Текст книги "Рысюхин, вы семнадцать офицеров себе нашли? (СИ)"

Автор книги: Котус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Жил некогда в одном местечке некий пан, пусть будет – пан Болек…

То, что вроде как дела начинают улучшаться, показал новый заказ от скандинавского партнёра. Распробовали его клиенты и «Рысюху Златоглазую», как более дешёвый аналог виски, и джин, и настойки. Так что придётся отправлять колонну уже из трёх автомобилей: два трёхосных грузовика и один двухосный. Подумав и оценив ожидаемый объём выручки, решили выделить в качестве сопровождения и охраны один РДА в полном обвесе. Правда, до отправки каравана ещё недели три, если у Государя не будет никаких сюрпризов для меня, то успею и вернуться, и проконтролировать отправку. А ведь тоже с одного пикапа начиналось, пусть и выручка с него тогда ошеломляла. Так скоро, глядишь, поезда туда отправлять начну со своей продукцией.

Доехали мы с Ульяной нормально. Секретарь не подвёл, билеты купил правильно, оговорив, что нужно одно купе, но, чтобы пропустить такой момент, нужно быть совсем уж безмозглым. Вагон оказался «среднего первого класса», на три купе, но мы с соседями по вагону даже знакомиться не стали. Узнал случайно, что в первом едет какой-то генерал из Варшавы с денщиком. Причём генерал купе занимал один, а денщик к нему бегал из другого вагона – собственно, его беготня туда-сюда по коридору и привлекла моё внимание. Кто ехал в третьем купе вообще не знаю: ни мы, ни они по вагону не слонялись, потому и не встретились. И в Царском селе из нашего вагона никто, кроме нас с женой не выходил.

Я, помнится, пару лет назад иронизировал, что скоро поездки ко Двору станут настолько привычными, что будут удостаиваться пары строк в дневнике, вида «Опять ездил к Государю. Всё как обычно». Так вот, шутка перестаёт быть смешной, во всяком случае, сама поездка уже переходит в этот самый разряд: сели, поехали, приехали. Без приключений – а какие они могут быть в первом-то классе, кроме самого путешествия, что давно уже превратилось в задержку между событиями? Вот то-то и оно…

Так же привычно доехали до дворца, отметились у дежурного от Канцелярии и отправились заселяться в свои комнаты. Вот, тоже: кто бы сказал мне, выпускнику нашей провинциальной гимназии, что у меня будут свои апартаменты и в Зимнем, и в Летнем Императорских дворцах? На смех бы подняли, и я хохотал бы громче всех: где я – и где дворцы, ничего же общего! А вот поди ж ты. Что же ещё жизнь подкинет, в ближайших лет хотя бы пять? Даже гадать не буду, как оказалось, слишком бедная у меня для этого фантазия.

Приехал я за два дня до бала, однако за это время один раз встретился с Семёном Аркадьевичем, которому передал отчёт о ходе дел в формировании батареи. Перед началом бала он же передал мне, что Государь удовлетворён отчётом и я могу праздновать, ни на что не отвлекаясь. Ну, и отлично!

Время до начала конкурсной, так сказать, программы всё ушло на встречи со знакомыми, беседы с ними и переходи от одной компании к другой. Ну, и на отслеживание разного рода знаков и намёков, как же без этого. То есть – смесь напряжённой работы и непринуждённых бесед ни о чём. Задействовать два потока внимания и не допустить того, чтобы они смешались хоть в чём-то. Благо, Ульяна как-то лихо поймала волну и помогала отрабатывать большую часть светских бесед. Может, в этом помогло то, что одной из первых подошла заноза Семгина́со своим заходом насчёт рыб, а моя супруга очень ловко включилась с точки зрения семейного дела родителей, как потомственный рыбовод, с преимуществами «культурной», домашней сёмги по сравнению с дикой, переведя разговор из области рискованных шуточек и намёков в кулинарную плоскость. Мне кажется, наследницы старых родов сами не заметили, как начали обсуждать рецепты приготовления лососёвых рыб и делиться мелкими секретами. Во всяком случае, когда спохватились, что разговор пошёл куда-то не туда, выглядели искренен удивлёнными, а на мою жену стали смотреть с несколько даже опасливым уважением. Ну, и я, улучив момент, шепнул на ушко жене пару комплиментов на тему «ты их сделала» и «знай наших». Ну, а дальше она уже действовала поймав кураж и убедившись в своих силах.

На вопрос о том, будем ли участвовать в конкурсе отвечали уклончиво, поскольку и сами не знали, прошла наша песня отбор или нет. Оказалось, что – нет. И Ульяна на это парадоксальным образом обиделась. Почему парадоксальным? Так лейтмотивом её переживаний было: «только бы не отобрали, не хочу позориться, песня совсем не бальная». И вот, когда страхи не сбылись – обида. Где, я вас спрашиваю, логика? Ау-у! Тихо в лесу…

Глава 16

Нет, всё же Императорский бал – это Императорский бал. Да, а кошка – это кошка. Да, только сейчас заметил. А всё просто: бал, когда ты воспринимаешь его лишь как прикрытие для настоящей причины приезда и постоянно ждёшь вызова в кабинет, а голова занята работой, и тот же бал, когда отчёт сдал и ничем подобным не загружен – это два совсем разных бала, оказывается. И даже практикум по «чтению между ненаписанных строк», как поэтично обозвал дед считывание невербальных сигналов и знаков, не слишком портит впечатление. Говорят, некоторые от этого даже отдельное удовольствие получают. Только непонятная обида Ульяны не понятно на что в конце вечера немного подпортила впечатление, но именно что немного – дело было под утро, в кои-то веки отбыли всю программу, и сил на нормальную обиду у жены уже не было.

Хоть вызова в кабинет к Государю и не случилось, но с членами Императорской семьи встретиться всё же довелось. Выглядело всё как случайная встреча в дворцовой оранжерее, куда мы с Ульяной вышли после позднего завтрака, но в случайность не очень верилось. Хотя бы потому, что прогулку именно там ненавязчиво, но настойчиво рекомендовал старший над слугами, подававшими завтрак. И вот после этого случайно встречаемся в этой самой оранжерее с самой младшей из Великих княгинь со свитой, при этом так же случайно в этот момент в здании не оказывается больше никого. Даже почувствовал себя той самой «кошкой», о тренировке на которых постоянно твердит дед, и на которой в данный момент тренируют Анну Петровну. Эдакое безопасное учебное пособие. С другой стороны – почему бы и нет? Опять же, своего рода знак доверия. Главное, чтобы в процессе обучения она меня загрызть не попыталась. Вот, отработала урок «как организовать неформальную встречу».

– Здравствуйте, Юрий Викентьевич! Ульяна Харитоновна!

– Здравствуйте, Ваше Высочество.

– Можно без титула. Вам тоже нравится здесь гулять? Я вот часто бываю тут перед обедом, во всяком случае – по выходным, когда занятий поменьше.

Урок, видимо, продолжается. Что ж, подыграю.

– Да, мне давно советовали посетить здешний розарий, но, к сожалению, я последовал этому совету только сейчас. Однако, вижу, что здесь стоит бывать почаще: и полюбоваться красотой, и аппетит нагулять.

Анна Петровна мельком взглянула на одну из сопровождающих дам, которая едва заметно кивнула в ответ. Похоже, зачёт сдан. А вот Ульяна, кажется, приняла всё случившееся за настоящую случайность, и даже немного растерялась. Надо её вовлекать в разговор.

– Анна Петровна, может, вы знаете – наша новая песня, которую присылали для конкурса, она совсем не понравилась организаторам?

– Мне – очень понравилась! Она такая необычная, вот вообще ничего похожего никогда не слышала! Но вз… старшие решили, что она слишком необычная, и не вписывается в музыкальный ряд, так что её не получается никуда поставить, чтобы не было диссонанса с соседними композициями. И вообще, вся какая-то «неправильная». А я несколько раз слушала! Только Елизавета Андреевна сказала, что «для воспитанной девушки, тем более – молодой титулованной особы, неприлично вести себя так, как героиня песни».

Цитату младшая дочь Императора произнесла не своим голосом, явно кому-то подражая.

– Елизавета Андреевна – это мамина статс-дама, и моя наставница по этикету.

– Но, простите, что же там неприличного, Анна Петровна⁈

– Наставница говорит, что «не пристало так демонстративно показывать своё отношение к кому бы то ни было и тем более – с целью навязываться к кому-либо». Мол, надлежит действовать тоньше и изящнее, чтобы никто не мог обидеться на недостаточное уделённое ему внимание.

Мы с Ульяной оба облегчённо выдохнули: речь, оказывается, о дворцовом этикете, а не о правилах приличия в целом. Тем временем Анна Петровна продолжила:

– А Машина фрейлина сказала, что «главное – не пропустить поклёвку». Только непонятно, при чём тут рыбалка⁈

Маша в данном случае, надо полагать, третья по старшинству «снизу-вверх» дочка нашего Императора, Великая княгиня Мария Петровна.

– Видимо, она имела в виду, что нужно не забыть, зачем всё было придумано, увлёкшись своей игрой в безразличие, – Ульяна отвечала немного замедленно, словно подбирала каждое слово.

«Словно – слово», опять какой-то дешёвый каламбур получился. Да и не «словно», а на самом деле подбирала, и я её прекрасно понимаю, правильно делала. Я при первой встрече с Государем вообще боги знают, что нёс, хотя, казалось бы, так себя контролировал…

– А ещё, что если перестараться с загадочностью и недоступностью, передержать паузу, то «рыбка» может «уплыть» к другой, – это уже я дополнил.

– Ладно, всё равно мама говорит, что мне ещё рано этим интересоваться. Хотя бабушка в моём возрасте уже замуж вышла! Жаль пластинка совсем стёрлась, почти ничего не слышно…

Ага, а вот и личный интерес подоспел. Но переходы, конечно, на редкость «плавные».

– У нас дома должно найтись пару копий, мы с удовольствием вышлем их вам, Анна Петровна. Если только ваша наставница не будет против…

– Нет, против песни она не возражает, ей только поведение героини не нравится. Ульяна Харитоновна, а ещё что-нибудь новое у вас есть?

– Почти. Мы с Мурк… С Марией Васильевной заканчиваем работу над новой песней. Юрий Викентьевич подсказал идею и сочинил припев, мы делаем остальное. Мелодию уже придумали, долго провозились с текстом.

– А о чём песня? И когда её можно будет услышать?

Ульяна посмотрела на меня в поисках помощи.

– Песня немного грустная, о неразделённой любви. Я надеюсь, что к концу месяца пробный вариант будет готов, а к весне я хочу выпустить маленькую пластинку, всего на две песни: «Я играла» и новая «Снег идёт». Под общим названием «Девичьи секреты». Если контора звукозаписи не заинтересуется – то отпечатаем тираж за свой счёт. Он в таком случае будет небольшим, но для вас, Анна Петровна, десяток пластинок мы точно найдём.

– Ах, до весны ещё так далеко…

– Если бы песню допустили до конкурса – ждать пришлось бы целый год, так что во всём можно найти что-то хорошее. Ничего не могу обещать заранее, но если пробная запись получится достойного качества, то я, пожалуй, наберусь наглости и вышлю вам пару копий.

– Буду ждать…

Ещё минут пять ушло на светскую беседу, то есть, на разговор «обо всём и ни о чём», после чего та же дама, что одобрительно кивала Великой княгине вначале беседы, что-то шепнула одной из девушек свиты и вскоре вся компания, попрощавшись, покинула оранжерею. Хм, а вот знак, который руководитель практики подала своей подопечной я пропустил. С другой стороны, я смотрел в основном на Анну Петровну, как того требует этикет, а знаком могла быть одна из бесконечных манипуляций веером, например. А буквально через минуту после ухода Великой княгини в оранжерее начали появляться другие гуляющие, косящиеся на нас с любопытством. Да уж, я зачёт по конспирации провалил бы – если бы собирался его сдавать, конечно. Тогда следовало или незаметно уйти сразу после Анны Петровны или хотя бы отойти к одной из дверей и сделать вид, что тоже только-только вошёл.

Погуляв ещё немного, чтобы хоть как-то для порядка залегендировать своё здесь нахождение, вернулись в свой номер, проконтролировать укладку вещей. После лёгкого обеда, завтрак был хоть и поздний, но тоже не слишком сытный, да и ехать в дорогу голодными – плохая идея, выдвинулись на вокзал. Как раз оставалось время, чтобы добраться не спеша и погулять немного по перрону, любуясь отделкой одной из самых значимых станций в Империи. Уже в купе уточнил у Ульяны:

– Ты же понимаешь, что все эти «если» в разговоре с Её Высочеством – «может, найдём», «если получится» и прочее, это не более чем форма вежливости при получении распоряжения? Причём вежливости со стороны Анны Петровны, которая позволила нам эти оговорки?

– Не дура же я у тебя! Да, что встреча не случайная сообразила не сразу, только когда поняла, что лакеи двери для публики заранее закрыли, а нас пропустили. Но что пожелания Великой княгини, пусть и всего лишь пятнадцатилетней, надо выполнять ничуть не менее расторопно, чем приказы мне объяснять не надо.

– Я бы уточнил, что особенно пятнадцатилетней, – и, уловив вопрос в глазах жены, пояснил: – Подростковый возраст, перепады настроения…

– И то правда.

Вагон на сей раз достался из числа тех, что «тоже вроде первый класс», как и при предыдущем моём возвращении домой: с крохотной гостиной, двумя спальными пеналами и душем в конце вагона. И вот, когда Ульяна минут за сорок до Пскова ушла принять душ перед сном, случилось то самое «приключение», возможность которых я отрицал пару-тройку дней назад.

Минут через пять-шесть после ухода Ульяны дверь в купе открылась. Я ещё успел удивиться: для возвращения жены после душа – слишком рано, как и для проводника с чаем, если Ульяна что-то забыла – поздновато. А потом увидел в дверях какого-то хмыря, одетого вроде бы прилично, но как-то неопрятно, как мне показалось. Но опрятность незваного гостя волновала меня меньше всего, и всяко меньше, чем револьвер в его руке. Пороховой револьвер, поскольку отклика от макров я не чувствовал! Вторженец начал что-то говорить, размахивая оружием, но я даже не понял, что именно. Просто потому, что испугался, очень сильно: за Ульяну. Если бандит не один, то кто-то сейчас может вломиться к моей жене, и, если она растеряется от того, что её застали врасплох, да ещё в такой ситуации… Причём не важно, грабители это, сектанты или какие-нибудь революционеры, их принадлежность ничего не меняет!

Не знаю, что сказалось больше: мои вечерние тренировки или страх за жену, но «Веер клинков» сорвался с моей руки раньше, чем вооружённый незнакомец успел договорить свою фразу. Ствол револьвера в этот момент был направлен куда-то в левый от меня верхний угол купе. У незнакомца даже был защитный амулет: первые два клинка из псевдометалла развеялись вблизи тела противника, но пять оставшихся пронзили туловище, отбросили в коридор и пришпилили к стенке между окнами. Покойник успел рефлекторно нажать на спуск, в коридоре грохнуло и завоняло, пуля же унеслась, судя по положению оружия, куда-то на встречу со шпалами сквозь пол вагона в отдалении от моего купе.

Сам я выскочил из двери едва ли на секунду позже выстрела. Первый взгляд налево, в сторону душа – никого. Направо – убегает кто-то. Заклинание «Призрачных оков» на ноги превратило бег в полёт, но ненадолго, до встречи носа с полом. Догнать, завернуть руки за спину, ещё одни «Призрачные оковы» на них – даже если он слабый одарённый, полчаса продержатся, а там зайдём, чем заменить. И это всё, что ли⁈ Так, где там проводник, надеюсь, он жив?

Оказалось, что проводника, возившегося с кипятильником, огрели по голове и забросили в служебное купе, где и заперли. Надо не забыть замок починить, а то с корнем вывернул. Первое купе было пустым, а во втором сидел я, так что грабёж закончился, не успев толком начаться. Проводник пребывал в изумлении – на его памяти такое случилось впервые. Тут я вспомнил про то, что скоро из душа выйдет Уля, а у меня в коридоре такое безобразие! Инсталляция, с позволения сказать. За неимением льда приложили к затылку проводника сотворённый мной холодный воротник из псевдометалла, который правильнее было бы именовать латным горжетом, а потом вместе занялись уборкой, причём большую часть физической работы я взял на себя, а то ещё упадёт наш контуженный, поранится. Но и напарник мой не бездействовал, успокаивая выглянувших на звук выстрела пассажиров. Правда, вид висящего на стене трупа изрядно сбивал их с мысли, что да то да. Некоторых – до потери дара речи.

Живого и уже пришедшего в себя бандита привязали к креслу в пустом купе. Туда же, ему под ноги, как материал для размышления о будущем, бросили и труп подельника, только ковёр предварительно скатали, бросив вместо него и так испорченный кусок ковровой дорожки из коридора. Когда я развеял клинки, что и без того должны были исчезнуть с минуты на минуту, проводник, глядя на отметины на стене, сокрушённо вздохнул:

– Эк оно неаккуратно-то получилось…

Я понимал, что это он не в упрёк мне, просто досада вырвалась на фоне переживаний, потому и окорачивать не стал. Заметил только:

– Хорошо ещё, что он не к жене моей в душ вломился. Она у меня маг огня, прожгла бы насквозь вместе со стенкой вагона, а полиции для опознания только ноги бы остались. От колена и ниже.

Проводник только сглотнул гулко, видимо, представил себе картину с сопутствующими ароматами, и ушёл к себе, делать доклад начальству по проводному переговорному устройству.

Стоянка в Пскове ожидаемо затянулась, но если кто и был в претензии, то никому её не высказывал, а вообще, судя по тёмным и занавешенным окнам купе, подавляющее большинство пассажиров уже спало. Полицейский чин, возглавлявший прибывшую в вагон команду, был вежлив, обходителен и на удивление благодушен. Правда, причина его хорошего настроения быстро выяснилась: он твёрдо нацелился сбагрить это дело жандармам, и имел для того все основания: нападение на титулованную особу, пороховое оружие у нападавших, прямая и явная подследственность коллег Евгения Мироновича из местного Третьего отделения. А, может, и они на СИБ свалят, ссылаясь на мою принадлежность к Свите. Одно исправник знал точно: он это дело расследовать не будет ни при каких обстоятельствах, его задача собрать и подготовить все бумаги максимально безукоризненно, после чего спихнуть их и забыть.

Полицейский сперва побеседовал с проводником, потом, коротенько, с пойманным бандитом и уже после этого пришёл ко мне. Показания Ульяны были короткими и бесполезными: была в душе, ничего не видела, ничего не слышала, только заметила, что дорожку в коридоре зачем-то поменяли. Да и мои показания заняли от силы минут десять. Пока подчинённые опрашивали остальных пассажиров, чьи показания ненамного превосходили по информативности Ульянины, полицейский даже поделился со мной кое-какими сведениями, добытыми из пленного, ничуть не заморачиваясь какими-то там «тайнами следствия» и прочим.

Оказалось, эти два типчика собирались рвануть аж за океан, считая, что на другом континенте и простор просторнее, и морковка слаще, и богатство получить проще. Но с пустыми руками ехать не хотелось, так что решили приобщиться к заокеанской культуре заранее и устроить ограбление поезда. Купили билеты во второй класс, для чего приоделись в приобретённые у старьёвщика «барские» костюмы (то-то они мне показались неряшливыми) и подгадали время так, чтобы обнести вагон первого класса, где едут, по их мнению, «жирные коты», что как раз будут или уже спать, или укладываться, выскочить в Пскове и, раньше, чем поднимется тревога, уехать в Ригу на товарном поезде. Там сесть на пакетбот до Гамбурга, билеты на который уже тоже купили, у немцев сдать добытое и уже с «живыми деньгами» сесть на океанский лайнер. Всё рассчитали, кроме одного: в первом классе ездят не только и не столько богатые купчины, сколько дворяне. Которые в подавляющем большинстве своём – одарённые, и все по идее должны иметь армейскую подготовку, так что могут и должны оказать сопротивление.

Может, они рассчитывали на защитный амулет, один на двоих, и на пороховой револьвер, который, по бытующей в народе легенде, должен был бы «пробить любую магию»? Придурки, конечно. Что-то мне в последнее время «везёт» на агрессивных придурков, не то сезон на них, не то год такой, не то я на путях миграции оказался. Надеюсь, скоро свою норму выберу и жизнь вернётся в нормальную колею.

Ульяна, которая, напомню, сама ничего не видела и не слышала, разволновалась так, что и сама до утра не уснула, и мне спать не давала. Причём отнюдь не тем способом, о котором дед сказал бы «Гусары, молчать», отнюдь. Она просто переживала, вслух, много раз подряд, в разных вариациях «а если бы» и «а вдруг». Мне кажется, Маша в этом плане куда как менее подвержена подобным, если называть вещи своими именами, истерикам. Как там она говорила, курсы «Вымпел»? Или «Выстрел»? Ульяну бы туда пристроить, месяца на три хотя бы…

С другой стороны, если бы грабитель не встал на пороге и не стал что-то вещать и размахивать оружием, а начал стрелять, едва приоткрыв дверь – кто знает, как бы всё обернулось: защиту постоянно активной я не держу, да и никто не держит, если не на фронте.

Часам к десяти утра Ульяна не то успокоилась, не то устала нервничать, но шанс поспать был упущен уже безвозвратно. И речь не о том, что день за окном – спальный шкаф закрывался разве что не герметично. Просто создатели вагона озаботились звукоизоляцией между купе, а вот изолировать от звуков наружную стенку даже не подумали. Или на утеплитель понадеялись, или вовсе в голове не держали такую необходимость. Плюс в коридоре начали перемещаться пассажиры и пассажирки, воспроизводя в полный голос все свои эмоции и переживания, а входная дверь, как оказалось, тоже звуки пропускает просто замечательно. Так что слегка подремал в кресле часа полтора-два, и всё на этом. Ульяна, успокоившись, уснула и поспала нормально, но тоже недолго, часа три. В результате к Смолевичам мы были вымотанные и уставшие, так что ехать в Минск «смотреть вокзал» снова не захотели. Да и видел я его уже, сколько раз в Могилёв и обратно ездил оттуда, интересно, как и где поезд с нашей ветки перейдёт на ту, где этот самый вокзал стоит. Но не настолько интересно, чтобы ехать сейчас…