Текст книги "Попадос (СИ)"

Автор книги: Inndiliya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Да-да-да! Я буду сама нежность и шёлк, мимими и уруру в одном флаконе. Главное – смешать, но не взбалтывать. Мне жить хочется. И не в психушке. Как бы так попросить женишка про Сола? При всех, чтобы ему было неудобно отказать? Или он от этого разъярится и навсегда откажется идти мне на уступки до скончания века? Или лучше это делать не сейчас, а подождать и узнать поближе его характер и привычки, и надавить на больную мозоль так, чтобы он не смог мне отказать? А если я упущу момент, и возможности что-то попросить больше не будет?

– Я слышал, с вами случилась неприятность, Биллиатт? – произнес Мэд.

– Ничего серьезного, что могло бы повлиять на свадьбу. – Тут же встрял папаша, успокаивающе поглаживая по руке будущего зятя. – Лиатт неудачно поскользнулся на лестнице и упал, набив себе небольшую шишку на голове. Мистер Тоннадо говорит, что страшного ничего нет. Небольшая потеря памяти, но это, вскоре, пройдет.

– Как вы себя чувствуете, Биллиатт? – участливо глядя на меня, спросил жених.

– Благодарю вас, мистер Кайрино, уже намного лучше. А ретроградная амнезия на потомство никак не повлияет.

За столом наступила тишина и только звякнула упавшая вилка, которую выронил папа.

Бляяяядь! Ли! Когда ж ты заткнешься, сцук! Опять ляпнула, не подумав.

– Да, да. Биллиатт прав. Амнезия – предмет плохо изученный и может случиться с кем угодно. Память – дело наживное. Ничего страшного, вместе вы постепенно вспомните. Главное – не торопить события. Ну, или создадите свою общую память, память своей семьи. – Доктор стал распоэзиваться о своем предмете, внося в наш разговор много медицинских терминов. – Иногда память может возвращаться кусками, иногда зацепится за знакомый предмет – и вуаля – всплывают картинки, слова, вещи, и целые пласты памяти восстанавливаются одномоментно.

Папа положил руку на предплечье сидящего по левую руку от него доктора. – Кэр, дорогой, у меня от этих медицинских терминов начинает болеть голова, прошу тебя, давай не за столом, а то ты отобьешь аппетит у наших гостей.

– Прошу меня простить, – доктор приложил обе руки к груди, – профессиональная деформация. У нас в провинции так редко бывают гости, что я просто отучился прилично вести себя за столом.

– Лиатт, солнышко, может, ты немного помузицируешь нам, дорогой, – решил соблюсти правила приличия папа, с ласковым прищуром посмотрев на меня через стол.

Йообанаврот! Приплыли. Я и музыка – вещи несовместимые. Было дело, пробовала когда-то на гитаре играть. Еще в студенчестве освоила шесть кубиков и бряцала шансон. Но так это сколько лет прошло… И здесь другие инструменты.

– Лиатт, пожалуйста, – и папа провел широким жестом, рукой указывая мне на темный инструмент, похожий на рояль, стоявший у стены.

Я поднялся и на подгибающихся ногах подошел к… дэррео, так, кажется, его называли.

Так. Открыть крышку. Ютить-колотить! Клавишей до ибениматери. Это тебе не кнопочку в душе нажать…

Оглянулась и затравленным взглядом окинула сидящих за столом мужчин.

Выдох. Вдох. Закрыть глаза. Положить руки на клавиши. Отпустить мозг в свободное плавание.

Медитирую. Моя любимая мелодия… Ла-ла-лалалай… Моя любимая мелодия…

Но, увы. Здесь была только я, Лиана, и этот чертов инопланетный инструмент.

Я произвольно нажала несколько клавиш, в последней надежде вызвать память тела, но вызвала только стон инструмента. Тоскливые печальные звуки стали последней каплей, и я разрыдалась, упав головой на скрещенные руки, на блямкнувшие клавиши, и сорвалась с места, убегая в свою комнату. Истерика, а это была она, очень неприглядное зрелище, чтобы демонстрировать ее всем.

====== 4. ======

Я влетела в свою комнату, забралась на стул с ногами, сжавшись в комок, и рыдала так надрывно, так сильно, так горестно, оплакивая свою неудавшуюся жизнь, неизвестное будущее, всю эту гребаную ловушку, в которую попала неизвестно за какие прегрешения, что не услышала шагов Мэда, пока он не схватил за волосы у шеи, накрутив их на руку и приподнимая лицо кверху.

– Ах ты несчастный рыжий тоу… Такой бедненький… Такой маленький… Такой сладенький… – саркастично говорил он, крепко держа меня за пряди и разглядывая мое лицо нечитаемым взглядом.

Я всхлипывала дрожащими губами, рвано выдыхая, шмыгала носом, вытирала рукавом текущие сопли и никак не могла остановить эту шарманку. Завод у истерики все не кончался и не кончался. Дергая головой, крупно вздрагивая всем телом, я начала подвывать мужским голосом, чувствуя всю пиздецовость ситуации. Понимая, что контроль утерян и не могу остановиться, злилась еще больше, что добавляло драматизма и потоки слез. Да у этого омеги внутри целое озеро Байкал из слёз, что ли? Откуда они берутся?

Меня пробрал смех, и вдобавок к этому слёзно-сопливому трешу я начала смеяться, неотрывно глядя в глаз моему будущему мужу, трясясь, как припадочная, и хватаясь за заболевший живот двумя руками. Из носа предательски надулась булька и звонко лопнула, повиснув ниточкой.

– Аааааыыыыыы, – взвыла я, трясясь, вытирая мокрым рукавом нос, чувствуя к себе отвращение и желание провалиться сквозь землю.

– Заканчивай этот балаган, – тихо, но жестко произнес Мэд, приблизив свое лицо к моему вплотную.

Представляю, что он сейчас видит – расплывшееся от слез красное лицо, раздувшийся, натертый нос, вместо губ две расползшиеся сардельки…

Но внезапно он прикрыл глаз, принюхиваясь, и провел носом у меня за ухом, слабо застонав на выдохе.

Мэд резко выпрямился, подняв меня со стула, крепко прижав к себе, и обхватил мои трясущиеся губы своими.

Тело продолжало трястись, стенать и извергать Байкал глазами, остаточное явление в виде смеха все еще потряхивало меня, но что-то неуловимо изменилось.

Горячие губы пробовали меня на вкус, я смотрела в зажмуренный глаз Мэда, а тело как-то странно стало выкручивать наизнанку, как будто оно старалось вытолкнуть наружу через грудину что-то яркое, теплое, красивое, как цветок.

Это еще чтозанах????

И тут я впервые почувствовала отторжение. Почувствовала, что это не мое тело. И никогда не было моим. Внутри находилась я, а тело – оболочка – было чужим, и совершенно не реагировало на меня, зато реагировало на этого пирата.

Да, целовался он хорошо, вкусно, нежно, даже без языка, и поцелуй не был чем-то интимным, но тело… Если бы Мэд не держал меня за затылок одной рукой, а второй не вдавливал в себя, ухватив за спину, то я бы откинула голову, подставляя шею, и сползла бы по нему желейной аморфной массой, даже не пробуя цепляться ложноножками, вначале на пол, а потом – в глубокий обморок.

Это какая-то магия? Я целовалась с разными мужиками. И даже с девушкой один раз, но это… это была вершина всех поцелуев. Причем я, Лиана, почувствовала свой возраст на все свои тридцать пять прожитых лет, и никак, совсем никак не могла повлиять на эту тушку, расплывшуюся в руках одноглазого проныры медузой. Даже пальцем не могла пошевелить.

Это меня испугало до усрачки. Может, и хорошо, что я телом не владею, а то еще наделала бы делов от такого поцелуя, вцепившись ногами за талию женишка. Как будто мало мне бульки из носа…

И когда Мэд открыл глаз и оторвался от меня, напоследок проведя носом по скуле и втягивая мой запах, у меня на лице было написано такое удивление, что он не удержался и хмыкнул, мол «ну как я тебе? хорош? то-то же! знай наших».

Мэд опустил меня на стул, отнюдь не нежно, а я все не могла оторвать охуевшего в третьей степени взгляда от его лица.

– Ну что, тоу, успокоился? – хрипло поинтересовался он, все так же пристально разглядывая меня.

– Ты что сейчас сделал? Это магия? Ты колдовал? – с испугом в голосе спросила у него. «Чем черт не шутит? – подумала я. – Если бывают беременные мужики, может, у них и магия водится».

– Ты серьезно? – он цепко и коротко вгляделся в мое лицо, и, не заметив там насмешки или подвоха, завел глаз вверх, показывая крайнюю степень раздражения.

– У кого-то скоро течка, и этот кто-то даже не целовался ни разу? – На его лице возникло задумчивое выражение, меняющееся на скептическое, а затем на недоверчивое.

– Спасибо, что остановил истерику, – все еще сжавшись на стуле и даже не пытаясь встать на непослушные ноги, поблагодарила его. – Мы неправильно начали наше общение, и я хотел бы с тобой поговорить начистоту.

– И правда, память потерял. Забыл уже мои слова, на чем я вертел твои советы и оправдания? – и он невзначай поправил бугорок в штанах.

Ну, как, бугорок… Примерно как палочка копченой колбасы у него лежала в штанах. На килограмм так…

– Эй-эй! – Мэд пощелкал у меня перед глазами пальцами, приводя в сознание и заставляя оторвать взгляд от этой сюрреалистической картины, и указательным пальцем приподнял мою челюсть, захлопывая рот.

Я медленно-медленно подняла на него остекленевший взгляд, заливаясь краской по самую макушку, тяжело сглатывая и вжимаясь спиной в стул, сползла по нему как можно ниже, рискуя свалиться на пол.

– Ик! – вырвалось у меня непроизвольно. – Ииик!

С периодичностью в несколько секунд икота начала колотить меня. И это – альфячий хер??? А там же еще что-то про узел писали… Хоть бы этот мир был без узлов! Святые белочки! Сжальтесь!

– Правильно. Бойся меня, хитрый тоу.

– Ик! – И слёзы опять покатились из моих глаз. Сами.

– Да что за детский сад!!! – рыкнул Мэд, встряхивая меня за загривок, во время чего я непроизвольно раскрыла рот и очередной «ИК» получился очень громким и утробным.

Мэд тихо засмеялся, как заурчавший мерседес, и приподнял меня за подмышки, ставя на пол рядом с собой.

– Поцеловать? – с улыбкой спросил он, саркастично задирая бровь и сканируя мою реакцию на предложение.

Я замотала головой «нет-нет», «да-да-да», ой, «неееет», пока она не стала описывать совсем уж непонятные круги и синусоиды.

Мэд подхватил меня за подбородок пальцами, останавливая эту свистопляску, и, словив мои губы между очередным «иииик!», тепло и мягко начал целовать.

Икота, как по команде, прекратилась, тело расплавилось и стало ватным, а он, не зажмуривая в этот раз глаз, с искоркой юмора поглядывал на мою реакцию, на мои поплывшие черты лица, вытягивающееся лицо и все больше и больше раскрывающиеся, в изумлении от предательства тела, глаза.

Его запах, как яд, забив ноздри, медленно проникал в тело, действовал как парализующий наркоз, заставляя либидо взвиться на дыбы.

Видно было, что он хотел исследовать меня и не упустить ни одного взмаха ресниц, ни одной мало-мальски важной для него реакции на поцелуй, но на него тоже подействовал яд, его повело, он увлекся сам, зрачок стал затапливать зеленую радужку единственного глаза, и Мэд подхватил меня под зад, пройдясь рукой между половинок.

Там у меня немедленно повлажнело, а член запульсировал, выплескиваясь. Тело выломало в судороге оргазма, похожего на маленькую смерть от передоза.

Сырокопченая колбаса, зажатая между нами, дернулась, а Мэд стиснул меня крепко, до синяков, и жадно вылизал мой рот.

Я обвис в его руках безвольной тряпочкой. Да уж… Такого оргазма у меня еще никогда не было.

– Сладкий тоу, – тяжело дыша, хрипло выдохнул Мэд. – Вот так у нас могло быть… если бы ты не был лживым завравшимся шлюшонком.

– Я могу всё исправить, Мэдирс! Только скажи – как? – вырвалось у меня против воли.

– Кому нужна любовь шлюхи? – брезгливо скривился он. – Любовь до очередной потери памяти? – Он засюсюкал, скривив губы: – Прости, милый, не помню, что со мной, это был не я… Поздно притворяться, тоу. Ты показал свое гнилое нутро очень вовремя, и теперь никакие уловки на меня не подействуют.

– А как будет? – с вызовом, выставив подбородок вперед, опустив руки и перестав обнимать себя, спросила я. Надо же знать, к чему готовиться.

– Будет так, как ты того заслуживаешь – буду наматывать твои волосы на кулак и насаживать тебя до самых гланд, как настоящего шлюшонка, пока ты не забеременеешь. Столько раз и тогда, когда мне это вздумается.

Ярость взвилась, туманя мозг и отключая соединение языка с мозгом, и я выплюнула слова вместе со слюной:

– Отрежу волосы нахер!

– А мы нарастим. Деньги позволяют, – осклабился Мэд, поняв, что задел меня до самых печенок.

– А я опять отрежу, сразу после наращивания, понял?! – это было по-детски и глупо, но язык не взаимодействовал с мозгом, увязнув в кровавой пелене ярости.

– А мы будем наращивать столько, сколько понадобится. Пока тебе не надоест, – явно забавляясь, отбивал подачу жених.

– А я побреюсь налысо и набью татуировки по всему телу «ФАК Ю», – медленно остывая и холодея от своей непримиримой ненависти, вырвавшейся из-под контроля, как только что прошедшая истерика.

– Размечтался, сученыш! Запру в четырех стенах и на цепь посажу. Будешь ручным зверенышем.

– Ненавижу, сука, ненавижу тебя!! – Я схватила с ноги обувь и со всей дури пульнула в этого хама. От неожиданности он даже не успел увернуться и мокасина залепила ему прямо в лоб.

– Страаайк!!! – завопила я и запрыгала на одной ноге, вскидывая руки вверх.

– Да я тебя! Да я тебя!! – взбеленился Мэд, наступая на меня и держась за голову одной рукой.

Двери отворились, и папа с доктором вошли в комнату.

– Ли, Мэдирс? У нас по плану примерка свадебного костюма, портные приехали, – удивленно оглядывая нас, произнес папа.

Мэд обошел живописную группу, стоявшую в дверях, и вышел за дверь.

«Вот и поговорили. Дипломат, йопта! Лавров, нахуй! Дебил, бля», – подумала я и пошла вслед за папой.

====== 5. ======

Костюм – естественно, белый – был готов, сегодня состоялась окончательная примерка.

Я люблю красивые вещи. Дома любую депрессию лечила шопингом. Всегда помогало. Даже не шопингом, а зырингом. Иногда примеряла, но не покупала, разные юбочки-платьишки, и попускало. А бусики? А колечки? Надеть и полюбоваться никто не запрещал, еще и подсовывали другие – только выбирай.

В толпе людей, среди ярких красивых шмоток и побрякушек, я всегда отдыхала душой, и депрессия неизменно отступала.

Но здесь, когда впереди ждало официальное изнасилование и жизнь в темнице с маньяком, этот костюм, очень красивый, не спорю, подчеркивавший мое стройное и гибкое тело, вызывал у меня лишь ненависть и раздражение.

Бессонная неспокойная ночь, постоянное напряжение, истерика и борьба с женихом вымотали настолько, что во время примерки я готова была упасть и заснуть прямо в момент переодевания. Одна только ненависть и держала меня в сознании и на плаву.

Движения стали раскоординированными, мысли вяло шевелились, как водоросли под водой, руки-ноги жили своей жизнью и не слушались совершенно. Пару раз меня дергали за рукав, потому что я тупо смотрела на говорящего и не могла понять, что от меня хотят. Мне надо было поспать, и, желательно, в кровати, иначе могла заснуть на ходу прямо в коридоре и спать, стоя у стены.

Папа заметил мое состояние, особенно, когда я постоянно хваталась за голову и морщила лицо, давая понять, что плохо себя чувствую, и отправил меня отдыхать.

Сразу после примерки я поплелась к себе в комнату, намереваясь вырубиться и выспаться, чтобы на свежую голову хоть что-то придумать, обмозговать, как быть дальше, какую тактику применить, какие шаги распланировать, но перед моим лицом возник молодой и красивый юноша, который взволнованно открывал и закрывал рот.

Пришлось включить мозг, звук и разуть глаза.

– Биби! Ты меня слышишь? Что с тобой? Ты готов бежать?

Я сморгнул, но парень никуда не делся. Он нервничал и беспрестанно оглядывался.

Мозг выхватил слово «бежать» и внезапно действительно проснулся. Бежать! Бежать!

Я ухватил юношу за руку и потянул за собой, припустив, как заяц.

Втолкнув его в свою комнату, осторожно выглянул в коридор, никого не увидел, и закрыл дверь. Защелки на двери в моей комнате не было.

Я потащил его в ванную, запер дверь, усадил на пол, а сам сел на унитаз и приложил палец к губам.

– Ты сказал «бежать»? – шепотом произнес я.

– Биби! Милый! Любовь моя! – он потянулся ко мне всем телом, явно собираясь поцеловать.

Охуение на моем лице его не остановило, даже наоборот, он как-то весь вдохновился и, если бы не моя рука, затормозившая его у самых губ, то набросился бы и завалил меня прямо на полу.

– Стоп. Биби? Любимый? – Я недоверчиво уставился в его честные, влюбленные глаза.

Да это просто какой-то атомный взрыв! Что-ты-такое, Биллиатт Лау? Что ты натворил? Что задумал? Во что меня втравил и как теперь разобраться во всем этом, не съехав с катушек?

Я прислушался к себе, вдруг что-то вякнет, дернется, даст знать – что за человек передо мной и что я к нему чувствую.

Тишина. Полнейшая. Как в штиль на море. Единственное, что ощутил, что Ромео недоделанный, ухвативший меня за руку и целующий ее со всем пылом, ощущался мною, как Солис. Он не был похож ни на папу, ни на Мэдирса.

Фак! Фааак!!! Выходит, папа и я – омеги, жених и его друг – альфы, а Солис и Ромео – беты?

Мозг заработал на повышенных оборотах, пробуксовывая.

– Так. Быстро. Коротко. Внятно. Имя? Пол? Состояние родства со мной. План побега. – Я отобрал у него свою руку и выжидающе уставился на Ромео.

Он был красив, молод, каштановые волосы убраны в небольшой хвост, большие оленьи карие глаза пожирали меня с какой-то инфернальной страстью. Одежда на нем была такая же, как на Солисе.

– Так это правда! Ты ничего не помнишь, милый? – он всхлипнул и приложил ладонь ко рту. Но тут же взял себя в руки и четко, шепотом, произнес:

– Тусио. Бета. Мы с тобой любим друг друга. Ты составил план побега, если не удастся отговорить папу от свадьбы. Бежать надо сегодня, Биби!

«Биби! Тогда уж златокудрая Жози, – промелькнуло в голове. – Санта-Барбара какая-то». Свадьба в Малиновке, нах.

Что-то в этом Ромео было не так. Нет, он был привлекателен, красив, силен. Но какая-то неправильность была во всей этой ситуации.

– Расскажи план побега. И, пожалуйста, пока все не вспомню, никакой любви и телячьих нежностей. Ясно? И как я собирался бежать с гребаной течкой?

– Все очень просто, милый! Мы с тобой проработали все детали побега до мелочей. Сегодня вечером в 20:00 тебе нужно быть на дороге, которая находится за воротами имения. Мы с тобой садимся в дуэсс, отъезжаем на километр, и выходим, говоря, что забыли кое-что. Возвращаемся через лес назад, в имение, в старую, заброшенную сторожку у развалившейся часовни, я там припрятал продукты, воду, одежду.

– А что с течкой? Как быть с ней?

– Биби, любимый! У тебя же есть я!.. Ну, и подавители ты отложил вместе с другими лекарствами. Вместе мы справимся! – Тусио на четвереньках подполз ко мне и уткнулся лбом в мои колени, прижимаясь к ним и целуя мои ноги, с трепетом заглядывая в глаза. – Тут, в имении, никто не будет нас искать. Мы пересидим здесь неделю, пока не уедет твой жених. А поиски переместятся в другое место. А потом ночью доберемся до города, оттуда купим билеты на другой континент и там снимем жилье. Устроимся на работу. Я буду работать и содержать нас. Я много умею, любимый. Я смогу.

– А деньги? Где мы возьмем деньги? – План был такой тупой и глупый, что мог и сработать. По крайней мере, надежда во мне зажгла небольшой, но светлый огонек радости в том мраке, который мне предстоял с Мэдом.

– Продадим твои кольца, они очень дорогие. На первое время нам хватит.

Ох, бляяя! Продадим кольца… Ну-ну… Во-первых, их так просто за полную стоимость не продашь. Во-вторых, быстро это не сделаешь. В-третьих, это слишком опасно – они к тому времени, как пить дать, уже будут в розыске вместе с моим лицом.

– Нас будут искать и быстро опознают первые же встреченные нами жители.

– Нет, любимый! В сторожке, в подвале, есть парик и одежды инока. Ты хотел состричь волосы и перекрасить их для маскировки, но я не могу позволить тебе уродовать такую красоту. Я на той неделе съездил в город и купил парик для тебя, моя радость.

– Тусио. Никаких «моя радость»! Иначе никакого побега не будет. – От его рук и губ у меня поднималось ощущение, как будто в трамвае ко мне сзади пристроился извращенец и лапает меня, трется – тело не давало никакой подсказки, куда делась моя любовь к бете.

– Как скажешь, Биби! Но раньше ты звал меня Тус. Я верю, что ты скоро все вспомнишь, милый. Мне нужно идти, а то хватятся, что меня нет на месте, и весь план пойдет насмарку. – Он встал с пола и потянул меня за руку, помогая встать. – Поцелуй меня, любовь моя! Я так скучал по тебе, не имея возможности подойти и прикоснуться!

Тус прильнул ко мне, закидывая руки мне за голову, притягивая к себе.

– Ты совсем с ума сошел? – взбрыкнула я, стряхивая его руки. – Ты хочешь, чтобы Мэдирс учуял на мне твой запах и запер до свадьбы на замок? – Уж что-что, а про чертовы омежьи запахи и подставы, с этим связанные, начитана, спасибо фикбуку.

– Прости, прости! У меня совсем крышу сносит от тебя, милый!

Я открыла дверцу ванной комнаты, высунула нос, никого в своей комнате не обнаружила, и вышла сама. Выглянула в коридор, и помахала рукой, подзывая Тусио к себе. – Беги, пока никого нет. В 20:00 буду на месте. Как туда дойти?

– Пойдешь прямо отсюда, выйдешь на первый этаж, спустишься по лестнице, увидишь выход. Это парадный. Туда не иди. Есть три черных выхода для прислуги, тебе надо будет выйти через левый. Смотри же, никому не попадись по дороге. А на улице тебя встречу я.

– Договорились! – У меня в груди сжалась пружина, как перед большим приключением, пока глядела, как Тус быстрым шагом удаляется по коридору.

Я закрыла дверь и, превозмогая усталость, подошла к столу, решив поискать записи, деньги, заначки, хоть что-то, что может мне пригодиться в побеге.

В двери постучали.

– Войдите, – устало сказала я.

– Мистер Лиатт, меня прислал мистер Нилсир, чтобы подготовить вас к обеду. Он будет через час. В чем вы хотите пойти? – спросил вошедший Солис.

Остановите Землю, я сойду. Этот блядский калейдоскоп, в который втянуло меня, крутился с бешеной скоростью, не давая свободно вздохнуть и обдумать свои дальнейшие действия.

Пока слуга собирал меня, одевал и причесывал, я раздумывал над планом побега. Итак, имеется план А – выйти замуж за Мэда и попробовать подмять его под себя, живя то ли в золотой клетке, то ли в застенках. И план Б – бежать сегодня с Тусио в неизвестность, стать никем и ничем в мире, о котором ничегошеньки не знаю. Оба плана – говно. Нужен план С, должен быть еще один выход, но схемы эвакуации с этим планом в голове не было, хоть плачь.

Логика никогда не была моей сильной стороной. Я больше любила спокойную работу с документами, чем с людьми, хоть и была душой нашей компании.

А сейчас, когда все закрутилось в таком сумасшедшем темпе, от которого меня постоянно тошнило, то вообще не могла соображать связно, двигаясь как болванчик, как кукла на ниточках в руках дебильного шизоидного кукловода.

– Солис! Как я называл папу, когда ластился к нему? – внезапно мне пришла в голову идея, раз уж вынужден идти на обед, использовать все возможные варианты, узнать как можно больше об этом дурацком мире. И лесть – не последнее оружие, которое могу использовать.

– Мистер Лиатт, я работаю у вас всего три года и такие нюансы мне не известны, к сожалению… Но, когда вы заболели и метались в горячке пару лет назад, ваш папа сидел возле вас, и вы в бреду сказали «мими папА, мими папА», он заплакал и погладил вас по голове.

– Спасибо, Солис! За обедом попрошу своего жениха, чтобы он взял тебя на службу к себе моим слугой. Если он не согласится, не расстраивайся. Став его мужем, я смогу вызвать тебя к себе, оплатив собственными деньгами переезд и службу, даже если он будет против. Я обязательно что-нибудь придумаю, ты веришь мне?

– Да, мистер Лиатт! Спасибо!

Я посмотрел в зеркало – бледное лицо, оттеняемое рыжиной сложенных в замысловатую прическу волос, отлично сидящий костюм из зеленых брючек в облипочку, подчеркивающих мой округлый зад, и темно-зеленой приталенной рубашки, идеально облегающей торс. К бою готов.

Надо еще раз поговорить с женихом, катер ему в бухту, с «мими папА» – чтобы он прояснил некоторые нюансы, и после этого решать – бежать или избрать честный пусть отрабатывания задом своего будущего.

– Солис, понюхай, пожалуйста, мне кажется от меня пахнет чем-то неприятным. – Напоследок решил проверить, не осталось ли на мне запахов Тусио.

– Мистер Лиатт, сожалею, но я бета, и мы не ощущаем запахи так, как альфы или омеги. Нашего обоняния хватает только на обычные, приглушенные запахи, и хочу вам сказать, что от вас приятно пахнет.

– Спасибо за комплимент! Скажи, пожалуйста, что насчет разводов в нашей стране? Это возможно?

– Боже упаси, мистер Лиатт! Хорошо, что вы не спросили об этом за столом! Это не принято. Омеги не работают. Они находятся на полном обеспечении мужа, таким образом, если бы омеги разводились, им не на что было бы жить.

Йо банни роут!!! Мерзейший патриархат в расцвете. Альфаархат, вернее.

Священные белочки, присните, мне, пожалуйста, другой мир!

Мы со слугой дошли до столовой, в которой все уже были в сборе и ждали опять только меня.

Жених, чтоб его подбросило и опустило, и его безымянный друг, встали, приветствуя меня, при этом друг тепло улыбнулся и подмигнул, а суженый-ряженый вперился злющим взглядом, сканируя с ног до головы рентгеновским взглядом.

Я молча прошла на свое место за столом и без сил опустилась на стул, придвинутый Солисом.

Я так устала и заебалась со всем этим трипиздаблядским мандопроёбом, происходящим со мной с момента осознания себя в этом мире, что совершенно не переживала, сделаю ли ошибку, взяв не тот прибор. Солис положил мне что-то похожее на салат на тарелку, я взяла вилку и стала тупо есть, не глядя по сторонам. Судя по всему, поговорить ни с кем не удастся. От слабости и головокружения сил совсем не осталось.

В глазах внезапно потемнело и я вцепилась в скатерть, чтобы не упасть лицом в салат.

Последнее, что помню – звон посуды, гул в голове и благословенная темнота поглотила меня.

– …кладите его на кровать, мистер Кайрино.

– …истощение, усталость, предсвадебный мандраж… рано, Нилсир, ты разрешил ему вставать с кровати. Да и предстоящие… кхм… особенности организма – всё это довело до простого обморока, – произнес кто-то голосом доктора. – Господа, освободите комнату, ему не хватает кислорода. Солис, откройте окна пошире. Мистер Кайрино, смею вас уверить, ничего страшного не случилось, у молодых омег перед свадьбой так часто бывает. Вот он уже и приходит в себя, видите, щечки порозовели.

– Прошу, господа, пройдемте в столовую, – послышался голос папы, и шорох известил о том, что мою комнату покинули.

– Солис, – слабым голосом позвала слугу, не открывая глаза. – Дай мокрое полотенце на голову, пожалуйста, и таз. Кажется, меня сейчас стошнит. – Головокружение, млявость, слабость не давали шевелиться и качали на волнах.

Мокрое холодное полотенце, приложенное к голове, сразу облегчило мои страдания, и качка постепенно прекратилась. Я рискнула открыть глаза и тут же закрыла их обратно. На кровати вместо преданного слуги восседал заботливый женишок.

– Что вы здесь делаете? – спросила, закрывая глаза, не в силах смотреть на это исчадие ада.

– О, мистер Лау наконец-то вспомнил о манерах? Приятно слышать, – издевательски сказал Мэд.

– И всё же? Зачем вы остались со мной, никчемным, не оправдавшим ваших альфячьих надежд, обморочным женихом?

– Хотел лично убедиться, что вы не загнетесь за шесть дней до свадьбы, мистер Лау. И сможете обеспечить меня всем, прописанным в договоре. На вашу честь надеяться не приходится, поэтому доверять вам – последнее, на что вы можете рассчитывать. И, будучи вынужденно прерванным в нашем последнем разговоре вашим родителем, я не закончил начатое…

Я в ужасе распахнула глаза, вспомнив мокасин, мои прыжки и взбешенного Мэда.

– Ну, вот вы и открыли глазки, мой сладкий мистер Лау. Не вздумайте опять валиться в обморок. Я вас бить не собираюсь. Сейчас, по крайней мере. Видите ли, мистер Лау, я никогда не бил омег, даже шлюх. Но и себя никогда не позволял бить. Однако с вами многие правила и законы, почему-то, не работают. Так вот, хотел вас предупредить, что больше не позволю вам поднимать на себя руку и оскорблять разными неизвестными словами.

– Приношу вам свои извинения, мистер Кайрино. Я бы хотел поговорить с вами очень серьезно, отринув все недоразумения, что были раньше. Вы ведь знаете, что отношения в семье невозможно выстроить одному человеку. Если второй будет противиться и вставлять палки в колеса. Мы ведь можем попытаться создать нормальную семью, если принять за точку отсчета этот разговор и не вспоминать, перечеркнуть то, что было раньше. Я хочу поговорить с вами, как с умным, взрослым человеком, добившимся того, чем вы владеете сейчас и находящимся на вершине благосостояния.

– Странно слышать такие разумные слова от… от вас, мистер Лау. Зная вашу сущность, изворотливость и скользкие манеры. Но хорошо, дам вам такую возможность. Говорите.

– Мистер Кайрино, я бы хотел попросить вас взять с собой моего слугу Солиса. На чужбине это будет единственный знакомый мне человек.

– Он вам не пригодится. У меня достаточно верных слуг, от которых я не буду ждать подвоха. Дальше.

Я выдохнула и сцепила руки, прокручивая подаренные женихом кольца на пальцах. – Так как не помню условий договора, хотел бы спросить о возможности развода. Раз я вам не нравлюсь, не подхожу, вы не доверяете мне, возможно ли, после выполнения контракта и рождения вам двоих детей, надеяться на развод, как двум умным, порядочным людям?

Смех Мэда ударил по перепонкам издевательским тоном.

– Порядочным? Развод? У вас горячка, мистер Лау? – Рука Мэда протянулась к моему лицу и я дернулась в ужасе, отворачивая голову. Но он положил руку мне на лоб и подержал несколько мгновений.

– Не прикасайтесь ко мне! – выдохнула я.

– Вот как? А пару часов назад вы были очень даже рады, когда я прикасался к вам, мистер Лау. К черту условности! – он наклонился надо мной, уставившись своим зеленым глазом с расстояния в пару сантиметров. – Даже не мечтай о разводе, тоу! Когда я только познакомился с тобой, то приказал приготовить тебе апартаменты в главном дворце с самыми навороченными новинками и технологиями, каких нет даже в лучших и богатейших домах планеты. Но теперь эти покои будут отданы моему любовнику. А тебе готовят совсем другие комнаты. В загородном доме. С толстыми обитыми мягким стенами, одной большой кроватью и цепями с наручниками. С доверенными мне людьми, откуда сбежать невозможно.

Внешность обманчива, сладкий тоу. – Мэд провел пальцем по контуру моих губ, с ухмылочкой глядя на мою реакцию. – Ты никогда не уйдешь от меня. Никогда! – И он впился губами в мой рот, терзая губы в жестком поцелуе.