Текст книги "На сумрачных тропах Зелёного Леса (СИ)"
Автор книги: Лаурэя
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Поддерживать игру сейчас совсем не хотелось. Я молча ждала более вразумительного ответа, и он это понял:
– Вернулся. И скоро снова буду уезжать…
– Но зачем?! – я шагнула к нему почти вплотную, вглядываясь в лицо, пытаясь поймать взгляд. – Ты не должен! Ты гость…
– И к тому же супруг дочери первого советника короля таварвайт, – тихо ответил он. Но глаз не прятал, и отступать тоже не стал.
– Супруг? – восклицание вырвалось против моей воли, но и дальше хранить безмятежное спокойствие я уже не могла. – Супруг?! Даже в самые тёмные времена истинные супруги способны найти друг для друга время. Тебя же не встретить не то что где-нибудь в личных покоях, но даже в трапезной зале, кажется, ты перестал бывать!
Изумлённо изогнув бровь, он смотрел, не роняя ни слова, пока я не отвернулась, раздосадованная его непониманием, молчанием и безразличием. Соглашаясь стать его женой, я ожидала от жизни чего угодно, но уж никак не бесконечного одиночества.
– Эль… – Его пальцы коснулись моей щеки, скользнули к подбородку, вынуждая приподнять голову и снова взглянуть в лицо. – Эль, дорогая, я не думал, что для тебя это важно…
– Дорогая… – процедила я, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик и не привлечь лишнего внимания снующих у конюшни стражей, – ты бросаешься этим словом так часто, что и впрямь можно поверить, будто я тебе дорога́. Но за минувшие со дня свадьбы недели ты даже не попытался меня хотя бы поцеловать!
Я тряхнула головой, пытаясь избавиться от прикосновения его пальцев у подбородка, но вместо этого ощутила несокрушимую ладонь на талии. Он крепко прижал меня к себе, наклонился ниже и прошептал почти беззвучно одними губами:
– Очень сложно пытаться поцеловать супругу, которая дни и ночи проводит в разъездах по лесам или за запертой дверью мастерской.
– Ты… – я дёрнулась, без особой надежды освободиться, но он даже бровью не повёл.
– Что я, дорогая? А сама?..
– Я?! Я приготовила подарок! Для тебя!
Неподдельное удивление и растерянность промелькнули на его лице.
– Для… меня? – И он опустил взгляд, разглядывая протянутый ему браслет. – Эль…
С моей талии исчезли объятия, позволяя незаметно перевести сбившееся дыхание, и Фернрод вскинул передо мной руку:
– Надень сама.
– Кажется, эти слова не так давно я уже слышала.
Но на колкость Фернрод только устало усмехнулся.
Я защёлкнула браслет на его запястье и втайне порадовалась – украшение оказалось точно впору.
– Тебе нравится?
Он задумчиво шевельнул кистью, а я поспешила заверить:
– Я пыталась просчитать и возможность замаха оружием, и наручи, и…
– Всё хорошо, Эль, – тут же успокоил он. – Мне нравится. Очень.
– Правда?
– Да. – Он взял меня за руки, и взгляд его задержался на виднеющихся из-под рукавов браслетах: алый… зелёный… А потом он наклонил голову и коснулся губами моей левой руки: – Благодарю, дорогая.
– Фер…
Но он не дал ничего сказать – перевернул мою правую руку и поцеловал сначала ладонь, потом запястье:
– Мне никогда и никто не делал подобных подарков.
– Наверное потому, что ты ещё никогда не был женат.
Он улыбнулся, но тотчас же оба мы вздрогнули – над головой шелестнули в ветвях перепуганные птицы, и звонко прогудел рог.
– Тебе пора?
– Пора…
Я отступила на шаг назад, но он всё не отпускал мои руки, и пришлось сделать усилие, высвобождаясь. Он отпустил.
– Просто помни, что ты всё же гость таварвайт и не слишком усердствуй в сражениях. Наши стражи тоже способны держать в руках оружие.
– Знаю… Просто хочу, чтобы твоя жизнь стала чуть спокойнее и безопаснее в здешних лесах.
– Она станет такой, если ты возвратишься.
– Непременно, моя дорогая, – засмеялся он. – Ты не успеешь даже соскучиться, дожидаясь моего возвращения.
– Посмотрим…
Остальные слова поглотил новый раскат сигнального рога, и Фернрод быстро наклонился, коснувшись губами моего лба:
– До встречи, Эль.
– Только не забудь сообщить о своём очередном появлении, дорогой мой супруг, чтобы я не оказалась в отъезде.
– Ты узнаешь об этом одной из первых, супруга моя.
– С нетерпением буду следить за сигналами стражи…
– А ждать меня? – притворно возмутился он.
– И ждать тебя, – я не стала тратить время на вымышленные препирательства. – Мой отец уже входит в конюшни.
– Мой конь уже давно дожидается меня, – самодовольно ухмыльнулся он.
Оставалось только покачать головой на его бахвальство и отступить в тень.
Он и вправду оказался верхом одним из первых – гарцевал вдоль дороги с невозмутимым видом, поджидая стражей и моего отца. И, уже уезжая, обернулся в мою сторону, ловя провожающий его взгляд. Потом медленно поднёс к лицу стиснутую в кулак руку без перчатки и коснулся губами обручального кольца.
В тот же миг меня охватило жаром. Пальцы дрогнули, сжимаясь в кулак, а обручальное кольцо запульсировало теплом в такт ударам сердца. Уходя к подъездному мосту, я ощущала на коже ладоней прикосновение горячих губ – даже там, где их никогда не было.
*
– Девочка моя, не желаешь ли прогуляться вдоль реки? – мать окликнула меня сразу после отъезда дозора на полдороге до моста.
Гулять по весеннему лесу, да ещё и с матерью, всегда было в радость. Но сейчас не без оснований можно было опасаться, что она легко раскроет все мои смятенные мысли и царящий в душе разлад, – а делиться потаённым я не была готова. Но и возвращаться в холодный полумрак крепости совсем не хотелось.
Я замедлила шаги, раздумывая, и мать нагнала меня:
– Ты занята или пройдёмся до нижнего поселения вместе?
Она была одета в рабочее платье, на руке висела плетёная корзинка, в которой виднелись корешки, корневища и цветочные луковицы и торчала рукоятка садовой лопатки. Видимо, далеко не всё ещё было завершено из её задумок по обустройству садов, как подземных, так и внешних, разбитых вдоль течения реки и на склонах холма. Даже проводив только что в дорогу отца, мать улыбалась – тепло и открыто. Уверенно. Мудро… И прогулка с ней виделась более желанной, чем возвращение к бесконечным часам затворничества или блужданиям в одиночестве по садам.
– Прогуляемся, нана. – И мы направились к реке.
– Что тревожит тебя, дорогая? – вопрос матери прозвучал между делом, когда она приминала землю вокруг только что высаженных луковиц, а я поливала их пригоршнями воды из реки.
– Ах, нана… – сгибом локтя я смахнула в сторону растрепавшуюся на ветру прядь волос и направилась к реке за новой порцией воды.
Но от расспросов матери так же просто отмахнуться было нельзя.
Присев на камень, она терпеливо дождалась моего возвращения и указала пальцем на ямку, только что проделанную ею в земле:
– Сюда плесни, будь добра, – и тотчас же, без малейших предисловий: – Отец? Супруг? Или оба?
При последних словах она вскинула голову, глядя на меня снизу вверх, и с пониманием усмехнулась, заметив, как пролилась из моих ладоней вода.
– Значит, оба…
– Что происходит, нана, ты знаешь?
– Знаю, милая, надвигается тьма…
– Я не о том… – присев на корточки рядом с матерью, я напрочь позабыла о наших посадках и едва не опрокинула корзинку.
Мать проворно отодвинула её подальше в сторону и положила мне руки на плечи, вглядываясь в лицо.
– А о чём же, родная?
– Почему отец ненавидит Фернрода?
– Это не так, – она пригладила мне волосы, успокаивая, словно я всё ещё была крохой, которой рассказывают сказки у горящего камина в кабинете отца.
– Это так, и не стоит меня переубеждать, – я опустила голову ей на колени, пряча лицо, – раньше всё было иначе. И мне хорошо это известно, нана. Всё. Было. Иначе…
– Когда прожитое становится прошлым, оно всегда кажется другим, как и притаившаяся у подножия гор долина постепенно меняется, если спускаешься с высоты…
– Некоторые долины не меняются, нана.
Она поняла правильно:
– Даже Имладрис, Эль, даже Лотлориэн…
– Ты всегда говорила, что изменения – это правильно.
– Это правильно, но не всегда это то, чего мы хотим.
– Не хочу наблюдать, как враждуют супруг и отец, – я подняла голову, глядя на мать.
Она была спокойна, и снова в основе её спокойствия мне померещилось тайное знание – как в каминном зале, когда Фернрод объявил о помолвке. Моя Мудрая мать что-то знала – что-то, к чему мне никогда не стать напрямую причастной, – но осознание этого больше не трогало. И не печалило, как в глубоком детстве. Просто прожитые годы неотвратимо и твёрдо выявили мой собственный путь, предречённый в детстве родителями…
– Расскажи мне, что знаешь об этом, нана. А потом расскажу я…
Мать была немногословной:
– Мы с отцом тебя любим, Звёздочка. Но извечная недоверчивость твоего отца не позволяет ему увидеть иную любовь. И он сомневается…
– Есть ли она в моей жизни… – закончила я за неё. – Для него это важно?
– Ты всегда утверждала, что любовь важна для тебя. Что-нибудь изменилось?
– Изменилась я, нана. Ты сама только что подтвердила – изменяется даже то, что покрыто тайными чарами. Что уж говорить про меня?
– Ты сама по себе тайна, Звёздочка, – засмеялась мать, порывисто обнимая меня. – Дитя-мечта, дитя-загадка…
– Почему загадка?
– Потому что никто не знает, какие пути привели твоего отца ко мне и почему знатный лорд выбрал в жёны эллет, совершенно чуждую всему, чем он жил тогда. – Она ласково погладила меня по щеке: – Я желала твоего рождения, дорогая моя девочка. Желала с той самой минуты, как встретила твоего отца. Я полюбила…
Замерев от неожиданной откровенности, я боялась даже глубоко вздохнуть, чтобы не прервать речи матери. Вздохнула она – и заговорила:
– …полюбила одного из пришлых лордов, как только они явились в наши леса, – ведь все, кто пришёл с Орофером были другими… Но он не замечал меня, да и не только меня – никто из эллет его не интересовал. Так было долго – бессчётные годы, – пока однажды в ночь Мэрэт-эн-Этуйль я не попыталась сплести чары, пробуждая к жизни усыхающее дерево неподалёку от родительского дома. Он увидел меня тогда и, как утверждает, с той ночи я навсегда поселилась в его мыслях и сердце. Он пришёл ко мне вскоре, прося научить, но это оказалось невозможным – силы твоего отца иные, совсем отличные от того, чем владеют Мудрые…
– Да, я видела однажды… – пробормотала я, вспоминая почерневшую от гари поляну, усеянную пеплом дотлевающих орков, и неугасимый огонь, поддерживаемый напевом отца. – Но чему-то он всё же у тебя научился, разве не так?
– Возможно, но гораздо более глубокие знания были открыты ему и без моих наставлений. А вскоре я стала его женой – и во всём Эрин Гален не было никого счастливее.
Я улыбнулась, рисуя в воображении свадьбу матери. Но сквозь пропасть времени очень сложно было видеть в отце влюблённого и очарованного жениха – даже то, каким он жил в воспоминаниях моего детства, размывалось бездною лет и слишком разительно отличалось от нынешних Советника, Воина, Посланника и прочих ролей, в которых он представал.
– Потом родилась ты, – продолжала вспоминать мать. – Уже в безопасности поселений Эмин Дуир, в годы, когда все мы верили, что мир и покой никогда не покинут наши леса. Но твой отец знал, что никогда не бывает вечного мира…
– И что ничто не бывает неизменным, – подхватила я.
Мать тихонько рассмеялась и снова меня обняла.
– Девочка моя, твою беспокойную судьбу я прозрела ещё при твоём рождении.
– Потому-то сейчас так уверена?
– Я ни в чём не уверена, родная, но я знаю, что твои решения отменить или оспорить способна только ты сама. Это знаю не только я, но и твой отец. И принимая известия о твоём замужестве, он до последнего дня беспокоился о твёрдости твоего выбора.
Я непонимающе смотрела на мать, а она снова ласково улыбнулась:
– Ты выбрала супруга сердцем?
Не дождавшись ответа, она снова переспросила:
– Сердцем или волей, Эль? Подумай, ведь это очень важно…
При её словах меня снова бросило в жар, совсем как там, у конюшен, при прощании с мужем. Я не знала ответа, чтобы так же откровенно, как сейчас мать, говорить о сердечном влечении или любви. И не находила слов, чтобы описать всю ту бурю эмоций, что рождались в наших с Фернродом перепалках. Или в сражениях. Или в том, как он приподнимал бровь, бросая долгий оценивающий взгляд… И не хотела откровенничать о желаниях, рождающихся при звуках его голоса, или о песне, которая до сих пор жгла…
– И волей, и сердцем, нана, – слова с трудом покидали губы, но ведь мать настаивала на важности ответа. Вдруг и мне приоткроется хотя бы часть той неизведанной истины, которой светится её взгляд?
– Твоей воле мало кто способен противостоять, дорогая. Но и в силе твоего супруга сомневаться не приходится. Воля на волю – и твоя жизнь с супругом последует по той же тропе, что и жизнь в доме отца.
Она поднялась, отряхнула платье и окинула взглядом высаженные вдоль реки цветы.
– А если сердце?..
– А если сердце, Эль, – она обернулась ко мне, – то на свет появляются дети-мечты.
– И дети-загадки?
Мать рассмеялась:
– Безусловно, родная моя!
Я поднялась с земли и прижалась к плечу матери.
– Нана, но ведь его никогда не бывает рядом… Он где угодно – но не со мной. О каких сердечных желаниях можно тут говорить?
Она погладила меня по спине:
– Не рядом – не значит, что не с тобой. Но если твой выбор супруга идёт от сердца, то подчини этому выбору волю.
– О чём ты говоришь, нана?
– Lûth-en-elleth*, – засмеялась мать. Она дождалась, пока я чуть отстранилась, и взяла в ладони моё лицо: – Послушай меня, дорогая, моё единственное и желанное дитя. Чтобы что-то обрести, нужно чем-то поступиться. Гордостью, убеждениями, любовью, свободой, сомнениями – не важно чем, но выбора без потерь не бывает. Расставшись с прошлым и поступившись сомнениями, я обрела твоего отца и тебя. С чем готова расстаться ты? И ради чего? Это заботит твоего отца больше всех прочих опасностей, навстречу которым он выезжает так часто. И…
– И это корень враждебности, в которую переросли его отношения с Фернродом? – наконец-таки догадалась я.
– Я бы не стала называть их отношения враждебными, – осторожно произнесла мать, не оспаривая, тем не менее, моих предположений.
– Хорошо, не враждебность. Соперничество?
Мать пожала плечами и наклонилась, поднимая почти опустевшую корзинку.
– Это значит, что тебе не известны причины изменения их отношений? Но они ведь знакомы далеко не одно столетье… – я никак не могла позволить себе сейчас отступиться и оставить любые попытки добиться ясности.
– Эль, – мать выпрямилась, отвечая не менее твёрдо, чем я вопрошала, – мне не слишком многое известно о тех временах, когда судьба впервые свела твоего отца и супруга. Знаю только, что отец Фернрода был близким другом твоего отца. Давно. В очень давние времена.
– Это я тоже слышала…
– О прочем твой отец не любит говорить. Но если вдруг и роняет несколько фраз, то я не стану пересказывать его тайн. Никому. Даже тебе…
– Я не прошу посвящать меня в тайны, нана. Всего лишь пытаюсь понять…
Мать смягчилась:
– Я тоже, Эль, тоже пытаюсь понять его мысли. Но даже после всех прожитых вместе веков не стала бы утверждать, что до конца преуспела в этом.
Признания матери были столь неожиданы, что я онемела. А она обняла меня свободной рукой, прижалась виском к моему виску и прошептала:
– Вместо того, чтобы изводить себя тревогами, родная моя, покажи супругу собственные желания. И помни, что во власти любой эллет много больше тайных чар, чем у самых высокопоставленных правителей или искусных колдунов. Ты понимаешь меня?
Задумавшись над услышанным, я рассеянно закивала. Мать рассмеялась, поцеловала меня и ушла ниже по течению за валуны заканчивать посадки. Я поспешила продолжить поливать цветы, но мысли, будто вешний ручей на проталине, свернули в иное русло.
Когда корзинка полностью опустела, всё было решено. Оставалось лишь дождаться возвращения дозоров, чтобы воплотить задуманное в жизнь…
___________________________________
* Lûth-en-elleth – (синд.) женские чары
*
Дозоры возвратились к вечеру второго дня после состоявшегося у нас с матерью разговора. И к тому времени мои планы и цели успели десятки раз измениться, а решимость действовать то достигала невиданных вершин, то истаивала без следа. Сигнал, прозвучавший при их приезде, не нёс тревожных вестей, и я не стала спешить к конюшням, оставшись в отведённых мне покоях. Несмотря на все наставления и советы матери, внутренний голос твердил, что при прощании с супругом сказано было достаточно, чтобы предоставить ему свободу выбора и не поступиться собственной гордостью. Остальное было не в моей власти, и даже высшие силы вряд ли уже могли на что-либо повлиять…
Незапертая дверь моих покоев бесшумно приоткрылась незадолго до полуночи. Я отложила книгу и поднялась навстречу стоящему в дверном проёме Фернроду. Приблизилась и задвинула засов на захлопнувшейся за его спиной двери.
Он оглянулся на лязг запора, потом снова повернулся ко мне – чуть растерянный и безмерно уставший, в наброшенной на плечи дорожной куртке поверх простой бледно-голубой туники, но с серебрящимся браслетом на запястье, виднеющимся из-под свободного рукава. Вскинув руку, я коснулась его груди:
– Ты не ранен?
Он отрицательно покачал головой и его губы дрогнули:
– Всё в порядке, Эль, никто не пострадал.
– Знаю, я слышала сигналы.
– Я… Нам надо поговорить…
– Говори… – я приподняла вторую руку, положила ему на плечо, ощущая в его груди толчки сильнее забившегося сердца. Но он молчал, и снова заговорила я: – Ты пришёл по велению сердца или довершить оборвавшийся при отъезде разговор?
Слабая усмешка промелькнула на его губах.
– Разве это не одно и то же?
– Не знаю, Фер, решения твоего сердца не в моей власти, а на беседе с самого порога этой комнаты настаиваешь только ты.
Он попытался что-то ответить, но я приподнялась на цыпочки, опираясь на его плечо и приблизила губы к его губам:
– Ну что ж, с нетерпением жду твоих слов, дорогой мой супруг, начинай свой рассказ…
Не успела я договорить, как оказалась тесно прижата к его груди – одна его рука кольцом обвивала талию, вторая скользила по моей спине, поглаживая.
– Эль… – выдохнул он мне в шею, – вовсе не к беседам обращаются мои мысли при твоей близости.
– Неужели? – при попытке совладать с прокатившейся по телу дрожью, голос прозвучал сипло, и это не укрылось от супруга.
Он хмыкнул и прижался губами к моей шее, враз пресекая все безуспешные усилия возвратить спокойствие.
– Тебе рассказать об этом подробнее, – между поцелуями пробормотал он, – или догадаешься без лишних пояснений и слов?
Пояснений не требовалось, полыхавший в нём жар не только обжигал мне шею жгучими поцелуями, но и, кажется, согревал всю комнату не хуже горящего очага. Я потянулась, едва переводя дыхание от нахлынувшего удовольствия и восторга в кольце его рук, обняла за плечи:
– Хватит слов, – с плеч Фернрода свалилась куртка, звякнув железными застёжками о пол, но никто, конечно, не стал её поднимать, – их и без того было слишком много за минувшую тысячу лет…
Ответив тихим смешком, Фернрод сделал следом за мной несколько шагов вглубь комнаты, не размыкая объятий. Я потянулась к его губам:
– Целовать тебя намного приятнее, чем выслушивать бахвальства или колкости.
– А вот ты, дорогая моя, даже сейчас не умеешь совладать со своим острым язычком.
– Кто бы говорил…
Незаконченную фразу поглотил вырвавшийся вздох, колени дрогнули и подогнулись, и едва удалось сохранить равновесие под напором стремительно нарастающего удовольствия от поцелуя.
– Ты что-то хотела сказать, дорогая? – переводя дыхание, выпрямился Фернрод.
Я ещё крепче обняла его шею, обвивая двумя руками, прижалась к плечу, пряча разгорячённое лицо:
– Хочу стать для тебя настоящей супругой, каун. Хочу понимать твои цели и мысли. Хочу искренности…
Пол ушёл из-под ног, когда Фернрод подхватил меня на руки. Дождался, чтобы я оторвалась от его плеча, и прошептал:
– Я тоже всего этого хочу, Эль. Безмерно желаю всем сердцем…
– Скажи, что всё это будет…
– Обязательно будет, если ты этого хочешь.
– Поцелуй меня…
Он тронул губами мой висок, скулу, щеку. Задержал на мгновение дыхание, прежде чем коснуться губ, и едва уловимо прошептал однажды уже звучавшие слова:
– Аn-uir, El nin.
– No methed-en-Arda…
*
Пробуждение я встретила в одиночестве. И это не было нежданным событием – Фернрод ушёл вскоре после рассвета, и на губах помнились его прощальные поцелуи. «Я скоро вернусь…» – шептал он едва уловимо, но мысли мои занимали совсем иные раздумья, и супругу достался только согласный кивок.
После полудня за трапезой в общем зале стало известно, что Фернрод и Митрандир снова уехали. И только к вечеру я узнала, что никто из стражей таварвайт не сопровождал их в этот раз.
Главный конюший уже заканчивал своё дежурство, когда я влетела в конюшни с расспросами об отъезде гостей. И ответы были односложны: уехали… после рассвета… вдвоём… на подаренных владыкой конях…
«На подаренных» – это значило, что возвращения уехавших гостей назад никто не ждал…
Затребованный конь, с обещанием возвратить его к наступлению следующего вечера, был готов к отъезду уже через час. Как и я.
И, наспех собравшись, выезжая в ночь на запад по недавно проложенной тропе, я не сомневалась, что ещё до полудня нагоню выехавших утром гостей.
Мне было что сказать напоследок супругу, исчезнувшему на неопределённый срок… И в воображении то и дело разгорались и затихали яростные споры, непримиримые ссоры и бесконечные разговоры, сменяя друг друга под перестук копыт.
Переходя временами на шаг, чтобы дать передышку коню, но не останавливаясь надолго, я нагнала старика-адана и Фернрода уже после рассвета. Они, похоже, провели ночь в лагере на примыкающей к тропе поляне, а сейчас двигались на запад не слишком торопясь, пешком, ведя навьюченных поклажей и припасами коней в поводу.
Ещё издали было заметно, как при моём приближении старик свёл коней с дороги и отступил под прикрытие первого ряда деревьев. Фернрод же остался на месте, поджидая. Оружие из его рук исчезло в тот момент, когда он узнал летящего на него всадника. Мой конь перестал повиноваться поводьям и, не доезжая до стоящего посреди тропы эллона несколько десятков шагов, упрямо замедлил ход и стал сворачивать с прямого пути. «Воля на волю…» – вспомнились слова матери. И я не стала настаивать: свернула первой, позволяя коню объехать Фернрода и загарцевать вокруг него.
Каун широко улыбнулся, развёл в стороны руки, показывая безоружность, но во мне слишком сильно кипели эмоции, чтобы в том же духе ему отвечать.
Я перемахнула на левый бок коня, собираясь соскочить наземь. Фернрод протянул ко мне руки, намереваясь поймать. Но взыгравшие вдруг ярость и возмущение не позволили спокойно спешиться – не спускаясь на землю я размахнулась и влепила звонкую пощёчину супругу. И в тот же миг оказалась рядом с ним на ногах, прижатой к его груди.
– Спасибо, что хотя бы не кинжалом, дорогая, – прозвучало над ухом. – Безмерно рад тебя видеть и хотелось бы знать, какой счастливый случай благоприятствовал этой встрече.
– Свой внезапный отъезд ты считаешь благоприятным или счастливым случаем?
– Мой отъезд был неизбежен. К тому же, его сложно назвать нежданным для тебя.
– Но не сейчас!
– А когда? При последней встрече ты не пожелала выслушать ни слова!
Воздух, набранный для ответа, с шипением вышел сквозь стиснутые зубы. Фернрод был прав! Неизбежность его отъезда была всем известна и неотвратима, но стала нежданным событием и затронула по-настоящему только меня…
– Эль… – позвал Фернрод, не ослабляя несокрушимых объятий. – Эль, ты слышишь меня?
Чтобы окончательно не сгореть со стыда и ярости, заливаясь краской, оставалось только кивнуть.
– Я ведь сказал, что возвращусь как можно скорее, – прошептал он, целуя меня в висок. – И для этого сделаю всё, что в моих силах. Впереди долгий путь, но ты ведь знаешь, что он не первый.
– И не последний… – подсказала я, не имея ни малейшего желания отрываться от его плеча.
– И не последний, – покорно согласился он. – Как только Митрандир окажется в безопасной обители, я вернусь. А сейчас… сейчас возвращайся ты. Вернись в безопасность крепости короля Трандуиля, вернись к отцу, Эль.
– Нет!
Безмерное удивление промелькнуло во взгляде Фернрода, отстранившегося от неожиданности.
– Что?
– Не для того произносились супружеские клятвы, Фер. И не такой виделась мне супружеская жизнь. Если ты пожелаешь или потребуешь – я уеду. Но на этом всё и закончится.
– Зачем ты так говоришь…
– Затем, что не желаю проводить дни супружества в одиночестве.
– Клятвы супружества нерушимы до конца существования Арды! Почему же ты говоришь о днях?
– Потому что рядом с тобой сложно ожидать большего!
Он собирался что-то ещё возразить, но потом только вздохнул:
– Прости, что пришлось уехать.
– Нет. Не правильно просить прощения за такой пустяк, к тому же неизбежный, ожидаемый и известный всем.
В его глазах было столько недоумения, что пришлось пояснять:
– Проси прощения за другие промахи, Фер!
– Уехал… – упрямо настаивал он, – оставил тебя одну…
– Теперь уже ближе…
– Эль! – вспылил-таки он. – Хватит! Я не стану просить прощения – твоя жизнь и безопасность были под надёжной защитой в крепости таварвайт!
– Это единственное, что способно затронуть тебя?
Он на мгновение растерялся, сбитый с мыслей, потом тряхнул головой:
– Тогда мне не в чем виниться, Эль! Ты была в безопасности – ровно до этой безумной выходки. И даже твой отец сейчас бы не стал оспаривать…
– Тебе важнее мысли моего отца или мои?
– Твои! Но…
Он осёкся раньше, чем моя ладонь коснулась его губ. И замолчал, глядя настороженно и встревоженно. Потом отвёл мою руку от своего лица:
– Что ты задумала?
– Отправляясь вслед за тобой? Ничего – всего лишь объясниться. Остальное решится здесь и сейчас.
– Зачем ты так говоришь?
– Затем, что больше не потерплю неопределённости!
– Я не понимаю тебя, Эль! Какой неопределённости? Ты моя супруга и ближе тебя в этом мире у меня никого нет! Я сделаю что угодно и приложу все усилия, чтобы тебе ничего не угрожало!
– А ты мой супруг! И отныне я сделаю что угодно, лишь бы любая опасность обходила тебя стороной!
Яростно сверкая глазами, Фернрод прерывисто вздохнул и набрал в грудь воздуха для нового витка спора, но, осознав прозвучавшие слова, лишь растерянно моргнул и с шумом выдохнул.
– Эль…
– Либо вместе до конца Арды, либо расстанемся навсегда.
Несколько мгновений он молчал. Потом резко развернул меня спиной к себе и, стискивая плечи, приподнял подбородок, заставляя смотреть на пустынную дорогу.
– Ты не хотела уезжать, Эль, из родных лесов, не раз стремилась вернуться. И сейчас готова всё оставить?
Я рванулась, высвобождаясь из его рук, повернулась лицом:
– С той поры кое-что изменилось. И это рушит былое и отметает все прочие желания.
Он не стал спорить – порывисто обнял меня, прижимая к себе.
– Это безумие… Митрандир не может сейчас ни возвращаться, ни задерживаться в пути до Лотлориэна. Но и ты не можешь просто сейчас сорваться с места вот так! – он отстранился и окинул меня внимательным взглядом, осуждающе качая головой: – Это безумие!
– Со мной оружие, и твои кинжалы я тоже не забыла. Ночи сейчас всё мягче, к тому же среди вещей есть тёплый плащ. Единственное, что может вызвать сложности – это конь. Я обещала вернуть его до наступления вечера…
– Это меньшая из бед, Эль! – его восклицание прозвучало почти согласием.
– Поговоришь с ним? – осторожно поинтересовалась я, прекрасно понимая, что не сумею самостоятельно совладать с конём и разглядывая растерянного супруга, явно всерьёз задумавшегося над дальнейшими действиями.
Фернрод перевёл на меня тяжёлый взгляд, но, прежде чем успел что-либо ответить, раздался голос старика-адана, наблюдавшего за нашими спорами из-под прикрытия леса и сейчас решившего заявить о себе:
– Каун, если ты разрешил все споры со своей сварливой женой, то может быть всё же поедем дальше? Время не ждёт.
Растерянность, сомнения, неуверенность – всё это без следа исчезло с лица Фернрода, когда он повернулся к Митрандиру:
– Моя жена ничуть не сварлива, истар. – И, прежде чем тот успел что-либо ответить, добавил: – Выводи коней, мы едем дальше.
Митрандир не успел даже отступить к поляне, где были укрыты их кони, как Фернрод направился к тому коню, что привёз меня. Обхватил его шею, притянул к себе и зашептал что-то на ухо, попутно отстёгивая наспех прихваченные мною в дорогу вещи.
Мне оставалось лишь развести руками на недоумение Митрандира:
– Ничего не поделать, истар. Я еду с вами – и это уже решено…
*
Путешествие на запад доставляло огромное удовольствие.
Ровная, недавно проложенная и расчищенная тропа. Дни и ночи, становящиеся всё теплее с каждым пройденным шагом…
Весна расцветала. Верховые ветры проносились над раскидистыми кронами, не тревожа пылевыми вихрями расстилающийся у корней деревьев ковёр трав. Просачивающиеся под распустившуюся листву дожди легко можно было переждать в сухих и тёплых убежищах – немало их, обустроеннных стражами вдоль всего Западного пути, были мне хорошо известны. Нравилось всё: беседы у костра и охота, ночёвки и ночные дежурства. Нравилось смотреть, как супруг разделывает добычу, нравилось во время отдыха ощущать на себе его взгляд или просто присутствие рядом… И никогда ещё так сильно я не желала оказаться в безопасности охраняемых границ эльдар или в конце пути.
Мы без происшествий покинули Эрин Гален, свернули у Каррока к югу и беспрепятственно преодолели мост через Андуин, держа путь на Лотлориэн.
И лишь отъехав по долине Андуина на юг несколько десятков миль, я в полной мере поняла и прочувствовала, чем затронут лес…
Почерневшие, словно после лесного пожара, безжизненные и искривлённые деревья обступали кольцом безлесый холм, возвышающийся на левом берегу Великой Реки. Клочья белёсого тумана клубились в сплетениях чёрных ветвей, а когда игривый весенний ветерок всё же пробивался в помертвершую чащу и относил их в сторону, обнажались коконы и гроздья паутины, облепившие ветви и стволы, – непроходимые тенёта, ловчие сети ядовитых тварей, осаждавших и теснивших нас последнюю сотню лет.
Амон Ланк изменился: пустынные склоны были изрезаны не только старыми дождевыми промоинами, но и глубокими рукотворными оврагами, по которым стекали нечистоты от увенчавшей холм крепости.
За время пути я научилась безошибочно ощущать присутствие мужа рядом. И сейчас, едва он подошёл, не стала оборачиваться, продолжая разглядывать умирающий левый берег.
Он положил руку мне на плечо и тихо окликнул:
– Эль…
Я накрыла его руку ладонью.
– Не смотри туда, не надо, – продолжал он.
– Лишь сейчас в полной мере мне стало доступно понимание твоих рассказов о том, что происходит у Амон Ланк…
– Не стой на виду, – настаивал супруг, пытаясь отступить назад вместе со мной.
