Текст книги "Кризис (СИ)"

Автор книги: lesana_s

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– У тебя жена есть? – поинтересовался Ацгил.

– Да, и маленькие дети.

– Хорошо, – усмехнулся офицер и встал напротив своих солдат, рядом с пострадавшим. – Слушать внимательно мой приказ! Только я узнаю, что вы его не выполнили, я вам точно по ноге отстрелю и будете мне на одной маршировать. – Предупредил он угрожающе.

– Так точно, товарищ лейтенант! – синхронно ответили рядовые.

– Прекрасно. А теперь вы сопроводите гражданина… – запнулся Ханс, не зная как зовут несчастного, и повернулся к нему, что бы тот назвал своё имя.

– Бенуа, – шепнул он, покосившись на офицера, все ещё не понимая намерений этого фашиста.

– …месье Бенуа до медпункта. После того, как о нём позаботится доктор, вы возьмёте коробку со склада, наполните её крупой, мукой, консервами и сладостями, после чего доставите месье до его дома целого и невредимого. Прямо до постели, если потребуется. И без фокусов! – закончил Ханс и снова глянул на пострадавшего. – Если возникнут проблемы – обращайтесь напрямую ко мне.

– Спасибо, товарищ лейтенант, – шокировано прошептал мужчина и поднял взгляд. – Зачем Вы это делаете? Вам что-то нужно от меня? – подозрительно прищурившись, спросил Бенуа, думая о том, что наверное, всё-таки лейтенант преследовал какие-то свои цели.

– Считайте, что это моя личная прихоть. Это никак не касается лично вас, – спокойно произносит офицер, вздёрнув острый подбородок. Если он и тварь, то хотя бы делает вид, что благороднее некоторых. – Выполнять! – это было последним, что выкрикнул Ацгил, с удовольствием наблюдая за тем, как недовольные солдаты, подхватив фермера под руки, отправились выполнять указания. Во власти было что-то такое особенное, что грело самолюбие. Кажется, он стал понимать отца. А ещё был рад, что отличается от него, и в очередной раз это доказал.

«Ладно, нужно заняться не менее важными делами, а точнее делом, имеющим женское имя и очень притягательную наружность», – напомнил себе мужчина и зашагал со двора, направляясь обратно в кабинет, чтобы тщательно всё обдумать.

Ханс поднялся по лестнице и посмотрел на трёх солдат, которые о чём-то увлечённо беседовали. Заметив офицера, они поприветствовали его, синхронно выкинув руку вперёд. Среди них Ацгил не без удовольствия заметил знакомое лицо. Для него никогда не составляло особого труда завести новые знакомства, подружиться с кем-то, но война и на это накладывает свой отпечаток – невольно начинаешь сторониться близких отношений. Сержанта Генри он почти готов был назвать своим другом, ведь молодой человек имел одно очень полезное качество: умел держать язык за зубами.

Солдаты отвлеклись от разговора и уже собирались ретироваться по-тихому, чтобы ненароком не схлопотать за безделье.

– Стоять! За мной! – рыкнул Ханс, вдруг решив, что для его плана нужна некая помощь со стороны. Солдаты переглянулись и уже направились за офицером, но сержант остановил их одним движением руки, самому направляясь за приятелем. Войдя в кабинет и быстро подойдя к столу, Ханс вытащил чистый лист и быстро завозил по белой поверхности ручкой, записывая адрес и после протягивая его Генри.

– По этому адресу живёт женщина. Возьми парочку своих лоботрясов и приведи её ко мне вместе с сыном, – Ханс инструктировал предельно быстро и чётко, надеясь, что правильно поступает, что этому человеку он может довериться. Пусть не так, как брату, но с доставкой тот однозначно справится. Мужчина надеялся и на то, что Герда без боя не сдастся, и после он с садистским удовольствием будет созерцать исцарапанные физиономии солдат. – Сразу предупреждаю, доставить её без увечий и царапин. Понял? Увижу хоть одну!.. – на этих словах Ацгил подошёл ближе и выразительно посмотрел на сержанта, при этом демонстрируя свои плотно сжатые в оскале зубы.

– Так точно, товарищ лейтенант, – с готовностью кивнул Генри, рассматривая неровный почерк Ханса. – Как убедить женщину пройти с нами? Ведь мало кто хочет следовать за нами добровольно, – уточнил сержант, потому что не совсем понимал, как им действовать, если нельзя применять физическую силу. И вообще, почему именно к этой женщине? Она так важна для офицера? Почему? Тогда зачем отправляет их, а не идёт и не собирает сам? Вопросы сменяли друг друга со скоростью света, но задавать их вслух мужчина благоразумно не стал.

– Разрешаю напугать. Не сильно, но настойчиво, – более спокойно продолжил инструктировать Ханс. – Мне нужно, чтобы она боялась, но при этом была не повреждена и мальчик тоже не пострадал. – Ацгил облизнул губы и, отходя к столу, сел на край, скрещивая руки на груди.

«Герда, Герда, на что же ты меня толкаешь, а?», – офицер закусил губу, обдумывая детали и опасаясь того, что всё же может сорваться и правда навредить ей. А если ему понравится быть тираном? Тогда она не сможет уйти, ведь гены отца возьмут верх. Он потеряет контроль, и тогда даже Эйнар ей не поможет, ведь и сам не прочь наказать художницу. Вместо того, чтобы защищать – станет его союзником. Вот ведь дьявол!

– Привести её сразу к Вам? – вопрос вывел Ханса из разных мышления.

– Нет, отведите в камеру и доложите мне, а дальше … В общем, не ваше дело. – Высказался Ханс, поглядывая на Генри. Сержант был в замешательстве: то запрещают похищать и издеваться над людьми, то разрешают и сами дают адреса, по которым живут будущие заключённые. Однако внешне казался спокойно-сосредоточенным.

– Разрешите идти? – спросил он. Дружба-дружбой, а субординацию никто не отменял.

– Иди, – проворчал Ханс, надеясь, что всё пройдет хорошо, а психическое здоровье Герды не пострадает. Мужчина готов сделать всё, что она попросит. Это чертовка слишком быстро проникла в его сознание и залезла под кожу, убивая в нём всё хорошее и светлое, заставляя пробуждаться самое чудовищное, что досталось ему от отца. «Главное, не пожалей», – предостерёг он самого себя.

Вовремя вспомнив, что не назвал имя «жертвы», он окликнул сержанта и вернул его обратно, а то приведут ещё одну из трёх блондинок и доказывай потом, что ничего дурного не планировал. Точнее планировал, конечно, но не с теми.

– Зовут Герда Вегенер, – четко произнёс он имя художницы, с трудом подавив дрожь в голосе и чувствуя, что сойдёт с ума от её опасных желаний.

– Так точно, будет сделано! – Генри по-новой отдал честь офицеру и ушел прочь, хлопнув дверью.

– По голове себе стукни, идиот, – устало выругался Ханс, принявшись нервно вышагивать по кабинету и расстегнув, наконец, чёртову китель.

Дышать легче не стало, да и расслабления он не почувствовал. Стоило закрыть глаза, как перед ним тут же возникал образ отца, яростно избивающего мать. Ханс отчетливо слышал душераздирающие крики, громкие всхлипы и звонкие шлепки по исхудавшему телу. Память против воли услужливо подкинула яркие, но отнюдь не самые приятные моменты из далёкого детства.

Он вспомнил, как вернувшись однажды из школы, нашёл собственную мать, лежащей на полу, всю в крови. Тогда мужчина только познакомился с Эйнаром; они учились в местной школе, а после занятий задержались, чтобы погонять с мальчишками мяч. Ему было семь лет, в тот день закончилась его безоблачная жизнь.

Он помнил, как ужас сковывал его. Мама лежала в позе эмбриона и тихо поскуливала от боли, зажимая обеими ладонями рот; всё её тело мелко подрагивало. Её тонкое платье было разорвано в клочья; тёмно-алая кровь насквозь пропитала каждый кусочек белоснежной ткани. Контраст был ужасающе прекрасный. Не замечая ничего вокруг, он кинулся к матери прежде, чем сам успел это осознать. Он боялся прикоснуться к ней, мог лишь всхлипывать и утирать крупные капли слёз, растирая по лицу солёную влагу. Голос отца заставил его обернуться. Мужчина в военное форме вальяжно откинулся на стуле, облокотившись локтем о стол и подперев кулаком голову. Они не были готовы к тому, что он найдёт их так быстро и нагрянет в их новый дом в маленькой деревушке Вайли. Отец имел большие планы на младшего сына, он хотел сделать из него идеального солдата: жестокого, беспощадного, но мать вмешалась и всё испортила. Это привело его в бешенство! Он решил наказать её за непослушание и, конечно же, за побег.

Ханс подошёл к окну и, открыв его, глубоко вздохнул полной грудью, после чего посмотрел на ясное небо. Оглядевшись по сторонам, Ацгил вытащил пачку сигарет и закурил.

Заметив сына, женщина судорожно вздохнула и с трудом поднялась. Тонкая рука, испачканная в собственной крови, неожиданно сильно ухватила его запястье. Мама дёрнула его на себя, и он упал в её объятья. Женщина надрывно рыдала, обнимая мальчика и прижимая к себе сильнее, сидя на холодном полу и повторяя всего одну фразу: «Только не его! Не трогай Ханса!». В тот момент он впервые почувствовал отвращение к самому себе. Он не мог сделать ровным счётом ничего, и лишь жалел, что рядом нет брата. Он винил себя за то, что слишком мал и слаб. В памяти всё ещё звенел стальной, холодный голос отца: «Это мой сын, женщина!».

Тогда отец просто ушёл. Он не появился ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц. Они попытались сбежать снова, но при первой же попытке их мягко, но настойчиво развернули на выезде из города. Они были в ловушке, словно звери в клетке. Вроде бы и есть все условия для существования, но самого главного – свободы – нет. Отец периодически навещал их, напоминал о своём существовании и демонстрировал собственную власть. Тогда он и стал заниматься боксом, чтобы стать сильнее, чтобы однажды суметь защитить то самое дорогое, что было в его жизни. Но все его усилия могли оказаться напрасными…

Однажды, вернувшись с очередной тренировки, он застал маму на подоконнике. Она уже приготовилась лететь вниз и прервать, наконец, своё жалкое существование. «Не оставляй меня!» – на удивление спокойно просил подросток, останавливаясь позади неё. Он больше не плакал, не пускал сопли, не давил на жалость, потому что учился добиваться желаемого другими методами. Однако сама его просьба прозвучала как приказ. Женщина почти машинально подчинилась, и только после это с ужасом осознала, насколько её мальчик, этот добрый, милый и ласковый Ханс, начинает напоминать своего властного отца. Она пошатнулась, едва удержавшись на ослабевших и подгибающихся ногах. Подросток подошёл и взял женское запястье, но в ответ лишь услышал: «Отпусти… Я больше не нужна тебе! Ты уже взрослый и справишься сам!», – отмечая, как маленькая ручка её сына выросла в почти уверенный капкан тринадцатилетнего подростка. «Отпущу, но не так. Я избавлю тебя от отца!», – уверенно заявил Ханс. Это его обещание. Его цель. Его предназначение.

Ацгил в очередной раз затянулся. Дым не помогал ему забыть наполненные слезами глаза и дрожащий голос матери в тот момент.

«Я становлюсь сильнее и совсем скоро он не справится со мной!», – убеждал себя Ханс. К тому же, скоро должен был приехать Бруно, а вместе они обязательно что-нибудь придумают. Отец, конечно же, до определенного момента не должен был ни о чём знать. По его мнению, сыновья не могут пойти против своего родителя. Это было удобно для всех.

«Нет, ты можешь пострадать!», – выкрикнула женщина, слезая с окна и крепко обнимая сына. В глубине души она понимала, что всегда будет нужна ему, хотя бы для того, чтобы зашить раны, которые нанесёт мальчику этот изверг.

«Нет, мам, он меня не убьет. Я ведь нужен ему, он хочет воспитать себе подобного. А раны от его… методов – это пустяки, заживут. Пусть он учит меня кусаться, причинять боль, но в один день поймёт, что сам же может пострадать от своего воспитания», – усмехнулся Ханс, обнимая женщину, как совсем взрослый мужчина.

Теперь он точно решил идти до конца.

Отец приезжал в Вайли, привозил деньги, еду, одежду, в общем-то, всё самое необходимое для учёбы и развития сына. Пока Ханс учился, просто играл с Эйнаром в футбол или сидел с ним на берегу и смотрел, как его друг изображает закаты, родитель занимался любимым делом – издевался над женщиной: насиловал, унижал, бил и подчинял себе. В очередной раз отец заявился вне своего расписания. Целый день Ацгил не мог найти себе места, нервничал и чувствовал, что с самой важной для него женщиной что-то не так. Матери было плохо и, скорее всего, уже не страшно. Он спешил вернуться домой вовремя, почти бежал по направлению к трёхэтажному дому грязно-синего цвета. Кинув сумку на пороге, мальчик вошёл в дом. Подросток бросался по комнатам, боясь увидеть то, чего бы не хотел видеть никогда. Ханс боялся застукать отца, насилующего его мать, ведь он жил и развивался в этом теле целых девять месяцев.

Зайдя в гостиную, Ацгил заметил отца, вальяжно развалившегося на диване, словно тот был хозяином всего мира, а уж этой семейки и подавно. Он неторопливо курил сигару, а его мать стояла перед ним на коленях и делала глубокий минет (хотя тогда он не знал ни этого слова, ни его значения). Её голова медленно опускалась и подымалась. Глаза были открыты, она, не отрываясь, смотрела на мужчину, а отец – на неё, лениво направляя, чуть поглаживая женщину по волосам, всем своим видом демонстрируя собственное превосходство.

Чувство превосходства посещает и его самого. Буквально час назад он отправил за Гердой троих солдат, прекрасно понимая, что всё может пойти не по плану, а тогда ему придётся ещё раз выпустить свою тёмную сущность. Кто сдержит его самого, если что-то пойдёт не так? Густаво?

Ханс докурил, затушив сигарету о дно пепельницы. Вытащив очередную, он зажал фильтр зубами и снова затянулся. Закрыл глаза. Память услужливо подсунула новую порцию воспоминаний о том, как тёмные силы вышли из него в первый раз. Ацгил устало опустился в кресло и выпустил струю дыма в образ отца перед собой. Он с нескрываемым презрением смотрел на того, от кого, будь у него хоть малейшая возможность, родиться не хотел бы никогда. Офицер затянулся вновь и, оперевшись на подлокотник кресла рукой, пока между пальцев тлела сигарета, а другой взял фуражку и стал рассматривать железный символ нацисткой армии, расположенный прямо над козырьком. Мужчина скривился, потрогал железный череп пальцем, а затем воткнул дымящую сигарету в лоб «смерти», покрутил пару раз и швырнул его обратно на стол вместе с окурком.

– Товарищ лейтенант, разрешите войти! – стук в дверь, показавшийся в тишине кабинета оглушительно громким, вырвал Ханса из воспоминаний.

– Разрешаю, – крикнул он в ответ, усмехнувшись. Правду говорят, что существует братская связь, более того, она очень сильна: если тревожится один, то и второй не спокоен. Дверь открылась, и в неё тут же вошёл не менее строгий, чем хозяин этого кабинета, лейтенант фон Фальк.

– Ты чего такой? Всё хорошо? – поинтересовался он, мгновенно заметив на лице младшего брата какое-то замешательство и сомнение. – Вновь пришлось пристрелить кого-то? – предположил Бруно, подойдя ближе и небрежно пряча руки в карманы форменных брюк. Его взгляд зацепился за пепел на полу, но уточнять он не стал. Мало ли, может, Ханс просто пепельницу уронил.

– Нет, ни в кого не стрелял. Хотя… не важно, – поправился он, вспомнив о горожанине. Ацгил отвечал резко и коротко, не желая вдаваться в подробности и, как следствие, выслушивать нотации от старшего брата о том, какой он кретин. Ханс и так это знал, зачем об этом постоянно напоминать?

– Тогда что? – не сдавался Бруно. Он методично продолжил выпытывать ответ, смотря на него сверху вниз. Ещё с детства повелось, что он всегда нависал над братом, чтобы вывести его на на чистую воду, как правило, под страхом получить лещей за молчание. Но это было тогда, а сейчас Ханс вырос и ни в чём особо не уступает: ни в росте, ни в силе, ни в других физических данных. Ацгил встал, желая быть с ним наравне.

– Просто борюсь со своими демонами, а ещё приказал солдатам притащить сюда Герду с сыном, – открыто сообщил он, не отходя, впрочем, от брата ни на шаг. Даже зная, что тот против, и сейчас начнётся поучительная лекция о том, как он похож на отца и всё такое. Но это не так, хотя, кого это волнует? Ханс терпеливо ждал реакции Бруно, который лишь тяжело вздохнул и, отойдя от младшего, принялся измерять комнату широкими и неторопливыми шагами.

– Ты уверен, что именно этого она хочет? – тихо спросил Бруно, останавливаясь возле окна и закрывая его; стало слишком зябко.

– Может и нет, но какая, нахрен, уже разница, – грубо ответил Ханс, чувствуя, что начинает злиться.

Он в два шага оказался возле портрета фюрера. Изображение перед его глазами начало расплываться, через минуту кристаллизуясь в новую форму. Ханс увидел вместо национального диктатора другого, их с братом персонального. Не сдержавшись, мужчина схватил рамку и со всего размаху швырнул её об пол, разбивая стекло и деревянную раму. Бруно невольно пришлось забиться в угол, чтобы наблюдать за тем, как брат на полной скорости слетал с катушек.

– Ханс, ты ещё можешь вернуть их обратно.

– Могу, но не хочу! Она придёт сюда и получит сполна всё, что так сильно хочет! Я приучу её к другим эмоциям, – громко обещает Ханс, озлобленно пиная стекло в стороны и расчищая себе путь по направлению к брату. – Не смей меня сравнивать с отцом, – прочитал он во взгляде брата. – Я – не он, – на выдохе произнес Ацгил, стараясь успокоиться, посмотрев в точно такие же, как и у него самого, глаза напротив.

– Я надеюсь, ты помнишь, что мы сделали с отцом, когда он в последний раз переборщил?

– Помню, – произнёс Ханс, облизнув губы. – Это другое!

– Не другое, брат! Она просто не понимает, чем рискует, а ты можешь потерять контроль и навредить ей.

– Хочешь сказать, что я такой же больной ублюдок, да? – возмущённо спросил он, после ядовито усмехаясь и толкая брата от себя. Подойдя к столу, он опёрся руками на столешницу и низко опустил голову.

– Не ты один, – согласился Бруно. Он ничем не лучше, однако научился со временем с этим справляться, ведь смог отпустить с миром женщину, которая не любила его. Мужчина не пытался любыми способами удержать её возле себя, а просто подписал бумаги о разводе. – Но мы можем быть и другими, – ободряюще попытался улыбнуться Бруно, подходя ближе и положив ладонь на плечо младшего, надеясь успокоить, как и тогда, в детстве. Когда его, ещё совсем маленького, просто так наказывал отец. – Не заставляй меня останавливать это безумие и защищать твою женщину, мать твоего сына, от тебя же. Густаво вырастет ещё не скоро и не сможет заступиться за неё, а я смогу, – терпеливо, с легко читаемой угрозой в голосе шепнул Бруно, по-дружески похлопав брата по спине, после направляясь к выходу. – Надейся на то, что Герда останется довольна, – усмехнулся он и, подмигнув напоследок, вышел.

– Что же ты свою жену не защищал от самого себя, а? – выплюнул Ханс в уже закрытую дверь. – Сука! – рыкнул он, сметая всё со стола: канцелярские принадлежности тут же посыпались на пол вместе с папками и картами. Ацгил заметался по кабинету, сжимая и разжимая кулаки. Хотелось разбить чьё-нибудь лицо, прямо в мясо! Отдышавшись и повернув голову в сторону зеркала, Ханс увидел собственное отражение, но он уже не был похож на самого себя, скорее на своего внутреннего демона. Мужчина закрыл глаза, глубоко вздыхая и всеми силами стараясь уверить самого себя в том, что вовсе не похож на отца.

Ацгил застегнул китель и, схватил фуражку, быстрым шагом направился прочь из комнаты. Стремительно преодолев коридор, практически выбежал на улицу.

– Товарищ лейтенант, всё хорошо? – Бруно снова подошёл к брату. В отличии от Ханса, он был совершенно спокоен. Мужчина раньше, чем Ханс, привык сдерживать себя, держать все эмоции внутри.

– Да, всё просто замечательно. Разве может быть по-другому, лейтенант фон Фальк? – по буквам протянул фамилию их отца. – Почему ты не поменял фамилию? – вдруг опомнился он, вглядываясь в строгое лицо.

– А зачем? Мне и так хорошо, ведь я – сын генерала, у меня есть определённое преимущество, поблажки всякие, – улыбнулся тот, перечисляя то немногое положительное, что было в их родстве с собственным отцом. – А ты не хочешь поменять? Мне было бы спокойнее, если бы я знал, что ты тоже под некой защитой столь громкой фамилии.

– Нет, хоть чем-то же я должен отличаться от этого «демона», – более расслабленно ответил Ханс, кивнув тому головой в сторону и предложив пойти с ним. – Погоняем солдат? – предлагает офицер, и брат с готовностью идёт за ним, соглашаясь с тем, что рядовым действительно нужна неплохая встряска.

========== Часть 15 ==========

Герда очнулась на бетонном полу. Было очень холодно. Всё её тело сотрясалось мелкой дрожью, оно будто налилось свинцом, создавая неприятную тяжесть. Художница упёрлась ладонями в бетон и, превозмогая слабость, приподнялась, впопыхах оглядывая свою скромную обитель. Составить полную картину не давал слишком тусклый свет. Комнату освещала лишь одинокая лампочка, сиротливо свисающая с потолка. В крохотной комнатке с серыми стенами, в полумраке казавшимися практически чёрными, стояли лишь стол и стул, а в углу валялся старый, потрёпанный жизнью, матрац. Художница на четвереньках подползла к нему и, не скрывая удовольствия, примостилась на мягкой поверхности. Подтянув колени к подбородку, она обняла себя руками и попыталась вспомнить, что же всё-таки могло произойти.

Хотелось пить и избавиться от адской головной боли. Босые ноги и руки окоченели. Художница спрятала лицо в коленях, пытаясь сжаться в комок и согреться. Ей нужно было вспомнить, как она сюда попала. Вспомнить всё! Герда потрогала затылок, нащупала небольшую шишку и скривилась. Застонав от боли, женщина попыталась встать, но тут же упала обратно; сил не было даже на то, чтобы просто разглядеть своё новое жилье. Только головокружение усиливалось. Она задышала медленно и глубоко, легла на бок и зажмурилась.

Пустота.

Открыв глаза и облизнув пересохшие губы, художница снова сделала попытку встать. Цепляясь за шершавую стену, Герда кое-как добрела до стола и, облокотившись на неё, принялась рассматривать деревянную лакированную поверхность, покрытую множеством мелких царапин.

Внезапно тишину комнаты нарушил детский плач. От неожиданности художница вздрогнула и зажала ладонями уши. Этот крик, такой оглушительный и непонятный для неё, чуждый для такого места. Упав на колени, она задышала ещё чаще и приготовилась закричать, чтобы перекрыть жалобный звук. Кто мог так поступить с ней? Зачем? Вегенер подняла глаза и посмотрела на железную дверь напротив себя: она не имела ни малейшего окошка, тем самым не давая и шанса увидеть, что происходит за ней. Кому понадобилось держать её в этом месте? Ухватившись за стол, она поднялась и, шатаясь из стороны в стороны, словно при опьянении, медленно пошла к её сторону. Если ей не дано увидеть, то вдруг удастся хотя бы услышать то, что происходит по ту сторону железной преграды. Герда попробовала толкнуть дверь и опять скривилась – в этот раз от досады, потому что та была слишком толстой и тяжёлой, а сил не хватало даже на то, чтобы просто её толкнуть. Что за чертовщина?

– Воды! – сиплым голосом попыталась попросить она. Самое простое и нужное ей сейчас. – Кто-нибудь слышит меня? – облизнув пересохшие губы и нанеся новый удар, только чуть сильнее, женщина прислонилась ухом к поверхности двери и начала прислушиваться к голосам. Герда слышала их: как минимум, два мужских и совсем тихих голоса. Художница тут же насторожилась, делая пару шагов назад. – Кто вы? Почему я здесь?

Неизвестность. Непонимание.

Герда снова прильнула к двери и в этот раз услышала шаги: стремительные, чёткие, явно приближающиеся к её темнице. Замерев, она надеялась, что сейчас обо всём узнает. Что если это всего лишь чья-то глупая шутка? Кто вообще додумался до того, чтобы держать невиновного человека в четырёх стенах? Женщина заметалась по периметру – хотелось спрятаться, а потом уже из укрытия наблюдать за тем, кто войдёт. Или уже не войдёт? Шаги стихли, художница снова подошла к двери.

– Вы не можете уйти! Вернитесь! – она изо всех сил стукнула ладонью по двери и тут же прижалась к стене, забившись в самый угол. Женщина услышала, как ключ поворачивается в замке, а дверь стремительно открывается, поэтому та еле успевает подставить руку, чтобы железо не ударило по ней.

– Где она? – прикрикнул грубый мужской голос.

– Товарищ лейтенант, она была здесь, мы выполнили приказ. В конце концов, мальчик у Вас, – отчитался кто-то более спокойным голосом, в котором можно было уловить страх перед собеседником. Герда рассматривала его в щель. Она пыталась даже не дышать, чтобы ненароком не выдать себя.

Главный, судя по голосу, мужчина в форме резко развернулся к подчинённому и дал тому звонкую пощёчину. Весь его вид говорил о том, что на этом дело не закончится. Вегенер сглотнула и, чтобы хоть как-то помочь несчастному, вышла из-за двери и встала напротив жестокого лейтенанта. Женщина запомнила его звание и, кажется, знала уже раньше. Его серые глаза, словно бетонные стены, такие же холодные и агрессивные, вонзились теперь и в неё. Он отпустил солдата, толкая к выходу и, закрыв дверь, вернулся к ней.

– Герда, ты в порядке? – вряд ли она могла найти ответ на его вопрос.

– Я не знаю, – честно призналась та, обходя лейтенанта и без стыда рассматривая его с ног до головы. – У меня болит голова, и я хочу пить, – добавила она и нахмурилась, когда почему-то внезапно захотелось подойти к нему и обнять. Художница понимала, что человек перед ней опасен, видела это, слышала, что именно по его приказу её заперли здесь, но отчего-то так не хотелось его бояться!

– Сейчас, – он быстро идёт к двери, распахивает её и создаётся ощущение, что железная дверь для него – это не препятствие. – Приведите ко мне сержанта, а потом принесите воды и еды.

– Так точно! – ответил кто-то и тут же убежал. Лейтенант вернулся обратно. Герда стала отходить назад и, наткнувшись на край стола, остановилась.

– Кто Вы? – задала она один из самых простых вопросов, крутящихся в её голове. Хотелось понять, как он настроен к ней, почему выполняет её прихоти? Разве «жертва» может просить о чём-то?

– Ты не помнишь? – спросил Ханс, проглатывая окончания вопроса. Случилось ровно то, чего он и боялся. Всё пошло не по плану.

– Не-ет, – запинаясь, выдохнула она, отойдя ещё назад и неловко толкая своим телом стол. Ножки жалобно скрипнули, царапая грубый бетонный пол. Ханс сделал ещё один шаг к ней и осторожно положил руки на плечи. Затем его ладонь поднялась вверх, обхватила тонкую шею, стала ощупывать её, но когда пальцы добрались до больного места, он заметил, как художница скривилась от болевых ощущений. Ацгил протяжно выдохнул, стараясь успокоиться. Он подавил в себе вспышку гнева и принялся предельно нежно, даже аккуратно, массировать место сильного ушиба, при этом осторожно приподнимая длинные светлые пряди и накручивая себе на пальцы. Она была настолько беспомощна! Как маленькая девочка. Как его мать, попавшая в руки отца. Офицер перестал массировать голову Герды, подтянул к себе и обнял. Ему придётся повесить этих безмозглых солдат на площади за то, что посмели навредить той, которую мужчина пытался уберечь даже от самого себя. Женщина от неожиданного порыва лейтенанта запуталась в собственных ногах и прильнула к нему, буквально падая в объятия.

– Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо. Я обещаю тебе, – закрыл он глаза, обнимая её крепко и буквально окутывая собой. Герда задрала голову так, чтобы ей хватало воздуха.

– Откуда я Вас знаю? – задала она вопрос, как только смогла глубоко вздохнуть и, пройдясь кончиком носа по основанию его шеи, убедилась, что делала это раньше. Та снова сглотнула. Запах был таким знакомым.

– К сожалению, ты меня совсем не знаешь, – шепчет он ей на ухо и понимает, что сходит с ума от всей ситуации и от абсолютной беспомощности той, которую когда-то отнял у друга. Той, которая родила ему сына и сама пожелала испытать страх. Демон всё-таки проснулся в нём. Ей удалось разбудить в нём то самое существо, что так тщательно пряталось в обычной жизни и появлялось лишь тогда, когда он был на «свободе» и не был связан крепкими узами с армией. Сейчас всё по-другому: его юная художница потеряла память. Есть в этом и что-то хорошее… Теперь он сможет проверить, что она чувствует к нему на самом деле; сможет ли вновь влюбиться или, может, разочаруется в нём настолько, что больше не захочет никогда видеть? Ханс как-то горько усмехнулся. – Прости за всё, что я сейчас сделаю, надеюсь, ты забудешь меня таким и вспомнишь прежним. – Ацгил уверенно опустил руки на тонкую талию и сжал намного сильнее, чем требовалось. Одна ладонь спешно спустилась по бедру и поползла вверх, комкая испачканную ткань. Зацепив пальцем резинку трусов, он одним резким движением сорвал их с неё, чем заставил вздрогнуть.

– Товарищ лейтенант, Ваш приказ выполнен, – послышался голос за спиной, и только тогда осознал, что дверь не заперта. Твою мать! Ханс легко оттолкнул женщину к стене, но та не удержалась на ногах и упала, больно ударившись спиной и тихо застонав. Как же ему нравились эти звуки, срывающиеся с её губ! Он не хотел понимать отца и его извращения, но почти признал, что они были превосходны. Ацгил подошёл к солдату, взял графин с водой и, налив в стакан, опустился перед Гердой на колено и протянул ей.

– Пей, ты же хотела, – она протянула трясущуюся руку и, взяв стакан, начало жадно пить. Он наблюдал за тем, как тоненькая струйка воды спускается по её подбородку, падая на ключицы и после исчезая где-то между грудей, скрытых неплотной тканью. Ему хотелось, чтобы она была вся во влаге! Ханс сглотнул и посмотрел на лишнюю публику перед ним. – Я обещал казнить вас, если навредите ей, помните? – поинтересовался он, подымая бровь и ожидая ответа, пока Герда утоляла жажду. Она украдкой смотрела за тем, как лейтенант жёстко обращается к рядовым. А если бы он стоял возле них, а не сидел рядом, вытирая капли прохладной воды с её кожи и пробуя на вкус, то казнил бы их?

– Так точно, товарищ лейтенант, но по-другому исполнить приказ не получалось. Вы бы видели, что она устроила! Посмотрите, – сержант начал оправдываться, параллельно показывая на себе увечья, полученные от этой ненормальной: царапины на лице и шее, покрасневшее ухо с едва заметными следами от недавнего укуса. Генри старался не обращать внимания на абсолютное безразличие командира, казалось, его совершенно не интересовало, что эта дрянь хотела покалечить его подчиненных, зато отчётливо видел, как у командира зарождается безумный блеск в глазах каждый раз, когда он смотрит на строптивую чертовку. Рука Ханса ловит её лодыжку и подтягивает к себе как раз в тот момент, когда художница пытается незаметно отползти от него. Герда боялась, что лейтенант накажет её за своих подчинённых. Вегенер нисколько не сомневалась в том, что могла это сотворить, будто знала, что виновата. – Она слишком непослушная!