Текст книги "Идеальный треугольник (СИ)"

Автор книги: Ктая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

А ловушки так и вовсе вызвали чувство ностальгии. Тсунаде такая Тсунаде…

Змей не знал, когда она придёт домой, и придёт ли вообще сегодня, поэтому зверски сублимировал тискательный инстинкт с её подушкой. А там и задремал, вымотанный непривычно долгой для этого тела пробежкой.

Тсунаде, вернувшаяся домой не то чтобы раньше обычного, но определенно менее уставшей – подаренная папка и впрямь оказалась волшебной, – чужое проникновение заметила сразу. Но уж никак не ожидала обнаружить Орочимару-подростка в обнимку со своей подушкой.

– Орочи, я знаю, что ты не спишь, – невольно улыбнулась она. – Какими судьбами? Почему без Джи?

– Я сплю, – недовольно ответил Змей, закапываясь под подушку, но не ответить на заданный вопрос мешала педантичность. – Соскучился вот. Джи по делам ушёл.

– Соскучился? – Тсунаде удивленно приподняла брови. – То есть ты пришёл из своего убежища, сколько там до него, просто потому, что… Соскучился?

– Ага, – послышалось глухое из-под подушки. Потом черноволосая чуть встрёпанная макушка всё-таки соизволила показаться. – Как дела? Обнимешь?

Со стороны Тсунаде донесся прерывистый вздох. Потом Орочимару как-то моментально вытащили наружу и прижали к груди – крепко, почти до хруста костей. Носик хокаге уткнулся в макушку, но скрыть взволнованное сопение это не помогло.

– Сама же прислала нам блондинистую бомбу замедленного действия, – проворчал Орочимару неловко, обнимая свою мягкую Тсунаде. – Вот он и научил…

– Это была не моя идея, – сдавленно отозвалась Тсу. – Я просто хотела обезопасить его от Акацки… Орочи… Я тоже скучала.

– Здорово, – улыбнулся он, чуть отстраняясь, чтобы посмотреть ей в глаза. – Здорово, когда скучаешь взаимно.

Тсунаде улыбнулась, нажала пальцем на кончик носа Змея:

– Спасибо за твою папку. Здорово помогает. Расскажешь, как у вас дела? Или тебя покормить сначала?

– Еда… – жёлтые глаза мечтательно загорелись. Змей слегка не рассчитал. Раньше он такие марш-броски делал на раз, не запыхавшись и не проголодавшись, а сейчас… Надо нарабатывать форму, и не только умственную. – То есть… Вообще, Коноха – неплохо организованная саморегулирующаяся система. Чтобы её сломать, нужно поставить очень много палок в разные колёса. Если эти палки убрать…

Тсунаде все же не удержалась, потискала его еще немного. Потом лёгким, молодым движением соскочила на пол:

– Идем, покормлю. Или ты на ручках? – она протянула помянутые ручки.

– На ручках! Я слишком кавайный, чтобы ходить по земле!

Сенджу рассмеялась:

– Тогда почему ещё вся Коноха не судачит о гордом катании верхом на змее, а?

– Слухи я не люблю больше, чем ходить, – проворчал Орочимару, прижимаясь. – Доверил бы Учихе работать змееносцем, но он тоже занят был.

– Плохо быть каге, да? – Тсунаде погладила его по голове. – А хорошим каге – еще хуже… Блинчики или суп?

– Занят вызыванием у меня зависти и приступов тоски, если что. Суп. А потом блинчики.

– В смысле – вызыванием у тебя зависти? – не поняла Тсунаде. – С шаринганом тренируется, что ли?

– Приступов зависти, которые привели меня сюда.

Сенджу помолчала, раскладывая еду по тарелкам. За долгие годы она научилась не требовать от собеседника ответов, если тот не хочет говорить прямо, хотя так и не поняла, к чему вся эта велеречивость. Но… Право слово, это же Орочимару. Скрытный Змей, который может иметь две, три, пять и больше слоев кожи, скрывающей нутро…

…и так доверчиво прижавшийся к ней сейчас.

Обнять, легонько поцеловать в щеку, придвинуть тарелку. И молчать, чтобы не спугнуть теплое щекотание в груди.

Орочимару ел быстро, но аккуратно, при любой возможности прижимаясь к самой знаменитой груди. Мягонько. Тепло. Уютно-о-о…

– Хорошо… – тихим выдохом сорвалось с губ.

– Оставайся, – Тсу прижалась щекой к его виску. – То есть… Я сейчас не про то, чтобы остаться в Конохе насовсем. Оставайся вот тут, – ладошка легла на грудь напротив сердца. – Оставайся… Живым.

– Это входит в мои планы, – улыбнулся хитрючий змей. – Постарайся, чтобы мне было где оставаться. Эх, Тсу… Такая сильная. Такая честная. Как же я скучал…

Сенджу обняла его крепче.

– Честная? – вздох сорвался с губ сам собой. – Оказывается, Орочи, я почти забыла, как это легко – быть честной. Хотя бы с собой.

– Честная, – кивнул Орочимару серьёзно, поглаживая её кончиками пальцев по лицу. – Там, где остальные легко скатываются в ложь и двуличность, ты останавливаешься и всегда смотришь правде в лицо. Конечно, ты пыталась однажды не смотреть… Но у тебя не получилось. И сейчас пытаются заставить не смотреть – тоже не получится. Дар это или проклятье?.. Зависит от того, применяешь ли ты это или стараешься бороться. Но меня всегда восхищала эта черта в тебе.

– Значит, восхищала? – Тсунаде не стала прикрывать глаза, напротив, поймала взгляд Змея. Усмехнулась. – Ты никогда не говорил об этом раньше.

– А зачем?

– Это воодушевляет, знаешь ли. Немногое вызывает у тебя восхищение.

– Чуть больше, чем принято считать. Но я был маленьким, слепым и очень-очень напуганным и не мог отвлекаться на то, чтобы говорить комплименты красивым девушкам.

– Ты? Был маленьким? – Тсунаде голосом выделила слово «был». – Почему ты так считаешь?

– Был. Очень суженное восприятие было. Я. Моя цель. И всё вокруг занавешивает моя паранойя. Теперь я вижу, что к цели ведут несколько путей и не обязательно вкладывать все силы лишь в один. Очень расширилось восприятие. Я был о-о-очень маленький.

– Тогда я очень рада, что ты повзрослел, – Тсунаде поцеловала его в кончик носа. – Осталось мне кое-что вспомнить, раз Джи справился со своей преградой самым первым.

– Вспомнить? – уточнил Орочимару, склоняя голову на бок. – Преградой?

Сенджу коротко кивнула.

– Именно преградой. Мы… Все трое… Что-то потеряли. Или не нашли. Ты и сам понял, когда говорил про паранойю. Не могу сказать, что именно было у Джи… Но он через это перешагнул. С твоей помощью. Ты – сейчас, с его. И, похоже, Наруто тоже поучаствовал. А мне… Нужно вспомнить, чему именно учил оджи-сан. Каким именно он был. Ты знаешь, что Нидайме часто ругался с братом из-за его эмоциональности?

– Не знал таких подробностей, – осторожно проговорил Змей. Что Тобирама Сенджу был единственным, кто мог прямо возражать Хашираме, он знал. Что это доходило чуть ли не до «врезать в лобешник» – слухи были. Но излишняя эмоциональность?..

– Хашираму-оджи-сана было легко расстроить – но так же легко и обрадовать, – светло улыбнулась Тсунаде. – Нидайме… Он считал, что каге должен быть более сдержанным. Что шиноби вообще не должен поддаваться эмоциям. Я не очень хорошо помню, но это… Забавно смотрелось, когда Шодай сначала впадал в депрессию от того, что отото на него рявкнул, а через несколько минут буквально вколачивал в землю взглядом того, кто высказывался за очередную резню. С ним легко было играть – он не расстраивался, когда проигрывал, и торжествовал в случае победы… Он был самым честным с собой человеком, которого я знала. И… Он учил этому. Показывал. Но он слишком рано умер, чтобы я поняла все до конца.

Орочимару сглотнул, подавив желание немедленно пойти и воскресить дедушку прекрасной Тсу. Но всё-таки для таких кульбитов надо сначала его у шинигами отобрать, а с этим тоже проблемы.

– Это очень хорошо, – серьёзно кивнул Змей. – Правителю важно быть честным и иметь незамутнённый взгляд на себя и на реальность. Лжеца легко обмануть. Манипуляторы падки на лесть… Будешь меня соблазнять?

– А ты уже дорос… Физически? – Сенджу очень лукаво улыбнулась.

– Ну, смотря как соблазнять будешь, – застенчиво сказал Орочимару, накручивая на палец прядку волос.

Тсунаде наклонилась вперед, почти касаясь губ Змея:

– Очень честно и напролом, Орочи…

– Весь трепещу!

– Трепещи, – согласилась куноичи, втягивая его в поцелуй.

====== Катон ======

Комментарий к Катон *Здесь имеется в виду прямое значение слова “Катон”, а именно – “Высвобождение огня”.

Сакура долго обкатывала свою теорию, прежде чем подойти к Саске и предложить тому поучаствовать в эксперименте. Вопреки здравому смыслу, она всё равно очень и очень робела, пока излагала свою теорию Учихе. А уж план эксперимента она вообще проговаривала машинально, не глядя на него.

– То есть ты хочешь, чтобы я освоил Катон, – уточнил Саске. – Но другой Катон?

Сакура застенчиво кивнула. Учиха хмыкнул:

– Почему бы и нет? Показывай свой план.

– В общем, обычное оранжевое пламя – это горение древесины, которое составляет около трёхсот градусов тепла, а реакция алюминия и фтора порождает пламя в пять тысяч градусов по Цельсию, – зачастила Харуно, доставая реагенты. – Будет здорово, если удастся использовать в техниках настолько горячее пламя.

– А расход чакры? – сосредоточенно нахмурился Саске. – На такое горячее пламя должно потребоваться много энергии. Или я не улавливаю чего-то?

– Я полагаю, – осторожно проговорила Сакура, – что расход чакры будет отличаться… Не так уж сильно. Ведь нужно не подогреть уже существующую вещь до нужной температуры, а придать неоформленной чакре более активную форму. Вот, смотри. Постарайся проникнуться его сутью, осознать, какое оно и чем отличается от обычного, жёлто-красного.

Сакура смешала ингредиенты и тут же отпрыгнула в сторону, чтобы её не забрызгало искрами. Белое злое пламя пошипело несколько секунд и погасло.

Саске поморгал, прогоняя мелькавшие перед глазами мушки. Оценить жар пламени было сложно, а вот яркость сразу же бросалась в глаза, причем почти буквально. Яркое, искристое, горящее неоднородно… Для активированного шарингана нечто подобное должно быть очень и очень неприятно. Но ощущения… Ощущения уже можно было уловить, хотя и не полностью. Оранжевое пламя было более… Уютным. Понятным, теплым и… Мягким. Белое пламя же было… Острее. Парадоксально – холоднее… Обжигающим, как самый лютый холод. И более нестабильным.

– Можешь повторить еще раз? – попросил Саске, активируя шаринган, но на всякий случай закрывая левый глаз.

– Угу, – кивнула Сакура, отмеряя ещё кусочки реагентов. Она и не надеялась, что Саске сможет сделать всё с первого раза. Не потому, что Учиха недостаточно умён, а потому, что задача смутная, надо ещё понять, что делать и куда смотреть.

Следующая партия алюминия загорелась ещё более злобно. По шарингану блики ударили и в самом деле очень сильно, так что Саске поспешил зажмурить его и открыть правый глаз без активированного додзюцу. В этот раз огонь держался дольше, позволяя получить больше информации для анализа. Огонь был более… Кусачим. Более… Жадным.

Ничего не говоря, чтобы не сбить зыбкое ощущение концентрации, Учиха уселся прямо на пол, скрещивая ноги и прикрывая глаза. Как именно он в первый раз освоил Катон, Саске уже и не помнил, но вот обретение стихии Молнии произошло гораздо позже. И кое-какие выводы Саске для себя сделал. Сейчас ему не нужно было снова осваивать некую суть стихии. Скорее, это было похоже на работу с формой. Если он способен создать черное Чидори под влиянием джуина, то почему бы не сделать белое пламя? Маленький белый огонек. Кусачий, агрессивный, злобно шипящий и плюющийся искрами… Рвущийся из-под контроля, непокорный… И, удерживая этот образ максимально четко, сложить печати на самую слабую из известных ему техник Катона.

Первая попытка закончилась пшиком в буквальном смысле – Саске подал слишком мало чакры. Учиха задумчиво посмотрел на руки и решил, что дальнейшие эксперименты лучше проводить в более защищенном помещении. Или хотя бы на полигоне. Потому как поджигать дрова маленьким огоньком с кончика пальца он не умел, а запускать в лаборатории большой огненный шар…

– Пошли на полигон, – Учиха поднялся на ноги.

Сакура решительно кивнула, но первым делом пошла почему-то не к выходу, а во внутренний склад лаборатории. Там, за чаем и печеньками – кажется, Харуно эту лабораторию втихую обживала, – было несколько чёрных балахонов с яркими фуин на них.

– Жаростойкие, – пояснила она, выбирая два костюма и добавляя ещё пару сплошных масок. – Попросила у Орочимару-сана. Выдерживают даже белое пламя, но, увы, только один-два раза. Возьму-ка ещё… Реагенты брать?

– Возьми на всякий случай, – кивнул Саске, забирая защиту. Тонкостей переноски таких активных веществ он не знал, поэтому предпочёл нести что-то более знакомое.

Предусмотрительность Сакуры была прямо мёдом на душу. Особенно после выходок Наруто, который сначала сделает, потом задаётся вопросом «Зачем?» и «Как после этого выжить?».

Балахон движений не стеснял, а вот маска обзор здорово ограничивала. Впрочем, учитывая предполагаемую яркость белого пламени, это было скорее плюсом. Снова сосредоточиться, вызвать нужный образ, сложить печати…

Первый десяток попыток толковых результатов не дал. Либо пламя выходило оранжевым, либо техника вообще срывалась. А ведь чакра не бесконечная, и хоть Саске и старался вкладываться по минимуму, растратился он изрядно. К тому же пока было непонятно, выйдет ли предполагаемое белое пламя более энергоемким, и если да, то насколько. Попытки увеличить накачку чакрой на результаты не влияли – либо шар получался больше, либо техника все так же срывалась. И это начинало раздражать.

После небольшого перерыва, предназначенного больше для собственного успокоения, чем для восстановления чакры, Саске решил слегка изменить подход. Пламя воспринимается более агрессивным, чем обычное? Попытки овладеть им злят?

Так, может, попробовать вложить эти эмоции в формируемую технику?

Полыхнуло так, что затрещали жаропрочные балахоны. Затрещали, но выдержали. Шар белого пламени получился несколько меньше размерами, чем обычный, при сравнимых затратах чакры, но успешно компенсировал это рассыпаемыми во все стороны искрами.

– Да! У тебя получилось! – воскликнул соседний балахон голосом Сакуры, радостно подпрыгивая. – Оно работает! Работает!

Как только шар погас, исчерпав свой заряд чакры, на Саске повисла радостная Харуно. Тот не стал отказывать себе в удовольствии, стянул маски и поцеловал увлечённую исследовательницу.

– Давай ещё раз! Я запишу параметры! – зелёные глаза маниакально горели. – Что-то мне кажется, что этот огонь меньше поддаётся контролю Инь. Но тогда можно будет использовать форму чакры!

– Похоже, место Инь-компоненты занимает эмоциональный контроль, – поделился Саске. – Без этого получается обычное пламя.

– Контролировать технику исключительно Ки… Хм… А если попробовать зажечь другие эмоции?

– Ки? Ты сейчас о чем? – озадачился Учиха. Да, он использовал злость, но на классическое Ки это мало было похоже.

– Ну, я же рассказывала! Эмоциональный компонент чакры! Мы его назвали Ки, потому что это его классическое проявление.

– Ты не уточняла, что он используется в контроле дзюцу. Каким образом?

– Он задаёт характер чакры, не её форму, но суть! – Сакура несколько раз нелепо взмахнула руками, пытаясь передать жестами. – Что огонь горячий и весь такой огонь, а не холодный и мокрый, как вода.

– Хм… – Саске потер подбородок. – То есть «скорбное чидори» отличается от обычного именно Ки? Интересно…

– Да, – вздохнула куноичи. – Я пока не до конца разобралась, что к чему… К тому же вариантов Ки может оказаться бесконечное множество… Но на практике оно работает! Да!

– Ты умница, – Учиха тронул губы Сакуры легким поцелуем. – Значит, говоришь, попробовать другие эмоции?

– Да, – кивнула она, а затем спохватилась. – Только давай защиту сменим!

– Думаешь, не выдержит? Ну, тебе виднее…

Переодевая балахон, Саске задумался, какую же эмоцию попробовать «зажечь» следующей. И обязательно ли работать только с огнем, или же для молнии принцип будет таким же? Проще всего было взять радость – и собственная была, от того, что наконец-то получилось, и Сакура так заразительно пылала энтузиазмом…

– Катон: Гокакью-но-дзюцу!

Пламя выплеснулось даже не шаром, а упругой кляксой переливчато-перламутрового цвета, расплескалось по камню мишеней радужной пленкой и схлопнулось спустя несколько секунд.

– Мда… Кажется, нужно идти к сенсею, просить мышей.

– Если найдём его, – вздохнула Сакура. – Он что-то со вчерашнего дня не появляется.

– Не найдем Орочимару-сенсея, выгоним Гурен на охоту. Или сами сходим, Наруто как раз развеется.

– На охоту за мышами? – уточнила Сакура.

– За кем-нибудь покрупнее, – улыбнулся Учиха. – Хотя бы и кроликами. Но Гурен можно и за мышами.

Сакура скорбно посмотрела на закрытый планшетник. Её натура прилежной девочки требовала всё записать, оценить и померить, прежде чем приступать к дальнейшим испытаниям. Но всё же так идёт… Ведь можно один раз отложить на потом? Можно?

Куноичи решительно кивнула.

К концу обыска базы Орочимару соизволил вернуться. Выглядел он таким довольным, что смотрелось даже неприлично. И это здесь, где эталон счастливости задавал влюблённый Наруто!

– Мыши? А, да, конечно, есть… – рассеяно проговорил Змей, приложив ладонь к стене. Сформированное фуин открыло пространственный портал. – Ловите сколько надо. Только аккуратнее, там ужи для контроля рождаемости.

– Орочимару-сан… у вас запечатана целая экосистема? – ахнула Харуно.

– Да ничего особенного. Это даже не запечатывание, а кое-что другое… Доступа к чему без джуина не дам.

Сакура закатила глаза:

– Орочимару-сан, ну это слишком детская провокация.

На самом деле куноичи было ужасно любопытно, но жажду познания здорово перебивало успехом в эмоционально-стихийном исследовании. А в качестве маленькой мести она не стала вот прямо сейчас говорить об этом Змею.

Саске проблему отлова мышей решил просто – призвал пару своих мелких, но умных змеек и запустил на отлов, разрешив в процессе наедаться до отвала. Через пятнадцать минут у его ног набралось с десяток аккуратно парализованных мышей и один уж.

– А ужа-то за что? – надулся Орочимару, складывая ручки на груди.

– Пытался отобрать мышей, – сообщила одна из змеек, подлезая под руку Саске за заслуженной похвалой.

– Верните обратно, он там для экосистемы нужен.

Орочимару проследил, как Саске небрежно закинул ужа обратно в портал. Посмотрел на то, как к нему ластится его призывная змейка… И целую секунду раздумывал над тем, чтобы поубивать их всех нафиг или, как минимум, запереть в том измерении, где только полянка радиусом в четыре метра, травка, мыши, ужи и искусственное освещение.

Но… Вряд ли они даже так поймут, за что им такая немилость.

Змей закрыл портал и молча двинулся вглубь базы. Натренированный мозг упорно подсовывал факты, подтверждающие возникнувшую в голове теорию, с безжалостностью настоящего учёного препарируя свою жизнь и последние события. Глупо было надеяться, что удастся преодолеть естественные различия, просто приложив немного желания и терпения.

Он устал. Он смертельно устал тащить всё на своём горбу. Да, он понимал, что не все люди такие умные, как он. Что некоторые люди по-другому умные, что надо просить, говорить, уговаривать, показывать… Учить. Но окружающие почему-то не спешили учиться и становиться равноценными партнёрами. Хоть в чём-то. Продолжали ожидать повеления Орочимару.

Он пришёл, а его даже никто не попытался обнять. И ни разу. Никто. Не обнял его по собственной инициативе. Можно подумать, это только ему надо и никто не плющится втихую, его тиская. Ладно в первый раз – суровый змей, сложно поверить, что его можно тискать. Но в двадцатый?

В таком случае проще использовать прежнюю схему. Вот есть он. И есть его инструменты. Не ждать, что эти инструменты до чего-то там додумаются или проявят толковую инициативу. Нет, только прямое управление, никаких надежд.

А может, он просто преувеличивает? Раздувает из мухи слона… Он сейчас вроде как подросток, а им свойственен максимализм. До такой степени, что хочется всех поубивать, чтобы страдать от одиночества с полным правом, а не так… Когда вроде как всё хорошо.

Ради эксперимента Орочимару решил подождать. Сидел на кухне во время обеда. Дождался Джи. И ни разу не попросился на ручки. А никто и не предложил… Даже Джирайя посмотрел настороженно и не стал его трогать, ошиваясь рядом, как бездомный пёс.

Неужели он всех настолько пугает?..

Орочимару сам удивлялся, как ему удалось удержаться от активации экстренной консервации базы. Это когда стены, связанные различными фуин, идут друг к другу и сплющивают, перемалывают всё своё содержимое в однородную кашицу, а потом ещё и нагреваются, спекая в симпатичный уголёк, в котором совершенно непонятно, где стол, а где – чья-то рука. Наверное, удержаться помогали неравномерно растущие конечности, хотелось списать всю истеричность на подростковое состояние.

Страдать Змей предпочитал с обеспечением максимального комфорта – то есть забравшись под кровать с кульком конфет. Карамельки при разгрызании издавали звук, очень похожий на сухой треск ломающейся кости, и можно было представлять, что это «хрусть, хрясть, хрумк» происходит в процессе мести всем, не захотевшим его обнимать и няшить. Но долго идиллия не продлилась.

Джирайя за время своего отсутствия успел ужасно соскучиться по Орочи, но во время обеда не решился захапать Змея вовсе не из-за присутствия учеников. Просто Орочимару, похоже, нашел с кем разбавить одиночество. Очень характерный синяк на шее, подживающие царапины, почти скрытые одеждой, но все-таки заметные…

– Орочи?

В комнате на первый взгляд никого не было. Но не мог же Змей сквозь стены просочиться. Точнее, мог, но зачем бы? Джи наклонился, заглядывая под кровать, с некоторым удивлением действительно обнаружил там надувшегося Орочимару.

– Что-то случилось? Тебя кто-то обидел?

– Да. Обидели, – подтвердил Змей, нахохлившись. – Все.

Джирайя улегся на пол, чтобы удобнее было вести диалог – попытайся втиснуться он под кровать, в лучшем случае получился бы очень стиснутый бутерброд.

– Особенно тот, кто тебя так разукрасил? – открытый прямой взгляд, отсутствие истеричных ноток в голосе… Залегшая в углах рта горькая складка. – Или это ты за утешением ходил?

– М-м-м? – Орочи не сразу понял, о чём идёт речь. – А-а-а, да нет. Это я к Тсу бегал. Потому что соскучился. Стал бы я у непроверенных личностей утешения просить. А обидели позже. И раньше.

Джирайя немного помолчал. Он был, конечно, отходчивым, но все же не настолько, чтобы прямо сразу от обиды и ревности перейти к анализу того, когда и чем мог обидеть Змея. Еще и досада примешивалась, что кое-кто довзрослел, а ему ничего не сказал.

– Значит, из-под кровати сам не вылезешь?

– А надо вылезать? – Орочимару помрачнел и хрустнул конфеткой.

Жабий санин кивнул сам себе, резко выбросил вперед руку, цапнул Змея и, как пробку, выдернул наружу. Для обеспечения скорости рывка пришлось самому садиться, так что Орочи влетел как раз на колени… Где его принялись злостно щекотать.

– Давай, признавайся, где именно все неправы и за что меня собрались убивать.

Ответить Змей не смог, так как увлечённо щекотался, прижимался и вообще цвёл улыбкой.

– Какой убить? Не было ничего убить… – пробормотал он чуть позже невнятно.

– А то я тебя не знаю, – хмыкнул Джирайя, потершись щекой о темноволосую макушку. – Если ты начинаешь так злобно хрустеть, значит, точно представляешь, как перегрызаешь кому-то шею. Я соскучился…

– Я тоже, – тихо признался Змей, прижимаясь крепко-крепко. – Очень. А обиделся я на то, что я вот пришёл, а меня никто даже ни разу не погладил по собственной инициативе. И вообще… Будто заставляю всех со мной носиться.

Джи прерывисто выдохнул. Потом вдохнул глубоко-глубоко, снова выдохнул.

– Орочи… А ты не думал, что тебе просто боятся надоедать? Потому что желание трогать и тискать слишком сильное. А если обнимать постоянно, это рано или поздно начинает раздражать.

– Думал, – Змей опять надулся. – Без прямой команды меня, значит, погладить нельзя… И что я неделями не слезал с ручек, подсказкой не является. Да понимаю, ерунда, да, и у тебя прав злиться гораздо больше… Но когда Саске свою призывную змею погладил, а ко мне никто даже не дёрнулся – ваще обидно стало. И я начал вспоминать, когда это мне что доставалось не по моей инициативе.

Джирайя покачал головой:

– Сравнил дар ками с онигири… Хотя в тараканах Учих ты должен лучше разбираться. Но призывное животное, особенно мелкое – создание зависимое. И ласка тут скорее элемент дрессировки.

– Вот именно! – Орочимару снова надулся, обнимая себя руками за плечи. – Дрессированной змейке и то больше достаётся. Понимаю, ерунда всё… Но я думал почему-то, что у меня появились друзья. Ан вон оно как. Обидно.

– Друзья? – улыбка жабьего санина вышла светлой и немного грустной. – Скажи, Орочи, как ты считаешь – если что-то случится, молодежь бросится тебя спасать?

Орочимару задумался.

– Наруто – да, он всех спасает. Сакура… Ну… За компанию, возможно. Саске – понятия не имею, тараканы Учих непредсказуемые. Гурен и Юкимару – обязательно, но у них нифига не выйдет, так как они бестолковики.

Джирайя усмехнулся:

– Спорим, Учиха вообще первым будет, причем с аргументацией «это мой сенсей, и только я имею право делать ему гадости»?

– Ну, если с такой аргументацией, то да, – помрачнел Орчимару. С ростом тела росла и паранойя. Ясно представилось, как Саске, его, конечно, спасает… И так «Нечего сенсею в плену прохлаждаться, вон у него сколько наработок, пусть силу мне ищет».

Сейчас Орочимару понимал, насколько беспечным он был, так походя доверяя дела Учихе.

– Неважно, – отмахнулся Змей. – Смотри, как я подрос! Представляешь, Тсунаде умеет недурно соблазнять невинных подростков, прям интересно, откуда такие умения.

Джирайя усмехнулся:

– А может быть, дело в совершенно конкретном подростке, а, Орочи?

Поскольку они сидели в обнимку, Джи и делать ничего не пришлось – только немного наклониться, чтобы коснуться губ долгим и нежным поцелуем. И дыхание у него во время этого поцелуя сбилось неподдельно.

– О-ро-чи…

– Да-а-а? – Змей облизнулся. – Я уже достаточно взрослый по твоим меркам?

На практике он был точно того же возраста, как при первом же скачке, когда Джирайя заявил, что Орочимару в таком виде только защищать хочется, но никак не желать. Но он надеялся, что на контрасте, да после участия Тсу Джи этого не вспомнит.

Джи улыбнулся:

– Сейчас – да. Потому что ты сам хочешь, – ладонь скользнула под рубашку, как-то очень уж легко расправившись с поясом-канатом, – а не паникуешь на тему, что все пропало, и вообще, как можно такому ужасному тебе быть таким милым.

Рубашка поползла с плеч, а вслед за ней поползли и губы. Ласково – подбородок, чуть задумчиво – шея, жгуче, оставляя след – плечо. Змей уже и забыл, какие умелые у Джирайи руки.

Беспокойный мозг гения зацепился за слово «умелый». Если умелый, сразу возникает вопрос, у кого учился и на ком отрабатывал умения. И сразу – желание перебить все тренажёры. Задача выходила грандиозная и бесполезная, но хотелось же!

Отбросив отвлекающие мысли, Орочимару сосредоточился на ощущениях, обнимая Джи ногами.

– Да-да-да… – прошептал Змей в восторге. – Ещё… Как же я тебя хочу…

Снова включился мозг и подкинул ему теорию, что при прошлом своём взрослении он себе это дело просто загубил. Точно так же, как чувствовал себя некомфортно от обычных прикосновений, так как в детстве не получил их достаточно, так же и с сексом. Не научился вовремя, не заинтересовался, а последующие попытки шли, мягко говоря, со скрипом. А сейчас от каждого касания по телу разбегались мурашки – какие прямо буквально, а какие фигурально, щекоча внутренности искорками удовольствия. Джирайя тяжело дышал, уговаривая себя быть благоразумным и не набрасываться на извивающегося в руках Орочи, как голодающий, но, ксо, как тут сохранишь здравый рассудок? Когда Змей весь такой жаркий, жадный, отзывчивый, вскрикивающий и совершенно не стесняющийся стонов? Когда от этих вскриков и стонов у самого дыхание перехватывает, а в животе словно стягивается тугой узел? Раздеть его полностью, пробежаться пальцами по «точкам удовольствия» – у каждого человека их расположение немного отличается, но уж Орочи-то Джирайя успел изучить. Поймать губами захлёбывающийся стон. Сжать в ладонях ягодицы, коротко рыкнуть, ощущая, как Змей буквально пришпоривает, не просто настаивая – требуя продолжения. Благоразумие резко изменило своё мнение, когда поймало обещающий взгляд жёлтых глаз. Обещание это было не неземных наслаждений, а адских мук, если кто-то вдруг всерьёз подумает медлить…

Такой большой Джи. Уверенный, горячий, сильный. Полностью его. Как можно удержаться и не прикусить плечо, слизывая солоноватый пот?.. Не извиваться, отзываясь на каждое прикосновение, не стонать хрипло от захлёстывающих волн удовольствия… Разве что до тумбочки дотянуться не помешало бы. О растягивании с его природной гибкостью и лёгким мазохизмом беспокоиться не приходилось, однако хотелось бы, чтобы всё прошло гладко… Впрочем, Джирайя только глянул шало и соскользнул вниз, облизывая по дороге все, что под язык подвернулось. Особенно старательно – член. А потом скользнул ещё ниже, оглаживая мошонку, дразня яйца быстрыми прикосновениями кончика языка и старательно вылизывая между ягодицами.

– Джи-и-и… – вышло протяжно, сладко.

Маленькие ножки оглаживали спину, руки скребли по простыне. Жарко, влажно… Полностью открытый и жаждущий. Нетерпеливый. Знакомая баночка всё-таки влезла под руку Джирайе – слюна не самая лучшая смазка, – а Змей с чистой совестью отключил мозг.

Джи все-таки оторвался от вылизывания такого восхитительного Орочи, прикусил выступающую косточку на бедре. Скользнул окунутыми в смазку пальцами внутрь, огладил. Польщенно прикрыл глаза на нетерпеливое шипение. И наконец-то толкнулся внутрь. Широкая ладонь вполне могла удерживать оба запястья Орочимару над головой, грудью жабий санин прижался к бледной груди – Орочи, кажется, нравилось чувствовать его вес. И его нетерпеливость.

– Маленький… Соблазнительный… Развратник… – сообщил Джирайя в такт толчкам.

– Да-а-а-а, – протянул Змей сладко. – Как мне повезло с большим… Умелым… Извращенце-е-ем… Да-а-а, вот так! М-м-м-м!

Возраст всё же сказывался, и надолго Орочимару не хватило. Кончил он быстро и неожиданно для самого себя, но, как только удовольствие схлынуло, приподнял голову и хищно облизнулся.

– А ты не расслабляйся, восстанавливаюсь я тоже быстро.

– Напугал, кои, – усмехнулся Джирайя.

И чуть качнул бедрами, намекая, что у него-то с выдержкой получше будет.

– Надо же оправдывать звание самого большого извращенца Страны Огня, – добавил он на ухо Змею, обласкивая мочку кончиком языка.

– Дока-а-азывай. Я люблю… Доказа-а-ательства.

Джи усмехнулся. Доказывать он собирался до-олго-о-о.

====== Этапы взросления ======

Эксперименты с воздействием Ки-Катона на мышей не заладились. Точнее, получить разные виды пламени у Саске получилось. Причем отличались они по характеристикам так, что впору было счесть их какой-то особенной стихией. Учиха даже заподозрил, что если не все, то большинство вторичных стихий являются вовсе не смешением двух первичных, а вот такими же Ки-вариациями. Но вот с воздействием и устойчивостью результата пока что всё было сложно. Сакура только и успевала покрывать все новые листы иероглифами, а закономерностей, подходящих для хоть каких-нибудь выводов, все не возникало.