Текст книги "Double spirit. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: kasablanka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Так в гробовом молчании они дошли до двери.

Лео, не спрашивая, открыл ее и зашел первым. Алан, помедлив немного, тоже переступил порог.

– Эй, а ты не ох…

– Ложись. – кивнул Лео, показав на кровать. – Я не уйду, пока не уснешь.

Алан, непонятно почему, беспрекословно подчинился. Улегся прямо в майке и легких спортивных штанах в постель и укрылся одеялом, отвернувшись к стене.

Через полчаса окончательно стало ясно, что это провальная идея. Альберт в темноте извертелся, словно уж, то отбрасывая, то вновь натягивая на себя одеяло. Он послушно жмурил глаза и время от времени отчаянно зевал, однако провалиться в сон никак не мог.

– Да как же ты до этого-то обходился? – в конце концов взмолился Лео, который уже тоже порядком извелся. Ему до чертиков надоело смотреть на мучения парня.

– Ну, у меня давно так. Врач таблетки выписывал раньше…

– Давай, пей. Тебе надо заснуть. Я читал, что без сна люди с ума сходят.

– Да иди ты! – вскинулся Алан. – Нормально все! Я подремлю пять минут, может быть. Потом еще полежу. И вообще, у тебя своих дел, что ли, нет?

– Где колеса? – Лео был неумолим. В конце концов, если надо заставить этого дурака съесть снотворное, он заставит.

– Ну это раньше было. Робик все выкинул пару лет назад. Сказал, что и без них обойдемся. С ним вдвоем я засыпаю нормально.

Лео с полминуты взвешивал его слова, потом встал со стула, подошел к кровати и легонько, но довольно решительно пнул неподвижно лежащего и старательно жмурившегося инсомника.

– Двигайся давай.

– Э? – завис тот, тут же распахнув ни фига не сонные, воспаленные глаза.

– Не тупи. Как будто мы с тобой никогда не спали вместе.

Алан кивнул и быстро, насколько ему это позволяла перевязанная рука, отполз от края постели. Лео нырнул на нагретое место, как был, в тонких трениках и майке, под теплое одеяло. Альберт тут же рывком повернулся к нему спиной и затих.

Лео же лежал, напротив, лицом к спине парня, почти уткнувшись носом в его затылок, и с ужасом чувствовал, что его крыша, вначале чуть растерявшись, почти сразу начала уверенно съезжать в неизвестном направлении. Внутренний голос вопреки обыкновению, молчал, поджав хвост и забившись в самый дальний уголок.

Да уж, похоже эта идея была похуже предыдущей, подумал безнадежно Лео. И черт его дернул принять участие? В конце концов почему ему должно быть не пофиг, заснет Алан или нет? А между тем тот хоть и лежал неподвижно, но дышал рывками и, по всему видать, даже не собирался спать.

Лео же, чувствуя жар от его спины, мгновенно вспомнил тот феерический массаж, который был, кажется, сто лет назад, и внезапное импульсивное желание хотя б на миг снова прикоснуться к атласной коже буквально взорвало его мозг. И вот эта, третья идея, была хуже двух предыдущих, вместе взятых. Да что ж они по нарастающей-то? Суки. Он, даже не успев подумать, что совершает самый глупый поступок в жизни, быстро обеими ладонями проник под большую, и оттого абсолютно не мешающую майку, и положил их на лопатки, слегка поглаживая и опускаясь все ниже и ниже. Дааа… ощущения были именно такими, каких он и ждал. Невероятная гладкость и нежность кожи, этот запах топленого молока… дааа…

– Ты что делаешь? – буквально взмолился Алан, он дернулся и попытался отползти, но наткнулся на гору подушек и замер.

Лео не ответил, тут же продвинувшись вслед за ним и снова приникнув к крепкой, несмотря на худобу, горячей спине, поглаживая ее, словно лепестки цветка, осторожно и ласково. Крыша уползла на безопасное расстояние и оттуда, совершенно ошалев, наблюдала за действиями хозяина, даже не рискуя вмешиваться. Лео же заводился с каждой секундой все сильнее, все безвозвратнее. Да похуй на все! Он дышал запахом больницы и немного крови, видно повязка уже пропиталась ею, и не мог надышаться. Дурак. Да еще это окаянное топленое молоко...

Алан же, со своей стороны, притих, словно мышь под веником и кажется, даже не дышал. Лео только чувствовал, как подрагивает его тело в унисон с биением сердца.

– Ну давай, давай, – шептал Лео, уже мало что соображая. Это ощущение под ладонями, такое знакомое, еще с того, памятного дня, когда он делал Альберту массаж. Этот его развод, такой невинный, как тогда казалось, словно семя ядовитого плюща дал корни и росток, и сейчас этот плющ буквально душил его, не давал дышать, не давал соображать. Ощущение молочной нежной кожи с упругими мышцами под ней, такое правильное, такое больное…

– Давай, тебе же нужно, я чувствую...

Лео врал, вернее, лукавил. Больше всего, до скрежета зубов, до щемящей боли в груди и до безумного жара там, внизу, больше всего это нужно было ему самому. Такой болезненной эрекции, еще более болезненной от того, что это напряжение было обречено, ему не найти выхода, не здесь, не сейчас, не с ним, такой болезненной эрекции у него не было никогда в жизни.

Он безнадежно бормотал в теплые спутанные волосы, совершенно не надеясь на чудо. Да и не знает он, как это делается, не умеет, наверняка сделает больно. Да еще и картинка эта, выносящая мозг, застыла под веками, когда он чуть не умер в тот давнишний вечер, стоя в дверях и наблюдая близнецов в сверкании молнии… кажется, сотня лет прошла с той ночи, когда Алан так покорно поддавался ритмичным толчкам, так вскидывал голову, так приоткрывал рот в немом вопле, так кусал обескровленные губы…

Картинка эта не желала уходить из измученного мозга.

А теперь он тут, перед ним, покорный и беспомощный, и совершенно не сопротивляющийся…

Чувство острой жалости перемешивалось в груди с безумным возбуждением и превращалось в адскую смесь, которая готова была разорвать и мозг и сердце.

Хочу…

Алан лежал, по прежнему почти не дыша, и был совершенно неподвижен. Только его сердце колотилось, словно бешеное, это ощущалось даже со спины, потому что Лео уже прижимался к ней своей грудью так плотно, что, казалось, будто они – одно целое.

Наконец Лео, не выдержав чудовищного напряжения и не дождавшись ни слова от парня, – однако молчание ведь и не отказ, верно? – осмелел и нырнул рукой вперед, скользя ладонью по косым мышцам живота, дрожащими пальцами чувствуя восхитительные каменные кубики, опускаясь все ниже и в конце концов с восторгом ощутив под ними мощную, такую же, как и у него самого, эрекцию.

Это легкое касание, как видно, было последней каплей, которая обрушила лавину. Алан, почти неслышно всхлипнув, перевернулся на спину, чуть не задев больной рукой Лео, который едва успел увернуться, отпрянув назад, чтобы не причинить боли. И тут же рванулся вперед, броском, навалившись на гибкое исхудавшее тело всем корпусом и быстро, чтобы не упустить добычу, впился губами в обкусанные, потрескавшиеся сухие губы Алана.

«Ему же наверняка больно», – испуганно мелькнула мысль.

«Плевать», – жестоко погнала ее другая.

Самому же Алану, как видно, реально было плевать. Он бешено впивался ртом в губы Лео, казалось, стараясь сделать тому так же больно, как было и ему, и толкнув свой язык так глубоко, что Лео чуть не задохнулся. Хотя, если честно, он задохнулся скорее от эйфории, которая фейерверком вспыхнула в мозгах. Наконец-то все было правильно. Наконец все на своем месте. И плевать на то, что будет потом. Сейчас, сейчас…

Алан держал здоровой рукой его за затылок, запустив пальцы в волосы, будто боялся, что Лео исчезнет, и ощутимо давил. И от этого целоваться было еще больнее. Но так остро и так сладко, что Лео никогда бы не оторвался от этой боли. Если бы Алан не ослабил вдруг хватку и не нырнул быстрой ящеркой рукой в плавки, отточенным движением, нежно и в то же время крепко охватив готовый сдохнуть от счастья член. Лео тут же отзеркалил это нехитрое действие, добившись судорожного выдоха сквозь зубы у парня. У него в голове словно взорвалась сверхновая. Вся вселенная исчезла, сузилась до размеров кровати в маленькой комнате интерната, и в его вселенной остались только два тела, до безумия возбужденных, короткие рваные движения, быстрые поцелуи, больше похожие на укусы, сорванное неправильное дыхание, грохот двух сердец.

Лео сходил с ума от возбуждения и нежности одновременно. Еще он безумно боялся сделать больно, повредить руку, которая все время мешала, и эта необходимость быть осторожным, сдерживать себя, делала удовольствие острым как бритва, отчаянным и неправильным, и от того еще более сладким. Смесь взаимоисключающих чувств, жалости, похоти, стремления защитить и одновременно желания сделать больно, была настолько рвущей душу, что он не выдержал и минуты этой сумасшедшей дрочки, и со стоном сквозь сжатые в судороге зубы излился короткими толчками в горячую ладонь Алана. Уже на излете сознания чувствуя, как пульсирует в его руке твердокаменный, гладкий и мокрый от смазки ствол, как Алан так же стонет в его губы и мгновенно обмякает, плывет в его руках.

Плыло и все вокруг. Сознание упорно не хотело фокусироваться. Так хорошо… так расслабленно и правильно. Плыть по течению огромной реки, почти не слыша окружающих звуков и ничего не видя…

Лео медленно, постепенно выплыл из марева. Еще тяжело дыша и чувствуя, что сердце по-прежнему стремится вырваться из груди на свободу, он с трудом перевел дух и, не выпуская из объятий горячего Алана, с трудом вытолкнул из пересохших губ:

– Теперь только попробуй у меня не заснуть.

Алан от неожиданности фыркнул и, перевернувшись, затрясся в конвульсиях, прыская в подушку и всхлипывая. Лео тоже не долго продержался, тихо засмеявшись следом. Они хихикали, словно два школьника на уроке на задней парте, когда смеяться нельзя, но оттого просто невозможно остановиться. Почти беззвучно ржали, то затихая, то снова давясь смехом, и от этого отчего-то вдруг стало так легко на душе, что вся неловкость после этого внезапного недосекса за пару секунд растворилась, как ложка сахара в стакане горячего чая. Если подумать, то повода для веселья не было вовсе. Абсурдная ситуация запутала все, словно взбесившийся вязально-мотальный станок какой нибудь клубок ниток.

– Ну ты и скотина, – сквозь всхлипывания, с трудом проговорил Алан, продолжая смеяться.

– Вот чья бы корова мычала, – понарошку возмутился Лео и провел ладонью сверху вниз по лицу Алана в темноте на ощупь, заставляя того закрыть глаза. – Спи.

Замер на секунду, почувствовав под рукой маленькие лужицы. Мокрая подушка. Слезы? Да неет…

====== 43. Второй круг ======

Кажется, Алана вырубило вчера на полуслове через несколько минут после того, как они…

Кажется – потому что сам Лео выключился первым, видимо от эмоционального катарсиса лишившись сил буквально сразу после того, как они отсмеялись и затихли, по-прежнему не разжимая рук и объятий. Ну теплее же так, ну! Отопление еле работает, так что какие вопросы? И даже мокрое белье не заставило их накануне вечером встать и привести себя в порядок. А вот утром, после пробуждения, это чувствовать было немного неприятно. Лео чуть погладил темные волосы на затылке парня, безмятежно сопевшего на соседней подушке лицом вниз, однако тот даже не пошевелился. Продолжал тихо дышать, положив больную руку поверх одеяла, а здоровую – под голову.

Лео осторожно, чтобы не разбудить, отполз на край сдвоенной кровати и опустил ноги на пол. Напряженный с утра член натягивал влажную еще ткань, в тепле под одеялом это неприятное ощущение было малозаметным, однако на прохладном воздухе заметно захолодило нежную кожу, и Лео передернулся от дискомфорта. Быстро обувшись, он на цыпочках дошел до двери и, приоткрыв ее и убедившись, что коридор пуст, неслышно вышел.

Вышло так, что они проспали и завтрак, и утренние занятия, а впрочем, вчерашняя эйфория никуда не делась, поэтому такие мелочи не могли нисколько испортить отличного настроения. Ну, а крупные проблемы Лео предпочитал не пускать в голову. А их между тем было огромное количество. Однако закон перехода этого самого количества в качество работал и тут. Правда, несколько извращенно. Лео давно замечал, что если серьезная проблема одна, то ты грузишься, переживаешь, ищешь пути ее решения, не спишь ночами, ломаешь себе мозг. Если их две, то соответственно и геморрой в два раза больнее. Если три – то в три. Но если уж больше – то извините. Вступает в силу тот самый переход количества в качество. И тогда становится уже настолько похуй, что даже самому смешно. Ну не вешаться же, верно? Хотя по сумме траблов как раз выходит именно так – вешаться – и никак иначе. Однако – закон. Перехода, да…

Встаешь так к примеру утром – и понимаешь, что экзамен завалил, и вчера еще случайно залил соседей снизу, а накануне твоя девушка заявила, что наконец нашла истинную любовь, и извини… и тут же начала кудахтать, закатив глаза, что он такой… красавец, умница, приколист, родители в банке, катал ее на мазде, водил в ресторан, и вообще, это на всю жизнь, ой, извини, тебе неприятно наверное, но мы ж друзья, я думала тебе интересно… Блядь! Не интересно!

И выходишь ты такой этим утром во двор, настроение в говно, солнце в глаза, идешь забирать доки из универа, прикидываешь, долго ли до армейского призыва, и через триста метров пути – вдруг ливень как из ведра! Ты весь обсосанный, мокрый как мышь, прячешься под грибком на детской площадке и не замечаешь, что впопыхах наступил в кучу дерьма. Потом, через пять минут солнце невинно, как ни в чем не бывало, прогоняет тучу, ты выползаешь уже никакой из-под этого *банного грибка и только для того, чтобы через десять шагов почувствовать шлепок у себя на левом плече. Птичка. Ждала, сука, когда ты новехонькую футболку с логотипом любимой команды наденешь. И прицелилась, словно снайпер. И вот ты смотришь на это гуано и начинаешь ржать над всем этим без передыху. Не нервным смехом пациента психдиспансера, а реально здоровым пацанским ржачем. Потому что – ну не бывает так! И потому что это и вправду дико смешно. И тут же, проржавшись и проикавшись, успокаиваешься и машешь рукой: да пох на все! Я живой! Я целый! Я орел! И все будет заебись!

Вот и сейчас, у него проблем было до луны. И следствие. И маячащий за ним суд. И катящаяся в помойку спортивная карьера. И возвращение в «любимый» город под крыло «любимого» отчима. А тут еще и Алан. Подумать только, они переспали! Ну ладно, ладно, понарошку, по-детски, но все ж таки! И Лео его хотел до дрожи в коленках. И Алан, похоже, его самого хотел не меньше! А когда об этом узнает больной на голову его брат? Это же вопрос времени! Лео не сможет скрыть того, что его ненормальность, которую он никак не желал признавать, которую гнал и запихивал назад, на задворки сознания, которая ядовитым растением проросла в его душу и отравила ее, что эта ненормальность вырвалась наконец наружу, и теперь ее не только не придушить. Теперь, пожалуй, на нее даже намордник не наденешь. Он же дурак, это сияние в глазах, кровь в лицо, счастливая морда, их же не скрыть, да и никогда ему это не удавалось. И сейчас не удастся.

Однако – похуй. Ему теперь все было похуй.

Энергия била ключом, и до обеда он успел переделать кучу дел. Даже на пару часов занятий сходить. Педагоги были, разумеется, в курсе покушения и не особенно его мучили, испытывая, видимо, вполне объяснимое сочувствие. Но и злоупотреблять их снисходительностью тоже не стоило.

Вернувшись с занятий, он по-прежнему обнаружил своего нечаянного любовника спящим, словно сурок. Ну ясное же дело, Алан не спал несколько суток, и теперь организм, видимо, добирал то, что ему положено по праву. Он лежал теперь на спине, и Лео невольно залюбовался тонким прекрасным лицом, которое не испортила ни худоба, ни бледность, ни изможденный после потери крови вид, бледной атласной кожей надплечий, точеными ключицами. Все это так хотелось погладить! Легонько так, нежно…

Пару минут он раздумывал, дать ему поспать еще или же растолкать и потащить обедать, но потом решил пожалеть. Да и в конце концов, теть Вику всегда можно уболтать покормить потом в неурочный час, тем более Алана. А вот сон – он же на вес золота! Пусть спит. И Лео поскакал по ступенькам на запах еды, подгоняемый поскуливающим желудком. Душа его с самого утра была немного неспокойна, несмотря на хорошее настроение. Из-за отсутствия Роберта, разумеется. Не укладывалось в голове, почему это он вдруг подорвался, бросил своего обожаемого Берта и исчез. Что за причина? И когда его ждать назад? Если бы он явился прошлой ночью, это был бы безусловный пиздец. Куда там голубю с его дерьмом! Самое невероятное, что Лео в эйфории вчерашнего вечера и ночи и думать не думал о таком раскладе. А ведь стоило бы! Так нет же, беспечно вырубился, даже упустив из вида, что дверь не закрывается на замок.

С этими мыслями он зашел в зал столовой и остановился в дверях, пораженный увиденным. Народу было полно, однако тишина в помещении была гробовая. Ни шума раздачи, ни звякания ложек о тарелки, ни гомона и смеха подростков. Все застыли, словно в гоголевской пьесе, прервав разговоры на полуслове и повернув головы в одном направлении. Нарушал мертвую тишину лишь четкий голос диктора, доносящийся из того угла, где обитал старенький телевизор, в глубине раздаточной. Обычно он захлебывался сериальными страстями, однако сейчас на экране шла сводка происшествий. И после пары фраз, сказанных фирменным напряженно-тревожным голосом ведущего, у Лео подкосились ноги и он опустился на ближайший стул.

«…напоминаем, что жертва нападения, жена известного предпринимателя Свиридова, Амалия, была найдена мертвой сегодня утром приходящей прислугой в гостиной собственного дома, расположенного на берегу Ладожского озера, недалеко от Шлиссельбурга.»

В кадре появился человек в форме.

«Убийство произошло в районе одиннадцати или двенадцати часов вечера накануне. Преступник был, вероятнее всего, один. Мужественная женщина пыталась защититься и успела выстрелить из личного оружия как минимум два раза. Пятна крови на полу ясно указывают на то, что пули попали в цель. Однако ответным выстрелом женщина была хладнокровно убита в упор. Первый выстрел был в грудь, а контрольный выстрел был произведен в голову. Оперативники попытались воссоздать картину происшествия. Вероятнее всего, жертва знала преступника, потому что следов взлома не обнаружено. Машина беспрепятственно въехала во двор, преступник вошел в дом и через короткое время прозвучали выстрелы. Затем, сев в машину, преступник попытался скрыться, покинув усадьбу через ворота эллинга, расположенные на заднем дворе. Вероятно, у него в плане было выехать на заброшенную дорогу, в объезд плотно застроенных и оживленных, даже в этот час, улиц посёлка. Как бы то ни было, ему это не удалось. В километре от места преступления разыгралась еще одна трагедия. Выехав на лед Ладоги, который в этом году необычно рано сковал озеро, преступник сильно рисковал. И просчитался. Ранний ледостав не обеспечил достаточную толщину ледового покрытия и последнее не выдержало массы автомобиля. Автомобиль ушел под воду, проломив собой лед, и сейчас находится на глубине около трех с половиной метров. Спасательные работы ведутся. Однако они осложняются тем, что доступ к машине затруднен. Будем привлекать водолазов и вертолет, иначе достать автомобиль будет невозможно.

Однако личность преступника будет установлена уже в ближайшее время. Нами найдено орудие, это пистолет Макарова, выброшенный неподалеку от места преступления, на берегу озера. Судя по всему, действовал не профессионал, так как орудие сохранило отпечатки пальцев преступника, и я уверен, в ближайшем будущем мы сможем и извлечь тело убийцы из ледяной ловушки, и подтвердить его причастность при помощи идентификации по отпечаткам пальцев.»

Сюжет сменился. На экране появились кадры пожара в Подмосковье, и народ постепенно зашевелился, задышал и стал отходить от шока. Лео по прежнему сидел без движения и пытался собрать разбегающиеся мысли хоть в какую-нибудь шеренгу. Эта Амалия – стало быть, жена отца Алана? Но кому ее понадобилось убивать? Зачем? И невольно мозг пытался собрать мозаику из фактов, обрушившихся на него за последние дни. Покушение на Алана. Исчезновение Роберта. Пистолет, который он случайно увидел в бардачке машины. Интересно, сколько до Питера? Тысячи две километров? Это сколько дней пути? А если гнать? Да нет, это же безумие! Кому нужно убивать Алана? Зачем Роберту убивать мачеху? Да нет, Роберт кто угодно, но не убийца! Или…

Лео тут же пришло на память жесткое лицо старшего близнеца, когда он медленно опускал арбалет, держа на пушке Алана. А если бы Лео не ударил по руке? Тогда что? Тогда… Выстрелил? Он не мог ответить. Он в равной степени не мог себе представить как спускающего курок Роберта, так и Роберта, который опускает оружие и говорит что-то вроде: «ну ладно, я пошутил».

И вдруг тут же его голову словно стрелой пронзила мысль: Роби! Ведь, если это он, то стало быть… Это он сейчас лежит в ледяном саркофаге на дне озера, под толщей льда! Лео чуть было не закричал от ужаса. Недавний сон обрушился на него, сжимая в железных тисках мозг, сон, в котором он видел мертвое лицо с раскрытыми глазами, стоя на коленях на прозрачном метровой толщины льду и приникнув, словно к стеклу, в кольце из рук, к кристально-голубой поверхности, чтобы разглядеть это лицо во всех подробностях. Только там, во сне, лицо было Альберта. Альберта? Или он ошибся? Ошибся… Лицо было Роби… Подо льдом не различить…

Он словно очнулся от морока, вздрогнул и огляделся. Все уже принялись за еду, негромко переговаривались между собой, под впечатлением от услышанного и увиденного. Одна только Юлька в отдалении сидела, словно окаменев, с прямой спиной, глядя в окно. Однако меньше всего Лео занимали окружающие. Его мучил только один вопрос. Как сказать обо всем этом Алану? Как?

====== 44. Второй круг. Часть вторая ======

Комментарий к 44. Второй круг. Часть вторая Дорогие сограждане! Спасибо всем, кто продолжает читать, несмотря на вчерашнюю главу.

Еще добавлю, что вся цепь развития событий в голове сформирована, включая 3 часть, и обжалованию не подлежит. Сейчас я просто оформляю ее и переношу на бумагу.

Еще добавлю, что убрала все предупреждения из шапки, потому что не вижу в них особенного смысла, и еще по одной причине, о которой пока сказать не могу.

На комменты не могу ответить физически, их несколько сотен. Но читаю все. Спасибо за них огромное!

Он просидел над тарелкой, пожалуй, не меньше получаса, но ни одной идеи у него не возникло. Пару ложек супа всё же удалось в себя запихнуть, буквально через силу, больше из-за того, что надо. Столовая постепенно опустела, и он сидел в тишине, только повар с раздатчицей о чем-то шепотом секретничали за перегородкой.

У Лео промелькнула малодушная мыслишка, что, если просидеть тут до вечера, то кто-нибудь успеет сообщить Алану о происшествии, и ему не надо будет погружаться в этот ад. Однако ему самому тут же стало противно от этой мысли.

Он вяло поплелся, собрав почти нетронутый обед на поднос. Сгрудил все на столик для грязной посуды. Поймал себя на том, что делает это нарочито медленно, чтобы потянуть время. Еще раз передернулся от отвращения к себе и также медленно побрел к выходу из обеденного зала.

Мобильник внезапно ожил в заднем кармане штанов и запиликал простенькой мелодией. Лео, обрадованный неожиданной отсрочкой, двумя пальцами потянул аппарат и тут же застыл. А вдруг это Алан? Да неет. Они даже не знают номера телефонов друг друга. И в самом деле, это был не Альберт. На экране высветилась смеющаяся физиономия. Эльф.

– Алло, – с облегчением выдохнул Лео в трубку. Как нельзя кстати. Единственный голос, который он сейчас хотел услышать.

– Знаешь уже? – без приветствия сказал Женька.

– Да, видел по телевизору. – бесцветно ответил Лин.

За прошедшие дни они созванивались несколько раз, и Женек, разумеется, был в курсе последних событий и буквально исстрадался из-за невозможности прилететь. Что-то там у Ветки приключилось со здоровьем, то ли в больнице она, то ли еще что.

Женька рвался, и Лео даже чувствовал что-то вроде ревности. Хотя это было и глупо и нелогично. О том, что Свиридовы пусть по-своему, но привязаны к своему наставнику, Лео знал давно. Как и о том, что Женек хоть и гонял их порой как сидоровых коз, но тоже относился к ним как к младшим братьям.

– Ал где? Я не могу дозвониться, он трубу не берет.

– Спит, – коротко сказал Лин и тут же понял, что почти спалился.

Однако Женек или не заметил, или сделал вид, во всяком случае, никак не отреагировал. Женька помолчал в трубку. Молчал и Лео.

– Знаешь, – через полминуты нарушил тишину эльф, – я думаю, что это Роби.

Слова давались ему с видимым трудом. Лео вообще-то думал так же, как и Женька, поэтому не ответил. Он отошел к окну и смотрел на хмурое небо. Редкие мелкие капли невидимками висели в воздухе, и только по мокрому асфальту можно было догадаться о том, что за стеклом идет осенний мерзкий дождь.

– Он ко мне в общагу приехал позавчера. Взвинченный, как пружина. Бля, если бы я только знал… Дурак я дурак, надо было мне его дожать!

– Позавчера? – тупо спросил Лео, чтобы хоть как-то отреагировать.

– Приехал и сразу увалился спать. Сутки гнал, идиот. Как только цел остался.

– А потом?

– Вот то-то и оно. Вчера вечером собрался, ни слова не говоря, попрощался и уехал. Лень, я идиот! Ну я ж даже и предположить не мог!

– А Ветка что? – внезапно вспомнил Лео. Ну эльф-то ладно! Но Вета-то, Ветка, она ж и мертвого разговорит! Хоть что-то вытянуть она должна была из этого ненормального, да и по виду должна была догадаться!

– В том то и дело, Лень. На сохранении она. Мы вдвоем с ним эти сутки были, да и то – я с занятий в больницу, замотался весь.

– Э… – поперхнулся Лео. – Поздравляю. – выдавил из себя в шоке.

– Пока не с чем, – расстроенно ответил Женек.

И, снова помолчав несколько секунд, буквально выдавил из себя:

– Я, знаешь… в общем… если меня вызовут, то мне придется все рассказать как есть. Машина его… если это она, конечно. Хотя… бля. Не могу поверить, что его больше нет! Сука!

Он внезапно прервался и замолчал. Судорожное дыхание в трубке. Лео ждал. Наконец эльф собрался с силами и продолжил, уже более-менее спокойно.

– Её все видели, она же сутки стояла возле общаги. Я буду вынужден все рассказать. Ветка же, сам понимаешь. Да и Робке уже вряд ли поможешь, черт!

Он всё же не выдержал и всхлипнул, почти совсем незаметно, видно успел прикрыть трубку рукой.

– Конечно, – пробормотал Лин.

– Епт, еще ж Ал не знает. Вот задница-то.

– Я сейчас к нему иду. – все. Он это сказал, и теперь отступать некуда.

– Давай, – выдохнул Женек. – я ему перезвоню через полчаса.

Лин засунул телефон в задний карман, не сразу в него попав, и продолжил свой путь. Внезапно дорога до лестницы показалась ему длинной, словно кошмарный сон. И он шел, еле переставляя ноги, пока не уткнулся носом кроссовки в первую ступеньку. И тут же насторожился. Ему показалось, или из-под лестницы и в самом деле донесся судорожный вздох?

Он присмотрелся. В тени, в самом дальнем уголочке, на полу, скрючившись, сидела хрупкая фигурка. Лоб человечка упирался в колено одной ноги, вторая была беспомощно вытянута вперед. Рука обнимала острую коленку, а в пальцах другой руки дрожала сигарета, дымок которой выписывал затейливую вязь узоров в воздухе.

Лео вздохнул и подошел. Сел рядом. Костик замер, почувствовав присутствие постороннего рядом. Или же тепло ощутил? Во всяком случае, всхлипывать перестал и, пару раз подавив судорожный вдох, поднял заплаканное лицо. И без того по-детски припухшие веки от слез набрякли еще больше и превратили его глаза почти в щелочки.

– А, это ты, – бесцветно выдохнул почти шепотом, хлюпнул носом и неловко затянулся, тут же закашлявшись. Подтянул второе колено к животу и обнял себя, словно ему было холодно. Вообще-то, из-за запоздавшего отопления, тепла так и не было.

– Еще ничего не известно, – Лео реально было жаль говнистого пацана. Поэтому он, как мог, попытался его утешить. Он сказал эту фразу и тут же сам поразился, насколько фальшиво прозвучали его слова. Станиславского на него нет! Ему самому, стыдно сказать, но не так чтобы было жутко думать о Роби, или, допустим, жалко его там. Ему было никак. Странное равнодушие. Хотя, если вдуматься, то осуществилось то, что он тогда вполголоса, надорванным горлом, выплевывал в «Свирели».

Он мечтал о смерти Роберта. Он всерьез верил в то, что его убьет, рано или поздно. И вот эта мечта свершилось без его участия, но ни радости, ни даже облегчения он от этого не испытывал. Как там говорится? Сидите на жопе ровно, и мимо вас пронесут труп вашего врага? Только вот почему-то в этой народной мудрости, блин, ни слова не сказано о том, что счастья вам это не принесет. И радости тоже ни на йоту не прибавит.

Он попробовал положить руку на плечо Костику, однако тот, словно ежик или ощерившийся котенок, смешной в своей агрессии, сбросил эту руку и передернулся.

– Да что ты лезешь? – его ломкий, полудетский еще голос, звенел злостью, – ты же его ненавидел, это же всем видно было! Ты…

Он снова всхлипнул и замолчал.

– А ты?

Во время затянувшейся паузы Лео почувствовал себя идиотом. Идиотом и скотиной.

– А я… – запинаясь всё же ответил Костик, – а я… Он был мой друг. А ты завидовал!

И он вызывающе, насколько это было возможным с его распухшей физиономией и мокрым носом, посмотрел на Лео. Однако последовавший за этим очередной всхлип, разумеется, смазал впечатление от этого взгляда.

– Этот «твой друг» трахнуть тебя хотел! – мстительно отбил Лео.

Мелкий дурень его мгновенно выбесил, и он спецом кольнул этого недокота. Однако реакция на свой выпад его обескуражила.

Костик взглянул на него прозрачными, еще тем более прозрачными от того, что в них стояли слезы, глазами, и прошептал:

– А разве одно другому мешает?

У Лео тут же упало сердце. Бля, и вот в кого он такой… жалостный? И не скажешь ведь ничего на эти слова! И жалко маленького придурка, словно бездомного котенка. А может, он и не придурок вовсе? У каждого правда своя, и непонятно, у кого она правильнее.

Он вздохнул и поднялся на ноги с ледяного цементного пола. Отряхнул ладони.

– Еще ничего не известно, – всё же сказал он напоследок еще раз, перед тем, как начать долгий подъем по бесконечной лестнице, уворачиваясь от сбегающих сверху вниз воспитанников и давая дорогу тем, кто поднимался вверх. Однако как ни тянул он, ему удалось выгадать дай Бог если пару минут.

Когда же он наконец добрался до двери в комнату близнецов, его сердце колотилось как безумное. И горькое предчувствие разливалось в груди, не остановить. Больше всего на свете ему хотелось сейчас забраться под одеяло и собрать в охапку одновременно и подбешивающего, и вызывающего жгучее желание парня. Однако чувство, что то немногое, хрупкое, тот мостик, еле заметный, призрачный, покачивающийся в тумане над пропастью, соединяющий их души, сейчас оборвется, безжалостно терзало его мозг. Впивалось когтями в душу.