Текст книги "И ничего не надо, кроме моря (СИ)"
Автор книги: Katunf Lavatein
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
========== Пролог. «Испанский поцелуй» ==========
♬ Hans Zimmer – End Credits
1578
Разъярённые волны бились о борт «Ланселота». В капитанской каюте было не страшно, но слегка тревожно: каждый раз, когда каравеллу опасно заносило в сторону или когда особенно злая волна ударяла по кораблю, со столика падало Священное Писание. Сам столик, как неуютное, но прочное кресло, кровать и небольшой дряхлый шкафчик, был прикручен к полу, но книгу приходилось ловить. На третий раз Дикон не выдержал и прижал её к себе, забираясь с ногами на кровать. Вообще-то отец не любил лишней роскоши и предпочитал спать вместе с матросами в кубрике, лёжа на неудобной койке, но последнее время он хромал, и забраться на кровать было куда удобнее.
«Ланселот» вышел из Плимута и держал курс на Хихон, прибрежный портовый город, располагавшийся на севере Испании. Приходилось всё время держать в голове, что не все испанцы – злые католики. Дикон провёл пальцем по корешку драгоценной книги и мысленно повторил: они плывут на помощь испанским протестантам по велению королевы. Оттуда они отправятся в Овьедо – нужно быть очень осторожными, ведь страны враждуют… Страны, но не те, чья вера осталась непоколебима и чиста!
Тряхнуло ещё раз, и Дикон вцепился в Писание, но чуть не ударился затылком сам. Отец сказал оставаться здесь, шторм – дело привычное, Дикон почти гордился тем, что часто ходил в море с родителем и уже знает, что бояться этого вовсе не надо. Ему всего десять, но сколько уже изучено! А сколько всего предстоит изучить! Когда никто не видел, Дикон забирался в один из отцовских шкафов и рассматривал карту. Ему было до мурашек интересно, как живут эти испанцы… Ведь всё, что он знал – они католики, они южане и у них слабые суда. Слабые, потому что часто подвергаются нападениям судов английских, об этом Дикон тоже случайно услышал, когда отец с кем-то говорил. Немного жалко их, но выживает сильнейший!
– Все наверх!..
Послышалось? Хоть бы послышалось, ведь если у них сейчас сломается мачта или случится пробоина, будет совсем худо… Дикон чуть было не сорвался и не побежал наружу, но вспомнил отцовский приказ и сидел смирно. Можно почитать. В начале сотворил Бог небо и землю…
– Все наверх!
Не послышалось! Он отложил Писание, потом подумал и спрятал за пазуху. Книга не очень большая, зато потрёпанная, с взбухшими и местами торчащими страницами. Не спрячешь, так хоть схоронишь. Подвязавшись потуже пояском, чтобы не выронить ценный груз, Дикон поборол искушение надеть отцовскую шляпу и выбежал на палубу.
Он сразу получил в нос солёной воды, фыркнул, тряхнул головой и уцепился за борт. Отцу не понравится, хотя нет, он поймёт, должен понять – Ричард Окделл не может оставаться в стороне, когда всех зовут наверх! Ничего не сломалось, насколько он рассмотрел, несколько человек были у штурвала, большинство – застыли на верхней палубе, напряжённо глядя то вверх, то вперёд.
Волны оказались не такими огромными, какими казались по ощущениям в каюте. Да, «Ланселот» качало, и довольно сильно, палуба была влажной, но не более того. Небо – то пугало больше: тёмно-серое, почти чёрное, цвета грязи, туч и зла, оно нависало над бескрайним океаном и было таким же бескрайним и всемогущим. Кто-то говорил Дикону, что непогода на море – танец неба и воды. Что ж, не самый страшный танец в этой жизни, чего же все испугались?
Дикон задрал голову, держась обеими руками за первый попавшийся трос – тот был скользким, но мальчика это никогда не пугало. Один из лучших матросов «Ланселота» и его друг, Джеймс Рокслей, был на марсе и сжимал в руке подзорную трубу. Он как будто увидел морское чудовище и пытался понять, взаправду ли. В следующий миг Дикон опять получил в лицо морской воды и невольно закашлялся.
– Ты зачем вышел? – отец подошёл незаметно, или это он сам слишком увлёкся, проверяя, в порядке ли книга под рубахой. Кажется, не злится…
– Не прогоняй меня, я помогу драться с чудовищем! – не подумав, выпалил Дикон. Вообще-то следовало называть Эгмонта капитаном и обращаться как следует, но он не мог совладать с предвкушением чего-то сказочного. Не успел ребёнок и смутиться, как отец потрепал его по плечу:
– Не будет никаких чудовищ… Ты же знаешь, в этих морях мы сильнее всех.
– Тогда почему аврал? – не понял Дикон. Отец не ответил, только нахмурился. Он часто делал такое лицо, когда требовалось что-то решать.
– Там галера, Дикон. Чья – непонятно. Только таких уже не строят, лет десять точно.
– Безумие какое-то, – заметил другой знакомый матрос, подходя к ним и качая головой. – И не обойдёшь – какой курс держать, сейчас решает море.
– С морем мы спорить не можем и не будем, – пробормотал отец, он явно думал о другом. – Но если там люди… Не нуждаются ли они в помощи?
– Да не нуждаются они! – неожиданно заорали из-за плеча. Раздался короткий свист, блеснули выхваченные шпаги. – Они идут прямо на нас!
– Спокойно! – когда капитан повышал голос, все умолкали, но сегодня повышало голос только море. – Убрать оружие! Не провоцируйте на атаку… Сами подумайте, какой безумец полезет на абордаж в такой шторм и с такого корабля? Они просто разобьются.
Дикон засомневался, но ничего не сказал. Не такой уж это шторм! Вот когда они ходили два года назад, там было страшно! Раз никто не побоялся взбираться так высоко и рассматривать воду… Ветер стих, ему не показалось. Пожалуй, драться и вправду будет сложно, но… Чем сложнее битва, тем приятнее её выиграть. Дикона учили драться на суше, у него даже была своя шпага, пусть и не такая, как у взрослых. Он справится, а почему трусят взрослые?!
Другое дело, что кораблю может понадобиться помощь, а не драка. Мальчику стало жаль незнакомое судно. Отсюда не было видно людей, ветер и волны мешали разглядеть хоть какие-то отличительные черты. Отец был прав, не разберёшь…
– Эта – последняя, – доверительно шепнул кто-то из взрослых. Крупная волна не была похожа на «последнюю», но матросы хорошо знали море, пройдёт время – и Дикон научится и такому. Небо неожиданно просветлело, избавившись от пугающей черноты – она как будто стекла в море, слившись с взъярившейся пеной в единое целое. Темно… Темно и мокро, бьёт дрожь, привкус соли на губах, но это не слёзы, а море.
Нужно было вытереть палубу насухо, чтобы никто не поскользнулся в случае боя. Дикон вместе с парой младших матросов кинулся за тряпками, но по дороге выронил Писание. А мимо проходил Рокслей с подзорной трубой, которая тоже случайно выпала… Он спешил что-то доложить капитану и не заметил? Мальчик уже поднял её, для начала, конечно, подвязав себе обратно священную книгу. Искушение было велико, и он побежал обратно, стараясь не упасть и не сильно поддаваться утихающей качке.
Едва не сверзившись в воду, Дикон в последний момент упёрся коленями в мокрую древесину, просунул одну ногу в щель между бортом и сложенным канатом – маленький трюк, который он запомнил ещё в детстве, чтобы держаться на ногах. Уткнулся локтями в край борта, прижался животом и книгой к доскам и уставился в подзорную трубу. С первого раза найти корабль не получилось – взгляд упал на воду, на бешеных «барашков», на разводы тёмно-зелёных и лиловых водорослей. Потом – на сизые облака, казавшиеся светлыми на фоне небесной мглы. С третьей попытки он навёл трубу, как надо, и оторопел. Паруса уже подняли, и они оказались абсолютно чёрными, а по центру красовался большой страшный череп.
– Господи, – вырвалось у него со смесью ужаса и восторга. Пираты! Настоящие пираты! Дикон не знал, что они плавают и на таких кораблях, но настоящий моряк управится с любым судном, если умеет слушать море.
Победило негодование: если они не служат короне, значит, точно пойдут против их корабля. «Ланселот» – не боевой галеон, а торговое судно, везущее купцов в Хихон… Никто не знает, никто не должен знать, что их цель затрагивает что-то, что важнее любого товара – веру.
Отец уже видел это?! Повертев головой, Дикон не нашёл капитана, все были заняты и, как назло, стояли спиной к кораблю… С другого конца палубы точно видно лучше, но там нет подзорной трубы! Помедлив ещё немного, ребёнок прильнул к ней ещё раз. По сравнению с «Ланселотом» судно кажется узким, хрупким и каким-то беззащитным. Теперь он видел людей. Вверх… влево… ещё немного вверх… Они готовятся к бою.
Блеснули синие молнии, и он едва не выронил трубу из рук. Только спотыкаясь о канат и мчась к отцу, Дикон понял, что случайно столкнулся с чьим-то взглядом. По спине пробежали мурашки.
– Я вижу, – опередил отец и отобрал у него трубу. Он уже был в капитанской треуголке и при оружии, только взгляд стал ещё тяжелее. – Возвращайся в каюту, Дикон. Тебе здесь не… – Неожиданно голос стал теплее: – Впрочем, я позову, если понадобится твоя помощь. Ты же храбрый ребёнок, верно?
Окрылённый его словами, Дикон вернулся в каюту ненадолго: книгу он не бросил, зато всё-таки стащил одну из отцовских шляп, опоясался своей маленькой шпагой и глянул в трюмо. Не время красоваться, совсем не время, но как же хочется! Почти как взрослый… Конечно, усов и бороды пока нет и ещё долго не будет, но главное в моряке – это взгляд!
Погода стала тише, хотя течение всё равно не остановить. Прилипнув к стеклу, мальчик увидел, как пиратский корабль несётся прямо на них. Столкновение было неизбежно, и… Боже! Они хотят этим воспользоваться! Раздался грохот – на палубу «Ланселота» опустился крюк с привязанным к нему канатом, и по этому канату уже кто-то пробирался, в чёрной косынке и с кинжалом в зубах. Остальные примерно в таком же виде лезли следом или прыгали через борт, когда судна оказались совсем близко. Наверняка они нанесут друг другу повреждения, если ещё не нанесли, ведь под водой… Они не могли не знать, что в честном бою проиграют английской каравелле.
Но тем не менее вражеская галера разбилась о высокий борт их корабля. Неужели они настолько уверены в победе?
Почему он ещё здесь?! На них же напали! Дикон бросился к двери и понял, что её придавили чем-то снаружи. Послышался громкий голос отца:
– …никого нет. Кто вы и что вам нужно? Мы всего лишь купцы. Я могу предъявить письменное соглашение на торговлю от…
– Это лишнее, – равнодушно и с акцентом сказал кто-то. Жёсткий голос, лаконичные слова. – Мы знаем, кто вы. Вы поворачиваете или умираете.
– Вы не хотите уйти с миром?
Отец такой добрый! На палубе уже дерутся, но он не хочет крови, он пытается решить всё разговором… Дикону сразу разонравились пираты. Он знал, что они не очень благородные, только в рассказах старой служанки они такие. Но слышать самому!
– Не вам говорить о мире, – тот же акцент, та же жёсткость, только теперь с усмешкой. Это что, пиратский капитан? Наверное, раз он говорит с отцом… – Вы грабите испанские суда, и ваша корона получает золото. Нашей короне тоже нужно золото. Более того, нашей короне не нужны англичане, вмешивающиеся в дела веры на суше. Лучше – в море. Мёртвые.
Их раскусили! Откуда они всё знают? На корабле предатель? Нет, не может быть… Значит, донесли ещё на суше? Ну конечно – католические шпионы! Испанский король собирал своих людей из самых разных стран, чтобы поддерживать свою веру. Точно так же, как и они сами отправляли людей за рубеж…
– Вы правы, притворяться дальше не имеет смысла, – прямо и благородно сказал отец. Дикон представил, как он обнажает шпагу, и мелко задрожал. – Именем Господа, мы примем этот бой. Могу я узнать ваше имя?
– Зачем? Вы умрёте.
И тишина. Не выдержав этой паузы, мальчик что-то закричал и ударил плечом в дверь. Ещё раз, ещё и ещё. Он должен выбраться отсюда, он должен помочь! Отец хотел защитить его, но зачем защищать воина?!
Только бы получилось… Снаружи кричали, свистели, дрались. Звенели шпаги, грохали бочонки, зло плескалась вода. Наконец Дикон смог выскочить на палубу, только всё уже было кончено – судно захватили пираты, он не узнавал никого из своих. Чьё-то тело отправилось за борт… Рокслей!
Если бы он не знал, что это испанцы, не догадался бы – никаких отличительных признаков, не увидишь лица – не поймёшь, что не свои. Простые рубахи, мокрые и прилипшие к телу, косынки, чтобы не мешали волосы, и очень много оружия. Если на «Ланселоте» у каждого была своя шпага, то пронёсшийся мимо Дикона пират размахивал сразу двумя, а за поясом у него торчали три кинжала разных размеров.
Вражеский корабль разбился, налетев на «Ланселот», но этим воспользовались пираты – им не пришлось пользоваться большим количеством крючьев и промокших канатов, они просто запрыгнули, если не взлетели на чужое судно, им помогало само море. Очнувшись от ступора и запретив себе плакать, Дикон придержал шпагу и перепрыгнул через чьи-то ноги, стараясь не глядеть вниз, а потом бросился, поскальзываясь и спотыкаясь, к центральной части палубы. На мачтах хозяйничали уже не свои… Ни одного знакомого лица… Темно, холодно, сыро и солёно, а ещё его никто не замечает – этим надо воспользоваться! Конечно, ведь на корабле не должно быть детей, значит, они не увидят ребёнка, пока не наступят на него.
Только никто не наступит, и Ричард не ребёнок, а матрос. И он будет защищать своё судно до последней капли крови, как это сделали все остальные, как это сделал отец.
Но он был жив! Дикон замер у фок-мачты. Капитан Эгмонт всё ещё жив и на ногах! Отсюда было видно, как он отбрасывает врагов, несмотря на хромоту и скорбь – почти все уже были мертвы… Дикон знал, что кричать нельзя, нельзя отвлекать и привлекать внимание, стой тихо и смотри, а лучше – сражайся.
Кто-то всё же пал от капитанской руки. Кто-то отскочил в сторону, как будто струсил. Отца это не покоробило, и мальчик неожиданно понял – они не дерутся всерьёз, ведь капитан должен сражаться с капитаном.
…этот испанец на первый взгляд ничем не отличался от других, разве что был не таким загорелым. Издалека они все выглядели одинаково – просторные чёрные рубахи с кинжалами в рукавах, холщовые штаны, косынки, стягивающие волосы, и не меньше двух клинков в руках. Но тот, кто пришёл за отцом, как будто вёл за собой грозу или само море – кто-то отошёл, кто-то притих, ветер словно переменился, хотя это Дикон списал на свои выдумки. Они с отцом оценивающе оглядели друг друга. Отец был мрачен и силой воли держал себя в руках, пират безмятежно улыбался, но ничего хорошего это явно не сулило.
– Вы здесь главный обманщик? – испанец небрежно махнул рукой, указывая на весь корабль, и Дикон не мог понять, как отец всё ещё держится против этой наглости.
– Капитан «Ланселота» не обманщик, – спокойно сказал отец, но мальчик чувствовал, как он зол на самом деле.
– Разве? Мне говорили, что у англичан понятия правды и лжи весьма размыты, – насмешливо протянул вражеский капитан, поигрывая шпагой. Клинок был шире, гораздо шире, чем привык видеть Дикон. – Но чтобы настолько… Боюсь, море на вас подействовало дурно. Религиозные фанатики под знаменем купцов – это вы называете «не обманом»?
– Говорите за себя! Я видел ваш флаг, пока вы не сменили его прямо в море… И с каких это пор Испания…
– Думаете, мы будем терпеть постоянные грабежи от благородных рыцарей с севера? – этот человек всё ещё улыбался, но теперь одними губами, глядя на отца и только на отца. Это у капитана «Ланселота» болит нога или он оступился под чужим взглядом? – Нет уж, господа. К тому же, вы затеяли двойной обман и религиозное вмешательство… Чужих шпионов вешаете, а сами не лучше.
– Вы взываете к милосердию? – не поверил отец.
– Какой ужас, – пират поморщился и перебросил шпагу в левую руку. – Не оскорбляйте меня. Вы и так попытались…
Отец молча выставил вперёд шпагу. Это был вызов.
Дикон одновременно хотел и не хотел вмешаться, но он занял очень удобную позицию под мачтой – сзади не видно, зато он ближе всех к капитану и сможет, если что, ему помочь! Он не хотел думать о том, что корабль они уже проиграли, ведь почти никого не осталось, только Наль… Полноватый для матроса парнишка, ненамного старше самого Дикона… Зачем он сюда бежит? Неужели увидел его?
– Капитан!
Бой обещал быть неравным, хотя выглядел поначалу странно – отец чрезмерно осторожничал, то ли вынашивая план, то ли из-за ноги, пирату было откровенно скучно, он почти не двигался, шевеля только кистью – и этого хватало, чтобы отводить редкие прощупывающие выпады соперника. Наля как будто никто не заметил.
– Капитан, я один остался, я помогу вам, – запыхавшись, заверил отца матрос. Дикону хотелось выскочить и закричать, но места на корме почти не осталось – с тремя-то бойцами. – Одна голова – хорошо…
Что сейчас произошло?! Пока он глазел на своих, испанец каким-то издевательски грациозным движением поднырнул под шпагу Эгмонта и в плавном прыжке оказался за спиной Наля.
– А без неё – ещё лучше, – ухмыльнулся он и нанёс удар. Дикон не закричал только потому, что замёрз и не смог раскрыть рта. И этого друга больше нет…
Сражение напоминало дурную театральную постановку. Отцу было всё тяжелее держать себя в руках, на его глазах уничтожили весь экипаж… Поэтому он стал резче и нерасчетливее, но сноровки от этого не потерял. Другое дело – его соперник: Дикону казалось, что он одновременно рассеян и максимально сосредоточен на игре. Чем ближе они сходились, тем громче звенели шпаги, когда кружили по влажной палубе, не боясь поскользнуться, прощупывали друг друга взглядами, ловя малейшее движение кончиком клинка.
Мальчик не выдержал и закричал – что-то непонятное, гневное и отчаянное. Ему показалось, что сейчас отец так же лишится головы, как Наль, как остальные… Но вражеская шпага резко изменила курс, и лезвие замедлило свой ход, только рассекло верхнюю губу. Это было изящно и это было мерзко, Дикона никогда не учили унижать соперника перед полным проигрышем, теперь он увидел своими глазами.
Отец пошатнулся – не от боли, от удивления и ярости; его соперник, прости ему, Господи, рассмеялся – люди так не поступают! Живые люди…
– Дерись со мной, мерзавец! – не выдержал капитан «Ланселота» и резко дал вперёд…
– Папа!!!
«Ты же храбрый ребёнок, верно?» – стучало эхом в голове.
Он не храбрый. Он трус, самый настоящий трус и подлец. Надо было выйти раньше и помешать этому поединку! Теперь – поздно, всё поздно… Хотелось упасть на колени и зарыдать, но возненавидел Дикон сильнее. Кровь на груди отца… Солёные капли – на губах, на лице, и это уже не море. Он выхватил шпагу и бросился вперёд.
Как и ожидалось, у него ничего не вышло – разве что удивившись появлению ребёнка, пират одним ленивым жестом отбил его шпагу, и детский клинок покатился по палубе. Мальчик ничего не соображал и ничего не видел, кроме крови отца на руках убийцы. Плохо видя из-за гнева, страха и слёз, Дикон кинулся вперёд безоружным, с одними кулаками, но сил почти не осталось, и его хватило только на то, чтобы попытаться поколотить врага… Конечно, пиратскому капитану его кулаки – что комариные укусы, но это всё, что удалось сделать. Из-за пазухи выпало Священное Писание и шлёпнулось на мокрые доски.
– Я в-вас убью!.. – через рыдания выкрикнул Дикон. Он продолжал колотить и драться, как мог, и его не останавливали. – Уб-бью… клянусь… именем Господа…
– Странно, что не отца, – послышалось в ответ. – Хуан!
– Да.
– Откуда здесь ребёнок?
– Капитанский сын, – а этот голос он узнал… Так говорили с отцом за дверью каюты. – Должен был остаться на суше. Убить?
– Зачем же убить, юноша явно желает драться.
Они перешли на свой язык, и Дикон перестал понимать, медленно рухнул на колени и уставился перед собой. Кровь отца. Он лежит сзади, сил обернуться нет… Шпага отца. Священное Писание, тоже отца. Раскрылось на странице о милосердии, всепрощении и любви. Как бы не так… Как бы не так!
– Вы не буд-дете со мной драться, – шмыгнул носом он. – Не б-будете… убьёте и выбросите в море… с остальными!
– Это просьба? – осведомился пират. Дикон поднял голову. Вот чьи глаза он видел в подзорную трубу. Синие, очень синие… так не бывает… Капитан не улыбался.
– Это вызов! – отец сказал бы именно так.
– Похвально, – равнодушно отозвался убийца и, присев, посмотрел ему в лицо. – Ты счастливый ребёнок, потому что можешь выбирать, пойти за своим отцом или выбрать другую дорогу. Хочешь жить – живи. Хочешь умереть – умирай. Никто из моих людей не тронет ребёнка. Твоя жизнь – в твоих руках. Вопросы?
– Вы предлагаете, чтобы я остался здесь?! – едва не задохнулся от возмущения Дикон. Слёзы высохли сразу же. – Да я… да я ни за что!..
– Корабль теперь наш. Я предлагаю тебе жизнь, – опершись на колено, пират поднялся и кому-то что-то отрывисто приказал. Вокруг засуетились новые хозяева «Ланселота», если он, конечно, останется «Ланселотом». – Решишься умирать – что ж, прыгай, воды тут предостаточно.
Сильнее, чем его, Ричард ненавидел только себя. За то, что не вмешался в поединок отца; за то, что поздно доложил об увиденном корабле; за то, что не послушался строгую матушку и волнующихся сестричек и отправился с отцом в очередное плавание, тайное, секретное, кружащее голову и ставшее последним. Теперь, когда всё было кончено, он придумал десятки вариантов, как мог всё исправить. Разница с реальностью лишь в одном – не смог.
Морская вода мешается с кровью и слезами, утихающий шум ветра – с молитвой в голове. Господи, помилуй. Господи, помилуй. Пресвятая Мария, молись о нём. Пусть отец получит вечное блаженство… Пусть все, кто погиб сегодня… Аминь…
Дикон вытер глаза, медленно поднялся и выбрал жизнь.
Комментарий к Пролог. «Испанский поцелуй»
* “испанским поцелуем” впоследствии назовут приём с рассечением губы или кончика носа противника (предполагается, что после этого униженный боец сдастся)
https://vk.com/wall-136744905_2893
========== 1. «Сан-Октавия» ==========
♬ Benise – Victory
1585
Марсель вовсе не собирался тонуть – сие прискорбное событие произошло без его ведома.
То есть, ведать-то он ведал, но не был предупреждён. Когда торговое судно с трогательным именем «Жанна» вздумало перевернуться, виконт самым бессовестным образом спал. Выходя из порта в Лионский залив и дымя своей трубкой, важный капитан Поль не менее важно пообещал, что ничего переворачиваться не будет и вообще море в это время года спокойное. Да как бы не так! Вот и верь после этого людям.
Первыми упали сыры. Валме слышал грохот, с которым тщательно упакованные продукты сыпались на пол. Загвоздка была лишь в одном – они изначально лежали на полу. Или как там у моряков это называется, на нижней палубе. Где-тот тут виконт окончательно проснулся и убедился, что им конец, не очень изящно, но спешно свалился с койки и сгрёб в охапку всё самое необходимое. Тонуть – так со стихами! А именно – с потрёпанным фолиантом, где под видом священных текстов хранились письма, торговые договоры и собственные поэтические эксперименты.
– Эй-эй, постойте! – ему удалось поймать за локоть проносящегося мимо матросика. – Мы прямо тут и утонем, что ли?
– На всё воля Господа, – похлопав глазами на невыспавшегося щеголеватого купца, сказал матросик и побежал дальше. Вероятно, молиться – Марсель не заметил, чтобы кто-то пытался что-то делать. Если бы он разбирался во всех этих реях, снастях, такелажах и прочих морских чудовищах, обязательно бы поучаствовал – где-то на этой мысли всё и рухнуло, а вернее, ухнуло вниз.
Господа Марсель уважал, иногда ему даже сочувствовал, но эта «воля» его категорически не устраивала. Под водой было хорошо – под водой не качало, только, к сожалению, было мокро и холодно, а ещё человеку всё ж таки надо чем-то дышать. Отправляясь в путешествие с папенькиным товаром и маменькиным наставлением, виконт был уверен, что в случае чего испугается или хотя бы сделает вид, но возмущение оказалось сильнее страха. Мало того, что Марселя разбудили, Марселя ещё и пытаются утопить! И кто? Господь, что ли? Так не пойдёт…
Судя по тому, что он увидел, почувствовал и обо что ударился, бедняжку «Жанну» разнесло на щепки. А точнее – на доски, чем Валме и воспользовался. Сначала на то, что не так давно было частью кормы, легла завёрнутая в плащ разбухшая книжка с вшитыми письмами и стихами. Дальше начинались проблемы. Во-первых, море успокаиваться никак не хотело и норовило поддать «Жанне» ещё раз, а то и два раза, а то и три. Мимо просвистела разломанная мачта, чудом не сверзившись на барахтающегося в воде Марселя. Поражаясь тому, как он быстро, хоть и нечаянно, научился плавать, виконт сосредоточился на «во-вторых». Он никогда не был пушинкой, а к весу прибавились парик и камзол. От парика Марсель избавился с радостью, свои волосы, между прочим, тоже ого-го, а вот камзол… Нежного рассветного оттенка…
Пища духовная, как сказал бы один знакомый священник, дороже телесного обогащения… нет, не телесного. Неважно, какого, главное – что дороже. Со скорбным вздохом, смешанным с фырканьем (солёная вода забралась в нос), Валме расстегнул камзол и покинул его навеки, а сам повис на доске, прижимаясь одной щекой к сырому дереву, другой – к стихам, и постепенно пугаясь. Кругом – ни одного орущего человека. Ни шлюпок, ни лодок, ни как они там называются… Ничего! От эпицентра нежданной бури его уже унесло, но теперь же туда не вернуться, да и красотка «Жанна» ушла раз и навсегда.
Становилось не только мокро, но и холодно – вода, может, и хороша, но ветер быстро превращает её в лёд. Устроившись поудобнее, насколько это было возможно, на дрейфующей доске, Марсель как мог оптимистично подсчитал, через какое время его найдут печальным, замёрзшим и немного мёртвым, и принялся сочинять предсмертную записку для папеньки. Даже если папенька никогда её не прочтёт, это отвлекало от безрадостных размышлений о преждевременной кончине – и обо всём, с чем виконту придётся расстаться после этой кончины.
***
Он не сразу понял, что спасён: перед глазами плясали со смертью волны, в ушах выл ветер, на языке застыл привкус соли, и вообще впечатление было такое, что шторм продолжается. Марсель был уверен, если он сейчас вытянет руку – угодит в акульи зубы или какую-нибудь подобную гадость, которой в море полным-полно. Но качка в голове понемногу улеглась, и рука нащупала не рыбу и не медузу, а собственный походный плащ. Стихов внутри, правда, не оказалось…
Мигом очнувшись, Валме подскочил и бросился просушивать своё добро, а потом сообразил, что находится в каюте. Приснилось, что ли?
Ну почему же, промок и ушибся он по-настоящему. Марсель придирчиво оглядел левую ладонь: там должна была остаться царапина от занозы, впившейся в него в последние минуты жизни «Жанны». Царапина была, был даже кусочек занозы, который пришлось вытаскивать. Марсель не выдержал и рассмеялся: он чуть не умер в кораблекрушении, а страдает над каким-то маленьким куском дерева!
«А всё-таки где я?» – уже оптимистичнее задался вопросом Валме и сел обратно на койку. Помещение было незнакомым, одежда – мокрой, иллюминатор – чистеньким: на этом судне, чье бы оно ни было, матросов гоняли получше капитана «Жанны». При мысли об экипаже он загрустил: даже если им удалось спастись, то далеко не всем… Виконт успел привязаться к вечно дымящему трубкой капитану, глуповатым, но весёлым матросикам, коллегам по торговле, которые любили послушать его стихи. Не самые лучшие, но никто не придирался.
Хватит хандрить. Пора привести себя в порядок и выйти на свет божий. Со светом всё хорошо, вон, в окошко лезет настырный солнечный луч, а вот с порядком… В таком виде было бы неприлично показаться любой даме, но дам-то на кораблях и нет.
От размышлений о прекрасном поле Марселя отвлёк скрип двери. Вернее, не скрип – петли были смазаны более чем хорошо, а слабое движение, повлекшее за собой шевеление тени. Совершенно бесшумно. Виконт уставился на стройного черноволосого красавца, который держал в руках что-то подозрительно знакомое… Это же его записки!
Игра взглядов и мимики затягивалась. Валме скосил глаза на настенные тряпки и опознал испанский флаг. По-испански он и двух слов не свяжет, но товарищ, похоже, читает по-французски… И что ему сказать в своё оправдание? Пожалуй, то, что должно прокатить с любым испанцем, кем бы он там ни был.
– Если что, я католик, – максимально вежливо сказал Марсель. – Можете не убивать. И спасибо.
Испанец захлопнул разбухший от воды фолиант, положил на край стола, потом поморщился и выдал:
– Зря не утопил…
– Чего-о?! – завопил виконт в уже закрывшуюся дверь. Первые слова, услышанные им на новом корабле, были, несомненно, дружелюбными. Но где он ошибся-то?!
А может, этому просто стихи не понравились? Ну да, не лучшие в мире рифмы, но за такое не топят!
Марсель так и сидел в каюте в растрёпанных чувствах, когда к нему вежливо постучались. На этот раз хотя бы постучались. Симпатичный парень, только глаза грустные. Устроившись на прикрученном к полу кресле, он заговорил, слава Богу, на ломаном французском:
– Луиджи Джильди, боцман. Христа ради, не злитесь на нашего капитана.
– Допустим, – буркнул утопленник. – Марсель, виконт Валме, страдающий католик. Верните, пожалуйста, мою тетрадку…
– Держите… Вы с торгового судна? – кажется, Луиджи искренне ему сопереживал и пытался как-то наладить контакт, и Марсель быстро оттаял обратно. – Простите, я плохо говорю, давно не… не было Франции.
– Можно и так, – благодушно не стал поправлять виконт. – Да, была «Жанна»… Была да сплыла, прошу прощения за каламбур, если вы его, конечно, уловили… А вы чем занимаетесь?
– Уборка якорей, такелажные работы, вахта, – вот в морских терминах Джильди даже не запнулся, только они уже Марселю мало о чём говорили. Правда, он имел в виду весь корабль, но не смущать же беднягу! Спасибо уже, что понимает. – Так что вы такое сказали? Я не совсем понял.
– А что я должен был сказать, чтобы меня не вышвырнули обратно в море? Весь мир только и талдычит о том, что его испанское величество подминает под себя всех католиков мира, а все его подданные горячо и безоговорочно веруют на завтрак, обед и ужин, – снова разворчался виконт, чувствуя, что попытка утопиться подействовала на него не самым лучшим образом.
– Ох, – не нашёлся добрый моряк и прыснул. – Извините, виконт! Вы не могли знать. Есть такие люди…
– Я уже понял, – развёл руками Марсель. – Не хочется прерывать наш милый разговор, но вы не могли бы раздобыть сухую одежду?.. Я, конечно, не тростинка, но что-нибудь из вашего должно подойти…
Через какое-то время Валме решил, что жизнь не такая уж плохая штука: он был в тёплой и сухой рубахе и штанах, пусть первая и была узковата, а вторые – длинноваты, в шею никто не гнал, а в руки сунули чарку с вином. И неплохим, надо сказать, вином! Обстановка всячески располагала к отдыху. Как и недавняя попытка трагически затонуть.
