Текст книги "На сумрачных тропах Зелёного Леса (СИ)"
Автор книги: Лаурэя
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
– А провожатых к Гаваням несложно найти, Наурэль, – наконец-то замысел кауна прояснился и для меня. – Даже я могу стать провожатой. Твоё слово?
Она снова долго молчала. Запрокинув голову, так что струящиеся по спине растрепавшиеся рыжие косы спустились до самой земли, смотрела на сменяющиеся в поднебесье краски нового дня. Потом ответила:
– Я с радостью и надеждой приму твою помощь, Элириэль. И я верю твоим словам.
Она легко подхватилась с земли, приложила ладонь к груди и склонила голову перед кауном. Обернулась ко мне, сияя безотчётной надеждой во взгляде. А я вымученно улыбнулась – мне уже доводилось улыбаться так, провожая Гвейнэль, – и согласно кивнула:
– Только скажи, когда будешь готова уйти, Наурэль. Путь предстоит немалый, а корабли не уходят за море в осенние што́рмы…
– Я готова, Эль! – воскликнула она, раскинула руки и закружилась, счастливо смеясь. – Готова уйти хоть сейчас!
Лёгким шагом, едва не танцуя, Наурэль поспешила вниз по склону горы к посёлку. Я поднялась, отбрасывая – кроме одного – бесполезные, обкатанные водой камешки, которые за время нелёгкого разговора успела собрать, и услышала:
– Я пойду вместе с вами, бренниль.
– Только в Гавани, каун Фернрод? Или сопроводите всех желающих уйти прямиком в Благословенные Земли, – не сдержалась я.
– Для начала в Имладрис, бренниль Элириль, – парировал он. – А потом, если распорядится владыка Эльронд, сопровожу и до Митлонда. А уж дальше… Моя фэа пока не стремится покидать эти берега, – сдержанный тон спокойно произнесённых слов совсем не вязался с откровенным вызовом, которым горел его взгляд.
– Следует испросить позволения владыки Трандуиля…
– Позволения? – уже не скрывая пренебрежения, перебил Фернрод. – Впервые слышу, что для бренниль Элириэль требуется чьё-либо позволение покидать охраняемые границы. Разве не следовало об этом подумать прежде, чем обнадёживать или обещать?
– Мои обещания – это моя забота, каун Фернрод. А воителю Имладриса стоит озаботиться тем, достаточно ли крепко удерживает великолепный клинок его правая рука.
Он хохотнул, встал и церемонно поклонился:
– Непременно, бренниль. Это моя первейшая забота.
– А есть и другие?
Каун не оставил насмешку без ответа. Уже уходя следом за Наурэль, приостановился, обернулся и снова поклонился:
– Вторая моя извечная забота – благополучие гостей Имладриса.
– Это следует понимать так, что мы непременно туда доберёмся?
– Непременно, бренниль. Если эдиль Эрин Галена хоть немного умеют сохранять здравый смысл, распознавать опасность и выполнять приказы, то уже к осени эта эллет сможет сесть на корабль и довериться мастерству корабелов Митлонда и воле Валар.
Я промолчала, не желая разжигать бессмысленный спор.
Он ещё немного постоял на склоне, словно ожидая ответа. Но не дождался. Поклонился в очередной раз – с насмешкой, как мне показалось, – и направился к поселению.
Последнее слово осталось за ним. На сей раз…
*
В высокие окна кабинета владыки заглядывали косые лучи закатного солнца. Золотили драгоценными отблесками предметы обстановки, полку со свитками и рассыпанные на столе бумаги, удлиняли тени. По плечу Трандуиля змеилась, поблёскивая, светлая прядь волос, но лицо оставалось в тени возвышающейся над головой спинки массивного кресла. Владыка молчал, и нельзя было понять, что ответит он на моё решение покинуть Эрин Гален и проводить Наруэль к западным берегам.
– Хир Трандуиль… – решилась я напомнить о своём присутствии.
– Мы уже говорили об этом, бренниль, – устало отозвался он, – после вашего возвращения в дом отца.
«Бренниль»… Не «Эль» и даже не «Элириэль» – то, что нельзя было прочесть по лицу, с лихвой выдавали его голос и слова.
– Вы вольны́ покинуть этот лес, – продолжал он, – по своему желанию в любое время дня или ночи. Не в моих силах дать защиту всем здесь живущим, не в моём праве требовать, удерживать и запрещать.
В его голосе звучало едва ли не безразличие, но такая ширма уже не могла скрыть истину для меня.
– Хир Трандуиль, я…
Он поднялся, не позволяя закончить:
– Доброй дороги, бренниль. Стражи, что сопровождали Сэльтуиль в гавани, проводят и вас…
– Мне не нужны стражи, хир Трандуиль! Позвольте же всё сказать! – Я шагнула ему навстречу, вцепившись в край разделяющего нас стола. – Кауну Фернроду, как и мне, достаточно хорошо известны дороги по обе стороны хребта Хитаэглир. А все те, кто желает уйти вместе с нами, способны достаточно хорошо держать в руках оружие, чтобы не отвлекать стражу!
Владыка невозмутимо приподнял бровь и чуть склонил набок голову, разглядывая меня с высоты своего роста:
– Что же требует бренниль от меня?
– Ничего не требует, повелитель, – едва сдерживая нарастающее раздражение, выговорила я. – Но в ближайшее время начинать учить эрниля Леголаса уживаться с лесом – не самое лучшее занятие. Для начала научите его разбирать чуждые обычному уху голоса.
Трандуиль вскинулся, оставив напускное безразличие, а взгляд стал цепким и настороженным. Не слишком-то верилось, что он не до конца распознал способности собственного сына, но, кажется, так и было – Леголас не открыл отцу все события праздничной ночи до конца.
На мгновение сожаления о сорвавшихся словах кольнули сердце – словно не удалось оправдать доверия или чьих-то надежд, но всё же… так станет лучше для всех. Для всех нас…
Я поклонилась и повернулась к двери, собираясь уйти.
– Что сказали на ваше решение отец и мать, бренниль? – остановили меня слова владыки.
– Они не возражают, хир Трандуиль.
– Тогда и мне остаётся пожелать только доброй дороги.
– Благодарю.
До момента захлопнувшейся за спиной двери на затылке ощущался прожигающий взгляд, а потом меня встретил взгляд другой – более наивный, но не менее укорный.
– Ты решила уехать из наших земель, Эль?
– Только на время, Леголас.
– Аэглен сказал, что пташка снова упорхнёт…
– Аэглен в чём-то прав, эрниль.
– В чём-то?
– Именно так… Я не птица, у меня нет гнезда…
– Эль…
Я присела на уровень его роста и заглянула в чистые голубые глаза.
– Мне неведомо, что ты успел подслушать из разговора с твоим отцом, Леголас, но мой путь будет более лёгким, если ты дашь сейчас слово беречь себя.
– Ты уезжаешь туда же, куда и нанэт? – чуть помедлив, поинтересовался он.
– Не совсем, милый мальчик, я не готова ещё повидать те края.
Он чуть нахмурился, раздумывая, а я протянула руку и коснулась его плеча:
– Я скоро вернусь, Леголас. Будь в наших землях хоть чуточку поспокойней, я назвала бы и день, и час своего возвращения. Но сейчас я могу лишь сказать, что приложу все свои силы, чтобы встретить Ночь Зимних Огней уже здесь.
Помолчав, он качнулся ко мне и порывисто обнял за шею.
– Ты обещала, Эль… И я буду ждать…
– А твоё слово, эрниль?
Он чуть отстранился и недоумённо моргнул, но потом догадался:
– Да, я буду осторожен. И каждый вечер буду осматривать комнаты, как делала ты.
Его слова вызвали невольную улыбку, позволив побороть навернувшиеся на глаза слёзы, – кажется, за те месяцы, что я прожила в родных землях, приходилось плакать едва ли не больше, чем за пять сотен лет вдали от Эрин Гален.
– Вряд ли это так необходимо в присутствии твоего отца, Леголас. Просто будь осторожен и… И не скрывай ничего от него, – последняя фраза заставила юного эрниля опустить голову.
Но, чуть помедлив, он всё же кивнул.
– Да, Эль, обещаю.
– Я. Скоро. Вернусь, Листочек, – обещание удалось произнести спокойным и уверенным тоном.
–Я. Буду. Ждать… – так же серьёзно пообещал эрниль.
И, направляясь к выходу из дома владыки, а затем через площадь к дому Индора, я надеялась лишь на то, что не оступлюсь, не споткнусь и не опущу плечи под пронзительными взглядами множества глаз…
*
По-летнему ещё тёплые воды залива Митлонда мерными волнами накатывали на берег, перебирали серую гальку бухты и шептались на разные голоса. Алая полоса заката уходила за горизонт, уступая пространство небес серебристой россыпи звёзд. И где-то там, сливаясь с исчезающим заревом вечерней зари, истаивали паруса уплывающего к западу корабля.
Мы успели до осенних штормов. И, как неоценимая награда за пережитое, в Митлонде с радостью приняли всех решивших уйти таварвайт. Снаряжённый к отплытию корабль ждал, и его команда по слову владыки Кирдана вмиг распустила паруса.
Они уходили на запад, и я провожала их с негасимой эстэль… Так уже случалось, так было не раз…
– И случится не единожды, бренниль Элириэль, – раздалось за спиной.
– Да, знаю, каун, – не оборачиваясь, отозвалась я.
Он подошёл и встал на уступе рядом, тоже глядя на утопающий в море закат. Чуть помедлил и поинтересовался:
– Зов моря, бренниль?
– Нет, просто печаль…
– Тогда что же, в обратный путь? Не изменились желания?
– Нет, каун Фернрод, желание прежнее – вернуться в родные леса.
Он помолчал, не начиная больше ни осторожных расспросов, ни отдалённых уговоров, которых было предостаточно за время долгой дороги от Эрин Галена до Имладриса, а потом и сюда: что владыкам эльдар мнится в Рованионе тень угрозы; что неведомые твари неспроста объявились в древнем сумраке чащ; что родным и друзьям будет только лишь в радость, реши я остаться в безопасном Имладрисе на долгие времена…
Я отвернулась от потемневшего моря и подобрала сложенные у ног вещи.
– Мне пора возвращаться, каун, пока не размыты дождями дороги и открыт перевал. Спасибо… За оставленные позади лиги, за помощь в пути, за надежду и утешение для таварвайт…
– Ещё рано прощаться, бренниль, – усмехнулся Фернрод, – до Имладриса нам по пути. Если нет возражений, конечно.
– Нет, буду рада.
– Тогда вперёд…
– Или назад…
– Путь неблизкий, бренниль, ещё многое может измениться.
– Это не изменится, каун. Не изменится никогда.
Он самодовольно усмехнулся, но возражать не стал.
Было понятно, что обратную дорогу переполнят разбуженные воспоминания о прожитом в Имладрисе времени, о друзьях и ученичестве у Миргола, о всём том, что тянуло задержаться в долине или вовсе остаться… Но меня ждали в Эрин Гален – в родном доме, где творилось неладное, и где лишняя пара рук и глаз сейчас лишней никак не была.
«Проводи их к надежде, родная…» – на прощанье сказала мне мать.
Я исполнила её просьбу и для утративших надежду сделала всё, что умела.
А сейчас предстояло вернуться по сумрачным тропам назад. С неизбывной надеждой – черпая силы в эстэль можно преодолеть гват…
____________________
Комментарий к Глава 7. Затмение
* Ithil gwathra Anor… – (синд.) Итиль затмевает Анор…
эстэль – (синд.) надежда, основанная не на личном опыте или просчете исхода ситуации, а исключительно на вере в неизменно хороший исход и неусыпную заботу Создателя Илюватара о своих Детях.
Лотрон – (синд.) май
Ада – (синд.) папа
**Йондо… Ион нин… – (синд.) Сынок… Сын мой…
========== Глава 8. Исход ==========
Весна 995 г. т.э.
Алые воды быстроструйной реки утекали в рассвет. Обыкновенно тёмные, бурные, шумные и стремительные, перед восходом дневного светила они словно бы примолкали и умеряли свой бег – будто выстилали переливчатыми стягами земную дорогу для вползающей на небеса раскалённой ладьи Ариэн. Под обрывистыми речными берегами густыми сизыми лентами тянулся ночной туман, но здесь, у самой воды, всегда было на удивление тепло – взгорбленные хребты ощетинившегося лесом высокого холма надёжно хранили южные склоны от иссущающе-ледяного дыхания Фородвайта, часто несущегося через равнины вместе с северо-восточными ветрами до самых окраин Эрин Гален. Спускающиеся по холму к воде серостволые буки лениво помахивали голыми ветвями и мыли узловатые старые корни в быстрых водах Лесной, в предрассветных сумерках отчётливо напоминая онодрим, давно не являвшихся в наши леса.
Шум реки, так несхожий с мелодичным журчаньем истекающего из чаши ручья; пронизанное светом звонкое редколесье, с наступлением полноправной зимы нередко уступающее напору ветра и снегам; туманы болот, пытающиеся пробраться в чащу по течению Лесной, – всё другое, отличное от того, чем жили на Эмин Дуир. И от мыслей о брошенном доме просыпалась тоска – по каменистым осыпающимся склонам гор, по укромным заросшим тропкам и по тёмно-зелёным ельникам, где, казалось, извечно гостила весна.
Алое зарево рассвета медленно стекало с реки, поднимаясь в прозрачное небо вместе с дневным светилом, и над лесом раскатисто звенело эхо птичьих голосов, приветствуя новый день. Новый день в новом месте, которое за два миновавших десятилетия так и не стало до конца родным.
Это место выбрала мать – той весной, что пришла после горестного года, когда немало нашего народа покинуло Эрин Гален навсегда. Той весной, словно отголоски пронёсшейся бури, всё никак не стихали шальные ветры – ветры юга и запада, несущие беспокойство и без того растревоженным посёлкам, где остались пустовать покинутые дома. Уходили многие – не на запад за море, но в странствия, – в поисках воспоминаний или покоя, новой жизни и радости, лишь бы не видеть, как осыпаются под напором леса стены, не давшие приюта близким и друзьям. Посёлки пустели – поначалу на дальних границах, потом всё ближе и ближе к дому владыки и сердцу наших земель. Эдиль уходили странствовать, и некоторые больше не возвращались назад.
А ещё той весной стало ясно, что неведомые твари, накануне с первыми холодами Ласбелин* вроде бы покинувшие Эрин Гален, – то ли впали в зимнюю спячку, то ли перебрались в более тёплые земли, – не оставят в покое ни нас, ни лесные поселения эдайн. Несмотря на усилия стражи, на охрану границ, дальние разъезды дозоров и неусыпное внимание всех нас, с наступлением весны ядовитые охотники объявились вновь – приходили из необжитой чащи южного леса, пробирались по тропам, приближались к одиночным домам. Им противостояли, их выслеживали и убивали – но они, как истинные охотники, с каждой ночью подступали всё ближе, пятная лесные дороги липкой слизью и оплетая гроздьями паутины пустующие дома.
Месяц Гвирит донёс ветер странствий и в нашу семью – на стыке весны и лета посёлок решила покинуть моя мать. И отец, не позволивший ей уйти в леса в одиночку, что нередко случалось на моей памяти в прежние времена, отправился с ней. Долгое время перед уходом мать хранила молчание – лишь настойчиво испрашивала своих легкокрылых вестниц, всегда собирающих для неё самые верные новости от Старой дороги до вершины Эмин Дуир. Но в ту весну всё случалось иначе – ни одна из её посланниц не вернулась назад, и распустившийся вокруг дома цветник непривычно пестрел ослепительно-яркими красками, лишившись перламутрово-синей накидки живого ковра. Мать мрачнела с каждым днём расцветающей весны, и потому её однажды объявленное решение странствовать не стало неожиданностью ни для отца, ни даже для владыки Трандуиля, накануне имевшего с ней какой-то долгий разговор. Она и раньше уходила, даже изредка брала с собой и меня, но в ту весну… Всецело поглощённая заботой о безопасности родного посёлка, я не понимала её стремлений – да и не хотела понять…
Отец с матерью возвратились в Иваннэт. Отец был спокоен, пряча затаённую мечтательную улыбку на губах, мать же откровенно сияла радостью, и первые слова её были обращены к владыке Трандуилю: «Всё так, повелитель, как и говорил Аэглен. Мы нашли это место, и оно прекрасно…». Хмурое озабоченное выражение вмиг сбежало с лица Трандуиля – словно возвратился прежний, потерянный в бездне прожитых лет эрниль, – и отец с матерью, даже не сменив дорожных одежд, проследовали за ним в кабинет, откуда вышли только под утро, но по-прежнему сияя той же затаённой надеждой, которая озарила теперь и владыку. К их появлению я уже знала многое – Аэглен не стал избегать ответов на прямые вопросы, да и, по-видимому, таить что-либо уже не было больше смысла: не в обычные странствия уходили отец и мать. Грядут перемены. Новая жизнь… новые земли… переселение – для кого-то уже далеко не новое событие. Для меня же – в первый раз…
К востоку от Хитаэглир не было таких крепостей, как в Западных землях, и любое из поселений таварвайт, даже укреплённое и охраняемое, не могло сравниться с тем же Имладрисом, уже наглядно показавшим возможность сдерживать врага. Нам нужна была крепость – для укрытия беззащитных и слабых, нужна была твердыня, способная в опасное время сдержать любого врага… Так объясняли мне отец и мать необходимость переселения.
Такие доводы были безупречны, да и сама я, прожив нелёгкий год в напряжённом внимании, прекрасно понимала это, – сложно мыслить иначе при виде измученных стражей, возвращающихся из дальних дозоров, но не находящих истинного покоя и безопасности в собственных домах. Я понимала это умом, но никак не могла принять сердцем – при одной только мысли о том, что наше цветущее поселение исчезнет под покровами леса, дыхание срывалось от стискивающей грудь боли и накатывала неудержимая тоска. Мне уже доводилось видеть неумолимое наступление леса – и в далёкие детские годы, когда мать показывала мне видения жизни у Амон Ланк, и позже, встречая во времена странствий едва уловимые следы присутствия поселений по всему Эрин Гален, и сейчас, когда на моих глазах ветшали без хозяев осиротевшие дома. Думать о переселении было невыносимо больно, и всеми силами я гнала эти мысли – до той минуты, пока воочию не увидела выбранные матерью места.
Шумный и быстрый речной поток, путаясь в корнях растущих по берегам буков, омывал высокий лесистый холм. Свежий и чистый воздух окраин; полупрозрачный, пропитанный солнцем лес… Я влюбилась в это место с первого взгляда, но единственное, что и сейчас, спустя два десятилетия, не умела принять – это пещера у южного подножия холма: будущая крепость, та твердыня, ради которой мы и явились сюда.
Поначалу «крепость» не производила особого впечатления – обычная небольшая пещера с прочными стенами, из которой извилистый коридор со сводчатым потолком уводил в недра холма. На другом конце коридора – узкая щель, тёмный и непроходимый лаз в каменной стене, откуда тянуло сквозняком и влагой. Никто из осматривающих пещеру эдиль не сумел пробраться через завалы камней дальнего конца коридора, и тогда владыка Трандуиль, остановив бесплодные попытки, принёс одну из своих певчих птах, во множестве обитавших у его дома в садах. «Anno enni cened»,** – прошептал владыка не слишком довольной птице и выпустил её в щель. Она возвратилась нескоро, но увиденное, по всей видимости, в должной мере порадовало владыку – до самого возвращения к Эмин Дуир он был переполнен надеждами, весел и доволен. А потом к «крепости» отправились и первые мастера…
Вновь оказалась я на берегах быстроструйной Лесной реки лишь к следующей весне. И тогда в полной мере смогла впечатлиться тем, что до сей поры было открыто лишь владыке и некоторым посвящённым: за расчищенным и расширенным первым коридором ветвились и другие проходы – множество туннелей в теле высокого холма, – а главный, самый широкий из них, выводил в громадный зал. Потолок этого зала терялся в темноте, доставая, возможно, до самой вершины холма, а лабиринт извилистых проходов уводил куда-то в кажущиеся бездонными подземелья, ещё не изведанные даже трудящимися здесь мастерами до конца.
Последующие годы я бывала в «крепости» лишь от случая к случаю: навещала поселившегося среди мастеров отца, сопровождала владыку Трандуиля с Леголасом или мать, тоже, как и я, не решавшуюся окончательно перебраться с лесных просторов под своды каменной толщи холма. А потом озабоченный строительством лесной твердыни лорд-советник вдруг предстал предо мною и матерью в роли заботливого отца и супруга – в один из приездов он провёл нас в лес по склону холма и указал на укрытый среди ветвей талан. «Вам не обязательно сейчас уезжать…» – скрывая многозначительную улыбку, произнёс он. И мы остались…
Убежище на раскидистом буке вскоре превратилось в небольшой дом, где всегда можно было обогреться, следя за окрестностями, пережить непогоду и отдохнуть, не спускаясь в недра холма. А я последний раз посещала поселения у Эмин Дуир около пяти лет назад…
– Всё ещё тоскуешь, девочка моя? – раздался за спиной голос отца.
Что ни говори, но он всегда понимал мои даже самые тщательно укрытые мысли…
Я обернулась:
– Ах, адар, всё так изменилось…
– В нашем мире всегда всё меняется, Эль. Ты должна это помнить…
– Знаю, ада. Но это так…
– Тяжело? – упредил он любые высказывания. – Да, милая, тяжело. Это так.
– Я всегда возвращалась домой, ада. А сейчас…
– А сейчас только от тебя зависит, где будет твой дом.
– Да, знаю… – я замолчала.
Отец тоже молчал. А его неспокойный и озабоченный взгляд сосредоточенно блуждал по расцвеченной алыми сполохами Лесной реке. Потом он взглянул на перекинутый к другому берегу только-только отстроенный каменный мост, на стройную аллею молодых буков, очертившую по противоположному берегу свежепроложенную тропу к старому поселению, которой всё чаще пользовались перебирающиеся на север Эрин Гален таварвайт.
При виде озабоченности отца тоскливые мысли тотчас же выветрились – как могу я жаловаться на какие-то неудобства и потери, если прекрасно знаю, что и при каких обстоятельствах терял в своё время отец. И сколько раз… Но к разверзнутому зеву пещеры за спиной, из которого доносился непрерывный перестук инструментов, сердце всё же не лежало.
– Ада, если ты не возражаешь, я буду у себя.
– Ступай, Эль, отдыхай.
Не успела я добраться «к себе» – до излюбленного крошечного домика на талане южного склона холма, – как внимание приковало какое-то движение на подступах к мосту.
– Ада, смотри! Там! – сбежала я обратно к пещере, перехватывая готового скрыться в её недрах отца.
– Таэрдир, Лантирион! – скомандовал отец дежурящим у моста стражам. – Встретьте гостей и сопроводите всех в Зал.
Стражи склонили головы в согласии, обратив внимание на приближающихся, а я лишь сейчас поняла, что нежданные утренние гости – это совсем не очередные переселенцы из Эмин Дуир, не владыка, неусыпно наблюдающий за обустройством крепости, и не вестники, снующие между поселениями таварвайт.
По тропе неспешно двигался тяжёлый обоз из нескольких гружёных повозок, а впряжённые в них низкорослые лошадки совсем выбились из сил, выдавая дальнюю дорогу и нелёгкий путь, проделанный, по всей видимости, от Мэн-и-Наугрим до нас…
*
В ещё далеко не законченном, но по виду уже отличающемся от необжитой пещеры большом Зале горели факелы и жаровни, расставленные полукругом у стола на возвышении. Вдоль наспех обтёсанных стен толпились все без исключения мастера, по случаю отложившие даже самую важную работу. И впервые за долгое время из подземелий пещеры не доносился ставший привычным скрежет камня и перестук молотков. Мастера сдержанно молчали, лишь иногда перешептывались, а на столе перед моим отцом бородатые низкорослые гости, приведённые стражей из-за моста, выкладывали всё новые и новые сокровища: оружие прекрасной работы, россыпи цветных каменьев, щиты и ткани, выделанные кожи, слитки металлов, инструменты – от ювелирных до лекарских, столовые приборы и даже хрупкие, как утренняя роса, сияющие зеркала…
– Мы не нуждаемся в этом, почтенные наугрим, – произнёс отец, в который раз безуспешно пытаясь, не повышая голоса и не показывая удивления, остановить заливающегося цветистой речью рыжебородого предводителя гномов, расхваливающего извлекаемый из сундуков товар.
– Взгляни сюда, повелитель, – не унимался гость. – Даже в наших землях сложно найти что-либо подобное.
Я едва удержала восторженный вздох, когда торговец открыл один из обтянутых бархатом футляров, – четыре ряда отборных, абсолютно одинаковых по цвету и огранке рубинов, стянутых в ожерелье тонкой золотой сетью. Изысканная работа, великолепное мастерство… Но отец лишь качнул головой, отказываясь.
– И ещё вот это… и это, повелитель. И взгляни вот сюда…
Мне по собственному опыту было известно, как сложно заставить замолчать гнома-торговца, твёрдо намеренного что-то продать, но всё же в нынешней настойчивости заезжих купцов было что-то неправильное. Внезапное появление их далеко в стороне от обычных торговых путей, роскошные товары, которые уж никак не стоит везти по нетореным путям. И это нескончаемое «Повелитель…» – не могли ли за два десятилетия слухи о переселении докатиться до Хитаэглир через наши леса?
– Послушай, почтенный, – решительным жестом отодвинув от себя ещё два футляра, отец приподнял ладонь, требуя тишины.
Рыжебородый замолчал, переглянувшись со своими помощниками, до сей поры безмолвно и безропотно таскавшими от моста в Зал нескончаемые тяжёлые сундуки. Отец, явно удовлетворённый наступившей тишиной, продолжил:
– Твои товары великолепны, почтенный…
– Строр, – представился, наконец-то, торговец и попытался было вставить что-то ещё, но отец повелительным взмахом руки заставил его замолчать.
– …почтенный Строр, – как ни в чём не бывало, продолжил он. – Но куда б не вели изначально проводники твой караван, явились вы явно не по назначению.
– О, повелитель, – воспользовавшись паузой, зачастил наугрим, – мы вышли из Хитаэглир на восток, в земли эдиль, чтобы предложить договор и принести дары для короля.
С этими словами рыжебородый громко щёлкнул пальцами, и по его знаку двое помощников откинули крышку окованного сталью ларца.
– Дары, которым не найти нигде равных, – с довольным видом проговорил торговец, безошибочно уловив всеобщее изумление. – Дары, достойные любого короля…
Тихо прошелестев, поверх привезённых наугрим товаров по столу растеклась сверкающая лужица, и я невольно зажмурилась – свет жаровен и факелов засиял ослепительными переливами в тончайшем плетении кольчуги, обращая в золото серебряную вязь. Так сверкать и играть на свету мог лишь один металл, а значит, лежащее на столе сокровище было бесценно… «Дар, достойный любого короля», – небрежно обронил хитрец-наурим, пряча в бороде усмешку. Вот только любой мастеровой прекрасно знает ценность невзрачной серой породы из глубинных туннелей Хадодронд. А потому, лежащая на столе кольчуга не может быть только лишь даром обыкновенных торговцев. Даже торговцев народа наугрим. Даже для короля…
– Для любого владыки есть то, что важнее всего на свете. Не так ли? – вкрадчиво продолжал рыжебородый торговец. И, не дожидаясь ни слова отца, сам же себе и отвечал: – Это мир на границах земли, благополучие народа, милосердие Эру или щедрый урожай. Но есть ещё одна вещь, не менее заботящая всех владык. Сын-наследник… И его безопасность, и благополучие. Разве не так?
– Должно быть так, мудрый Строр, – в голосе отца мне отчётливо слышалась откровенная насмешка, но даже тень её не коснулась невозмутимого лица.
И торговец, конечно же, ничего не заметил, продолжая неудержимо вещать:
– Мы и наш род принесли достойные дары владыке лесного народа, и мы отдадим это всё, – он широким жестом повёл над столом, – вам, таварвайт. Всё, и даже большее, за одно небольшое соглашение, повелитель.
По Зале прокатился негромкий шепоток мастеров, кто-то едва уловимо хохотнул. Я ждала, что отец наконец-то положит конец затянувшемуся недоразумению, подаст страже знак и выставит наглецов за пределы пещеры и вообще подальше от подъездного моста, но он с заинтересованным видом присел у стола и указал на расставленные неподалёку стулья.
– Присядь-ка, почтенный, о любых договорах не стоит беседовать наспех. Садитесь и вы, уважаемые, – повернулся он к молчаливым спутникам красноречивого Строра, – долгой была ваша дорога, некоротким будет и разговор, как я понимаю. Так?
– Так, так, владыка Трандуиль. Так… – загалдели наугрим, рассаживаясь по предложенным местам.
– А теперь говори, уважаемый, – дождался тишины отец и снова взглянул на разложенные на столе сокровища, – чего же ты и твой род ждёт от нас?
В наступившей тишине было слышно, как в недрах пещеры далеко под поверхностью ещё неизведанных глубин струится по камню вода. Наугрим молчали, переглядываясь и почёсывая длинные бороды, а я всё никак не могла отвести глаз от чудесной кольчуги – искристой, переливчатой, щедро украшенной синими самоцветами по горловине, – истинно сработанной на совесть умелыми мастерами. Вот только ростом любой, кто хотел бы её примерить, должен был быть сильно ниже владыки эдиль. «Безопасность наследника…» – толкались в памяти только что сказанные рыжебородым торговцем слова. Да уж, за подобную безопасность для единственного сына любой повелитель эдайн не пожалеет и половины владений… Что же так щедро пытаются выторговать нежданные гости и чем готов заплатить Трандуиль?..
Рыжебородый наугрим, словно собравшись с мыслями, снова начал пылкую речь:
– Как тебе, уж конечно, известно, повелитель, наш народ добывает металлы и камни…
– В Эред Луин, Хитаэглир и в тех холмах, что остались от Эред Энгрин, – перебил его мой отец, – это известно всем, уважаемый Строр. И так было во все времена.
– Но сейчас времена изменились, – вкрадчиво поддакнул торговец. – Изменились настолько, что эльфы уходят от Эмин Дуир. И строят себе новый дом в новых холмах.
Отец хранил спокойствие, сверля рыжебородого настойчивым взглядом, и наугрим, если даже и пытался свести всё к отдалённым намёкам, выложил напрямую:
– Если Эмин Дуир больше не нужен повелителю эльфов, то гномы моего рода с превеликим удовольствием поселились бы в тех же горах. – Он замолчал и чуть склонил набок голову, выжидая немедленный ответ.
Надо отдать должное собравшимся мастерам – никто из них не проронил ни слова, хотя возмущение и негодование явственно читалось на их лицах. Пришлым бродягам… пусть и за щедрые дары… то, что когда-то было родным и привычным… И так ли уж щедр этот дар?..
– Так что скажешь, повелитель Трандуиль? Достаточна ли плата за то, что тебе больше не требуется? – нетерпеливо выговорил один из тех наугрим, что до этого лишь открывал сундуки и сваливал в груду сокровища.
– Кроме того, мы могли бы предложить и ещё кое-что, – подал голос другой из незваных гостей, темноволосый, коренастый и басистый, сидящий по правую руку от Строра. – Мы все хорошие мастера и могли бы немало помочь твоему народу с обустройством этой пещеры. Верно, ребята?
– Да, Грор, истинно так… – загалдели наперебой гости. – Лучшие! Лучше и не сыскать.
– Что скажешь, повелитель? – с полуусмешкой, отразившейся в глазах, поинтересовался Строр. – Вот Грор, – названный наугрим степенно поднялся и с достоинством поклонился, – один из старейшин нашего колена. А это Вран, – ещё один из гостей поднялся, отвешивая поклон, – непревзойдённый каменщик. И Гудр – у нас говорят, что по его воле горы сами отворяют жилы для рудокопов, приходи и бери…
– И ты, Строр, Говорящий-За-Всех, – серьёзно закивал отец.
– Да, повелитель. Я говорю за всех, потому что много путешествовал и лучше всех в роду знаю ваш язык…
