Текст книги "Кризис (СИ)"

Автор книги: lesana_s

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Ещё не вечер, вот мы и ходили навестить родственников, – прочистив горло, чётко ответил Эйнар, не до конца понимая, как реагировать на грубое обращение.

Всё-таки раньше Ханс был мягче. Вегенер потряс головой, отгоняя непрошенные воспоминания о ласковом мальчишке, и после слегка встряхнул жену за плечи, чтобы та хотя бы моргнула. Вот только приближение Бруно с одной стороны и Ханса с другой не позволяло расслабиться ни на секунду. Эмилия напряглась ещё больше и, казалось, была готова разрыдаться в любой момент. Эйнар, заметив, что Эмилия погибнет от разрыва сердца, если не успокоится, осторожным и медленным движением левой руки завёл девушку за свою спину.

Братья продолжали наступать, уверенно направляясь к своей цели. В общем-то, как и всегда. Даже их суровый отец иной раз сдавался под таким натиском и шёл у сыновей на поводу. Они оба были в свою мать. Такие же своенравные и упёртые.

– И как они поживают? Солдаты не докучают? – участливо задал вопрос Бруно, выразительно приподняв брови вверх.

Этот жест не остался незамеченным, Эйнар помнил его с самого детства. Еще тогда он отмечал поразительную схожесть мимики братьев. Это вызывало в нём живой интерес. Хоть он и не был портретистом, потому что с самого начала отдавал предпочтение пейзажам, но подмечать различные эмоции ему нравилось. Чёрт! Кто же знал, что он будет наблюдать за этим и сейчас, спустя столько лет, но при этом испытывать совершенно противоположные эмоции.

Вегенер насторожился и приготовился защищаться. Эмилия не издавала ни единого звука.

– Пока нет, – уверенно ответил Эйнар, не двигаясь с места.

– Ай, ладно, уже можно! – Ханс усмехнулся. Он мельком посмотрел на Бруно, и тот понял всё без слов. Они улыбнулись и заключили в объятия обаятельного конопатого друга. Эйнар замер в замешательстве всего на несколько секунд, но потом крепко обнял братьев в ответ, наконец узнав в этих устрашающих офицерах тех ненормальных подростков, один из которых целовал его, а другой пытался вызвать на дуэль. И натерпелся же он от этих несносных немцев!

– Ханс, ты почему не писал, не пытался связаться? – Эйнар принялся засыпать друга вопросами, как только они отстранились друг друга. Все трое искренне улыбались друг другу, отбросив напускную строгость. Все, кроме Эмилии, боязливо забившейся в угол и ожидающий финала этой непонятной сцены. Девушка ушла в себя, закрыв уши руками и сильно зажмурившись.

– Отец запретил всякую связь с внешним миром, – Ацгил тяжело выдохнул и устало прикрыл глаза, борясь с желанием потереть переносицу от усталости, но расслабляться пока не имел права, поэтому офицер мгновенно взял себя в руки. – Не думай, что я забыл о вас. Пусть и незаметно, но я всё же участвовал в твоих побегах. Кто, по-твоему, помогал вам покинуть страны? Границы для свободного перемещения закрыты, – гордо произнёс он, не скрывая легкого самодовольства. С самого начала мужчина следил за перемещениями семьи Вегенер, и только благодаря нему художник без препятствий покидал города один за другим.

– Ах, так это был ты, а я уж думал, что моя харизма мне во всем помогала! – рассмеялся Эйнар и снова обнял друга. Он правда был рад видеть их. Вагенер обнял и Бруно, желая, чтобы братья почувствовали его немую благодарность. Он надеялся, что они поймут всё по взгляду. Так было всегда. Должно же хоть что-то остаться неизменным?!

Ханс взглянул на Эмилию, и его сердце сжалось от жалости. Бруно, проследив за взглядом брата, едва подавил в себе порыв обнять бедняжку, сказать, что они не причинят вреда ей и её близким. Ну, по крайней мере, в этих стенах, если она не будет делать глупостей. Эйнар мягко улыбнулся беззащитности супруги, расправил плечи и отправился героически спасать её ото всех, хотя начать стоило бы с извергов, коими Эмилия считала его старых друзей.

– Иди сюда, детка, познакомлю тебя с Бруно. Ханса же ты знаешь, ведь так? – сказал Эйнар, медленно подходя ближе. Он взял жену за тонкие запястья и отнял ладони от ушей. Эмилия открыла глаза и тяжело задышала, ее тело прошибала крупная дрожь.

– Нам конец? – едва слышно прошептала девушка. По её лицу катились слёзы, она судорожно всхлипнула и кинулась на шею супруга, зажмурив глаза и обняв его.

– Эмилия, возьми себя в руки. Всё не так плохо, не преувеличивай, – тихо попросил он, успокаивающе поглаживая девушку по спине. Когда объятия затянулись, мужчина немного отстранился и, аккуратно приподняв её голову за подбородок, посмотрел ей в глаза, пытаясь передать чуточку собственной уверенности. Потом он осторожно вытер большими пальцами дорожки слёз и повёл к фон Фальку. – Офицер, разрешите представить Вам мою супругу и мать моей дочери, – любезно поклонился он, давая возможность ещё раз поприветствовать хозяйку. Бруно приветливо улыбнулся, аккуратно взяв её за хрупкую руку.

– Мадам, мне очень приятно, – офицер галантно коснулся губами женских пальцев. Он чувствовал их дрожь. Эмилия беззвучно ахнула, но продолжала стоять ради супруга.

– Мне тоже… Приятно, – запинаясь, произнесла она.

Все понимали, что это откровенное враньё, но предпочли лишний раз не заострять на этом внимание.

«Их двое! Двое немцев в моём доме! Боже! Кто знает, что от них можно ожидать? Почему Эйнар так спокоен? Почему он ничего не предпринимает? Куда бы спрятаться? Где моя девочка?» – судорожно соображала Эмилия.

Она сглотнула и резко выдернула руку из хватки нациста. Ей казалось, что они расстреляют её прямо здесь, ведь не могут фрицы быть дружелюбными, по определению не могут! Поспешно кивнув в сторону Ханса, беззвучно поздоровавшись и с ним.

– Можно я пойду? – шепотом спросила девушка у Эйнара, и тот жестом отпустил её. Ничего страшного, она успокоится и обязательно примет его друзей. Они сумеют найти общий язык, просто ей нужно время.

Эмилия попятилась назад, натянуто улыбнулась гостям, после чего быстро рванула за угол, к двери спальни Герды.

– Впусти меня, Герда, пожалуйста, – молила она, стуча в дверь.

– Наконец-то! Я уже подумывала отдать Лили солдатам, – жестоко и неуместно пошутила Герда, открывая дверь. Даже увидев перед собой бледное и испуганное лицо нежеланной соседки, женщина не попыталась смягчить свое высказывание. Она не могла по-другому относиться к этой проходимке, да и не хотела.

– Герда, ты не представляешь, что я только что пережила! – Эмилия, казалось, даже внимания не обратила на очередной выпад художницы, всё-таки не первый год вместе живут, наверное, давно уже привыкла и научилась пропускать подобные комментарии мимо ушей. Девушка прошлась по комнате беглым взглядом и, заметив дочь, тут же подскочила к ней, попутно запнувшись о порог и едва не растянувшись вдоль кровати. Она взяла малышку на руки и прижала к себе.

– Моё сокровище, – ласково проворковала она на ушко ничего не подозревавшей девочке с ярко-зелёными глазами.

– Пережила же, – равнодушно пожала плечами Герда, складывая руки на груди и облокачиваясь спиной о стену. Дверь не стала запирать намеренно. Художница, прислушиваясь к голосам из соседней комнаты, покосилась на Эмилию, которая, казалось, уже забыла о пережитом и увлечённо играла с детьми.

«Интересно, а Эйнар уверен в том, что у него всего один ребёнок?»

– Давайте выпьем за встречу, – предложил художник и, взяв из шкафчика бутылку виски, открыл её и налил содержимое в три стакана.

– Хоть кто-то нам радуется! – усмехнулся Бруно, хватая свой стакан.

– Может всё-таки позовёшь своих женщин? А то мы здесь пируем, а они, как затворницы, в комнате сидят, – предложил Ханс. Он кинул недовольный взгляд на Бруно, заметив, что брат, не дождавшись его и Эйнара, залпом осушил свой бокал. Ацгил нервничал и хотел как можно скорее разобраться в вопросе о детях.

– Разумеется, но только одна из них не моя, к сожалению, – печально усмехнулся Эйнар, подняв стакан вверх. Он не видел никакого смысла в том, чтобы скрывать свои истинные чувства, потому что приятель и так видел его насквозь. Ханс как раз успел обновить содержимое бокалов, вместе с Эйнаром и Бруно закрепляя встречу звоном стекла. – Если ты, конечно, за два года не забыл об этом, – скрывая горечь за напускным весельем, выдал мужчина.

– Никак нет, ведь такую женщину не так просто забыть, да, Вегенер? – с ухмылкой спросил Ханс, снова наполняя бокалы.

– Ханс, остановись, – вмешался Бруно, отбирая у братца стакан и бутылку. Он боялся, что дружеская перебранка под воздействием градуса может плохо закончиться. Ах, сколько войн развязали из-за этих прекрасных созданий – женщин! Но вслух мужчина решил озвучить более благовидный предлог:

– Нам на построение ещё, а если кто-то доложит отцу, что командир был в нетрезвом виде, он тебя отправит на фронт в Россию, – с волнением в голосе сказал Бруно, пытаясь образумить брата и убедить оставить эмоции на потом. Ханс подчинился и поджал губы. Брат был прав, ему нужно было оставаться где-нибудь поблизости, а не в холодной Сибири.

– О чём это ты? – Эйнар с прищуром уставился на друга. Он с громким стуком опустил стакан на ближайший столик. – Всё это время я оберегал её для тебя и заботился о твоём сыне! – слова вылетали слишком быстро. Вегенер не хотел больше сдерживаться. Художник только собирался обрушить на офицеров новый поток возмущения, но Ацгил бесцеремонно перебил его.

– Он всё-таки мой, – чуть слышно произнёс Ханс, кусая нижнюю губу от досады. Это было сказано слишком тихо и одновременно слишком громко, даже оглушительно. Эйнар мгновенно забыл, о чём хотел поведать. Как он мог усомниться в верности своей женщины? Опустив голову, Ханс сосредоточенно рассматривал деревянный пол, а тяжёлые мысли грузом легли на его плечи.

– Что значит «всё-таки»? Ты вообще видел мальчика, или Герда спрятала? – Эйнар пришёл в себя первым, решив, что лучше всё же один раз увидеть, чем сто раз услышать. Он решительно направился за женщинами и детьми, чтобы одна их общая беда, наконец, перестала морочить голову другу и сама во всём призналась.

– Эйнар, не надо, – крикнул Ханс, останавливая друга на полпути. Офицер пока был не готов вновь заглянуть в такие любимые глаза. Для начала ему необходимо привести свои мысли в порядок. – Я уже видел Герду и мальчика.

– Неужели ты ничего не заметил? – руки Эйнара взметнулись вверх, выражая крайнюю степень возмущения и непонимания. Как можно быть таким слепым? Только слепой не увидит знакомые черты Ханса в его маленькой копии. Ацгил покосился на брата. Губы Бруно были растянуты в самодовольной улыбке, потому что все его догадки подтвердились, а значит, он с абсолютно чистой совестью может сказать: «Я же говорил! Старших надо слушаться!»

– Разглядеть не получилось, потому что Герда быстро убежала с ним, – пытаясь оправдаться, признался Ханс и медленно выдохнул.

– Тогда сейчас убедишься! – рявкнул Вегенер и с воодушевлением отправился в сторону спальни, скрывающей объект его вожделения. Хорошо, что она пудрит мозги уже не ему. Хотя, стоило признаться, иногда он скучал по этому слишком сильно.

– Герда, Эмилия, присоединяйтесь к нам, – Эйнар беспрепятственно зашёл внутрь и ни капли не удивился, увидев на пороге бывшую жену. Такую прекрасную…

Герда, безусловно, слышала каждое слово и прекрасно знала, зачем явился художник, но сдаваться так просто не хотела. Женщина буквально прожигала дыру в мужчине. Она была готова защищать своего ребёнка до последнего.

– Ты зачем рассказал ему о сыне? – выпалила она, но намного громче, чем хотела.

– Тихо! – скомандовал Эйнар, затыкая ей рот ладонью и толкая вглубь комнаты. Заметив удивлённый взгляд жены, он тут же убрал руку от лица Герды и отступил на полшага. Покосившись на Эмилию и детей, художник сразу пожалел о том, что они находятся рядом.

– Нам невероятно повезло, что в нашем доме поселились два моих давних друга, а не случайные тираны в форме! – принялся объяснять Вагенер. Боже, ну почему она не понимает? – Над нами никто издеваться не будет, ты только задумайся, сколько ещё таких везунчиков? Правильно, единицы! Поверь мне, немцы очень изобретательны в своих извращениях! Ты сыта, одета и почти ни в чём не нуждаешься, что ещё тебе нужно? – Вегенер едва сдерживался, чтобы не перейти на крик. Он высказал всё в довольно грубой форме, пытаясь вбить в её светлую бестолковую голову каждое слово. В этот момент мужчина очень сильно напоминал жёсткого фрица, а не утончённого художника-пейзажиста, но как ещё достучаться до неё? Она должна научиться опасаться немцев и соблюдать правила, а не убегать и хлопать дверью перед их лицами!

– Ты сейчас выйдешь отсюда и пойдёшь со мной, – мужчина активно жестикулировал, сопровождая каждое слово тычком в указанном направлении. – К Хансу! И ты признаешься в том, что Густаво – это его сын, расскажешь, как рвалась к нему в надежде увидеть снова. О том, что я, последний гестаповец, как ты называла меня, останавливал тот самый ураган по имени Независимая Герда! Ты меня поняла? – шипел угрожающе он, желая сжать эту женщину в руках и хоть немного помять, пока ещё было можно, ведь никто из присутствующих в этом доме не знает, каких титанических усилий ему стоит самоконтроль. Особенно сейчас, когда она так близко. Подумать только, он собственными руками передает её другому, сам же толкает её в объятия Ацгила! Хорошо, что Эмилия рядом. Её присутствие раздражает, но действует отрезвляюще. Он снова посмотрел на жену и, стремительно подойдя к ней, одним рывком поднял на ноги, поставил перед собой и толкнул к Герде. Эйнар выпрямился и завёл руки за спину, невольно усиливая сходство с офицером немецкой армии.

– Он обвинил меня в неверности! – Герда буквально ожила. – Ханс разгуливал по всей Европе и неизвестно, куда захаживал, с какой девицей забавлялся! – прорычала обиженно Герда. – А ещё так легко решил, что я ему изменила… Неужели это первое, что пришло в его голову? – уже тише добавила художница, низко опустив голову, будто боясь показывать свою слабость. Глаза жгло от подступающих слёз, но она отчаянно пыталась успокоиться.

– Герда, его могут убить в любой момент, а ты обижаешься на него. Ты совсем не боишься потерять любимого? Ханс должен знать о том, что ты его любишь и ждёшь. Пусть думает себе, что хочет, главное, что тебе известна правда. Вспомни, как одиноко тебе было без него, а если он сейчас уйдёт и никогда больше не вернется? Разве это то, чего ты хочешь? – Эйнар поймал испуганный взгляд женщины и обрадовался тому, что ему удалось до неё достучаться. – Нужно ему всё рассказать, – уже несколько мягче говорил Эйнар, нежно сжимая её руку. – Твоя правда и преданность ему необходимы сейчас.

– Его же не убьют? – смиренно спросила она, чувствуя, что обижаться и упрямиться больше нет ни сил, ни желания. Эйнар абсолютно прав: сейчас нет времени на обиды.

– Ну, если кое-кто не вынудит его подставиться под пули, то нет, – лукаво улыбнувшись, уверенно покачал Вегенер головой, тем самым разрядив обстановку. Он намеренно не стал уточнять, что под дуло Ацгила может загнать не только Герда, но и строгий отец, уставший от капризов отпрыска. – А сейчас взяли деток в руки и за мной! – подойдя к дочери, он взял её на руки, поцеловал в щёку и передал в руки матери, то же самое проделав и с Густаво. Галантно распахнув дверь, Эйнар пропустил женщин вперёд и только потом вышел.

– Эмилия, будь немного поприветливее и расслабься, всё будет хорошо, – предупредил он жену, поравнявшись с ней, пока они входили в гостиную, где скучали братья. – Давай, Герда, заставь гордость замолчать и иди к Хансу, – мягко, но настойчиво подтолкнул её художник, слегка ущипнув за бок.

Художница, поцеловав сына в лобик, осторожно опустила его на пол. Мальчик, почувствовав свободу, тут же пополз к столику. Уцепившись сначала за ножки, а потом и за саму столешницу, и чуть не перевернув его на себя, встал на ноги и нетвердой, слегка переваливающейся походкой направился к незнакомому дяде. Задрав голову и улыбнувшись, Густаво с гордостью продемонстрировал четыре зуба и потянул ручки. У малыша блестели глаза, он с интересом рассматривал мужчину и его китель, после чего в нетерпении переступил коротенькими ножками.

Ханс улыбнулся малышу и взял свою маленькую копию на руки. Все присутствующие в зале умилялись тому, как маленькие пальчики ухватились за погоны, а сам мальчуган тихо сопел и пускал слюни, прикладывая всё больше усилий для того, чтобы отодрать новую игрушку. Эмилия едва сдерживала слёзы. Бруно встал позади брата и тоже тепло улыбнулся, слегка потрепав светловолосого мальчика за волосы. Первая встреча отца и сына не оставила равнодушным никого.

Ацгил испытывал смешанные чувства: одновременно радость и досаду от того, что не присутствовал в его жизни с первых дней, не видел Герду беременной. Он участвовал только в его зачатии, как какой-то донор. Ханс не слышал первый плач и первый смех, первый зуб, у него не было возможности помочь сыну подняться, когда он падал, отчаянно пытаясь сделать свои первые самостоятельные шаги.

Он очень жалел, что ему пришлось родиться именно в военное время. Почему не на пять лет позже или раньше? Зато теперь он точно знал, кого нужно защищать и оберегать в сто крат сильнее. Да, однажды офицер уже обещал защищать Герду и её семью и, видит Бог, он делал для них всё, что только мог, но тогда Ханс не знал, что оставил любимой часть себя.

Ханс посмотрел на Герду и заметил, как она кусает губы, едва сдерживая эмоции. Мысленно он ещё раз попросил у неё прощения за свои обвинения, хотя на самом деле верил в её верность, не желал верить ни во что другое, ведь и сам не поддавался искушению, не подчинялся своим животным инстинктам. Каждую ночь, думая о вспыльчивой художнице, удовлетворял себя сам, ведь никто, кроме неё, ему не был нужен. Хотя в любой момент Ацгил мог взять силой какую-нибудь пленную еврейку и сделать своей шлюхой. Одна лишь мысль о том, что под ним окажется не Герда, вызывала отвращение.

– Герда, Эмилия, не пора ли нам поужинать? А то так можно и не дождаться окончания войны, – подал голос Эйнар, разрывая тишину и пытаясь снять напряжение, как ему показалось, удачной шуткой. – К тому же, у нас такие важные гости, – с иронией добавил он.

– Да, конечно, минут через тридцать всё будет готово, – уверенно ответила Герда, после чего столкнулась с осторожным взглядом Ханса, который сидел с ребёнком на диване. – Его зовут Густаво, – улыбнулась художница, останавливаясь в дверном проёме. Она с удовольствием отметила для себя, как расширились глаза Ханса, а в их серой глубине зародился лихорадочный блеск.

«Неожиданно, правда?» – усмехнулась женщина своим мыслям и реакции немца. Она дерзко смотрела в глаза мужчины, смакуя его растерянность. Это имя явно ассоциировалось у Ацгила с чем-то другим, например, со страстью и одержимостью, но уж никак не с крохотным созданием, так нагло покусившимся на блестящие металлические пуговицы его кителя. Пусть привыкает, ведь его сын очень требовательный, весь в мать.

Взмахнув копной длинных волнистых волос, художница скрылась на кухне, довольная собой. Ей стоило заняться готовкой, но мысли остались в соседней комнате, поэтому Герда достаточно быстро оставила бесполезные попытки сосредоточиться на ужине и поддалась искушению. Тихо подкравшись к дверному проёму, она осторожно выглянула из-за угла, пытаясь разглядеть, что могли сделать всего за несколько минут два безжалостных фашиста с милыми беззащитными карапузами.

– Герда, ты больше не любишь Ханса? – осторожно спросила Эмилия, останавливаясь рядом, и, сложив руки на груди, с улыбкой смотрела на то, как Эйнар играл с дочерью.

– С чего ты взяла? – вздрогнула Герда, подавляя волну раздражения. Какого чёрта эта девка лезет в её жизнь? Художница не удостоила собеседницу даже взглядом.

– Ты так холодна с ним. Его так долго не было, мало ли, что могло случиться за это время. Хорошо, что он вообще вернулся, – Эмилия высказала всё на одном дыхании, боясь, что своенравная Герда в любой момент может заткнуть её. Она долго собиралась с духом, а когда дело было сделано, сделала пару шагов назад. На всякий случай.

– Давай ты ещё поучи меня! – выплюнула женщина, одаривая Эмилию свирепым взглядом, полным презрения. С чего она решила, что может учить её? Обычно Герда игнорировала само существование девушки, ограничиваясь лишь скупыми фразами, касающимися детей или быта. – Это не твоё дело, ясно? И вообще, тебе было поручено приготовить ужин, вот иди и готовь! – раздражённая женщина ткнула пальцем в сторону плиты, указывая на её место. – И я люблю его, понятно тебе? – крикнула Герда. Что она хотела доказать этой наивной дурочке? Что не успела превратиться в камень? Что всё еще способна на тёплые чувства?

Заметив, что голоса стихли, Герда заметно напряглась. Оказалось, все внимательно слушали перепалку двух хозяек. Её признание они тоже могли услышать? Он слышал?

– Понятно, – улыбнулась Эмилия, немного расслабляясь, после чего ретировалась в указанном направлении.

Из ручек Густаво выпала фуражка, так как он внимательно прислушивался к голосу матери. Мальчик не понимал причин, но чувствовал, что она нервничала. Он обвёл взглядом присутствующих, остановив его на сестрёнке, после чего принялся плакать. Загадочная улыбка сползла с лица Ханса, он вздрогнул и перевёл удивлённый взгляд на сына, пытаясь разгадать причины такой внезапной смены настроения. Ацгил осторожно подкидывал Густаво вверх, думая, что тот переключит внимание и успокоится, но ребёнок лишь больше распалялся.

– Давай его мне, неопытный папаша, – опустив дочь на пол, Эйнар взял мальчика на руки и начал ходить с ним по гостиной, успокаивающе поглаживая по спине.

– А девочку случайно не Лили зовут? – спросил Ханс, намереваясь подколоть друга. Ацгил поднялся следом, засунул руки в карманы и принялся ходить за Эйнаром, показывая смешные рожицы Густаво, который сначала продолжал дуть губы и смешно морщить носик, но потом всё же сдался и начал тихо смеяться.

– Лили, конечно, – подтвердил Эйнар, улыбнувшись ещё шире. Бруно в это время помогал девочке раздевать и заново одевать куклу. Стоит заметить, офицер с успехом справлялся с поставленной задачей.

Спустя минут двадцать в гостиной появилась Герда, направляясь к Эйнару, чтобы забрать сына.

– Я побуду с ним, а вам нужно поговорить, – как можно мягче произнёс Эйнар, не отдавая мальчика. – Ну что ж, офицер фон Фальк, прошу пройти за мной, – демонстративно громко обратился к другу художник. – Не будете ли Вы так любезны сопроводить Лили? – продолжал поясничать Вегенер, но Бруно с готовностью поддержал его затею.

– Почту за честь, – улыбнулся немец, легко подхватил малышку на руки и скрылся на кухне.

Ханс и Герда остались вдвоём. Между ними повисло неловкое молчание. Герде понадобилось несколько минут, чтобы решиться сделать первый шаг. Она подошла к Хансу, аккуратно положила руки на его плечи, приподнялась на носках и поцеловала в уголок губ.

– Я правда рада, – прошептала она, низко опустив голову, потому что боялась разрыдаться. Её пальцы подрагивали, поэтому она крепко уцепилась ими в плотную ткань кителя на его груди. – Но я так злюсь на тебя за то, что ты пропал на два года, что не писал. Но ты жив и здоров, находишься сейчас в этом доме и можешь обнимать сына, а это и есть самое главное для меня. Прости, что сразу не сказала тебе о нём, но твои подозрения в моей неверности и недоверие ко мне просто ужасны! Ты так легко заклеймил меня изменницей, это заставляет и меня усомниться в твоей верности… – почувствовав, что злость может накатить с новой силой, она поцеловала его ещё раз, после чего убежала. Снова. Ханс сглотнул остатки привкуса алкоголя и проводил любимую долгим взглядом. Эйнар, вернувшийся за забытой Густаво игрушкой и заставший сцену примирения друзей, понял, что его усилия не пропали.

«Я не изменял…», – пронеслось в голове Ацгила. Только сейчас он понял, насколько это больно, когда любимый человек не доверяет тебе, подозревает в чём-то, упорно не верит в твою невиновность. Теперь нужно как-то попытаться доказать ей обратное.

– Видишь, она исправляется, – усмехнулся Эйнар, подмигнув Хансу. – Если ты всё-таки захочешь её наказать за несдержанность и непокорность, то я буду рад поучаствовать, – заговорщическим шёпотом произнёс художник, отчего Густаво, почувствовав неладное, заёрзал на руках дяди и засобирался к другому, который с лёгкой полуулыбкой смотрел на друга, прекрасно понимая, о чём тот говорит. Офицер взял сына, и тот немедленно принялся теребить и тянуть вверх большие металлические пуговицы на мундире, пытаясь оторвать хотя бы одну.

– Я приму к сведению твоё пожелание, – усмехнулся Ханс, решив предложить ему заступить на службу в немецкие войска.

Мужчины направились в кухню.

– Бруно, может, и тебе жениться? А то у нас лишь ты остался не одурманенный женским обаянием, – засмеялся Эйнар, возвращаясь к дочери, чтобы уделить внимание и ей.

– Ну, мне бы для начала найти этот самый «дурман», – Бруно не стал отрицать, что совсем не против стать отцом и мужем. – Есть кто на примете? – он поднялся с дивана, искренне жалея о том, что нельзя выпить. Раньше он был категорически против алкоголя, но сейчас всё так сильно изменилось, что порой хотелось напиться и забыть весь этот ужас.

– У Эмилии есть сестра, её зовут Люсиль. Совсем ещё юная девочка, красивая и послушная, но немного пугливая. Ну, ничего, меня же это не остановило, – усмехнулся Эйнар. – Если хочешь, могу познакомить.

«Если получится пристроить Люсиль к офицеру, это обеспечит ей безопасность,» – Эйнар мысленно потёр руки. Он хотел верить, что с Бруно она будет как за каменной стеной. Вегенер достал из кармана пачку сигарет и предложил Бруно пойти за ним на балкон, обсудить его предложение. Тем более Ханс был полностью поглощён общением с сыном.

Бруно заглотил наживку и зашагал следом за художником.

– И что, она действительно такая очаровательная и беспрекословно выполняет всё, что скажешь? – удивился он, прикуривая сигарету.

– Абсолютно всё, а ещё быстро учится, – Эйнар не мог знать этого наверняка, но решил помочь Люсиль.

– Какие все послушные… И только Герда выбивается из этой стаи, да?

– Ну, Герда – ходячая катастрофа, когда-нибудь за свой язык онаа серьёзно пострадает, – улыбнулся Эйнар, тяжело вздохнув. Он стряхнул пепел и покрутил головой, прислушиваясь к выстрелам. Опасаясь своих фантазий, художник немного тряхнул головой, отгоняя любые мысли о бывшей жене.

– Я вижу, ты был бы не прочь сам её наказать, – улыбнулся Бруно, затянувшись и кивнув мимо проходящим солдатам, которые с готовностью поприветствовали своего командира, выкинув руку вперёд и задрав голову вверх.

– Была возможность, но я не смог, – Эйнар по-дружески похлопал по спине Бруно, бросая окурок вниз. – Думаю, у Ханса получится лучше, – медленно протянул он, рассматривая столпившихся внизу солдат.

– Разошлись! – рявкнул Бруно и выкинул бычок. Солдаты молча разбежались в разные стороны, как тараканы. – Надо им задание дать, а то шляются без дела по улицам, да оружием размахивают направо и налево, – проворчал фон Фальк, после чего перевёл взгляд на Эйнара. – А ты не хочешь присоединиться к немецкой армии? И вообще, почему не служишь?

– Вербуешь? Ханс тоже пытался, – усмехнулся Эйнар, тяжело вздыхая. Он понимал, что кроме него о его большой и неугомонной семье никто не позаботится. Если Эмилия просто не способна себя защитить, то Герда будто бы специально ищет приключения на свою аппетитную задницу. С её неуместной дерзостью она быстро окажется в плену.

– Так что, хотел бы?

– Почему бы и нет, – Вегенер пожал плечами.

– Хорошо, тогда вернёмся к этому разговору чуть позже, а сейчас нам пора на построение, – уже громче добавил Бруно, чтобы Ханс, развлекающий в гостиной детей, услышал его.

– Конечно, мой давний друг, – усмехнулся Эйнар, пропуская офицера вперёд. Бруно тут же застегнул китель и надел фуражку, как положено по уставу.

– Лейтенант Ацгил, нам пора, – официально обратился он к брату, отвлекая от игры.

– Иду-иду, – недовольный Ханс поднялся с пола, принимаясь так же поправлять на себе форму.

========== Часть 11 ==========

– Ханс! – в зал вбежала взволнованная Герда, как только услышала стук входной двери.

«Он ушёл! Нет, ну нет же! Как он посмел?» – возмущённо думала Герда.

– Эйнар, куда он ушёл? Я ведь всё сделала правильно! – художница металась по гостиной, бросая мимолётные взгляды в сторону сына, мирно сидящего на диване и играющего с Лили.

– Герда, эй, остановись на минуту, – Эйнар поймал женщину за локоть и, развернув к себе лицом, заметил, как часто та дышит от негодования. – Он просто пошёл на построение, скоро вернётся. Вместо того, чтобы разносить гостиную, лучше подумала бы, как окончательно умертвить свою гордость.

– Не дождёшься, Эйнар Вегенер. И вообще, это не твоё дело! – она вырвала руку из сильного захвата и, подбежав к окну, резко распахнула его. Взгляд без труда остановился на объекте воздыхания. Женщина внимательно наблюдала за тем, как солдаты выстраиваются в шеренгу. Когда напротив них встал офицер, подчинённые слаженно поприветствовали командира.

– Отставить разговоры в строю, вы не на базаре!

До Герды доносился грубый, громкий, чёткий голос офицера. Её губы невольно растянулись в улыбке, а внутри стало так спокойно. Тепло растекалось по венам. Художнице так нравилось, как он командует и держит под своим контролем целый взвод. Она видела, как он уверенной походкой проходит мимо солдат, а они слушают его, затаив дыхание и, кажется, даже не моргают без разрешения. Герда восхищалась тем, что происходило внизу. Для неё было непостижимо то, как один и тоо же человек может быть настолько разным: нежным и грубым, властным и дружелюбным, любящим и ненавидящим.

– Ты прекрасен, – прошептала она и, ещё раз улыбнувшись происходящему, отошла от окна и направилась в подвал за красками и полотном. Впервые за последний год её посетило вдохновение. Художница пробежала мимо Эйнара, чтобы он не успел её остановить, ведь муза не будет ждать! Пускай готовкой занимается Эмилия, а за сыном присмотрит Вегенер! А Герда будет творить!

– Герда, куда это ты направилась? – беспрепятственно ретироваться не удалось. Мужчина не мог промолчать, понимая, что его бывшая жена не торопится помогать Эмилии.

– Мне надо, отстань! – рявкнула Герда, даже не взглянув на него, устремляясь в укрытие. Её мастерскую давно переделали под детскую, украсив стены пейзажами и избавившись от наглядного пособия по занимательной эротике. Комната преобразилась, стала совершенно другой. Герда зажгла свет в кладовой, достала мольберт и взяла уголь. – Власть! – выкрикнула она, и чёрные линии сами появились на бумаге, проявляя лица нескольких солдат с неизвестными ни для кого эмоциями. Только она знала, что на их лицах запечатлён страх и неуверенность в завтрашнем дне. Будут ли они жить? Это решать Ацгилу. Она улыбнулась и быстро набросила силуэт в форме перед безмолвными манекенами. Герда прорисовывала черты лица офицера и понимала, что он пугает её не меньше, чем тех солдат, однако этот страх настолько возбуждал, что ей становилось не по себе. Художница отложила уголь в сторону, сорвала бумагу и стремительно вышла на свет, чтобы лучше рассмотреть свою работу.