Текст книги "Девиант (Полёт ночного мотылька) (СИ)"

Автор книги: Kellerr

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Дверь открылась, и меня встретила новая хозяйка – пожилая женщина с аккуратно уложенными седыми волосами чуть ниже плеч, в бардовом тёплом платье в пол и фартуке.

Приём оказался тёплым. Мне не позволили сопротивляться и затащили на кухню, где напоили горячим чаем, поставив на стол целую тарелку с различным печеньем. Женщина выглядела бодрой для своих лет, поэтому назвать её бабушкой у меня не поворачивался язык. Звали её Раиса Петровна. Усадив меня, она принялась хлопотать с готовкой дальше, объяснив, что вечером они с мужем отмечают очередную годовщину свадьбы. Мужа сейчас дома не было, а мне пришлось слушать долгий рассказ о том, как они познакомились и как жили.

Целых тридцать два года вместе. Большая дата. Я даже не поверил сначала. Уж больно редко встречаются пары, которые живут бок о бок настолько долго.

– И вы не надоели друг другу? – поинтересовался я, наивно полагая, что рано или поздно это должно было произойти.

Раиса Петровна засмеялась, прекратив помешивать ложкой какой-то вкусно пахнущий суп.

– Ну ты что, сынок! Как может надоесть тот, кого любишь?

Я нахмурился, откусив кусочек печенья. Странно всё это. Разве такое вообще возможно? Да и любовь не может жить так долго. Она всегда увядает, испаряется, исчезает. После остаётся либо привычка, выдаваемая за любовь, либо чувство усталости и отторжения.

– Но вы ведь тридцать два года вместе…

– И до сих пор любим друг друга. Замечательно, не правда ли?

– Не знаю, – с сомнением качнул я головой.

Мне не с чем было сравнивать. У меня в жизни не встречалось похожих примеров, чтобы поверить Раисе Петровне сейчас.

– Ты ещё молод, вот повзрослеешь, встретишь девушку и поймёшь, что она – твоя судьба, и никуда тебе больше не деться, – заверила меня Раиса Петровна, вновь вернувшись к помешиванию супа.

– Вам нравится любовь? Как чувство? Нравится её ощущать?

Над этим вопросом Раиса Петровна глубоко задумалась, но всё же уверенно кивнула.

– Это самое прекрасное чувство, – сказала она. – Если в жизни ты испытал любовь, то считай, что ты испытал и всё остальное. Грусть, радость, печаль, счастье… Всё рождается от любви.

Спорить с женщиной в несколько раз старше меня мне не хотелось. Да и прибыл я сюда только с одной целью – забрать то, что оставила здесь мама.

Любовь, говорите… Я не желал влюбляться. Это больно, а когда больно – тебе плохо. Спектр человеческих эмоций можно испытать и без её помощи. Боль рождает желание защитить себя… Отомстить, если боль тебе причинили намеренно. Месть перекрывает всё остальное.

В мысли вернулись Алина и её вопрос. Встречаюсь ли я с Каем? Господи, ну что за глупость. Как можно было вообще подумать такое? У Кая на уме только одно – вернуть должок школе, сломавшей его жизнь. Я всего лишь помощник, оказавшийся в той же ситуации. Нас свёл случай. Это не какие-то там отношения – это взаимовыгода. И пусть я чувствовал себя рядом с Каем на своём месте…

«Так ты не в курсе?»

Не в курсе… Не в курсе причины, почему Кай стал изгоем. Он так и не назвал мне её. Недоверие? Тайна? Что остановило его?

«Кай захотел уберечь тебя»…

Чай в этот момент показался мне слишком горячим, а печенье – слишком сладким. Раньше я не думал об отношении Кая ко мне в таком ключе.

***

Домой я вернулся лишь к вечеру, с заходом солнца. Алина на обратном пути мне не встретилась, чему я был весьма рад. Вместо книги я теперь смотрел на внушительных размеров деревянный сундучок, напоминающий шкатулку, в которых женщины хранят всякие украшения и ценные вещи. Сундучок был на замке – ключ к нему прилагался. Раиса Петровна отдала мне всё это только перед самым уходом и просила передать привет моей бабушке. На том мы и распрощались.

Перед тем, как уйти на вокзал, я изменил маршрут и прошёл около старой школы. Воспоминания нахлынули с такой силой, что я даже остановился, с тоской смотря на закрытые двери.

Когда я уезжал, то думал, что это легко – оставить всё позади и забыть. Когда я уезжал, то не считал, что буду по чему-то скучать. А сейчас, видя то, что раньше видел каждый день, понимал, что всё-таки скучаю. У меня здесь не было друзей, только знакомые. И я скучал по ним. Скучал по учителям, по тёплой атмосфере, по велосипеду, на котором частенько добирался до школы. Мне не хватало того, что я с такой лёгкостью оставил позади. От этого становилось погано на душе.

Усилием воли заставив себя уйти, я точно так же уговорил себя не открывать сундучок до приезда домой. Если внутри него находится нечто важное, вряд ли мне стоит раскрывать этот секрет в электричке.

Так я и добрался до дома. После электрички был полупустой трамвай, так же равномерно постукивающий колёсами. Мне удалось задремать. Проснулся я оттого, что едва не выронил сундучок из рук. Оглянувшись по сторонам, я отметил, что в трамвае помимо меня остались ещё несколько человек.

А вот и остановка.

Подхватив сундучок подмышку, я вышел на улицу. Машины замедлили ход, пропуская меня к тротуару, и я сразу же свернул во дворы, чтобы срезать путь. Улица пахла сыростью и дождём. Асфальт стал тёмно-серым, а в выеденных ямках скопилась дождевая вода, образовывая блестящие на свету лужи.

Холодно.

Бабушка встретила меня с быстро потухшей в глазах радостью, когда увидела сундучок.

– А я как раз ужин приготовила, – улыбнулась она, медленно переведя взгляд на моё лицо.

Ужин отложился на «потом», так как первым делом я всё же открыл сундучок, обнаружив там… мамины вещи. Ободок с бантиком в горошек, который я помнил ещё с детства; серебряный браслет с хитрым переплетением, образующим забавный узор; блокнотик с адресами и днями рождениями друзей; мамина любимая ручка, которая теперь уже высохла и не писала. А ещё там было несколько фотографий. Маминых, папиных, моих. У меня не было фотографий из детства, где на одном снимке была запечатлена вся семья.

Фотографии, которые я видел у Кая, имели историю. Он мог вкратце рассказать о каждой из них. Для меня же снимки, которые я держал в руках, были не более чем просто картинками из прошлого, которого я совершенно не помнил. И не знал. На этих фото была семья. Моя семья. Но я её не знал и не помнил.

Мама выглядела счастливой. На её руках лежал крошечный свёрток одеяла, из которого торчал кончик носа младенца. Похоже, этим младенцем был я. На следующей фотографии уже был папа, который так же бережно держал меня и совсем не смотрел в камеру.

Глаза повлажнели, и я поспешно сморгнул выступившие слёзы, после чего повернулся к бабушке.

– Почему всё это лежало под замком? И почему это осталось в старом доме? Почему мама не забрала вещи с собой или не отдала их мне?!

Голос сорвался, и бабушка ободряющим жестом обняла меня за плечи.

– Она думала, что вернётся… но у неё не получилось.

– Почему? Она нашла другого мужчину? Вышла замуж и уехала в другую страну? Почему ты рассказывала, что она с тобой связывалась?

Я слышал тяжёлое дыхание бабушки. Ей было нелегко рассказывать всё это, но и держать себя в руках я не мог – во мне бушевало отчаяние.

– Она не хотела, чтобы ты знал. До определённого момента, – медленно сказала бабушка.

– А что теперь изменилось?

– Она слишком давно тебя не видела. Она соскучилась.

– Тогда почему мама не может приехать? Мы ведь теперь живём в новом месте, здесь спокойно!

Бабушка долго молчала, слегка поглаживая плечо рукой. Затянувшееся молчание означало, что к ответу нужно было подготовиться не только ей, но и мне. Подготовиться я не успел. Вздохнул, задержал дыхание на мгновение, а когда выдохнул, то по щеке скатилась слезинка. Страшное слово, произнесённое шёпотом, пугало. Но ещё больше пугало то, что это не сон и проснуться мне не удастся.

Мама была в тюрьме.

========== Глава шестнадцатая. ==========

– Алина решила, что мы встречаемся.

Я ожидал увидеть больше удивления на лице Кая, но он словно ожидал то, что я только что сказал. Он лишь посмотрел на меня с хитринкой в глазах, потом отвернулся, опёршись руками на подоконник, врезавшийся ему в спину.

Первый день после каникул ознаменовался вовсе не радостными встречами друзей. По коридору на перемене изредка бродили школьники, с трудом передвигая ноги и откровенно зевая, не прикрывая рта рукой. Кое-кто, правда, не выглядел сонным и пытался растормошить всех остальных. Таких людей было мало, но они попадались.

Мы с Каем стояли чуть левее от середины коридора третьего этажа. Уже никто не обращал на нас внимания. Люди привыкли вечно видеть нас рядом и уже не бросали в нашу сторону подозрительных взглядов и не тыкали пальцами, перешёптываясь. Странно, но и от Кая теперь никто не шарахался. Он словно слился с толпой, стал одним из многих и больше ничем не выделялся.

– И что ты ответил ей? – Кай запрокинул голову, прикрыв глаза, и потянулся, разминая руки и плечи.

– Ответил, что она ошиблась.

– Тебя это беспокоит?

– Не то чтобы очень, но… – я вздохнул, замолкнув на секунду, чтобы мимо прошли две девочки классом младше. Проводив их взглядом, я продолжил: – ты говорил, что был изгоем.

Кай, помедлив, кивнул.

– Но ты не сказал, из-за чего.

– Из-за неприметного существования.

– И только?

Кончики его губ чуть-чуть приподнялись.

– Нет.

И снова молчание. Из Кая теперь слова нужно вытаскивать щипцами. Выжидающе посмотрев на него, я понял, что ответа в ближайшем будущем не дождусь.

– Ладно, – сдался я. – Тогда скажи, почему Алина так злилась, когда узнала, что ты только припугнул Иосифа Кирилловича?

– Вы ведь разговаривали об этом.

– Разговаривали, – я пожал плечами. – Спрошу так: почему ты не показал запись, скажем, директору? Другим учителям? Неужели на самом деле из-за меня?

Я впервые увидел, чтобы Кай потерял над собой контроль. Обычно эмоции отражались только в его глазах, а теперь все мышцы лица были напряжены, показывая, насколько он был… рассержен?

– На самом деле хочешь знать? – спросил Кай, встав вплотную передо мной.

Холодный голос. Но дрожащий.

– Не хотел бы – не спрашивал.

– Тогда пошли.

Идти пришлось недалеко – всего лишь до ближайшего туалета. Предварительно проверив кабинки и убедившись, что там никого нет, Кай закрыл на щеколду главную дверь.

– Знаешь, почему Алина решила, что мы встречаемся?

Я отрицательно помотал головой. Откуда мне знать такие подробности, для которых знакомства с человеком в месяц недостаточно?

– Я встречался с её братом, когда он ещё учился здесь. Если только времяпрепровождение вместе без прикосновений и всего пару поцелуев можно так охарактеризовать. Из-за меня он мучился, поэтому Алина считает, что я ей должен.

Кай сказал это настолько легко, словно речь не касалась его личной жизни. Он не смотрел мне в глаза, когда говорил, да и я поспешил отвести взгляд, чтобы хоть как-то смягчить момент.

Брат Алины, который учился здесь. Брат Алины, который стал целью Иосифа Кирилловича после того, как Кай ушёл из школы. Тот парень, которого я видел на перроне… Пшеничные растрёпанные волосы. Пшеничные? Ну конечно же!.. Фотография в шкафу!

Значит, правда.

Прозвенел звонок. Шум в коридоре стих.

– Нужно идти на урок, а то слухи пойдут, если пропадём вместе, – заметил Кай, потянувшись к щеколде.

– Но ты так ничего и не рассказал! – запротестовал я, кинувшись к двери и закрыв собой путь к щеколде.

– А тебе хочется и дальше обсуждать это? Я только что сказал, что встречался с парнем, а тебе хочется остаться здесь, со мной, и вести разговоры?

Я разозлился.

– Мне плевать, – прошипел я, чувствуя, как дрожат руки. – Плевать, слышишь? Какая разница, с кем ты встречался? Мы ведь с тобой не встречаемся! Мы друзья… или сообщники, так? Я хочу с тобой говорить. О чём угодно. Во время каникул я узнал, что моя мама сидит в тюрьме, а я считал, что она просто бросила семью, когда сильно поругалась с папой. Я надеялся, что всё же найду её, переехав сюда: здесь больше возможностей, больше связей. Но она сидит в тюрьме, и бабушка это знала, но не рассказывала. Посчитала, что так мне будет легче. И ты так считаешь, уходя от разговора?

Кай пристально смотрел на меня, не перебивая. Он перестал тянуться к щеколде и теперь просто стоял, слушая каждое моё слово, произнесённое на эмоциях.

– Я ведь не дурак и не слабак. Я пойму.

– Не поймёшь, – перебил меня Кай, описав рукой большой круг. – Ты на него похож, ясно? Лицом, внешностью… поведением. Хотел бы я послать тебя куда подальше в первый же день, но… – он поспешно облизнул губы, недоговорив. – Просто из-за того, что ты напомнил о нём, я подпустил тебя к себе и позволил ввязаться в чёрное дело. Не нужно было так делать. А сейчас пора на урок.

Я отошёл от двери. Кай выскользнул в коридор, бросив напоследок:

– Знаешь, что? Извини за то, что втянул тебя во всё это. И спасибо, без тебя ничего бы не получилось. Но сейчас лучше тебе сделать вид, что мы поругались. На время. Выйдешь через пять минут.

И я остался один на один со стеной, на которой облупилась краска. Может, зря я решил, что на мозаику лучше любоваться в собранном виде, чем в незавершённом? Когда несколько деталей отсутствуют, остаётся тайна. Не знаешь, что должно быть в той части, где рисунок обрывается.

Кай только что отдал мне недостающие детали. Теперь оставалось присоединить их, но… уже не хотелось. Я затронул ту тему, затрагивать которую не следовало.

***

На каникулах я планировал, что как только начнётся новая четверть, то пересяду обратно за парту к Каю. Но после того, что случилось в первый же день, пересаживаться обратно я передумал. Не потому, что боялся или обиделся, а потому, что было стыдно. Я безжалостно воткнул нож в незажившую рану. И обижаться здесь нужно не мне, а Каю.

Впрочем, так он и поступал. Не подходил ко мне, не разговаривал и даже не смотрел в мою сторону. Наверное, так и выражается обида?

С каждым днём я чувствовал себя всё паршивее и паршивее. Острыми коготками больно заскребла совесть, заставляя обдумывать произошедшее по кругу. Я виноват. А кто же ещё? Никто.

Один раз, идя по коридору второго этажа и вихляя между бегающими младшеклассниками, я увидел Алину, разговаривающую с другой учительницей начальных классов. Раньше я почти всегда ходил с Каем, а теперь – один. Увидев меня, она переменилась в лице. А я ведь повёлся, когда она заставила меня почувствовать себя виноватым. Я повлиял на выполнение плана, нужного ей для мести чужими руками.

Они с Каем были друзьями. И почему мне теперь не верится в это? Друзья так не поступают. По крайней мере, так говорят книги.

Иосиф Кириллович заметно изменился. Он стал дёрганым и нервным. А ещё он старательно пытался не замечать как моё присутствие, так и присутствие Кая. Однако никаких сведений о том, что Иосиф Кириллович увольняется, не было. Он так и продолжал здесь работать, вёл уроки, так же как и раньше, но никуда не уходил. Если честно, я и не предполагал, что он на самом деле так испугается угроз. Любую угрозу можно обойти. Не бывает только одной дороги. Однако Иосиф Кириллович оказался на удивление скучным и неизобретательным человеком, и это даже разочаровывало.

А потом случилось нечто странное. Завуч объявил нам, что Иосиф Кириллович был вынужден временно покинуть школу по состоянию здоровья. На его уроки поставили замену – учительницу, которая преподавала те же предметы у класса «А». Никто не знал, то именно случилось с Иосифом Кирилловичем, но наш класс на переменках несколько дней подряд обсуждал, что же это могло быть.

Мне же было откровенно плевать на его исчезновение. Потеряв связь с последним человеком, который хоть как-то общался со мной, я впал в апатию. Ничего не хотелось делать. Мысли о маме постепенно улетучились – обсуждать её с бабушкой я пока что не хотел. Я попросил время на обдумывание, и она согласилась.

Я больше не помогал Каю, но сам он не остановился. Данила вообще забыл про меня и теперь полностью переключился на Кая. Я думал, что Кай именно этого и добивался, правда, никаких активных действий не предпринимал. Разве что постоянно маячил перед носом Данилы в коридоре на переменах, но, так как вокруг было много людей, он даже не останавливался рядом.

Каю удалось задеть Данилу. Холодное отношение и практически полное игнорирование дерзких выкриков в спину бесили Данилу, поэтому он нашёл себе дополнительную игрушку – какого-то мальчика-девятиклассника в больших очках с вечно немытыми волосами и визгливым голоском. В ноябре Данилу несколько раз вызывали к директору. Пару раз разборки происходили прямо посреди коридора, собирая вокруг заинтересовавшихся зевак. Кай выбрал превосходную тактику – очернить безупречную репутацию Данилы, превратив его в последнее ничтожество. Я наблюдал за этим со стороны, довольствуясь слухами.

Мою жизнь можно было бы назвать почти нормальной, после того как исчез Иосиф Кириллович, если бы не повышенный интерес к тому, что делал Кай. Даже несмотря на то что мы теперь сидели за разными партами и не общались, я старался не пропускать ни один из моментов, связанных с Каем, которые удавалось заметить.

У меня было время для наблюдений.

Например, я заметил, что в тетрадях Кай писал очень быстро. На уроках всё, что давалось под диктовку для записи, он выполнял первым из класса. Он осторожно обращался с учебниками, не выгибая их до такой степени, чтобы распадались страницы или обложка на переплёте очерчивалась множеством перегибов. Он не делал в них никаких пометок. В каждом учебнике была закладка на последней пройденной теме. А ещё Кай кусал кончик ручки, когда задумывался над решением какого-нибудь уравнения или задачи. Его лицо становилось сосредоточенным, глаза быстро-быстро бегали по строчкам и ярко загорались, когда находилось верное решение.

Словарь, который я так же нашёл среди книг, взятых с собой бабушкой, определял ссору как ухудшение взаимоотношений между людьми. У нас с Каем не было ни размолвок, ни разногласий, ни ухудшения взаимоотношений. Мы просто резко перестали общаться, став чужими людьми, но в то же время постоянно находились рядом.

Меня переполняли эмоции, но выплеснуть их я не мог. Я не умел. Говорят, если на душе хреново – нужно поорать, помахать руками, выпотрошить подушку о стену, в конце концов. Я же смутно представлял себя в такой роли.

Спасение пришло неожиданно и с той стороны, откуда я его совершенно не ждал.

– Ты какой-то угрюмый после каникул.

Это был Стас. Со Стасом мы не были ни друзьями, ни приятелями. Мы днями могли не разговаривать, а потом взять и проболтать всю перемену. Это был странный человек, потому что я никак не видел в нём последнюю сволочь и тварь, каким его считал Кай. Что плохого в жизнерадостности?

– Осенняя депрессия? – предположил я.

– А, так ты из этих, – усмехнулся Стас.

– Из кого?

– Ну есть такие чуваки, зависящие от смены погоды. Реагируют на перепады температуры, на луну, на смену времён года, – на пальцах пояснил он.

– Раньше не замечал за собой такого.

– Всё когда-то бывает в первый раз. Хочешь развеяться?

Конечно, я хотел, но не знал как.

– Пойдёшь в боулинг?

– Я не умею… в боулинг.

– Научишься, – Стас рассмеялся.

И я согласился. Нехватку чьей-то компании я чувствовал сейчас особенно остро. Как там сказал Стас? Осенняя депрессия. Да, может быть. Мне на самом деле было хреново хотя бы из-за того, что за последние недели две-три я практически ни с кем не разговаривал. После разговора со Стасом мне показалось, что слова всё-таки безумно сложные, а предложения – слишком длинные.

Медлить не стали: собрались в этот же день, ближе к вечеру. Стас прихватил с собой ещё пару парней из нашего класса, которые моё участие восприняли поначалу настороженно. Одним из них был Дима, с которым Стас дежурил в гардеробе. Стас же поспешил успокоить их, мол, всё в порядке, Кая здесь не будет, а я безобиден.

Хм. Безобиден? Смотря с какой стороны взглянуть.

Кроме того, он что-то шепнул им, но я не смог расслышать, после чего недоверие словно испарилось.

До боулинг-клуба пришлось ехать в незнакомом мне направлении. Стас успокоил меня тем, что обязательно покажет дорогу обратно и не позволит заблудиться.

Яркая вывеска, по углам которой мигали разноцветные огоньки, выглядела довольно симпатичной. Сам зал располагался в подвальном помещении. Скинувшись, мы с одноклассниками оплатили два часа. Паренёк, работающий там, со скучающим видом принял оплату и выдал сменную обувь. Помимо нас на крайней дорожке играла группа из трёх девушек, явно устроивших серьёзное соревнование между собой. Я бросил беглый взгляд на электронное табло со счётом – одна из девушек выбилась в беспрекословные лидеры.

– Страйк! – выкрикнула блондинка. – Видели? У меня ещё один страйк!

Две её подруги, похоже, окончательно отчаялись. Я поспешно прошёл мимо них к дорожке номер три, около которой Стас уже внимательно осматривал шары и разминал руки.

Правильно держать шар поначалу у меня абсолютно не получалось. Я не мог выбить даже одной кегли – шар постоянно укатывался в сторону. Пальцы с непривычки быстро устали, и мне в скором времени потребовался перерыв. Ребята же, раззадорившись, начали соревноваться друг с другом.

Всё-таки боулинг – очень скучная игра. В чём радость катать шар по полу и сбивать кегли? Впрочем, для немножко сумасшедшей компании весьма подходящая вещь.

Поудобнее устроившись на диванчике чуть поодаль от игровых дорожек, я принялся заниматься тем, чем постоянно занимался в последнее время – наблюдением. Наблюдать за Стасом в школе практически не удавалось. Всё моё внимание было обращено либо к учителю, либо к Каю. Третьего варианта не существовало. А сейчас Стас находился здесь, рядом, а Кай был далеко. И только я начал развивать мысль о том, что неплохо бы попытаться стать со Стасом настоящими друзьями (раз уж Кай теперь держится от меня на расстоянии, что ещё остаётся?), как на столике рядом с диваном громко заиграл чёрный мобильник Стаса. Мелодия была знакомой, но я её так и не узнал, потому как увидел загоревшееся на дисплее имя. Данила. Решив, что у меня начались проблемы со зрением, я наклонился ниже, снова и снова перечитывая имя.

Данила, Данила, Данила.

– Шёл бы поиграл с нами. Скучно так сидеть, – как-то недружелюбно сказал подошедший Стас и, выхватив у меня из-под носа телефон, приложил его к уху. – Да. Да, мы здесь, – он бросил на меня короткий взгляд. – Да, как и договаривались. Ну, сюрприза не получится, – молчание. – Просто он рядом. Заходите.

Волнение от часто бьющегося сердца поднялось к горлу, из-за чего у меня перехватило дыхание. Я ошеломлённо посмотрел на Стаса, а он в свою очередь виновато посмотрел на меня.

– Извини, – искренно сказал он. – Но я не хочу оказаться на твоём месте или на месте Кая. Я просто хочу быть нормальным.

Иллюзия намечающейся дружбы разбилась вдребезги.

– Всё-таки надо было позвать сюда больше, чем пару человек… Ты так не считаешь, Арсений? – издевательски протянул Данила.

Он кого-то подозвал к себе жестом, и я только теперь заметил двух парней, тех самых, что постоянно ходили за ним хвостиком. Имён их я не помнил, да и не нужно было. Зато я замечательно помню, что они были готовы поддержать любую выходку Данилы, ржа как кони. Их гадкие ухмылки не обрадовали меня и сейчас. Дурак…

– Прекрасно, – проскрипел я зубами. – Решил, что всё-таки продолжать издеваться надо мной весело? Замечательно. Посмеялся. Стало веселее?

Данила шагнул в мою сторону.

– Ещё нет… Веселье только начинается.

Когда до меня дошло, что сейчас самое время сваливать, было уже поздно. Только я успел развернуться и попытаться броситься наутёк, как Данила уже оказался позади меня и обнял стальной хваткой. Правда, объятиями это было сложно назвать. Скорее, тисками, сжавшимися вокруг моей шеи до такой степени, что у меня перед глазами всё потемнело и я забыл, как дышать.

– А теперь, дорогуша, ты идёшь с нами, – прошептал мне на ухо Данила и потащил за собой.

========== Глава семнадцатая. ==========

Знаете, в чём одна из основных проблем людей? Страх. Даже если вас много, вы боитесь того, кто по всем параметрам сильнее. И даже если какой-то несчастный будет молить о помощи, никто ему не поможет, потому что все боятся.

Нет, не так…

Всем всё равно. Все облегчённо вздыхают и мысленно благодарят несуществующие всевышние силы за то, что беда случилась не с ними. А потом они проходят мимо, сразу же забывая обо всём.

А мне вот… благодарить было некого. Ровно как и помощи просить – тоже.

Мельком я успел заметить провожающий взгляд Стаса, наполненный сочувствием. Сука же. Он трус, говорил Кай, а я не верил. Стоило Даниле припугнуть его – и он сломался, забившись под скамью, как испуганный пёс после побоев пьющего хозяина. Точно так же, как и Иосиф Кириллович.

Паренёк, следящий за боулинг-клубом, скучающе зевнул за стойкой, настороженно поглядывая на дружков Данила, обступивших его с двух сторон.

Лестница, ступеньки, дверь, тёмная улица…

После нескольких поворотов Данила всё-таки отпустил меня, небрежно оттолкнув в сторону. Я прижался спиной к стене. В такой темноте даже не было возможности оглядеться. Меня обступили со всех сторон. Посередине – Данила, а по бокам – его дружки. Яков и Тимофей. Страх подсказал имена, которые я слышал лишь однажды. Я прищурился, попытался рассмотреть выражения их лиц.

– Знаешь что, Арсений? – самодовольно начал Данила. – Ты всё-таки милый. И симпатичный. К сожалению, на мальчиков у меня не встаёт, как у твоего Кая, но испоганить такое личико я не откажусь… – он хищно облизнулся.

Запахло горелым. Меня совсем не радовал тот факт, что меня затащили в какой-то переулок, обступили со всех сторон и теперь вешали на уши слащавую лапшу.

– Раз на мальчиков не встаёт, то отвали от меня, – ровным голосом отрезал я.

– Я ведь сказал, что нам не это от тебя нужно, – Данила кивнул на своих друзей, – а другое.

– Например?

– Не будь дураком. Ты ведь знаешь.

– Ничего я не знаю, – я попытался отступить назад, но один из парней преградил мне путь.

– Брось! Ты ведь с Каем так близок, наверняка вы шепчетесь на переменках о своих секретах! – взорвался Данила. – Он не был таким надменным, как сейчас. Он что, специально вернулся, чтобы одним своим гордым видом бесить меня? Или что? Давай говори по-хорошему, вы ведь трахаетесь в школьном туалете, и я не поверю, что молча!

Я стерпел грубость.

– Не пробовал поговорить с ним лично? – Я понимал, что сейчас лучше вести себя нейтрально, не нарываться на грубость. Но разве возможно продолжать держать себя в руках, если тебя затащили в тёмный переулок и не дают прохода? Защитную реакцию ещё никто не отменял. – Или боишься?

Глаза Данилы удивлённо расширились, и он рассмеялся.

– Кого? Кая? Да никогда!

Хоть он и пытался выглядеть крутым, голос его дрогнул. Если хорошенько подумать, то вряд ли кто-то добровольно возвращается к своему мучителю. Все сбегают, стараются держаться как можно дальше и не вспоминать о нём. Продолжение жизни. А если жертва вернётся? С неизвестными намерениями, со стальным характером и с полным самоконтролем? Хищнику придётся поволноваться.

Данила волновался. Нервничал, потому что не знал, что нужно Каю. А интуиция наверняка подсказывала, что это не просто так.

– Я бы на твоём месте не считал себя всемогущим, – тихо сказал я, глядя прямо на него.

– А что он мне сделает? – Данила принялся ходить кругами, пнув по дороге невинно стоящую мусорку. – Столкнёт с крыши? Сломает мне руки? Убьёт меня? Он на это неспособен.

Я улыбнулся.

– Есть много способов сломать человека изнутри без применения физической силы. Не замечаешь на себе?

Данила сразу остановился, тяжело дыша и долго-долго смотря на рассыпанный по асфальту мусор. Жестяные банки, скомканные листы бумаги, фантики от еды…

– А тебе, тварь, нравится наблюдать, как кого-то ломают?

Я почувствовал на своей талии чью-то руку. Сопротивляться мне не дали. Кто-то резко подтащил меня к себе. В следующее мгновение в нос ударил запах алкоголя. Поморщившись, я скривился, выставив руки вперёд, чтобы хоть как-то оградить себя от незнакомого тела. Помогло это не сильно, так как этот кто-то с завидным упорством удерживал меня.

Я брыкнулся.

Послышался свист и пошлое хихиканье. А потом тот, кто держал меня (как я понял, это был Данила), гаденько так прошептал на ухо:

– Тихо, детка. Не будь таким буйным.

Видимо, решив доказать мне своё превосходство, он ещё сильнее стиснул меня в объятиях. Когда же я сдавленно кашлянул из-за нехватки воздуха, он довольно хмыкнул и принялся за продолжение грязного дельца. Руки его спустились по моей спине, задержались в области поясницы, а потом резко перешли на живот.

– Бейте. Прямо сюда. Да посильнее! – объявил он своим товарищам. – Я, к сожалению, не умею вести бой без кулаков. По-моему, так гораздо эффективнее. Синяки тебе пойдут.

Его поддержали одобрительными возгласами, после чего на мой живот обрушился первый удар.

В глазах не потемнело, а наоборот – всё вспыхнуло яркими золотистыми точками. Мне было совсем не до веселья. А вот Данила с дружками радовались от души, смотря, как я с трудом удерживаюсь на ногах. Вместо того чтобы радоваться со всеми, я изловчился и со всего размаху врезал коленом по яйцам Даниле. Мой жест его уже не обрадовал. Он выпустил меня, глухо застонал и сложился пополам.

Вот уж никогда не думал, что придётся сделать настолько противоречащее моему характеру.

– Он мне всё отбил! – крикнул Данила срывающимся голосом. – Сука!

Поначалу я был даже доволен тем, что сотворил. Однако если бы я помнил, что кроме него тут ещё два человека, то, наверное, ещё раз поразмыслил бы над своим поступком.

– Убью! Закопаю, тварь! – сыпались на меня угрозы. – Ты у меня ещё попляшешь за то, что настучал тогда директору! Сука!

Нужно было бы испугаться, но… я ничего не чувствовал. Стало вдруг так спокойно, что я с одинаковой вероятностью мог бы либо лечь спать, либо причинить боль живому существу. Вспомнилась та самая канарейка, которой я свернул шею. После смерти канарейки я чувствовал спокойствие. Сейчас я чувствовал лишь опасность.

Я стоял у стены, как загнанный в угол кролик, а Данила на подгибающихся ногах медленно подходил ко мне. В тусклом свете, доходящем сюда от уличного фонаря, я видел исказившееся от злости лицо.

Да, прямо в него…

Разница в росте была невелика. Это же легко. Человек не страшнее канарейки. Человек тоже чувствует боль. И вот когда Данила с угрожающим видом оказался в двух шагах от меня, демонстративно хрустя пальцами, я крепко сжал руку в кулак и как следует замахнулся. Удар получился коротким, но быстрым и весьма точным. Голова Данила откинулась в сторону, но на ногах он удержался. Схватившись за лицо, Данила зажмурился и спустя секунду послышался приглушённый крик.