синхронно кивнули.

– Я что с ума сошел? – опешил Луи. – Да чтоб я защищал эту женщину?

– Это же было на уровне инстинктов, а не на уровне «послеразводных высоких отношений», – напомнил Ал. – А ты не помнишь?

– Последнее, что я помню – как мы столкнулись с вами в том убогом гостевом доме, – сообщил Луи. – Оборотни ничего не помнят после полнолуния.

– Если вкратце, тебе пустили пулю в лоб…

– А потом вскрыли, но органы «отрастут»! – поспешил заверить Скорпиус.

Луи осмотрел грубый длинный шов на грудной клетке и животе и неопределенно пожал плечами.

– Подождите, а куда вы собрались меня забирать? – уже у двери вспомнил оборотень. – Если меня хоронить на днях будут, то тело же должны из морга забрать.

– Нормально, – кивнул Ал, подтолкнув «покойника» к двери. – Прогоним дома твои похороны. Так сказать, генеральная репетиция перед погребением.

Надо сказать, что говоря о репетиции, Альбус отнюдь не шутил. Нахватавшись от Скорпиуса некой театральщины, тот подошел к делу с присущей серьезностью, пронизанной реализмом атмосферы похорон.

На двух стульях в гостиной был размещен опасливо покачивавшийся вязовый гроб, в котором одетый в не менее мрачный костюм, покоился Луи, а Ал, стоявший рядом, был, что называется, при полном параде: во фраке, с узким черным галстуком, с зачесанными назад волосами и одинокой алой розой в руках был еще больше похож на вампира, чем обычно. На заднем плане, из мобильного телефона, играла «Lacrimosa» Моцарта (и откуда в Але такая мрачность?), а у крышки гроба уже стояла фотография Луи в рамке.

– Луи Уильям Уизли был больше, чем родственником, другом или соседом, – скорбным тоном произнес Альбус, опустив голову. – Он был якорем, за который хотелось ухватиться в трудную минуту, тем, кто никогда не осудит, но всегда поможет. Тем, кто навсегда останется лучшим, во многих смыслах этого слова. А смерть, как известно, имеет страшную привычку забирать лучших…

Громкий всхлип прервал эпитафию, и Альбус, раздраженно стиснув зубы, обернулся.

– Да сколько можно? – привстал в гробу Луи. – Все, живы, ну что вы как…ну ей-богу!

На диване, играя роль скорбящей родни, сидели Скорпиус и бывшая жена Луи, которые, крепко обнявшись, сопровождали всхлипами каждое слово Альбуса.

Скорпиус, потерев тыльной стороной ладони воспаленные от рыданий глаза, закивал.

– Все, мы держим себя в руках. Ал, продолжай.

– И стоя перед надгробием с выгравированным именем, мы задаем себе вопрос: «Почему Луи?», – снова завел свою речь Альбус. – Никто и никогда не сумеет найти ответ. Твой вечный покой – наша неугасимая боль…

Скорпиус рухнул лицом на подлокотник дивана и сдавлено зарыдал.

– Опустела без тебя Земля…

На спину Скорпиуса рухнула Джейд и тоже затряслась в плаче.

– Зачем же гибнет всё, что мило, а что жалеет, то живёт… – очень скорбно произнес Альбус.

– Что ты несешь, философ хуев? – фыркнул Луи.

– Покойный, вам слова не давали. Да хорош рыдать уже! Не выплачьте все до похорон!

– Все, я себя контролирую, – пообещал Скорпиус, потянувшись к стакану с водой.

Луи вылез из гроба и с хрустом размял затекшую шею, а Альбус устало присел в кресло.

– Итак, план такой, – успокоившись, произнес Скорпиус, расстелив на журнальном столике ватман с какими-то схемами. – Завтра похороны. Вечером мы должны вернуть тебя в морг, откуда тебя утром заберут родители.

Луи смиренно кивнул.

– Похороны проходят: Ал произносит прощальную речь, я сохраняю бесстрастное хладнокровие…

– Бесстрастное хладнокровие? – вскинул брови Альбус. – Да ты своими рыданиями затопишь кладбище.

– Лучше уж так, никто не придерется, – сказал Луи.

– Джейд рыдает над гробом, – продолжил Скорпиус.

– Не по-людски это, – произнесла Джейд, чье предплечье до сих пор было обмотано плотным бинтом, после того, как в полнолуние в него попала пуля. – Живого хоронить.

– Фактически, он не живой, – пожал плечами Скорпиус. – И другого выхода нет.

– Что я Бонни скажу? Папа жив, но вроде как и нет?

Луи закрыл лицо руками.

– Понятия не имею, – признался он. – Мы сломаем ей психику…

– У крестницы Скорпиуса Малфоя априори стальные нервы! – заверил гувернер, барабаня пальцами по столу. – Дальше самое сложное – дождаться окончания похорон и выкопать Луи.

– Что? – К такому Луи жизнь явно не готовила.

– Луи, тебя все-таки похоронят, – выдохнул Скорпиус. – Но мы тебя вытащим. Вроде все. Надеюсь, прокатит.

– Прокатит, – заверил Альбус.

– Остолопы вы, если думаете, что все пройдет гладко, – буркнул портрет Фламеля.

Резко схватив со стола канцелярский нож, Скорпиус настолько метко метнул его в холст и угодил прямо в лоб дико заоравшего алхимика, что метатели ножей в цирке иззавидовались бы черной завистью.

Луи, сняв пиджак, взял в руки легкий философский камень, размером с кирпич, и заворожено на него уставился.

– А чего его так раздуло? – поинтересовался он.

– Пропорция, – в один голос произнесли Ал и Скорпиус, да таким умирающим тоном, что Луи решил не допытываться.

Камень поблескивал в свете торшера и выглядел действительно вполне магически. Фламель, возмущенно глядя на торчавший из его же портрета канцелярский нож, мельком скосил глаза на артефакт и, в негодовании хмыкнув, отвернулся.

Свои похороны Скорпиус помнил, потому как будучи духом, расхаживал вокруг собственного гроба и очень громко пытался обратить на себя внимание, а потом, поймав взгляд Луи, который тогда еще не был его лучшим другом (да и другом не был, и вообще, по идее, странно что тогда оборотень не радовался, стоя у гроба кавалера своей сестры), впервые понял, что кое-кто его все же видит.

Как позже, уже будучи снова живым, подмечал гувернер, его похороны прошли уныло.

«Все в черном, все плачут» – думал он. – «Ни музыки, ни фейерверков, ни даже ди-джея».

Но, увидев все то же самое на фиктивных похоронах Луи, принял церемонию за «совершенно правильную».

Прощание проходило во дворе родительского дома, уже заполненного многочисленными родственниками. Скорпиус, пытаясь не попадаться на глаза скорбящей родне, что при его белобрысой голове было тяжко, что-то промямлил в ответ на малопонятный вопрос незнакомого мужчины и, протиснувшись в гостиную, где стоял гроб, осторожно наклонился над Луи, усиленно изображающим покойника.

– Господи, на кого ж ты нас покинул! – менее рьяно, чем вчера, причитала его бывшая жена, отвлекая всеобщее внимание.

– Луи, я ебу сколько тебе лежать, поэтому вот, – прошептал Скорпиус, сунув в гроб мобильный телефон и какой-то дамский романчик в мягком переплете. – И вот.

И незаметно сунул покойнику во внутренний карман пиджака флягу с коньяком.

Луи усмехнулся уголком рта.

– И вот, – шепнул Скорпиус, опустив в гроб еще что-то.

Луи, приоткрыв один глаз, опешил.

– Зачем мне в могиле утюг?

– Вот только не надо со мной спорить, – буркнул Скорпиус. – Все, лежи.

И очень вовремя отпрянул от гроба, потому как кто-то, Скорпиус не рассмотрел кто, вежливо попросил его отойти в сторону и накрыл гроб крышкой.

В дверях появилась высокая фигура явно уставшего от похоронной канители Альбуса, и гувернер прислонился к стене рядом с ним.

– Скорее бы провернуть это, – простонал тихим голосом Ал, сделав глоток из термокружки. – Мне все время кажется, что они все знают.

– Это нервы, – сказал Скорпиус и, забрав у Ала термокружку, сделал глоток.

Но, распробовав ее содержимое и почувствовав во рту противный металлический привкус, выплюнул теплую жидкость в окно.

– Кровь что ли?

– Нет, блин, концентрированный ягодный морс с мякотью, – усмехнулся Ал.

– Ал, ну ты зверь.

Они со стороны смотрели на то, как волшебники прощаются с Луи (сквозь закрытый гроб), о чем-то говорят и, к слову, сама атмосфера похорон была в разы не такой горестной, как ожидал Скорпиус, о чем и не преминул сказать другу.

– Есть такое, – неожиданно беспечно ответил Ал, снова приложившись к термокружке. – Как бы тебе сказать…шестьдесят процентов присутствующих, включая дядю Билла, думают, что Луи «отмучился».

– Чего-чего?

– Ликантропия, страшная болезнь, проклятие и т.д. и т.п.

– При Джейд это не скажи, – буркнул Скорпиус. – Люди, да вы ебанулись! Вы хороните человека, а не избавляетесь от оборотня!

– Тише, – шикнул Ал. – Знаю, бредово и цинично, но орать не надо, а особенно нам.

Двое крепких мужчин занесли гроб в катафалк, а остальные скорбящие, потихоньку, засобиравшись на двор, тоже потопали к дверям.

– Проблема, – послышался за спиной Скорпиуса женский голос, и тут же цепкая рука Джейд сжала его локоть.

Гувернер и Альбус обернулись, и, встретив не на шутку встревоженный взгляд, отошли подальше.

– Я говорила с его старшей сестрой, – шепнула Джейд, указав на красавицу Викторию, чье траурное платье на добрых тридцать сантиметров было выше колен. – Они не собираются хоронить Луи.

– Во дворе что ли оставят? – вскинул бровь Скорпиус.

– Они его кремируют.

Альбус подавился кровью и хрипло закашлял.

– Что? – ударив себя кулаком в грудь, прохрипел он.

Огромные глаза экс-миссис Уизли ответили четче любых слов.

– Твою мать, – простонал Скорпиус. – Вряд ли огонь щадит бессмертных.

Ал, торжественно всучив миниатюрной Джейд свою термокружку, принялся расхаживать по коридору, благо, не наводненному родственниками.

– Скорпиус, думай.

– Да думаю, – отозвался Скорпиус.

– Только быстрее, – взмолилась Джейд. – Они уже в крематорий собрались.

Да, такого поворота не ожидал никто.

– Давай, Скорпиус, ты же умный! – в один голос воскликнули Ал и Джейд.

– Я?!

– У тебя талант, – заверил Ал. – Давай, выдай самую бредовую идею.

Бедный Скорпиус имя свое от волнения забыл, а тут от него требуют гениальный план!

Заметив на бледном лице друга растерянность, страх и грядущую истерику, Альбус, толкнув того за ближайшую дверь, в ванную, порылся во внутреннем кармане пиджака и, нашарив нужное, кинул Скорпиусу маленький пакетик с белым порошком.

– И правда можно? – обрадовался Скорпиус, с готовностью вытащив из кармана дисконтную карту из винного магазина и купюру в двадцать фунтов.

– И после этого ты бросаешь.

Умело сформировав дорожки кокаина на высокой тумбе из темного дерева, Скорпиус, зачем-то выставив Ала за дверь, закрылся.

– Идея! – воскликнул он через три минуты, когда вернулся в коридор.

– Да он упорот!

– Он всегда упорот.

– Ал, настал твой звездный час, – кивнул Скорпиус, сверкнув воспаленными глазами. – Иди, читай свою похоронную речь.

– Но гроб уже в катафалке, – напомнил Ал.

– Ал, сука, не беси меня! Отвлеки народ. И безутешную невестку с собой забери.

– Понял, – мигом согласился Альбус и прошмыгнул в гостиную.

Скорпиус, покинув дом через черный ход, прокрался во двор, где уже собирались родственники. Кто-то уже трансгрессировал в крематорий, видимо, не желая терять время зря. Вот во двор вышел Ал и, скорбно держа в руке невесть где раздобытую розу, потребовал минуточку внимания.