Текст книги "Кризис (СИ)"

Автор книги: lesana_s

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Не хватает красок, – она прищурилась и принялась подбирать подходящие оттенки. – Серый и красный, больше и не нужно, – женщина усмехнулась своей идее окрасить картину в мрачные серые тона. Именно они были основополагающими формы нацистов, и именно серый точнее всего передавал настроение французского народа. Красный, конечно же, означал страсть и кровь.

– Небосвод будет светиться алым над головами немецких солдат, – рассуждала художница, вновь ощущая прилив жизненной энергии и неимоверной силы.

– Герда, офицеры скоро вернутся! – крикнул Эйнар. Мужчина оставил детей на попечение молодой жены и отправился посмотреть, чем же там занимается Герда.

– Твоя жена настолько безрукая, что ужин не в состоянии приготовить? – художница появилась неожиданно, выскочив из-за угла, при этом держа лист бумаги в руке. Спрятав творение за спину, она уверенно вздёрнула подбородок и посмотрела на бывшего мужа.

– Эмилия нуждается в помощи, – спокойно ответил он, после чего медленно выдохнул. Ещё немного, и он почувствует очередные неприятные уколы в области сердца и почек, да и вообще во всех органах. – Ты рисовала? – он сразу заметил то, что женщина так старалась спрятать.

– Да, а что? Нельзя? – с вызовом бросила художница и отошла от Вегенера на пару шагов. Нужно было успеть спрятать работу у себя в спальне.

– Можно, конечно, но не могла бы ты заняться этим позже, а не сейчас? – не выдержал Эйнар и прикрикнул. Он беспокоился, ведь знал, что к приходу гостей ничего ещё не было готово, а времени с каждой минутой оставалось всё меньше и меньше.

– Нет! – ответила Герда и опять убежала, на этот раз шумно хлопнув дверью комнаты.

– У тебя десять минут, Герда Вегенер, ты меня услышала? – Эйнар опёрся плечом о дверной косяк и, посмотрев на часы, засёк время. Услышав приглушённое и порядком раздражённое «да», мужчина, засунув руки в карманы, отправился к Эмилии.

– Эйнар, всё в порядке? – спохватилась Эмилия, как только увидела мужа. Он нервничал, она знала это. Эмилия видела и чувствовала мужа всего полностью, как саму себя. – Что мне сделать? – девушка обняла его и нежно провела рукой по каштановым волосам. Художник обнял в ответ и, посмотрев на детей, протяжно выдохнул.

– Не молчи. Мне плохо, когда я не слышу тебя, – проговорила Эмилия, целуя супруга в гладко выбритую щёку.

– Хоть ты у меня послушная и нежная, – улыбнулся он и, подтянув к себе стройную фигуру, оставил на уголке губ поцелуй. – Ладно, пока накрывай на стол, а Герда присоединится к тебе через десять минут, – уверенно сказал он, выпуская жену из рук. – И принеси кашу детям. Я покормлю их, а то им давно уже пора купаться и спать, – Эйнар недовольно покосился в сторону запертой двери и принялся рассаживать детей за столики. Эмилия в ту же минуту отправилась выполнять просьбу мужа и вскоре вернулась с двумя тарелками овсянки с молоком. Явно проголодавшиеся Лили и Густаво тянули ручки к каше.

– Давай я попрошу Герду выйти быстрее? – предложила Эмилия. Не то, чтобы она горела желанием принять на себя гнев тревожной, раздражённой художницы, но подставлять под удар любимого мужа хотелось ещё меньше. Эмилии было очень больно смотреть на то, как он переживает за эту неугомонную женщину. Что в ней такого находят мужчины?

– Нет, не надо. У неё есть ещё пять минут, – взглянув на часы, Вегенер, улыбнувшись детям, принялся кормить их.

***

Герда увлечённо смотрела на строгого офицера, изображённого в профиль и стоящего лицом к подчинённым. Как только его форма приобрела светло-серый цвет, художница остановилась и, склонив голову набок, словно испытала всю суровость его взгляда на себе. То, что нужно! Отложив кисть, она посмотрела на руку, на то самое место, где сжимались пальцы лейтенанта, да так сильно, что хотелось кричать и одновременно стонать.

– Вот чёрт! – выдохнула она и прошлась подушечками пальцев по еле заметным следам. – Как же ты меня волнуешь, нацист хренов! – выругалась она и часто задышала. Посмотрев на картину, Герда решила дописать её позже. Стоило признать, что Эйнар прав. Время истекало, и художник снова мог появится на пороге с угрозами. Как бы ей хотелось, чтобы ей угрожал Ханс. Чтобы Ацгил демонстрировал свою силу и власть над ней. Облизнув губы, женщина подошла к зеркалу и принялась заплетать волосы в косу, оставляя её висеть на плече. Переодевшись в платье, она стремительно вышла из спальни.

– Оу, у тебя в запасе есть ещё две минуты, – заметил Эйнар.

– Дай, я сама докормлю сына, – опустившись на ковёр рядом с бывшим и отобрав у него ложку, Герда стала привлекать внимание Густаво придуманным военным самолётом, конечно же, немецким… Вот проклятье, о чём она только думает? За окном война, немцев надо опасаться, а она желает быть подвергнута испытаниям одного из них.

Вегенер с интересом наблюдал за тем, как преобразилась бывшая жена. Он заметил, что та стала намного женственнее после рождения сына. Как же ему хочется завалить её на пол прямо здесь и сейчас! Почувствовать те самые мягкие, нежные ткани, что так давно не сжимали его орган! Эйнар не сдержал стон, мысленно утопая в своих желаниях, и лишь неодобрительный взгляд Герды заставил его отвернуться и хоть попытаться сделать вид, что ей всего лишь показалось. Это вовсе не он возбуждается от одного лишь её присутствия и собственных непристойных мыслей, как подросток, нет! В конце концов, ему некогда! Он кормит дочь!

– Эйнар, прекрати заниматься со мной сексом в своей голове, – потребовала она тихо, едва сдерживая своё недовольство.

– Тебе показалось, – прокашлялся он, упрямо отрицая очевидное и пытаясь, впрочем, ещё плотнее подвинуться к ней. Не будет же она драться при детях.

– Да? Твой вставший член говорит об обратном, – она мимолётным взглядом указала на оттопыренные брюки и снова посмотрела в его неподвижные глаза. Эйнар облизнул пересохшие губы, передумав её касаться. К тому же, в зал так не вовремя вошла Эмилия.

– Кто встал? – к счастью, она услышала лишь обрывок фразы и усмехнулась тому, как Лили размазывала остатки еды по поверхности стола. Густаво же собирал в кулачок кашу и кидал на пол, весело смеясь, пока мама и дядя выясняли отношения.

– Никто не встал, – раздражённо проворчал Эйнар, стараясь усмирить животное внутри себя и отправить его в спячку. – Ты уже накрыла на стол?

– Да, – Эмилия, конечно же, почувствовала, что её мужу некомфортно, да и выглядит он каким-то… возбуждённым! Она тут же посмотрела на Герду, которая с преувеличенным усердием вытирала лицо своего маленького поросёнка. Не преуспев в этом деле, художница встала и пошла умывать Густаво.

– Убери здесь, – Герда кивком указала на грязный пол. – А то твоя дочь может поскользнуться, – добавила она для убедительности.

– Ладно, – кивнула Эмилия, потянувшись за тряпкой, после чего отправилась к сидящему мужу.

В дверь постучали, и Эйнар, вздохнув с облегчением, первый раз в жизни обрадовался приходу немцев. Хоть среди друзей он сможет расслабиться и избавиться от такого неуместного сейчас возбуждения. Мужчина отправился открывать дверь. Перед тем, как открыть, художник пару раз глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Ну что, солдаты получили задание? – тут же спросил художник, приветствуя на пороге двух братьев. Они были какие-то подозрительные. Или ему кажется?

– Эйнар, если у тебя есть оружие, то вынужден попросить сдать его завтра утром в наш главный штаб, – строго и слишком резко отчеканил Ханс, сняв фуражку и пригладив светлые волосы назад.

– Это вынужденная мера, все граждане Парижа будут строго контролироваться, – пояснил Бруно, стараясь официальный тон оставить за порогом. Он не спешил заходить, потому что знал: в стенах дома он не станет приказывать.

– Как скажете, офицеры, – улыбнулся Эйнар, предлагая братьям всё же зайти. – Ещё что-то? – он с непониманием посмотрел на слишком нерешительных немцев и, сложив руки на груди, принялся дальше слушать требования.

– Нет, пока нет, – с напускной уверенностью произнёс Ханс, заходя первым и расстёгивая китель, успевший надоесть за всё это время. Хотелось привычного костюма арт-диллера, а не строгой формы. Бруно прошёл следом за братом.

– А где хозяйки?

– Детей купают, им спать пора, – быстро ответил Вегенер, вставая напротив солдат. – Сейчас они уже должны выйти, – добавил он, посмотрев на время. Стрелки стремительно двигались к девяти часам. «Ужин будет поздним», – подумал он про себя, почесав лоб. – Как ваши родители поживают? – поинтересовался вдруг художник, не спеша прохаживаясь по гостиной и окончательно расслабляясь.

– Отдельно хорошо, а вместе как-то у них не очень складывается, – горько усмехнулся Бруно, ответив на вопрос друга, и, подойдя к окну, задвинул шторы. Ему не хотелось смотреть на то, что творится на улицах города. Ханс покосился на брата, а затем и на Эйнара.

– Они давно не вместе? – продолжал задавать вопросы художник, направляясь к бару. Взяв бутылку бренди, он открыл её, быстро налил в стакан и выпил залпом. Ханс, облизнув губы, жадно следил за действиями смазливого друга. Во взгляде Ацгила читалась мольба: он и сам очень хотел выпить. Эйнар понял его без лишних слов, проделал всё то же самое и протянул стакан.

– Уже два года. Отец сказал, что война продлится до тех пор, пока она не вернётся к нему, – Бруно было тяжело говорить о родителях и об их ненормальных, в его понимании, отношениях. Нормальный мужчина не станет держать любящую его женщину, мать двоих его детей в подвале! Это не нормально. Вздохнув, фон Фальк снял китель, расстегнул верхние пуговицы форменной рубашки и, обернувшись, застукал двух друзей за распитием алкоголя. Вот что значит отвернуться всего на пару мгновений. Ханс и Эйнар синхронно спрятали за спину стаканы. – Я всё видел. Как подростки, ей-богу, – проворчал Бруно, будучи на десять лет старше этих двоих.

– Мы немного, товарищ лейтенант, – пообещал Вегенер, предлагая и ему выпить, забыться, потеряться в своём сознании.

– Ладно, и мне наливай, а то как-то тяжело в последнее время, – Бруно устало сел на диван и, откинувшись на мягкую спинку, прикрыл глаза. – Хочу женщину, – офицер без лишней скромности высказал своё желание вслух.

– А в чём дело? Давай познакомлю тебя с Люсиль, к тому же, помнится мне, ты хотел вернуться к этому вопросу, – напомнил Эйнар дневной разговор с Бруно и подсел к нему, отдавая порцию бренди.

– Давай, – согласно кивнул Бруно, подмигнув художнику.

– Вы уже здесь, – заметив двух мужчин в зале, Эмилия остановилась, кутая дочь в банное полотенце и торопясь поскорее уложить её спать. – Буквально десять минут, и мы отправимся ужинать. Извините, что так долго, – с придыханием произнесла женщина, срываясь с места и буквально убегая в детскую комнату.

– Люсиль красивая? – хмыкнул Бруно, развалившись на диване. Алкоголь делал его похожим на отца, к сожалению. Он чувствовал своё поганое превосходство над простыми смертными, а особенно над примитивным женским родом.

– Красивая, младше сестры, и навряд ли у неё кто-то был, – предположил Эйнар, так же расслабленно восседая рядом с другом, закинув ногу на ногу.

– Чистая непорочная дева. Проверим, – хищно усмехнулся Бруно и облизнулся. Уловив неодобрительный взгляд брата, он тут же стёр похотливую ухмылку со своего лица и встал. Когда двигаешься, легче не думать о покорных девичьих телах.

– Ханс, Бруно, Эйнар, проходите к столу, – показалась Герда, державшая на руках засыпающего на её плече Густаво. В таком простом костюмчике – в белой рубашке и простых штанишках – мальчик походил на маленького плюшевого медвежонка. Трое мужчин отправились за женщиной. Мальчик спросонья поднял голову и, увидев знакомого дядю перед собой, заёрзал на руках матери, стремясь оказаться у него на руках. Герда поняла требование сына и резко остановилась, почувствовав за спиной дыхание и лёгкое касание Ханса. Она знала, что это он, чувствовала нутром. Обернувшись и заметив, что взгляд серых глаз был уже не такой суровый и требовательный, она сглотнула ком желания в горле, ощущая, как он прокатился к низу живота и сразу же растворился, устремляясь всё ниже и ниже. – Возьмёшь сына?

– Возьму, – согласился он, забирая ребёнка и укладывая уже на своё плечо.

Тот тут же уснул, почувствовав, что находится там, где нужно. Герда, чтобы не поддаться порыву, решила снова убежать. Она всё-таки ещё злится.

– Герда, мне нужно знать, что мы будем вместе сейчас и потом, когда я не буду солдатом, – проговорил шёпотом Ханс, пытаясь остановить и удержать мать своего сына. Это подействовало. Она обернулась и в два маленьких, неуверенных шага оказалась рядом.

– Теперь мы связаны навсегда, у нас ведь общий ребёнок. Я должна сказать тебе спасибо за него и за то, что сделал меня той, кем мне так хотелось быть: только рядом с тобой я почувствовала себя настоящей женщиной, – Герда сглотнула ком в горле и завела руки за спину, как делал это Ханс перед солдатами. – Мы будем вместе, только вот я хочу увидеть и твою тёмную сторону, испытать всё то, что испытывают люди и солдаты при виде тебя, – озвучив свое истинное желание, женщина начала приближаться к нему, теперь её губы почти касались его.

– Всели в меня уверенность в том, что ты не был ни с кем больше. Ты только мой, ведь так? – со странной улыбкой прошептала она, касаясь пальцами его паха и слегка сжимая возбуждённую плоть. Ханс напрягся и сильнее прижал сына к себе. – Хочу новых эмоций и ощущений. Дай мне их, как давал всегда, – она продолжает говорить соблазнительным голосом, словно играя, дразня. Пользуясь тем, что руки Ханса заняты драгоценной ношей, художница продолжала поглаживать уже затвердевающий орган. Нарочно медленно приблизившись, она тронула мужские губы лёгким, самым нежным поцелуем, после чего отстранилась, тут же попятившись назад. Он увидел, как в её глазах за долю секунды вспыхивает и затухает пламя.

«И кто из нас теперь демон?» – он улыбнулся собственным мыслям и погладил Густаво по спине, всё так же не отрывая взгляда от его матери, которая уже вовсю, совершенно без стыда, вертела бёдрами, удаляясь всё дальше. Стоило ей скрыться, как Ацгил протяжно выдохнул, все-таки эта «беда» навсегда оставила на нём невидимые ранения, и они были намного хуже реальных. Последние могли со временем зажить, в напоминание оставив лишь небольшие шрамы, а вот первые кровоточат всегда и заживать даже не собираются. Герда раз за разом продолжала наносить новые, при этом не забывая бередить старые.

– Ханс, если хотите, уложите Густаво в кроватку, – предложила Эмилия, появившись за спиной мужчины. Он вздрогнул от её тихого голоса и повернул голову.

– Да, хорошо, – согласился он и отправился в детскую. На стенах бывшей мастерской были пейзажи с ярким солнцем и ясным небом и, главное, зелёная трава со множеством разных бабочек. Ацгил хорошо помнил, что под ними находится. Ханс уложил мальчика в постель, укрыл одеяльцем и, поцеловав в щёку, принялся рассматривать сына, погружаясь в воспоминания о том, какой он сам бывает сволочью. Улыбнувшись и ещё раз посмотрев на спящих детей, Ханс погасил лампу и, засунув руки в карманы брюк, вышел, не запирая, а лишь прикрывая дверь.

Ужин прошёл за оживленным разговором, хотя больше, конечно, разговаривали мужчины. Герда и Эмилия лишь слушали и обслуживали их: наливали выпивку и накладывали ещё еды. Немного позже все встали из-за стола, отправляясь в зал и продолжая обсуждать действия главного генерала и зачинщика военных действий. Мужчины пришли к выводу, что он имел кучу комплексов и лишь пытался выделиться. Как ни странно, офицеры и художник были абсолютно солидарны. Девушки пили вино, не пытаясь встревать в разговор. Художница наблюдала за стремительно изменяющимся Хансом.

«Он изменяет тебе!» – снова раздался ехидный внутренний голос, и она тут же скривилась от отвращения. Почему всё так? Герда снова разозлилась и, резко вскочив на ноги, направилась с бокалом вина в детскую.

Когда градус уже слегка превысил норму, офицеры решили разойтись по комнатам. Эйнар уволок жену за собой и вдоволь наслаждился телом, которое принадлежало лишь ему, а Герда всё ходила вокруг двери Ханса, не решаясь постучаться.

«Наверняка спит», – подумала она, нервно покусывая губу.

– Не спится? – тихо произнёс он, резко открывая дверь и облокачиваясь плечом о косяк. – Зайдёшь? – предложил Ханс кивком головы, протягивая руку, чтобы ухватить женщину и затащить её в своё уютное логово.

– А ты заставь меня тебе подчиниться, – пятясь немного назад, с вызовом произнесла женщина. Он не успел сделать и шага в её направлении, как женщина сорвалась с места, спасаясь бегством и скрываясь в своей комнате.

– Не боишься, что можешь пожалеть? – спросил он, подойдя к двери и дёргая за ручку.

– Не боюсь. Страшнее, чем сейчас, навряд ли когда-то будет, – в тон ему ответила художница через закрытую дверь, дыша с ним в унисон.

– Тогда жди, я подарю тебе невероятные впечатления, Герда Вегенер, ты запомнишь их надолго, – чуть слышно прошептал Ханс, ударив кулаком по дереву так, чтобы художница ощутила, как пробуждает в нём далеко не человеческие качества. – Спокойной ночи, – уже спокойнее пожелал он и отправился к себе.

========== Часть 12 ==========

Ровно в семь утра офицеры собрались на построение. Герде также пришлось встать рано, чтобы приготовить гостям завтрак. Босиком, в одной белой ночной сорочке и с распущенными волосами, она в первую очередь заглянула в детскую. Убедившись, что Густаво сопит и сладко причмокивает во сне, улыбнулась ему, осторожно пройдясь ладонью по спине. Лили в комнате не оказалось, художница не заострила на этом внимание, решив, что девочка с родителями. Да и, по большому счету, ей было как-то всё равно. Не немцы же съели, в конце концов.

Герда отправилась на кухню, где за столом сидели посвежевшие братья; по ним и не скажешь, что они пили накануне и легли поздно. Так вот что значит немецкий офицер? Фиг поймёшь, что у них на уме, и какие они на самом деле. Герда посмотрела на Бруно, а затем на Ханса, но, поймав себя на мысли о том, что разглядывает их неприлично долго, смутилась. Стараясь отогнать навязчивые и непристойные мысли, она собрала волосы в хвост и занялась готовкой; достала сковородку, поставила на плиту и почувствовала, как горело тело от пристальных взглядов, бесстыдно блуждающих по её телу. Дьявол! Кинув два кусочка масла на раскалённую сталь, женщина резко обернулась.

– Прекратите! – мужчины тут же перевели взгляды друг на друга и принялись увлечённо обсуждать предстоящий день. – Так-то лучше, – шепнула она себе под нос и тоже отвернулась, больше не ощущая на себе откровенные, даже раздевающие взгляды, будто от них тонкая шёлковая ткань могла раствориться, исчезнуть.

«Хотя, должна признать, это было даже… приятно», – с лёгкой досадой отметила Герда.

Она разбила яйца, добавила к ним помидоры и зелень, а затем нарезала тонкими ломтиками сыр. Благодаря прибытию братьев они могли питаться полноценно, ведь всё лучшее отдавалось им, но вдруг женщина вспомнила, что свежего багета нет – за ним нужно идти в пекарню.

– Я спущусь за свежим хлебом, вернуться максимум через минут десять, – Герда уже сделала несколько шагов к выходу.

Нужно было спешить, пока завтрак совсем не остыл. Она не могла допустить, чтобы её мужчина остался голодным.

– Не стоит, достаточно и вчерашнего. К тому же, опаздывать нам нельзя, ведь каждая минута дорога, – фон Фальк остановил убегающую женщину у самой двери.

«Конечно, а как иначе», – подумалось Герде, поэтому она послушно кивнула и молча отправилась обратно. Без лишних слов, не пытаясь доказать свою правоту.

– Ладно, схожу позже, – проходя мимо, она легонько коснулась ладонью плеча Ханса; нестерпимо хотелось почувствовать под серой драповой тканью сильные мышцы. Ацгил слегка повернул голову в её сторону, и кончики его губ на пару миллиметров приподнялись, совсем незаметно, потому что внешне он выглядел совершенно спокойным, сосредоточенным и серьёзным, держался изо всех сил. У него был мощный стимул: напротив сидел брат и следил за ним исподлобья.

– Она всегда ходила перед тобой полуголая? – тихонько спросил Бруно, пока Герда отвлеклась, сосредоточенно выкладывая яичницу по тарелкам. Фон Фальк надеялся, что она не услышит. Герда навострила слух и выпрямилась, словно натянутая напряжённая струна; даже дыхание сбилось. Теперь она дышала через раз.

– Да, – откровенно признался и кивнул Ханс, замечая и то, что белья под сорочкой не было. Он прекрасно знал, что сняла она его специально! Теперь мужчина был уверен, что дьявол имеет женское обличье и стоит сейчас прямо перед ним.

– Думаю, свою женщину я вообще одевать не буду, – усмехнулся Бруно, и тут же сделался серьёзным, потому что Вегенер оказалась рядом. Она поставила перед мужчинами тарелки и вручила им орудие труда.

– Приятного аппетита, офицеры, – пожелала она и, нагнувшись к Хансу, поцеловала в гладко выбритую щеку.

Как же ей нравился его запах: мужской, терпкий, брутальный. Всегда нравился. Всегда влекло. Но сейчас, когда он не простой гражданин, а нечто опасное и жестокое, влечение усилилось в разы. Герда еле сдержалась, чтобы не впиться в его губы, издав подобие сдавленного стона, так что она выпрямилась и убежала.

Ханс наконец-то задышал свободнее, прикрыл глаза всего на мгновение, сдаваясь окончательно и понимая, что расслабиться ему не удастся. Не может же он погрузиться в сладкие мечты-воспоминания об изнасиловании ненормальной художницы с её чертями в голове. А почему бы и нет? Он же сволочь в погонах, так надо соответствовать. Пускай он и пытается сохранить в себе подобие человека, но внешняя оболочка слишком суровая, а внутренний монстр всё чаще берёт верх над ним. Бруно понимающе посмотрел на брата и, не произнеся ни слова, принялся за еду. Пока его братец разглядывал грудь, он украдкой любовался упругой задницей, прикрытой лишь тонкой шёлковой тканью. Чёрт!

– Давай уже уйдём скорее, а то ещё немного и «страшный нацист» выйдет из меня, – раздражённо бросил Ханс, поднимаясь с места и решительной походкой направляясь к выходу. Бруно всё понял и поспешил за братом, на ходу дожёвывая остатки завтрака.

Он тоже не считал себя плохим. Служил потому, что надо, и убивал поэтому же. Он старался подавить в себе любые эмоции, но жалость и сострадание были для него особенно опасны. К сожалению, война не оставляет особого выбора: либо ты, либо тебя. Истина стара, как мир. Когда начинаешь испытываешь жалость к жертве, только себе хуже делаешь, ведь человек умирает, и ему абсолютно всё равно на то, что будет после, а вот офицеру приходится как-то с этим жить.

Герда услышала негромкий стук входной двери, практически сразу же сменившийся голосом сына, планирующего совершить побег из кроватки. Он встал, задрав короткую ножку, и уже перекинул её через спинку, при этом крепко держась за изгородь.

– Маленький проказник! – художница улыбнулась, успев поймать мальчика. – Нельзя так делать! А если бы ты упал и ударился? – ласково отчитала она сына, поражаясь тому, насколько чётко гены Ханса отпечатались на лице сына.

Женщина погладила по голове недовольного мальчугана, пытавшегося вырваться из рук матери и найти уже приключения, ну, или этого дядю со страшной птицей на одежде. Герда не стала сдерживать Густаво, тут же отпуская. Тот тут же пополз к выходу, Герда протяжно выдохнула, на секунду прикрыв глаза, после чего поспешила за ним. Эмилия вышла из комнаты и чуть не споткнулась о Густаво. Извинившись перед ним, она обошла мальчика и кивнула Герде. Настроение было, как ни странно, хорошим.

Подойдя к окну, девушка раздвинула шторы, чтобы поприветствовать новый солнечный и прекрасный день. Увидев, что на самом деле творится на улице, Эмилия заметно поникла; за окном показались серое небо с тяжёлыми грозовыми тучами и несчастные люди. Сотни чёрных берцев вышагивали по брусчатке с оружием наперевес. Она от досады сомкнула шторы обратно. Настроение испортилось. Лили так же выползла наружу и заторопилась за Густаво, и только в этот момент улыбка вновь появилась на лице Эмилии.

Тем временем Эйнар, одевшись и позавтракав, поспешил на занятия. В этот раз он преподавал детям изобразительное искусство; учил через краски понимать и передавать настроение природы. Ученикам нравилось слушать его и рисовать. В его группе были по-настоящему талантливые дети, в некоторых он даже с удивлением узнавал самого себя, жадно впитывающего все возможные грани искусства. Когда они находились в классе, весь остальной мир будто бы переставал существовать, а всё остальное было уже не так уж и важно. А ещё, чего уж скрывать, ему за это неплохо платили.

Женщины остались одни, и каждая занималась своим ребенком, пока они не услышали тревожный стук в дверь.

– Кто бы это мог быть? – испуганно спросила Эмилия, хватая дочь и уже готовая спрятаться. Герда, посмотрев на метание проходимки, закатила глаза. Кажется, эта глупышка боится даже собственной тени. Схватив её за плечи, она остановила девушку.

– Хватит! Если не успокоишься, то я сама лично приглашу солдат, чтобы они развлеклись с тобой прямо здесь, – раздражённо рыкнула Герда, слегка оттолкнув испуганную Эмилию. Как показалось художнице, она всё же смогла отрезвить её. Эмилия кивнула в знак того, что будет спокойна. – Так-то лучше. И вообще, лучше совсем не подавай голоса, – приказала она, словно маленькому ребёнку, при этом пригрозив ей пальцем. Выдохнув и усадив сына за ограждение детского манежа, Герда отправилась открывать дверь.

– Мадам, что с вами случилось? – как только художница открыла дверь, к ней в руки упала обессиленная старушка, чуть полноватая, меньше её ростом. Её чёрное платье было в грязи. Художница знала, что не сможет долго удерживать вес женщины. – Эмилия, помоги мне! – крикнула Герда через плечо, и девушка тут же появилась перед ней, понимая, что нужно сделать. Они аккуратно подхватили женщину под руки и довели до дивана.

– Мадам Перрен, что произошло? – едва успокоившаяся Эмилия снова разволновалась и, как только старушка опустилась на диван, принялась засыпать знакомую вопросами. Эта состоятельная мадам, живущая по соседству, часто помогала её семье, отдавая вещи, посуду и даже еду.

– Эмилия, случилось очень страшное! – Мадам Перен захлёбывалась слезами, её руки тряслись, даже удивительно, что в таком состоянии она достаточно ясно выражалась. – Эти изверги убили моего сына и ограбили мой дом! Они оставили меня на улице ни с чем, а теперь хозяйничают там. Мне едва удалось спрятаться в сарае, иначе бы и меня уже не было в живых. Хотя, может, так было бы лучше…

– Ну что вы, мадам Перрен! – Эмилия принялась утешать женщину, пока Герда метнулась в сторону кухни, чтобы принести стакан воды. Вернувшись, художница села с другой стороны.

– Что мы можем сделать? – как можно мягче спросила Герда, пока женщина судорожно пила воду с успокаивающими каплями.

– Помочь.

– Но как мы можем Вам помочь? – осторожно спрашивает Вегенер, принимая из трясущихся рук женщины стакан обратно и ставя его на столик.

– У вас поселились офицеры. Я слышала, что они не такие, они хорошие, они смогут помочь… – женщина перевела испуганный, затравленный взгляд на девушку, почти шёпотом добавляя, – они смогут спасти твою сестру. Эти животные схватили бедняжку Люсиль и издеваются над ней! – Эмилия замерла, услышав имя сестры. Что ей делать? Она не может остаться безучастной. Её сестренка не заслуживает такого. Она не переживет, если с ней что-то… Мадам Вегенер вскочила на ноги и уже приготовилась нестись к ней на выручку.

– Люсиль у них! – Эмилия схватилась за голову, не осознавая до конца, что это в самом деле произошло. Да, угроза существовала всегда, причём довольно реальная. Сейчас даже кажется, что рано или поздно это должно было произойти, но думать об этом заранее не хотелось. Девушка хотела наивно верить в добро, в то, что её семью подобное несчастье обойдёт стороной. Что же так влечёт насильников к её семье? То несдержанный художник, то проклятые нацисты.

«Как быть?» – девушка металась из стороны в сторону, продолжая мысленно повторять один и тот же вопрос. Однако вслух она произнесла нечто другое.

– Давайте пойдём в Ваш дом и попытаемся вернуть ваше имущество, и главное, помочь Люсиль! – Эмилия, наконец, осознала все масштабы своей внутренней тревоги и начала кружить по комнате с удвоенной скоростью. Нельзя просто сидеть и ждать! Да и чего ждать? Герда перешла через свои принципы, и, встав, подошла к Эмилии, стараясь посмотреть на неё по-другому, но не получалось, чёрт побери!

– Ты совсем дурная, если хочешь отправится туда без поддержки. – Герда пыталась говорить как можно спокойнее, переводя взгляд с взведённой девушки на рыдающую мадам. Похоже, трезвый рассудок и холодный ум остались только у неё.

– Мы не можем ждать, когда вернутся офицеры! Они могут явиться только вечером, а моя сестра нуждается в помощи прямо сейчас! – крикнула Эмилия, решительно направляясь к выходу. – Позаботьтесь о Лили, пожалуйста, – просит она, посмотрев на Герду и поцеловав дочь, как ей показалось, в последний раз. Художница в очередной раз тяжело вздохнула, и, уперев руки в бока, наблюдала за спектаклем. Что самое важное – бесплатно, и с такой потрясающей игрой! Прикрыв глаза, Герда попыталась быстро, буквально на ходу, придумать план действий, и поспешила за этой актрисой. Переигрывает ведь, зараза!

– Я скоро вернусь. Ждите меня здесь, ясно выражаюсь? – обернувшись на мгновение, спросила Герда, отчетливо видя, что Эмилия не слышит её. Девушка мысленно уже в том доме и помогает Люсиль. – Эй, Эмилия! – Герда требует сфокусировать на ней взгляд, довольно грубо схватив девушку за предплечья и как следует встряхнув её. Это, наконец, подействовало. – Только, ради всего святого, не реви, – принялась умолять уже Герда, зная, что слёзы – это самое жалкое оружие, которое только может быть. Она и сама не прочь порой поплакать, но сейчас самое неподходящее время. Тот самый случай, когда слезами делу точно не поможешь. – Возьми себя и дочь в руки, завари себе и мадам чай с ромашкой. Я скоро.

– А Густаво?

– Что Густаво? – не поняла Герда, и, посмотрев на абсолютно спокойного и вполне довольного жизнью сына, опять взглянула на Эмилию.

– Его в руки брать?

– Бери, – немного растерянно усмехнувшись, разрешила Герда.

Буквально содрав с крючка пальто, она быстро выбежала за дверь, на всякий случай закрывая все замки на ключ. Не должна же, в самом деле, Эмилия из окна выпрыгнуть? В конце концов, на ней ответственность за детей. Герда накинула на себя пальто и, втянув носом свежий воздух, буквально наполняя лёгкие до отказа, она устремилась к площади, куда со всех концов города стягивались солдаты, подгоняемые офицерами.