Текст книги "Девиант (Полёт ночного мотылька) (СИ)"

Автор книги: Kellerr

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Ему холодно? Перчатки. Нужно отдать.

Мысли перешли в другое русло. Головы я так и не поднял, но зато прекрасно видел ожог, как и всегда скрытый воротом рубашки. Ожог, историю которого я хоть и не знал, но понимал, что это самое болезненное воспоминание Кая. То, лезть куда не следует, но так хочется…

– Можно? – спросил я, прикоснувшись к тугому узлу галстука.

– Можно.

Галстук поддался легко. Дальше – сложнее.

С каждой расстёгнутой пуговицей я всё меньше и меньше был уверен в том, что делаю. Участки обгорелой кожи, открывшиеся моим глазам, пугали. Появилась слабость в ногах, и я с трудом смог взять себя в руки. На мгновение закружилась голова. Стены заплясали перед глазами, горизонт сбился с прямой линии, перекосившись.

– Не падай, – отвлёк меня Кай, поддержав за локоть. – Решился – так иди до конца. Я здесь именно потому, что уверен, что ты не отступишь.

Говорят, шрамы украшают мужчину. Шрам как аксессуар, который приходится всё время носить с собой. Он как напоминание о том или ином случае. Хорошо, если историю шрама не нужно прятать. Хорошо, если она греет душу. А если наоборот? Если нужно забыть то, что произошло тогда? Как уничтожить часть себя, оставившую вечный отпечаток на теле?

– Болит? – я очень осторожно провёл от плеча вниз по гладкой обожжённой коже.

– Иногда.

Я сразу же отдёрнул руку, но Кай задержал её и вернул на прежнее место.

– Нет. Так хорошо, – бархатно-интимным голосом возразил он.

И я замер. Исчез. Меня здесь больше не было. Я боялся пошевелиться, потерять ощущение удерживающей меня руки Кая и тепла его израненного тела. Мне до безумия захотелось его обнять, забрать его боль себе. Это было то же ощущение, что и в прошлый раз, когда мы стояли здесь же, касаясь руками исписанной парты.

Но поможет ли это ему? Станет ли ему легче, если я продолжу нарушать его личное пространство?

Я сделал неуверенный шаг навстречу, растворившись в прерывистом дыхании Кая, и закрыл глаза в тот момент, когда уже был готов обнять его. Моя рука так и застыла на полпути к своей цели, не коснувшись его спины. Вместо этого я ощутил вкус сухих губ, прижавшихся к моим. Это был самый сладкий вкус из всех, что я когда-либо пробовал.

========== Глава двадцать вторая. ==========

Страшные сны никогда не заставляли меня просыпаться. С происходящим приходилось бороться в той несуществующей реальности в голове, полагаясь лишь на собственные силы. Местом действия всегда являлся мой старый дом или прежняя школа. Пустота без голосов и солнечного света. Тишина. Тёмные краски. Предчувствие чего-то плохого, медленно съедающий страх. Отсутствие оружия и слабость в ногах.

Всё начиналось с того, что ко мне кто-то ломился. Я никогда не знал, кто это, но отчётливо понимал: нужно бежать. И чем скорее, тем лучше. Я закрывался в своей комнате, подпирал дверь всем, чем только можно, и принимался за окно. Прыжки с высоты первого этажа не грозили травмами, но мне всегда было страшно. Казалось, что после того, как откроется окно, случится что-то плохое. Я оттягивал момент прыжка до самого последнего момента, когда спасительная дверь оказывалась настежь распахнутой.

Бах!

Стоило мне лишь услышать это, как я залазил на подоконник и прыгал вниз. Дальше начиналось самое интересное – погоня по близлежащим улицам, которая ничем не заканчивалась. И, что самое странное, я никогда не видел лица моего преследователя. Я просто знал, что нужно бежать как можно быстрее и как можно дальше. Так я и бежал вплоть до того момента, пока не просыпался. Сон исчезал медленно, постепенно, и после пробуждения я практически никогда не испытывал страха, от которого не мог избавиться во сне. Сон вспоминался лишь спустя какое-то время.

Сегодня всё было иначе. Сон плавился под несуществующим солнцем, давая трещину и позволяя понять, что всё это не по-настоящему. Он был наполнен множеством людей, мешающих мне убегать. Я слышал голоса и смех, успевал ловить обвиняющие взгляды. Мне казалось, что все смотрят только на меня и говорят только обо мне. Я убегал, расталкивая людей руками, а преследователь подбирался всё ближе и ближе. Сегодня ему удалось нагнать меня, а мне удалось заглянуть ему в лицо. Вернее, он заставил меня заглянуть ему в лицо, схватив и прижав меня к стене. Вот тогда-то я и проснулся, впервые в жизни подскочив на кровати.

Я увидел лицо Кая.

***

Я не хотел делать ему больно. Настолько сильно не хотел, что в итоге сделал больно самому себе.

В воскресенье я целый день провёл у себя в комнате в компании с книгой, сидя на подоконнике. Смысл прочитанных страниц порой уплывал от меня. Приходилось возвращаться назад и перечитывать заново, вдумываясь в каждое слово. Слова смеялись, складываясь в двусмысленные выражения.

Школа, этаж, симпатия, сочувствие, желание, уединение, тишина, поцелуй… Страх.

Шрам.

Ожог.

Кожа под рукой – гладкая, нежная. Кай открылся мне, когда я был готов закрыться. Кай нравился Рите, ему был нужен человек, который смог бы идти рядом с ним дальше. С таким, каким он был на самом деле. Такой, каким знал его я. И я решил, что открыть ему правду, которую не решалась открыть Рита напрямую, будет правильно.

Ещё один надлом.

Ещё одно изменение.

Ещё одна ошибка.

Каю не нужен был человек, готовый идти за ним. Ему нужен был тот, кто пойдёт рядом, не отставая ни на шаг.

Сто семьдесят восьмая страница. Конец десятой главы. Но о чём я только что прочитал? Не помню. И снова назад на четырнадцать страниц. Здесь главная героиня принимает предложение руки и сердца от мужчины, о котором мечтала несколько долгих лет, но всё равно сомневается в правильности выбора.

Позади остались ещё две главы, которые мне пришлось перечитать на два раза. Героиня определилась. Встречаться с тем мужчиной она не прочь, а вот свадьба – это не для неё. Слишком рано, по крайней мере, на данный момент. Теперь оставалось только поговорить с избранником и утрясти этот вопрос.

Положив книгу на тумбочку, я взглянул в потемневшее окно и вышел из комнаты. Бабушка сидела в зале, читая сегодняшнюю газету. Здесь было холоднее, чем у меня в комнате. Она устало посмотрела на меня, легко кивнув, и согнула газету, чтобы её было удобнее читать.

– Скучный выходной? – спросил я, садясь рядом с ней и беря пульт от телевизора.

Красная лампочка мигнула и потухла, зато загорелся серый квадрат экрана. Так, что здесь у нас? Вечерние новости, вести, сериал, снова сериал…

– Жизнь на пенсии вообще довольно специфическая вещь, – после небольшой паузы ответила бабушка.

Фильм. Старый фильм. «Ирония судьбы».

– Зато она спокойная, – в тон бабушке сказал я.

Рука с пультом опустилась, а на экране осталась красивая женщина Надя с грустным выражением лица.

– Ещё успеешь пожить такой жизнью. Оставь, – последняя просьба относилась, как я понял, к фильму.

– То есть считаешь, что нужно брать от жизни всё? – лукаво поинтересовался я, повернув голову.

– Пока ты молодой и неопытный, самое время идти за желаниями и совершать ошибки. Их будет проще пережить и осознать. Когда станешь старше, ошибки будут восприниматься болезненнее.

Мы замолчали. Телевизор запел красивую песню женским голосом, а я стиснул зубы, заставив себя не задавать последующих вопросов. Я должен разобраться с проблемой сам, без чужой помощи. Бабушка… не тот человек, с которым можно советоваться о моём поцелуе с Каем.

Самое время идти за желаниями и совершать ошибки…

Самое время.

Я уже пошёл за желаемым. Пошёл за Каем и теперь остановился, не зная, продолжать ли путь или повернуть обратно.

Ошибки… о них сожалеют. Первое время. Они делают больно. Я не чувствовал ни того, ни другого. Получается, это не ошибка? Всё это правильно?

– Ты влюбился, что ли?

Я вздрогнул. Послышалось? Нет, не послышалось.

– С чего такое предположение? – не смотря на бабушку, спросил я.

– Просто ты такой… задумчивый в последнее время. Серьёзный.

– Не знаю. Не уверен.

– И честный.

– Прямолинейный, – поправил я её.

Песня закончилась. Когда молчал телевизор, наше молчание становилось чем-то неуместным. Разговор должен продолжаться, развиваться, жить. Сейчас он спотыкался после каждого вопроса. Мне требовалось время, чтобы дать ответ. Я не нашёл его за целый день, проведённый наедине с собой, а теперь его необходимо было озвучить.

– Я не уверен, что знаю, каково это – влюбиться, – медленно, растягивая слова, проговорил я.

Бабушка хохотнула.

– Ну надо же! А как же та девочка? Как там её звали…

– Катя, – подсказал я.

– Точно. Катерина. Ты ведь по уши в неё влюбился тогда. Ещё прибегал ко мне, спрашивал, что и как нужно делать, – она подмигнула мне, а я скривился и замахал руками.

– Хватит! – я возмутился. – Не напоминай.

Вспомнилась та книга, которая была одним из шагов к развивающемуся страху. Вспомнились родители.

Я боялся любить. Не только из-за детского впечатления от страшных строк о взрослой жизни, но и из-за наглядного примера. Красочная картина, на которую я смотрел в течение всей жизни. Пример родителей. Пример того мужчины, из-за которого мама попала в не самое радостное место. Любишь – неси ответственность. Учись рассуждать здраво даже в таком положении. Не уходи. Не убегай, если что-то пошло не так.

В телевизоре что-то говорили, но я его не слушал.

Не убегай. Даже если страшно – не убегай. Не будь тем, кто нарисовал мрачную картину. Добавь в неё цвета.

Впервые за день я вздохнул полной грудью. Дышать стало легче, груз с души исчез. У моего страха серые глаза, страшный ожог на теле и ненависть к окружающим людям. Я считал Кая своим личным страхом, но не понимал одного: я его не боялся. Я боялся самого себя.

***

В школе Кая не было. Оля, озадаченная этим фактом, спросила у меня номер телефона Кая, но я, как уже известно, его не знал. Рита стояла за её спиной и с надеждой смотрела на меня, словно я был спасителем. Увы, пришлось её разочаровать. В классном журнале был записан домашний телефон, принадлежащий родителям Кая, но Кай жил отдельно, поэтому его местонахождение вне школы являлось тайной и надёжным способом укрыться, если вдруг кому-то приспичит его разыскать.

Настоящий адрес Кая я не назвал. Во-первых, я его просто не помнил, а во-вторых, зачем мне это? Да и Оле с Ритой ни к чему. Вряд ли Кай примет их с распростёртыми объятиями.

На какое-то мгновение я разозлился, что Кай исчез без предупреждения. Хотя какие тут могут быть предупреждения? Нам обоим требовалось время для обдумывания. Я прекрасно это понимал, потому что то, что произошло пару дней назад между нами, выбивалось из привычной колеи.

Вчера я решил, что не убегу. Бежать от Кая… причин не было. Он не сделал мне ничего плохого.

После уроков я добрался до остановки и, с трудом дождавшись нужного автобуса, отправился до знакомой остановки. Ездить в эту сторону мне никогда не приходилось, кроме как к Каю. В какой-то степени я успел соскучиться по этой дороге.

Снег так и не выпал, несмотря на первые числа декабря. Под ногами шуршали неубранные листья, и я с надеждой смотрел на серое небо, которое никак не хотело разродиться снегопадом. Голые деревья мне надоели. Они вызывали ощущение одиночества и холода.

В небольшом дворике около дома Кая детская площадка была убрана подчистую. Ни одного листочка. Голая земля. Одинокая. Такая же, как и Кай.

Сравнение пришлось мне не по душе, и я быстрее зашагал по заасфальтированной дорожке к подъезду. Интересно, если выпадет снег, пропадёт ли ощущение одиночества?

Смогу ли я… стать для него снегом?

Я нажал на кнопку звонка. Ответа не последовало. Несколько тягучих секунд на площадке закончились тем, что я уже хотел уйти, но дверь подъезда со скрипом открылась, и я увидел Кая. Он поднял голову не сразу, лишь после первых ступенек, и остановился, качнув белым шуршащим пакетом в руке.

– Что ты здесь делаешь? – Достав ключ из кармана, Кай поднялся к своей квартире и жестом попросил меня отойти в сторону.

– Догадайся, – огрызнулся я, не удержавшись.

Ключ уверенно вошёл в замочную скважину, описав пару оборотов вокруг оси. Я скользнул взглядом по тонким пальцам, крепко сжимающим ключ, и снова посмотрел на Кая. Теперь он выглядел несколько растерянно, из-за чего я почувствовал себя неловко.

– Ну… зайдёшь? – предложил Кай, наконец открыв дверь.

– Если ты не против, – неуверенно ответил я.

Кай пожал плечами и пропустил меня вперёд.

– Заходи.

Я не был здесь относительно давно, но никогда раньше не испытывал чувства отторжения. Не я отвергал квартиру – она отвергала меня. Или это из-за того, что я явился без предупреждения?

– Ты не пришёл сегодня, – я решил сразу пояснить цель своего визита. – Почему?

Кай стоял за моей спиной. Послышался звук расстёгивающейся молнии.

– Ездил к родителям, – он повесил куртку на вешалку и повернулся ко мне.

Отдав ему и свою куртку, я нагнулся, лениво расшнуровывая кроссовки.

– Представляешь, они хотят, чтобы я встречал Новый год вместе с ними, – Кай недовольно поморщился.

Напряжение сразу спало. Одной фразой Кай показал, что я здесь не лишний.

– А ты что? – я поставил рюкзак ближе к стене, чтобы он не мешался.

– А я не хочу, – мотнул головой Кай, щёлкнув выключателем. – Пойдём на кухню.

Он разгрузил принесённый с собой пакет. Молоко, булка хлеба, гречка, упаковка готовых котлет, печенье и чай. Чайник вскипел быстро. Кай, как и всегда, извинился за отсутствие нормальной приготовленной еды, открестившись тем, что гостей он не ждал. Это не прозвучало как упрёк в мою сторону, но что-то в его словах заставило меня насторожиться. Сложилось впечатление, что всё вернулось на несколько недель назад. Я вспомнил, как впервые сидел здесь, и не знал, куда деть руки.

– Можешь встречать Новый год с нами, – предложил я. – Со мной и моей бабушкой.

Кай усмехнулся, пододвинув ко мне кружку и налив в неё кипятка.

– Не уверен, что это хорошая идея…

– Хорошая, – уверенно кивнул я. – Я не позволю тебе остаться одному, когда за окном будут взрываться фейерверки.

Поставив чайник на место, он повернулся и удивлённо приподнял брови.

– Мало того что ты пришёл ко мне только потому, что меня не было в школе один день, так ещё и приглашаешь на совместный праздник? – Кай помолчал. – Странный ты.

Я коснулся кружки – горячая.

– У меня нет другого способа, чтобы проверить, в порядке ли ты. А вдруг заболел? А вдруг Данила?.. – я осёкся, затронув не самую приятную тему. – Он ведь смог найти меня вне школьных стен.

Почему-то мой ответ вызвал улыбку на лице Кая. Он на минуту вышел, попросив меня подождать здесь, а потом вернулся с небольшой бумажкой. Медленно подойдя ко мне, Кай присел на корточки и протянул мне её. Там были написаны несколько цифр.

– Это мой номер. У тебя ведь есть домашний телефон?

Я согласно кивнул.

– В следующий раз можешь просто позвонить, чтобы специально не ехать.

– Но я не жалею, что приехал, – поспешил заверить его я. – Мне нравится… быть здесь.

Кай дотронулся кончиками пальцев до моей руки, провёл чуть выше и остановился. Я не считал себя дураком. Я понимал, что в этом прикосновении было скрыто гораздо больше, чем просто обычное секундное рвение.

– Я не боюсь. Я не боюсь тебя… – повторил я скорее для себя, нежели для Кая.

Судорожно вдохнув, я неловко наклонился вперёд, поддавшись искушению, но Кай не позволил себя достать. Остановив меня рукой, он покачал головой, смотря открыто, естественно… откровенно.

– Рано, – на выдохе сказал Кай.

– Рано?.. – я задохнулся. – Но ведь ты… ты сам начал первым!

Откровенность вмиг слетела с его лица.

– Я начал давно. Я всё обдумал и знаю, на что иду. А вот ты, – в моё плечо ткнулся палец. – Ты не знаешь. Ещё не знаешь.

Мой порыв как ветром сдуло. Отодвинувшись вглубь стула, я развернулся к столу и взялся за остывшую кружку.

– Чего не знаю? – пробубнил я.

– Меня, – последовал ответ. – Не знаешь меня полностью. Не знаешь, чем всё может закончиться. Может, Алина была права… Из-за тебя всё меняется.

Я гневно взглянул на Кая.

– Жалеешь?

Огонь на мгновение вспыхнул в его глазах, но сразу же потух.

– Нет, – прозвучало несколько агрессивно, но это лучше, чем с сожалением.

– Тогда прекрати это, – вопреки ожиданиям сказал я. – Самому страшному противнику – Иосифу Кирилловичу – ты уже отомстил. Данила так просто не сдастся. Ты только сильнее разожжёшь вашу вражду, если продолжишь в том же духе. Ты можешь снова пострадать.

– Предлагаешь мне бросить всё и спокойно доучиваться? – в голосе Кая звенели металлические нотки.

– Да, – прямо сказал я.

В какой-то момент мне показалось, что Кай готов взорваться. Однако самообладание не позволило ему ничего сделать, кроме как встать и отойти на меня на некоторое расстояние.

Алина говорила, что я на него влияю, но изменить Кая полностью не в моих силах.

– Тогда можешь уходить. Один.

Впрочем, именно этого и нужно было ожидать. Кай стоял у окна, повернувшись ко мне спиной. Я видел, как были напряжены его плечи и руки. Если понадобится, он выбросит меня. Если я попытаюсь увести его с выбранного пути, мне не позволят идти рядом и дальше.

Ещё слишком рано.

Поставив кружку обратно на стол, я подошёл к Каю сзади и, когда никакой реакции на моё приближение не последовало, осторожно обнял его и прижался лбом к затылку.

– Ты так и не понял, да?

Вопрос остался без ответа.

– Ты не понял, – ответил на него я сам. – Я пойду за тобой. В любую сторону, даже если ты не хочешь сворачивать. Я всё равно пойду за тобой. Рядом с тобой.

Кай не оттолкнул меня, и я каким-то неведомым образом догадался, что он слушал и ждал продолжения.

– Ты сказал, что я не знаю тебя полностью.

– Да, – он чуть-чуть повёл плечами.

– Ожог, – не стал медлить я, ловя момент. – Расскажи о нём.

Некоторое время Кай так и стоял, не двигаясь. Потом я услышал короткий вздох и почувствовал движение. Пришлось расцепить руки и отойти на шаг назад.

– Пойдём, – наконец согласился Кай. – Я лучше покажу.

========== Глава двадцать третья. ==========

Если пройти немного вглубь двора, обогнуть пару старых невысоких домов, то можно увидеть школу, находящуюся совсем близко от места, где сейчас жил Кай. Школа эта по построению чем-то напоминала нашу. Видимо, строились они примерно в одно и то же время, когда на внешние изыски не обращали особого внимания. Типовое здание. За железной оградой было достаточно много места, отданного, как я предположил, под цветочные клумбы. Сейчас там было пусто – одна голая земля. Листья тщательно убраны, но я заметил несколько кучек, оставленных около деревьев, а также мётлы и лопаты. В целом территория выглядела даже аккуратнее, чем у нас.

Кай провёл меня через открытые ворота, миновал главный вход и направился чуть дальше, к странной непонятной постройке из кирпича, чем-то похожей на гараж, только раза в три-четыре больше. Около металлической двери росли густые кустарники, ветви которых угрожающе торчали во все стороны. Навесной замок не был закрыт и висел там, видимо, только для вида. Дверь со скрипом открылась, и Кай обернулся.

– Здесь, – сказал он, – то, что ты хочешь знать.

Даже не знаю, кто из нас сильнее волновался: я или Кай. Он выглядел невозмутимым, хотя мне почему-то казалось, что всё не так просто.

Внутри было темно. Несколько грязных маленьких окошек под потолком с трудом пропускали свет. Электрических лампочек я не заметил. Пол под ногами скрипел, а непрочного вида доски норовили сломаться в любую секунду. Здесь было много хлама, среди которого мне удалось рассмотреть поломанные парты, стулья, шкафы, лопаты и много всего другого.

– Раньше это было чем-то вроде склада школы, – Кай осторожно дошёл примерно до центра помещения. – То, что в нашей школе находится в ней самой, здесь расположено на улице.

Доска под ногой треснула. Испугавшись, я сразу отступил назад, взглянув под ноги. Обуглившиеся края говорили о том, что она горела. Другие доски выглядели новее и…

Подняв глаза, я прищурился, внимательно рассматривая тёмные стены. Тёмными они были вовсе не из-за того, что сюда практически не проникал свет, – они были обуглившимися, как и та доска. На потолке в некоторых местах тоже виднелись чёрные разводы копоти.

– У Данилы здесь учился друг, – Кай прервал мои размышления. – И он мог достать ключ от замка под предлогом, скажем, лопаты для субботника.

Я молча попытался справиться с мерзким ощущением, растущим внутри.

– Знаешь, чем плохо быть отбросом для всей школы? – присев на корточки, Кай коснулся рукой пола, растирая пальцами оставшуюся на них золу. – Тебя никто не хватится. Всем будет плевать, если ты пропадёшь.

Вспомнив рассказ Оли, я медленно начал складывать уже услышанную часть истории с новым куском. Кай повторил практически то же самое, что говорила Оля. Я снова услышал про злосчастный пятый этаж, про жестокое избиение в туалете – Кай не скупился на слова и всё красочно описывал до отвращения, – про перевод в другую школу, про взбесившегося Данилу…

Старое дерево горит легко.

Когда у людей отбирают то, к чему они привыкли, они злятся. Забывается начало истории, остаётся только новая цель: удержать около себя то, с чем им комфортно и удобно. То, что их радует.

Человека, ничем с тобой не связанным, кроме чужого одностороннего выбора, удержать нельзя. Его можно либо отпустить, либо избавиться от него – навсегда. Уход воспринимается как финальный удар, лишающий шансов на полную победу. Уход воспринимается как превосходство, безжалостно режущее по самолюбию.

Старое дерево – парты, стулья, половицы. Они горят.

Кто же здесь сумасшедший: Данила, не пожелавший в конце отпустить ненавистного ему человека, или Кай, пожелавший вернуться туда, где ему причинили столько боли? Или это я, пересёкший дорогу им обоим?

Симпатия к человеку толкает на безумные поступки. Порой ты делаешь то, чего в обычном состоянии не сделал бы никогда. Я никогда не задумывался о том, был ли у меня шанс настолько сблизиться с Каем, если бы нас посадили за разные парты. Наверное, нет. Наверное, я стал бы тихим избранником Иосифа Кирилловича, не смеющим вякнуть ни слова против. Или в конце концов потерял бы терпение и в затуманенном состоянии совершил бы нечто плохое, как тогда с канарейкой.

Я невольно взглянул на свои руки. Руки Кая были красивее. Мог ли он своими руками совершить нечто плохое? Внутренний голос ответил однозначным согласием. Красивые руки способны на многое.

Дым от горевшего сарайчика увидели из окон школы. Пришли вовремя – ещё чуть-чуть, и спасать было бы некого. Когда же в наполненном дымом сарайчике нашли подростка, лежащего без сознания с сильными ожогами на теле, никто так и не смог понять, как он там оказался. Кай не выдал Данилу – уже тогда он желал расправиться с ним самостоятельно. Он вообще тогда ничего не говорил несколько недель, пока лежал в больнице. Врачи качали головой и не могли дать иного объяснения, кроме как помутнение рассудка, и посоветовали родителям отдать мальчика на курс психиатрического лечения.

Кай пропустил целый год, не пойдя в новую школу, и провёл несколько месяцев в лечебнице. Его сосед по палате был довольно весёлым парнем, болтающим без умолку и вносящим яркие краски в скучный серый мир больницы. Вот только одно «но»: порой он не контролировал внезапно вспыхивающую злость. Несколько человек пострадали от его рук, а один из них и вовсе скончался от нанесённых травм. Парня признали невменяемым и отправили на лечение. Оно помогало, потому как Кай отозвался о своём соседе весьма хорошо. Он слушал его и постепенно заново начинал понимать, что не все люди плохие.

В какой-то момент его рассуждения показались мне немного наивными. Если тот парень был для него хорошим, то почему же тогда другим людям он причинял боль?

После того как я побывал в этом сарайчике, у меня сложилось впечатление, что меня бросили в мусорную яму. Я заглянул в самый потаённый уголок души Кая, но не нашёл там ничего хорошего. Там были лишь чёрно-белые тона, мусор и пепел.

Я думал, что когда доберусь до вершины горы и выиграю раунд, то станет легче. Легче, увы, не стало. Стало только хуже. Я пытался найти спасительный свет, благодаря которому удастся вывести тропинку Кая из ямы. Яма казалась бесконечной, и выхода из неё я не видел. Обида, ядовитой змеёй сидевшая в его душе, пожирала изнутри. Выхода не было. Был только очередной поворот – воздать обидчику по заслугам.

После того дня я признал, что выбранная мной помощь Каю – единственный способ оставаться рядом.

***

Данила остался для меня совершенно непонятным человеком. У него было всё, чего хочется среднестатистическому школьнику: отличные оценки, восхищение учителей, преданные друзья, внимание противоположного пола и родители, не скупящиеся на карманные деньги. Но ему не хватало власти. Неужели всякий человек, имеющий так много, всё равно будет нуждаться в дополнительных желаниях? Почему бы просто не быть классным парнем, а не демонстрировать свою силу?

Захотеть сжечь человека живьём – подлость высшей степени. Странно, но я не испытывал к нему практически никакой ненависти. Мне было его жаль. В конце концов, каким бы сильным он ни был, под ноги когда-нибудь попадётся камень, о который он запнётся и непременно упадёт. Сила здесь не поможет.

В размышлениях прошёл декабрь. Алёна Карловна предпринимала ещё несколько попыток поговорить со мной и Каем, но никаких результатов она не добилась. Кай довольно грубо прерывал её, говоря, что это не её дело, после чего сразу уходил. Я был вынужден соглашаться с ним и ничего не рассказывать. И теперь я знал, почему Кай не хотел пойти лёгким путём и выложить всю правду перед человеком, искренне желающим разобраться с проблемами в школе.

Это будет лёгкая победа. Такая победа Кая не устроит. Максимум чего можно добиться таким шагом – перевод Данилы в другую школу. Однако сам он ничего не поймёт. Подобное наказание не стоило и выеденного яйца.

Оля, несмотря на чистосердечное признание о том, почему начала общаться со мной, всё равно продолжала здороваться. А вот в нерешительности Риты я ошибался. В конце декабря, когда были написаны все контрольные и экзамены, она выловила Кая около школы перед уроками, отвела в сторонку и отдала какой-то конверт, после чего убежала, покраснев до самых ушей. Кай прочитал его не сразу, а лишь после пары уроков. В тот момент я выходил в туалет, а когда вернулся, то застал Кая весьма озадаченным с согнутым тетрадным листом в руках. Риты в классе не наблюдалось.

Молча вернувшись на своё место, я демонстративно уткнулся в тетрадь, проверяя решённый на предыдущем уроке пример. Не заглядывать в листок оказалось не так-то просто, но если Кай мне ничего не говорит, значит, и не нужно лезть не в своё дело.

– Если девушка пишет письмо с признанием в любви, то нужно что-то ответить, верно? – повернувшись ко мне, шёпотом спросил Кай.

Я перечеркнул неверную цифру в решении и удивлённо посмотрел на него. Советоваться со мной в любовных делах – не лучший выбор.

– Наверное, – пожал я плечами, вернувшись к решению.

После этого Кай резко встал и вышел в коридор, прихватив с собой письмо. То, что я почувствовал, кажется, называлось ревностью. Да, чёрт возьми, пусть он меня поцеловал и сказал, что дальше действовать рано, но зачем рассказывать мне о признаниях в любви? Не очень приятная вещь.

Вернулся Кай уже без письма под конец перемены.

– И что? – не удержавшись, спросил я.

– Сказал всё так, как есть, – последовал очередной равнодушный ответ.

– То есть?

– То есть тот факт, что я всё-таки встречался с мальчиком, её смутил. Она, оказывается, не верила.

– Надо же, – с наигранным удивлением воскликнул я, для пущей убедительности округлив глаза и схватившись за голову.

– Очень смешно, – огрызнулся Кай, не оставшись в долгу. – Теперь она считает, что я встречаюсь с тобой.

– Я говорил Оле, что это не так.

– А я сказал, что всё идёт к этому.

– Ты свихнулся? Во-первых, какой смысл от вранья, а во-вторых, ничего к этому не идёт. Ты и поцеловал-то меня тогда под влиянием момента, – я поднапрягся и выдал кучу аргументов, почему «всё не так». Однако они не впечатлили Кая, что он и поспешил подтвердить:

– Если я поцелую тебя сейчас, то ты тоже спишешь всё на момент?

Я невольно окинул взглядом кабинет. Здесь около двенадцати человек, зажжённые лампы и никакого волнения или желания близости.

– Момента нет. Подожди другого, – фыркнул я и, краем глаза заметив, что Кай улыбнулся, вернулся к тетради.

========== Глава двадцать четвёртая. ==========

Бабушка предпочитала всё чётко рассчитывать перед праздником. У неё даже имелся целый блокнот, в котором за две недели до какого-либо события она начинала записывать блюда и рассчитывала количество ингредиентов для определённого числа гостей.

В этом году нас было всего трое. Если раньше Новый год справлялся в компании многих бабушкиных знакомых и соседей, то в этом году всё было гораздо скромнее. Если бы я не пригласил Кая, то бой курантов мы бы слушали только вдвоём.

Новый год в моей семье считался чисто семейным праздником. Я помню, как мы встречали его только в своём кругу, без посторонних. Я, мама, папа и бабушка. Когда остались только мы с бабушкой, то в понятие «семьи» включились и близкие знакомые. Есть оливье вдвоём было несколько грустно.

С самого утра бабушка засела на кухне и принялась готовить. Я то и дело помогал ей, хотя кулинарное искусство мне давалось довольно тяжело, поэтому серьёзные блюда она мне не доверяла. Обошлись без ёлки – её заменили несколько веточек, купленных на местном рынке и украшенных пятью разноцветными шарами и фиолетовым «дождиком». По телевизору с самого утра крутили новогодние фильмы, на улице и в магазинах царила суматоха, начавшаяся всего лишь неделю назад. Люди массово закупали продукты, опустошая полки в магазинах, и носились с завёрнутыми в праздничные упаковки подарками.

Сегодня мне пришлось уже целых два раза сбегать в небольшой магазинчик через дорогу от дома: в первый раз за внезапно закончившейся солью, во второй раз – за какао для торта. Я был настроен ещё на несколько таких рейсов, но пока что обошлось без них.

Бабушка убедила меня приготовить рубашку, сказав, что в рваной футболке встречать Новый год нельзя. Я даже возмутился. Не потому, что приходилось даже в праздник надевать рубашку, а потому, что футболка была вовсе не рваная – одна маленькая дырочка на рукаве не считается! Бабушка и себе приготовила старое платье, которое она надевала только по поводу значительных событий. В нём она была и на дни рождения, и на День победы. За платьем она тщательно ухаживала, хранила в шкафу на вешалке, закрывая чехлом.

Мне также было велено предупредить своего друга о внешнем виде. Нехотя я поплёлся в комнату, где несколько минут искал в рюкзаке данную когда-то мне бумажку с номером телефона. С того момента я так ни разу и не осмелился позвонить Каю. Телефонный звонок был для меня чем-то… интимным. Личным. Я и знакомым из старой школы звонил достаточно редко, только по экстренным случаям, а тут…