Текст книги "Рысюхин и пятнадцать бочек джина (СИ)"

Автор книги: Котус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Утром получил не только горячий завтрак, но и приведённый в порядок мундир, что привёз с собой в чемодане, чтобы надеть на встречу «для солидности». До кабинета профессора доберусь на извозчике, в закрытой коляске, там, на академической изнанке, козырять особо некому будет, на пути в контору звукозаписи – тоже. Оттуда к Мурлыкиным – снова на извозчике, нормально всё получится.

На сей раз войти на Изнанку по приглашению профессора Лебединского получилось без каких-либо затруднений. Не то мундир сработал – охранников некоторых аж подбросило, не то просто смена оказалась вменяемая. Сам Валериан Елизарьевич ждал меня, подготовив несколько стопок документов.

– Проходите, Юра, присаживайтесь. Чаю?

– Только из-за стола у Мурлыкиных. Но на улице так омерзительно сыро, что согреться хочется, но мне без ничего, пожалуйста!

– Интересная конструкция – «без ничего».

– Это анекдотом навеяло.

– Ну-ка, побалуйте старика!

– Решил один гость с юга, пока на фрукты не сезон, решил торговать пончиками. Такими, знаете, когда просто комок дрожжевого теста бросаются в кипящее масло, потом посыпаются сахарной пудрой… Так вот, поскольку русский знал не слишком хорошо, заказал вывеску: «Пирожки». Стоит, торгует, а все подходят и спрашивают, «с чем пирожки», да «с чем пирожки». Надоело ему, взял он кисточку и дописал на вывеске: «Пирожки с бэз никто!!!»

– «С без» это сильно, конечно!

Пока рассказал, пока посмеялись и вспомнили ещё пару баек на ту же тему – чай и закипел, и заварился. А мы, совместив чаепитие с обсуждением сделки в целом, после него перешли к разбору бумаг. Это оказались заготовленные для каждой песни отдельно договор об исполнении композиции для пластинки и отказ от финансовых претензий. А вот от исполнителей деньги передавались вообще без каких-либо расписок, под честное слово и под залог доброго имени посредника. То есть, в принципе, никто не мешает продать ту же песню и два, и три раза, но следующую после этого у меня не купят вообще, из принципа, да и репутации профессора будет нанесён огромный ущерб.

Профессор в итоге продал всё – кроме колыбельных и «Красавчика». Одесский армянин с каким-то купеческим шиком добавил тысячу к той цене, за которую ушла «Снежинка», тем самым перекрыв расчёты Лебединского, да и «Ветер знает» в итоге ушёл за хорошую цену. В общей сложности за три песни он выручил для меня семнадцать с половиной тысяч! Да, на фоне моих расходов на некоторые проекты, вроде пополнения автомобильного парка или создания запаса миномётных мин, сумма не смотрится. Но если спуститься на уровень взгляда обычных людей… Какая-нибудь семья могла бы жить пять лет, расходуя по двести пятьдесят рублей в месяц, и это был бы хороший уровень жизни даже в губернском городе, и ещё осталось бы на обучение кого-то из детей в любом магическом училище! Причём это без учёта процентов, которые можно было бы получить, положив «лишние» деньги в банк. Неплохо так, да? А будут ещё деньги за пластинку, и отчисления от исполнителей…

В фирме звукозаписи пойти сразу на стотысячный тираж, как уговаривал профессор, всё же не рискнули, но зато сразу подписали договор на семьдесят тысяч экземпляров, что тоже очень солидно. И в нём же изначально закладывалась возможность печати дополнительных тиражей общим количеством до пятидесяти тысяч штук на тех же условиях, что и основной тираж. И цену сразу предложили приемлемую, рубль двадцать со штуки. Мы с профессором, конечно, поторговались, но так, для порядка, без огонька. Так что цену подняли только на пять копеек, зато Лебединский зачем-то выторговал аванс в четверть всей суммы, с последующим расчётом по мере продаж. Мне эти почти двадцать две тысячи «вот прямо сейчас» не особо и нужны, но, как уже говорилось, положено так – торговаться.

Отметили с Лебединским сделку в ресторане, где мне пришлось ограничиваться соками и сельтерской, поскольку лететь в нетрезвом виде – риск того не стоит. Там я узнал, что уже есть чистовая запись трёх песен, остались только колыбельные и «Ветер знает», так что пора моим жёнам опять ехать в родной город, погостить у мам ещё недельку.

Глава 19

По пути домой понял, что лётный сезон открыл, пожалуй, рановато. Небо затянуло тучами, точнее, пришёл облачный фронт с Балтики. Стремительно так пришёл, зараза. Хорошо хоть, дождя настоящего пока не было, так, кое-где мелкая морось висела в воздухе. Правда, я на своей скорости эту самую морось сгребал остеклением кабины, а тем более – крылом, в таких количествах, что ручьи текли. И ведь приходилось сгребать, держась ниже кромки туч! Потому что подняться выше – это набрать полтора-два километра высоты и полностью потерять навигацию: из приборов только компас и часы, даже для грубой прокладки по карте нужно знать ещё как минимум скорость, а вот её-то и нечем было измерять, так никакой прибор мы с дедом и не поставили, ни на воздушную, ни, тем более, на фактическую. Ниже облаков лететь тоже удовольствие ниже среднего. И дело не в самом дожде, кабина-то герметичная, спасибо Рысюхе и деду, хотя отсыревание ткани на крыле меня и беспокоило. Эта самая нижняя кромка висела на высоте метров двести, на глаз, где чуть больше, где чуть меньше. И это ещё хорошо, порою дождевые тучи могут и до пятидесяти, и до тридцати метров опуститься. Мне же нужно было держаться ниже кромки метров на пятнадцать-двадцать, на ста восьмидесяти примерно, иначе никакая пропитка бы не спасла крыло от намокания при полёте сквозь тучу, пусть и по её краю. И тут вспоминаем про опасность нисходящих потоков, добавляем тот факт, что под тучей таковой поймать шанс во много раз выше, чем под ясным небом и становится понятно, в каком напряжении я провёл последние полчаса полёта.

И ведь ничего же не предвещало, когда я из Могилёва взлетал! Даже после набора высоты на горизонте ничего не просматривалось, а поди ж ты! Штуки три воздушные ямы я всё же поймал, сколько и каких при этом эмоций было я, пожалуй, умолчу, не хочется выражаться непечатно. Цензурно же не получается, по одному из любимых выражений деда: слов нет и буквы на исходе. На самом деле почти всё пространство под тучами было одним сплошным нисходящим потоком, пусть и не очень сильным, но триммер на управлении высотой пришлось накрутить. Просто чтобы не держать ручку постоянно отжатой вперёд[1], но три раза попал, так сказать, в яму внутри ямы. И один раз просел настолько, что всерьёз опасался зацепить кабиной верхушки деревьев! Решил, что если тучи опустятся ещё хоть сколько-то ниже, то буду садиться на дорогу и вызывать грузовик из имения, чтобы добираться дальше уже на нём. Решил – и тут же себя обругал: на какую-такую дорогу, если я уже свернул от Могилёвского тракта к северу, едва увидев впереди очертания Червеня, чтобы угол срезать? Теперь у меня ближайшая пригодная для посадки дорога – Червеньский тракт в паре вёрст от родной посадочной полосы.

Но – дотянул, сел и зарулил к ангару под начавшимся всё же полноценным дождём. Крыло пришлось оставлять в наполовину сложенном состоянии: сушить раскрытым – ткань растянется, да и в ворота аппарат не пролезет, сложить полностью – мокрая ткань может и запреть, и заплесневеть по складкам. Вроде как пропитка должна от такого спасать, но лишь отчасти.

Дома мои жёнушки сидели за столом с довольными и загадочными мордочками. А на столе лежало несколько стопок журналов. Поздоровавшись с супругами, под их хитрыми взглядами подошёл к столу. Ближняя стопка оказалась из журналов «Сад и огород» Московского общества садоводов-любителей. Причём, как я быстро убедился, все журналы в стопке были одинаковыми – свежий, третий, мартовский, номер за этот год. Чуть дальше лежало более солидное издание, напоминавшее, скорее, книгу журнального формата, в твёрдой обложке и толщиной… Если брать Муркины музыкальные пальчики – то в два пальца с лишком. Как потом посмотрел – двести сорок шесть страниц, не кот начихал. «Вестник Императорского российского общества садоводства» красовалось вверху на обложке, внизу значилось, что издание столичное. И – тоже десять штук одинаковых, тоже мартовский номер этого года.

– Не понимаю, зачем вам столько одинаковых журналов⁈ Или вы для школьной библиотеки подписку приобрели? Тогда почему с марта⁈

– А ты открой, посмотри содержание, может, какие-то мысли появятся? – глядя куда-то в сторону и вверх демонстративно невинным голоском посоветовала Мурка.

Я решил последовать совету, начав с того, что ближе и взял московский журнал.

– Например, на сорок восьмой странице… – так же невинно и деланно-невинно уточнила Ульяна, глядя для разнообразия в сторону и вниз.

Смотрю, читаю. «Декоративное и уходовое мульчирование в садоводстве, ягодничестве и огородничестве», авторы «бар.-са Рысюхина М. В., бар.-са Рысюхина У. Х.»

«Это они мощно титул сократили! Вместо аж целых четырёх букв „онес“ набрали точку с дефисом! На всём тираже, наверное, целых пять граммов краски сэкономили!»

«Ладно тебе, дед, придираться! Дело не в сокращении, а в факте публикации!»

«Да это я понимаю. Тем более, это у них впервые такое, да?»

«Вот именно!»

За разговором с дедом взял столичный журнал.

– Или на сто шестьдесят четвёртой… – опять Маша.

Здесь имелось два отличия: подзаголовок «Из опыта практического применения» и то, что титулы написали полностью, без сокращений.

– Ну как, муж наш, теперь понимаешь?

– Никак нет. – и, сделав паузу, достаточную, чтобы возмущённо набрать воздуха в грудь, продолжил: – Совершенно непонятно, почему вы ещё не в выходных платьях. Или собираетесь ехать праздновать в домашнем?

Набранный воздух вышел с довольным писком, после чего меня поцеловали в обе щеки разом и убежали. Я же отдал распоряжение готовить к выезду семейный фургон и пошёл наверх переодеваться, а заодно думать – куда ехать. В Смолевичи, в «Дунай», или в Минск? Второе, конечно, солиднее, но ехать минимум полтора часа в одну сторону… Так что – для начала отметим скромно, своей семьёй в своём районе, а потом будем думать, когда и как проводить празднование в расширенном составе, и проводить ли вообще.

В ресторане, куда я позвонил заранее, чтобы не пришлось долго ждать заказ, нас встречал у входа лично управляющий. Было немного непривычно, но, с другой стороны, если вспомнить негласную районную иерархию – куда ему деваться? Тем более, что я – клиент хороший, сколько раз здесь устраивал празднования, повышающие репутацию заведения! Плюс возможность, благодаря мне, подачи к столам спиртного с клеймом поставщика Двора, что само по себе класс заведения поднимает на ступеньку. В общем, и столик нам накрыли удачно расположенный, и обслуживание оказалось на высшем уровне, и посидели неплохо, хоть и не в столичном городе. Я поднимал тосты «за творчество», «за начинающих литераторов» и «за дальнейшие успехи», жёны смущались розовели, но особо не спорили.

– Знаешь, нам статью для журнала написать баронесса Клёнова, Ирина Алексеевна, посоветовала, давно ещё. Но мы решили сперва сами всё попробовать, а потом хвастаться. Осенью ещё всё послали, и саму статью, и рисунки, и фотографии даже. Думали уже, что не заинтересовал никого наш материал, а тут сразу обе редакции написали, что будут печатать!

– Когда написали?

– Где-то в середине января.

– И вы молчали⁈

– Ну, ты занят был, мы отвлекать не хотели. И, опять же, решили сначала дождаться результата, перед тем, как хвастаться.

– Причём мы сначала только в «Сад и огород» писать хотели, в «Вестник» стеснялись – солидное издание Императорского общества, как-никак, там профессора с академиками публикуются, научные работы выходят, и тут мы – со щепочками.

– Зря, оказывается, стеснялись, они в письме даже написали, что ждут других наших работ в продолжение темы. Вот только как продолжать⁈

– Камешками.

– Прости⁈

– Мульчировать можно каменной крошкой или мелким щебнем. Причём можно тоже цветным: мраморная крошка, гранитная, ещё какая-нибудь.

– Мрамор дробить⁈ Представляешь, сколько такая мульча стоить будет⁈

– Пф! В любой мастерской камнерезной отходов набрать, не говоря уж о карьерах. Тут же натуральная крошка нужна, размером от горошины или даже чечевицы и до… Ну, с ноготь где-то, не больше. Единственно что, может быть, с карьеров всю мелочь химики и металлурги выгребают, первые на сырьё, вторые в качестве флюса. Но сомневаюсь: вроде как и для тех, и для других известняк с мелом удобнее.

Глаза у жён загорелись экспериментаторским зудом, мне были обещаны «особые благодарности», а дед пытался вспомнить, из чего в его мире делалась зелёная каменная крошка для клумб.

Утром, расслабленный и благодушный, случайно наткнулся на уморительную сцену: Ромка проводил воспитательную работу с Мурыськой. Стоя перед мордой рыси и держа её руками за бакенбарды, сын суровым (по его мнению) голосом выговаривал:

– Мурь! Ты кось, а не пёсь! Не надо делать кусь!

Ага, значит, она всё-таки кусается иногда! Явно не всерьёз, иначе были бы травмы, причём серьёзные, но факт такой есть! Тем временем рысь просто лизнула Рому в нос. Меня передёрнуло: у кошачьих, в отличие от псовых, язык, что наждачка, обдерёт же нос до крови! Но нет, мальчишка засмеялся, откинувшись назад и фактически повиснув на тех самых бакенбардах, а потом убежал вместе с животным на мамин зов. Я же запоздало вспомнил, что фамилиар в принципе не может нанести вред своему хозяину, никак и никогда. За завтраком пересказал сцену жёнам, как Мурыська «сделала лизь». Те посмеялись, но потом Маша сделала грозное лицо.

– А вот за то, что запустил в оборот это слово-ампутант, «кошь» в смысле, будешь отвечать! И не отворачивайся, как Мявекула, рыбу стащившая – ты именно её ты ещё в Могилёве так обзывать начал! Так что, когда Рома в школу пойдёт – переучивать будешь сам, и сам ему объяснять и доказывать, что у кота есть кошка, а не «кошь», и что самку пса надо называть «собака», а не «пёсь»!

Сделал виноватое лицо – мне не трудно, а им приятно. Думаю, сын к тому времени сам научится понимать, где какое слово можно и нужно использовать. Кстати, про сына и его развитие. Сделал ещё две развивающие игрушки, обе вызывали сомнение, но доверился деду, и не прогадал.

Первую назвал «Геометрический столик». Обычный маленький столик с двадцатью квадратными лунками, четыре ряда по пять штук. В них вставляются чашки с фигурными выемками сверху: круг, квадрат, треугольник и пятиугольник, по пять каждой формы. В свою очередь, в гнёзда чашек вставляются призмы с соответствующим основанием, и, да, цилиндр – это тоже частный случай призмы. По одной призме каждого вида цельной, а остальные разрезаны вдоль на две или три части, причём и там, и там двумя разными способами. Суть в том, что любую чашку можно вставить в любое гнездо столика, а в ней можно собрать призму, если правильно подобрать составные части и форму основания. Я думал, поиграет один раз и бросит, что тут интересного? Но Ромка залипал за этим столиком регулярно, минут по двадцать мог что-то переставлять, комбинировать, злился иногда, если деталь не хотела становиться в чужой набор. Минимум три раза в день возился с игрушкой, к моему удивлению.

Как-то вообще возник был разговор, вроде бы сам по себе, что все эти развивающие игры и игрушки можно запатентовать и продавать. Я сперва посмеялся, а потом подумал: почему бы не устроить совместное предприятие уже с другим соседом, с Клёновым, чтобы не завидовал брикетному заводику Шипунова? Заводик, кстати, за зиму дал соседу неплохую прибыль. Богатства не подарил, но позволил смотреть на расходы, возникающие при обучении детей, без внутреннего напряжения и расчётов по поводу откуда отщипнуть на то или иное. Сосед, разумеется, был доволен, ведь ему ещё на строительство прохода на Изнанку копить нужно. Но это всё можно и чуть позже сделать, пока подумать ещё надо, не раз и не два.

Второй игрушкой стало приспособление в виде лёгкого полупрозрачного барабана с подсветкой внутри, который помещался в круглую банку с окошком-глазком и снабжался приводом от рукоятки. На барабан клеилась лента с картинками, и при вращении барабана с правильной скоростью в окошке всё выглядело так, будто рисунок движется. Дед сказал, что в его мире в своё время придумали кучу вариантов конструкций для «оживления» картинки. И названий у них было много, подчас совершенно трудновыговариваемых или неблагозвучных. Но ни один из тех приборов в точности нашей игрушке не соответствовал, так что назвали её «мультоскоп».

Первую движущуюся картинку рисовал я сам, для демонстрации принципа. Но вы же помните про мой анти талант к рисованию, да? Так что там был человечек, состоящий из кружочка и пяти палочек, которые делал гимнастическое упражнение: приседал, вытянув руки вперёд, потом подпрыгивал вверх с хлопком ладонями над головой и принимал исходное положение. Причём хлопок я изобразил разлетающимися от условных рук короткими чёрточками. Показал Роме и жёнам в присутствии «заглянувшей на огонёк» Василисы – и выпустил джина из бутылки.

Все, буквально все вокруг бросились рисовать ленты для мультоскопа! Более того, чтобы Рома имел шанс поиграть с этим, для него же придуманным и сделанным, устройством мне пришлось сделать ещё пять штук! Театральный кружок, который по сравнению с прошлым годом вызывал уже гораздо меньше энтузиазма, оказался окончательно заброшен, зато создание лент и обмен ими расширялись день ото дня, и в географическом, и в количественном смысле. Ну, и свои мультоскопы тоже активно строили, кому не лень. При этом даже определённый стандарт приняли на размеры – как раз чтобы можно было меняться ленточками. Дошло до того, что летом в мастерской графа Сосновича соорудили мультоскоп с пятью барабанами и механизмом, который смещал их на одну позицию вверх после каждого оборота, и тем самым позволял сделать ленту в пять раз длиннее!

Но это случилось позже, пока же жёны выговаривали мне за то, что я, оказывается, натуральный гад: вместо того, чтобы показать это развлечение в начале года, когда особенно скучно, я устроил его в начале апреля, когда нужно готовиться к весеннему балу, но при этом не отвлекаться на рисование и просмотр «живых картинок» просто невозможно!

– А в чём проблемы с подготовкой? Это же не начало сезона, чтобы новые платья строить! С зимних мех отпороть, какими-нибудь кружавчиками заменить…

– Юра, ты лучше иди сейчас куда-нибудь. Тихо, но быстро, а то на резкое движение и громкий звук мы и броситься можем. И побить как минимум!

Усложняло подготовку и то, что многие дворяне проводили разной степени масштабности приёмы, спеша успеть с ними до начала полевых работ, когда большинству станет не до того. Мы, взлетев в самую верхнюю часть районного рейтинга знати, получали приглашения почти на все такие затеи. Правда, стоит учитывать, что в большинстве мест никого из нас на самом деле видеть не рассчитывали и не планировали, но считали невежливым не пригласить. Так что вежливый отказ по любой причине принимали едва ли не с облегчением, но кое-куда являться всё же приходилось, по той или иной причине. И каждый раз мои жёны начинали страдать по поводу того, в чём ехать: платье для бала при дворе то было не готово, а как перешили, то оказалось, что его просто нельзя «потратить» на раут более низкого уровня. И новое для шить – тоже не соответствует этикету, а в прошлогоднем попросту неприлично. Я, если честно, во всё это вообще не лез, в принципе, ни в каком виде. Но, несмотря на все стенания и заламывания рук – каждый раз находили, что надеть, и никто ни разу с них это не пытался сорвать, как неприемлемое.

Но это были ещё не все весенние проблемы…

[1] Напомню: управление у дельтаплана из-за особенностей конструкции зеркально по отношению к самолётному, поэтому трапеция (или ручка) от себя – это вверх.

Глава 20

Я сейчас не про полевые работы, которые в моих владениях только на личных подворьях и проводятся, а про двенадцатое апреля. Да-да, день рождения короля Норвегии. Возможно, назвав это «проблемами» я преувеличил, но заботы в связи с этой датой есть. И они даже не связаны с самим празднованием, хотя кто знает, как оно обернётся.

Я, например, не владею сведениями о том, как он празднуется сейчас в моей Альма-матер, пусть это и пошло с моей лёгкой, когда не надо, руки. Может, уже и нет такого, хотя вряд ли: так называемый «Скандинавский культурный центр» живёт и здравствует, недавно в газете заметка была от их имени напечатана, по случаю юбилея какого-то там их классика литературы, которого за границами Швеции знали до того дня примерно три с половиной специалиста. Утрирую, конечно, особенно насчёт половины, но в целом где-то так. А раз есть Центр – то он должен работать и проводить в том числе и такие вот массовые действа. И уж тем более не сможет забыть про то событие, из-за которого и появился. Но вот отмечают ли его в других городах Великого княжества, а тем более – Империи, и, в частности, в Минске и в минских ВУЗах – не знаю и знать не очень хочу.

Да и как узнавать? Спросить у Василисы? Очень смешно! Эта зараза с её кипучей деятельностью, причём неважно, в какую сторону направленной, лишь бы не скучно было, с гарантией воспримет вопрос как идею, нет, даже – ИДЕЮ. И тут же бросится реализовывать, невзирая на последствия. Оно мне надо? Да ни в каком виде и ни под каким соусом! Даже в дрожь кинуло, как только представил, как может развернуться наша Василиса «Премудрокрасная», да если ещё и с консульством в комплот войдёт. Это натуральный «День космонавтики» получится, невзирая на полное отсутствие у нас таковой!

Даже и Надежде Петровне в Могилёв не позвонишь по этому поводу. Она с нового года оставила свою хлопотную должность коменданта общежития, передав её подготовленному сменщику и, как она сама сказала, вышла в отставку. Как выяснилось, там и тщательно скрываемые проблемы со здоровьем были, и просто устала. Декан моего факультета, слугой рода которого она является, был не против предоставить пенсион женщине. Так что последний надёжный и конфиденциальный источник о происходящем в Хозяйственной академии у меня иссяк, увы.

Так вот, отрешаясь от грехов молодости, подарок королю Хакону послать всё же надо. Сейчас, чуть лучше поняв аристократический этикет, точнее, просто – начав его понимать, я это вижу ясно. Но не тоннами, разумеется, однако же и памятным сувениром не отделаешься. Нет, если бы не затянувшаяся и обрётшая самостоятельную жизнь шуточка двух монархов по поводу «ярла», то ситуация выглядела бы совсем иначе, а так, пусть и не являясь подданным Норвежской короны я, тем не менее, норвежский дворянин. В прошлые века такое было сплошь и рядом, пусть монархам порой и не нравилось, да и сейчас встречается много чаще, чем можно подумать со стороны. Не нравилось в первую очередь тем, что с такими вот двойного подчинения дворянами, тем более – аристократами, всегда была опасность внезапной потери части земель, если он решит сменить подданство и утащит с собой свои владения, которые и отобрать-то нельзя, ни коллеги не поймут, категорически, ни свои оставшиеся подданные. Интересно бы, кстати, точно узнать, какому нашему титулу соответствует этот самый ярл, и есть ли точное соответствие? Да, Клим, который тогда ещё был Кнут, рассказывал и соотносил ярла с бароном. Но у них там, в древности, вообще всего два титула было, ярл и конунг. Попробуй, сопоставь! Да, ещё бы Высокий ярл, но то даже не знаю, официальный ли титул, или просто разговорное. Сейчас же сосуществуют мирно и старая, национальная система титулов – и, в довесок к ней, общеевропейская, так что соотношение обязательно должно быть! Иначе, по выражению деда: «Как понять, кто кому должен „ку“ делать?»

Вооот… Пересылать подарок, ясное дело, придётся через консульство, это вообще без вариантов. Значит, и им тоже надо что-то заслать, во избежание возможных недоразумений. Каких? Ну, например, пропихиваемый «на сухую» подарочек где-то «застрянет», а потом доедет до адресата, но ближе к маю и с датой получения от меня, скажем, тринадцатого апреля. По бумагам, ага. Реакцию короля себе можете представить? Не факт, что такое будет, особенно сразу, но, если злоупотреблять благорасположением консульских работников – что-то такое может и случиться.

Исходя из вышеизложенного… Тьфу ты, меньше надо циркуляров читать на ночь. С другой стороны – если их не читать, то можно влететь с размаху в такое, что и не отмоешься. Как любит говорить дед, незнание закона не освобождает от ответственности, а вот хорошее знание – зачастую запросто, м-да. О чём это я? Ах, да. Из моих рассуждений получился практический вывод: отправляю бочонок акавиты королю, ему побольше, на два ведра, то бишь – двадцать четыре литра. Вёдерный бочонок – консулу лично, повод есть, а отблагодарить за канал поставки спиртного в Скандинавию надо, пусть он и так там явно свой процент имеет. Ну, и дюжину бутылок – прочим консульским. Тем более, что у них из-за открытия «Культурного центра» штат расширился, вместо шести человек дипломатов с консулом вместе – сейчас там больше десятка, и работников семеро вместо четырёх. Вот, как раз и хватит дипломатам ящика чтобы сесть и отметить, без излишеств.

Вот, аккурат второго апреля, в понедельник, я и поехал со всем этим добром в грузовом отсеке фургона в Минск. Да, сам лично, но не из-за какого-то там особенного уважения, хотя не буду возражать, если скандинавы так и подумают, а просто другие дела есть в городе. Самое главное, что, вроде как, появился наконец просвет в истории с моим военным образованием, что не могло не радовать.

Тут ведь какое дело? Система военного обучения в Империи была, и, по словам деда, куда как более стройная и толковая, чем в имперский период истории в его мире. Но вот я в эту систему никак не встраивался! Судите сами. В самом низу, чтобы всё по порядку рассмотреть и ничего не упустить – полковые школы унтер-офицеров. Называются они полковыми, а так могли и должны были быть в любой отдельной части. Отсюда, кстати, и учебная батарея в штате отдельного дивизиона, потому как положено – это вам не покладено. Там готовили унтеров, причём по более «приземлённой» программе, чем нас в академии – меньше теории, базовых знаний и обобщений, больше конкретики в своём роде войск. Но там и контингент попроще – из рядовых, и выпускники получали звание ниже, чтобы старшим унтером выпуститься надо было поймать удачу, даже если поступал туда младшим. То есть это для меня пройденный этап. Далее, на дивизионном или корпусном, где как, уровне – офицерские курсы. Казалось бы, вот оно? Ан нет: эти курсы готовили зауряд-прапорщиков из мещан или иных низких сословий к экзамену на классный чин, и упор там шёл на общий уровень образованности, культуру, этикет и прочее такое, что нужно знать и понимать будущему «благородию». То есть – совсем не то, что нужно мне сейчас.

Для тех, кто не хотел начинать рядовым, существовали военные училища, двух видов. Одни были аналогом гражданских магучей и выпускали тех же унтеров, что и полковые курсы, из числа не одарённых или слабо одарённых лиц не дворянского происхождения. Другие училища, которые порой называли высшими, производили на свет новые поколения подпоручиков. Снова, казалось бы, вот оно, ан нет опять – ни заочной, ни вечерней формы обучения там не предусматривалось, нигде и ни в каком виде, только казарма, только хардкор, как это называет дед.

Академий тоже существовало два вида, и оба – мимо. Первые ничем, кроме названия, не отличались от «высших» училищ и выпускали тех же подпоручиков, как пример – Московская артиллерийская академия или Туркестанская кавалерийская. Нет, офицеры из моей дру… гвардии уверяли, что разница есть, и существенная, и пытались объяснять, но как по мне, то отличий – что между гомбочкой и плашкой на шнуре: одна объёмная, другая плоская, но с пяти метров. если не знаешь, как смотреть, то уже и не различишь. А второй тип академий – это те, где готовят будущих штаб-офицеров. На базе имеющегося обер-офицерского образования и опыта службы, которых у меня нет. Пример – тоже Артиллерийская академия, но имени Михаила Кречетова и в Питере, она же Михайловская артиллерийская. Эти, разумеется, также мимо, если иные заведения я перерос, то до этих – не дорос. Я вообще не представлял, как тут быть, но дед уверял, что я такой не то, что не первый, кто без специального образования тем или иным образом в офицеры выскочил, но даже не в первой тысяче. Во время войны вчерашний зауряд-прапорщик мог, при некоторых обстоятельствах, за полгода до командира батальона вырасти и даже звание в соответствии с исправляемой должностью получить, без экзаменов и выслуги. И механизм доучивания должен быть, обязательно, просто мог слегка заржаветь, или просто думают, как меня лучше к нему пристегнуть.

И вот, кажется, свершилось! Позвонили накануне из штаба округа и распорядились прибыть сегодня «в первой половине дня» в Минскую военно-инженерную академию, к капитану Запуночкину, заведующему учебной частью факультета вооружений и военной техники. Где его искать не сказали, только адрес академии назвали, которая «прислонилась» незаметно для посторонних к Университету и пользуется одной с ним Изнанкой, но отдельным входом.

Пока же я успешно доехал до речки Черницы, преодолев самый опасный участок дороги. Всё же в день моего столь драматичного прилёта из Могилёва, благо, жёны не видели толком, какая погода на улице и не осознавали всех рисков, а то бы, как всё тот же дед выражается, мозг чайной ложечкой выели, настоящего дождя так и не случилось. Во всяком случае такого, что можно бы ожидать от столь мощного и тёмного облачного фронта. Видимо, он вылился где-то дальше на юго-восток от нас. Так что дороги не затопило, и они успели подсохнуть. А вот мостик через речку стоило бы, пожалуй, подновить, если на хозяйский глаз. Нет, так-то он простоит ещё не один год, и даже грузовики держать сможет, но если сейчас нужно просто косметический ремонт провести, то через три года потребуется уже серьёзный, а через пять – капитальный. И пока будут ремонтировать, придётся ездить, как при размытом тракте, по Смиловичскому тракту. Надо будет при случае узнать у графа, чей этот мост, и кто вообще у нас в районе отвечает за состояние дорог и трактов. А то ведь полное непотребство, что, почитай. каждый год дорога закрывается по весне, а порой и осенью – то на три дня, а то и на две недели с лишком, заставляя делать немалый крюк через Смиловичский тракт, Верхнее и Шубники! И не надо говорить, что если бы всё было так просто, то Шипунов с Клёновым уже бы проблему решили: она их в куда как меньшей степени беспокоит. Трактиров они не держат, так что доход их от количества проезжающих не зависит, причём при нужде попасть в город для Шипунова что в Смолевичи ехать, что в Червень, по расстоянию почти одно и то же, а Клёнов даже и выбор имеет между Червенем и Рованичами, хоть к последним, если честно, дорога ещё хуже, и намного. Ни там, ни там, правда, железной дороги нет, но и это решаемо: к армейским складам дорога хоть и плохая, но есть, и станция рядом имеется, в посёлке Плиса. И зачем им при таком раскладе суетиться, да лезть на чужую делянку? Вот то-то и оно, что незачем.