Текст книги "Рысюхин и пятнадцать бочек джина (СИ)"

Автор книги: Котус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 13

Знамя представляло собой полотнище в цветах государственного флага, что само по себе большая честь, в центре – два скрещённых меча, точнее – полуторник, как у меня, и драгунский палаш. На них – гербовый щит, характерной именно для Великого княжества формы[1] с моим родовым гербом. Вокруг герба с мечами – девиз: «Во славу свою и Империи».

Боевое знамя – это не то, что можно распаковать и отдать Ивану Антоновичу, мол, повесьте где-нибудь. Вручение боевого знамени части – это ритуал! И подготовка его проведения заняла ещё две недели, поскольку требовалось и сценарий составить, и отрепетировать, и знамённую группу выделить, и место для хранения знамени, и гостей пригласить, и ещё список дел на трёх листах. И вот четвёртого февраля – ещё одно торжественное построение, на этот раз – в стенах форта, во внутреннем дворе на «нулевой» Изнанке.

Приглашения разослали всем обладателям титулов и вассальным родам, которых у меня ровно один. Простым дворянам (забавно звучит, правда?) владение дружиной не по чину, а потому и приглашать их «очень не обязательно». Кроме того – районному начальству и военным комендантам Смолевич и Червеня. Те явно доложились по команде и, к некоторому моему удивлению, с официальными поздравлениями прибыли ещё и трое представителей штаба войск Минского гарнизона.

Если бы это было вручение знамени армейской воинской части – то обязательным было бы присутствие кого-то из правящей семьи, не обязательно жён или детей монарха, возможны и племянники с племянницами или, например, двоюродная сестра тётушки (но это уже признание части третьеразрядной). Этот представитель рода правителей должен был бы вбить первый серебряный гвоздик, крепящий полотнище к флагштоку и стать шефом новообразованной воинской части. Ну, а поскольку часть у нас частная, простите за каламбур, то честь стать её шефом выпала, разумеется, мне. Потом было вручение знамени Старокомельскому, который на удивление расторгался, даже слезу пустил, передача его знамённой группе, что тренировалась последние десять дней с голым флагштоком, их торжественное прохождение по периметру построения. Ну, и речи – начиная от зачитывания Указа Его Императорского Величества о вручении знамени и заканчивая поздравлениями от всех собравшихся.

Ну, а потом – банкет, разумеется. Для жителей Рысюхино, Дубового Лога и окрестностей, кто прознал о празднике – полевые кухни с горячим чаем, для гвардейцев – праздничный обед в расположении с винной порцией, и в этот день она будет теперь выдаваться ежегодно. Вообще, бойцам этой зимой официальная выпивка частенько перепадала, к их полному удовольствию. Кстати говоря, на день рождения шефа части тоже винная порция положена – это, получается, в мой день рождения тоже своим гвардейцам наливать надо будет? Нужно при случае обсудить этот вопрос с тем же Старокомельским. Хотя, чего тянуть? Вон, штабных трое, и два гарнизонных командира, на банкете вполне можно улучить момент и подбросить после очередного тоста тему для обсуждения.

Разумеется, для семьи и гостей организовали застолье в банкетном зале имения. Тут уже кашей с мясом и рыбой пряного посола под отварную картошку не отделаешься. Кстати, этот вот второй вариант угощения, впервые опробованный на прошлом гулянии, обозвали «прямая провокация». Мол, картошечка, да селёдочка, да с лучком – это всё вместе взятое без рюмочки «беленькой» есть просто грешно. Я бы заменил солёную рыбу на отварную, но лёд на Умбре ещё не встал, несмотря на начало декабря на Изнанке, дневная температура там продолжала держаться около нуля. По ночам подмораживало, днём часть льда просто смывалась течением, так что пока имелись только закраины шириной не больше метра, и рыбаки сидели на берегу, занимаясь ремонтом и обслуживанием снастей и своих корабликов. Так что свежей рыбы, увы, не было. Своей, я имею в виду, а покупать её – уж не помню, когда так последний раз делали.

Да, насчёт банкета в имении. Тут стол разнообразнее был, чем на улице. И, кстати, свежая рыба была, причём изнаночная: за отдельную плату отрядили «экспедицию» в Самоцветный острог, благо, технологический мостик через Умбру был вполне проходим. И там, на одноимённой речке, на перекатах удалось наловить при помощи усовершенствованной дедом верши, которую он называл «паук» и придуманного им же «подъёмника» почти центнер местной белой форели. Вообще интересное дело: рыба, внешне похожая на омуля (отдалённо, если честно) и на форель (а эта почти неразличима) есть, но мясо у всех видов белое. Красная рыба или не водится вообще, или водится не в этих краях, или просто не попадалась пока, что маловероятно. Ничего, похожего на осетровых, тоже не попадалось, кстати говоря.

Так вот, форель эту самую приняли весьма благосклонно, а вот свои «стратегические запасы» шипастого судака я бессовестным образом «зажал». Их и осталось-то после Нового года всего ничего: четыре рыбки килограмма по полтора в стазисе и около двадцати кило замороженного, для застолья маловато. А вообще, забавно было наблюдать различия в отношении к тем или иным блюдам у условно местных и гостей из Минска. Например, черепаховый суп из «панцирного хватателя», простите боги за название, обитатели окрестностей уже и за праздничное блюдо-то не считали, в отличие от минчан. И то сказать: мои трактиры предлагали его в меню где-то три дня в неделю, вполне буднично, тот же грибной суп и то реже варили, особенно не в сезон. Зато поданное на десерт мороженое, специально привезённое из Минска же, для «провинциалов» сошло за праздничное лакомство, а представители штаба оценили только поданные к нему пряную заправку и фирменные ликёры, часть которых в продажу ещё не поступала, а некоторые и не поступят: очень уж много морок оказалось с их приготовлением, за ту цену, что оправдала бы возню, никто их не купит, а вот для себя или в подарок малой партией можно и изготовить.

Старокомельский оказался приглашён и в имение, и на празднование в гарнизоне. Более того, это последнее он должен был возглавить, так что после трёх обязательных тостов откланялся и был отпущен с полным пониманием. Вот тут я и задал каверзный вопрос насчёт того, могу ли считаться шефом собственной гвардии и положена ли в мой день рождения винная порция дружинникам, которые сейчас уже официально стали гвардейцами. Тема неожиданно захватила не только военных, но и всю мужскую часть застолья, затянувшись минимум на три тоста и одну перемену блюд, при том, что и споров-то особых не было. Приговорили «по аналогии» и единогласно, что если это моя собственная гвардия, то я у них в любом случае и командование, и шеф. Так что чарка в мой день рождения обязательна. Дольше спорили о том, одна или две, но не всерьёз, а так, в качестве гимнастики для ума. А я из этой «гимнастики» почерпнул кое-какие неписанные нюансы армейского этикета, так что и пользу получил от разговора.

Когда все разъехались, а жизнь вернулась в повседневную колею, я вернулся к подбору материалов для пластинки.

Третьей песней стала ещё одна, которую я уже пел, но в очень узком кругу, а именно – в поезде. Да, ещё одна колыбельная, что и вызвало наибольшие сомнения – не слишком ли «сонная» получится пластинка? Но всё же общим голосованием семейства единогласно решили – «Спать пора[2]» на диске будет.

Четвёртую подкинул дед. Он сделал над собой усилие и смог вспомнить почти весь текст песни «Красавчик[3]», а забытые куски строчек мы с ним сочинили заново. Девочки послушали, немножко настучали по рёбрам, но признали, что песня хорошая. Вот только мне не очень подходит, поскольку по смыслу исполнитель вроде бы часто выступает со сцены, в отличие от меня. Зато мысль предложить её профессору Лебединскому восприняли «на ура», заявив, что к нему на самом деле дамы всех возрастов липли всегда и сильно, а уж после такого признания во взаимности…

Получилась одна лирическая медленная песня, одна бодрая танцевальная и две колыбельных. Однозначно и единогласно решили, что нужно ещё что-то «для бодрости» и, пока девочки занимались оформлением этих четырёх и записью инструментальных партий в домашней студии, я был отправлен «придумывать что-то ещё».

Дед, надо сказать, накидал немало вариантов, но в большинстве были «неустранимые дефекты» в виде не только анахронизмов, но и явно неподобающего поведения персонажей. Которое, к тому же, никак не осуждалось в тексте. А от одной песни, того же исполнителя, что и у «Красавчика», потому выдержанной в том же стиле, дед и вовсе помнил только припев. Перешерстив свои воспоминания по принципу «где я мог её слышать» и вспоминая фон события смог восстановить почти полностью первый куплет, половину последнего и о чём вообще пелось во втором. Пришлось садиться и честно сочинять недостающее, потом «подгонять молотком, дорабатывать напильником и долго полировать». Зато в итоге смог почти честно сказать, что песня про оранжевый галстук[4] – моя, выстраданная! Особенно когда дед вспомнил, что в оригинале вообще-то было два куплета, содержание второго он взял из воспоминаний о совсем другой песне, зараза эдакая!

Ну, а утащив сразу две песни у одного исполнителя оказалось сложно остановиться, и третья выскочила из памяти у деда сама. И мне, так сказать, заскочила, причём запомнилась вся и сразу. Более того: очень захотелось вытащит свой дельталёт и подняться в небо, но – не сезон, так сказать. Осталось только петь песню, которая, кстати сказать, навязла в зубах у всех домашних и несколько дней кряду от неё не могли избавиться, пока не стали писать на диск – вот тут, после упорной работы над нею, отпустило. Но фраза «Ветер знает, где меня искать[5]» осталась в семейном обиходе.

Проблема была в том, что три «бодрые» песни хорошо сочетались между собой, но плохо – с тремя другими. С другой стороны, кто сказал, что вся пластинка должна быть одинаковой? И, опять же, можно просто записать их с другой стороны, хе-хе. О, ещё идея: на одной стороне записать все три песни женским голосом, а на второй – мужским.

Февраль потратили на то, чтобы адаптировать исходные мелодии к современным для моего мира реалиям. Никакого «рок-н-ролла» у нас пока ещё не возникло, или до нас он просто не дошёл, так что пришлось сменить аранжировку в стилистике классического джаза. Точнее, сочетания джаза с чем-то танцевальным. Может, когда-то кто-то даже назовёт это новым видом джаза, а то и вовсе новым жанром в музыке. Кроме смены аранжировки занимались ещё записью дисков, их пробной версии.

В конце первой недели марта я поехал в Могилёв. Нет, я за зиму ездил туда не раз, но исключительно по службе, в лабораторию. Работу в ней подгонял к расписанию поездов, так что с профессором общался только по мобилету, и, хоть обещал «к весне кое-что новенькое», но без подробностей. И вот настало время показать наработки человеку, мнение которого для меня в вопросах музыки было во многом решающим. Сейчас как разнесёт всю мою подборку, обозвав, например, пошлостью.

Правда, возникла проблема с проникновением на изнаночную сторону МХАТ, в кабинет профессора. Я в своё время примелькался, и знакомые охранники пропускали меня, даже не спрашивая документы. Но сейчас оказалось, что вся смена охранников сменилась, опять же – простите, но не могу так сразу найти выражение получше. И пропускать меня к профессору категорически отказывались, даже с сопровождением, несмотря на то, что Валериан Елизарьевич уверял, что предупредит о моём приходе и закажет разовый пропуск. Пришлось звонить на мобилет преподавателю и рассказывать о сложившейся ситуации. Тот тихо, но отчётливо выругался и пообещал в кратчайшие сроки прислать студента с запиской. Но даже после этого «вратарь» продолжал демонстрировать какую=то патологическую бдительность. Глядя на это, студент вздохнул и произнёс, максимально нейтральным тоном:

– Профессор просил передать, что если ему придётся ОПЯТЬ лично идти через всю изнанку за своим гостем, он ОБЯЗАТЕЛЬНО проследит за тем, чтобы караул снова поменялся.

Охранник скорчил одновременно мрачную и обиженную морду, после чего вынул из ящика стола заранее, внезапно, заготовленный гостевой пропуск на моё имя – видимо, как раз тот, что был выписан по запросу профессора, но ещё минут пять инструктировал моего сопровождающего о том, как правильно сопровождать постороннего. После выхода из караулки, студент с очередным вздохом обернулся ко мне:

– Простите, ваша милость. Этот идиот уже всем надоел! К сожалению, за последние пару лет сменилась почти четверть охранников, и некоторые смены стали невыносимы, но вот этот – стоит всех остальных, вместе взятых. При том, что он здесь в десять раз боле посторонний, чем вы.

За тот почти год, что мы не виделись лично, профессор, казалось вообще не изменился. Ну, или просто я не в состоянии различить на глаз разницу в один-два года для людей такого возраста. После короткого, минут на пять-семь, светского разговора мы оба сочли, что приличия соблюдены и перешли к вопросам, которые нас обоих на самом деле интересовали. Рассказав вкратце о новых песнях и передав материалы профессору, сам взял газету, чтобы не висеть над душой. Минут через сорок Лебединский прокашлялся, привлекая моё внимание.

– Ну, что вам сказать, мой друг. Есть очень достойные вещи, есть вполне проходные – но в том числе и в том смысле, что пройдут отбор для записи, даже довольно придирчивый. В целом – крепкий профессиональный уровень. Вам нужна рецензия, или?..

– Или, дядя Валера, или. На Новогоднем балу в Зимнем Её Высочество Анна Петровна высказала желание в ближайшее время получить мою новую пластинку, а её старшие родственники данное желание никак не ограничили, скажем так. Вот, пришлось побороть лень и подготовить материал. Но, как вы сами понимаете, это даже не половина работы.

– Только с вашей точки зрения. Да, возни много, но работа в основном чисто техническая.

– Ну, подбор исполнителей – это задача, требующая и творческих способностей тоже или, как минимум, слуха. Поиск репетиционной базы, сами репетиции, подготовка к записи, переговоры со звукозаписывающей конторой…

– И всё это могут сделать буквально сотни человек в городе. Имею в виду – хорошо сделать. А вот сочинить эти песни – тут уже счёт идёт на единицы. И как бы не половина этих единиц сидит сейчас здесь.

– Тем не менее, для меня, пожалуй, проще сочинить песню, чем вот это вот всё. Так что я хотел бы вас попросить, если это не будет наглостью с моей стороны и слишком обременительно для вас, о двух вещах.

– Об одной догадываюсь, о второй придётся спросить.

– Во-первых, я бы хотел просить вас заняться организацией работы над диском – не просто так, разумеется. А во-вторых, хотел вас попросить, если сочтёте приемлемым, исполнить для диска песню «Красавчик».

– Вы шутите так⁈

[1] Несколько лет назад энтузиасты провели большую работу: на карту Восточной Европы, включая территории современных Польши, Беларуси, Прибалтики, западной части России и севера Украины наложили гербы городов и дворянских/аристократических родов на местах, где были их родовые имения (маноры). И по форме щитов исторические границы Польши, ВКЛ и России нарисовались так чётко, что даже линии проводить не надо. Только гербы 19 века и некоторые родовые имения вылезали этакими «анклавами».

Также видны бывшие шведские и орденские земли, а вот никаких гербовых особенностей, позволяющих локализовать Украину, на карте не просматривается вообще почему-то…

[2] Она же «Песенка вагонного» из фильма «Чародеи».

[3] «Я не красавчик, чтоб все с ума сходили…» Стихи М. Танича, музыка В. Сюткина.

[4] «Стильный оранжевый галстук», группа «Браво», музыка Е. Хавтан, В. Сюткин, 1993

[5] Группа «Браво», 1996 год. Автор текста – Василий Шугалей, композитор – Евгений Хавтан. Исполнитель – Роберт Ленц, так что дед с Юрой не совсем точны, скажем так, в утверждении, что все три песни из одного источника.

Глава 14

Ну вот, приехали. А, с другой стороны, чего я хотел, сколько можно ездить на спине и на репутации профессора? Жаль, конечно, будет намного труднее и потребует кратно больше времени, но куда деваться? Ладно, хорошо если удастся консультацию получить.

Но не успел я прокрутить всё это в голове и раскрыть рот, чтобы выразить вежливое согласие с позицией профессора, как он продолжил:

– Кто вообще в здравом уме и трезвой памяти может отказаться от такого⁈

– От массы лишней, внезапно упавшей на голову работы?

– Пфе! Для кого-то другого – возможно, могли бы возникнуть некоторые технические сложности. Для меня же самым трудным будет отказать лишним желающим поучаствовать в процессе. Но я, в первую очередь, про песню. Кстати, может, чаю?

– Если вас не затруднит…

Чаю я особо не хотел, но видел, что Лебединский желает устроить своего рода церемонию, так зачем же спорить? Но паузу, конечно, тянет мастерски, зараза, вместе с нервами.

«А что ты хотел? Артист с огромным стажем, да ещё и учит других артистов. У него это уже в крови, он, может, и сам себе порой не отдаёт отчёта, когда начинает работать на публику».

«Да всё он понимает, просто любит играть, в том числе – и на нервах».

Минут через семь-восемь посвящённых завариванию, наливанию и обсуждению чая, мы, наконец, вернулись к исходной теме.

– Так что там не так с песней? – Маленькая шпилька с моей стороны, да.

– Боги с вами, что значит, «не так»⁈ Разве что то, что она словно специально про меня и для меня написана? Если посмотреть на мою карьеру, то я действительно большей частью популярности был и остаюсь обязан именно зрительницам. То есть – да, «девочки всегда во мне чего-то находили», хоть это и жутко просторечно.

– Я рад, что вам она понравилась и подошла.

– Подошла? Да это идеальная песня для того, чтобы завершить карьеру!

– Профессор⁈ О каком завершении вы говорите⁈

– О простом и банальном уходе со сцены по возрасту.

– Есть исполнители и намного старше вас…

– Вот уж не хотелось бы становиться престарелым посмешищем, что выползает на сцену с трясущимися руками и что-то там пришепётывает, а лизоблюды в глаза называют это пением, за глаза же не стесняются в выражениях? Ископаемым, что готово уйти со сцены только если его оттуда вынесут вперёд ногами? Благодарю покорно!

– Извините, но вам до такого ещё очень и очень далеко!

– Но звоночки уже появились. Дыхания мне уже давно не хватает, приходиться изощряться с репертуаром и манерой исполнения. Более того, я ведь уже уходил со сцены, если вы помните. Именно встреча с вами и дала толчок и повод для возвращения. И мне удалось – термин «неороманс» уже вошёл в обиход музыкальных критиков и специалистов, более того – у меня и у вас появились подражатели!

– Вот! У вас новая волна популярности, новый жанр, в котором вы – первопроходец, и говорите об уходе⁈

– Юра, вы мне слишком льстите! Во-первых, первопроходцев здесь как минимум двое. Здесь – это и в жанре, и в комнате. Во-вторых, уходить и надо в славе, под «плескание мягких ладош», а не под свист и улюлюканье разочарованных зрителей.

– Так-то оно да, но зачем же торопиться⁈

– Так я и не говорю, что уже собрался прощаться. – Профессор усмехнулся, глядя на моё вытянувшееся лицо. – Но последней песней на поём последнем концерте должен стать именно «Красавчик». Чтобы уйти красиво!

«Районы, кварталы, жилые массивы – я ухожу, ухожу красиво!»

«Дед, не сейчас! Тем более, мы уже это обсуждали: дело даже не в том, что у нас нет понятия „жилые массивы“, песня всё несовременная, настроение и позиция протагониста там совершенно непонятные публике».

«Да я что, я ничего – просто к слову пришлось».

– Значит, мы можем договориться?

– Я же говорю – никто в здравом уме не упустит такую возможность!

– Тогда по расходам. На репетиционную базу, на найм исполнителей, на прочее…

– Вы хотите нанять сессионных исполнителей⁈ Я думал пригласить артистов с именем – поверьте, большинство композиций того стоят.

– Если честно, я тоже хотел бы, чтобы на пластинке были узнаваемые голоса. Правда, это обойдётся дороже.

– Кхм… Простите, вы что, собирались платить исполнителям⁈

– А как уговорить их работать бесплатно? И законно ли это⁈

– Эх, Юра, как вы всё же далеки от эстрадного общества! И как хорошо, что вы пришли именно ко мне!

– Простите, но что вы имеете в виду?

– Начну немного издалека. Как вы думаете, что самое главное для исполнителя?

– Талант? Трудолюбие?

– Это желательно, причём второе может порой заменить первое. Хотя, в последнее время развелось на сцене тех, у кого нет ни того, ни другого. Но смотрите: можно быть безумно талантливым, иметь Дар абсолютного слуха, как у Марии Васильевны, голос в восемь октав и быть одарённым с вторичной стихией звука. И при этом – безумно трудолюбивым, готовым работать по шестнадцать часов в день. Но если у этого исполнителя будет в репертуаре всего одна детская песенка – через пару месяцев он всем надоест, через полгода будет вызывать смех, точнее – насмешки, а через год про него забудут. Только некоторые специалисты будут иногда вспоминать, что, мол, был такой, но так и не смог реализовать талант, увы.

– А если ни таланта, ни трудолюбия, но полсотни песен в кармане – то можно завоёвывать музыкальный мир⁈

– Нет, конечно, хоть какие-то способности нужны, и поработать тоже придётся. Но главное, чтобы было с чем работать.

«Это у вас тут надо иметь хоть какие-то данные и пусть немного, но поработать. У нас достаточно иметь более-менее мощный компьютер и программу для обработки голоса. И получается очередная группа „Пищащие“, ничем не отличающаяся от десятка таких же до, дюжины после, и пяти существующих параллельно».

– Вот смотрите, Юра. Если взять наш Могилёв, то тех, кто хотел бы выступать на сцене и даже готов для этого работать, много и всерьёз – тысячи. Тех, кто на самом деле хоть что-то может, и я не про завывания за столом после второго стакана, а про то «что-то», которое можно показать со сцены – сотни. Несколько десятков из них на самом деле имеют способности и стремление их развивать. При этом тех, кто способен сочинить приличную песню, не очередные частушки или криво рифмованный бред «за жисть» под три аккорда – единицы. И примерно половина этих единиц сидит здесь за чаем.

– Вы не преувеличиваете? Есть же целая консерватория!

– Им даже консервы охранять не доверишь, не то, что музыку сочинять! Хотя, да – теорией владеют на зависть, но вот применить её лучше бы не пробовали: такое получается, что неудобосказуемо просто. И, нет, я не преувеличиваю, может быть, даже преуменьшаю. И из всего этого вывод простой: для автора платить исполнителю – это извращение, прости Лебедь.

– Но продавать песню тоже как-то не хочется…

– Конечно! Это только так называется – «продать». На самом деле исполнители платят авторам за право первого и, в дальнейшем, преимущественного исполнения. Записаться на пластинку – это, пожалуй, самый лучший способ «застолбить» песню за собой. Чтобы все знали – эту песню поёт в первую очередь Имярек.

– И остальные что, уважают такое «Право первой ночи»?

– Сравненьица у вас, Юра, те ещё. Но яркие и образные, этого не отнять. Да, уважают, иначе можно получить не только ответную нелюбезность, но и неприятности побольше. История сцены знает не один, и не два случая, когда за «кражу» репертуара в буквальном смысле слова убивали.

– Ужасы какие!

– Нет, понятно, на всякого рода самодеятельность или на ресторанных исполнителей никто внимания не обращает – если те не начнут в присутствии «титульного» певца петь. Но стоит попытаться выбраться с «чужой» песней на большую сцену без разрешения – то, во-первых, просто не пустят, владельцам концертных залов тоже лишняя нервотрёпка ни к чему. Правда, здесь важно соотношение «веса» обеих сторон. Если молодой, никому не известный начинающий автор придёт к известному, даже знаменитому исполнителю – то тот не то, что не согласится платить за «кота в мешке», а может наоборот с сочинителя денег потребовать за рекламу. Если автор и исполнитель примерно одного уровня известности – скорее всего, будет договор о разделении выгоды. Ну, а если автор себя зарекомендовал – то к нему очередь выстроится, в том числе из маститых. А «золотой» диск – это мощная рекомендация. Но меньшая, чем популярность при дворе, а тем более – в Высочайшем Семействе.

– То есть, я уже, на ваш взгляд…

– Да, конечно. И за право исполнения заплатят, и на записи отработают бесплатно, но честно и без халтуры. Более того, я даже знаю уже, кому и что предложить! В том числе и из столичных певцов, а то местные не потянут, ни по деньгам, ни по распространению.

– Если мне позволено будет влезть в процесс…

– Да, конечно! У вас есть свои предпочтения?

– Да. «Красавчик» – безусловно, ваш.

– Спасибо ещё раз. Причём я опять у вас в долгу оказываюсь. Хм, в качестве частичной отработки его выбью из записывающей конторы сразу «золотой» тираж. Извините, Юра, что перебил – просто очень уж угодили!

– Не за что, профессор. Вторая просьба – «Снежинку» хотела бы исполнить Ульяна, сама или с Машей вдвоём. Если вы, конечно, не решите, что они недотягивают – девочки с вами спорить не станут. Ну, и сразу третье, не обязательное: на мой взгляд, снежинку и обе колыбельных стоит исполнить женскими голосами.

– Последнее – почему бы и нет? Колыбельная в массовом сознании больше сочетается с матерью, чем с отцом, даже такая колыбельная для взрослых, как ваша «Спать пора». Насчёт Ульяны – я подумаю, послушаю пробные записи. Всё же не слышал её давно, плюс роды порой сильно меняют голос. Про это я дам ответ чуть позже, ладно?

– Разумеется, профессор! Если вы взваливаете на себя этот жёрнов, то я ни в коем случае не собираюсь советовать, как правильно его нести.

– А разве не проще было бы жёрнов катить?

– На ваш выбор, профессор, целиком на ваш выбор, как вам удобнее!

Посмеялись немного. Вот в чём плохо ехать поездом – гостинцев с собой толком не привезёшь, если, конечно, нет желания изображать из себя вьючного ослика. Нет, даже не так – социальное положение в принципе не позволяет изображать из себя это животное. Конечно, к Новому году я отправил профессору с оказией, точнее, с очередным рейсом из Викентьевки в Шклов, бочонок джина, но это было давно, ещё в прошлом году. Сейчас я тоже не с пустыми руками приехал, но три полуштофа ликёров, это как-то слишком скромно, на мой взгляд. Но продегустировать нашлось что.

Правда, долго не посидели: как-никак, Валериан Елизарьевич на работе. Зашёл я по его приглашению и на практическое занятие, профессор хотел познакомить со мной молодёжь, показать, так сказать, пример того, чего можно добиться в музыке. Ещё на подходе к залу я с некоторым удивлением услышал «своего» «кота на пальме»! На мой вопросительный взгляд Лебединский отметил:

– Да-да, до сих пор с большим удовольствием используют в качестве распевки.

– Оно для этого вроде бы не слишком подходит: в одной тональности, мелодия, опять же, не слишком «тянучая».

– Зато сама песенка бесконечная по сути своей. А поиграть голосом или мелодией студенты и сами могут. И даже любят, видят в этом элемент творчества.

За разговором вошли в зал, ученики профессора поприветствовали его и с умеренным любопытством посмотрели на меня – мол, это ещё кто? Лебединский ответил на приветствие и спросил у меня:

– Я так понимаю, у вас есть что-то, что подойдёт лучше «кота»?

– Возможно, «ворона» будет не хуже.

– Ну-ка, ну-ка…

Я решил пустить в широкий оборот распевку, которую в мире деда придумал для своих студентов знаменитый там композитор Алябьев, которого большинство населения, кто вообще о нём слышал, знает по песне «Соловей». Вот, тоже, гримасы параллельности миров. У нас совсем недавно жил композитор Оляпкин[1], Андрей… не помню по отчеству. Он тоже написал своего «Соловья», только совершенно непохожего на того, что пел дед, и дело даже не в «Шниперовиче[2]», просто песни очень разные. Вообще же наш композитор занимался преимущественно операми и ораториями, и до обучения студентов не снисходил. «Ворону» пару раз пел и раньше, но так, мимоходом. Сейчас же собирался запустить в массы.

Я подошёл к фортепиано. Нет-нет, не подумайте, пианистом я не стал, но несколько простеньких мелодий Маша разучить буквально заставила, в том числе и «ворону». Сыграв простенький проигрыш, затянул:

– Вот мы едем, видим мост. На мосту – ворона сохнет. Мы берём её за хвост – и кладём её под мост, пусть ворона мокнет…

Прогнав пару циклов «сохнет-мокнет», прекратил игру и обратился к профессору:

– Идея в том, что начинаем на среднем уровне, про то, что на мосту поём высоко, под мостом – низко. Соответственно, «на мост» – работаем голосом вверх, «под мост» – вниз.

– Забавно, да. И вы правы – для распевки подходит лучше вашего же «Кота».

После чего обратился уже к студентам:

– Продолжайте распеваться, а сейчас провожу гостя и вернусь.

Когда вышли из зала, профессор извинился:

– У меня сейчас три пары подряд, так что я не смогу уделить вам внимание. Конечно, если хотите поприсутствовать…

– Нет-нет, не буду вам мешать. Да и поезд уже через полтора часа, пока доберусь до вокзала, пока газетами и журналами в дорогу запасусь… Только вахтёр не будет вам козни строить за то, что меня без сопровождения отправите?

– А это вот вообще не его дело! Начнёт наглеть – получит по шее, пусть и фигурально. Главное, чтобы на вас не накинулся.

– Будет хамить – получит по шее. И отнюдь не только фигурально. Причём и закон тоже будет на моей стороне, потому что хамство в адрес барона – наказуемо, в том числе и своими силами на месте.

Придирчивого, так скажем, вратаря на выходе не оказалось, куда-то ушёл, его напарники же чудить не стали, так что ушёл спокойно, а там и до вокзала добрался. Причём еле успел: пока мы сидели с профессором, начинавшийся пока я ехал к «художке» лёгкий снежок превратился в мощный снегопад, дороги завалило слоем сантиметров десять, и дорожное движение резко замедлилось. Заодно разрешилась и дилемма: рискнуть сходить в местный ресторан или нет, рулетка всё же та ещё. Решилась тем, что я туда просто не успевал, так что обедать буду в вагоне-ресторане. Благо, давно могу себе это позволить, причём вообще не переживая о ценах.

А за окном было красиво! Снегопад укрыл деревья, так что всё выглядело вообще сказочно! И сады, и леса, и даже кусты вдоль полей. Как на Новогодней открытке, право слово! Чистое удовольствие – любоваться такими видами из окна поезда, сидя в купе со стаканом горячего чая.

«Да, из окна поезда любоваться – это да. А вот был бы ты на своих колёсах – вообще бы красот не заметил, пытаясь края дороги высмотреть».