Текст книги "Рысюхин и пятнадцать бочек джина (СИ)"

Автор книги: Котус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 22

За ужином Мурыська как ни в чём не бывало сидела на своём привычном, да, уже привычном, месте. Разве что с опаской косилась на Ульяну, а та демонстративно не смотрела на пушистую. Собственно, ничего больше она с нахальной зверюгой сделать и не могла, разве что отругать ещё раз, но её это как об стенку горох. Нет, в самом деле: причинить какой-то вред воплощению тотема рода на родовых землях, более того – в маноре рода⁈ Попытка подобного была бы очень, мягко говоря, опрометчивым поступком. Очень. Так что убегала рысь не то по привычке, не то из врождённой интеллигентности, чтобы не злить своим присутствием ещё больше, не то просто шума не любит. А для неё любые попытки достучаться до её совести – просто шум, не более того. Хоть часто кажется, что она вообще всё понимает, но только не признаётся. И именно для того, чтобы не нести ответственность за свои поступки.

Третье и четвёртое апреля я провёл дома, большую часть времени – с семьёй. Но и в Академии я не врал, было у меня немало дел, благо, большая часть поддавалась решению по телефону. Самое главное – сформировали весенний караван в Ригу. Как-то в этом году припозднился наш шведский партнёр с заказом, к двенадцатому может не успеть. С другой стороны – он же не норвежец, у него могут быть другие временные привязки. На сей раз объём поставок вырос, отправляли два трёхосных грузовика, один из которых на две трети заполнялся на новом заводе в Рысюхино – джин хорошо зашёл на преимущественно шведский и датский рынок, правда, по чуть меньшей цене, чем акавита. Ну, так у него и технологический цикл производства короче. И гнать его мы тут можем в буквальном смысле тоннами. Состав «делегации» уже даже спрашивать не надо было, успела сложится постоянная «рижская бригада» во главе с бывшим норвежцем Климом Беляковым, так что оставалось только пожелать им удачи.

Ещё я пожелал удачи, снова провожая в Могилёв своих жён, которые третьего апреля ехали делать чистовую запись диска. Поскольку они немало репетировали дома, в нашей собственной студии, то запись по расчётам должна была занять не больше трёх дней, плюс два дня на дорогу туда и назад. Немного тревожило во всём этом то, что в четверг дети останутся вообще без присмотра родственников, но, думаю, нянька с малолетними помощниками и Мурыська справятся. А плюс к тому – кормилица, но она будет приходить к назначенному времени, и целый штат слуг, точного количества которых я уже, пожалуй, и не знаю! И не сказать, что все они на самом деле так уж жизненно необходимы, но – положение обязывает, как содержать дом «на уровне», так и трудоустраивать жителей своих деревень.

В четверг, пятого апреля, с самого утра на безоблачном небе ярко сияло Солнце, ветерок дул лёгкий, воздух тоже прогрелся – не сказать, что по-летнему, но на середину мая было похоже. Даже возник соблазн полететь на дельталёте, но я его подавил: болтаться по городу на извозчике со здоровенной связкой «жутко секретных» учебников мне совсем не хотелось, а ездить с аэродрома (на юго-западной окраине города) в академию, что находится на восточной окраине, потом обратно, затем в лабораторию, что почти в центре города… Эта затея запросто съест всё время, сэкономленное за счёт полёта. Так что седлаю «Жабыча» – и вперёд, за знаниями!

Парадный мундир я надевать не стал – день не праздничный, и других уставных оснований для такого наряда тоже нет, но на повседневный мундир вместо миниатюр надел полноразмерные награды, правда, казённые. Просто не хотел откручивать ювелирные дубликаты с парадного кителя, но и так смотрелся вполне солидно. Может быть, даже слишком солидно для того, чтобы самому садиться за руль, но те два шофёра, которые верили, что автомобиль может ехать быстрее двадцати пяти вёрст в час, отправились в Ригу, а телепаться до академии в Минске три часа на пассажирском кресле я был морально не готов. Как раз, когда садился в кабину, вспомнил слова графа, что аристократы – это те люди, которые создают правила, как для себя, так и для окружающих, и подумал: какого демона⁈ Ни один устав не запрещает офицерам любого чина самостоятельно управлять автомобилем, гражданские законы я тоже не нарушаю, общественную мораль цинично не попираю, значит, что? Значит, делаю, как мне удобнее!

Пока ехал и любовался давно уже знакомыми пейзажами, размышлял о всяком разном, в том, что через месяц, не более, на Изнанке начнётся ледоход, за которым последует сезон нереста зеркальных щук и заготовки икры, а затем и весь годовой цикл закрутится заново. Разве что часть ягод будет взята уже с плантации, но в первый год она может дать меньший урожай, чем дикий ягодник той же площади, так что придётся увеличивать территорию для сбора, но это ещё не скоро, изнаночный июль – наш сентябрь. А вот устроить дальнюю экспедицию как в низовья Умбры в поисках её устья, так и в верховья Самоцветной очень хочется. И выяснить, наконец, на острове мы или нет? Ведь даже та «змея», которую поймали во время первой экспедиции в лес[1] оказалась при ближайшем рассмотрении, по мнению учёных, безногой ящерицей. Причём довольно редкой, грибники таких всего три штуки поймали. Или просто перестали ловить, после того, как специалисты Гильдии не нашли в ней ничего особо интересного, кроме довольно вкусного, но всё же не деликатесного, мяса. И провести нормальную геологоразведку нужно. Опять, что ли, Лопухина пригласить? Или спросить у него совета – благо, и мимо университетской изнанки проезжать буду, и здание кафедры геммологии буквально «за углом» от квартала, занимаемого Отдельным корпусом жандармов. Подумаю ещё об этом. Ведь самыми интересными на мой, дилетантский, взгляд выглядят верховья Самоцветной, которые для начала в принципе исследовать нужно, чтобы хоть примерно рассказать геологам, куда именно они едут.

Ещё пришла пора подумать и о том, что нужно, наконец, что-то делать на первом уровне Изнанки, а не только время от времени отстреливать излишне расплодившихся змееруков, они же – змеелапы. До тех же слив добраться, например, и выяснить, есть ли другая живность кроме двух известных, в буквальном смысле слова бросающихся в глаза видов.

Однако это всё дела пусть и ближнего, но будущего, сейчас на «нулевой» изнанке стоит начало февраля, пусть мягкого и почти Средиземноморского, но тем не менее, зима. Да и насчёт Средиземноморья, это тоже весьма грубая аналогия. Я, например, не помню, чтобы Тибр в Риме замерзал зимой, а на Умбре лёд такой, что вполне позволяет выходить на него рыбакам. Правда, если начистоту, не везде: на стрежне река, как правило, не замерзает вообще, да и в местах со спокойным течением тоже нередки промоины или места с тонким ледком, так что рыбаки ходят с опаской, по неоднократно проверенным местам и с обязательной перепроверкой каждый раз, как выходят на реку. И то пару раз проваливались, благо – в артели людей много и все знают, что делать в такой ситуации. Тем не менее, температура воздуха зимой редко когда бывает ниже минус пяти, однако снег лежит и путешествовать мешает, да и рельеф местности скрывает.

Приближение к большому городу выбило из головы все размышления и построения планов. Наглые извозчики, невесть откуда вылезающая на дорогу живность, от курей до коров, и пока ещё редкие «бессмертные» пешеходы заставили уделять всё внимание дороге. О, вот и поворот к проходной военной академии. Вот тоже, кстати, интересный момент, который подтверждает реальность задуманной с Шипуновым затеи: вход на Лице мира отстоит от университетского метров на восемьсот, по прямой, а на Изнанке расстояние между выходами километров десять. Как у моей «родной» академии и магуча речников почти, там тоже патруль между куполами почти полтора часа шёл. А мы хотим наоборот сделать, вёрст пятнадцать по Изнанке и километра два по Лицу.

Встал поближе к проходу, чтобы книги меньше нести было, мимоходом пожалев, что не узнал, где тут грузовой въезд и не добыл пропуска на автомобиль. На проходной меня ожидаемо не узнали: и видели всего один раз, и мундир сильно меняет человека. Особенно в глазах тех, кто привык сначала смотреть на погоны и прочие знаки различия, а потом уже, если времени хватит, на лицо. Так что заново представился совсем иначе держащимся охранникам и, вызвав явное удивление в глазах знакомого, а лучше сказать – незабываемого квадратного прапорщика попросил отвести меня к Запуночкину. Потому как решил, что вопрос оформления допуска в любом случае вне компетенции простого преподавателя, и даже старшего.

Когда я вошёл в кабинет заместителя декана и поздоровался с ним, реакция чиновника меня удивила. Прервав приветствие, он внезапно спросил:

– Вы в каком виде⁈

Осмотрел себя, насколько смог. Ни пятен, и дырок не обнаружил, а то уж грешным делом решил, что зацепился где-то, пуговицы тоже все застёгнуты, причём в правильные петли. Награды висят ровно и в уставном порядке.

– В нормальном виде. Вам что-то в нём не нравится?

– Так, – зам декана потёр пальцами виски. – Посидите здесь, и, всех богов ради, никуда не выходите!

С этими словами хозяин кабинета выскочил в коридор и запер дверь на замок. Это он машинально, или чтобы подкрепить свою просьбу не выходить? Ладно, вернётся – узнаю, если не лень будет. Подошёл к зеркалу, осмотрел себя внимательно и, насколько это удалось, со всех сторон. Нормально всё в моём внешнем виде, что он так возбудился⁈

Вернулся хозяин кабинета минут через двадцать в компании какого-то подполковника, которому сразу же и обратился со словами:

– Вот, полюбуйтесь! Господин Рысюхин во всей красе!

Я же без спешки, но и не медля, встал и в свою очередь обратился к новому лицу:

– Здравия желаю, господин полковник!

– Здравствуйте, ваша милость! Вольно, не тянитесь, мы не на плацу и в равных чинах. – ответил тот и повернулся уже к Запуночкину: – Если вы хотели познакомить меня с господином бароном, то можно было сделать это менее драматично.

– Вы что, не видите, в каком он виде⁈

Подполковник повторил мои действия по внимательному осмотру формы и ответил моими же словами:

– В нормальном виде. Мундир сидит как положено, обмят и подогнан правильно, чистый и целый. Что вам не нравится настолько, что аж ко мне прибежали⁈

– Но знаки различия!..

– Так, я вижу, кто-то опять поленился прочитать подготовленные моими людьми документы.

– У меня, извините, своих бумаг хватает!

– Извините, господин барон, у нас тут намечается небольшое производственное совещание. Ещё раз прошу прощения, пройдите, пожалуйста, в учебный класс, там знакомый уже вам поручик Миногин ждёт вас со всеми нужными инструкциями.

– Слушаюсь, господин полковник!

Закрывая за собой дверь, я успел услышать уже не такой вежливый голос подполковника:

– Достаточно было просто открыть укладку!..

Уже в коридоре все странности внезапно сложились в моей голове с единую картину, от которой у меня буквально дыхание перехватило!

«Он что, обвинил меня в самозванстве⁈»

«Скорее, заподозрил, обвинений вслух он не высказывал, иначе подполковник его бы ещё там построил».

«Всё равно, это оскорбление! Я сейчас!..»

«Ты сейчас прекратишь истерику, успокоишься, и пойдёшь туда, куда послали!»

«Но оскорбление!..»

«Не было высказано вслух, значит – не существует. Мало ли, кто что хотел – пока не начал действовать или высказывать свои планы при свидетелях, мысли и желания неподсудны. Подполковник специально тебя отправил, не только для того, чтобы подчинённого не ругать при посторонних, но и чтобы он не успел что-то ляпнуть и дать формальный повод».

Не сразу, но смог взять себя в руки и послушать голос разума, вместе с голосом деда, который долго ещё удивлялся тому, как меня, по его выражению, «накрыло». Я же, в свою очередь, удивлялся тому, как можно удивляться желанию защитить свою честь, дворянскую и офицерскую.

Вообще сегодня, похоже, международный праздник – Всемирный День удивления. Вот и очередь знакомого поручика пришла, хе-хе. Но он, к его чести, напавший было ступор преодолел очень быстро и вытянулся во фрунт:

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие!

– Здравствуйте, господин преподаватель. Давайте без чинов, тем более, что я вроде как в запасе числюсь. По большей части, м-да.

Мы с поручиком перешли к столу с учебниками, но он всё косился на мои «регалии», пришлось прерваться для пояснений:

– Всё настоящее, и звание, и вензеля на погонах, и награды. «Шуйца» – за то, что моя дружина вместе с полусотней из Червеньского гарнизона остановила Волну. Остальные награды – в основном за разработки, частично засекреченные.

Вместо того, чтобы успокоиться, поручик ещё эмоциональнее стал:

– Та Волна, что была недавно в нашей губернии? Черновицкое поле? Вы там были⁈ Мы на тактике тот бой изучаем!

Вот и реализована угроза Государя Императора насчёт учебников. Жаль, я надеялся, что это или забудется, или затянется на больший срок.

«Юра, ты меня опять удивляешь! Наверное, на самом деле день такой».

«Чем именно?»

«Предположением, что кто-то может забыть высказанное вслух при свидетелях пожелание императора. Или не попытается реализовать его как можно быстрее, пока царь не забыл, а то можно и без награды остаться».

«Да. точно, что это я. Просто, как ты сам говоришь – Надька[2] зараза живучая, хоть и лживая».

«Главное, чтобы тебя не попытались привлечь к чтению лекций на соответствующую тему, так что давай, меняй тему быстрее».

Вот умеет же напугать и мотивировать! В результате за четверть часа закончили с поручиком все свои дела, даже упаковали книги и брошюры в мешки, до боли напоминающие тару, в которой поставляются макры. Миногин ушёл, чтобы найти пару крепких курсантов для переноски этого богатства, а вскоре заглянул Запуночкин, весь какой-то пятнистый с лица. Убедившись, что у нас всё хорошо и вопросов нет, он тут же тихо исчез. Хм, мог бы и извиниться за свои подозрения! Внутри опять стал подниматься гнев, который пришлось гасить при помощи неглубокой медитации. А то, вон, уже на окне стекло стало в иголки собираться, чтобы позже вылететь в виде атаки «рой игл». Успокоился сам, «успокоил» окно, а там как раз и Миногин с курсантами подошёл, так что ещё через четверть часа мы уже прощались около «Жабыча», получив напоследок визитку с телефонным номером преподавателя, для решения текущих вопросов.

Тему очных занятий, консультаций, семинаров и прочего отложили на потом. Просто по той очевидной причине, что сейчас курсанты выпускного курса готовятся к защите своих дипломов, потом начнётся подготовка к сессии у всех остальных, потом сама сессия – в общем, ближайшие два с половиной месяца всем будет совсем не до того. Угу, а потом у меня начнётся полька-галоп, причём сразу же в комплекте с мазуркой и бегом с барьерами: куча дел запланировано и в Викентьевке, и в Рысюхино, и на обеих Изнанках. Помимо ранее перечисленного, нужно будет спланировать, привязать к местности и построить прямую дорогу от Рысюхино к границе владений Шипуново и оттуда, уже в складчину с соседом – к будущему порталу. А также вторую продольную улицу в Рысюхино и отдельный выезд для деревенских на тракт, по южному краю моих земель, чтобы не лазили со своими подводами через имение и мимо форта: тут у нас движение с Изнанки, на Изнанку, к представительству Гильдии и арендованным ею складам, и гвардейцы мои по делам снуют, из к песчаному карьеру дорога совсем не простаивает. Да и Ульяна в Викентьевке, я уверен, минимум три проекта по развитию поселения затеет.

И, почти не сомневаюсь, Его Величество тоже подкинет что-нибудь, «чтобы не скучал». И когда, простите, расти над собой? Повышать культурный и образовательный уровень отечественного баронства?

Эк меня понесло-то, а⁈ Достал из ящичка между сиденьями бутылку с холодным чаем, с лимончиком, сделал пару глотков, посидел ещё пару минут и неспешно поехал к лаборатории. Тут главное на Захарьевскую выехать, не задавив ни мещанскую курицу, ни мечтательную студентку, а там всё время прямо, аж пока не сворачивать. Надеюсь, там меня сегодня никто удивлять не станет, а если и удивит, то только приятно.

[1] Конец 7-го тома, если кто-то решит вспомнить, о чём речь.

[2] Надежда, которая умирает последней

Глава 23

Удивил я, причём тем, о чём и думать забыл. Если так вспомнить, то да – после последнего на сегодня награждения я в мундире сюда не приезжал ни разу, только в партикулярном. Из обязательного для ношения вне мундира – только «Шуйца», к миниатюре которой все в лаборатории уже привыкли, а новичкам объясняли без моего участия. Кстати, о новичках – с момента моего первого появления в лаборатории состав сменился не сильно, всё же специалисты с одной стороны – высокой квалификации, просто так на базаре не встретишь, с другой – узкой специализации, не слишком много, где нужны. Зато Сергей Мышухин уже не полустудент, а почти солидный эксперт, с классным чином и медалью за выслугу. Более того, с учётом поощрений и участия в «громких» делах, скоро ждёт вторую.

Так вот, о наградах и удивлении – мой новый орден, который пусть и «из обычной линейки», но ни разу не значок из скобяной лавки, здесь никто ещё не видел. Неловко получилось: прошло уже слишком много времени с момента награждения, чтобы поздравлять, но и игнорировать прибавление на груди тоже невежливо. И я так же оказался в двойственной ситуации: «проставляться» уже поздно, но и не ответить на поздравления нельзя, это точно будет выглядеть, как жадность.

Нет, формально я в своём праве вообще никому ничего не сообщать и ни с кем тут ничего отмечать тоже не должен, поскольку имею статус внештатного сотрудника, приглашённого специалиста со стороны. Но с точки зрения неформальных отношений и неписанных правил – моё первое место службы, тем более, что я его окончательно не оставил, это немного особое дело. В общем, пришлось приглашать всех на «небольшой дружеский ужин» в той самоё ресторации «для своих», куда изрядная часть жандармерии обедать ходит. Но поскольку я сейчас в чинах был равен начальнику лаборатории, уважаемому Мефодию Никифоровичу, а по положению был даже выше него, и как титулованный аристократ, и как флигель-адъютант, то сидеть до конца не был обязан. Более того – это и не рекомендовалось, чтобы не смущать своим присутствием нижестоящих. Так что благополучно откланялся после третьего обязательного тоста, оставив распорядителю зала оплату по говорённому лимиту.

Ну, и из случайно услышанного разговора понял, почему меня стали намного реже вызывать в лабораторию. Всё дело, как оказалось, в том самом чине и социальном положении. Субординация и само общественное устройство не позволяют дёргать по пустякам такую «важную особу» как офицера, равного по чину начальнику, да ещё и из свиты самого Императора. Я, конечно, практически свой, здесь службу начинал, можно сказать – на глазах вырос и вроде как в злобствовании не замечен, но годы и чины людей часто меняют, так что лучше, мол, не нарываться, отвлекая по мелочам и на всякую рутину. Зато если что-то на самом деле важное, сложное или срочное и ответственное – можно продемонстрировать серьёзность подхода, указав все регалии специально вызванного по такому случаю эксперта. И, кстати, сомнений в точности и достоверности экспертизы у судей с адвокатами становится во много-много раз меньше, если она подписана по полной форме. Вот, оказывается, какие тут страсти и интриги кипят вокруг моей подписи, надо же. Я думал, документы чисто технические и внутренние, для следователя, а оно вон как.

Из Могилёва тоже, кстати, намного реже зовут, чем во время учёбы. Они, конечно, отговариваются дальностью дороги, но, думаю, те же резоны, что у минских коллег тоже присутствуют, несмотря на всю «семейность» обстановки в лаборатории.

Завершила День удивления, одновременно став эдакой вишенкой на торте, моя дочка. Ровно в тот момент, когда все в комнате отвлеклись на секунду из-за моего прихода, она совершила рывок и… И укусила за хвост мирно лежавшую на ковре Мурыську! Момент удивления и шока был у всех, но особенно запомнилось выражение морды самой рыси. Да, повторюсь, у кошек мимических мышц почти нет, могут разве что клыки показать или глаза прищурить, но эмоции по виду животного читались легко. Эта смесь недоумения, испуга, обиды – она незабываема! Рысь замерла на секунду-полторы, а потом мееедленно повернула голову к агрессору, словно бы безмолвно спрашивая одновременно «Как так?» и «За что⁈»

Дочку от фамильяра сына отцепили, рот промыли, чем-то даже смазали, несмотря на крики протеста и попытки вывернуться из рук, на чём лимит неожиданностей был исчерпан. Мне оставалось только решить, рассказывать об этом случае жёнам или нет. Было много резонов в пользу как одного, так и другого варианта. В итоге решил сначала узнать их новости, а там уже смотреть по настроению.

Из разговора с жёнами, которые вчера репетировали в стенах родной академии и смогли лично оценить популярность среди студентов распевки про ворону, узнал, что сегодня они писали чистовик «Спать пора», а завтра у них запланирована запись «Песни Медведицы». Если всё получится, то завтра же вечером они поедут домой через Оршу, если нет, то послезавтра с утра допишут и выедут дневным поездом через Минск. Рассказывать про укус в хвост всё же не рискнул, если что – сделаю вид, что просто не придал значения, причём даже не сильно совру.

После беседы о музыке с жёнами как-то невзначай зашёл он же, но с дедом. Вопрос меня волновал давно, но я не хотел напоминать деду, что он не полноценная личность, а только слепок. Помню из объяснений, что он вроде бы не должен испытывать настоящих чувств, лишь имитировать их, в том числе для себя, если осознаёт, что именно эту эмоцию должен сейчас испытывать. Но тут тема такая, из-за которой он почти наверняка догадается, что нужно расстроиться. Но и нужно как-то его встряхнуть, а то всё сильнее теряет пусть не настоящую и не полноценную, но индивидуальность. Он даже про свою любимую тему сливовицы больше года не заговаривал! Если же дед превратится в бездушный и обезличенный справочник по сведениям из того мира, для меня это будет всё равно, что потерять ещё одного родного человека. Родного⁈ Хм, как ни странно – да, хотя в самом начале я его боялся и готов был драться с ним за своё тело.

«Деда, а помнишь, как ты переживал из-за кражи песен?»

«Что значит, переживал? Я и сейчас считаю, что это плохая идея».

«Раньше это была не просто „плохая идея“, ты после „Надежды“ помнишь, что говорил? Только, мол, в крайнем случае, и то, совесть замучает. А сейчас даже сам варианты предлагаешь. Ты изменился, дед».

«Все мы меняемся».

Дед буркнул это каким-то совсем не убедительным тоном.

«Я боюсь, дед. Боюсь, что ты теряешь себя, понемногу, но…»

Дед только вздохнул.

«И ещё, помнишь, как ты испугался, когда узнал, что кто-то раньше нас „Марш артиллеристов“ здесь повторил?»

«Ещё бы!»

«А сейчас – вообще ни разу даже не почесался. Я волновался, не попадём ли на дубль, а ты и не упомянул даже такую опасность».

«Я просто переживал молча! И песни взял не те, которые в нашей попаданческой литературе каждый второй тырит».

Не стал даже комментировать, видно же, что дед расстроился, но огрызается чисто механически. Точнее, понял, что должен расстроиться. Эх, как это сложно всё – и как больно думать об этом!

«Ты, деда, всё-таки проведи ревизию своих воспоминаний и желаний, ладно? Мне не хочется тебя терять, вот совсем!»

Дед ещё что-то проворчал и отключился, заявив, что «сервис закрыт для проведения технических работ на сервере». Я вздохнул и тоже пошёл спать, предварительно заглянув к Ромке и Кате.

До сих пор не могу поверить, что вот этот вот человечек – это мой малыш, самодельный, так сказать. Моё продолжение. Мой сын, которого мне надо чему-то учить, как-то воспитывать. Тот, для кого я – папа, который должен всё знать, всё уметь. Я же не такой совсем, мне самому ещё хочется папу обнять! И совет спросить, и, порой, пожаловаться на что-то или на кого-то. А теперь мне самому нужно быть таким вот папой! Я же не умею!

Но Ромка просто прелесть. И Катюшка – душка, хоть ещё и не соображает ничего. Посмотришь на них, а тем более – возьмёшь кого-то на руки и всё, сразу понимаешь, что вот эту прелесть ни на что не променяешь!

Внезапно выскочившие откуда-то из-за угла психики переживания о том, справлюсь ли я с ролью отца, и каким отцом я буду для своих детей, не давали уснуть половину ночи. И ворочался, и форточку открывал (ненадолго, холодно там, бррр!), и воду пил… А вторую половину спал урывками. Просыпаясь, помнил, что какая-то ерунда снилась, а какая именно – вспомнить не мог. Так что утром шестого апреля встал разбитым с таким ощущением, что лучше бы не ложился. Ощущение, разумеется, ложное – даже четыре часа сна лучше, чем ночь «на ногах».

Из-за того, что после завтрака голова так до конца и не включилась, решил интеллектуальной деятельностью не заниматься, и делами, требующими реакции – тоже. Пойду-ка я в ангар, осмотрю крыло, как оно пережило тот полёт под тучами, и нанесу новый слой пропитки, профилактики ради. Тут думать не нужно, требуется только методичность и внимательность. Да, внимательность – это сегодня не совсем про меня, но плесневелость или опрелость на ткани я не пропущу даже спросонок.

Убил на это полдня, до самого обеда. А что вы хотели⁈ «Тряпочка» ведь здоровенная на самом-то деле! Не во всякую классную комнату влезет, кстати говоря. И просмотреть надо подробно, каждый кусочек, без пропусков. А потом так же равномерно и методично покрыть пропиткой. Нет, какое всё же чудо этот распылитель, он же – аэрограф! С кисточкой или валиком до вечера бы промучился, с гораздо большим расходом состава и худшей равномерностью нанесения! Вот, подсохнет, приедут жёны из Витебска – и я полечу в Викентьевку, там давно уже требуется хозяйский глаз и хозяйская же рука.

После обеда повёл детей укладываться на «тихий час», и сам незаметно для себя уснул рядом с Ромкой. Когда проснулся часа через полтора, на удивление хорошо отдохнувшим, увидел, что сын держит двумя ручками мои два пальца, указательный и средний, и при этом улыбается во сне. И такое умиление на меня накатило! Даже прослезился, в чём совсем даже не стыдно признаться. Рысь устроилась у нас в ногах, устроив голову на уровне Ромкиной поясницы и мурчала, как трактор. Не хотелось ни малыша тревожить, ни вставать – лежал бы так и любовался! Хоть рука и затекла в не самом удобном положении. Но уже минуты через три сын завозился, закряхтел, хотел, похоже, повернуться, но не смог: помешала и моя рука, за которую он держался, и рысь, подпиравшая спинку. Он скривился недовольно, открыл глазки и увидел напротив меня. Замер на секунду и улыбнулся. Просто молча улыбнулся, и от этого стало так тепло внутри…

Оставшийся день я, наплевав на всё, занимался с детьми. И работал «лошадкой» для Кати, и строил машинку из кубиков с Ромкой, и книжку со сказками им читал. Ну, как «им»? Ромка слушал, а для дочки интереснее было смотреть на картинки и пытаться улучить момент, чтобы попробовать страницу на зуб. Разочаровавшись в идее из-за ряда неудач, схватила погремушку и стала трясти ей в такт с моим голосом. Ну, что сказать? У меня, как водится, две новости, хорошая и плохая. Хорошая в том, что слух и чувство ритма у неё явно есть. А плохая – дочитать сказку нам явно не судьба. Но и Ромка устал сидеть тихо, так что схватил бубен и стал «камлать», стараясь перестучать сестру. Грохот подняли такой, что через пару минут я не выдержал и отобрал у обоих орудия преступления против слуха, что окружающие восприняли со вздохами облегчения. Взамен сунул им первое, что попалось под руку: Кате – кольцо для чесания дёсен, Ромке – флажок с изображением Рысюхи. Таким же, как на этикетках. Важный воспитательный момент, кстати: не отобрал игрушку, а поменялся на другую. Ну, если верить деду и Мурке он важный, но, если они вдвоём говорят одно и то же – стоит как минимум прислушаться.

Перед сном опять связался с жёнами, оказалось, что они уже едут, закончив с записью. Отлично! Завтра утром поеду, встречу их в Смолевичах.

С утра дети, как нарочно, стали с грустными мордашками спрашивать про маму. Пообещал им, что скоро привезу каждому по маме, и, если Катя вряд ли что-то поняла, то Ромка обрадовался. Вот так – поиграть с папой всегда пожалуйста, но мама – вне конкуренции всегда. Что делать? Обещал – надо выполнять, так что съездил и привёз.

По дороге в Смолевичи наконец-то прорезался после долгого перерыва дед. Оказывается, мне очень сильно не хватало этого голоса в голове! Хм, прозвучало как-то не так… Ну и пусть его!

Деду «технические работы», чем бы они ни были, пошли на пользу. Понял я это сразу, поскольку первой же фразой было:

«Так, внучок! Я не понял – мы сливы на первом уровне Изнанки собирать будем или нет? Ты сколько надо мной издеваться собираешься?»

«Привет, дед! Я по тебе соскучиться успел!»

«Ты от темы не уходи! Сколько ещё всякие мохнатые коврики-переростки будут сжирать мои сливы⁈»

«Займёмся, в этом же году займёмся, уже есть в планах! Гвардию довели до новой плановой численности, запас мин сделали полторы тысячи штук сверх того запаса, который планировали иметь на всякий случай в неприкосновенности. Сейчас, пока там весна не началась, и земля не просохла, наделаю „Крон“ и тяжёлых дробовиков наподобие укороченных крепостных ружей – и в этом году займёмся разведкой новой Изнанки!»

Дальше он всю дорогу бухтел, что называется, на злобу дня, я же то угукал, то хмыкал и радовался, что он вернулся, причём, вроде бы, в первоначальном состоянии.

Маша с Ульяной вышли из поезда уставшие, но довольные. Всё-таки не хватает им вот этого, занятий музыкой, причём не вдвоём друг с другом, и не со мной на троих, и даже не в обществе соседей, а в профессиональном сообществе. Договориться, что ли, с минской консерваторией о подготовке совместными усилиями концертной программы? Или это в филармонию идти надо? Придётся звонить профессору Лебединскому, он не только на сам вопрос ответит, а ещё и проконсультирует, есть ли вообще шанс, как это подать, может быть – даже к кому именно и как обратиться. Но это уже ближе к лету: сейчас девчата взбодрились, потом будет Весенний бал, а вот как все впечатления от него переварят и заскучают… Правда, есть одно маленькое «но», которое к осени станет большим и заметным – Машино состояние. Если малыш ожидается в первых числах ноября, то в начале сентября животик должен быть таким, с каким в общество не выходят. Удовлетворится ли она ролью за сценой, должностью композитора и постановщика? Не уверен, если честно. С другой стороны, программу можно готовить и к следующей весне. Ладно, это всё вопросы будущего. Сейчас важнее другое: узнают ли про покусанный хвост, и во что мне эта новость обойдётся, если узнают.