Текст книги "Double spirit. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: kasablanka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Он не…

– Да знаю я, знаю, что твой клон – ебанутый на всю голову псих, который решил, что он Ахиллес без пятки! Но если вдруг… – он досадливо морщится. – То я теряю тебя, я же не идиот! Если он их не подписывает и исчезает, то я теряю тебя. И последнее. Если он не подписывает, не исчезает, что само по себе крайне маловероятно, и вдруг получает деньги. Ровно половину, как и указано в завещании. То я теряю тебя. Ты же не идиот.

Роби молчит. Возразить нечего.

– Вот и я о чем, – вздыхает Генри, – и где мой профит?

Роби молчит.

– Знаешь, когда старого пердуна хватила кондрашка, я в первый момент огорчился. Оборвалась та ниточка, которая держала тебя возле меня.

– А во второй момент?

– Хаха, а второй момент настал, когда стало ясным содержание завещания. Тогда, зная всех участников этого спектакля как облупленных, я понял, что у меня еще как минимум год. Я же невъебенно умный, ты ж знаешь…

– Знаю, Энри.

– И вот этот год подходит к концу. Знаешь…

Он не договаривает, замолкает, задумчиво глядя на брата и касаясь ласково пальцем кожи, но Роби догадывается и холодеет от этой догадки. Когда лезвие так плотно прижалось к яремной впадине, когда рука, его сжимающая немного сильнее надавила, так, что струйка протекла сбоку по шее, у него мелькнула такая безумная мысль. Но нет, нет… Он гонит ее от себя, даже не хочет давать ей право на жизнь.

– Послушай. Я тебе обещаю. Клянусь. Я тебя никогда не обманывал, – это правда.

Обманывать можно и нужно. Но только тех, кто глупее тебя или по крайней мере, равен по уму. А тот, кто умнее, вычислит тебя на раз. Вот он и не обманывал. Всю жизнь говорил правду этому человеку, который так же всю жизнь был рядом. Всегда.

– Обещаю. Я буду с тобой. Всегда буду. По первому звонку, куда скажешь. Что скажешь. Только помоги.

– Хорошо. – неожиданно простодушно и доверчиво, – что ты хочешь?

– Устрой мне встречу с ней.

– Хорошо. Думаешь убедить?

– Пожалуйста.

– Хорошо.

Генриха вырубает на полуслове. Он едва успевает задушить сигарету в пепельнице, которую персонал предусмотрительно всегда ставит на прикроватную полку. Поворачивается на бок и так засыпает, лицом к Роберту. Роби долго валяется на спине и думает о том, что Генрих как обычно беспечно оставил острое длинное лезвие там, куда он его небрежно отшвырнул, на кипельно-белых простынях алой ягодой расплылось пятнышко крови с кончика стального стилета.

====== Глава 20. Шестой круг. ======

Очнулся Лео от того, что на него вылили черпак прохладной солёной воды.

Ему снилось, что он идет по снегу, утопая в нём почти по пояс, только снег почему-то горячий, словно песок в пустыне. И пятки от него жжет, так, что непонятно, ото льда ли, или же наоборот, от огня. Вода, обрушившаяся на голову, была не ледяная, но от неожиданного контраста у него перехватило дыхание, и он, кажется, даже немного подскочил на месте и, отфыркиваясь, испуганно вытаращил глаза. И мгновенно снова их зажмурил. Небритая, загорелая дочерна физиономия перед ним, казалось, проникла в реальность прямиком из кошмарного сна.

– Фух, слава Богу, живой, – пробормотала физиономия, и Лео тут же распахнул глаза снова.

– Пить? – догадалась физиономия и в следующую секунду Лео, захлёбываясь, глотал из простой пластиковой бутылки теплую шипучую минералку.

– Ты это… много-то не надо, а то рвать начнёт, – озабоченно пробормотал хозяин небритой физиономии. – Слава Богу, хоть один, а то уж я думал, что два трупака.

– Ччто? – Лео поперхнулся и закашлялся. – Как?

Он вывернулся и, похолодев от ужаса, не в силах поверить в то, что это правда, замер, глядя на неподвижную фигуру, скорчившуюся рядом с ним на сухом раскалённом песке. Это безумие не укладывалось голове. Весёлый красивый парень, еще несколько часов назад что-то втиравший ему насчёт своего мифического бессмертия, лежал теперь лицом вниз, рядом с неопрятной омерзительной, успевшей впитаться в песок сухой уже лужей собственной рвоты, и не дышал. Волосы на голове были сырыми, да и песок вокруг него тоже был мокрый, видимо, нечаянный спаситель окатывал водой одновременно с Лео и Алана, но последнего безуспешно.

– Поехали, парень, – тронул его за плечо бородач, – мне ещё с полицией разбираться. Это до вечера, пожалуй. А то и полночи захватит. Вот везёт же мне на трупаков! В этом сезоне второй уже, да прошлым летом тоже был…

Лео не отвечал. Он был оглушён смертью парня, которой желал еще не так давно, всего пару дней назад. Огромное расстояние между отчаянным: «чтобы ты сдох!» и реальностью, телом человека, которого ненавидишь, когда оно лежит перед тобою, и ты понимаешь, что это всё. Обратной дороги нет. И его нет, и никогда больше не будет. Ни смеха, ни издевательски прищуренных глаз, ни растерянной, виноватой улыбки.

«…не знаю, как ты, а я никогда не умру…»

«…прости меня…»

«Бог простит. Когда сдохнешь.»

«А когда помирать буду – простишь?»

«Вот будешь – тогда посмотрим».

Прощу. Простил.

– Пойдем, парень, – человек потянул его за плечо, – твоему другу уже не поможешь. Надо поскорее до полиции добраться, пока он разлагаться не начал. Поверь мне, это картина неприятная.

Лео как во сне, побрёл за ним на чужих, ватных ногах к лодке. Голова была совершенно чугунная, словно набитая кирпичами, мысли, словно не свои, ворочались в ней с оглушительным, казалось, грохотом, задевая друг за друга и причиняя вполне ощутимую физически, сильную боль. Лео никогда бы не поверил, что думать может быть настолько больно. Тошнило так, что его чуть не вывернуло тут же на песок.

– Давай-давай, ты в лодку-то сможешь?

Лео вошёл по колено в воду. Лодка на якоре колыхалась на волнах метрах в десяти от берега, на отмели. Что-то было не так. Не так. Но что – он никак не мог понять, потому что соображал с трудом, и соображать было дико больно.

– Надо его с собой взять, – сухим, словно наждак, языком, он еле шевелил. – Надо взять.

Мысль о том, что Алан будет тут один лежать под палящим ещё солнцем, мёртвый, беззащитный, совершенно вывернула ему мозги.

– Какой там! – махнул рукой бородач, – первая заповедь знаешь? Видишь труп – не трогай. А то потом затаскают.

– Надо взять! – Лео несмотря на то, что и стоять, и думать, и говорить было невыносимо, начал звереть. И тут же, не рассчитав сил, упал на песок.

Бородач только головой покачал.

– У тебя, парень, с мозгами того. Это бывает. Сейчас я тебя…

– Я не поеду! – ещё больше озверел Лео, – я не поеду!

Он возвращался. Бородач наблюдал за ним, не сходя с места. Конечно, мальчишка в шоке. Надо его как-то уговорить, а если потребуется – то и силой. Он сейчас и сопротивляться-то особо не сможет, слабый, словно котёнок. И куда только лезут? Ума никакого, опасность не чуют…

Он возвращался на карачках, потому что так было легче. Слава Богу, незнакомый мужчина не перечил. Видимо, решил, что с психом проще пока согласиться.

Лео с упавшим сердцем понял, что один он тело не дотащит и умоляюще посмотрел на мужика. Тот и не думал помогать Лео в его безумии. Видимо, решил не тратить сил и подождать, пока Лео сдастся. Лео тащил. Что-то было не так.

– Он тёплый, – хрипло кинул он в сторону мужика. С безумной надеждой.

– На солнце почти сорок градусов, – кивнул тот издалека, – знамо дело, теплый.

Лео тащил под полуравнодушным взглядом бородача, которому всё происходящее, кажется, стало уже надоедать.

– Давай-ка в лодку, – он сделал шаг в сторону Лео.

– Он живой! – заорал Лео. Тихо заорал, хрипло. – Живой!

– Бредит, – под нос пробормотал себе рыбак.

– Он дышит же!

Дядька плюнул на песок и подошёл. Пригляделся.

– Хм. Погоди.

Вернулся с бутылкой воды, которую уже успел бросить в лодку.

– Давай-ка, – он уложил тело на песок, положил руку на грудь. – Оппа! Бьётся! Токо редко, через раз. Давай.

Дядька приподнял голову и постарался залить воду в рот Алану. Голова того безвольно болталась и в судорожно сжатые губы не попало ни капли.

– Бля… он попытался разжать сведённые челюсти, и у него даже чуть это получилось.

Однако вода выливалась из мёртвого рта на щёку, а оттуда на песок.

– Да что же! – искренне расстроился бородач. – Погоди.

Он сходил за черпаком и в очередной раз окатил черноволосую голову морской водой. Без эффекта.

– И вот как теперь его брать-то? – растерялся мужик. – Ни живой ни мёртвый. А помрёт в дороге – что менты скажут?

– Да блядь, тебе главное что менты скажут? Или что? – заорал снова, что есть силы, Лео, – Придурок!

Он отхлебнул из бутылки, прижался губами к губам Алана и изо всех сил втолкнул тому в рот глоток воды. Вода безвольно вылилась наружу. Он отхлебнул ещё и, положив голову Алана себе на колени, повторил попытку. Вода исчезла. Исчезла!

Еще раз! На этот раз побольше.

Внезапно Алан поперхнулся, адски закашлялся и вдруг приоткрыл безумные мутные глаза, продолжая заходиться в мучительных спазмах. Лео едва успел повернуть его голову набок, как того вырвало уже скудным плевком и тем самым несчастным глотком воды, что в него насильно запихнули. Прямо на колени Лео. Лео никогда бы не подумал, что будет счастлив от того факта, что его облевал человек, которого он ненавидит больше всех на свете. Ненавидел.

– Тащи, – выдохнул он подскочившему к нему бородачу. И они потащили. Тащил, разумеется, рыбак. Лео то ли тащил, то ли сам тащился на буксире, держа Алана под коленки. Каждый шаг ему давался с трудом, ноги, да и вся кожа, на груди, на животе, на плечах, особенно на плечах, была багрово-красной и болела так, словно бы её ошпарили кипятком. На Алане тоже не было живого места. Видимо, перед тем, как впасть в бессознательное состояние, он в полубреду ворочался, пытаясь спастись от жгучих лучей безжалостного солнца, так что сейчас и спина, и грудь его были такими же багровыми, как и у Лео. Просто тёмно-варёными.

Страшно подумать, как всё это будет облезать, подумал Лео. Пожалуй, до мяса, если не до костей. Но это было шикарно. Пусть облезает. Пусть больно, пусть уродливо. Пусть. Зато живой. Живые. Везунчик Алан. Везунчик Лео. С трудом они перевалили безвольное тело внутрь лодки. Алан по-прежнему был без сознания, однако было, по крайней мере заметно, что его грудь вздымается и опадает. И сердце, самое главное, что сердце билось. Хотя и раз в две секунды. Лео считал.

– Вот лезут же, идиоты, – ворчал между тем рыбак, – и я тоже идиот, нет, чтобы в другую сторону ходить, так сюда всё сворачиваю, на отмели эти дурацкие. Клёв тут отличный.

Как ни ворчал Мироныч, всё же обмануть ему никого не удалось. Ни Лео, ни себя самого. Радость от того, что оба парня оказались живы, скрыть было сложно. Да и то дело – кому ж приятно в скорбном деле участвовать? Никому. А тут – вон они, сидят как два щенка, один другого на коленях держит, один полудохлый, другой совсем почти дохлый, еле дышит. Да до берега-то может оклемается ещё. На ветерке-то.

– На вот, тряпку ему на голову положи, – он протянул Лео замызганное старенькое полотенце, смоченное забортной водой. – И чего лезут? – больше уже себе бормотал дядька, – тут тягуны кругом. Рип курит.

– А? – не понял его за шумом мотора полудохлый, блондинистый.

– Рип курит*, говорю, в сторонке. Тягуны тут кругом, – пояснил ему для непонятливых Мироныч.

– Ааа, – с непонятным выражением протянул пацан. И поудобнее устроил голову того, что в беспамятстве, у себя на коленях. Тот метнулся, и, не открывая глаз, что-то пробормотал.

«Как бы не поехал крышей парень-то. Жаль будет. Парень красавчик. Поди, от девок отбою нет. А ну как начнёт слюни пускать да под себя ходить – уж тут какие девки?»

Рыбак чуть прибавил ходу. Красавчик поперхнулся воздухом и закашлялся.

– Пить дай, – хрипло, не открывая глаз.

Блондинистый подхватился и осторожно приложил к сухим губам горлышко бутылки.

– Хватит.

– Дай ещё.

– Стошнит тебя, потерпи, потом дам.

– Дай, пожалуйста, рыбк.

– Да ёпт, ты нерусский, что ли?

И тут неожиданно для Мироныча красавчик тихо и хрипло закашлялся-засмеялся. Через пару секунд таким же хриплым смешком отозвался блондинистый, патлатый, который держал черноволосую мокрую голову на коленях. Наверное, смеялись какой-то одним им понятной шутке.

«Слава богу, с ума не сошёл, – о облегчением заметил про себя рыбак. – сумасшедшие или вовсе смеяться не умеют, или же наоборот, без продыху хихикают. Но никогда над шутками. Тем более в компании. А этот… может ещё и выкарабкается. Вон как зыркает, и глаз уже живой, не мутно-безумный, как в начале, а яркий, зелёный. И ещё что-то сказать порывается».

– Лёнь!

– М?

– Пообещай, что не расскажешь.

– Ты больной, тебя только это, что ли, волнует?

– Пообещай, – упрямо.

– Пошёл нах!

– Не могу, – вздох, – я только по любви. А ты меня не любишь.

– Придурок.

Пауза. Мироныч вел лодку уверенной рукой, по одним, ему только понятным траекториям, обводя опасные участки и мели. И откуда он только знает, куда идти? Всё же вокруг одинаковое, что море, что небо уже в закатных лучах.

– Рыбк! – всё не мог угомониться парень, лежащий на коленях у другого.

– М?

– А ты помнишь, как мы целовались?

– Нет.

– А я помню.

– Ну заебись теперь! – рявкнул сивый.

Черноволосый тут же раскрыл рот, однако белобрысый ловко прижал к его губам горлышко бутылки с водой, и тот жадно стал глотать воду, глоток за глотком.

– А что это он про поцелуи-то заговорил? – озадаченно пробормотал бородатый рыбак.

– Бредит, – уверенно бросил блондинистый. Он уже, как видно, совсем пришёл в себя, и более-менее осмысленным взором осматривался вокруг.

– Вас куда, парни? – Мироныч был рад, что сегодня ни с полицией, ни с другими неприятностями больше, кажется, дел не будет. Сейчас высадит этих робинзонов – и вполне можно успеть к вечернему клёву. Уж больно он хорош должен быть.

– Можно там, где защитная дамба с табличкой “Купание запрещено”?– робко попросил патлатый блондин. – У нас там вещи остались.

Рыбак только покачал головой. Дураки и есть. Неужели читать не умеют?

– Спасибо Вам огромное, – так же запинаясь, произнёс парень вдогонку своим словам. – Хотя за такое и благодарить-то глупо…

Черноволосый приподнял голову и тоже прохрипел что-то вроде «Спасибо».

– Спасибо и правда ни к чему, а Бог мне зачтёт, надеюсь. Если он есть там.

Рыбак покосился на небо.

– А если поблагодарить хотите, то не лезьте больше дурью. Море шуток не прощает.

– Не полезем. – уверенно сказал блондин за двоих.

*Rip current

====== 21. ======

Комментарий к 21. Дорогие читатели! Если Вы читаете этот оридж после 20 августа 2016 года, то сразу переходите к следующей главе. Она практически повторяет эту, исключая несколько важных моментов, которые относятся больше к юридической сфере.

Автоматические ворота бесшумно отъехали в сторону, и чёрный тонированный джип плавно закатился во двор особняка. Утреннее северное солнце нехотя выкарабкивалось из тяжёлых облаков, сгрудившихся на горизонте. Прохладные лучи его равнодушно освещали огромный двор, закатанный большей частью в бетон, пару клумб, ухоженных, сразу было видно, не заботами пенсионера-дачника, а профессиональной и заметно дорогой рукой ландшафтного дизайнера. За громадой особняка простирался обширный участок, больше похожий на небольшой парк, с прудом, с альпийской горкой, с ажурным, но совершенно неприступным забором на задах участка. Далее ничто не мешало взору, вид на гигантское озеро был великолепным, и, если бы не тяжелые мысли, которые занимали головы обоих вышедших из автомобиля, этот вид стоил бы того, чтобы притормозить и на него полюбоваться.

Парень ёжился под холодным пронизывающим октябрьским ветром, он засунул руки в карманы куртки и шёл по дорожке к дому, вжимая голову в плечи и стараясь спрятать нос в высоко намотанный шарф. Парень постарше, но удивительно похожий на первого, порылся в багажнике и, закрыв машину, принялся догонять.

Между тем темно-бурая тень мелькнула и пронеслась стремительной огромной кометой из угла сада по дорожке, настигая Роби.

– Фу, Морис! – рявкнул Генри, но собак, возмутительным образом проигнорировав этот крик, догнал Роберта и завизжал, заплясал, заскулил, подпрыгивая и заваливая довольно крупную фигуру на аллею.

– Фу! – повтором воскликнул Роби, хохоча и пытаясь отпихнуть от себя счастливого пса, однако вынужден был сдаться и позволить вылизать себе лицо и руки, словом, все части тела, которые оказались в свободном доступе.

– Соскучился, – то ли спрашивал, то ли сообщал хозяин радостно скулящему псу, обнимая того за мощную шею и прижимая к своей голове лохматую, с остро торчащими ушами, крупную голову зверя. Собак согласно тявкнул.

– Пойдем, – потянул Роберта Генрих, – псиной провоняешь, она не любит.

– Что ж не отдала? – с неприязнью откликнулся тот, контрастом в душе замирая от счастья, что не отдала, что оставила.

– Собаки лучше людей, сказала. Охранника всегда подкупить можно, а собаку, мол – никогда.

– Мм, – неопределённо промычал Роби, и, потрепав за холку громадного пса, скомандовал ему: – Давай, место! Охранять!

Пёс послушно затрусил к ограде.

– Ночью ещё двух спускаем с цепи, они новые, тебя не знают, – заметил хозяин. – Злые как черти, я сам их иногда боюсь. Давай я тебя отряхну, этот дармоед тебя всё же вывалял.

– Я сам.

В молчании они поднялись на крыльцо, и хозяин, повозившись с ключами, отворил тяжёлую дверь. В холле первого этажа ярко бил в глаза свет, высокая арка отделяла холл от большой гостиной. В просвете арки тотчас появилась лёгкая фигурка, привлечённая шумом и вознёй, шорохом одежды.

– О боже! Роби! Мальчик мой! Какой сюрприз! – воскликнула женщина, облачённая в нежно-персиковый пеньюар, по вороту и по низу отделанный кружевами в тон.

Несколько шагов – и крылья пеньюара повисли на плечах гостя. Звонкий поцелуй в щёку.

Роби почти незаметно дёрнулся, однако тут же обнял пеньюар в ответ, осторожно, чтобы не смять кружевные вставки, и ответил на поцелуй.

– Я тоже рад тебя видеть, Амалия, – выговорил он, стараясь придать голосу тёплый оттенок, и у него это даже получилось.

 – Генри, ты гадкий, – тем временем повернулась хозяйка ко второму, – мы с тобой потом ещё поговорим. Как ты мог меня не предупредить?

– Сюрприз, – улыбнулся старший, разводя руками, – ты же любишь сюрпризы, солнце?

– Обожаю, любимый. Особенно такие, – женщина счастливыми глазами смотрела на Роби, который в свою очередь осматривался, как оглядываются люди, давно не бывшие дома. Отмечая знакомое и незнакомое. Что поменялось, что осталось. Цвет стен, занавески на огромных панорамных окнах, открывающих вид на озеро. Появился рояль. Белоснежный, огромный, в дальнем углу зала.

– «Гесслер»? – кивнул Роби в сторону совершенства. Сказал наугад.

– Обижаешь, милый! – притворно поджала губы Амалия, – это «Стейнвей и Сонс», премиум класс.

– Разве ты умеешь играть? – непритворно изумился он. Что-то он не припоминал таких способностей за своей мачехой.

– Я беру уроки, – сдержанно-гордо заметила та, – не поверишь, у самого…

– Пойдем в зал, – прервал её Генрих, – потом блеснёшь своим талантом, давайте сначала поболтаем.

– Да, да, – воодушевилась женщина, – тем более, что я так скучала, что боюсь, не смогу наговориться даже за три дня! И всё-таки, Генри, ты гадкий! Если бы я знала, я бы испекла пирог.

– Я не голоден, – пробормотал Роберт.

– Я схожу за вином, – отозвался Генри.

– Сходи, милый. Возьми там, в подвале, с краю, помнишь?

– Помню. Твоё любимое, урожая семьдесят второго.

– Конечно, любимый, – женщина, тряхнув кудрями, с улыбкой проводила взглядом широкую спину, исчезнувшую в боковых дверях.

– Итак, Роби, должна тебе сказать, что ты тоже гадкий, – с той же лучезарной улыбкой обратилась женщина к оставшемуся с ней наедине парню, – боже, меня окружают одни жестокие люди! – она шутливо закатила глаза. – Ну разве можно так долго не давать о себе знать? Я же схожу с ума от неизвестности, как вы там, в этом спортивном центре… Хотя бы позвонили разочек!

«Я бы и позвонил, если бы ты не внесла мой телефон в чёрный список, чтобы я не мог тебе дозвониться», – промелькнула мысль у Роберта, и он ответил:

 – У нас всё отлично, Ами, просто связь настолько плохая, ну это же Краснодар, это же другая планета просто! Иной раз приехать легче, чем дозвониться.

– Вот ты и приехал… – снова задумчиво-лучезарная улыбка, и тут же вслед за ней – озабоченность в глазах. – А почему ты один? Почему не взял с собой Алика? Я по нему так скучаю! Передай ему, что я на него обиделась!

– Обязательно передам! – заверил её Роби. – У него всё в порядке, просто тренер отпустил только одного из нас. Да и на наш день рождения мы приедем, а это уже скоро. Меньше чем через два месяца.

Легкая тень набежала на идеально гладкое и красивое лицо в обрамлении каштановых кудрей. Разумеется, каштановых, ведь блонд – это так дёшево…

– Отличная мысль! – воскликнула Амалия, широкой белозубой улыбкой мгновенно стерев эту зыбкую тень с лица, – отпразднуем с размахом! Это же сразу два дня рождения! Да к тому же не следует забывать, что и завещание вступит в законную силу в тот же день…

Тут она пригорюнилась и замолчала. Роби вздохнул и, встав со своего места, подошёл к женщине, положил ей руку на плечо. Та вздрогнула и всхлипнула, тут же спрятав лицо в ладонях. Тонкие пальчики с аккуратным недлинным маникюром задрожали. Роби погладил плечо в розовом шёлке.

– Прости, я расклеилась, – снова всхлипнула Амалия, – просто когда я вспоминаю Валика… ничего не могу с собой поделать…

Она коротко замотала головой, потом вскинула её к потолку, прижав пальчики к внутреннему уголку глаз.

– Прости… знаешь, как мне было плохо… вы с Аликом далеко… Валика нет… – всхлип, – хорошо, что Генри оставался всё это время рядом со мной, я думаю, что без него, без его поддержки я бы погибла…

«Он тебя, вообще-то, поддерживал с того времени, как ему стукнуло восемнадцать, – подумал Роберт, – твоё счастье, что Валик так этого и не узнал».

Словно бы услышав, что речь идёт о нём, в дверях вновь появился Генрих с бутылкой вина в руке. Бутылка была с благородным налётом, свидетельствующим о том, что её не купили вчера в дорогом винном бутике, а что она смирно ждала своего часа в специально для этой цели устроенном погребе не один десяток лет.

– О чем беседуете? – поинтересовался Генри, начиная откупоривать бутылку.

– Не испугай*, – подняла пальчик Амалия.

– Как можно, миледи? – картинно обиделся домашний сомелье и осторожно, ползучим движением удалил пробку.

– Пусть подышит, – назидательно.

– Хорошо. Так о чем речь?

– О тебе, дорогой. О том, как я тебе благодарна за то, что ты поддержал меня в такой трудный этап моей жизни.

Генри чуть наклонил голову.

Роби промолчал.

– И тебе Роби, я тоже очень благодарна. Знаешь, немногие бы поступили так благородно, как ты. Поверишь, для меня это было не меньшим ударом, чем для тебя, когда я узнала о том, что Валик лишил тебя наследства. Как и Генри. – Она пальчиком сделала знак, что пора налить. Вино подышало и теперь способно открыть все грани букета ценителю.

– И столько благородства… – задумчиво вещала красавица, рассматривая, как свет играет, словно гранями драгоценного камня, жидкостью в бокале, – столько великодушия… Ты ведь, мальчик мой, нисколько не поменялся в отношении ко мне после того, как этот факт стал известен, после оглашения завещания.

«Не поменялся. Я к тебе с двенадцати лет и по сей день отношусь одинаково…»

– У меня есть тост, – так же задумчиво-красиво сказала Амалия, – он созрел в моей душе давно, и я ждала случая, чтобы его произнести. И мне радостно, что я говорю эти слова самым близким и любимым людям… Жаль только, что Алика сейчас нет с нами…

– Я ему передам, – сдержанно пообещал Роби.

– Я хочу выпить за благородство окружающих меня людей. За тебя, Генри. За тебя, Роби.

И ещё. Я хотела выслать вам приглашения, Роби, но благодаря этому счастливому случаю хочу сделать это лично. Ты позволишь, любимый? – она подняла тонкую бровь и дождавшись сдержанного кивка Генриха, продолжила.

– Через неделю после вашего с Аликом дня рождения состоится церемония нашего бракосочетания с вашим братом. Думаю, для тебя не стало тайной то, что за последние полгода мы с Генри невероятно сблизились, и стали ещё роднее друг другу, чем были раньше. Я счастлива, что судьба сделала мне такой подарок. Я… – она вновь запнулась, прерывисто вздохнула, аккуратно поставила бокал на столик и прикрыла рот пальчиками. – Траурный год вот-вот подойдёт к концу…

«В розовом пеньюаре…»

– …и я думаю, что Валик меня там, на небесах, поймёт…

«Твоё счастье, что он не успел этого понять, пока был тут на земле. Он бы вас обоих уже давно повесил на первом попавшемся суку…»

Амалия отставила почти полный бокал, лишь чуть пригубив вино.

– Кстати, Роби, – неожиданно поменявшимся тоном сказала она, – что между вами произошло? Тогда, когда мы были буквально оглушены этой смертью, было не до выяснений, но сейчас, может быть, ты мне расскажешь, почему так вышло? Я всегда, если честно, была уверена, что для отца ты был более близок, чем твой брат! Он и в разговорах со мной делал ставку на тебя, как на основного продолжателя бизнеса, всё время подчёркивал, что именно ты его копия, что Алан больше в мать, олух царя небесного, ни украсть ни покараулить, прости господи!

Неожиданные простецкие обороты в речи Амалии тут же сделали из неё ненадолго ту, кем она всё это время и была – простую зубастую девушку с рабочей окраины, с плебейским именем, путём несложных трансформаций превращённым в элитное – Амалия. Которой неимоверно и незаслуженно, по мнению любимых подруг и ближайших родственников, повезло в жизни, и которые были тут же недрогнувшей рукой из этой её новой жизни без колебаний, одним росчерком выкинуты.

– Ну, отсутствие Генри в завещании меня вовсе не удивило…

«Думаю, ты сама про него напела что-нибудь отцу, иначе хрен бы твой Генри был рядом с тобой сейчас» – мстительно подумал Роберт.

– Но ты? Ты? Почему всё так поменялось, буквально в один день?

В возникшую паузу Амалия снова пригубила вино, едва коснувшись края бокала пухлыми почти девичьими губами.

Роби коротко, поверх её головы взглянул на неподвижно застывшую фигуру старшего брата, также с бокалом в руке, и, поймав взгляд таких же зелёных, как свои собственные, глаз, едва заметно хищно улыбнулся уголком рта.

Генри же и не думал улыбаться. Он, напротив, был серьёзен и буквально сверлил младшего взглядом.

«Сказать?» – улыбка.

«…»

«Прикинь, как весело сейчас будет!»

«…»

«Ах-ха, сейчас уже ты в моих руках, не так ли?»

«Тебе никто не поверит…»

«В такие вещи необязательно верить… сперва, в состоянии шока. А вот потом, потом…» – улыбка.

Генри резко развернулся за спиной Амалии и отошёл к панорамному окну, сжимая в руке бокал из лимитированной коллекции элитного хрусталя с такой силой, что чуть было не погубил его. Вовремя опомнился, отпил немного вина и поставил ни в чём не повинный бокал на стилизованный под старину комод рядом с роялем.

– Я сам не понял, – спокойно ответил Роби, тоже отпивая глоток из тонкого бокала, отметив, что напряжённая поза Генри стала мигом непринуждённой, – думаю, что он был уже немного нездоров к этому времени. Всё же его не стало через неделю после того, как он внёс изменения в завещание. Инсульт, как мне потом говорили врачи, иногда имеет такие вот предвестники. В виде странностей поведения. Жаль только, что нотариус – не врач. Ему видимо и в голову не пришло требовать оценки психического состояния. Да и то сказать, он же не дурак – вдруг отец бы психанул и послал бы его? Такого куска хлеба ни один нотариус не готов лишиться. А так – пришёл на своих ногах? Да. Какое число сегодня – помнит? Да. С вилкой не кинулся? Нет. Психически здоров.

«Он и был психически здоров. Пока аневризма в голове не разорвалась…»

– Но я, Ами, хотел поговорить с тобой совсем о другом.

– М? О чём же?

– О ком.

– О ком? – сделала вид, что не поняла.

– Об Альберте...

*Бутылку с вином следует открывать аккуратно и медленно. Штопор вводят в пробку не до конца, оставляя свободными полтора винта. Затем, постепенно раскачивая пробку, открывают бутылку. Ни в коем случае, при открытии бутылки, не допускать хлопка, чтобы вино не «испугалось», не произошел процесс быстрого насыщения кислородом. Если вино «испугается», будет совершенно иной вкус.

====== 21. Дубль второй. ======

Комментарий к 21. Дубль второй. Дорогие мои читатели! Автор попал в юридический капкан, из которого с блеском выбрался, благодаря двум чудесным людям – adt и GeFa. Точнее, благодаря перфекционизму и занудству в хорошем смысле, первого, и профессионализму второй. За это им огромное спасибо! А всем остальным придется перечитать главу с изменениями, которые выделены в тексте курсивом.

Автор виноват в том, что всю жизнь дрючит больных, которые имеют глупость лечиться по интернету, а сам между тем доверился интернету в юридических вопросах. (А надо было вначале проконсультироваться со специалистом))))

Первоначальный вариант главы тоже сохранен, потому что удалять четыреста комментов под ним – настоящее преступление.

Позже я ее удалю, чтобы повествование было гладким. (Но комменты сохраню.)))

Сюжет после изменений практически не меняется, зато юридически теперь все Lege artis.

И да, новая глава сегодня будет, только немного позже.

Автоматические ворота бесшумно отъехали в сторону, и чёрный тонированный джип плавно закатился во двор особняка. Утреннее северное солнце нехотя выкарабкивалось из тяжёлых облаков, сгрудившихся на горизонте. Прохладные лучи его равнодушно освещали огромный двор, закатанный большей частью в бетон, пару клумб, ухоженных, сразу было видно, не заботами пенсионера-дачника, а профессиональной и заметно дорогой рукой ландшафтного дизайнера. За громадой особняка простирался обширный участок, больше похожий на небольшой парк, с прудом, с альпийской горкой, с ажурным, но совершенно неприступным забором на задах участка. Далее ничто не мешало взору, вид на гигантское озеро был великолепным, и, если бы не тяжелые мысли, которые занимали головы обоих вышедших из автомобиля, этот вид стоил бы того, чтобы притормозить и на него полюбоваться.

Парень ёжился под холодным пронизывающим октябрьским ветром, он засунул руки в карманы куртки и шёл по дорожке к дому, вжимая голову в плечи и стараясь спрятать нос в высоко намотанный шарф. Парень постарше, но удивительно похожий на первого, порылся в багажнике и, закрыв машину, принялся его догонять.

Между тем темно-бурая тень мелькнула и пронеслась стремительной огромной кометой из угла сада по дорожке, настигая Роби.

– Фу, Морис! – рявкнул Генри, но собак, возмутительным образом проигнорировав этот крик, догнал Роберта и завизжал, заплясал, заскулил, подпрыгивая и заваливая довольно крупную фигуру на аллею.