Текст книги "Рысюхин и пятнадцать бочек джина (СИ)"

Автор книги: Котус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Единственное, что напрягало всерьёз – это расход боеприпасов. Стоимость их я сумею компенсировать, Наследник Цесаревич известен своей повышенной щепетильностью, а руководит процессом именно он, но деньгами стрелять не станешь. Однако дело даже не в этом, мины заканчиваются здесь и сейчас. Но не успели начать переживать всерьёз, как поступила вводная: выделить команду для получения боеприпасов на железнодорожной станции. Количество привезённых мин не назвали, но Старокомельский преодолел жадность, и отправил в путь под началом Вишенкова все грузовики, кроме штатных миномётных тягачей. Просто опасался, чтобы за время отсутствия транспорта не пришла вводная на перемещение. Возможно, это уже паранойя, но через полтора часа после ухода грузовиков, на позициях появились наблюдатели и, увидев пикапы в их капонирах, поморщились. С другой стороны, приказа на смену позиции так и не поступило. Может, именно поэтому?

Глава 3

Пока мои дружинники увлечённо и активно «воевали», я, лишённый возможности принять хоть какое-то участие в процессе или заниматься какой-либо осмысленной деятельностью, начал скучать. Даже в мастерской экспериментами не займёшься, поскольку мастерская является частью тыла батареи. Спасают только разговоры: по мобилету с домом, с дедом и иногда – с виконтом Орловским. С дедом, понятное дело, разговоров было больше всего. Причём как на злободневные темы, так и вообще «за жизнь».

«Юра, я вот иногда удивляюсь тебе. Такое ощущение порой, что мы оба здесь из других миров!»

«Ты о чём сейчас?»

«О том, что для тебя постоянно что-то новое находится, причём в общественных взаимоотношениях, в которых ты вроде как должен разбираться. И по жизни, и по образованию, и по происхождению. А виконт тебя загрузил так, словно ты неделю назад с гор за солью спустился, а тебя в армию поймали».

«Дед, ну ты же знаешь – я этим вообще никогда не интересовался! В принципе! Ни аристократией, ни тем, что с ней связано, даже в газетах соответствующие разделы пропускал. Считал, что где я – и где титулы, ничего общего. Мне бы образование получить было, да имение в порядок привести».

«То есть, всё же понимал, что сословия разные?»

«Да где там! У нас в гимназии со стороны учителей сколько раз слышал выражение „титулованное дворянство“. Да даже в учебниках по истории такое есть! И тут вдруг – нате вам, новости!»

«Хм… Если так подумать… В нашем мире тоже монархи давили на аристократию, урезая её в правах, возможностях и претензиях, причём давили именно при помощи дворянства, того самого служилого сословия, в пользу которого и отжимали кусок пирога аристократов. Причём действовали зачастую через их же младших сыновей. Правда, было это намного раньше, началось лет четыреста-четыреста пятьдесят назад, по моему счёту, если не путаю. У вас, если я правильно поправочный коэффициент высчитал, на сто лет меньше должно пройти. Неужели настолько позже началось и ещё не закончилось?»

«Вот уж не знаю…»

«Да-да, конечно. Никогда не интересовался, а в учебниках дворяне и аристократы рассматриваются как единое целое. Ну, так учебники пишут по заказу тех же сил, что аристократию и поджимают».

Дед о чём-то задумался настолько, что даже пропал со связи минут на пять. Потом появился, весь озабоченный.

«Знаешь, если у вас тут процесс в разгаре, то как бы не вляпаться в ту самую фронду – то бишь, аристократическое противостояние престолу. Это такая дрянь, что с обеих сторон прилететь может!»

«Дед, ты у нас любитель панику наводить. Ничего такого я не слышал, даже намёками».

«Юра, вот без обид – но вообще не критерий, то, что ТЫ не слышал. Плюс такие вещи по определению должны в тишине происходить. Хотя, если вспомнить ту самую, ставшую нарицательной, Фронду – то там всё напоказ было. Безоговорочная победа формы над содержанием и гонора над здравым смыслом».

«Не, дед, у нас такое не прокатит! С давних времён известно: начнёшь демонстративно неуважение царю выказывать – быстро на дыбе окажешься, будь ты хоть боярин, хоть князь. И то, что царь стал Государем Императором, а дыбу отменили – ничего по сути не меняет».

«Это да. Ладно, будем надеяться, что процесс уже ушёл в стадию затухания и никакого четвёртого дна в беседах виконта не было».

«Второго, ты хотел сказать?»

«Нет, как раз второе и третье точно были! Вот смотри…»

Долго мы с дедом судили и рядили, но поняли одно: сами ничего не поймём. Нужен консультант, а лучше – два, с разных сторон чтобы посмотреть на это дело. Один со стороны Императора, второй – со стороны аристократии. И где искать второго, уже понятно: граф Соснович. Были с его стороны некоторые намёки, которые стали понятны только сейчас. Да уж, правильно дед говорит: чтобы понять намёк, необходимо самому быть «в теме», а чтобы понять его правильно – нужно знать не меньше чем тому, кто намёк делает. Вот где брать консультанта с точки зрения Империи – уже вопрос. Не виконта же за такового принять, хоть дед и рассматривал версию, что это Наследник попросил его при случае просветить «дикого барона из дикого леса»! Очень уж у него позиция архаичная, явно нацеленная против слияния таких страт, как дворянство и аристократия.

«С другой стороны, если царь с наследником решили, что дворяне слишком уж давят на аристократов – могут и отыграть немного в обратную сторону. Потому как излишнее усиление дворян тоже не на пользу государству. Ту же Польшу взять, из моего мира. Там ведь реально каждый однодворец, припёршийся на Сейм за счёт даже не магната, а магнатского приказчика, искренне мнил себя хоть в чём-то, но равным королю. Где-то польские короли в противопоставлении дворян аристократам и магнатам ошиблись, в итоге те спелись в ослаблении трона, с предсказуемым результатом».

«С предсказуемым – это…»

«Ага, кранты королевству. С разделом на части и прочими спецэффектами. Причём потомки тех самых магнатов и шляхты, которые и развалили государство, до сих пор тоскуют по „блестящему прошлому“, беря за образец именно начало эпохи загнивания и разложения, и ищут причины конца в чём и в ком угодно, только не в себе, любимых. Точнее, не в своих „блестящих“ предках. Так что излишнее усиление дворянства императору и империи тоже не выгодно».

В общем, понятно, что ничего не понятно. Ну, не у самого же Государя Императора спрашивать, кто может проконсультировать по вопросу взаимоотношения дворян и аристократии! И не у его секретаря, он ни к тому. Ни к другому сословию не относится, даже если и выслужил чин, дающий право на жалованное дворянство, а потому мне к нему обращаться с сословным вопросом… Я даже слово подходящее для этого подобрать не могу. Дед говорит, что шпана в его мире называла такое «зашквар», но не могу судить, насколько оно соответствует ситуации.

Ладно, возвращаясь из философских глубин к окружающим реалиям.

Мне на мобилет позвонил уехавший на станцию за боеприпасами Вишенков. Нам ограничили контакты на время проведения эксперимента, так что там или должно было случиться нечто очень уж вопиющее, или звонит он по личной причине, либо просто не связанной с манёврами. Хотелось бы верить во второе, но, боюсь, будет первое. Так и оказалось.

Аркадий Витальевич обратил внимание, что форма и размер казённого ящика немного отличается от нашего, принятого в дружине, да и вес указан другой. Из любопытства и «на всякий случай» он вскрыл один ящик, после чего забегал. Две мины лежали в ящике «валетом», экономя место, и всё на этом. Ни взрывателей, что у нас размещались между хвостовиками лежащих головой в одну сторону мин, ни дополнительных метательных зарядов, что укладывались по обе стороны от хвостовиков, в казённой упаковке не было. Недостача нашлась быстро – в отдельных ящичках, по десять детонаторов в одном и по двадцать зарядов в другом. Нет, с одной стороны, оно понятно: соображения безопасности, хранить отдельно, но в бою бегать и искать, где что лежит⁈ И, собственно, вопрос не в этом, а в том, что тот тип, который распоряжался складами на станции, взрыватели и заряды Вишенкову выдавать категорически отказался! Мол, в документах сказано – получить мины, вот их и получайте. Ни про какое другое имущество ничего не сказано – значит, гуляйте мимо. Попытки доказать, что это, собственно, составные части тех самых мин пропали втуне, утыкаясь, как в глухую стену в вопрос «где это написано». На ящиках так вообще просто индексы стояли, даже надпись «мины миномётные» отсутствовала, от чертежей складской хомяк отмахивался, мол, «рисуночки» ему не интересны, ему документ нужен.

Попытки Вишенкова найти управу через посредников, они же наблюдатели, которые и выдали документы на груз, тоже ни к чему не привели. Он получил ответ типа «вам поручено получить – вот и получайте; кстати, контрольное время идёт». Вот так вот, ага. Не найдя нигде понимания, мой офицер позвонил мне. Пока я ругался с вроде как «коллегами», которые упорно не хотели видеть проблему на своей стороне, мне вновь позвонил Вишенков: наши «конкуренты» без каких-либо проблем и вопросов получили полный комплект: и мины, и взрыватели, и заряды. Стало очевидно, что «это ж-ж-ж неспроста», что меня изрядно так выбесило – потому как мне тут битые полчаса пытались ездить по ушам насчёт «беспристрастности», «объективности» и «недопустимости протекционизма».

– Так, господа. Мне это по-настоящему надоело, я сейчас свяжусь с Его Высочеством и попрошу его лично разобраться с вопросом!

Я так понял, мне не поверили, во всяком случае, когда я выбирал контакт в мобилете слегка занервничал только один из наблюдателей. Зато когда после короткого, буквально минуты три, моего разговора зазвонил мобилет у старшего наблюдателей – того самого генерала, в свите которого приехал виконт, и который добирался к нам отдельно, целым караваном – и он увидел, кто на связи… Никогда сам не видел, что бывает, если плеснуть в осиное гнездо или муравейник керосина, но, думаю, здесь и сейчас панической суеты было больше, я же вышел из палатки и отправился к себе, справедливо считая, что больше уже ничего сделать не смогу. Как потом выяснили с Вишенковым, сопоставив отметки времени на мобилетах, уже через две минуты после того, как генерал попрощался с Александром Петровичем вредный кладовщик буквально выскочил из своего логова с вопросом, когда, мол, наконец своё имущество заберёте. Подпоручик признался, что было острое желание поиздеваться в ответ в том же стиле «а где написано», но вспомнил фразу про контрольное время и решил не уподобляться.

Мин, кстати, выделили щедро, пришлось делать два рейса, загрузив в итоге и временные склады, и грузовики. Правда, мины были почти сплошь осколочные, какая использовалась конструкция внутреннего вкладыша не знаю, пока не разбирали, но от внешней рубашки, слава богам, в ГАУ отказались. Помимо осколочных привезли сотню осветительных и – тадам! – тридцать сигнальных. По десять штук зелёного, красного и синего огня. Армейцы всё же продавили постановку на вооружение этого сомнительного изделия. И что нам с ними делать⁈ Не израсходуем на манёврах – устроим опять фейерверк на Новый год. Пока же буде забота, не смешать наши мины с казёнными: таблицы стрельбы, найденные в одном из ящиков, не сильно, но отличались от наших. Как я и опасался: дружина оказалась всего лишь совместима с армией по боеприпасу, но идентичности нет.

Честно сказать, я опасался, что после моего демарша со звонком Наследнику прочие наблюдатели на меня обидятся и вообще затаят нехорошее. И подполковник Орловский – в частности. Но нет, виконт на следующий день пришёл ко мне в гости, как ни в чём не бывало. Ну, или чувство сословного долга оказалось сильнее личных обид, поскольку пришёл он в рамках расследования ситуации с моим призывом в качестве рядового. На сей раз Якова Андреевича интересовало моё прибытие в часть и то, как себя повёл командир, получив мой доклад и документы. После пятнадцати минут расспросов он подвёл итог:

– Ну, хоть кто-то поступил правильно! Не как следует, конечно, но…

Пока я пытался постигнуть всю тонкость различия между понятиями «правильно» и «как следует», а дед вот ни разу не помогал своими шуточками, виконт продолжил:

– Правильно в том смысле, что немедленно пресёк безобразие, присвоив минимально приемлемое звание и определив должность, не умаляющую достоинство. Но следовало ещё и рапорт по команде отправить, однако он либо решил не ввязываться в непонятные ему дела в Могилёве, либо защитить честь мундира от расследований. И то, и другое понятно и даже в каком-то смысле правильно с человеческой точки зрения и логически, но исходя из интересов сословия…

Ишь ты, как копает! Видимо, его это на самом деле закусило. Может, ситуация на самом деле серьёзнее, чем мне казалось? Я понимал ещё тогда, что серьёзных неприятностей избежал просто чудом, не иначе – Рысюха лапками прикрыла, но, похоже, всё могло обернуться ещё хуже, чем я думаю. Подумал даже между делом, не пожаловаться ли на того «ганарыстага парсюка[1]», который брезговал жить в одной палатке со мной, но не стал этого делать. Его и так наказали, за наглость, и сама жизнь ещё не раз накажет. Да и невместно это, даже с точки зрения дворянской чести, ябеды строить.

Возвращаясь к вопросам тылового обеспечения. Узнав, что у нас есть с собой своя медицина, к Старокомельскому не поленился прийти начальник пехотной команды, изображавший в рамках легенды манёвров условного командира условного подразделения, а в мирной жизни бывший заместителем начальника штаба полка. Договорились и о пользовании пехотинцев, и о возмещении связанных с этими работами расходов. Потом ещё пехотный начальник хотел «одолжить» наших сапёров, а заодно и ремонтников, но тут уж командир дружины воспротивился. После долгих торгов стороны сошлись на том, что сапёрам своей работы хватает, а к ремонтникам можно обращаться с их свободное от служебных поручений время на коммерческой основе при условии взаимной заинтересованности. То бишь, если по-простому: договариваться напрямую без ущерба службе.

В целом, разошлись взаимно довольными друг другом, только пехотинец напоследок позавидовал передвижному штабу, в котором Иван Антонович его принимал. Короче говоря, так получилось, что не приданная отдельная батарея пользовалась тылами пехотной части, а наоборот! Интересно, как там дела у наших не то конкурентов, не о напарников из батареи «урезанного под корень» штата? Наблюдатели ничего не говорят, ссылаясь на чистоту эксперимента, но у меня им в последнее время особой веры нет. Съездить, что ли, посмотреть лично? Так сказать, немного поразвлечься лёгким шпионажем? Ну, а что? Побить не должны, а при разжаловании в наблюдатели мне же не сказали, что наблюдать можно только за своими? Ну, и вот…

Останавливало только то, что я не знал, куда ехать, а пехотный командир о том, куда направлена вторая команда его полка имел довольно общие представления. Ехать наугад – то ещё развлечение, попытаться найти следы проехавшей декаду назад колонны и то проще, но кто сказал, что тут разного рода армейские грузовики по своим собственным делам всю округу не исколесили? Пока наведаюсь по этим самым следам на все местные вырубки, водопои да сенокосы.

Мои злодейские планы осуществить было не суждено: поступила новая вводная и с ней вместе слух о том, что это последняя отрабатываемая задача. Если это правда, то скоро домой!

Новая легенда гласила следующее: к нашим войскам подошло подкрепление, готовится контрнаступление на измотанного в обороне противника (запас чучел, видимо, подошёл к концу). Требуется нанести огневой удар по вражеским укреплениям и сопровождать пехоту огнём и колёсами при прорыве ею обороны противника. Подход прикреплений в виде остатков пехотного полка, которые будут изображать массовку, а потом, вероятно, убирать следы нашего здесь пребывания, назначен на сегодня, атака – на завтрашнее утро. Насколько я успел изучить район, от миномётных позиций до условных окопов условного противника примерно от восьмисот метров до километра, где как. Ещё на три километра вглубь «вражеских укреплений» можно бросать мины, не сходя с места, а вот потом придётся сниматься с места и двигаться перекатами, повзводно или пополубатарейно, решать будут Старокомельский с Нюськиным. Вопрос только, что придумают дальше, после прорыва обороны. Или прорыв признают неудачным? Завтра увидим и узнаем.

[1]Ганарысты парсюк (бел) – заносчивый свин (кабан).

Глава 4

Прорыв прошёл как по учебнику – а почему бы и нет, если в ответ никто не стреляет, а все ориентиры пристреляны ещё накануне? Попотеть заряжающим и подносчикам пришлось от души, максимальный темп огня просто так не даётся. К счастью, двойного заряжания можно было не опасаться: предохранитель до гениального простой, если видишь готовым, но попробуй додумайся до него! Если бы дед не подсказал и идею, и воплощение – не знаю, когда бы додумался и додумался ли бы вообще.

Шесть миномётов, десять-двенадцать выстрелов в минуту каждый – получается при стрельбе очередями, а при ведении огня «по готовности» залпы быстро превращаются в хаотичную пальбу, разрывы чаще, чем каждую секунду. Уже через пять минут над передней линией окопов повисла сплошная туча земли и дыма, в которой продолжало бухать. Нюськин ещё добавил «от щедрот» фугасами по заграждениям перед окопами, красиво получилось, только доски брызнули.

Единственно что не получилось устроить наступление за огневым валом – оказалось, что этот тактический приём совершенно никому не известен, кроме деда, от него – меня и моей дружины. То-то офицеры мои так на меня смотрели, когда я рассказывал концепцию и как её отрабатывать. Оказывается, новинка в военном деле, ну да ладно. Будем работать «по старинке»: перенос огня на вторую линию на сближении пехоты, потом и вовсе на третью, в промежутке миномёты передвигались вперёд повзводно, по две штуки на полкилометра за раз. Точнее, первая пара метров на триста-четыреста, остальные на пятьсот-восемьсот, на присмотренные разведчиками в РДА площадки.

После «прорыва обороны» пришёл приказ – сопровождать вводимые в прорыв «свежие части», что вылилось фактически в совместный с пехотой марш на тридцать километров до станции, не той, где мины получали. «Свежими частями» были пехотинцы и полковые тылы, что накануне пришли в качестве подкрепления, что логично, а старые остались закапывать то, что сами и выкопали, не без нашей помощи.

Что могу сказать про этот совместный марш, он же «ввод войск в прорыв»? Как в том анекдоте[1]: если без мата – то ни слова. Пехота выдвигалась пешим, мать его, порядком, тылы частью на гужевых повозках, частью – на грузовиках с двигателями внутреннего сгорания. А ещё я видел локомобиль. К счастью, это оказался паровой бульдозер, прибывший окопы закапывать, и с нами не поехал, а то у меня уже глаз дёргаться начал при воспоминании, как тащили самоходную лесопилку из Осипович в Викентьевку. Но и без него мои дружинники хлебнули «все тридцать три удовольствия»! Ежу, контуженному миномётным обстрелом, было понятно: стоит моим миномётчикам уехать вперёд – и посредники сразу «спишут» их в результате «контрудара противника». Делать последнюю задачу первой проваленной не хотелось совсем, так что пришлось изгаляться, для чего мои офицеры пригласили пехотных к себе в гости и в кондиционированном воздухе КША выработали общий порядок движения. Один РДА ушёл вперёд в качестве передового дозора. Проезжал пару километров, занимал удобную для наблюдения позицию и стоял там, контролируя окрестности, заодно присматривая следующую позицию. Стояли, пока их не догоняла головная походная застава, состоящая из броневика с «недопулемётом» и трёх освободившихся из-под мин грузовиков, в кузова которых загрузили по два отделения пехоты.

Такой же состав был у тылового охранения и дозора, только что броневик нёс на крыше «Крону». Третий броневик «охранял» оба штабных автомобиля, а последний РДА изображал посыльный автомобиль и, при возможности, фланговый дозор.

Но всех пехотинцев усадить на грузовики не получалось – много их, а нас мало. Так что механизированная часть колонны уезжала со скоростью около десяти километров в час немного вперёд, становилась в удобном месте на обочине и пропускала вперёд себя пехоту, потом – снова-заново.

Предосторожности оказались не совсем напрасными: один раз дозор обнаружил подобие баррикады, которую, когда подошла «застава», просто снесли огнём, не останавливаясь, поскольку было именно что подобие. Как позже саркастично прошёлся по ней Вишенков:

– Порой в деревнях дети перед свадьбой загородки серьёзнее ставят, было бы ради чего миномёт задействовать!

Это, разумеется, преувеличение, и довольно сильное, но факт остаётся фактом: выпустили на сближении пару очередей из картечницы по баррикаде, в это же время РДА из «Кроны» накидала туда фугасных гранат, а остатки раздвинули ударным бампером броневика. Ещё «для порядка» прошлись осколочными гранатами и стрелковым огнём из бойниц по обочинам. Нарубили хвороста, надо сказать, пропустили вперёд РДА и больше сюрпризов не было, кроме большого привала, на который встала пехота «по регламенту». В итоге хоть войска и двигались «в прорыв» так называемым ускоренным маршем, но – скорость колонны определяется самым хромым пехотинцем. Так что – шесть с половиной часов от момента выхода головного дозора с захваченных вражеских позиций до его же входа на территорию станции. Если считать от выхода первого до прибытия последнего – почти восемь часов! Да, отставших, захромавших, поломавшихся и заблудившихся списали в условные потери, но это не повод на самом деле бросать их. Как говорит дед – «ужостев каких-то!»

Из приятного – на станции нас ждала вся наша внештатная техника и остававшиеся в их охране дружинники. Соскучились и не только: полевую кухню мы увезли, она тоже проходила испытания, так что «сторожам» пришлось питаться от щедрот принимающей стороны, а заодно и сухой паёк подъедать: отвыкли мои бойцы от завтрака в формате «кружка кипятка и сухарь». Причём, что характерно, приучаться обратно не хотели ни под каким видом. Как сказал бы виконт Орловский – «разбаловались», ага.

Из неприятного – дальше предстояло двигаться по железной дороге. То есть – полностью зависеть от того, кто, как и куда пошлёт очередной эшелон. И, надо сказать, изумительные вещи начались почти сразу. Дело даже не в том, что дружинникам под погрузку дали товарные вагоны, они же теплушки, это для перевозки войск в пределах нормы. По дурости или из каких-то неведомых соображений негуманоидной логики придумали отправить одним эшелоном личный состав и часть имущества, а после этого ещё двумя составами – оставшуюся технику. Как-то меня всё это достало и сделало совершенно недипломатичным, так что ругаться с инопланетянином-комендантом начал прилюдно, прямо на перроне:

– Я понимаю, что вам в глубочайшей степени плевать на сохранность чужого, то есть – моего, имущества, которое предлагаете бросить без присмотра на территории станции. Но скажите на милость, кто будет это всё грузить? После того, как бойцы уедут? Может, господин подполковник будет ящики таскать? – Указал я на удачно подвернувшегося под руку Орловского.

Виконта передёрнуло. Но, как ни странно, до чиновника от перевозок никак не доходило, что не так – он даже грузчиков предложил своих выделить, четыре человека. Угу, и им я должен доверить загонять на платформы те же РДА, с возможностью всласть полазить по салону! Пришлось пригрозить, что поеду домой своим ходим, и плевать на весь придуманный для меня регламент. Как ни странно, даже часть офицеров не понимали, что мне не нравится.

– Господа, вы серьёзно⁈ Отправить два эшелона ценного имущества, преимущественно – дорого выглядящих автомобилей, путешествовать неделю без охраны⁈

– Ну, почему же – составы охраняются.

– Ага, два придурка с одним дробовиком на обоих, что сидят на тендере паровоза? Толку от них ноль, в лучшем случае – заметят кражу почти сразу. Нет, если бы имущество было чужим, я бы тоже, возможно, не переживал.

Только после того, как походная колонная за границами станции была уже наполовину сформирована, и все осознали, что ещё чуть-чуть и мы на самом деле двинемся просёлками в направлении Рязани, добился того, чтобы эшелоны переформировали. Причём начальник станции – или комендант, не знаю, как именно его должность называется, изображал такие страдания, будто эти составы были уже собраны не на бумаге, а физически, и ему придётся лично вручную перекатывать вагоны. Нет, в чём-то я его понимаю: он собирался включить в эшелон три теплушки для солдат, вместимостью сто двадцать человек, и один вагон второго класса для офицеров, унтеров и специалистов. Я же, тыкая пальцем в устав, требовал, чтобы в каждом эшелоне был старший в офицерском звании. Цеплять к трём поездам три классных вагона, в каждом из которых будет ехать по пять-шесть человек комендант не хотел. Когда же я предложил взять почтовый вагон, как раз на пятерых, плюс туда же можно, например, пайки сложить – меня чуть не побили, фигурально выражаясь. Оказалось – больная тема: все почтовые вагоны находились в ведении министерства почт и телеграфов, и ни железнодорожники, ни военные, ни военные железнодорожники в своём распоряжении таковых не имеют, хоть и хотели бы. Но – монополия.

В итоге пинаемый не только мною, но и прочей комиссией, комендант нашёл три вагона, обозначенных как «купейный вагон третьего класса» на сорок восемь мест, который дед обозвал плацкартом. В итоге и все поместились, и бойцы поедут в более приличных условиях, и вагонов будет задействовано на один меньше.

Повезло ещё, что литерный поезд, в котором будет и вагон-штаб, и в который пригласили меня, не ушёл со станции первым. Более того, его отправление по новому графику запланировали в последнюю очередь, а то уехал бы, а потом искал, куда что уехало. Но, опять же, была и плохая сторона в этом изменении: пришлось ждать пока придут «конкуренты», добиравшиеся до станции двое суток, но это время как раз ушло на ругань с комендантом, а потом пока все погрузятся и уедут.

И в салон-вагоне литерного поезда, он же штабной вагон, и в купе разных классов одной из главных тем для обсуждения были итоги манёвров. Точнее – промежуточные, не обработанные ещё, результаты. И было, что обсуждать! Наши не то напарники, не то конкуренты, например, откровенно провалили проверку. Они и до места добирались больше трёх часов, плюс долго занимали позиции, плюс с корректировкой огня возникли проблемы… В общем, только за первый день батарея была дважды «условно уничтожена» противником, после чего «воскрешалась» для дальнейших испытаний. Да и в дальнейшем тоже как-то они не блистали. Настолько, что если бы в манёврах участвовали только они, то вердиктом стал бы вывод о полной несостоятельности миномётных батарей в качестве усиления пехотных подразделений!

И совсем другая картина в исполнении моих дружинников, которых нередко именовали «родовой гвардией». В целом разница в результатах оказалась настолько разительной, что кое-кто стал с подозрением посматривать в мою сторону, мол, явно что-то нечисто, но уличить ни в чём не получается. Пришлось, посоветовавшись с дедом и офицерами дружины, выступить с небольшой речью, суть которой сводилась к тому, что, если выставить на беговую дорожку двух спортсменов, одного – подготовленного, бодрого и здорового, а второго – голодного и со связанными ногами, то они покажут разный результат.

– Мои бойцы тренируются с этим оружием уже не один год, участвовали в реальном бою, постоянно ездят на свой собственный полигон. А эта, обрезанная под самый корешок и ещё чуть-чуть, батарея сформирована меньше, чем за месяц до учений, вооружение вообще за две недели до выезда получили. И сделали аж по три выстрела из каждого миномёта в качестве пристрелки. Плюс разница в экипировке: удобная униформа с защитными элементами сильно облегчает боевую работу. Плюс отсутствие самого необходимого, от шанцевого инструмента до боевого охранения. Когда вымотанные долгой поездкой в не оборудованных для этого грузовиках номера расчётов вынуждены и орудия разворачивать, и позиции оборудовать, и охранение обеспечивать – это тот самый бегун со связанными ногами.

– Предполагалось, что вспомогательные функции возьмут на себя соответствующие службы полка.

– Какого, простите, полка?

– Пехотного, которому будет придана батарея.

– Господа, вас название оружия «батальонный миномёт калибра сто миллиметров» ни на какие мысли не наводит? Ба-таль-он-ный! Батарея придаётся пехотному батальону, у которого своих тылов нет никаких в принципе – они все на полковом уровне. А как показала практика, возможно такое, что нуждающийся в огневой поддержке батальон – вот он, а полк со всеми его службами – где-то там.

– Можно и из состава батальона выделить солдат.

– Если речь о батальоне, противостоящем превосходящим силам противника, да во время боя… Одно дело, если батарея своя, штатная, тогда и взвод помощников к ней приписан, и друге дело – пришлая…

– Но и так раздувать штаты, как у вас – это, простите, перебор!

– Разве в ходе манёвров были выявлены лишние службы или специалисты? Кто-то сидел без дела или выполнял не свои функции?

– Ремонтники ваши явно какими-то посторонними делами занимались!

– Не «посторонними», а «в интересах пехоты». Ремонтники нужнее всех: технических поломок, особенно на марше, столько, что их впору считать не аварийной ситуацией, а ежедневной рутиной. Проводить же ремонт в грязном окопе при помощи молотка, зубила и какой-то матери, или в пусть скромной, но оборудованной всем необходимым мастерской – это два очень разных ремонта. И по трудоёмкости, и по срокам, и по качеству.

Много, в общем, спорили, до самого Питера. Да-да, дружина поехала домой, а я – по флигель-адъютантским обязанностям в столицу. В Зимний дворец, поскольку осенний бал благополучно прошёл за время манёвров.

И в столице продолжали спорить, изучать бумаги и наставления, материалы тех самых манёвров. В итоге за две недели создали проекты трёх штатных расписаний различных частей и подразделений.

Во-первых, новый штат пехотного (в скобках – стрелкового) батальона с миномётной батареей. Разница между пехотными и стрелковыми полками была в основном в их происхождении: был то бывший стрелецкий, или бывший фузилерный, или бывший гренадёрский. Новые полки, как правило, формировались как стрелковые, но могли быть и пехотными, логику я так и не уловил. В батальон вводился дополнительный стрелковый взвод в качестве охранения миномётчиков, походная мастерская на одном двухосном грузовике, командно-наблюдательный пункт и два РДА. Плюс три грузовика для перевозки боеприпасов и два – для прочего имущества. Палатки предполагалось как-то упихивать внутрь автомобилей-тягачей или увязывать на крыши. Ну, и пятая полевая кухня добавилась, кормить всю эту братию.