Текст книги "И ничего не надо, кроме моря (СИ)"
Автор книги: Katunf Lavatein
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
– Представь себе, женщины не рождаются замужними, – серьёзный тон сказанного заставил Марселя прыснуть. – В общем-то, она собиралась выйти за меня. Всё было максимально серьёзно, но мне пришлось уплыть отсюда как можно скорее, а по возвращении обнаружилось вот это, что ты сейчас называешь графом. Не ори, ещё не всё…
– Куда уж ещё хуже?!
– Если бы я не уплыл, наверное, был бы убит, – закончил Алва и протянул руку к корзинке с вином – осталась последняя. – Они планировали расчистить дорогу к своей помолвке через покушение на меня. И не успели, к сожалению или к счастью.
– И ты правда каждый раз приносишь цветы?
– Окружающие очень редко держат слово, но это не значит, что его не буду держать я.
Проклятая песня, казавшаяся такой хорошенькой, никак не хотела идти из головы. Собрав волю в кулак, Марсель оттолкнулся от песка и сел, не очень уверенный, что это было необходимо. Зато так лучше видно море. Море… Вот оно, бескрайнее и всемогущее. Море не предаст и не оболжёт, не заставит говорить или делать то, чего тебе не хочется. У моря свои законы, но к ним можно приспособиться – сложно, но можно. Земля гниёт снаружи и изнутри, океан будет жить вечно.
Волосы растрепались, никто их об этом не просил. Валме поднял руку ко лбу, чтобы исправить безобразие, но подул ветер, и в итоге прядки встали каким-то… чёртиком. На ощупь было похоже на рожки. Видимо, похоже очень, поскольку Рокэ толкнул его в плечо и засмеялся.
– Поздравляю, – пробормотал уроненный виконт, – ты допился. Теперь можно спеть уже?
– Можно! Между прочим, это действительно так, потому что я наконец увидел чёрта… – вот ведь, толкнул и сам упал на спину, а ещё хохочет громко и заразительно, не захочешь – присоединишься! Через какое-то время Марсель передумал причёсываться обратно. Во-первых, так веселее, во-вторых – сил уже нет, только валяться на песке и смеяться во весь голос, пока не взойдёт солнце.
– Утром будет очень плохо, не находишь?
– Утро, – назидательно сказал Рокэ через смех, – будет потом… Зачем на него оглядываться? Пей, пой, смейся, если хочешь – за тебя этого никто не сделает…
Комментарий к 6. «Te Mando Flores»
* гранды – почётный статус испанского дворянства, как правило, наследственный титул;
* mi primo – “мой кузен”, приставка при обращении к королю, которая разрешалась только грандам;
* Эль Драко – всё тот же Фрэнсис “Дракон” Дрейк;
* Нидерланды в то время были объединены под властью Габсбургов, к каковым относится Филипп, и испытывали давление со стороны Испании. Исторический наместник Нидерландов – герцог Альба, Фернандо Альварес де Толедо, прославившийся жестокостями и тиранией, неоднократно терявший доверие монарха из-за своей политики. (что мы имеем: дон Рубен вместо дона Фернандо, нет, не стыдно :D)
========== 7. «Люби врага своего» ==========
♬ Santiano – Under Jolly Roger
1587
Кто не видел Севилью, тот не видел чуда, говорили испанцы. Может быть, и так, но если здесь и были какие-то чудеса, то все они сгорели дотла. В воздухе навеки застыл непереносимый запах жжёной плоти, от дыма было не продохнуть, даже самые порядочные граждане, которых, казалось бы, ни в чём не заподозришь, ходили быстро и спотыкались на ровных местах, стыдливо и пугливо прятали глаза и в ужасе шарахались от любого, кто хотя бы отдалённо напоминал инквизитора.
Это же прошло, это же кончилось… Ему говорили, что это конец, больше не будет никаких зверств! Почему он видит это здесь и сейчас?!
– Любите врагов ваших, – рыдающую женщину привязали к высокому столбу. В толпе закричал её ребёнок.
– Любите врагов ваших, – маленького мальчишку-крестьянина почти что толкнули в огонь. Он горячо поцеловал крест и гордо вскинул голову – повторять, что это ошибка, уже не имело смысла.
– Любите врагов ваших, – старая еврейка не могла идти сама, и её поддерживали под локти так бережно, как будто не вели на смерть. Увидев растущее пламя, старуха не шелохнулась и не отвела глаз, только по морщинистой щеке сбежала вниз последняя слеза.
– Люби врага своего! – дон Рокэ опередил священника и громко засмеялся, в толпе смолк последний подавленный всхлип, все замолчали и смотрели на него. Дворян сжигали нечасто, но удивления не выказал никто: младший наследник герцога Алваро чудом избегал Божьей кары столько лет.
Вот оно, чудо Севильи? Все безбожники должны быть… спасены.
Лучше разрушить тело, чем дать погибнуть душе. То, что уничтожение ничтожной телесной оболочки ведёт к освобождению, очищению, спасению души, известно всем, так почему эти люди сопротивляются?! Отойти нет сил, толпа подталкивает вперёд… А ведь дон Рокэ обращался к нему, и синие глаза смеялись… Да, они враги. И ненависти между ними тоже нет. Дикон отдал бы всё, чтобы спасти эту душу, но происходящее всё равно выглядело кошмаром.
Как он вообще попал сюда? Почему эта толпа словно обезумела и не даёт просто развернуться и уйти?! Убежать в море, убежать и не возвращаться, погибнуть где-нибудь посреди океана и никогда больше не прикасаться к земле… Но нет, стой и смотри, раз ты здесь, и разве не этого ты хотел?
– Не хотите ли вы покаяться перед Господом в грехах своих? – сурово вопросил инквизитор. Его голос перекрывал надсадные вопли первой жертвы, чьё тщедушное тело уже почти полностью пожрал огонь.
– Каяться, любезный, предпочтительнее лицом к лицу, – если отвернуться от костра, можно подумать, они всего лишь ужинают на веранде в семейной обстановке. Дон Рокэ всегда смеялся над серьёзными вещами и находил пользу и выгоду в сущей ерунде, и Дикон был бы рад, если бы он сейчас передумал… Так нельзя, так нельзя! – Увижу вашего Господа, так и быть, побеседую, но пока его здесь нет…
– Бог в наших сердцах! – возвысил голос священник. Это тоже было зря: дон Рокэ ни за что кричать не станет, но скажет так, что всем станет холодно у разгорающегося костра.
– В ваших – может быть, – лениво отозвался герцог. Он всматривался в огонь с подчёркнутым равнодушием. В пламени уже корчился мальчишка. – Должно быть, там тесновато. Вы уверены, что Он помещается в вашей грудной клетке?
– Скоро вы забудете эту ересь, – наконец-то инквизитор вернул спокойствие, – праведный огонь очистит вашу душу.
– Убьёт для начала… – зевнув и отвернувшись, дон Рокэ смотрел на небо. Он издевается! Как можно отворачиваться от собственного спасения?! Дикон подался вперёд и понял, что что-то мешает. Опустил глаза – пояс крепко затянут, за ним – старая Библия, разбухшая от воды, с потемневшими страницами… Неужели взял с собой?
Старая женщина кричала тоненько и недолго, ослабевшее тело быстро поддалось огню. Пересилив себя и зажимая лицо рукавом, Дикон смотрел на уходящий в небеса густой дым. Молитвы, шипение костра, далёкий плач, одинокий смех. Одинокий всегда, потому что больше некому смеяться в такое время и в таком месте. Молчание…
Должен ли он вмешиваться? Если да, то кто послушает мальчишку с чужой земли? Нет, нельзя, ни в коем случае нельзя! Это Алва делает, что хочет, у Дикона выбора нет. Любое пламя что-то сжигает, но на пепелище строится новый дом. Дон Рокэ не верит, никогда не верил, и всё равно он заслуживает спасения.
Крик. Неужели… Пробиваясь через толпу, Ричард рванулся к костру, задыхаясь от жары, духоты и боли, споткнулся, увидел всё с земли, из последних сил протянул к огню дрожащую руку и проснулся.
Никакой Севильи, никакого огня. Он в Корнуолле, на родине короля Артура, эльфов, фей, рыцарей и принцесс, рукой подать до воды – не до пламени. Сердце колотилось, как бешеное, рука до крови сжимала нательный крест. Выпрямившись кое-как и свесив ноги с постели, Ричард тряхнул головой и провёл руками по волосам. Влажные от пота, как противно… И ладонь исцарапана, но эта боль – ничто, пока она связывает тебя с Ним.
«Люби врага своего!»
Он вздрогнул и тут же отругал себя за это. Сколько можно цепляться за прошлое?! Ричард Окделл – лейтенант на боевом судне «Камелот», один из офицеров, который в будущем обязательно станет капитаном. Ведь твою должность определяет не возраст, а опыт, которого у Дика хватало с лихвой.
А пока офицеру приходится ютиться в дешёвой таверне с сырым постельным бельём, снующими туда-сюда крысами, невкусным элем и грубыми слугами. Скорей бы на корабль! На море можно вынести всё, только бы дожить до него, до моря.
Синий камзол, белая рубашка, такие же брюки с высоким поясом, обязательно шпага и кинжал; вообще-то на «Камелоте» не носили кинжалов, если капитан не велел готовиться к бою, но от этой привычки Ричард избавиться не мог. Так же, как и от этого кинжала. Великолепный баланс, гравировка на рукояти – распахнутая акулья пасть. Будь у него такие же зубы, как у этой акулы, жизнь сложилась бы совсем иначе…
The kingdom of the sea, it is ours to reign
We broke our chains, we broke our chains…
На первом этаже вонючей и грязной таверны уже гремели кружки и пьяные голоса. Уже? Он что, заснул под вечер?! Как бы никто этого не заметил! Ричарду и без того надоело выслушивать всякую гадость за спиной и в лицо, этот случай обязательно записали бы в графу «наш офицерик маленький ещё и спит после обеда». Ему семнадцать, а не десять, и всё ещё не воспринимают всерьёз!
По сравнению с другими грязными кличками «офицерик» был лучшим. Подавив раздражённый вздох и вспомнив, что он обещал капитану воздерживаться от дуэлей и больше не дырявить себе плечо, Ричард одёрнул камзол и вырвался из душной комнаты в такой же душный коридор. Моряки всё орали, хохоча:
May freedom guide the way, somewhere out
Where we belong…
Свободу нужно давать только честным и добрым людям, а не кому попало. Эти небритые и неотёсанные матросы убеждены, что им можно, они свято верят, что работают на себя, а не на Её Величество и великую Англию! А ещё они, эти неотёсанные матросы, его, Ричарда, люди, и ему с ними плыть ещё и ещё, пока не станет капитаном сам… и не выгонит к чёрту эту шваль… А лучше этой швали всё равно никого нет. Все доблестные матросы, которых он знал, погибли семь лет назад и никогда не вернутся.
– О, маленький офицерик! – «обрадовался» кто-то с крайнего стола. Ричард столкнулся взглядом с захмелевшим взглядом и сразу же вскипел от ярости. – Мы тут пиратские песни распеваем… Не хотите присоединиться? Вы ведь в этом разбираетесь…
– Не трогайте испанчика, – отмахнулся другой моряк, к большому счастью, не с «Камелота», но тоже свой в этом порту. – Лучше посмотрите, какой я сэр Фрэнсис Дрейк!
Чем именно он изображал Фрэнсиса Дрейка, Ричард досматривать не стал. Забыв об ужине, он выскочил на улицу и постарался успокоить себя несколькими глубокими вздохами. Не помогло.
Come and raise the flag!
Raise the flag!
«Офицерик» – это за возраст, «ребёночек» – это за то, что ходит в любимчиках у капитана, но хуже всего – «пиратик» и «испанчик». Настолько хуже, что иногда ему всерьёз хотелось сброситься в воду и не всплывать, но самоубийство – смертный грех, и только вина перед Господом удерживала Дика от этого шага. Он для них – никто. Всего лишь ребёнок, попавший в плен к испанским пиратам и выросший на чужом корабле. Теперь он сам – чужой, причём для всех, кроме своего капитана и своей королевы.
Королеву Ричард видел раза два, но она стала воплощением великой Англии в его глазах, а капитан наверняка бродит в порту, ожидая, когда «Камелот» снимут с рейда и они смогут отправиться в путь. Группа священников нуждалась в охране, и Ричард был счастлив их сопровождать. Но, опять же, до благородного дела ещё дожить надо…
Salute our brothers
Go paint the sky in burning red,
Come and raise the flag!
Raise the flag!
Raise the flag!
Raise the flag!..
Волны бились о борт «Камелота», как когда-то давно стучались в корму «Ланселота». Какое-то время атакованный и разграбленный испанцами «Ланселот» ходил под чужими флагами и чужим названием, пока дон Рокэ не закончил обустраивать свою «Сан-Октавию». Это был первый и последний раз, когда Дик участвовал в строительстве судна, и он до сих пор не видел, чтобы будущие или настоящие капитаны сами принимали в этом активное участие.
– Дик! – он обернулся, чтобы увидеть капитана Рута. Оторвавшись от созерцания корабля, который и так находился далеко от берега, Ричард вежливо поздоровался и улыбнулся. После гибели отца и всего родного экипажа он остался совсем один, это уже потом в Плимут перебрался дядя Эйвон, в той же катастрофе потерявший сына, и заодно познакомил его с этим человеком, когда Дик наконец-то вернулся домой. Старый друг отца, капитан Рут с теплотой принял мальчика на свой корабль, и он был единственным, кто не задавал лишних вопросов и не напоминал ему об испанцах.
– Ты опять бродишь один, – укорил капитан, потирая больную спину и тоже глядя в сторону корабля. – Попробуй хотя бы в этот раз не ссориться с ребятами.
«Ребята» – это те, кто сейчас орёт пиратские песни во всю глотку и в ту же глотку заливает пиво и эль! Увольте! Дик сдержался и попытался объяснить:
– Я же вам говорил, они всё время… – Всё время что? Подкалывают его на тему прошлого и напоминают о том, как прошло юношество Дика? Что же подумает капитан Рут, если он сейчас выкажет, что до сих пор не избавился от воспоминаний?! – Всё время… поют, о чём не знают. Они же не пираты!
– Не пираты, – кивнул капитан. – Но стать пиратом сейчас не мечтает разве что грудной младенец. Кому не хочется грабить золото для королевы? Все прекрасно знают, чем занимается сэр Дрейк и для кого…
– Они им восхищаются, – буркнул Дик. Он сам не знал, что чувствовать к капитану «Золотой лани». Фрэнсис Дрейк был кумиром всех юных матросов и простых мальчишек, но те, кто знал его хорошо и плавал с ним за добычей, рассказывали ужасные вещи о его невыносимом характере. Дона Рокэ на суше ненавидели, но моряки его боготворили.
– Всё приходит с возрастом… – Какой стыд! Капитан Рут решил, что Ричарду просто хочется славы. Хочется, конечно, но не стоит давать никаких намёков. – Я тебя искал. Мы поплывём не одни, поскольку католические шпионы уже растрезвонили весь наш секрет. Священники остаются на нашем корабле, возможно, мы их перепрячем. К чему я это говорю: раз о плане известно врагам, придётся обороняться. Католическая Лига короля Филиппа может…
– Почему обороняться, капитан Рут? Мы же сильнее любого другого флота! – возмутился Дик. – Почему Англия должна защищаться? Наша вера…
– Дик… – капитан Рут взглядом заставил его успокоиться. – Не пойми меня неправильно. Ты пять лет провёл на испанском боевом корабле. Ты должен знать, что у нас есть серьёзный противник на море, и даже если мы не считаемся с французами, Испания претендует на наши лавры уже почти открыто. Я слышал в порту, они начали собирать войско, но наши суда…
Ричард уже не слушал. Это был первый раз за последние два года, когда капитан Рут упомянул «Сан-Октавию», не считая их самого раннего разговора – после знакомства. Он и без того по ночам просыпался от кошмаров или просто снов-воспоминаний, призрак испанского корабля и его матросов преследовал Ричарда повсюду. Теперь ещё и это…
– Но атаковать мы не будем, – чётко договорил капитан Рут. – Ты видишь наш экипаж, Дик. Я старею и не могу двигаться быстро, пусть это и не мешает управлять кораблём, а наши ребята больше голосят, чем машут шпагой.
– Так почему бы не тренировать их? – не сдавался Дик. – Я мог бы… – Он осёкся. Ничего он здесь не может, только поднимут на смех. Их боевой корабль, приходилось признавать, далеко не лучший. И, Боже правый, когда он прекратит сравнивать все судна с «Сан-Октавией»?! – Капитан Рут… Я… я же убил его. Вряд ли король Филипп станет и дальше подражать Её Величеству, и вообще, они же враги…
Последний довод показался ему детским, но слово уже не поймаешь. Капитан Рут внимательно посмотрел на Ричарда, потом вздохнул и покачал головой:
– Даже если так. Дик, ты можешь считать меня трусом, кем угодно, но мы будем защищаться, если нападут, и не будем сами нападать без причины. Пока я таковых не вижу: мы просто должны сопроводить конкретных людей на конкретный берег. Ты всё понял?
Конечно, он понял. Даже капитан считает его несмышлёным ребёнком. А ведь они могли бы не полагаться во всём на сэра Дрейка и знаменитые королевские корабли, могли бы сами безжалостно и беспощадно атаковать врага – почему великая морская держава вынуждена кого-то бояться?! Возможно, он преувеличивает, но капитан как будто поднимает белый флаг до начала боя, ещё даже не зная, будет ли этот самый бой.
Нельзя сомневаться! Нельзя такое думать о человеке, который заменяет ему погибшего отца. Горячо заверив капитана Рута, что он не будет спорить и вечером пригласит выпить боцмана, Дик попрощался и пошёл дальше по усеянному камушками берегу, стараясь не думать о том, что он постоянно кому-то врёт – то ли себе, то ли, что хуже, Богу.
Жизнь и в самом деле была несладкой, но сдаваться нельзя. Нельзя ни в коем случае, потому что ты никогда не знаешь, что будет завтра и чем обернётся тот или иной поступок. Ричард хорошо это запомнил, когда один шторм разрушил безоблачное детство и поставил его перед первым, самым главным выбором. Хочешь жить – живи… Хочешь умереть…
– Хуан, найди в каютах сухую одежду для ребёнка. Нам ещё не хватало возиться с лихорадкой.
– Но, дон капитан… Простите. Ничего. Почему по-английски?
– Чтобы лишний раз не повторять, разумеется. Эй, положи уже этот меч, он всё равно ни на что не годен – только в качестве столового ножа… Если у всех англичан такое оружие, я не понимаю, как они до сих пор не вымерли. Как тебя зовут? Твой отец кричал «Дикон», правильно?
Вот именно, что отец кричал, а он ничего не сделал. Тогда. Теперь отец отмщён, и сам Дикон смог вернуться на родину, отказавшись от всего, что у него было, включая старое домашнее прозвище.
– Господи, – шёпот сам собой срывался с губ. – Прости мне грех мой и пойми меня… у меня не было другого выбора… Да святится имя Твоё…
Заморосило, вдалеке разразился гром, и ливень усилился. Дождь на море – красивое зрелище, ещё бы не было так пасмурно и холодно. Мороз пробирал до костей из-за сырости и ледяного ветра. Ричард упрямо стоял под дождём и глядел на воду. Дон Рокэ любил море, пожалуй, больше всего. Каждый раз, когда Дик оказывался на берегу, он молился за душу человека, который по-настоящему заменил ему отца, а потом погиб от его руки.
Пальцы правой руки стиснули крест, а левой – кинжал. Ричард ещё ни разу не усомнился в том, что поступил правильно, но почему-то сейчас ему хотелось рыдать.
***
– Жара-а! – Марсель с чувством выполненного долга грохнул весло и как мог изящно сполз со скамьи для гребцов. – Антонио, будь лапушкой, подними это адское орудие, у меня больше нет сил.
– Конечно, месье виконт, – ухмыльнулся этот добрейший человек и сменил его на посту. – Но вы очень хорошо гребёте для… эм…
– Для месье виконта, – подсказал Валме, и они рассмеялись. Вообще-то это было лестно, потому что полгода назад он даже не представлял, что когда-нибудь будет махать веслом, как какой-нибудь обшарпанный матрос. Но всё изменилось: во-первых, дон изверг и капитан садист заявил, что в этот раз Марселя щадить никто не будет, и лично вручил ему весло, во-вторых, на «Сан-Октавии» не было ничего мало-мальски обшарпанного, включая экипаж.
То есть, ежедневное отдраивание палубы до блеска, зубрёжка корабельных терминов и параллельно испанской грамматики и вдобавок обязательное фехтование со всеми подряд – это в представлении Алвы была беззаботная жизнь. Марселю очень хотелось ехидно добавить, что дон капитан просто не занимается этим сам, однако дон капитан занимался, прибавляя к этому свои загадочные капитанские обязанности.
Загадочности было ноль, просто Марсель к вечеру слишком уставал, чтобы выяснять, что он там делает. Второе плавание проходило бы легче, не будь месье виконт вынужден теперь сидеть за вёслами через день!
Выбравшись на верхнюю палубу, Валме несколько разочаровался в этой жизни – здесь оказалось ещё жарче. Правда, набежали облачка, и палящее солнце сменилось духотой, плюс с моря – то есть, отовсюду – прилетал приятный бриз. Возликовав, виконт бросился к корме и подставил лицо солёному ветру. Он чувствовал себя каким-нибудь многоопытным морским волком, хотя понимал, что это не совсем так. Главное – что он снова на судне и снова куда-то плывёт, а остальное пусть… утопится! Как сказал бы Рокэ.
– Te mando flores que recojo en el camino, – язык сам собой запел по-испански, и это было так привычно! – Yo te las mando entre mis suenos… Porque no puedo hablar contigo…
– Неплохо, – одобрили где-то рядом. Марсель честно повертел головой и даже посмотрел за борт, но никого не увидел.
– Боженька, это ты? – на всякий случай шёпотом спросил Валме.
– Нет, по тебе точно морское дно плачет. Утоплю за такое, – действительно, с чего бы Ему разговаривать голосом Рокэ Алвы. Дон капитан, оказывается, висел на вантах. Грот-мачта скрипела, и её было необходимо подлечить, а вот Марсель напрочь забыл, что доны капитаны водятся не только справа и слева, но ещё и наверху.
– Вы с самого начала грозитесь меня утопить, а всё никак! Предупредите накануне, чтобы я составил завещание и с кем-нибудь переслал его домой.
– Я помню. Это не клятва, значит, может потерпеть, – спустившись на грешную землю, простите, палубу, Рокэ небрежно отряхнул руки и поправил косынку на голове, поскольку та неслабо съехала во время такелажных работ. – И хватит ошибаться в обращениях. Тебя в Кадисе за язык никто не тянул.
– Не тянул, в… ты прав, – обречённо признал Валме. Он помнил, что вдоволь напелся и напился, причём напился явно больше, чем напелся. Вообще-то Марсель не собирался фамильярничать ни с кем из командного состава корабля, но Алва не возражал, Луиджи и вовсе был как брат, только Хуан, пожалуй, стал ещё подозрительнее по отношению к виконту. – А что мы сегодня вечером будем делать? Скажу сразу, я лелею надежду на нечто среднее между поэтическим вечером и поэтическим вечером с чаркой рома.
– Фехтовать, – обрубил дон капитан его последнюю надежду. – Никакой выпивки, пока не разгромим кораблик, порученный мне Его Величеством. Впрочем, тебе ничто не мешает читать стихи во время боя.
– О, ты слышал?
– Рассказали.
– Мы фехтовали вчера, – решил попробовать Марсель. – И позавчера. Либо мы в чём-то провинились всей компанией, либо скоро драться.
– Второе, – отозвался Алва, щурясь на морской горизонт. Чёрные волосы выбились из-под косынки и растрепались, он даже не подумал их прибрать. – Самое позднее – через четыре дня, но вообще – в любую минуту… Скорее всего, «Камелот» будет не один.
– Это ещё что за радость?!
– Твои представления о радости весьма специфичны, но я тоже на это не рассчитывал. Перед самым отплытием один рыбак нашептал… Шпионы хороши до тех пор, пока они держат язык за зубами. Стало известно, что «Камелот» плывёт не просто так, а с группой протестантов на борту, что нам крайне нежелательно.
– У нас тоже на борту падре, – припомнил Марсель. – И даже не одна штука. Чёрт, у англичан защитников побольше будет…
– Ты же видел этих англичан, – поморщился Алва, – они не очень-то стараются, когда дело доходит до абордажа. Количество – не главное. Представь себе одного кота и армию мышей.
– Корабли могут быть боевыми, – пробормотал Марсель, вспоминая, как они разделывались с «Ланселотом». Если бы ребята не растерялись, они были бы сносными соперниками. Он, конечно, не сомневался, что любой из матросов «Сан-Октавии» даст фору моряку-англичанину, особенно когда дело касается абордажа, но всё-таки испанское судно находилось в меньшинстве, и хорошо, если не в чудовищном.
Давненько он не испытывал ничего, похожего на страх за свою жизнь. Виконт недовольно скривился: трусить надо было раньше. Или тонуть.
– Вечером, – храбро заявил Марсель, – вызываю в… тебя на дуэль! Только объясни Хуану, что я не кровожадный убивец, а просто хочу подтянуть навык.
– Быстро же ты передумал, – полуулыбнулся Рокэ. – Дуэль так дуэль. Перед ужином не забудь заглянуть к господам священникам – надо хотя бы раз в сутки проверять, не испустили ли они дух от моей всеобъемлющей ереси…
Валме еще не перестал смеяться над всеобъемлющей ересью, когда Алва уже удрал в каюту, мимо пролетел Луиджи, ворча что-то про якорную цепь, а сзади выросла очередная знакомая тень. Либо старпом его услышал, либо просто пришло время поболтать. Марселю стало немного неловко, что перед важным разговором он откровенно хохотал, но Хуан это не отметил. Он вообще ничего не сказал – подошёл и встал рядом, как ни в чем не бывало перевязывая чёрную косынку. Виконт покосился на старпома: Суавес не выглядел так, будто решил сбросить его за борт раз и навсегда, но эти испанцы при всей своей жизнерадостной горячности умеют замуровываться в лёд не хуже своих соперников-англичан.
– Сеньор, – осторожно сказал Марсель, – может, вы здесь не за этим, но я таки скажу. Могу поклясться на чём угодно, если вы верите – на Библии, что я не гугенотский шпион и не засланный предатель. Если бы я им был, давно бы совершил задуманное или сбежал бы на сушу.
– Верю, – лаконично ответил Хуан. Валме обрадовался, но потом старпом коснулся креста, и стало ясно, что речь о другом. – Клясться вам ничем не нужно. Люди предают и без клятвы.
– Тогда скажите прямо, чего вы от меня хотите, – виконту совершенно не хотелось ругаться, более того, он вытянул из Луиджи всю правду, какую мог, но у него уже сложились домашние отношения со всеми матросами на корабле за исключением Суавеса – надо было хотя бы сломать лёд.
– Прямо так прямо. Мне безразлично, кем вы являетесь и зачем с нами плывёте, месье виконт, – Хуан говорил негромко, почти как Рокэ, только резче и отрывистее. – Единственное, что мне важно – ценой своей жизни защищать дона капитана. Это была клятва, которую я нарушать не намерен. У нас с вами нет оснований друг другу верить, хотя вам почему-то верит дон капитан. Если ещё один клинок на этом корабле повернётся против него, я не посмотрю, кому этот клинок принадлежит.
Такой речи Марсель от него ещё не слышал. Кажется, немногословный старпом был настроен максимально серьёзно. Самое обидное, что доказать-то было нечем! Валме уповал на то, что испанец примет клятву на Библии. Испанец не принял.
– Я вас понял, старпом, – не очень изящно, как-то по-военному вышло, но почему-то он не мог ответить иначе. Видимо, собеседник повлиял. Хуан кивнул и отвернулся, и чёрт его разберёт, передумал хоть немного или нет! Виконт твёрдо решил не продолжать разговор, но язык, как обычно, опередил мысли: – А давно вы, простите, клялись? Я просто так спрашиваю…
– Двадцать лет назад.
Марсель не удержался и присвистнул. Что там говорил Джильди про «Сан-Октавию»? Замечательному судну явно не двадцать лет, значит, дело было раньше. Но узнать подробности можно только от самого старпома, и эта дорога была перекрыта до тех пор, пока виконт не ляжет костьми за «Сан-Октавию» и желательно во имя Рокэ. Порассуждать на эту тему Валме не успел – с марса раздался боевой клич.
– Кто со священниками, месье виконт? – Хуан даже не вздрогнул, впрочем, было бы странно, если бы он это сделал; рука старпома уже лежала на ножнах.
– В последний раз там был Бласко. Могу я, – обречённо предложил Марсель. Наверняка его снова сошлют куда-нибудь в трюм, или, того хуже, к благородным святым отцам! В этот раз увильнуть не получится, а он, хоть и слегка боялся, уже заразился возбуждением от предстоящего боя. На горизонте показалось несколько тёмных точек – английские корабли.
– …Родригес, Рамон, Хулио, – Рокэ уже был на палубе в полном вооружении, видимо, по случаю праздника сменив даже косынку на треуголку, – на нос. Пако, поднимай флаг.
– Пять суден, – доложил Луиджи, подбегая с другой стороны. В руках у боцмана была подзорная труба. – И ещё одно приближается с востока. Флагов отсюда не видать.
– Хорошо, – выяснять, какую из этих плохих новостей одобрил Алва – себе дороже. – Убедитесь, что с каждого борта достаточно людей. Джильди, священников на нижнюю палубу, потом возвращайся.
– Мы же не будем прыгать сразу на пять кораблей? – Марсель догадывался, что спрашивает глупость, но кто-то должен был это уточнить! Рокэ ухмыльнулся, поигрывая кинжалом, и это зрелище Марселя совершенно не успокоило, скорее наоборот.
– Нет, прыгать будут они. Наша задача – найти корабль, на котором прячут священников, и взять их в плен для выкупа. С остальными делайте, что хотите, но капитанов лучше оставлять в живых.
– Разве не на этом… «Камелоте»?
– Раз они догадались нанять охранные боевые корабли, наверняка догадаются и перепрятать своих протестантов. Зайдём справа, у нас как раз есть время, чтобы развернуться. Лезть в самую середину в нашем положении не имеет смысла, тем более что от нас этого и ждут.
– Священники внизу, – доложил Луиджи, возвращаясь тоже при оружии. Штурман явно в это время дал право руля, и их слегка припечатало к борту – Марсель успел только порадоваться, что удержался на ногах, как остальные. Дальше всё завертелось слишком быстро – паруса туда, паруса сюда, проверить револьверы, расхватать клинки, нацепить что-нибудь, кроме рубахи – он тут не Алва, чтобы защищаться одним ножом. К тому моменту, когда вражеские корабли оказались совсем близко, Валме был готов попроситься обратно к священникам, однако не стал.
– А рожи-то у них какие, – протянул Марсель, когда вражеские рожи стало видно. – Они явно не могут понять, обходим мы или нет.
– Сейчас поймут, – пообещал Рокэ и перед тем, как взять кинжал в зубы, добавил: – Кстати, ты идёшь со мной.
И куда от него денешься?! Виконт уже три раза передумал, но ноги прыгнули вперёд, руки уцепились в канат, и вот он снова куда-то лезет вслед за вооружёнными до зубов Алвой, Хуаном и Джильди. Если это компенсация вечерней дуэли, которой, похоже, сегодня не будет, Рокэ действительно мастер держать слово.
– За Её Величество и за Господа нашего! – провозгласил первый английский офицер и сделал вид, что замахивается. Сделал вид, потому что в момент замаха его голова уже катилась вдоль палубных канатов.
– За Его Величество! – отозвался Рокэ и отсалютовал шпагой напрягшимся англичанам. После того, как ещё парочка трупов устлала им путь, Алва демонически рассмеялся и добавил: – И, поскольку Бога нет, вы можете впредь не тратить драгоценную энергию на вторую половину фразы.
– Да тьфу на тебя, – пробормотал Марсель, насаживая на шпагу чью-то тушу. При жизни туша явно много курила и пила, судя по её запаху. – Мы же защищаем святых отцов!
Дон капитан самозабвенно кого-то шинковал, и ему явно не было дела до святости защищаемых отцов, точно так же, как и до спутников, которые оказались предоставлены сами себе. Валме метнулся вслед за Хуаном, просто чтобы не потерять дорогу и знать, что делать дальше, и попал как раз вовремя – старпом прижал к палубе какого-то офицера, заломив ему руки и приставив к горлу нож, и Марсель пристроился сзади, чтобы никто не помешал этой идиллической сцене.
