Текст книги "Рысюхин, вы семнадцать офицеров себе нашли? (СИ)"
Автор книги: Котус
Жанры:
Бытовое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Вообще же рутина съела месяц как-то незаметно. Кроме семейной поездки в город, был только два события, оба не сказать, что приятные.
Во-первых, с телефоном. В министерстве всё прошло легко и быстро, там явно ещё не отошли от впечатлений после моего предыдущего визита, так что специалистов прислали уже на третий день. Обошёлся мне их вызов в пятьдесят рублей, а вот результат не порадовал. Да, в Смолевичах были свободные номера и, соответственно, свободные пары контактов на станции. Даже не только те, что «резерв для особых нужд», хотя я имел бы право влезть и в него, а и общедоступные, так сказать. Но вот цена удовольствия… Никаких многожильных кабелей не было и в помине, во всяком случае – в нашем районе. Так что требовалось тянуть провода от города до самого имения! Благо, большую часть пути – по имеющимся столбам, но последние несколько километров пришлось бы ставить свои. И, нет, самому это сделать нельзя, нужно вызывать опять же специалистов. И общая стоимость будет такая… Мне в буквальном смысле дешевле было бы купить и положить в каждой комнате по мобилету! Особенно если учесть, что отечественные, как их стали называть – «однокристальные», перестали быть жутким дефицитом. В лавках можно стало купить почти свободно аппараты ценой от пятидесяти до трёхсот рублей, не считая выпендрёжных вариантов в золотых и платиновых корпусах и прочей ереси – эти лежали практически свободно.
Короче говоря, от идеи домашнего телефона в имении пришлось отказаться.
Второй неприятный момент – я чуть было не опозорился перед геологами, которых мне сосватал Лопухин. У меня что-то перемкнуло в голове, и я сильно ошибся со сроками готовности моста через Умбру. В прошлом году закончили только технологический мостик, а первую полосу основного не сделали, а лишь изготовили и доставили конструкции! И положили ВРЕМЕННЫЙ настил от берега до береговой опоры. Так что окончание строительства можно ожидать только в следующем году, причём к концу сезона! В этом в лучшем случае сделают основание первой полосы и надвинут металлоконструкции для второй полосы. То есть, переправиться через реку на грузовиках не получится пока никак!
Хорошо, что я почти случайно узнал об этом буквально за пару дней до приезда специалистов! Пришлось всё переигрывать: базовый лагерь геологов решили разместить в остроге Самоцветном, все припасы туда забросили при помощи нового траулера, который всё равно ходил в озеро промышлять угря, лишний крюк, конечно, требовал затрат времени, но не являлся чем-то особо сложным. Даже пикап туда по воде доставили! А потом так же на кораблике перевезли от Пристани и геологов, которые ничего не имели против такого способа перемещения. В итоге всё прошло, словно так и задумывалось.
Кстати, надо наводить порядок с топонимами на Изнанке. Чем больше народа здесь обитает или просто бывает – тем больше разночтений возникает. Так, форт на берегу Умбры, который должен называться Пристань, именуют и «Рыбацкий», и «Рыбачий», и просто «Рыбный», а ещё – «Развилка». Панцирный именуют «Ферма», «Охотничий» и даже «Мясной», видимо, из-за нахождения в нём мясозаготовительного цеха. Даже Самоцветный не избежал появления таких кличек, как «Дальний» и «Замостье». Только Щучий по какой-то причине остался без альтернативных вариантов названия. Надо нарисовать официальную карту, а ещё поставить знаки с названиями на въезде в каждое поселение. И как-то наказывать за попытки обозвать так, как приспичило. Штрафовать, например, за неправильное название в документах.
А безусловным финалом лета стал приход кандидата в секретари, а может – и в помощники. Его нужно описывать отдельно…
Глава 14
Рашид Самсонович – какие ассоциации возникают при таком имени-отчестве? Смуглый, носатый, скорее всего – полный и не слишком высокий, в полосатом халате, да? Ну, что носатый – с этим не поспоришь, хоть нос и не того фасона, что ожидается. А фамилия Гуркензафт? Тут уже простора для фантазии больше, не скрою – от Черноморского побережья Кавказа до северных Германских княжеств. А если всё это – один человек, тогда что?
А тогда это кандидат в мои секретари, а если выйдет толк – не в том смысле, который дед вкладывает в своей присказке «толк выйдет, а дурь останется», а в нормальном – то и в личные помощники. Длинный, минимум метр девяносто, худой, костистый, с массивным, грустно обвисшим носом и какой-то фоновой тоской в больших и вроде бы умных глазах. Только взглянув на мою реакцию после прочтения документов, он только вздохнул.
– Если вы, ваша милость, дозволите мне сказать…
– Конечно. Само слово «собеседование» подразумевает беседу, а если один из собеседников молчит… Впрочем, я понимаю, о чём вы – можете говорить без разрешения.
– Спасибо. Если хотите спросить, как меня так угораздило, но стесняетесь – то можете таки только кивнуть, я уже привык. Это надо сказать спасибо моему папеньке: когда ему пришлось переселиться на новое место работы из Эривани, сильно на восток и чуть-чуть на север, в те места, где наших вообще не было, он решил назвать меня на местный лад, чтобы стать ближе к тамошнему обществу. Но, видимо, у него не совсем получилось, потому как через полтора года его всё же зарезали, и мама с нами тремя вернулась на родину под Ровно. Как уважаемая вдова с дворянским перстнем, хотя и почти без денег.
– И как жилось с таким набором из имени и фамилии в тех краях?
– Спасибо, не так уж и плохо: там в местечке неплохая диаспора, а если надо было ездить на бывшие коронные земли, там меня порой принимали за немца. Имя же местные переделали в Рысека, решив, что это у меня неправильно записано в метрике привычное им Рышард. Так что если и смеялись – то над безграмотными, по их мнению, узбеками, а я просто не спорил, зачем мне оно надо? Вот господа полицейские порой слишком бдительно проверяют документы, и не только их…
«Был у меня знакомый, тоже страдал из-за документов, но там из-за несоответствия внешности и национальности, потом как-нибудь расскажу. А имя – можно же и поме… Ах, да…»
Вот-вот, это у деда в его мире какой-то бардак творится: любой желающий в любой момент может прийти в специальную учётную контору и поменять хоть имя, хоть фамилию, хоть всё сразу на какую угодно другую. И как они в случае чего находят нужного человека – ума не приложу, это какой должен быть аппарат по учёту и отслеживанию⁈ У нас с этим делом проще и строже. Способов сменить фамилию есть ровно три. Во-первых, через вхождение в род. Не важно: через брак, через вассальную присягу с полным вассалитетом или через принятие в слуги рода. Или как бывший норвежец в род Беляковых вошёл, нередкий случай. Второй способ – это волей богов при получении Покровителя и дворянского достоинства в Храме. Тут и сказать нечего, всё и так понятно. Ну, и третий – через личное обращение к Государю Императору. Понятно, что дворяне таким способом воспользоваться в принципе не могут: их бог такого не поймёт, мягко говоря. А разночинцам провести своё прошение по инстанциям долго, дорого и хлопотно, но порой случается. Для имени же остаётся только третий вариант. А, ещё можно доказать, что в документе ошибка – например, буква пропущена или перепутана: скажем, записали «Симён» вместо «Семён».
Пока всё это проносилось у меня в голове, возможный будущий секретарь усмехнулся, умудрившись сделать это грустно, и продолжил:
– А в школе и на улицах вообще чаще называли «Сочный», уж простите за такую подробность.
– Это по тому же принципу, как самого здоровенного лося в банде именуют «Мелким», а заросшего диким волосом, как бабуин – «Лысым»? Или из-за фамилии[1]?
– Я так думаю, что тут оно совпало, ваша милость. Так что – без шансов…
Рашид Самсонович мне в целом понравился. Даже несмотря на то, что излучал, казалось, физически различимую тоску. Он был слабым одарённым со стихией Воды, уровнем один и семь, закончил магуч в Ровно по специальности «Ирригационные и оросительные сооружения», затем – курсы по делопроизводству там же, а затем дважды повышал квалификацию, оба раза – в Берестье. Трудился в нотариальной конторе в Барановичах и был там на хорошем счету, занимаясь в основном делами, связанными с наследством (и я могу понять, почему). В совершенстве знает правила документооборота и законы, касающиеся оформления прав собственности, их передачи и отчуждения. Ну, и правила оформления объектов недвижимости до кучи. Потом владелец конторы, где работал «пан Рысек», умер, наследник же решил сократить штаты и взять на работу кого-то из приятелей – случай частый и обычно ничем хорошим не заканчивающийся, но это совсем никак меня не касается. Ко мне бывший помощник нотариуса пришёл без посредничества кого-то из общих знакомых, по дедову выражению – своим ходом, прямо на вербовочный пункт. И прямо в лоб зарядил сидевшему на первичной фильтрации гвардейцу:
– Вам в вашем войске нужны же какие-то учёт и канцелярия?
Тот, надо сказать, не растерялся, или растерянность его длилась недолго, вспомнил, что я искал что-то такое и переправил соискателя по инстанциям ко мне в кабинет. О как, у меня в хозяйстве уже свои инстанции завелись! Как мыши, честное слово… Да, кстати, надо того унтера, что догадался отправить соискателя не восвояси, а дальше на вербовку, премировать какой-то приятной мелочью, за памятливость и расторопность. Много давать нельзя: унтер не сделал ничего, что не входило бы в его обязанности, которые и так оплачиваются, а платить дважды за одну работу мало того, что глупость, так ещё и развращает персонал. Но и не двойную винную порцию выдать, а что-то такое, что будет какое-то время служить поводом похвастаться. Например, именное перо, или пресс-папье, чтобы демонстрировать всем награду.
– Скажите, Рашид Самсонович, а что вас подвигло попробовать наняться именно ко мне, и откуда вы вообще узнали о наборе?
– Узнал очень просто: один из клиентов старого хозяина к вам устроился, я ему помогал оформить продажу дома в Старой Мыши, а он рассказывал, как его тут приняли.
Я кивнул в знак понимания – мы на самом деле рекомендовали принятым на службу не делать секрета из общих условий, чтобы привлечь новых кандидатов, под запретом было только разглашение информации, непосредственно связанной со службой.
– В чём дом, простите⁈
– Деревни у нас есть недалеко от города: Старая мышь и Новая Мышь[2]. Это по речке назвали.
– Ну, хоть не Мышегрёбово. Ладно, я вас перебил, продолжайте рассказ, пожалуйста.
– Вот, от него узнал, что условия хорошие. А мне, в принципе, всё равно, куда податься: в Барановичах меня ничего не держит, дома в местечке никто особо не ждёт, так почему бы и нет? И ещё…
Соискатель замялся, так что пришлось его слегка подбодрить.
– Ну же, не мнитесь. Вам же приходилось в судах выступать?
– Если честно – то нет, это хозяин конторы на себя брал, или своего товарища[3] отправлял. Ещё фамилия ваша понравилась. Я уже привык, что меня все называют «пан Рысек», и у вас – Рысь в покровителях. Я и решил, что это знак, и вдруг мне здесь повезёт.
– Не Рысь, Рысюха – так её зовут, мою богиню. Она у Великой Рыси младшенькая.
– Извините, не знал.
– Не за что извиняться, у богов всякое бывает, как и у нас. Ладно, скажу прямо: вы мне чем-то понравились, я готов взять вас испытательным сроком на должность своего секретаря. Если справитесь и захотите – возможно повышение до личного помощника. Но всё это только после проверки в Отдельном корпусе, если она вас не смущает.
– Нет, от чего бы? Нотариусов и без того регулярно проверяют. А вы, простите, тоже там служите, я не ошибаюсь?
– Экспертом-криминалистом, вне штата. Как вы догадались, если не секрет?
– А только служащие этого ведомства называют его в неофициальной обстановке так: «Отдельный корпус», без уточнения, или вовсе только «Корпус». Все остальные говорят или «жандармерия», или «корпус жандармов».
– Или вообще матом, но это уже клиенты. В общем, пока идёт проверка вас заселят в общежитие, либо можете снимать жильё самостоятельно, в посёлке или в одной из окрестных деревень, или в каком-либо трактире. Если всё будет в порядке – в понедельник получите подъёмные и приступите к работе, тогда и подробности вам расскажу. Да, и ещё. Подумайте, как бы вы хотели, чтобы к вам обращались. Мне эта польская привычка ставить уважительное «пан» или «пани» с уменьшительной формой имени ухо режет.
– Хорошо, ваша милость, я подумаю. Спасибо за такую возможность.
Нет, ну правда! По-русски если сказать что-то вроде «господин Вася», то это будет звучать как издёвка или в лучшем случае как ирония, мол, какой из тебя «господин», Вася ты! А у них сплошняком: «пан Ежи», «пани Зося». Представьте себе, на полном серьёзе поздороваться с соседкой, например, так: «Доброе утро, госпожа Нюра». За такое и коромыслом получить можно.
Да, про имена и фамилии. Дед пересказывал истории из его мира, когда тамошний Император шутил, накладывая на прошения резолюции, которые дед называл «издевательскими». Я даже не сразу понял, что он на самом деле негодует из-за того, как царь обошёлся со своими подданными!
«Дед, ты шутишь так или издеваешься? Они спасибо должны говорить своим богам, что Государь с ними так мягко обошёлся!»
«Ничего себе – мягко! Люди столько усилий потратили, чтобы поменять неблагозвучную фамилию, в расходы вошли, а получили то же самое, если не хуже! И уже не исправить никак!»
«Вот именно – время, силы, средства тратили. А времени и сил подумать не нашли. Или, скорее, тупое тщеславие тешили».
«Какое ещё⁈..»
«Сам подумай: вместо того, чтобы написать желаемую фамилию, все эти, из твоих примеров. Начинали словоблудием заниматься. Зачем? Чтобы Государь сам придумал им новую фамилию, а потом хвастаться этим: мол, фамилия, самим Императором дарованная!»
«Хм…»
«Будто ему делать нечего, как продираться сквозь это всё пустословие и выдумывать, как бы ублажить вдовую купчиху Семижопову, которая позволяет себе двусмысленные шуточки в адрес Императора, словно это её сосед по улице!»
«Ну, шуточка, конечно, не высший класс[4], но двусмысленная ли? Ну, наболело у женщины!»
«Тяжело написать коротко и по делу: фамилия такая-то, не нравится тем-то, хочу такую-то? И всё! И результат заранее знаешь, и время Государя зря не тратишь! И вообще – место своё знать надо!»
«Не думал, что ты сторонник сословных предрассудков!»
«Каких ещё „предрассудков“⁈ Сословное деление – данность, и не просто так придумано! Мы с отцом тоже могли махнуть рукой на имение и опуститься до уровня однодворцев. Но старались найти деньги на восстановление, ежедневно и ежегодно, пока, наконец, не подвернулся удачный случай», – этот разговор у нас с дедом был после выхода первой пластинки, но ещё до обнаружения Изнанки: «Так кто достоин большего уважения: тот, кто сохранил наследие предков, кто его преумножил или кто всё прос… утратил⁈ И я же не лезу с фамильярностью к тому же Шипунову, „по-соседски“, потому что он – барон, а я – нет!»
«Ну, ты с бабкой своей так спорил, и к слугам иначе относишься…»
«Потому что она опирается на правила двухсотлетней давности, и для неё на первом месте – статус и происхождение, на втором и третьем – тоже, а сроки службы, верность и прочее – в лучшем случае на десятом. Я думаю, что это неправильно, для меня главное – это свои или нет, а потом уже – слуги или ещё кто. Но свои слуги – это всё равно слуги, не ровня ни в коем случае! Просто относиться к ним надо как ко своим, а не как к просто слугам».
Да, давно это было… Мы тогда с дедом чуть не поругались в первый раз, но он тоже молодец – чуть меня в какие-то свои «социалисты» не записал, простите боги за выражение.
А ещё этот месяц мои артиллеристы занимались экспериментами с новым миномётом, к которому прилипло название «ротный», хоть он пока даже не был представлен для принятия на вооружение, не то, что не определён в штат. В результате всех опытов и проб остановились на трёх вариантах боеприпаса: тяжёлая мина с готовыми поражающими элементами, средняя, она же основная и лёгкая дальнобойная, которую мои офицеры почему-то называли «дальноходная».
Тяжёлая весила тысячу восемьсот сорок граммов, содержала внутри относительно тонкого стального корпуса две осколочных рубашки и четыреста двадцать граммов взрывчатки. Средняя имела массу тысячу четыреста шестьдесят, корпус из сталистого чугуна, вкладыш с полуготовыми поражающими элементами и триста сорок граммов аммонала. Ну, и лёгкая – кило с четвертью, сталистый чугун с внутренними насечками и зарядом двести двадцать граммов. Тяжёлая со стандартным метательным зарядом летела на пятьсот пятьдесят метров, с усиленным – на семьсот и предназначалась главным образом для того, чтобы сбивать наступательный порыв противника. Средняя – на шестьсот пятьдесят и восемьсот метров, лёгкая при определённых условиях могла улететь до километра. Ну, и что немаловажно: средняя за счёт кратно меньшей трудоёмкости изготовления должна была стоить в серии в два с половиной раза меньше, чем тяжёлая. Предварительно определили соотношение типов снарядов в боекомплекте так: на тридцать тяжёлых – сто средних и двадцать лёгких. Сто пятьдесят мин – возимый запас, именно столько вошло в зарядный ящик, кроме того ещё шестьсот на ствол как основной боекомплект. Нюськин уверяет, что можно развить темп огня до двадцати и даже двадцати четырёх выстрелов в минуту, но, по-моему, он преувеличивает.
В начале сгоряча определили сделать ящики на десять мин, плюс метательные заряды к ним, но потом поняли, что погорячились и переделали на пятиместные, чтобы их мог носить один подносчик. Лёгкий ящик получился десять с половиной кило, тяжёлый – чуть больше пятнадцати. Тяжеловато, но вполне подъёмно, в отличие от тридцатикилограммового с лишком десятиместного.
Определились и с типом прицела, и со способом расстыковки на составные части для переноски. И даже продумали отличие пехотного миномёта от горного: у последнего были другие углы наводки, сейчас бились над конструкцией опорной плиты, которая не была бы избыточно тяжёлой и сложной, но при этом позволяла установить орудие ровно и устойчиво на кривой каменистой почве. Ну, а там и супруги внезапно вспомнили об осеннем бале и запросились по этому поводу домой, в Дубовый Лог. Точнее, это выглядело как «внезапно вспомнили», на самом деле, судя по готовому платью у Ульяны, они о таком обстоятельстве и не забывали.
Осталось только пережить поездку, не заполучить в ходе неё новых приключений и пережить отчёт перед Муркой, которая со сроком около семи месяцев никуда не ехала, оставаясь «на хозяйстве».
[1] Гуркензафт в дословном переводе «огуречный сок»
[2] И Новомышский сельсовет – в нашем мире J
[3] Напомню, на всякий случай, что так именовался заместитель.
[4] По легенде, она написала в прошении: «Не находит ли Ваше Величество, что для одной приличной вдовы семь жоп – многовато?» На что получила резолюцию: «И правда – многовато, пяти вполне хватит». И стала она Пятижопова. Есть два варианта байки – про Николая I и про Николая II.
Глава 15
В ожидании своего семейства ещё раз провёл «воспитательную работу» в Рысюхино. А именно – собрал всё правление села, точнее – его старши́ну, управляющего песчаного карьера, представителей Гильдии, а также пожарных, директора школы (пусть им и был по совместительству один из четырёх учителей) и прочих лиц начальствующих и пришлых. Поводом послужило то, что один из селян, который особо возмущался по поводу уже поделённых сенокосов, попытался остановить работников, расчищавших захламлённый каким-то самостроем переулок. С оглоблей кидался! И даже остановил стройку минут на двадцать, пока пришли гвардейцы и скрутили дебошира, который продолжал что-то орать про «права не имеете».
Во-первых, поинтересовался – откуда такой вообще нарисовался, что не знает местных реалий вообще и узнавать не собирается? Оказалось – работник карьера, причём даже бывший работник: приехал по объявлению, нанимался к управляющему, который на Суслятина работает, потом уволился, но жить остался, обозвавшись кустарём. Шапки из кроликов шить собирался, а кроликов разводить думал как раз в том «Ничейном» проёме между участками.
Карьер, напомню, в аренде у фирмы со смешным для непосвящённых названием «Сусликстрой», и весь персонал там нанимается именно через кадровую службу той конторы.
Оставался вопрос с принадлежностью дома, в котором проживал «радетель за права», но я лично вникать не стал, распорядился только выяснить, чьё здание и на каком основании этот вот там остался, если из карьера ушёл. Ну. А чтобы с разбирательством не затягивали – установил предельный срок в три дня, и на выяснение, и на выселение – мне такой житель на моей земле не нужен вообще. Ну, а для лучшего понимания показал кадастровые документы, с чётким обозначением границ владений: где мои земли, где владения баронов Шипунова и Клёнова, где казённые земли в долгосрочной аренде у графа Сосновича. Отдельно пояснил, что граница между имением, которое есть не отторгаемый и неделимый манор, и прочим феодом никоим образом не означает границу между моим и не моим.
– Так что прошу зарубить себе на носу: и село, и все огороды, и заводы, и дороги, и даже лес до самой речки, за вычетом руднянских земель, это моя личная собственность. Точнее, родовая, но поскольку именно я глава рода, то это без разницы.
Обвёл всех взглядом, поняли ли.
– И не прошу, а требую довести это в наиболее доступной форме до всех ваших подчинённых и иных лиц, на которых имеете влияние. Всё, чем вы пользуетесь – это не ваше, кроме непосредственно вашим трудом созданного. Все огороды. Покосы, даже земля под домами – считайте, в аренде, которую выплачиваете добросовестным трудом на меня, на моих предприятиях, на предприятиях моих арендаторов или на общественное благо, как, например, учителя. Если кто жаждет «своим умом жить» – всех богов ради, но тогда уже аренду оформим, как положено, с указанием границ, условий и цены. Но ни дебоширов, ни подстрекателей среди арендаторов на МОЕЙ земле – не будет! Всем всё понятно?
Дождавшись подтверждения, продолжил:
– Отдельно хочу сказать вот что: если кто-то впадает в маразм настолько, что начинает на своё усмотрение делить мои земли, выдвигая какую-то «волю обчества» или ещё что, чтоб своё самолюбие потешить, считай – за мой счёт, я таких «старейшин» налажу на выезд очень быстро и чётко. Даже быстрее, чем дебоширов, поскольку те сами по себе дуреют, а эти – других учат хрен пойми чему. И дебоширов порождают. Это НЕ обсуждается.
Перевёл дух в тишине и закончил:
– Списки поимённые всех, проживающих на моей земле, кто приехал не на мои заводы, с указанием, где и кем работает, а если не работает – то чем живёт мне на стол в тот же трёхдневный срок. И на будущее – всех переселенцев проводить через мою канцелярию, где им под личную подпись будут доводиться условия проживания.
Надо сказать, выселение обитателей трёх домов, только в одном из которых жила нормальная семья, вызвала не одну волну обсуждений в посёлке, и ещё пять хозяйств снялись и уехали сами, что на фоне населения только, так сказать, лицевой части в восемьсот человек не внушало. Зато внезапно приехало десять семей желающих поселиться в Рысюхино! Нет, так-то их приезжало больше, хоть бы семьи вербуемых в отдельную батарею гвардейцев взять, или будущих гарнизонных служителей: истопников, продавцов в лавках, плотников со столярами и прочих, не говоря уж о строителях. Эти приехали привлечённые именно слухами о том, что «барин молодой, но строгий»! Из беседы с ними выяснилось, что логика у всех была одинаковая и простая: если хозяин «крепкий», то будет порядок. А там, где порядок – жить спокойнее и вообще «оно надёжнее».
Бурления с мелкими неприятностями были и на Изнанке, и даже в гвардии. Среди строителей одну артель пришлось рассчитать за массовое пьянство, они всей артелью в обед заливали по паре стаканов белой в каждое горло, а дальше уже работали «с подогревом» как получится. А утром похмелялись шкаликом, что позволяло дотянуть до обеда. Получается, с учётом ужина, полуштоф в день на каждого – это две трети заработка уходило бы, даже если брать самую дешёвую «Сахарную» водку. Понятное дело, что на такие расходы работнички готовы не были, и для экономии ничего нового не выдумали, использовав две отработанных методики: экономить за счёт приобретения всякого суррогата с одной стороны, и рассчитываться крадеными на стройке материалами – с другой. В общем, выперли эту банду с треском, шумом и штрафными санкциями.
Они ещё возмущались, что самое интересное! В духе «а что такого, все так делают, это же строительство, тут так ПОЛОЖЕНО», представьте себе! Проверка показала, что в той или иной степени приворовывают по мелочам половина строителей! Хотя бы расход гвоздей записать вдвое больше, чем фактический. При этом дед уверяет, что мы просто плохо искали, и строители если не крадут, то завышают сметы в подавляющем своём большинстве. Тоже пришлось проводить воспитательный момент в виде беседы в присутствии жандармов и с намёком, что у них тут кабинет постоянный. Ну, и с одной артелью тоже расстаться не полюбовно довелось – с той, у которой были самые большие проблемы со сроками и качеством. В общем, нервная неделя выдалась.
Ну, и в гвардии нашлись проблемы с новобранцами. Оказалось, что проверка через Корпус вовсе не панацея. Проверка проводится в основном по документам, где отражается далеко не всё, да и на собеседовании всего не спросишь, а некоторые проблемы всплывают только в длительном общении. За прошедшее время из тех, кого вроде как взяли на службу пришлось попрощаться с пятью: трое оказались слабы на выпивку, а двое – очень конфликтными и неуживчивыми людьми. И если один из них просто хамил сослуживцам, строя из себя невесть что, то второй творил всякую дичь, при этом постоянно искал «врагов», которые «вредят» и ни в коем случае не признавал своей вины, даже будучи пойман с поличным. Соответственно, и исправляться не планировал – он же не виноват! Как выразился дед, а я, не удержавшись, озвучил офицерам «постоянно в поиске того, кто ему в штаны нагадил, на него надетые».
Это ещё ладно, одного гвардейца пришлось отдать полиции, за воровство. Поймали его на попытке украсть и продать шесть пар форменных ботинок. Хорошо хоть, что до секретной техники он добраться не успел. И подвис вопрос, что делать в ещё одним воришкой. Он сам пришёл, принёс пакет со всей похищенной у сослуживцев мелочёвкой, признавшись, что у него есть такое заболевание, которое в период обострений просто вынуждает стянуть хоть что-то. И главная проблема – как потом незаметно вернуть вещь хозяину, поскольку обращать краденое в свой доход он, по его словам, никогда не пытался. Говорит, обострение наступает раз в год-два и длится не больше месяца. И вот что с ним делать? Специалист хороший, опыт службы есть, причём в полковой артиллерии, в общении с сослуживцами тоже держит себя правильно. И вот такой сюрприз. И выгонять его не хочется, человек и специалист, повторюсь, хороший, да и явился сам до того, как хоть какие-то подозрения возникли. Ну, до следующего обострения ещё год, есть возможность посмотреть на него и решить, что делать дальше.
Нюськин предложил:
– Как начнётся приступ – отправить его на месяц в Щучий. Пусть там соль в пачках и крышки от бочек тырит. И ему приятно, и никто не в обиде.
– А если пока не наворует достаточно всякого разного приступ не кончится?
– Тогда в самоцветный, там камушков разноцветных на взвод клептоманов хватит.
Короче говоря, к приезду моих жён я был изрядно вздрючен и находился, прямо скажем, в боевом настроении. Настолько, что Маша и Ульяна даже спрашивали, что случилось. Пришлось отговариваться тем, что много мелких и неприятных проблем, но всё уже решено. Однако поскольку всё это шло сплошным валом, почти без перебивок чем-то приятным, завело меня так, что я разве что не рычал. А если верить Ромке, то и рычал тоже, но тихо и без свидетелей, если сына с его рысью не считать.
Есть хорошее и в моём настроении – жёны с костюмами не приставали почти совсем. Показали только Ульяну в дорожном, повседневном (для дворца) и бальном вариантах с вопросом нравится или нет, и всё на этом. Я даже немного растерялся.
Ещё из хорошего, но не в моём хозяйстве – в Минске наконец-то достроили целых семьсот метров путей и соединили Московско-Варшавскую железную дорогу с Либаво-Роменской не хилой веточкой с деревянным мостиком, а полноценно. Справедливости ради, там ещё и каменный мост построили, на пересечении путей. Вокзал первого класса, с которого я уезжал в Могилёв, стал называться Минск-Пассажирский, а тот, что в урочище Добрые Мысли – Минск-Товарный. Вокзал второго класса, куда приходили поезда со стороны Москвы, стал первой остановкой пригородных поездов, идущих в направлении на Негорелое. Но ехать туда, чтобы посмотреть лично, как всё теперь устроено не стал, поручил своему секретарю взять два билета первого класса до Питера с посадкой в Смолевичах. Да, не поехал покупать, а озадачил специального человека, совсем вживаюсь в новый свой статус.
Кстати, о секретаре. Никакого особого обращения к себе он придумать не смог, или не захотел, звать его просто Рысеком отказался уже я.
– Поймите, Рашид Самсонович, вы всё же дворянин, и служить будете моим секретарём, а затем и личным помощником. И обращаться к вам на «ты» и по уменьшительному имени, едва ли не по кличке… Это и вашу репутацию портить будет, и, рикошетом, мою.
– Тогда, если можно, Ричард Самсонович, или пан Рышард. Рашидом меня никто почти не называл, только в официальных документах, так что мне даже непривычно это имя слышать.
На том и сошлись. Кстати, вскоре Рашид-Ричард неплохо влился в коллектив и оказалось, что он просто убойно рассказывает анекдоты, побасенки и то, что он называет «случай из жизни», с ударением на «а». Вот, казалось бы, с такой физиономией и фигурой только некрологи зачитывать и на похоронах выступать, какие там анекдоты. А вот поди ж ты! Дед говорит, в его мине было несколько комиков, что выступали со сцены с каменными мордами, и это смешило ещё сильнее. В нашем же случае на контрасте эффект получался вообще сногсшибательным.
Причём не всегда можно было сразу понять, то, что он рассказывает, это случай, с претензией на достоверность или чистой воды юмореска. Тем более, что у него во всех случаях были два любимых персонажа: пани Моника и пан Болек. Их родственные связи никогда напрямую не назывались, порой казалось, что это супруги, порой – что сваты или кумовья, а то и вовсе соседи или сослуживцы. Хотя, нет: в тех случаях, когда претензии на достоверность были максимальны, он начинал так:








