Текст книги "Double spirit. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: kasablanka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Алан не перенесет мысли, что в тот момент, когда они вчера узнавали друг друга, стонали то ли от боли, то ли от наслаждения, кусались, терялись в судороге одновременного оргазма, засыпали в сладкой истоме, что в этот самый момент его вторая половина, его любовь и проклятие, его Берт в отчаянии сходил с ума, истекал кровью и прощался с жизнью в жуткой ледяной ловушке. Ужасная смерть. Врагу не пожелаешь – эта присказка внезапно приобрела для Лео абсолютно конкретный, страшный и однозначный смысл.

Он вдохнул, словно перед прыжком в воду и толкнул тяжелую дверь.

И тут же из его груди вырвался вздох одновременно и отчаяния и облегчения.

Облегчения – от того, что Алан уже прочел. Он лежал отвернувшись к стене, неподвижно. Ровно дыша. Закутавшись в одеяло и подтянув колени к груди. В позе эмбриона. В позе, в которой пассажиры несущегося к земле в штопоре самолета готовятся к последнему в их жизни, самому страшному удару.

Раскрытый ноутбук горел ровным призрачным светом, а открытая вкладка странички новостей не давала других вариантов…

Отчаяния – от того, что Алан уже прочел…

====== 45. F5 ======

Лео стоял и смотрел на эту неподвижную, скорчившуюся, словно в судороге, фигуру, и не мог выдавить из себя ни одного слова. Да и любое слово было бы сейчас глупым и фальшивым. «Не переживай?» Бред. «Соболезную?» Еще больший бред. «Все будет… » как? Как будет? Да никак не будет!

Человека, которого только что смертельно оглушило и размазало, как бабочку по стеклу, которого искалечило в одну секунду, внезапно, неожиданно, необратимо, этого человека можно только обнять и прижать к себе, чтобы он почувствовал тепло. И все. Но именно этот, такой нужный сейчас жест сделать было никак невозможно. Алан оттолкнет его и будет прав. Поэтому он и не шевелился, чувствуя, как внутри больно. Поэтому просто смотрел на темный затылок и старался не дышать.

Но Альберт всё равно услышал. Или, может быть, понял по звуку открывшейся несколько минут назад двери, что он здесь. Тело, закутанное в одеяло, по-прежнему оставалось неподвижным, поэтому, когда раздался голос Алана, Лео от неожиданности вздрогнул. Голос звучал тихо, но четко и совершенно неэмоционально, сухо и безжизненно. Ни намека на слезы, ничего лишнего. Всего три слова.

– Лень. Пожалуйста, уйди.

Лео не сразу, но все ж таки повиновался. Задержался у двери, обернулся, сказал:

– Еще ничего не известно.

Глупые слова. Фальшивые слова.

Через три часа, бестолково проведенных у себя в комнате, чувствуя, как в груди жжет все больше и больше, он не выдержал и сдался. Ноги сами принесли его к знакомой двери, он постоял несколько секунд и вошел вновь. Картина не изменилась, словно была нарисована на огромном холсте и застыла во времени и пространстве. Тело лежало в прежней позе замершего эмбриона.

Только комп вошел в спящий режим, отчаявшись ждать хозяина, и теперь подмигивал желтым индикатором в надежде, что может быть он понадобится. Не понадобится. Лео неслышно подошел к ноуту, убрал его с кровати, переставил на стол и закрыл. Отдыхай.

– Есть хочешь? – всё же рискнул он спросить.

– Нет, – последовал короткий безэмоциональный ответ.

Лео поставил бутылку с минералкой, которую прихватил на всякий случай, на тумбочку в изголовье и снова ушел.

Еще через три часа все было так же, как и раньше. Только воды в бутылке немного убавилось. Да еще стоял поднос с едой на тумбочке, разумеется, нетронутый. Наверное, Ковалев приходил, подумалось Лео. Он встретил тренера некоторое время назад в коридоре, тот даже не ответил на приветствие, шел, вперившись взглядом в пол и погрузившись в свои безрадостные мысли.

Лео вышел в коридор и набрал Женьку.

– Да, – тут же рассеянно ответил тот.

– Звонил?

– Телефон отключен. Он проснулся?

– Да, но лежит, лицом к стене, не разговаривает почти.

– Бля… черт, я только через два дня смогу прилететь…

Лео молчал. Что бы это поменяло?

– Слушай, ты это… Глаз бы с него не спускал, лады? Я конечно, уверен, что он без глупостей, но всё же.

– Да сам знаю!

Лео вдруг вспомнил, как Женек рассказывал ему про то, что близнецов разлучали в детстве, и чем это закончилось.

– Я у него ночевать буду, – сорвалось у него с языка.

– Да? – ошеломленно завис эльф. Но дальше развивать свою мысль не стал. – Ну… Ладно. Давай.

Конечно, Лео был уверен в том, что Алан его погонит. Но всё равно поплелся к нему в комнату, прихватив свою подушку и плед. Вопреки его ожиданиям, Альберт и слова не сказал, словно бы и не заметил, что в комнату кто-то вошел. Только ноут вернулся на свое прежнее место на постели и радостно подмигивал Лео своим желтым глазом. Алан пытался найти свежую информацию. Ничего нового, и Лео это тоже знал.

Он все эти часы тоже серфил по сайтам в поисках новостей. И по белым сайтам, и по желтым. Зато теперь он знал о скандальной семье почти все. И про болезнь отца близнецов. И про его экстравагантную выходку, это распоряжение относительно своей смерти. Неудивительно, что твинсы – конченные психи, с таким-то папашей! Лео бы и в голову не пришло планировать собственную смерть. Поди, даже процедуру похорон этот немец, как его? Вальтер? Расписал по нотам. Кто где стоит, какие цветы. В каком порядке речи толкать. Блин, о чем он думает только!

Пощелкав по вкладкам у себя в комнате, он убедился, не далее как полчаса назад, что все попытки подъема автомобиля пока что заканчивались неудачей. Тонкий лед не выдерживал технику, а вертолет из-за погодных условий отложили на неопределенное время. Неизвестность была хуже самых страшных новостей. Хотя известие о трагедии оставило Лео сравнительно равнодушным. Все же никаких теплых чувств он к старшему твинсу не питал, ненависть при жизни обернулась равнодушием и пустотой в груди после смерти, а в том, что Роби нет в живых, он сейчас уже и не сомневался. Однако боль и смятение Алана он чувствовал так же ярко, как и свою. Он старался не пускать все это в себя, однако стоило только взглянуть на безнадежный силуэт под одеялом, и волна жалости с безумной силой захлестывала его с головой.

Страшно даже представить себя на его месте. Когда не осталось в груди ничего, кроме боли. Когда каждое движение дается с таким трудом, словно руки и ноги отлиты из чугуна. Лео помнил прекрасно, как это бывает. Свирель. Те страшные дни после, когда он был в таком же состоянии. С той только разницей, что у него тогда жизнь не кончилась. А тут… что вообще может быть страшнее смерти того, кого любишь?

Его собственные размышления по поводу траблов, которые размываются и мельчают, если их количество зашкаливает, казались ему теперь детскими и глупыми. Бывают такие удары, которые разрушают твой мир навсегда.

Он был рад тому, что Алан не отреагировал на его появление поздним вечером. Может быть, его прихода он просто не заметил? Хотя не спал-то он точно. Теперь ноут стоял перед его лицом и каждые десять минут Алан обновлял страницу. Это было жутко: с механичностью робота из-под одеяла появлялась рука, нажимала на кнопку F5 и снова скрывалась в норе. Ни разу за всю ночь Алан не встрепенулся и не оторвал голову от подушки. Видимо, так и продолжая лежать на боку, окидывал взглядом страницу, убеждался в том, что новостей нет, и снова застывал, чтобы повторить ритуал через десять минут.

Лео все это хорошо знал, потому что сам не сомкнул глаз за всю ночь ни на минуту. Он не рискнул прилечь, а устроился в кресле, подложив подушку и закутавшись в плед. Иногда погружался в зыбкую дремоту, но тотчас выходил из нее с очередным кликом клавиши, почти неслышным, но прогоняющим морок.

Как только наступило утро, он поднялся, точно пьяный, и поплелся к себе, сшибая по пути косяки и лупая тяжелыми веками, поминутно зевая и спотыкаясь. Пару раз его вырубало на занятиях, и он даже схлопотал выговор на истории, когда стукнулся лбом о парту.

К вечеру новостей также не было, если не считать дополнительной информации о том, что из пистолета, найденного вблизи дома, на льду озера, было произведено не два, а три выстрела. Одна из пуль застряла в стене гостиной. Почему-то об отпечатках пальцев на рукоятке оружия не было сказано ни слова…

Когда он переступил порог комнаты, он был уверен, что на сей раз его не выгонят. Так и произошло. Алан по-прежнему лежал лицом к стене. Ноут по-прежнему стоял перед ним на постели. Лео поменял бутылку с водой, выкинул пустую и поставил полную. Потом подумал и ушел в свою комнату. Вернулся с бутылкой, в которой на донышке плескался коньяк. Налил в стакан на треть.

– Пожалуйста, выпей.

Алан, к его удивлению, послушно сел и выпил, как воду. Тут же лег в прежнюю позу и свернулся клубочком. Лео только и успел увидеть, что темно-лиловые круги под глазами и острые скулы.

Потом снова вернулось сумашествие. F5.F5.F5.F5.

Всхлип. Коньяк подействовал. Ну слава богу. Он молча встал с кресла, с которым уже успел сродниться и положил перед Аланом рулон бумажных полотенец.

F5.F5.F5. Безумие заразно. Лео почувствовал, что еще немного – и от бессонницы и напряжения он скоро двинется крышей. Подошел к кровати и без слов на нее завалился. Алан вздрогнул, но не сказал ни слова.

F5.F5. Каждые пять минут.

Лео натянул на себя одеяло и продвинулся ровно настолько, чтобы не касаться парня, но чувствовать тепло его тела. Алан снова напрягся, но отодвигаться от него не стал. Лео повернулся к нему спиной и слушал в темноте. F5.F5.F5.F5…F5…...F5…............

Прошло десять минут. Пятнадцать. Ровное дыхание. Он осторожно повернулся, чтобы взглянуть. Алан лежал, уткнувшись лицом в подушку и спал.

====== 46. Первый круг ======

Когда Лео открыл глаза, за окном было еще темно. Но шорохи, шаги и голоса, доносящиеся из коридора, ясно указывали на то, что интернат просыпался. Ноябрьское мерзкое утро можно отличить от ноябрьской ночи разве что с помощью будильника. Но он проснулся не от его сигнала, а от ощущения холода. Во время беспокойного сна одеяло сползло на пол, и тонкие свободные штаны с майкой не спасали от прохладного воздуха.

В огромной постели он был один. Комната, освещённая тусклым светом настольной лампы, была незнакома, и некоторое время ушло на то, чтобы проморгаться и окончательно проснуться. Ах, да. Шум воды из-за неплотно прикрытой двери санузла говорил о том, что хозяин там. Лео потянул одеяло с пола и закутался в него. Вставать категорически не хотелось. Кран закрыли, и в наступившей тишине Алан неслышно зашел в комнату. Он был полностью одет. Темные джинсы, теплый джемпер. Еще немного влажные черные волосы в беспорядке растрепались, словно их наскоро подсушили полотенцем.

– Не спишь? – он заметил в полумраке комнаты сидящую фигуру, замотанную в плед. – Прости, если разбудил.

Алан говорил ровно, словно бы автоматически. Откатанные вежливые фразы.

– Я свет включу? – не дожидаясь ответа, продолжал он. – В темноте неудобно собираться.

Формально спросил, потому что щелкнул выключателем одновременно со словами. Жесткий электрический свет дневной лампы ударил в глаза, и Лео невольно зажмурился. И какой идиот назвал этот свет дневным? Дневной свет – он теплый, желтый, солнечный. А этот… Безжалостный прозекторский свет, режет, бьет в глаза, до слез.

Когда он окончательно привык к освещению, Альберт уже сворачивал шнур питания от ноута, запихивал его в кармашек сумки-планшета. Потом достал из шкафа пару маек, джинсы и сложил в спортивную сумку. Подумал и добавил туда же рубашку. Просто скомкал ее, сняв с плечиков и сунул, не глядя, внутрь.

– Уезжаешь? – да, когда нечего сказать, глупый вопрос – самый лучший выход…

– Да.

Алан включил фен и некоторое время можно было не думать, что сказать. Просто слушать ровное жужжание, смотреть, как парень перекидывает рукой отросшие пряди, чтобы подсушить быстрее, и чувствовать, как в груди разливается что-то похожее на отчаяние.

– Все. Давай прощаться.

В повисшей тишине после прекратившегося шума фена слова его прозвучали сухо и жестко.

– Прощай. – эхом откликнулся Лео. Пустота внутри стремительно расширялась, и у него было чувство, что он падает в глубокий колодец и никак не долетит до дна.

– И ты прощай. – Алан на него не смотрел.

Слово-перевёртыш. Как сказать… Прощай. Прощай. Прости. Прости.

– Я тебя давно простил, – вырвалось у него, само вырвалось. Впрочем, наверное, так оно и есть. Раз это слово нашло путь изнутри, мимо обиды, не залетев по пути в мозг.

– А я тебя…

Вот тут Лео конкретно подвис, ну нормально, не?

– А меня-то за что?

Нет, ну любому абсурду есть предел! Хотя, видно, некоторые этого и не понимают.

– Ты разрушил мою жизнь, – так просто, так спокойно, как если бы речь шла о том, что Лео перепутал и по ошибке налил себе чай в любимую чашку Алана. – Нет, не так, – тут же поморщился Свиридов, словно бы обжегся этим самым горячим чаем, – не так.

Или это он поправился, потому что мельком взглянул на окаменевшего от такого бреда гостя?

– Я хотел сказать, что моя жизнь разрушилась, когда в ней появился ты.

Он говорил это так просто и так равнодушно, как будто речь шла не о нем. Словно ему абсолютно всё равно, что будет дальше. А может быть, так оно и было на самом деле?

– Я… – оторопело начал Лео, но Алан не дал ему продолжить.

 – Помнишь, я говорил тебе, чтобы ты держался от меня подальше? Ну, тогда еще, на острове, когда мы выплыли? Я был дурак тогда. Я ошибся. Это не тебе надо было держаться подальше, это мне надо было держаться от тебя подальше. Вся моя жизнь пошла наперекосяк с того самого момента. Тогда еще, когда я тебя увидел в переходе. Хотя… может быть, ты и не причем. Может быть, просто так совпало…

Он сидел за столом, спокойно положив перед собой руки, и говорил так ровно и размеренно, словно молитву читал. И от этого у Лео буквально волосы дыбом поднимались, хотя в одеяле он уже давно согрелся.

– Знаешь, на свете нет ничего бесплатного, за все приходится платить. Просто иногда сразу. Достал кредитку и платишь. Полез драться – получил в глаз. И это офигенно, потому что знаешь, сколько. Знаешь, кому. И знаешь, что все. Больше никому ничего не должен. Но самое хуевое, что иногда платить приходится потом. Позже. Это как, типа, кредит взял, и не прочухал, что лох. Что будешь потом всю жизнь расхлебывать, и в итоге не знаешь, сколько выйдет. Вот я сейчас этот самый лох и есть.

Я сейчас плачу. За эту гребанную, никому не нужную золотую скорлупу. За «Свирель». За то, что люблю брата. Любил. За то, что его предал. За то, что у меня теперь до хуя денег. Только почему никто, твою мать, никто не сказал мне, сколько придется за все это заплатить? И чем придется расплачиваться? Я бы не согласился! Мне же ни хера этого ничего не надо! И денег столько не надо! И жизни столько не надо! На хера мне жизнь до девяноста лет? Что я буду с ней делать? В ней нет самого главного, ради чего я жил! Это сделка, которую я не совершал! Которую совершили за меня!

Он всё же не выдержал. Напряжение в его словах все шло по нарастающей и в итоге он почти сорвался в крик.

– Я в это во все не верю, – покачал головой Лео, – это безумие.

– Безумие? Конечно. Только не говори, что ты за свою жизнь ни разу не сталкивался с безумием. Безумие? Конечно это оно. Только вот из него, из них, из этих больших и маленьких безумий и состоит большая часть нашей гребанной жизни! Оглянись вокруг! Посмотри на меня! Я живое доказательство того, что безумие…

Он не договорил. Потому что Лео к этому времени сбросил одеяло и дошел до стула, на котором сидел Альберт. Молча встал на колени за спинкой стула и прижался лбом к лопаткам. Обнял за плечи.

Алан молчал, сглатывая раз за разом невидимые комки в горле.

Несколько минут молчания и тишины, в которой отчетливо слышны были смех и быстрые шаги в коридоре. Народ торопился на завтрак, потом на занятия, день разворачивался, раскрывался, вставал на привычные рельсы. Хлопали двери, кто-то обиженно крикнул: «Меня подождите, э!» Звуки сливались в успокаивающий ровный шум. Полотно жизни.

– Мне пора, – наконец сказал Алан. Лео отпустил руки, но так и остался сидеть на полу, только спиной прислонился к стене и подтянул колени к животу.

– А остальные вещи? – Лео хотел добавить:«Приедешь потом?», но вовремя остановился. Да и прозвучало бы это, наверное, так жалобно. Хорошо, что не сказал…

– Мне они не нужны, – безразлично бросил Алан. Он поднялся и взял куртку. – Я теперь охуенно богат. Все бутиковое говно мира теперь мое. Так что если шмотки подойдут кому-нибудь из наших, пусть забирают. Там и новые есть. А оставшиеся выкинь, пожалуйста.

– Хорошо.

Альберт застегнул куртку и набросил на плечо два ремня – от ноута и от сумки. Прошел до двери и остановился, взявшись за ее ручку.

– Да, Совсем забыл. Поздравь меня. У меня сегодня день рождения.

Открыл дверь нараспашку и вышел.

Лео остался сидеть на полу. Сидел, пока шаги не затихли в конце коридора.

– Поздравляю.

Комментарий к 46. Первый круг Эпилог завтра.

Уже два дня постоянно живет в голове. Не совсем в тему, и всё же...

https://m.ok.ru/video/28041154902

====== Эпилог ======

Тот день он и спустя много лет будет помнить до мелочей. Как сидел потом на полу, не думая ни о чём, только чувствуя, что холодный сквозняк гуляет понизу и заставляет кожу покрываться мурашками. Надо было бы встать и снова закутаться в спасительный плед, но сил не осталось даже на то, чтобы подняться с пола.

В наступившей тишине коридора, а видимо, все уже убежали, кто на уроки, кто на тренировки, был слышен шум автомобиля, очевидно, это подъехал таксомотор. Хлопанье дверей, потом рычание двигателя, постепенно удаляющееся и наконец затихающее вдали.

Позже он всё же поднялся, абсолютно бездумно снял со спинки стула Аланову майку с буквой А на спине и на груди, в которой тот спал сегодня, и натянул прямо поверх своей. Майка была ему немного свободной, но на Алане она вообще болталась…

Да, так стало теплее. Он собрал в охапку свой плед, подушку и неслышно прошел к незапертой двери, толкнув ее этой мягкой охапкой.

Потом, уже в своей комнате, он эту майку так и не снял. Она немного пахла топленым молоком. И совсем чуть-чуть больницей. Через час он вспомнил, что нужно позвонить.

Женька снял трубку сразу. Не на лекции он, что ли?

– Алло! – нервно-напряженно.

– Жень, Альберт уехал. Утренним рейсом улетел, домой. Насовсем.

– Постой, сегодня какое? Дак у него ж днюха сегодня… у них…

– Знаю. Ты встреть его, ладно?

– Конечно, Лень. Молодец, что позвонил. Сам как?

– Да нормально. – ничего не нормально, но принято же так говорить, если еще можешь хотя бы шевелить языком, правда? Лео мог.

– Ну и лады. Давай, не унывай. Суд когда?

– Кажется, через две недели.

– Не дрейфь, все будет хорошо.

– А Ветка? Как у нее?

– Пока держим, – засмеялся Женек. Но засмеялся с облегчением, наверное, проблема уже не такая серьезная, понял Лео.

Женек, как всегда, подействовал на него словно успокоительное. Доброжелательный танк.

После разговора с ним у Лео всегда мозги вставали на место. Независимо от содержания этого разговора. Просто от голоса, от уверенности, которая в этом голосе звучала, независимо от того, о чем шла речь. И, странным образом, после того, как он успокоился, в уме его возникло четкое осознание того, что нужно делать. Он натянул свитер поверх обеих футболок, высвободил довольно длинный уже хвост белых выгоревших волос из ворота и отправился к Ковалеву в кабинет.

Тренер стоял у окна и курил в форточку, он обернулся на стук в дверь и нисколько не удивился тому, что увидел Лео.

– Заходи, Линев. – он щелчком отправил окурок за окно и выпустил вслед за ним последнюю струю дыма. Потом не торопясь прикрыл форточку. – Что скажешь?

– Я хочу забрать документы.

Ковалев несколько секунд молча сканировал его лицо, потом кивнул.

– Хорошо подумал?

Вообще-то плохо. Но внутреннее ощущение правильности говорило Лео, что это единственно верное решение. Он тоже кивнул.

– Ну, что ж. – Ковалев побарабанил пальцами по столу. – Может быть ты и прав.

Он вздохнул и передёрнул плечами. Холодно было и тут, это из-за открытой форточки.

– Что ж за год-то такой? – тоскливо протянул Саныч. – И вроде не високосный, а все один к одному…

– Я до суда тут останусь по любому. Можно же оформить сегодня, а остаться жить до конца декабря?

– Конечно, Лень. Живи сколько нужно. А потом-то куда? Какие планы?

– Домой. – сказал Лео и тут же поразился тому, какой пустотой отозвалось это слово внутри. Кухня. Отчим. Двор. Компания.

– Ну, а вообще? В перспективе?

– Поеду в Питер, – поделился уже давно решенным Лин. – В институт физкультуры.

– Погоди-ка. – Ковалев после небольшой паузы полез в телефон и забегал пальцами по кнопкам. Аппарат Лео с готовностью звякнул у него в кармане и затих.

– Я тебе переслал контакт. Позвонишь, как только окажешься в городе. Думаю, трудностей у тебя не возникнет. И с общагой тоже все будет нормально.

– Спасибо.

– Не за что, Лень. Ты уж это… извини, если что не так. А комиссия-то думаю, что всё же примет во внимание решение суда и не будет особо зверствовать. Выговор там, то-се. Будем надеяться, короче.

– Хорошо, – флегматично отозвался Лео. Если честно, ему было фиолетово на выводы комиссии. Ему было достаточно той мысли, что он все сделал верно, и если бы ситуация повторилась, ничего бы не поменялось.

Следователь оказался прав. Суд прошел быстро, государственный адвокат, молодая девушка, только что закончившая ВУЗ, без труда доказала невиновность Лео. Прокурор даже опротестовывать не стал решение.

Выводы комиссии Лео ждать не стал. Какая разница? Он быстро собрался и в середине декабря уже стоял перед дверью своей квартиры и давил на кнопку звонка. На душе было ясно и пусто.

Безумный вихрь событий, скрутивший его в бараний рог, выжавший все соки и вымотавший душу, пропустивший через адский блендер и чувства и мозг, и завязавший в морской узел эмоции, этот вихрь, подобно морскому смерчу, внезапно распался, оказавшись на суше и оставив на песке почти бездыханное тело. Без сил, без чувств, без единой мысли. Хотя нет, одна мысль всё же была, всё же тлела на донышке, не давала окончательно потерять себя. Я жив. Это была прекрасная мысль, и когда Лео было особенно херово, он думал эту мысль, не особо вдаваясь при этом в детали. Вот так просто. Я жив.

Через день после того, как Алан улетел, со дна Финского залива спасателям всё же удалось поднять автомобиль. Тела в нем не было, он был пуст. Вероятнее всего, за это время его успело унести подводными течениями, и поиски не привели к результату. Однако пятна крови, обнаруженные на сиденье, как показала экспертиза, однозначно принадлежали Роберту. Как и отпечатки пальцев на рукоятке оружия, обнаруженного в снегу на берегу залива. Также свежие отпечатки были зафиксированы и в доме, на входной двери для прислуги, на некоторых вещах в гостиной. Кровь, оказавшаяся на полу и кресле в гостиной, также принадлежала Роби. Таким образом, картина преступления складывалась достаточно однозначная. Дело вскоре было закрыто.

Алан унаследовал все состояние отца. После смерти мачехи наследников больше не осталось, и оспаривать завещание было некому, а поскольку оно было составлено на двоих в равных долях, то доля Амалии перешла к Альберту.

Сразу после похорон Вальтера было оглашено завещание, и оно просочилось в прессу. Разумеется, желтые сайты, так поднаторевшие в скандалах, интригах и кустарных расследованиях, не смогли пройти мимо такого лакомого куска.

Они же и выложили отрывок видео с похорон Вальтера. Несмотря на старания СБ бизнесмена, ролик висел в сети около недели, и Лео успел его посмотреть.

Алан был на этих кадрах зыбкой тенью самого себя. У Лео сжалось сердце, когда он увидел эти бескровные губы, бледное лицо, обрамленное черными волосами до плеч. Алан был с непокрытой головой, несмотря на мороз и ветер. Волосы его трепал ледяной борей, внезапными порывами заставлявший задыхаться младшего Свиридова, который выделялся своей молодостью на фоне небольшой кучки солидного вида мужчин в черном. Алан тоже был в черном пальто и шарфе, он поднял воротник, но, по-видимому, толку от этого жеста было мало. Лео посмотрел этот ролик около двадцати раз, прежде чем его удалили. Сохранить его он не догадался. Да и что бы это изменило?

Новогодние праздники только усилили пустоту внутри. Мысль о старой летней компании неизменно вызывала тошноту. Мама, чувствуя похоронный настрой Лео, даже не стала предлагать ему турбазу, на которую утащила отчима на длинные новогодние праздники.

– Мальчик устал, – говорила она мужу во время их частых споров вполголоса в комнате, когда думала, что Лео их не слышит.

– Уголовник! – неизменно зло шипел отчим в ответ.

Лео с облегчением вздохнул, когда они уехали. Ему было хорошо одному. Никого не надо.

Начинался очередной год.