Текст книги "И ничего не надо, кроме моря (СИ)"
Автор книги: Katunf Lavatein
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Уловив требовательный жест господина, Хуан взялся за ножны и слегка обнажил клинок: не лучшая в мире работа, но эта сталь видала многое.
– Сначала победи брата, – рассмотрев шпагу и вернув на место, дон Алваро вышел.
Хуан ожидал, что латынь полетит в окно или хотя бы в угол, но латынь не полетела. Что-то черканув пером, Рокэ привстал, перелистнул несколько страниц, не глядя, оставил закладку, затем рухнул обратно в кресло и, потягиваясь, посмотрел на него.
– Если что, я фехтовал, – сказал он и засмеялся. – Не то чтобы с учителем Родригесом, но это несущественно.
– Как скажете, сеньор, – расставаться со шпагой не хотелось, но его и не просили. Правда, попробуй полюбуйся тёртой сталью, когда тебя так же пристально рассматривает молодой дворянин. Не желая снова быть товаром на продажу, который дотошно разглядывают большую часть суток, Хуан посмотрел глаза в глаза и немного задохнулся. Как будто задираешь голову и смотришь в синее небо.
– Ты, получается, новый слуга? Почему у меня?
– Герцог передумал, сеньор.
– Сочувствую, – ухмыльнулся синеглазый ровесник. – И как тебя зовут?
Зовут? Ему нужно имя? Никакого смысла в этом нет. Многие, кого продавали по несколько раз, забывали собственное имя, потому что никто им не пользовался. Раб – он и есть раб, безголосый и при необходимости бестелесный, молча и беспрекословно выполняющий свою работу.
– Хуан, сеньор.
– Знаю, что сеньор, можешь не повторять… Я запомню.
И почему-то он был уверен, что Рокэ действительно запомнит.
***
Детство, проведённое в рабстве, первую половину коего он не помнил или помнил плохо, учило многому. Например, уносить ноги вовремя. В какой-то момент Хуан с хмурой обречённостью осознал, что пропустил нужный момент и, в общем-то, прямо говоря, остался. Служить. Насколько унизительно «служить» по сравнению с «быть товаром»? Можно было предположить, что слуг воспринимают хотя бы как людей, но и это под вопросом.
Большинство дворян, и не только тех, что гостили в особняке Алва, игнорировали существование снующих туда-сюда домработников, и от степени равнодушия зависело отношение к ним. Иногда не замечали жалостливо, иногда – воспринимали как данное, иногда злились, стоило попасться на глаза, иногда смотрели с презрением и разговаривали через губу. Конечно, были и те, кто снисходил до беседы; большого и неподдельного внимания удостаивались старые служанки, вырастившие своих господ и порой заменявшие им мать, что-то такое, родное, близкое, совершенно недоступное пониманию Хуана. Пожалуй, можно было принять – но не понять, не прочувствовать на своей шкуре. Он только видел чужие эмоции и не был уверен, что способен сам хотя бы механически скопировать что-либо, похожее на счастье.
Обязанностей у него оказалось немного, хотя разобраться в них стоило некоторого труда: герцог Алваро велел одно, Рокэ, едва услышав о приказе, тут же выворачивал его наизнанку так, что в итоге ему всё было можно – вопреки тому, что сказал отец, а Хуан тут и вовсе ни при чём. Выбрать что-то одно представлялось невозможной задачей, но, как сказал юный сеньор, зачем выбирать-то? Тут пригодилось умение лавировать между разными высокопоставленными людьми, не нарушая слов ни одного, ни другого. Было трудно, но почему-то Хуана не смущало заявлять глаза в глаза главе дома, что его любезный сын, допустим, занемог, в то время как наследник откровенно развлекался в городе и вообще наслаждался жизнью.
Ну и Бог с ним. До забав и тягот жизни подрастающего дворянства Хуану не было никакого дела. С ещё одной задачей, поставленной себе лично, бывший раб и новоиспечённый слуга справлялся на ура – ни к кому не привязываться. Исключение составляла разве что Тереса, с такой неподдельной заботой отнёсшаяся к худому и мрачному новичку, что её было невозможно не любить, даже не имея сердца. Остальные… слуги как слуги, аристократы как аристократы. Господа все важные, со своими высокими думами и проблемами, ну, один немного не от мира сего, но и он скоро сломается под напором общественного мнения и прочей ерунды. Иногда Хуану было даже жаль своего господина-ровесника – делает, что хочет, ловко ускользает от придворных и домашних проблем, но всё это однажды кончится.
Всё кончается. Свобода, вечер, жизнь. Главное – быть к этому готовым.
– О чём задумался? – действительно, один голос Тересы может заставить улыбаться. Милейшая женщина и верная служанка в этом доме.
Лучшее, что в ней есть – какое-то молчаливое чувство такта. Хуан довольно долго молчал, не желая нарушать отдалённый гомон и сладкое тепло в тесной, уютной кухоньке для прислуги.
– Обо всём понемногу.
– Вот и я так думаю, – немного невпопад отозвалась женщина, расставляя тарелки по местам. – Господа скоро закончат ужинать, я это потом протру… Обо всём, говоришь? Это важно, никуда не денешься. Вы, никак, с юным сеньором не поладите?
– Поладим?.. – Зачем «ладить» господину и слуге? – Я ни с кем не хочу сближаться. То есть… ближе, чем есть сейчас.
– Хочешь не хочешь, всю жизнь провисеть на середине не удастся, – веско заметила Тереса. – Дон Рокэ… мне кажется, ты его либо полюбишь, либо возненавидишь, третьего не дано. Хотя о доне герцоге говорят всякое, послушаешь – так уши завянут.
– Может быть, – Хуану не хотелось слушать о доне герцоге, как Тереса называла господина Алваро, но разговор требовал поддержания. – Вы, стало быть, любите?
– Конечно, – широко улыбнулась женщина и внезапно разразилась недлинной, но пылкой речью о том, как она, конечно, всех в этом доме любит и уважает, но дон Рокэ – просто замечательный, что он и сорванец, и лапочка, и озорства, и серьёзности ему не занимать, и всё в одном флаконе, какой же хороший ребёнок. Хуан не нашёлся, что ответить. Характеристика незабвенная, только не даёт ровным счётом ничего.
Будь у него в те же шестнадцать лет дворянский дом, дворянские деньги и дворянское время, тягучее и бесконечное, которым аристократы баловались, как дети игрушкой, понять сеньора было бы проще. Но, во-первых, Хуан никогда не ставил цели понять сеньора – приглядывать за оружием, вытирать пыль с книг и всё такое прочее можно было и без глубоких мыслей. Во-вторых, что-то не состыковывалось.
Например, то, что при всей замечательности юного сеньора между ним и остальным семейством стояла глухая непроходимая стена – столь осязаемая, что иногда её можно было разглядеть воочию. Или то, что иногда, задумавшись, Рокэ смотрел перед собой холодным стеклянным взглядом, и ему никак нельзя было дать шестнадцать.
Судя по тени, пролегшей на лице Тересы, и она хотела что-то добавить, но пора было идти. Опустевший трапезный зал, посуда, которую необходимо убрать и вымыть, непогашенные свечи – всё так просто и понятно, как и любая механическая работа.
– Доброй ночи, сеньор, – столкнувшись с Рокэ на пороге, Хуан в сотый раз забыл, что добавлять «сеньора» не обязательно.
– Доброй… – косо посмотрев на него, пробормотал наследник и поплёлся наверх. Хуан не понимал, что может быть такого утомительного в ужине, чтобы едва волочить ноги, тем более что чаще всего Рокэ носится по дому, саду, улицам и площадям с завидной скоростью. Впрочем, сановных родственников у него тоже не было. Пожав плечами, он молча взялся за работу. И в кои-то веки это не помогло освободить голову от мыслей.
Дёрнул же его чёрт подниматься по этой лестнице! В широкий круг обязанностей прислуги входили даже такие мелочи, как задувание свеч, если они вдруг горели в неположенное время. Предлог так себе, но Хуан напомнил себе, что ему всё равно, выставят и выставят – найдёт работу получше… Всё равно в комнату Рокэ пришлось ломиться без разрешения, поскольку вежливый стук сеньор проигнорировал, лёжа ничком на постели и даже не сняв одежды.
А свечи и вправду горели. Повременив с гашением, Хуан подошёл к кровати и опустился на одно колено, неуверенно коснувшись тёмных прядей на лбу сеньора. Рокэ не открыл бы дверь, даже если бы хотел – однажды, вытащив утопающего, знакомый матрос назвал подобное состояние полуобморочным. И требующим срочного внимания.
На счастье, Хуан отлично запоминал инструкции, рекомендации и прочие приказы; когда он вернулся через полчаса, шагая по уже спящему дому, с приготовленным по памяти отваром из нашедшихся в доме полезных трав, ничего не изменилось. На первый взгляд. Стоило на секунду отвернуться к столу, как тихий шорох нарушил молчание дома – кружка полетела на пол и разбилась, залив пол травяным настоем, а сам Хуан оказался прижат к столу лицом вниз с приставленным к горлу ножом. Сталь, коснувшись кожи, показалась ему тёплой – словно та, что всегда носят в кармане.
– Что ж, я предполагал и такой вариант, – вполголоса сказал Рокэ. Удивительно для возраста, но говорить громко он не любил вообще – может, ради впечатления, может, ещё из какого принципа, однако сейчас громче бы и не вышло. Хуан отстранённо заметил, что прыжок и хватка весьма сильны. – Отец бы не взял тебя из обычной прихоти…
– Простите, я не понимаю, о чём вы, – какая глупая фраза, и какая честная. – Причём здесь господин?
– Что было в кружке?
– Лекарство, сень… Дон Рокэ, я не сбегу и не буду с вами драться, но сейчас вам лучше лечь.
Наверное, в других домах за такое мнение его бы выкинули на улицу без денег и одежды. Но Хуан и не собирался выказывать подобострастие, да и вообще разживаться тёплыми чувствами к дворянам. Болен – лежи, здоров – иди, будь ты хоть герцог, хоть Его Величество.
– Уж это я сам решу, – решайте на здоровье, только вы сейчас упадёте. Хуан подождал – не упал… И всё ещё не пошевелиться. – Допустим, ты говоришь правду; зачем пришёл?
– Погасить свечи. Увидел вас и решил помочь, – а вот огрызаться не стоило, с кем бы ты ни говорил. Впрочем, этот порыв Рокэ оставил без внимания.
– Помочь? Всё в порядке, – Хуану послышалась горькая усмешка, – я имею в виду, в порядке вещей, как заведено в этом доме… Не делай так больше, а то не замечу и убью. Ясно?
– Ясно, сеньор. Это всего лишь лекарство…
– Любой яд есть лекарство, – клинок наконец-то дрогнул, и Хуан напрягся, приготовившись осторожно выпрямиться, едва ослабнет хватка. – Любое лекарство… есть… – сеньор сделал шаг назад и пошатнулся, но, даже рухнув без чувств, кинжал из руки не выпустил. Обходя осколки кружки и лужицы травяного зелья, Хуан положил его обратно – как мог бережно, потому что жизнь не научила таскать на руках страдающих дворян. Делать было нечего, и он присмотрелся. Судя по всему, Рокэ не впервой и это; скорее всего, с утра он снова куда-нибудь умчится, не заметив битой кружки. Или нет. Бог знает… Рассматривая бледную, почти прозрачную кожу сеньора и прислушиваясь к тяжёлому дыханию, Хуан думал о том, какие всё-таки непонятные эти аристократы. Непонятные и… жестокие.
…каждое утро он думал о побеге, но мысль так и осталась мыслью.
Комментарий к 11. «Альбасете»
* некоторые моменты касательно промышленно-ремесленной стороны Альбасете будут сдвинуты во времени;
* в 1566-ом году мы застряли не на одну главу :D
========== 12. «Синева» ==========
1566
Господа бывают разные: кто-то просыпается ни свет ни заря, кто-то нежится в постели до последнего, и от этого зависит, во сколько подавать завтрак; кто-то запирается в четырёх стенах, читает книги на забытых языках и молится Богу, кто-то пропадает на улице и может вернуться в любую минуту с огромной компанией высокопоставленных гостей; кто-то нуждается в слугах, только чтобы надеть мудрёное аристократическое платье, кто-то может кликнуть, когда ему заблагорассудится, ради сущей ерунды. Наслушавшись всех этих слухов и сплетен, Хуан попытался определить, повезло ли ему, и не определил. Рокэ Алва не просто не вписывался в какие-нибудь общественные рамки, он их ломал. И при этом смеялся над обломками. Смелость ровесника, граничащая с безрассудством, одновременно пугала и восхищала, но надо было быть осторожным, чтобы не попасть под горячую руку господина герцога.
Обо всём этом Хуан успел подумать, застав однажды уличную дуэль на задворках ярмарки. Дуэль как дуэль, только в центре машет шпагой его господин. Хороший денёк, ничего не скажешь.
Не пришлось, правда, ни вмешиваться, ни переживать: противников у Рокэ было двое, и оба, получив лёгкие ранения, вскоре растворились вместе со своими товарищами – видимо, секундантами, насколько эти люди разбирались в новых дуэльных правилах.
– О, Хуан, – уйти далеко не удалось, да он и не пытался. Вбросив шпагу в ножны и не обращая внимания на увлечённые взгляды зевак, Рокэ быстрым шагом подошёл к нему. – Теперь твоя совесть может быть чиста – я всё-таки фехтую, хотя старомодные отцовские вельможи с рассыпающимися мечами, наверное, страдают.
– Опасно, – обронил Хуан, прекрасно понимая, что господина это не устроит. В кои-то веки последовав чьим-то ожиданиям, господин поморщился:
– С чего бы? Опасно – это всю юность провести в фехтовальном зале один на один со стариком, который в последний раз дрался при какой-нибудь Изабелле. Теорию можно узнать и из книжек, а вот остальное… – Не договорив, Рокэ метнулся куда-то влево, пристав к воссиявшей миловидной торговке овощами. Хуан уже давно дал себе слово ничему не удивляться, но при виде того, как наследник герцога болтает с полунищей девицей на людной площади, брови сами собой поползли вверх. – И знаешь, что я при этом заметил? Все страны, худо-бедно держащие шпагу в руке, выдумывают себе какие-то особенности фехтования и лелеют их по вечерам, как какую-нибудь любовницу. А на деле, – они уже отошли от людного рынка, и подрастающий герцог не поленился картинно махнуть клинком в воздухе, – на деле никому не нужны эти правила…
– Разрешите обратиться, сеньор…
– Обращайся, только не в религию.
– Не знаю насчёт школ и правил, но в суматошной драке каждый дерётся, как может. Защищаться и колоть, а уж потом думать – вот и вся идея, – как-то раз и ему довелось колоть и защищаться, правда, ничем хорошим это не кончилось. Зато выжил.
– Научишь?
Не держи Хуан корзинку крепко, она бы выпала. Вместе с продуктами и собственными представлениями о жизни.
– Простите?
– Я спросил, научишь ли ты меня, – спокойно повторил Рокэ.
– Снова шутите? – Хуан взглянул на него исподлобья, но смеха не было, как и намёка на оный. – Я слуга, сеньор. Слуга и беглый раб. Я не имею права учить чему-то дворянина.
– В таком случае, исполни приказ этого самого дворянина, – прохладно велел сеньор и тут же добавил: – Не вижу ничего зазорного в том, чтобы учиться у человека с опытом. А кому не понравится… нанижем на шпагу и зажарим на костре!
– Как еретиков? – зачем-то спросил Хуан.
– Как еретиков, – повторил Рокэ и улыбнулся, но как-то… жутко.
***
– Ты в Бога веришь?
Хорошо, что шпага звякнула негромко и не могла никого разбудить. Далеко не тот вопрос, который хотелось услышать во время заточки оружия. Оторвавшись от начищенной стали клинка, Хуан внимательно посмотрел на затылок господина; Рокэ сидел за столом и штудировал латынь, хотя днём его за этим никто не заставал, и окружающие были убеждены, что наследник и не учит. Наследник учил. Правда, в пять утра.
– Неподходящее время суток для столь интимного вопроса? – вежливо осведомился сеньор.
– Нет, вопрос сам по себе неподходящий. Вам, – не выдержал Хуан. – Вы бы ещё у господина герцога спросили. Прошу прощения…
– Не проси… Да, это было моей самой большой ошибкой, – пробормотал Рокэ, продолжая что-то чертить и писать. – Так что?
– Верю, – а вот что вы имели в виду, это вопрос хороший. – От этого что-то зависит?
– Всё от чего-то зависит… Можешь объяснить, почему?
– Мои молитвы были услышаны, – кратко сказал Хуан. К этому времени он уже знал о скепсисе, с которым юный господин относится к религии, и был готов к презрительной насмешке, но её не последовало. – И мне было не к кому обратиться… раньше.
– И что, отвечали? – нет, всё-таки издёвка. Ну и пусть смеётся, сколько хочет, всё равно такому не укажешь…
– Нет. Но ответ не всегда нужен, – вот так вам, герцог. – Иногда достаточно выговориться, пусть даже в мыслях, представляя чьё-то лицо. Одинокие люди в безнадёжных ситуациях часто выбирают для этого икону.
– Ладно, хоть причина есть, – Хуану показалось, что господин подавил вздох. – А что насчёт… впрочем, неважно…
В окно задувал прохладный рассветный ветерок, Хуан точил клинок и думал о том, что ждёт неверующих. Не после смерти, нет – смерти господину он не желал, более того, он не мог её представить. Не после смерти, но при жизни. Он видел немало стран и людей, но сначала не хотел запоминать, а потом не успевал, где что принято и где какие обычаи; большинство всё равно молилось одному и тому же Богу, тихонько про себя или неистово вслух. Тех же, кто попадает под подозрение в неверии, язычестве или ереси, ненавидят, боятся и преследуют.
Особенно в Испании – сейчас это самая католическая в мире страна, не так давно пережившая волну костров инквизиции, и не факт, что это конец. Учитывая ярую религиозную позицию нового короля, всё могло возобновиться в любую минуту.
«Это было моей самой большой ошибкой…»
– Дон Рокэ, вы совсем не верите?
– Как можно верить совсем или не совсем? Либо да, либо нет, – захлопнув книгу и откинувшись на спинку кресла, сеньор рассеянно зачесал отросшие волосы пятернёй и уставился в окно. – Возможно, это окончательно убедит тебя в том, что мир сошёл с ума, а из дома надо бежать, но когда-то я тоже молился. Ну, пробовал. По-настоящему… – Хуан промолчал, догадываясь, что было дальше. – Ничего не произошло, что вполне естественно. Пустые слова в пустое небо – не гарантия того, что на тебя прольются какие-то блага, с рук смоется вся кровь только потому, что ты сказал «аминь» и убедил себя в существовании Господа.
– И что, в таком случае, делать?
– Единственное, что вообще стоит делать в этой жизни: полагаться на себя.
– Не всегда, – сказал Хуан, откладывая шпагу. – Существуют вещи, которых нельзя сделать, как ни старайся.
Рокэ ответил не сразу: убрал книги со стола, сменил рубашку, вытащил из шкафа камзол, зачем-то придирчиво его рассматривая. Через полчаса-час в доме начнут просыпаться, и не факт, что младший наследник задержится на завтрак. Подойдя к двери и взявшись уже за ручку, он обернулся и подмигнул:
– В таком случае, я намерен доказать обратное – и не только тебе.
***
Лязг клинков наполнял просторный проветренный зал на втором этаже. Дона Рубена, так и не ставшего его господином, Хуан видел либо отъезжающим на коне, либо со шпагой в руке, третьего не дано. Несколько раз ему доводилось наблюдать эти поединки, хотя зрелище оставляло на душе неприятный и даже грустный осадок: не потому что братья дрались в молчании, не беседуя даже взглядами, не потому что дон Рокэ проигрывал, а потому что Хуан знал о причинах и первого, и второго.
Если сигануть с берега в ледяную воду, остановится сердце; приучая себя к холодной воде на постоянной основе и закаляя организм, можно повысить иммунитет и оградить себя если не от моментальной смерти, то хотя бы от некоторых болезней. Одно дело – бесцветная и безвкусная вода, другое – проникающий внутрь яд, отравляющий кровь и разум. Малой дозы в чистом виде не существует, и у каждого есть свой предел, не отмеряемый ничем, кроме собственной природы. Господин герцог закрывал глаза на этот предел, подтверждая городские слухи о том, что он не щадит никого – и в первую очередь своих сыновей.
Какая извращённая форма равенства – ни капли пользы и столько вреда…
Его никто не звал, но и не прогонял. Устроившись на подоконнике, Хуан внимательно следил за поединком. Сколь бы ни были непроницаемы чужие лица, в бою раскрывается душа, хотя иногда обманный ход решает всё. Сейчас был коронный час этого обмана, вопрос лишь в том, догадается ли об этом дон Рубен.
Средний наследник рубил сильно, если не сказать «жестоко»: пощады в этом доме не знал никто, что к себе, что к близким, тем более когда «близкие» далеки друг от друга, как звёзды от земли. Но постоянство побед застилает глаза даже самым искушённым бойцам: можно было заметить, что дон Рубен заскучал и не рассчитывает на иной исход поединка. Самые изысканные удары и финты могут надоесть, если заканчиваются одним и тем же – дону Рокэ оставалось лишь подыгрывать, хотя, пожалуй, он немного переигрывает сегодня… Не добившись от своего сеньора какой-либо определённости, Хуан без обиняков расспросил Тересу и добился ответа – владение шпагой двумя руками, иммунитет к ядам, всем, какие были известны и доступны, и прочие наследственные традиции дома Алва, из-за которых эти дворяне умудрялись стоять особняком даже среди остальных дворян. Уже самостоятельно он вычислил то, что теперь не мог называть иначе, кроме как подлостью: в уличных драках, тайных дуэлях и поединками с собственным слугой младший наследник без проблем применял как силу, так юркость и вообще все свои достоинства с завидным для своего возраста мастерством. Просто как-то так получалось, что домашнее натаскивание на ядовитые травы совпадало по времени с традиционной дуэлью…
Рокэ пожал плечами и сказал, что у него есть план. Или нет, но будет. Или не будет, но он всё равно что-нибудь придумает. Надо было как-нибудь сказать юному герцогу, что подобные утешения ни черта не годятся для этой жизни.
Так или иначе, наблюдая за сегодняшним боем, Хуан уже знал, что произойдёт. Играя на темпераменте старшего брата, его постоянных победах и вполне естественном их следствии – скуке, а также беззастенчиво пользуясь собственным недомоганием, Рокэ откровенно сдавал позиции с самого начала и как будто ни на что не рассчитывал. Всё это было вполне логично, если бы речь шла об обычных людях…
Р-раз! Дон Рубен мог ожидать выпада слева и даже рассчитать сектор, но не от якобы умирающего брата, который с самого утра картинно медлил и спотыкался на ровном месте. Бледный как смерть, но отнюдь не умирающий брат широко ухмыльнулся и пошёл в атаку, когда уже никто этого не ждал.
«Неожиданность бывает двух видов – когда тебя ещё не ждут и когда уже не ждут. Немного военной стратегии…» Теперь понятно, что вы имели в виду, сеньор.
Действительно, старые учителя готовят к честным дуэлям в лучших традициях ушедших лет, но не к тактическому коварству или битве на выживание. Хуан почти улыбнулся, заметив, что сеньор совместил грубый тычок в правый бок, определённо увиденный где-то на улице, с двойным обманным уклоном – излюбленной уловкой самого Хуана. И выглядело это совершенно гармонично – приём был отработан со всем тщанием, прежде чем снести голову, простите, представления о жизни старшего брата.
И даже теперь они и слова друг другу не сказали. Взгляд одного Алвы – уже жуть, а двоих – увольте. Хуан отвернулся от окна, только когда дона Рубена в зале сменил господин герцог. Рокэ грациозно приветствовал его поднятой шпагой, хотя Хуан прекрасно знал, чего ему стоила эта грация: не приемлющий «лекарственные» травы организм сеньора мстил колоссальной нехваткой сил.
– Итак, я победил брата, как вы и хотели, – проклятье, он же не может сфокусироваться на лице собеседника. Если это видно даже отсюда… – Ваше дворянское слово?
– Будет сдержано. – Хуан увидел, как дон Алваро невозмутимо вкладывает шпагу в ножны, и только по свисту в воздухе с изумлением понял, что пропустил сам выпад. Клинок наследника звякнул об пол.
– Я даже не успел увидеть, – заметил он уже в комнате, собирая оружие. Рокэ рухнул на кровать, закрывшись рукой от солнечного луча.
– Я успел. Мог бы отбить… Ладно, оставь меня.
– Дон Рокэ…
– Кажется, я велел тебе уйти.
Как скажете, только вас здесь рано или поздно убьют. Нельзя отличаться от других и нельзя выказывать превосходство над теми, кто признан сильнейшими. Не те ли это «нельзя», которые вы собираетесь впоследствии сломить? Хуан молча закрыл дверь.
***
По пути в Аликанте господин развлекал его историей города, и Хуан старался запомнить всё, хотя количество информации было слишком велико. В голове осело лишь про гору Бенакантиль, крепость Санта-Барбару и каких-то древних римлян. Ну и ладно: куда интереснее было смотреть по сторонам, и в первую очередь на спутника. Вырываясь из дома, Рокэ становился похож не просто на человека, но на того, кем и должен быть – шестнадцатилетнего юношу, которого тянуло проехать везде и попробовать всё. К сожалению, дальше похожести не заходило, поскольку ехали по делу и с не менее аристократическими спутниками, но Хуан поймал себя на том, что больше смотрит, чем слушает – живые, озорные огоньки в глазах сеньора стоили больше тысячи звёзд на небе.
– …но нам всего лишь на юго-восток, – увлечённо продолжал юный герцог, – к сожалению, не имею понятия, насколько господа феодалы обнаглели здесь. Пожалуй, своих арагонских коллег им никак не переиграть… Ты знаешь, что случилось в Фабаре? Хотя вряд ли, это было даже до нашего рождения, впрочем, тогда много чего было.
– И что же?
– Ничего необычного, всей деревней сошли с ума. То есть, крестьяне не сошли, а ушли, и не с ума, а просто куда подальше. Их, без сомнения, очень умный властелин в отместку прибрал к рукам всё оставленное имущество… Я так и вижу, как они заламывают руки по брошенным вещам где-нибудь в соседней провинции. Хотя, – резко передумал сеньор, – рассказчика тоже там не было, он явно преувеличил. И ему когда-то тоже рассказали…
– Из деревень уходят и по сей день, – припомнил Хуан. – Если не сказать «бегут».
– А они как раз бегут. И летят. Как будто крылья нацепили, знаешь…
Воображать крылатых крестьян Хуан не стал. Они почти доехали до Аликанте, и скоро с холма должен был открыться потрясающий вид. Погода прекрасная, солнечная, как одна из постоянных и неубиваемых причин любить Испанию.
– Если бы у тебя выросли крылья, – спросил Рокэ, внезапно пришпорив коня, – куда бы ты полетел?
За вами, сеньор. Вместе с вашими странными вопросами, пугающими недомолвками, своими правилами, которым никому не дано следовать, кроме вас, и упрямым жизнелюбием вне четырёх стен отцовского дома. Раньше на ум пришла бы свобода… пустая и не заполненная абсолютно ничем.
Хуан покачал головой. Рано. Один раз поклянёшься вслух – будешь следовать всю жизнь.
– Как знаешь… Чур, я в Наварру. К невесте, – и наследник рассмеялся, увидев его вытянувшееся лицо. – Впервые слышишь, верно? О счастье вслух не говорят…
– Про друзей услышал, – признался Хуан, – про невесту…
– Вот так вот. Если нас ничего здесь не задержит, в следующий раз возьму тебя с собой, – Хуану никогда не хотелось во Францию, но как тут откажешь? Тем не менее, это обрадовало сильнее, чем следовало. В какие-то моменты он думал, что дон Рокэ никогда никого не примет и не будет принят сам, двигаясь вперёд в гордом одиночестве без чьей-либо поддержки. Он и здесь всех обманул… Всё будет! Будет семья, будет дом, будет жизнь, будет что-то, кроме себя самого, за что можно ухватиться в трудную минуту. Ему самому этого не понять, но сеньор заслуживает. Эта девушка, должно быть, самая прекрасная и самая честная во всём мире, иначе бы…
– Почти приехали, – голос сеньора вернул его с небес на землю. – Когда остановимся…
Рокэ замолчал, уставившись куда-то вдаль. Не успев насторожиться, Хуан проследил за его взглядом, пришпорив коня рядом, и невольно улыбнулся, хотя вышло мрачновато. На губах возник давно забытый привкус моря, солёный и горьковатый одновременно. Аликанте – город воды, душа моря, благословенный берег.
С невысокого холма открывался вид на черепичные крыши разномастных домиков, далёкие шумные ярмарки и площади, торговые лавки, церкви и соборы. На солнце блестели купола, звенели голоса, летал смех и плач, подхваченный лихим ветром. А дальше простиралось море – белая лента пены по краям, слепящие глаза прыгучие блики, лазурный полумесяц манящей воды, а сразу за ним – плавный переход к настоящему, глубокому морскому цвету, тёмно-синему, цвету позднего вечера и ранней ночи. Шум и звон оставался внизу. Здесь же, на недосягаемой точке города с видом на залив, было тихо – тихо и радостно.
Хуан посмотрел на господина, тот не пошевелился, молча глядя на бескрайнюю синеву. Хуан был готов поклясться, что никогда не видел у него такого лица.
Небо? Кому нужно небо? Всё это время он ошибался, потому что глаза у Рокэ Алвы цвета моря.
========== 13. «Дон капитан» ==========
♬ Melendi – Por Amarte Tanto
1566
Шестнадцатилетний герцог честно выполнил дипломатическое поручение, не пропустил ни словечка на мудрёных переговорах, убедил графа арагонского и герцога каталонского, что подаёт блестящие надежды и впоследствии обязательно войдёт в совет приближённых дворян короля Филиппа, а потом пропал. Пора бы уже привыкнуть, что господину срывает крышу в самые неподходящие моменты, но дело не только в этом. Хуан представил себе реакцию в доме герцога, если он, не дай Бог, вернётся туда без Рокэ, и понял, что будет торчать в Аликанте до последнего. Более того, в бесчувственное сердце закрадывалось что-то весьма неприятное и холодное, похожее на тревогу.
Значит, не такое уж и бесчувственное. И кто виноват? Раньше такого не было.
Мысленно насылая на голову неугомонного господина разные проклятия, Хуан бродил по городу три дня, а на четвёртый от нечего делать сунулся в порт. Естественно, Рокэ оказался там, где его не должно было быть вообще.
Становилось чуточку понятнее. Однако не легче.
– Если отец прислал гонца, убей его и сделай вид, что ничего не видел, – поприветствовал юный герцог. Хуан ничего не сказал, пропустив мимо ушей всю эту ерунду. Одно дело – вернуться домой с Рокэ, второе – заставить Рокэ переодеться обратно. Где и зачем он раздобыл матросские тряпки, вопрос хороший. – Что, не нравится?
– Вы бы хоть предупредили, – мрачно отозвался Хуан, не вызвав ни малейшего раскаяния.
– Когда я кого-нибудь о чём-нибудь предупреждаю, меня обычно останавливают, – объяснил Рокэ, таща его с собой вдоль строящейся боевой галеры к рыбацким лодкам. Судя по всему, он ориентировался в порту уже с закрытыми глазами. – После нескольких неудачных попыток я предупреждать перестал. Ты почти доказал, что не являешься коварным отцовским соглядатаем, но к чему лишние нервы тратить?
А то, что я банально беспокоюсь, вам в голову не пришло? Мысль вызвала разве что усмешку. Хуан и сам в последнюю очередь предположил бы такое.
– Дон…
– Рубен.
– Как трогательно.
– Я бы сказал, его не жалко, – отмахнулся Рокэ. – И здесь на верфях как минимум три Рубена, я не выделяюсь.
«На верфях», с ума сойти! Скажите ещё, что научились лазать по мачтам, и можно смело падать в обморок.
– И всё-таки, вы не… – Вы не. Задрав голову и прищурившись на солнце, Хуан разглядел, как его неповторимый господин лезет как раз туда. Выше и выше. Не очень проворно, но уверенно – явно не в первый раз.
