Текст книги "Кризис (СИ)"

Автор книги: lesana_s

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Хорошо, я понял. Только подожди, пока Густаво подрастёт, – спокойно просил он, останавливаясь рядом с беспокойной женщиной, уставшей от бесконечных ожиданий и пустых иллюзий.

– Может, мне ещё и подождать его совершеннолетия? – Шикнула она, после чего умчалась к сыну, которого надо было переодеть, покормить и уложить спать, а ещё успеть познакомить с отцом. Герда аккуратно взяла ребёнка на руки, поцеловала в крошечный лобик. Ей нужен был план побега, в котором Париж был бы целью. О сыне она сможет позаботиться, у неё остались накопления с продажи картин.

– Мы сможем с тобой выжить даже в такое опасное время, – уверенно проговорила она, вновь целуя сына, унаследовавшего от отца ярко-серые глаза. – Остальное всё образуется.

***

За окном шёл снег, что в солнечной Аргентине было явлением редким. Вот-вот должен был наступить тысяча девятьсот сорок первый год. Здесь было вполне спокойно в силу того, что страна соблюдала нейтралитет и почти не участвовала в боевых действиях.

Герда стояла возле окна и, усадив годовалого сына на подоконник, показывала тому белые, медленно опускающиеся на землю, снежинки. Густаво искренне радовался неизвестному для него ранее явлению природы. Зима в Копенгагене была без снега. А когда родилась Лили, было тепло и пасмурно. Мальчик родился в солнечный день.

Всего месяц назад они были среди датчан, а сейчас мимо художницы расхаживает совершенно другой народ. Женщина не очень была напугана, наоборот, с неимоверным любопытством наблюдала за военными, которые изредка проходили мимо домов, держа в руках оружие. Нельзя было расслабляться под предлогом нейтралитета: всё могло измениться в любую секунду, как это произошло в Копенгагене. Её не пугала даже эта нестабильность. В глубине души Герда надеялась увидеть среди мужчин Ханса Ацгила, которого любила и ждала каждую секунду.

– Беги за ним, – настойчивые мысли не давали ей покоя, каждый день заставляя срываться с места и бежать с сыном на вокзал. Но Эйнар каждый раз успешно останавливал Герду и твердил, что так нельзя, что она пропадёт на улицах Парижа вместе с ребёнком. В конце концов, Франция принимала участие в войне с самых первых её дней, но потерпела поражение, в результате чего в июне тысяча девятьсот сорокового года была оккупирована. Эйнар не хотел, чтобы Герда с сыном пострадали.

– Будь ты проклят, – психовала она, садясь обратно в машину и прижимая Густаво к груди.

– Густаво уже год, может, пора вернуться?

– Можно, – устало усмехнулся он, зная, как её обрадует его одобрение. Ему не хотелось оставлять Герду с Густаво одних, хоть он и знал, что сильная девочка Герда выживет в любых условиях, сумеет заработать искусством и себе, и сыну на пропитание. Квартира осталась на месте, и без крыши она уж точно не останется, но вот поддержки не было бы ни от кого, а он обязательно поддержит, спасёт, защитит и спрячет. Эйнар устал удерживать художницу, но никогда не устанет защищать от неприятностей. Герда улыбнулась и кивнула в знак того, что всегда будет ему благодарна.

Эмилия всегда принимала решения мужа и следовала за ним без лишних слов, ничего и никого не боясь рядом с ним. Однажды он сам попросил её оставить страх там, на том самом бордюре, где она сидела босая и проклинала себя за неосторожность. Он надёжен. Девушка слепо верила тому, что Эйнар всё делал правильно, а поддержка, которую он всячески оказывал бывшей жене – всего лишь привычка.

Они обе собиралась в дорогу, оставляя за спиной ещё одну страну, сумевшую сохранить нейтралитет. Сколько раз они сменят место проживания? Где окажутся в итоге? Есть ли ещё место, где безопасно? Герда отчаянно рвалась туда, где жить нельзя. У Ханса вернуться, не захватывая при этом очередной город, не получилось бы. Так почему бы Герде не появиться у него на пути?

========== Часть 9 ==========

Сердце замирало от звука спокойного голоса с немецким акцентом, звучавшего из динамика старенького радио. Герда дышала через раз, вслушиваясь в призыв мужчины из «чёрного ящика». Он просил отнестись к солдатам немецкой армии с гостеприимством и дружелюбием, быть доброжелательными и сохранять спокойствие, обеспечить офицера или же простого рядового всем необходимым. Художница машинально кусала нижнюю губу и чувствовала, как холодеют руки от одной лишь мысли, что сейчас и в их квартиру постучится офицер в серой нацистской форме, а затем захватит её родные стены. Даже в этой ситуации она чувствовала страх не за жизнь, а за то, что могла встретить любимого, который мог бы не узнать её.

Эмилия ещё утром ушла проведать родных, оставив дочь на попечение Герде. Она очень жалобно просила присмотреть за ребенком, пообещав, что вернётся быстро, до прихода Эйнара. Девушка хотела убедиться в том, что её семье ничего не угрожает.

Таким образом, на руках у художницы оказались двое детей, впрочем, лишних хлопот они не причиняли, мирно играя за ограждением манежа. Герда, посмотрев в их сторону, тяжело вздохнула и отправилась к окну. Раздвинув достаточно тяжёлые бордовые шторы, распахнула ставни, впуская в комнату свет и будто желая убедиться в том, что диктор не лжет. Война добралась сюда. Нервно сглотнув и высунувшись в окно по пояс, художница стала с интересом рассматривать мирных граждан, которые стремились сбежать из столицы. У многих из них даже не было вещей с собой. Они не желали находиться под властью проклятых немцев. Как, впрочем, и Герда. С другой стороны, художница была бы не против попасть в «плен» одного конкретного немецкого офицера.

Солдаты вот-вот должны были нагрянуть.

Герда подняла голову, услышав звук приближающихся истребителей. Немецкие самолёты стремительно двигались прямо к её дому, но даже это не заставляло женщину испугаться.

– Вот как ты решил появиться, чёртов Ханс Ацгил! – Рыкнула она и, быстро закрыв окно, ринулась к детям. Подхватив их на руки и покрепче прижав к себе, художница стремительно побежала в укрытие; Лили плакала, а Густаво с любопытством наблюдал за действиями матери и собственным перемещением в пространстве. Впопыхах спустившись в подвал и усадив детей на узкую кровать, Герда всучила каждому в ручки по игрушке, в то время как её собственные руки тряслись: она боялась, что сейчас на их головы и крыши домов полетят снаряды из «железных птиц смерти», и у неё не получится спасти миниатюрную копию любимого и случайно родившуюся дочь Эйнара. Они провели в убежище не больше десяти минут, показавшихся перепуганной женщине целой вечностью, но ничего не происходило. Не раздалось ни единого взрыва. Переборов собственный страх, она всё же решилась проверить, чем всё-таки закончился полёт военных истребителей.

– Сидите тихо, – шепнула Герда, вытерев слёзы с щёк Лили и потрепав сына по светлым волосам. – Я скоро вернусь за вами, – попытавшись привести в норму сбившееся дыхание, художница поднялась на ноги и, оставив дверь открытой, вернулась в гостиную. Никаких разрушений не наблюдалось, да и отчаянных криков слышно не было, поэтому Герда осторожно приоткрыла шторы. Немцы уже захватили пригороды Парижа, скинув при этом несколько снарядов, теперь же они захватили столицу. С неба сыпались листовки. Поймав лист и открыв лишь одну створку, Вегенер пробежалась взглядом по бумаге, на которой большими красными буквами красовалось следующее: «Граждане, сохраняйте спокойствие, будьте добры к гостям, и тогда вы не пострадаете!» Прочитав предупреждение, она тут же смяла листок и выкинула его обратно в окно. На глаза навернулись слёзы, а злость, в свою очередь, волной прошлась по телу.

– Дьяволы в погонах! – Крикнула она на улицу и тут же закрыла окно. Герда тяжело задышала, прикрыв глаза и пытаясь унять внутреннюю бурю. Надеялась, что, по крайней мере, её захватит Ханс. Вспомнив о детях, она тут же побежала за ними, опасаясь, что сейчас там нарастает настоящая истерика.

– Герда! Герда, ты где? – громко позвал её Эйнар, наконец, вернувшийся из театра, где доделывал последние декорации к спектаклю. – Эмилия! – Не услышав ответ, он, на всякий случай, прокричал имя жены.

– Да здесь я, не ори так громко, и так отовсюду кричат, только тебя не хватало в этой куче, – недовольно отозвалась появившаяся с детьми на руках художница. Страх отступил.

– Это хорошо, что вы дома, а не на улице. Там творится ужасный беспорядок, – заверил он, забирая Лили на руки и целуя дочь в щёку.

– Ничего страшного, скоро немцы придут и наведут порядок! – Огрызнулась Герда, чувствуя вновь накатывающее волнение. Чёрт, а если Ханс уже не тот, что был раньше? Могли ли его чувства угаснуть? Он наверняка не тот добрый арт-дилер, который изменил её, а жестокий нацист.

– Они уже здесь, поэтому я и примчался как можно скорее, чтобы убедиться в вашей безопасности, – тихо проговорил Эйнар, любуясь своей дочерью. – Кстати, а где твоя мама? – Тут же сменил он тон в голосе, строго посмотрев на Герду.

– Пошла к родственникам, но обещала, что скоро вернётся.

– Вот ведь чертовка. После девяти нельзя выходить из дома, если она не успеет вернуться, то её схватят и накажут за нарушения новых правил.

– Тогда иди и скажи ей об этом, – бросила через плечо Герда, уходя с Густаво на кухню: надо было накормить и уложить сына спать, а потом снова беспрекословно ждать, вашу мать, появления главного нациста в её жизни.

– Ты же побудешь с Лили ещё немного? – Спросил Эйнар, ступая за бывшей женой и надеясь на положительный ответ, ведь они – семья, а, значит, должны держаться вместе и помогать друг другу, тем более, в столь тяжёлое время.

– Побуду, – рявкнула она от того, что её планы немного меняются. Художница собиралась погулять с Густаво, надеясь встретить его отца, вот уже два бесконечно долгих года рассекающего в военной форме по разным странам! Проклятье! Пускай она будет наказана и даже уничтожена этим немцем, уже давно захватившим её сердце и разум. Герда покосилась на сына, с каждым разом всё сильнее убеждаясь в их сходстве.

– Спасибо, я люблю тебя, – сообщил Эйнар, после чего поцеловал дочь в лоб и опустил на пол. – Мы очень скоро, – пообещал он Герде и исчез, а та, от досады, обожгла руку, необдуманно схватившись за железную ручку ковша с едой для детей.

– Вот ведь проклятье! – Воскликнула Герда, старательно дуя на пальцы. Поставив тарелки и наложив кашу для малышей, женщина усадила Густаво и Лили за столики и принялась по очереди их кормить. Расслабиться не получалось: она каждый раз прислушивалась к шуму и громким голосам на улице, которые доносились из открытой ею форточки.

– Пришла весна, птички поют, и немцы в гости к нам идут, – невесело усмехнувшись, пропела Герда, привлекая внимание Густаво и Лили. Как хорошо, что они не поняли смысла этих слов.

***

– Эмилия, немедленно открой дверь! – Крикнул Эйнар, яростно и без перерыва стуча по дереву. Он просто обязан собрать своих женщин вместе, пока ещё не поздно.

– Эйнар, что случилось? – Та поспешно отворила дверь, пытаясь понять, чем именно вызвано беспокойство супруга: появлением немцев или же неуважением по отношению к её родным? Безусловно, он оказывал им материальную помощь, но вовсе не из тайной симпатии или жажды альтруизма, а только лишь по просьбе супруги. Её семья и правда жила очень бедно, но это ни в коей мере не оправдывало в его глазах их мерзкий поступок. Вегенер просто отказывался понимать, как можно было вышвырнуть на улицу беременную дочь, словно какой-то мусор! Мужчина, конечно, поступил не лучше, но пытался исправить это.

– Тебя нет дома, и мне это не нравится. Давай, собирайся. Мы возвращаемся, – художник старательно не обращал внимания на стоящих позади родителей и младшую сестру супруги.

– Может, ты всё-таки познакомишься с бабушкой и дедушкой нашей Лили? – Предложила Эмилия. Пытаясь сгладить напряжённую атмосферу, она нежно улыбалась мужу, медленно отходя в сторону, чтобы он лучше рассмотрел их, а они – его. Ведь нужно показать того, кто спас её и сделал такой неожиданный подарок.

– Рад приветствовать вас, – он покосился на жену, после чего кинул взгляд на остальных и поочерёдно кивнув новым родственникам, заведя руки за спину. Взгляд остановился на молодой девушке. – Здравствуй, Люсиль, надеюсь, что ты не попадешь в такую же ужасную историю, что и твоя сестра, – мягким тоном прокомментировал Эйнар, вглядываясь в черты лица младшей сестры. Она была ещё так невинна, как бы ему не хотелось, чтобы та попала в руки фашисту, который немедленно бы присвоил это милое создание себе.

– Будь осторожна, – попросил он. – Всё, Эмилия, теперь нам пора, – отчеканил он более строго и, грубо схватив Эмилию за локоть, поволок за собой.

– Эйнар, моей семье будет угрожать опасность! Я это точно знаю, им никто не поможет, немцы наведаются и сюда! – Эмилия чуть ли не плакала, едва успевая за мужем, запинаясь на каждом шагу и практически падая.

– Что ты предлагаешь? Забрать их с собой? – Возмутился Эйнар, останавливаясь у самого порога и поворачиваясь к ней лицом, по-прежнему крепко сжимая её руку.

– Хотя бы найти место, где они могли бы укрыться. Мне страшно за Люсиль, а если её сделают пленницей?

– Эмилия, послушай меня, нам сейчас надо вернуться домой, иначе пленниками будем мы, а у нас растёт совсем маленькая Лили! Подумай ты, наконец, о дочери! – Вспылил мужчина, но тут же осёкся и уже мягче продолжил говорить. – К тому же, не думаю, что к бедным будут заселять солдат, что с них взять-то? – Высказал Эйнар свою точку зрения, после накинул на плечи жены пальто и, натянуто улыбаясь на прощание родственникам, вышел, утаскивая за собой молящую о помощи Эмилию.

– А если всё же заселят?

– Тогда и придумаем что-нибудь, – заверил он, уводя Эмилию за собой. Он сможет вздохнуть с облегчением только в том случае, если они вернутся домой целыми и невредимыми.

***

Когда в дверь постучались, Герда вздрогнула и замерла. Голова вновь закружилась от волнения. Пора бы уже потихоньку брать себя в руки!

Художница усадила сытых детей в манеж, где валялись игрушки и подушки, после чего отправилась открывать дверь. Она надеялась, что к ним стучится не угроза, а вполне мирный гость. Герда поспешила открыть дверь и, поворачивая ключ в замке, надеялась, что пришёл Ханс, и это именно он хочет овладеть стенами дома знаменитых художников.

– Мадам, добрый день, рад приветствовать Вас, – учтиво поклонился перед женщиной высокий мужчина в серой военной форме. – Я постараюсь не стеснять своим присутствием и не доставлять неприятности, – всем своим видом он старался убедить хозяйку в том, что от него не будет никаких хлопот.

– Не думала, что немецкие солдаты такие вежливые, – одобрительно улыбнулась Герда, протяжно выдыхая. Она чувствовала разочарование, а паника никуда не ушла при том, что она всё ещё сомневалась в положительном поведении нациста.

– Не все, мадам, но я за то, чтобы сохранять человеческие качества. В конце концов, мы люди, а не звери, – вежливо и добродушно продолжал солдат, выкладывая всё, что думал о стереотипах про немецких солдат, вероятно, пытаясь произвести на женщину положительное впечатление. Мужчина терпеливо ждал, когда его впустят.

– Вот как, – заметив, что ему уже не терпелось оставить свои следы на полу её квартиры. Она отошла в сторону, пропуская немца и двух рядовых, несущих за ним чемоданы. – Вы надолго у нас?

– Наш полк может сорваться с места в любой момент, так что не могу сказать точно, мадам, – услышав ответ, но не слишком им удовлетворившись, она неуверенно кивнула головой. Он почему-то напоминал ей Ханса. Что за чёрт? «Наваждение какое-то!» – Мелькнула в голове мысль, но Герда так и не смогла отвести взгляд от светловолосого и подтянутого солдата. – Разрешите представиться, мадам, Бруно фон Фальк, – он снимая фуражку, он протянул руку для знакомства.

– Герда Вегенер, – отчеканила она, внутренне продолжая поражаться такому невероятному сходству. Вдруг это всего лишь галлюцинации? Она точно помешалась, вот и видит теперь знакомое лицо.

– С Вами всё в порядке? – Спросил Бруно, аккуратно пожимая хрупкую женскую ладонь.

– Нет… То есть да! Простите, всё хорошо, всего лишь секундное помешательство, – усмехнулась она, потому что прикосновение немного привело её в чувства. Это были не его руки. Не он. – Я покажу Вам вашу комнату.

«Спроси его о Хансе, вдруг он знает о нём что-нибудь,» – настаивал внутренний голос Герды. Когда она вернулась, Бруно, улыбаясь, наблюдал за тем, как играют дети.

– У Вас очаровательные малыши, – отметил он, заостряя внимание на мальчике.

– Да, не могу с Вами не согласиться, – подтвердила Герда, улыбнувшись и сложив руки на груди. Художница всё ещё не верила в то, что фашист и правда может быть таким безобидным. А как же кровь тысячу битых, которая наверняка есть на его руках? Вдруг он только приказывает? Это, собственно говоря, ещё хуже и ни коим образом не оправдывает мужчину.

– Вы замужем?

– Нет, – машинально ответила она, переставая улыбаться. Возможно, она погорячилась. Гораздо безопаснее было бы назваться замужней женщиной.

Она вспомнила о родителях Лили и снова заволновалась. «Куда же вы делись, чёрт побери?» – Вопил внутренний голос.

– Ваша фамилия кажется мне знакомой. Мой друг детства носил такую же, – поведал Бруно. Что ж, интересное совпадение.

– Хм, как неожиданно. Моего бывшего мужа зовут Эйнар Вегенер, – открыто сообщает она, подымая брови вверх. Художница предпочла отвернуться от мужчины, чтобы не дать себе ни единого шанса открыто рассматривать такие знакомые черты лица.

– Эйнар? Надо же, моего друга зовут так же! Он случайно не художник?

– Художник, который даже сейчас не перестаёт зарабатывать искусством, создавая декорации и иллюстрируя детские сказки, повести.

– Удачно я зашёл, – улыбнулся Бруно, не понимая, почему та перестала смотреть на него. Неужели он успел её обидеть?

– Вы тоже из Вайли? – Поинтересовалась она, мельком взглянув на собеседника, чтобы убедиться в том, что перед ней стоит двойник Ханса. Так и сходят с ума?

– Мы с братом жили там какое-то время, а потом отец забрал нас обратно на родину и заставил вступить в армию, – вспомнил Бруно момент из детства и усмехнулся, снова уставившись на мальчика, явно похожего на…

– С братом? – Настороженно спросила Герда, округлив глаза. Теперь можно было найти оправдание сходству. Она задышала чаще и почувствовала облегчение. Её рассудок, к счастью, был в полном порядке. С ума она не сходила, и это успокаивало.

– Да, Ханс и я не особо горели желанием служить, больше предпочитали мирную жизнь. Однако, когда отец настаивает, то приходится подчиняться, так как он умеет приводить нужные аргументы. Теперь мы отдаём долг нашей великой Германии, – подмигнул Бруно Герде, прохаживаясь по гостиной. Его внимание привлекли картины в позолоченной рамке. «Ханс,» – в голове всплывало лишь его имя, и Герда, пока тот не видел, медленно опустилась на диван, спрятав лицо в ладонях. Где же он сейчас?

– У вас разные фамилии, – вдруг осознала она, и тут же вскочила на ноги, перегородив дорогу Бруно, чтобы он перестал рассматривать портреты и обратил внимание на неё.

– У Ханса фамилия матери, а у меня отца, и почему вас вообще так волнует мой брат? – Удивился он, посмотрев на беспокойную хозяйку дома.

– Он же всё-таки близкий друг моего бывшего мужа, мне стало любопытно, – попыталась как можно спокойнее ответить Герда и слегка улыбнулась. – Налить вам чаю или чего-то покрепче?

– Пить на службе нельзя, поэтому только чай. Спасибо, – строго ответил Бруно, и Герда, кивнув, отлучилась на кухню, чтоб поставить чайник на плиту. «Почему Ханс не говорил о нём?» – мучал ее вопрос.

– А Ваш брат вместе с вами во Франции, или он продвигается другим маршрутом? – Слишком резко спросила Герда, выходя из кухни с подносом, после чего поставила на столик перед солдатом. Это неправильно.

– Вместе со мной, конечно, ведь мы оба офицеры. Командуем разными взводами, но достаточно часто пересекаемся, по долгу службы.

– А Вы не знаете, в каком именно доме заселился офицер Ацгил?

– В Ваш, мадам Вегенер! – Строго, громко и чётко ответил на её вопрос другой голос из-за спины. – Вещи оставьте здесь, я сам их донесу до комнаты, а сейчас – свободны, – Ханс отпустил солдат и стал уверенным шагом измерять знакомую гостиную. За два года квартира немного видоизменилась. Он знал, что на этих стенах была и его тень тоже, помнил всё до мелочей: например, их первое знакомство с Гердой, которая сейчас замерла и, кажется, вообще перестала дышать при виде него. Она пыталась сдержать слёзы и желание кинуться ему на шею, впиться в желанные губы лишь на миг, чтобы вспомнить их вкус, а потом вырвать эти проклятые глазные яблоки за такое долгое отсутствие!

– Ещё один офицер в одном доме, не многовато ли?

– Нет, мадам, Ваш дом находится на площади, а для утренних построений солдат очень важно не опаздывать, поэтому двоих лейтенантов поселили в этом месте, – терпеливо объяснил Ханс, расстёгивая китель: он душил его, впрочем, как и взгляд Герды.

Мельком посмотрев на брата, мужчина обратил внимание на детей и улыбнулся им. Сердце неприятно сжалось, а затем забилось в два, даже в три раза быстрее от осознания того, что любимая не дождалась его. Он сжал кулаки. Неужели это её дети? Мальчик, возможно, а вот девочка – вылитая Эмилия. Кстати, где она сама? Неужели Эйнар с Гердой помирились, и художник отобрал ребенка у родной матери, чтобы воспитывать дочь вместе с женой? Сукин сын.

– У Вас, мадам, очень красивые дети, – произнёс Ханс, разглядывая мальчика со знакомыми глазами. И вообще, черты его лица были подозрительно похожими на его собственные в детстве… Неужели глаза Ацгила настолько застилала обида и слепая ярость, что он даже не заметил очевидного сходства?

– Да, офицер, я тоже так думаю. Вырастут и будут разбивать сердца несчастных девушек и юношей, правда? – Спросила она укоризненно, разглядывая любимого и такого родного человека перед собой. Он подарил ей шанс на мечту, разве может она злиться на него?

– Надеюсь, они будут верны себе и своим избранникам, – ответил Ханс, почувствовав укол совести от обиженного тона художницы. Какого эффекта хотела добиться Герда? Бруно сидел на диване и пил остывающий чай, молча наблюдая за словесной перепалкой женщины и брата, который, видимо, был знаком с хозяйкой их временного пристанища, причём достаточно близко.

– Вы правы, товарищ… как Вас там по званию? – Сложив руки на груди, Герда стала подходить ближе к объекту вожделения, к своему помешательству, с каждым маленьким шагом – всё ближе к безумию.

– Не сомневайтесь в этом. Я верен не только своей армии, но и женщине, – Ханс старался с достоинством отвечать на вопросы. – Только, боюсь, не Вам судить о верности, мадам Вегенер, – пришла очередь удара Ханса, и он не упустил возможности хорошенько съязвить, лишний раз напоминая ей и, прежде всего, самому себе, кому на самом деле она принадлежит. Слёзы почти сразу покатились по её щекам.

Он вовсе не хотел обижать Герду, говорить о её неверности. Она обещала ждать, но так и не сдержала своего обещания. Где-то в глубине своего сознания он даже радовался, что её мечта осуществилась. Ханс завёл руки за спину. Герда не верила в его слова и, приблизившись ещё на шаг, подняла руку в воздух, намереваясь ответить этой наглой физиономии звонкой пощёчиной, но не успела.

Его пальцы перехватили тонкое бледное запястье, смыкаясь и сильно сдавливая его. Герда почти шипела от боли. Взгляд Ацгила блуждал по растерянному, ещё более обиженному лицу женщины, после чего медленно переместился чуть ниже, без стеснения разглядывая изгибы её тела под платьем, которое так выгодно подчёркивало фигуру. Стальная хватка не стала мягче, но ощущение того, что ей хотят сломать руку, исчезло. На глазах появилась пелена из слёз от испытываемых ею чувств.

– Отпусти, – тихо прошипела она, не предпринимая, впрочем, ничего, чтобы вырвать руку, потому что это бесполезно. Так было всегда, а сейчас – тем более.

– Никто не смеет поднимать руку на офицера, – процедил сквозь зубы Ханс, позволяя тонкому запястью выскользнуть из пальцев.

Герда резко и рвано вздохнула, приходя в себя. Она в ту же секунду схватила детей и убежала прочь от двух негодяев, поселившихся у неё. Заперевшись в спальне и опустившись на пол вместе с детьми, художница взглянула на то место, где обязательно проявится синяк. Прижав Лили и Густаво к себе, она задумалась над тем, почему всё же позволила понять себя таким образом. Хотя, может, так оно и лучше? Зато теперь она знает, какого Ханс на самом деле мнения о женщине, которую когда-то называл любимой… Вот только почему же он ей не доверяет и причиняет боль? Разве давала она хоть какой-то повод для этого?

***

– Оу, какая страсть! – Усмехнулся Бруно, поднявшись с места и направившись к Хансу, пряча руки в карманы брюк. Его брат посмотрел на свою ладонь и крепко сжал в кулак, пытаясь как можно дольше сохранить ощущение мягкой кожи на ней. Покосившись на запертую дверь, он медленно прошёл к бару и достал бутылку виски, откупорил, принимаясь большими глотками пить содержимое прямо из горла. Так было легче принимать правду.

– Эй, стой, мы же на службе, – Бруно попытался остановить младшего брата, потому что последствия могли быть серьёзными.

– Я, к сожалению, помню это слишком хорошо, и поэтому мне просто необходимо забыться хотя бы на несколько минут, – ответил он, крепко сжимая бутылку в руке. Бросив очередной безнадёжный взгляд на запертую дверь, Ацгил вновь припал к горлышку.

– Ладно, но только не переборщи, нам ещё на вечернее построение, – напомнил ему Бруно. Облокотившись на столешницу, он присмотрелся к брату, пытаясь отыскать ответы на странные вопросы, возникающие в его голове. – Ты чем-то обидел Герду? – спросил он, не сдержавшись.

– Пообещал кое-что, но не сдержал своё слово, – хмыкнул Ханс.

– Ах, вон оно как. Прости, конечно, за любопытство, но что именно ты пообещал?

– Быстро вернуться из армии.

– Это та самая, из-за которой ты с отцом поругался?

– Да, – подтвердил Ханс, делая ещё пару глотков. Как же ему хотелось найти этого проходимца, что заделал ей ребенка, а после свернуть этому подонку шею.

– И ты оставил её одну? Беременную? – По слогам произнёс Бруно, подозрительно сощурив глаза.

– О чём ты? – Ацгил вдруг замер, напрягаясь всем телом. – На что ты намекаешь?

– На то, что у меня, возможно, растёт племянник, а я об этом не знаю, – пожал он плечами, так просто и обыденно, что Ханс почувствовал, как в висках оглушительно громко стучит кровь. Вот это он сейчас поспешил с выводами, да?

– Мальчик очень похож на тебя в детстве, Ханс, ты разве не заметил? Да и если вспомнить маленького Эйнара, то от него у мальчугана явно ничего нет, – пустился в рассуждения Бруно, наблюдая за эмоциями брата, которых было не так уж и много. Он превратился в огромную глыбу льда. Только один его взгляд мог сейчас убить и воскресить, любить и ненавидеть, а потом раздирать до кишок и приносить этим удовольствие.

– Давай, брат, выясни всё спокойно и тихо, без лишних ссор, – улыбнулся Бруно, отходя в сторону и намереваясь уйти в свою комнату, чтобы отдохнуть пару часов.

Ханс медленно допил алкоголь. Слова брата заставили задуматься, ведь сын Герды действительно был похож на Ацгила. Это не могло быть простым совпадением. Ханс протяжно выдохнул и облизнул нижнюю губу. Лучше выяснить это сейчас.

Ацгил подошёл к двери и тихо постучал, потому что немедленно хотел получить ответ! Ещё он должен попросить прощение за то, что назвать её неверной. Мужчина чувствовал свою вину, но нужно было ещё отучить Герду распускать при брате руки. Это не дозволено, всё-таки служба в армии сделала его грубее.

– Герда, открой.

– Зачем? Недостаточно грязи на меня вылил или не все кости передавил? Не обо всём предупредил? – Послышался из-за двери обиженный голос. По тому, как он звучал, Ханс мог сделать вывод, что женщина мечется по комнате. Художница то подходила почти вплотную, то тут же отходила от двери. «Он и правда стал другим!» – досадовала Герда. Арт-дилер исчез, теперь за дверью стоит самый настоящий нацист: тот, кого все боятся, и она – не исключение, она тоже испытывает страх. Этого он добивался?

– Нет, я хочу извиниться. Мне не стоило обвинять тебя в чём-либо, ты стала матерью – это чудесно. Я рад за тебя, честно, – высказался Ханс и снова стукнул по двери: вышло сильнее и агрессивнее, чем он планировал.

– Рад? То есть ты уверен, что я не дождалась тебя? Ты мне не доверяешь? – Крикнула Герда, от отчаяния ударив раскрытой ладонью по двери, а проклятые слёзы вновь покатились по её щекам. Как он может так думать о ней?

Она открыла дверь. Ханс стоял перед ней без кителя и с виноватым видом. Сердце сжалось.

– Твои чувства ко мне изменились? – Тихо спросил он, заглядывая через её плечо и пытаясь ещё раз рассмотреть улыбающегося ему мальчика.

– Нет, не изменились, но Ваше недоверие убивает меня. Если хотите знать, офицер Ацгил, это, – она кивком указала в направлении его взгляда, – мой сын, он только мой и больше ничей! – Высказала Герда преувеличено громко, резко и обиженно, после чего со всей силой хлопнула дверью прямо перед носом сурового немца.

========== Часть 10 ==========

Дверь открылась, и Эмилия бодро вбежала в гостиную: ей не терпелось обнять дочь. Заметив Ханса, девушка ахнула от неожиданности, прикрыла рот рукой и замерла на месте. Из-за угла показался ещё один солдат в нацистской форме. Оба офицера практически синхронно поприветствовали женщину учтивым кивком.

– Эмилия, что ты замерла, будто бы в нашей гостиной фрицев увидела? – С нескрываемым весельем произнёс Эйнар.

Повесив пальто на крючок и быстро подойдя к жене, художник невольно повернул голову. Улыбка моментально сползла с его лица, потому что из глубины гостиной на него с нескрываемым интересом смотрели два суровых нациста, их гости, по всей видимости. Вегенер сглотнул. Неплохо было бы прикусить язык, чтобы в следующий раз не смел так шутить, а то ведь сбывается.

Он внимательно разглядывал двух братьев, а они его. Сколько не пытаясь, он так и не смог понять по их лицам, являлись ли они всё ещё его давними друзьями? Это те самые Ханс и Бруно, с которыми он в детстве гонял мяч и дурачился? Неловкое молчание стало затягиваться.

«Знать бы ещё, что Герда с детьми в порядке!» – паниковал Эйнар.

Художник оглянулся по сторонам и тяжело вздохнул от досады. Как ему теперь общаться с этими фрицами? Да ещё и Эмилия стоит рядом белая, почти сливаясь со стеной сзади.

– Месье Вегенер, не затруднитесь объяснить Ваше отсутствие дома? – грубо поинтересовался Ханс и уверенно зашагал по гостиной, чинно заведя руки за спину и насупив брови. Он ждал ответа. Бруно лишь молчал, предпочитая оставаться спокойным, но также медленно направлялся в сторону пары.