Текст книги "Попадос (СИ)"

Автор книги: Inndiliya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

И-и-и мокренькая кисонька, кисонька, кисонькааа

Скрылся летний дождь вдали, нанана-нанана

И, обнявшись, дальше шли, нанана-нанана,

Ослик, суслик, паукан, нанана-нана

И-и-и сухонькая кисонька, кисонька, кисонькааа

Сухенькая кисонька – тренд сезона. Вернее – сухенькая жопонька. Вот где счастье-то. Надо будет открыть свое производство одежды и назвать труселя для омег «Сухенькая кисонька». Им абракадабра, а если сюда попадет землянин, во чувачелло порадуется.

Настроение улучшалось прямо на глазах. Я всегда старалась быть на позитиве, и случавшиеся со мной редкие депрессии ненавидела всеми фибрами души. Это настолько противоречило моему внутреннему миру, что внутри выжигало большущую дыру, которую потом долго и тщательно приходилось заполнять котиками, анекдотами и байками, и картинками с красивыми мужиками. Еще от этого помогал Бусин, но он не всегда был под рукой. Иногда, когда его толстая мохнатая задница была остро нужна для тисканья, он шлялся по своим важным делам. А иногда был дома, но тискаться не желал. Гордый и самостоятельный, прямо как я сейчас. Тьфу. Бус! Какая же это гадость, когда тебя тискают против воли. Прошу у тебя прощения, Бусик. Вот прилечу на Землю, найду тебя, пристрою в хорошие руки и попрошу прощения еще раз. Или заберу тебя с собой. Или к тому времени Мэдирс передумает и оставит меня на Земле. Короче – или ишак сдохнет, или падишах. Насреддин* прав во веки веков. Аминь.

Я вышла из душа и обрадовалась – Мэд спал, раскинувшись на постели. Ни говорить с ним, ни молчать с ним не хотелось. И видеть тоже. Да и эта каюта мне остопиздела так, что выть хотелось. А ругаться действительно надо поменьше. Мэд прав. Между прочим, я поняла, почему ругаюсь: вот, например, «все равно» – восемь букв. А «похуй» – только пять. Вывод: мы ругаемся матом, потому что экономим буквы. А я всегда была оооочень экономной. Хе-хе.

Решительно натянула на себя одежду – кстати, надо будет спросить – нет ли здесь гаремов и паранджи, а то какие-то параллели с собственническими законами незримо прослеживаются. Вот ведь будет попадос, если здесь восточный тип отношений принят. Но это потом. Все потом. А сейчас, Лиана, – я взялась за ручку двери и открыла ее, – сбывается мечта всей твоей жизни – увидеть космос и побродить по кораблю.

У меня даже коленки затряслись от предвкушения.

Длинный коридор одинаково уходил и направо и налево. Пойду направо. Леваки нынче не моё. Я замужем всё-таки. Непонятные одинаковые двери тянулись вдоль коридора и отличались только значками, наверное, это цифры. Двери трогать было страшно. Вдруг ввалюсь кому-нибудь в каюту. Во позорище будет. А рубка должна отличаться от простых кают.

Рубка действительно отличалась. Во-первых, она находилась по центру, во-вторых, была круглая и, в-третьих, от нее расходилось в стороны несколько коридоров.

Тихонько потянула за дверь, ожидая чего угодно, совершенно не страшась и не боясь, что меня заругают – это как увидеть Париж и умереть. Только здесь коооосмооооос!!! А потом пусть хоть запрут безвылазно. С детства зачитываясь фантастикой, я выросла на книгах о космосе, о пиратах, о приключениях. А когда выросла, подоспели компьютерные игры. Вот где оторвалась от души – в гонках на кораблях и пилотировании. Я даже для этого разорилась на джойстик и приставку в то далекое время, когда они только появились. Месяц потом голодала, зато похудела и выглядела на пять лет моложе. Вот тогда-то я и стала ругаться, как сапожник. Все эти тонкости управления, внезапные кометы, подлые выстрелы противника, непослушный джойстик – сколько раз орала, пиная подушку ногами – не счесть! Думала даже выкинуть приставку из окна. Но потом успокаивалась и продолжала дальше. Все известные игрушки я проходила до конца и не по одному разу. Только это было уже давно.

За дверью космоса тоже не было. Только экраны, уставленные полукругом, огромная панель управления и ни одного иллюминатора.

Сказать, что я расстроилась – ничего не сказать. Потому что на экранах это выглядело так же, как на мониторе моего компьютера. В точности. Один в один. А я думала, тут будут огромные окна слева направо, во всю стену, и если выключить свет, то можно будет плыть в темноте космоса, как Лео с Кейт на Титанике, на носу корабля. От будничности и простоты – ну панель, ну сложная, ну большая – что я, пультов больших не видела, – так расстроилась, что не сразу обратила внимание на альфу, подошедшего ко мне.

Он поклонился и поздоровался:

– Добрый вечер, лорд Кайрино.

– Добрый вечер. – Я с интересом оглядела молодого альфу. В нос шибануло острым запахом с примесью кофе, корицы и нотой мускуса. Схера ли такая реакция? У меня же течка вроде кончилась… или кончается… Или у альф на любого омегу такая реакция?

М-м-м! Как же я хочу кофе! Точно течка закончилась и мозги заработали.

– Извините, лорд…

– Называйте меня Лиатт, пожалуйста!

– Мистер Лиатт, прошу прощения, но в рубке посторонним находиться запрещено! – произнес альфа, бледнея и краснея, меняя цвета попеременно, прямо как Индикатор из мультфильма «Тайна Третьей Планеты».

Ой, а я сказала, что Земля четвертая. Вот дура. Точно ведь – третья от Солнца.

– Простите, вы сейчас кого здесь назвали посторонним Вэ***? Мужа своего командира? Меня, Герцога Лау? Может мы еще тут померяемся писюнами – у кого больше?

Альфа сбледнул с лица, но не смог противиться любопытству и заинтересованно уставился мне в пах.

– Слушайте, у нас ничья. У вас – один, и у меня – один! – озвучила я баянистую шутку с Земли.

Альфа рассмеялся, показывая крепкие, красивые белые зубы, начиная принимать нормальный цвет лица.

Протянула руку: – Ну, что, будем знакомиться? Лиатт.

– Дион. – Он взял мою ладонь, протянутую для пожатия, развернул и поцеловал, наклонившись.

– Дионнн – какое красивое имя! – Я сто лет не флиртовала и вспоминать было приятно. Особенно, когда альфа так привлекателен, молод, суров, червлен бровями и волосами, с голубыми прозрачными глазами, цвета родниковой воды, и ведется на мой флирт, как котенок на клубок.

– А где ваш муж? Он правда отпустил вас погулять по кораблю в одиночку? – слегка-слегка недоверчиво, чтобы не обидеть недайбоже такого юного прелестника, как я, даже косвенно, своим мнимым недоверием, спросил он.

– Спит. Утомился. Не вынес напряженной гонки гормонов. Я вот пить захотел, вышел поискать, и нашел вас, Дионнн! – Пить действительно хотелось, и, как оправдание, это было первым, что пришло в голову.

Альфа снова покраснел и, протянув руку к панели в стене, открыл ее и предложил мне на лоточке… дорио. Да они сговорились тут все, что ли… Хотя проверить с помощью фрукта, не полюбила ли его, а значит, не беременна, хотелось. Это как трогать языком ранку от зуба. И больно, и страшно, и кровит, но не трогать не получается. Я улыбнулась, взяв дорио, надкусила и обрадовалась. Реакция – блевотная, как от соленой морской воды, только еще и пахнущей имбирем, осталась та же, что и была. Мда… «Мистер Джон через пару месяцев все-таки бросил курить сигары, а вот мистер Гарри без сигар уже не может»** – это, кажется, про меня. Глядишь, так и привыкну.

– Простите, Дионнн! Но мне бы попить. – От него так приятно пахло кофе, что я неосознанно водила носом, и не могла надышаться этим запахом. Нет, никакого влечения, никакого подспудного желания секса к нему не возникало – слава ктулху, натрахалась на полгода вперед. Но выпить чашечку крепкого сладкого кофе хотелось неимоверно, до спазмов в животе. – Не могли бы вы принести чашечку чего-нибудь горячего?

Я подумала, что говорить альфе: у вас приятный запах, приготовьте, пожалуйста, напиток с таким же ароматом, было глупо. Ура! Еще одно подтверждение, что мозги включаются в работу.

Дион смущенно улыбнулся и вылетел за дверь пулей.

Я подошла к пульту и посмотрела на разные тумблеры, кнопочки, выступы и непонятные обозначения под ними. Раз мозги включились, начинай, Лианочка, учить язык. Безграмотный герцог – это моветон. Да и очень неудобно в быту. И читать уже хотелось, аж руки чесались.

Когда хлопнула дверь, я как раз водила пальцем по надписям, выискивая знакомые буквы из алфавита, который заучила песенкой для малышей с Тусио. Составлять буквы в слова самостоятельно было смешно и нелепо. Без самоучителя будет трудно.

Обернувшись на стукнувшуюся дверь, я ожидала увидеть Диона с напитком. Но в дверях теснилась замершая группа альф во главе с Мэдом. Он был босиком, в одних брюках, надетых задом наперед, с голым торсом, на котором засохли потеки моей спермы, и на лице был написан ужас, типа «мы все умрём». Раздавался приглушенный топот ног, альфы прибывали, врезаясь в живописную группу стоящих, и, замирая, напирали на передних.

А-а-а! Так вот что за звуки я слышала краем уха! Это не «блядь» кричали в коридоре, а звали меня. Биллиат! Вот имечко-то досталось!

– Лиатик, малень… чик мой! Замри! – спокойно, контрастируя голосом с выражением лица, произнес Мэд, глядя на меня и протягивая руку, но не двигаясь с места.

Меня окатило жутью, как тогда, когда на мне обнаружили паука на прогулке и мой тогда еще муж говорил со мной точно так же. Хоть бы не паук! Хоть бы не паук. Я тогда не завизжала, а замерла, как сейчас, но внутри звенел вопль ужаса, заглушающий звуки извне.

– Лиатик, маль… чик мой! Убери ручку с пульта, солнышко! – так же спокойно и ласково, делая маленькие шажки ко мне, продолжил Мэд.

Я обернулась к пульту, посмотрела на свою руку и аккуратно ее убрала, размяв в воздухе пальцы от испуга. Дружный вздох десятка альф разнесся по рубке.

– Что ты здесь делаешь, милый? – Мэд так же медленно, боясь напугать меня, хотя куда уж сильнее пугать, я дрожала от виртуального неснятого паука и это было видно невооруженным глазом.

– Дион? Где Дион? – произнес черноволосый альфа, стоящий в дверях.

– Я здесь! – виноватый голос донесся из задних рядов теснящихся за дверью альф.

– Так что ты делаешь здесь? – выделив последнее слово интонацией, спросил меня Мэд, подходя и пытаясь прижать к себе.

Ишь ты, какой быстрый. Я выставила руки перед собой, не давая обнять себя.

– Мне захотелось пить. Я попросил Диона принести мне чего-нибудь горячего. А что?

– Он тебе не Дион, – тихо прошипел Мэд. – Пойдем в каюту. Нам надо поговорить. – Он протянул руку и, взяв меня за предплечье, поволок в сторону выхода.

Чоррррд! Опять попала в историю, да еще и подставила несчастного Диона.

Альфы расступились, пропуская нас с мужем, и до каюты мы с ним дошли в полном молчании. Расстегнутая ширинка на заднице Мэда смешно покачивалась при ходьбе и после пережитого шока и вида супруга на меня напал смех. Я пыталась его загнать внутрь, но у меня ничего не вышло. Как только дверь за нами захлопнулась, я упала на разворошенную постель и зашлась в хохоте, катаясь по ней и держась за живот.

Комментарий к 19. *Ходжа Насреддин за хорошую плату взялся за двадцать лет обучить грамоте ишака. Эмир грозил отрубить Насреддину голову, если в указанный срок ишак не научится читать. Когда Насреддина спросили, как же он пошел на такой риск, он ответил:

– Ничего страшного. За двадцать лет или ишак сдохнет, или эмир умрет, или я!

**Жили-были два друга – мистер Джон и мистер Гарри. Мистер Джон любил каждый вечер выкурить сигару, сидя у своего камина с бокалом дорогого бренди, а мистер Гарри терпеть не мог табачный дым и его очень раздражала привычка мистера Джона. Однажды мистер Гарри украл сигару у мистера Джона и засунул себе её в задницу, походил с ней 15 минут, вытащил и положил на место в дом мистера Джона. Мистер Джон подвоха не заметил и выкурил сигару как ни в чём не бывало. В следующий раз мистер Гарри засунул сигару себе между ягодиц на полчаса и ситуация повторилась – мистер Джон не почувствовал разницы. В третий раз мистер Гарри засунул себе сигару промеж булок на час и вернул её после. Так продолжалось около месяца. Мистер Джон через пару месяцев все-таки бросил курить сигары, а вот мистер Гарри без сигар уже не может.

Посторонним В – табличка из мультфильма про Винни-Пуха.

====== 20. ======

– У тебя штаны… штаны… ахахахаааа, – смеялась я, тыча пальцем на злого Мэда, не в силах выговорить всю фразу целиком.

Он посмотрел на себя и нахмурился. Потом посмотрел на меня и несмело улыбнулся, снял брюки и, подойдя ко мне, сел на кровать.

– Так, значит, чтобы заставить тебя смеяться, нужно надеть брюки задом наперед, испугать до полусмерти всю команду и поиграть с пультом космического корабля, Ли, – мягко сказал он, погладив по руке.

– Как ты заставил Диона покинуть рубку? – Мэд ласково улыбался, все еще напряженно сидя возле меня.

– Всего лишь улыбнулась ему…

– Улыбнулся.

– …сказал, что у него красивое имя и попросил принести мне чашечку чего-нибудь горячего. Бооооже! Как он пахнет! Это настоящий запах кофе с Земли! Я без кофе не начинал ни одно утро! Я кофеиновый маньяк. Если здесь не найдется ничего, похожего на кофе, точно завяну через месяц. – Остаточные хиханьки вырывались из меня уже реже, но заряд бодрости все еще распирал.

– Ли, – расстроенно произнес Мэд. – Я же просил тебя подождать чуть-чуть. Ходить по кораблю, битком набитому альфами, омеге в течке – не самое разумное решение.

– Да нет больше течки. Все прошло, слава белочкам! И потом, ты спал, а сидеть в этой каюте и смотреть в стену – больше похоже на шизофрению. Это невыносимо. И ничего с вашим кораблем я не делала. Неужели ты считаешь меня идиоткой… идиотом? Я лишь пытался прочитать, что там написано. Алфавит уже знаю, вот и попробовала составить слова из знакомых букв.

– Давай по пунктам. От тебя фонит течкой, как от атомного реактора. Она заканчивается, но еще не прошла, прости. Альфы, конечно же, не тронули бы тебя, Ли, но лишний раз провоцировать их не стоит, милый. Никто тебя не запирает в каюте, как ты успел заметить – двери были не закрыты. Я планировал поговорить с тобой и лишь на секундочку закрыл глаза. А когда открыл… – Мэд устало провел рукой по лицу, – тебя нигде не было. Я так не пугался даже когда вытаскивал тебя голого и связанного из подвала. Даже не помню, как штаны надел. Никто не считает тебя идиотом. Пойми, я испугался. Испугался за тебя. А вся команда – они тебя не знают, вот они испугались за корабль и свои жизни. Омег не допускают до святая святых. Это как… как…

– Как обезьяна с гранатой на мотоцикле… – прошептала обреченно, окончательно успокаиваясь и впадая опять в состояние депрессии, понимая, что в этом мире мне есть лишь одно место – в детской, воспитывая детей Мэда.

– Что это значит?

– Долго объяснять.

– Зачем ты нюхала Диона? – опять напрягся Мэд.

– Ты опять начинаешь? Никто твоего Диона не нюхал! – И осеклась, вспомнив, как водила носом, не в силах оторваться от притягательного запаха кофе. – Специально не нюхал. Но он пахнет так… так… волшебно! – Вздох вырвался непроизвольно и Мэд помрачнел. – И я до сих пор хочу выпить чего-нибудь горячего. И сладкого. И есть хочу. Сам.

– Дай мне слово, что не выйдешь за дверь, пока схожу тебе за напитками! – Мэд снова надел брюки, теперь правильно, накинул рубашку, и, застегивая ее, пристально посмотрел на меня.

– Хорошо. Это было обычное недоразумение. Я оказалась в космосе, мозги прояснились, а быть рядом и не увидеть космос в иллюминатор, это нонсенс. Такого больше не повторится. – Я опять возвращалась в свое состояние нейтралитета с Мэдом. Без чувств. Без отношений. Без эмоций.

Он вышел из каюты и я подумала, что опять разболталась. Да и за Диона не попросила. Ведь того, как пить дать, накажут ни за что, ни про что. Хотя, если бы я была капитаном корабля, а мой надежный подчиненный оставил важный пост на неизвестного безмозглого омегу, допустим, там был бы не я, то лично башку бы ему открутила, и сказала, шо так и було! Но он же выполнял мою просьбу. Даже не приказ. Его, конечно, накажут, а я придумаю, как его поощрить.

Блин. У меня нет ничего своего. Даже одежды. И тут я снова приуныла. Поэтому, когда дверь открылась и Мэд вошел с подносом с десятком дымящихся чашек, он застал меня свернувшейся на постели и сжавшейся в комочек.

Мэд грохнул поднос на стол, чашки зазвенели, и бросился ко мне, мягко разворачивая на спину и вглядываясь в лицо. – Что случилось, Ли? Тебе плохо? Что болит, солнышко?

– Ничего не болит. Душа болит. Ты не поймешь. Подумаешь, что это обычные омежьи заморочки, – не глядя на него, произнесла в потолок.

– Расскажи, Ли. Давай ты будешь пробовать чай и напитки – вдруг какой-то понравится – и рассказывать мне, что тебя гложет. – Он усадил меня за стол и подал первую чашку, аккуратно поставив ее прямо мне в руки. – Знаешь, я ходил нюхать Диона… – он улыбнулся, – вот этот напиток похож на его запах. Попробуешь?

– Подлиза. – Я вдохнула запах, исходящий из чашки, и удивленно подняла глаза на Мэда. В чашке был чай, судя по консистенции, но пахло действительно, как кофе с корицей. Я, обжигаясь, маленькими глоточками выхлебала все до дна, постанывая. Конечно, вкус был не совсем тот, но запах… запах был настоящего кофе. – Нет, не то.

– А почему тогда ты так стонал, пока пил чоа? – улыбнулся Мэд.

– Вкус не тот. А запах тот. Дихотомия добра и зла. Диссонанс между запахом и содержанием. Понимаешь?

– Попробуй это. Этот чиос любят беременные. В нем много витаминов и он кисло-сладкий. – Мэд протянул мне очередную чашку.

При упоминании про беременных мое лицо опять перекосило. Но не брать чашку и не попробовать только из-за каких-то беременных, любящих его, не стала. Детский сад «Штаны на лямках» не мой стиль. Я взрослая женщина, практичная и экономная. А напиток действительно оказался вкусным. Но это еще ни о чем не говорит. Мухи отдельно, а котлеты – отдельно.

– Понравилось? Судя по тому, что ты выпил всю чашку? Возьми теперь вот это. Это горький напиток из плодов макуи, но многие его любят именно за горечь. – Мэд забрал у меня из рук чашку, небрежно пройдясь пальцами по моим, и подал еще одну.

– Ты думаешь, что я выпью все два литра того, что ты мне принес? – Я скептически задрала бровь.

– Я думаю, что ты выпьешь только то, что тебе понравится, – мягко улыбнулся он. – Расскажешь, что тебя угнетало так сильно, что у меня при взгляде на тебя чуть сердце не остановилось?

Я пригубила макуи в надежде, что это будет вкус моего любимого кофе, но, скривившись, отставила чашку на стол и взяла следующую. Больше из предложенного мне ничего не понравилось, поэтому постаралась запомнить названия тех, что мне подошли – чиос и чоа.

Мэд убрал поднос с чашками и придвинул другой с едой и фруктами.

– Не знаю, поймешь ли ты, но я чувствую себя одинокой песчинкой, от которой ничего не зависит. У меня нет ничего, даже своей одежды. Только это тело. И мозги. Я так хотела увидеть бескрайний бесконечный космос, но даже рядом, находясь в нем, не могу этого. Мне не позволено ничего. Мне постоянно суют под нос беременность, о которой не хочу ничего слышать. Я так далеко от своего мальчика, и он думает, что я умерла. Возможно, даже уже похоронил меня, а я не могу утешить его. Вероятнее всего, я его больше не увижу. Мне предстоит вынашивать тебе детей, рожать их непонятно каким местом, жить чужую жизнь. У меня нет прав ни на что. Я никто и звать меня никем. Не правда ли, поводов достаточно для трех депрессий?

– Понимаю тебя, Ли. – Мэд положил свою руку на кисть моей руки, но я мягко убрала руку. – Для человека, оказавшегося на твоем месте, ты ведешь себя достойно. Даже более чем. Ты очень сильная личность. Я уважаю тебя и горжусь тобой. Что касается того, что у тебя ничего нет – тут ты ошибаешься. У тебя есть все то, чем владею я. Даже этот корабль – твой. Если ты чего-то хочешь, надо только попросить. Да, законы таковы, что омега не имеет всех прав, которыми обладает альфа, но ты не бесправный. Попробуй, кстати, это блюдо – оно очень вкусное, помнится, дома тебе нравились эти зернышки в соусе. Так вот. Про твоего сына… Я сочувствую тебе, милый. Пока ничем помочь не могу, но приложу все силы, чтобы попасть на Землю. Видишь ли, некоторые вещи непреодолимы и иногда надо просто принять то, что дает нам судьба. Меня радует, что ты любишь своего сына так сильно. Это значит, что и наших детей ты полюбишь, хоть и отрицаешь это сейчас. Родов бояться не надо. Все будет хорошо, Ли. Ты – не никто. Ты мой муж. И я позабочусь о тебе. Только не держи все в себе.

То, что говорил Мэд, было правильно. И лучшей поддержки я не слышала даже от своего мужа на Земле. А ошибки… кто их не делал? Если вспомнить свои поступки, то уж кто-кто, а я ошибок налепила на целую энциклопедию «Как делать не надо».

– Хорошо, Мэд. Ты все правильно говоришь. Спасибо за поддержку. Но мне надо время. Кстати, как наказали Диона?

– Отстранили от дежурств и впаяли штраф. Я попросил смягчить наказание. Его хотели уволить с запретом летать на кораблях класса N.

– Ты? Ты попросил смягчить? Удивил. – Я взглянула на Мэда и стала вспоминать, почему он мне понравился. Добрый. Благородный. Отзывчивый. Ласковый. Щедрый. – А что ты сказал лично Диону?

– Ничего от тебя не скроешь. А Диону сказал, что если он подойдет к тебе ближе, чем на десять метров, то лично оторву ему руки и… все, что выступает.

Я улыбнулась. – И все же, я бы хотела как-то отблагодарить его в противовес наказанию. Я же омега, а они должны быть сострадательны. Он очень милый молодой человек. Но у меня ничего нет. Что посоветуешь?

– Ты советуешься со мной? – Мэд удивленно посмотрел на меня. – Ради такого готов простить ему большее, чем чай для моего мужа. Обычно замужние омеги не выказывают интереса к чужим альфам, не родственникам. Поэтому не рекомендовал бы тебе как-то проявлять интерес к Диону. Я завтра поговорю с ним, и передам, что смягчение наказания – это твоя просьба. Этого будет довольно. Поверь мне, Ли.

Мы с Мэдом подчистили всю еду с подноса. Причем он, видя, что мне нравится какое-то блюдо, подсовывал эту тарелку и сам к ней не прикасался. Он брал те, которые мне не понравились.

Мэд произнес вдруг «экран» и над столом засветился виртуальный экран, бледно мерцая голубым цветом. Я сидела, разинув рот, и смотрела, как он тыкает в голограмму пальцем, что-то отмечая, убирая, печатая. Экран свернулся и Мэд, улыбнувшись, сказал: – Cейчас стюард заберет подносы. Можешь заказать ему, что хочешь. Может, подумаешь насчет десерта? Я пока в душ. Надо отмывать следы твоей страсти, стягивают очень.

Я смутилась, а Мэд снял рубашку и зашел в душевую.

Дело было вечером. Делать было нечего. Надо было как-то строить свою дальнейшую жизнь в этой системе координат.

====== 21. ======

– Стюард приходил? – спросил Мэд, глядя на пустой чистый стол.

Он подошел к кровати и поправил сбитую простыню. – Ли, завтра с утра, если течка закончится, познакомлю тебя с командой и открою шторы на иллюминаторах в рубке, чтобы показать тебе космос. Он действительно прекрасен, не зря ты так стремишься посмотреть на его красоту. Знаешь, он пугающе прекрасен. Не многие любят вглядываться в пустоту космоса, но что-то мне подсказывает, что тебе понравится. – Мэд улыбнулся, развернувшись ко мне.

– Уиииииии!!! – завизжала я и бросилась ему на шею, повиснув на нем и целуя в губы. – Спасибо! Спасибо, Мэд!!!

Он не ожидал такой реакции и даже немного растерялся, но тут же подхватил меня под зад, крепко прижав, и закружил по комнате. А потом впился в губы, низко застонав и нежно целуя, добирая так недостающие нам обоим тактильные ощущения. Между нами начала наливаться его выпуклость в штанах, и стон его перерос в порыкивание.

– Ли, Ли, милый мой, сокровище мое… – Мэд целовал меня заполошно, в шею, в ухо, в нос, и прижимал так крепко, будто бы боялся, что, отпусти он меня, я тут же исчезну, растаю в воздухе дымкой.

– Так вот что тебя возбуждает, мой мальчик! А что еще нравится? Что тебя заводит, мой хороший? О чем мечтаешь? – Мэд спрашивал и вылизывал ямку между ключицами, метку, немного затянувшуюся и подзажившую, но все равно саднящую.

– Я мечтаю поводить шлюпку, или корабль, порулить чем-нибудь. – Я раскраснелась, губы горели от поцелуев, тело ликовало от прикосновений и ласки.

Мэд оторвался и замер. – Водить? Рулить? Шлюпку? О, боже, Ли. Ты сумасшедший! Будет тебе шлюпка. Обещаю.

У меня что-то ёкнуло в груди от восхищения.

Мэд засмеялся. – Так вот что тебе надо дарить! Вот о чем надо было спрашивать! Ты невероятный, Ли! Мой сладкий энго!

Мне нравилось, что он не переводит все в горизонтальное положение, что не набрасывается, не заставляет забыть, как меня зовут, и взять по зову тела. Мне нравилось его отношение ко мне, как к человеку. Он, выросший на законах, где альфа – царь и бог, видел во мне личность и считался со мной теперь. Это был не просто подкуп или торговля, товар-деньги-товар, ты – мне, я – тебе. Он искренне хотел заслужить мое доверие. И это подкупало больше, чем его обещание дорогих подарков. Дорогих для меня. Такому Мэду хотелось верить. Такого Мэда хотелось любить. Такому Мэду хотелось отдаваться без остатка. Потому что даже в чувствах он не выгребет все до донышка, а полюбуется на мои драгоценности и добавит горстями свои, раскрашивая яркими насыщенными красками дорогих каменьев наши отношения.

Я провела рукой по его скулам. – Побрился? Завтра не брейся, мне нравится, когда щетинка колется, когда ты целуешь меня.

Что-то пискнуло и Мэд поставил меня на пол. – Извини, надо ответить. Работа, – он, извиняясь, пожал плечами.

– Конечно, Мэд! Ты и так столько был занят мной из-за этой дурацкой течки. Надо – значит надо.

Он поцеловал меня, сел за стол, включив виртуальный экран, и погрузился с головой в работу.

Я взяла расческу и решила в кои-то веки разобраться с волосами. Выбритый участок постоянно чесался, волоски ровно отрастали, закрасив белую кожу головы в рыжину. Я вычесала свою шевелюру, что было довольно сложно из-за длины, и принялась плести французскую косу чуть ниже уха, оставляя сверху шапочку волос, убирающихся в косу наискосок. Плести было трудно, руки быстро устали от непривычного положения, но я старательно возилась с волосами. Все равно заняться больше было нечем.

Мэд оторвался от экрана и улыбнулся мне.

– Мэдди, признайся честно, ты ведь уговорил меня не отстригать волосы потому, что тебе нравится их длина, а не потому, что синяк, «что люди скажут», и прочая чепуха, да?

– Прости, – Мэд виновато мне улыбнулся. – Мне они действительно очень нравятся. Нравится, когда ты закрываешь нас волной своих волос, склоняясь ко мне. Нравится их гладить. Цвет твоих волос такой необычный! Мне от них рвет крышу, как от спиртного. Да, я слукавил. Хотел подольше наслаждаться их красотой. Ты ведь все равно их острижешь, ты упертый и если чего-то захотел, то обязательно сделаешь, тоу! А беременным отказывать нельзя. Вот и наслаждаюсь отложенным удовольствием, пока могу.

– Мэд!!! Я же просила! Не называй меня беременным! Я не беременна, – произнесла со злостью. Каждый раз, когда он говорил это слово, меня словно выворачивало наизнанку. От злости, от безысходности, от невозможности вершить свою судьбу самостоятельно и от абсолютной несвоевременности.

– Не могу больше смотреть, как ты мучаешься. Вот. Возьми. Это тест на беременность. Иди проверь, убедись, и давай уже привыкай к своему положению и статусу. – Мэд протянул мне продолговатую коробочку.

– А как им пользоваться?

– Там все написа… Ах, да… Сейчас почитаю. Нужно несколько капель мочи капнуть на эту полоску. Справишься? Иди.

Видно было, что Мэд сам устал от моего неприятия и упрямства.

У меня затряслись руки. Если раньше можно было делать вид, что это беременность Шрёдингера, то теперь станет окончательно ясно, чем буду заниматься следующие девять месяцев и всё дальнейшее время.

Мэд погладил меня по волосам и подтолкнул к двери в ванную. – Давай вместе! Я помогу тебе!

– И член подержишь?

– И член подержу. – Мэд был сама нежность.

– И сам пописаешь вместо меня?

– И сам по… Лиатт! Хорошо. Давай сам. Двери не защелкивай только.

Я подняла брови. Мэд боится, что закроюсь в ванной и при положительном результате что-нибудь с собой сделаю? Или мне станет плохо и грохнусь в обморок? Вот уж я молодец. Никогда не вела себя, как псих, а тут родной муж думает обо мне, как о шизофреничке.

Хотя, если быть честной, раньше в такие ситуации никогда не попадала.

Я зашла в ванную, достала эту полосочку. Пару капелек, ага. Отрешилась от всего и писну́ла на неё. Ой! Как-то больше, чем пара капелек вышло. Раз в сто.

Отложила полоску на умывальник, довела процесс до конца, стряхнула, подтянула шальвары, помыла руки и взяла тест.

Блядь. А что означает фиолетово-голубая звезда? Это же не земные две полоски!

Я выставила руку с тестом вперед и пошла к Мэду, глядя в его взволнованное лицо. Он расцепил стиснутые руки, взглянул на полоску, и лицо его поплыло, умильно глядя на меня. Он свалился на колени и прижал голову к моему животу, суматошно и нежно целуя его, держа меня за бедра, и мне показалось, даже всхлипывая.

Пиздец. Ну, пиздец просто. Я замерла статуей и комната расплылась перед глазами. Слёзы полились бурным потоком и меня прорвало.

– Ли, солнышко, радость моя! – Мэд подхватил меня на руки и прижал к себе. – Счастье-то какое!

– Счастье? Счастье??? Эгоист хренов! А обо мне подумал? Я не умею ни читать, ни писать, не разбираюсь в вашем долбаном мире, не умею пользоваться техникой, не знаю ни-ху-я! А сверху токсикоз, рвота, депрессия и перемена настроения. Что, нельзя было подождать полгода, пока освоюсь? Ты скотина! Ты только о себе и думаешь! Ты ведешь себя, как чертов альфа! Отпусти меня!

Мэд прижал меня еще сильнее и гладил по волосам, как ему казалось, успокаивая.

– Отпусти меня! – Я дергалась все сильнее, психуя и вырываясь. – Знаешь что? А я не верю этому дурацкому тесту. Не ве-рю! Дома мне надо было делать несколько и все показывали разное. Так что этот твой тест не показатель. Неси все, что есть на корабле! Живо! Живо, кому сказала! Вот если большинство из них покажут положительный результат, тогда…

Мэд посадил меня на кровать. – Хорошо. Принесу. Успокойся, милый. Если тебе так надо, принесу, мой хороший.

Он вышел за двери, а я прошла по каюте, выискивая что можно схватить и разрушить.

Мне надо было разбить что-нибудь, я вошла в режим «Халк крушить», но тут не было ничего, что можно разбить, разломать, разорвать.

И я подошла к стене и начала лупить ее кулаками, воя во весь голос и сбивая костяшки на руках. Боль отрезвила.

Мэд ворвался в каюту, перехватил мои руки, поволок в ванную и подставил их под кран, смывая кровь. Потом промокнул полотенцем и открыл один из трех тестов, которые принес.