Текст книги "Bubbles and tequila (СИ)"
Автор книги: Igirisu
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Разговор прерывается на некоторое время, потому что никто из них не может особенно говорить – внимание сосредотачивается на кое-чём другом. Но через пару мгновений Цезарь прекращает свои действия и поднимается обратно, начиная копаться в верхнем ящике прикроватного столика. Джозеф в этот момент кое-как приходит в себя, а затем внимательно смотрит на своего супруга.
– Значит, ты хочешь пойти настолько далеко, – хмыкает он.
– Да. И если ты мне подсобишь, то это будет просто замечательно, – отвечает Цеппели, после чего закрывает ящик, выудив из него всё необходимое и отложив это временно на верх столика.
Хм, значит, вот какая постановка вопроса. Джостар невольно хмурится и приподнимается на локтях.
– Ты уверен, что стоит делать это второй раз? Потому что– – но закончить ему не позволяет прижатый к губам палец и лёгкий поцелуй, оставленный на лбу.
– Да, уверен. Перестань так волноваться всё время – мы ведь это уже проходили, – они меняются местами, и теперь Цезарь ложится спиной на кровать, стягивая с себя то немногое из одежды, что на нём было, и отбрасывая куда-то в сторону. – И напомню тебе, что всякий раз мне было очень даже хорошо. В противном случае мы бы к этому не возвращались.
– Да, я знаю. Но не припомню, чтобы мы это делали два раза подряд, – хмыкает Джозеф, опускаясь, тем не менее, вниз и начиная делать то, что до этого ему делал сам Цеппели.
Между прочим, резонное замечание. Но на него Цезарь только негромко усмехается и коротко взъерошивает его волосы:
– Не скажи, что подряд. И ДжоДжо, ты прекрасно знаешь, что я совершенно не хрупкий и не сломаюсь от этого. Тем более что подчеркну – я сам этого хочу. Поэтому, – здесь его речь сбивается, поскольку Джостар начал уже действовать активнее, – п-просто сделай это, и всё.
Что ж, раз уж он так просит. Сам-то Джозеф никогда не был против – просто он прекрасно знал, насколько это может быть сложно, если учитывать некоторые детали. С другой стороны, Цеппели был прав – это правда был уже не первый их раз, и поскольку к подготовке они подходили с умом (а иногда и с дополнительной долей фантазии), удовольствие получали они оба в равном количестве.
Так что, успокоившись, ДжоДжо просто приступает к привычному порядку действий. При этом он, как и обычно, вовсю наслаждается видом своего супруга – тем, как он заметно больше краснеет с каждой новой волной наслаждения и негромко постанывает, чуть хмуря брови.
Сама подготовка занимает даже меньше времени, чем до этого ночью – Цезарь несколько нетерпелив и потому в определённый момент начинает чуть ли не требовать, чтобы Джозеф перешёл уже к основному. Джостару очень сильно хочется в этот момент как следует подразнить его, и он это делает, пару раз шевельнув рукой взад-вперёд и задевая его простату, но за это Цеппели слегка пинает его ногой в плечо, и ДжоДжо со смехом прекращает свои действия и наконец-то делает то, что Цезарь просил изначально. Как и обычно, двигаться он начинает по сигналу своего супруга, и чёрт, даже теперь всё ощущается как в первый раз – горячо и просто головокружительно приятно.
Сперва Джозеф берёт неспешный темп, потому что это всё же разумнее, как бы там Цезарь ни просил его двигаться быстрее сразу же. Торопиться здесь – себе же дороже, поэтому и ускоряться Джостар начинает постепенно, следуя определённому ритму, просчитывая каждый последующий шаг. Но потом, когда тянуть самому уже становится невмочь, он конечно же переходит на почти самый быстрый темп, и здесь уже разум практически полностью отключается, уступая место страсти и желанию. Собственные стоны слышатся несколько отдалённо, потому что его внимание почти целиком сосредоточено на Цеппели и том, как двигается и стонет он. И это – поистине прекрасное зрелище, и, как и всякий раз до этого, Джозеф ловит себя на мысли, что готов смотреть на него вечно.
В определённый момент Цезарь будто несколько приходит в себя и, глядя на ДжоДжо, неожиданно мягко улыбается, а затем притягивает его ближе к себе и жарко целует. Получается, конечно же, не совсем идеально, но никому из них нет дела до этого, потому что всё и так хорошо. Отстранившись друг от друга, они ещё где-то секунду просто смотрят друг на друга, а потом Джостар против своей воли начинает негромко посмеиваться. Наверное, это странно и не совсем уместно, но просто… сейчас он ощущает себя слишком хорошо. Тем более что Цеппели, кажется, прекрасно понимает его и чувствует ровно то же самое, потому как сам начинает тихо смеяться в ответ. А затем чуть крепче обхватывает Джозефа за шею и почти неслышно говорит ему на ухо непрерывное «Ti amo, ti amo, ti amo…»
Всё заканчивается, когда ДжоДжо первым достигает пика. Но он не останавливается ещё какое-то время, дополнительно стимулируя Цезаря рукой, и достаточно быстро Цеппели с силой вцепляется в него и коротко, но откровенно стонет, содрогаясь всем телом от накатывающего волнами долгожданного оргазма. После этого они просто тихо лежат на кровати и медленно приходят в себя, шумно дыша.
В какой-то момент Джозеф снова глядит на лежащего рядом с ним Цезаря и просто начинает рассматривать его, невольно сравнивая воспоминания с настоящим.
Двенадцать лет – это немалый срок. Но Цеппели практически не изменился за него. Может, только самую малость, и то – не внешне точно. На вид он был всё таким же привлекательным юношей с прекрасной атлетичной фигурой, непривычно бледной для итальянца кожей и светлыми, подобными лепесткам подсолнуха волосами. Те же тонкие губы (сейчас чуть приоткрыты и алее обычного), тот же прямой нос и чёткие скулы с неизменными родимыми пятнами (такими необычными, особенными, такими… его). И совершенно такие же яркие зелёные глаза, которые сейчас глядят на него в ответ, и оу, кажется, его застукали за разглядыванием.
– Наслаждаешься видом? – с лёгкой издёвкой спрашивает Цезарь, еле заметно ухмыляясь.
– Да, – но Джозефа уже давно не смущают подобные подколки. Поэтому и отвечает он честно, с ответной улыбкой. – Не запрещено же, поэтому почему бы нет?
– Действительно, – усмехается Цеппели. Затем лениво потягивается и придвигается ближе к нему.
Он внимательно пробегается взглядом по лицу Джостара, после чего останавливается на его глазах и чуть шире улыбается.
– Что – увидел что-то новое? – Джозеф с ухмылкой слегка поднимает бровь.
– Новое – нет. Любимое – да, – хмыкает в ответ Цезарь и, вытянув руку, убирает прядь волос от его лица. – Спроси меня лет через двадцать-тридцать – тогда, возможно, что-то новое и появится.
– Хм-м, – ухмылка Джостара становится лишь шире. – Ладно, я запомню. И обязательно спрошу.
– Буду ждать и отвечу как можно честнее, – вновь усмехается Цеппели. После чего подтягивается ещё ближе и мягко целует его в губы.
Они лежат так, просто лениво и неспешно целуясь, ещё порядка полминуты. А потом Цезарь отстраняется и, коснувшись своим лбом лба Джозефа, негромко произносит:
– Felice anniversario, anima mia**.
– Тебя тоже, Подсолнушек, – с мягкой улыбкой отвечает ему ДжоДжо.
Комментарий к XXV. Sleeping in. – Проспали дольше обычного.
* Buongiorno, mia stella (итал.) – Доброе утро (день), моя звезда
** Felice anniversario, anima mia (итал.) – С годовщиной тебя, душа моя (дословно – “счастливой годовщины”)
========== XXVI. Drawing each other. – Рисуют друг друга. ==========
– Я хочу нарисовать papà, – уверенно заявляет Холли, сжимая в одной руке альбом для рисования, в другой – жёлтый карандаш.
– Ха? Да ладно тебе, Холли! – неожиданно возражает Джозеф, и Цезарь клянётся – в такие моменты ему кажется, что у него не двое детей, а трое. Просто один из них – великовозрастный. – Может, лучше нарисуешь папу, а его нарисую я?
– Нет, – малышка отрицательно мотает головой и слегка дуется. – Я хочу нарисовать именно papà, – на это дуется уже Джостар, и да, точно – трое, ни больше, ни меньше. – Ты будешь рисовать меня. А papà будет уже рисовать тебя.
Своеобразная логика, на самом деле. Но что ж – раз ребёнок сказал, что будет так, то лучше не спорить.
– Думаешь, твоя учительница примет наши рисунки? – задаёт более резонный вопрос Цеппели, устраиваясь на полу в детской чуть поудобнее. – Задание ведь было «покажи свою семью и расскажи о ней» – может, тебе стоит сделать всё самой?
Холли внимательно смотрит на него – словно он только что сказал ужасную глупость (и Цезарь невольно и правда ощущает себя дураком) – затем улыбается и вновь качает головой, так что светлые волосы мотаются туда-сюда.
– Я спросила учительницу, можно ли попросить родителей помочь с рисунками. Она разрешила. Я затем спросила, будет ли хорошо, если каждый из нас нарисует по одному рисунку. Учительница удивилась, но сказала, что так тоже можно, – отвечает она. Хм, ну что ж, против этого уже тем более не поспоришь.
– Ладно, sole mio*, как скажешь. Тогда мы с папой постараемся сделать всё как можно лучше, – соглашается Цезарь, затем берёт в правую руку один из лежащих перед ними кучей карандашей.
– И всё-таки я не понимаю, почему я не могу нарисовать папу Ци вместо тебя, – господи, Джозеф, ты прекратишь спорить с ребёнком или нет? Ладно бы просто, но это же – твоя дочь, в конце концов.
Цеппели уже готов высказать этот вопрос вслух, когда Холли тяжело вздыхает, затем, коротко помолчав, негромко отвечает:
– Потому что если я буду рисовать папу, то не сумею сделать так, как надо. А папа Ци сможет, потому что он любит тебя так же сильно, как и я. А поскольку себя я рисовать не хочу, то буду рисовать его.
Пауза. Так. Цезарю показалось, или только что был сделан солидный такой намек, что любимый отец в этой комнате – Джозеф?
Судя по тому, насколько широко и нагло он ухмыляется после сказанного, – да, это было так. Вопиющая несправедливость.
– Холли, похоже, papà не очень доволен, – с еле заметной ехидцей произносит Джозеф, и Цеппели закатывает глаза.
– Вовсе нет, тебе кажется, – спокойно отвечает он, опуская глаза на лист бумаги в своей руке и начиная потихоньку выводить первые штрихи. Ну действительно – Цезарь не мог настолько явно показать своё огорчение. Тем более что глупо это – расстраиваться по таким пустякам. Да и не хотел он заставлять свою дочь чувствовать себя виноватой…
Но Холли, тем не менее, не считает, что сказала что-то не так. Она глядит на Цеппели, потом переводит взгляд на Джостара, затем хмыкает и сама приступает к рисованию.
– А Джоске говорил, что он любит папу Ци больше, – несколько отвлеченно произносит малышка, и что ж… Ладно, может, оно и не так страшно, что ей Джозеф нравится больше.
Цезарь на момент поднимает взгляд от бумаги и встречается взглядом со своим супругом. Тот очень по-взрослому показывает ему язык, затем принимается за рисование. Цеппели со вздохом качает головой, после чего сам продолжает заниматься рисунком.
Когда-то, наверное, он всё же свернул не туда в жизни. Но чего уж там – вернуться было невозможно, да и не скажи, чтобы всё было так уж плохо.
Если так поразмыслить, то что у него было за плечами когда-то? Ничего такого, на самом деле. Он был, фактически, сиротой с кучей братьев и сестёр. Имел достаточно много неприятных моментов в прошлом, в части которых был виноват сам. А с определённого момента среди людей у него появилась слава эдакого рокового соблазнителя, Прекрасного Принца, который, однако же, был для всех в чём-то недоступным.
А что было теперь? Если очень коротко, то, в принципе, всё, о чём он когда-то мечтал. Уютный, тёплый дом и дружная, любящая семья. Да, также была и хорошая работа, и много замечательных знакомых, но это было второстепенно. И что бы там он иногда ни думал, в действительности сейчас Цезарь был одним из самых счастливых людей на свете. Во многом – благодаря как раз этому невозможному, зачастую ведущему себя как ребёнок человеку, что в этот момент сидит перед ним и с поразительно серьёзным лицом старается изобразить на бумаге их дочь.
Цезарь на момент вновь отрывает взгляд от бумаги и смотрит на Джозефа. Всматривается в черты его лица, будто заново запоминая их, но больше просто любуясь ими. Ну, и конечно же думая о том, как бы получше перенести их на бумагу.
Художником Цеппели не был – и иногда ему было досадно от этого. Например, когда хотелось порой показать издателям, как именно по его представлению должен выглядеть тот или иной персонаж его книг, но навыка для полноценного отображения образов ему не доставало. Нет, рисовать Цезарь умел, но поскольку был целиком и полностью самоучкой в этом деле, то конечно же не совсем корректно в каких-то вещах – ведь делал он это редко и почти никогда не смотрел никаких специальных уроков. Так, по наитию в основном. Некоторые детали – с натуры. Тем и ограничивалось его умение.
Со словами в плане творческом Цеппели было всё же гораздо проще. Даже сам Джозеф прекрасно знал это – ведь одного из главных героев своей второй книги Цезарь списал именно с него. Да, изменил кое-что, но незначительно. Так что что и говорить – описать чей-то портрет он мог с достаточной лёгкостью, и на своего же мужа у него уже был готовый. А вот насчёт нарисовать…
Впрочем, какая разница, в самом-то деле? Это ведь не для конкурса художников – это для Холли. А малышке сейчас только около шести лет, так что надо понимать, что и сама она не нарисует картину на уровне того же Да Винчи.
Всё-таки правильно Джозеф говорил – порой Цезарь слишком уж серьёзно относился к некоторым вещам.
И потом – как там сказала Холли? Он сможет нарисовать всё правильно, потому что любит Джостара так же сильно, как и она. Так что тут и думать нечего.
С таким настроем Цеппели и продолжает рисовать. Уверенно выводит линию за линией, штрих за штрихом, и в принципе получается вполне неплохо, особенно при учёте, что у него есть живой пример перед глазами, с которым он всегда может свериться.
Заканчивают они все через некоторое время, и Холли остаётся крайне довольной результатами общих трудов. Рисунки аккуратно складываются в одну папку и остаются на её столе дожидаться завтрашнего дня, когда она пойдёт в школу.
Всё здорово, но у Цезаря в итоге назревает один вопрос, который не даёт ему покоя.
– Серьёзно, ДжоДжо, всё это время ты умел так здорово рисовать и молчал об этом? – спрашивает он уже поздно вечером, когда они готовятся ко сну.
Джозеф поворачивается к нему и смотрит с долей вопроса и непонимания. Как будто у него не получился самый лучший рисунок из всех троих. Вернее даже, из двоих, потому что труды Холли идут отдельно и такой оценке не поддаются.
– Ну, – Джостар легкомысленно пожимает плечами, – просто не считал нужным об этом говорить? Тем более что я довольно давно не рисовал – последний раз это было, собственно, тогда, когда бабуля пыталась сделать из меня хоть какое-то подобие истинного джентльмена и потому настаивала на посещении художественного кружка. А это было немного-немало лет двадцать с лишним назад. Мне это довольно быстро наскучило, но я не хотел расстраивать её, потому продолжал ходить, пока не перевёлся в другую школу из-за проблем с поведением, хех.
Просто уму непостижимо. Художественный кружок. Ладно, что ж, это многое объясняло. Но, с другой стороны…
– И ты в самом деле больше ни разу не рисовал с тех пор? Не поверю, – хмыкает Цеппели. Потому что в конце концов – выглядел тот рисунок отлично, а за двадцать-то лет без какой-либо практики навык можно достаточно легко растерять.
– Если дурацкие рисунки в тетрадях в школе считаются за своего рода практику, то тогда получится, что я не рисовал где-то с выпуска, – выдохнул Джозеф, после чего устроился в кровати рядом с ним. – Всё равно достаточно давно.
Ну, так получается порядка тринадцати лет. Уже меньше, но да – Джостар в общем-то прав.
Цезарь задумчиво хмыкает, затем закрывает книгу, которую он читал до этого, и откладывает на тумбочку рядом.
– Тем не менее, получается у тебя удивительно хорошо, – признаёт он, глядя на Джозефа. Тот молчит секунды две, затем хитро улыбается.
– И теперь ты и сам жалеешь, что я нарисовал не тебя? – ну да, конечно. Стоит его хоть раз похвалить за что-то, как всё – он начинает этим кичиться. Цеппели закатывает глаза, и Джостар придвигается к нему ближе и пристраивает голову на его плече. – Не волнуйся, Цезарино, я могу запросто это сделать потом. Когда захочешь – только попроси.
– Я польщён и подумаю об этом, – с иронией в голосе отвечает Цезарь.
– Только одно условие с моей стороны в таком случае, – что-то не нравится ему это. Но всё же Цеппели побуждает своего супруга пояснить, вопросительно поднимая бровь. – Я буду рисовать тебя так, как Джек рисовал Роуз на Титанике.
Цезарю требуется полминуты, чтобы сообразить, что к чему, после чего он вытаскивает подушку из-под своей спины и шмякает ей Джозефа по голове.
– Pervertito**, – с усмешкой произносит он.
– Non sono***! – парирует ему Джостар, приглушённо хохоча и поднимая вверх указательный палец. – Я просто тоже тебя люблю.
Цеппели качает головой, затем убирает подушку с его лица и, наклоняясь, коротко мягко целует его в губы.
– Ладно, может быть. Когда Холли будет гостить у Джоске в следующий раз, – говорит он с улыбкой.
– Значит, на мой день рождения? О, Ци-Ци, ты явно знаешь, как меня побаловать~, – протягивает Джозеф, поигрывая бровями. Совершенно невозможный, и Цезарь уже сбился со счёта, в какой раз он так думает.
– Ещё бы ты этого заслуживал, stronzo, – фыркает Цеппели, снова пытаясь стукнуть своего супруга подушкой, но в этот раз тот перехватывает его руку и притягивает его ближе к себе.
– Судя по тому, как часто ты мне поддаёшься, – очень даже заслуживаю. И мне правда этого хочется – я понял это только сегодня, – тон голоса Джостара так внезапно меняется с шутливого на мягкий и ласковый, что Цезарь утыкается лбом ему в плечо – лишь бы скрыть то, насколько сейчас наверняка было красным его лицо.
– Sei impossibile, lo sai che****? – негромко бурчит он, на что Джозеф смеётся и лишь крепче прижимает его к себе.
– Если бы я получал по центу за каждый раз, как ты мне это говоришь, то мы бы стали только богаче, – отвечает он.
Да уж, это точно. Уже за сегодня это второй раз, пусть первый и не был озвучен. Но что поделать, если это – правда?
Впрочем, это даже хорошо.
«Никогда не меняйся, любовь моя. Никогда».
Комментарий к XXVI. Drawing each other. – Рисуют друг друга.
* Sole mio (итал.) – солнце мое
** Pervertito (итал.) – извращенец
*** Non sono! (итал.) – Вовсе нет!
**** Sei impossibile, lo sai che? (итал.) – Ты невозможен, ты это знаешь?
========== XXVII. Washing something. – Моют/стирают что-то. ==========
17 лет назад…
– ДжоДжо. Что это такое? – так. Подобный тон не предвещает ничего хорошего. Джозеф старается сделать вид, что не слышит. И ещё – что его вообще нет в гостиной, опускаясь ниже на своём месте на диване. Какой ДжоДжо? Его здесь нет. Совсем. Не-а.
Плохая идея, на самом деле, потому что в итоге Цезарь проходит с кухни в гостиную и встаёт прямо перед ним. Ну да – трудно сделать вид, что тебя нет в комнате, когда при твоих габаритах ты в принципе не можешь толком спрятаться на диване.
– Что-то не так, Цезарино? – ладно, может, он хоть как-то спасёт себя от гнева своего парня. Джостар широко улыбается и продолжает притворяться, что он не слышал Цеппели до этого. А что – у него вон, даже комикс в руках (и неважно, что он за него пока ещё не принимался).
К сожалению, итальянец не выглядит убеждённым его замечательной актёрской игрой. Он скрещивает руки на груди и слегка кивает в сторону кухни:
– Что это там лежит в раковине?
– Эм… – Джозеф не сдаётся и всё ещё старательно изображает из себя дурачка. – Не знаю, а что там?
Цезарь слегка поднимает бровь, и его лицо так и говорит: «Серьёзно, ДжоДжо? Я так похож на идиота, по-твоему?»
– Сковородка, – тем не менее, произносит он. Через паузу Цеппели добавляет: – Грязная.
– Оу. Ну… И… Ты её помыл? – отлично, то, что надо сказать в подобной ситуации. Только не для того, чтобы спасти свою шкуру, а вырыть себе лишь более глубокую могилу.
– Это должен был сделать ты, насколько я помню, – Цезарь наклоняет голову на бок. Теперь на его лице можно прочесть «Ещё одна глупость, и я тебя придушу».
– А, – выдаёт Джостар. Затем делает вид, что задумывается. – Ну, там были сильно пригоревшие кусочки еды, поэтому я сперва положил её отмокать.
– Ага, – хмыкает Цеппели и смеряет его таким взглядом, словно гадает, чем именно будет лучше всего его пристукнуть.
– А сейчас ты спросишь: «И сколько она там уже отмокает?» – быстро проговаривает Джозеф, и сейчас это вышло больше нервно, чем как реальное желание предсказать слова Цезаря и тем самым позлить его.
– И сколько она… Ох, знаешь, что! – что ж, Цеппели и правда лишь больше злится. Он хватает одну из диванных подушек и как следует огревает Джостара ей по голове. – Поднимай свою задницу и иди домывать чёртову сковородку, пока я не отделал тебя как следует.
– Ай! Ладно, Цез, сейчас, только перестань меня бить, – ибо в самом деле, Джозеф пытается сейчас встать и правда пойти на кухню разбираться со злосчастной сковородкой, но Цезарь ему, скажем так, несколько мешает.
Цеппели на момент останавливается, затем смеряет его безучастным взглядом (аж до мурашек, боже!) и, твёрдо произнеся: «No», возобновляет свой подушечный террор. И так – на добрые пару минут, пока Джостар не начинает молить о пощаде.
Несправедливо. Он же не говорил, что отделает его прямо сейчас…
*
12 лет назад…
– И всё же после этого мы определённо идём и покупаем посудомойку. Точка. Всё. И ничего не хочу слышать, – категорично заявляет Джозеф, с особым усердием отскребая остатки еды с одной из тарелок. День рождения – это, конечно, здорово, но не когда после него приходится мыть посуду.
– ДжоДжо, послушай… – не-е-ет-нет-нет, он не будет снова слушать эту шарманку! Как бы он ни любил Цезаря, но вот такие моменты его ужасно бесили.
– Я. Прекрасно. Помню, – чуть ли не сквозь зубы процеживает Джостар. – Ты говорил, что посудомойка отмывает далеко не всё. НО! Отмечу, что на данный момент это – единственный аргумент, что остался хоть как-то действителен. А моё терпение – определённо скоро перестанет быть таковым.
Цеппели смотрит на него пару секунд молча и с каким-то непонятным удивлением. После чего негромко усмехается и легко брызгает в него водой с мыльной пеной.
– Хей! Это ещё за что? – с долей возмущения восклицает Джозеф, потому что в конце концов – он тут злиться пытается, а Цезарь ведёт себя нелогично!
– Балбес, ты не дал мне договорить, – Цеппели вздыхает, затем забирает у него из рук домытую тарелку и принимается её вытирать. – Я вообще-то хотел сказать, что теперь нам и правда было бы неплохо приобрести посудомойку. Так действительно будет проще, а что она не будет отмывать, то – так и быть – будем домывать сами.
Хорошо, что Цезарь забрал у него тарелку, иначе она бы точно сейчас выпала у него из рук и разбилась вдребезги – настолько Джостар был шокирован.
По счастью, приходит он в себя достаточно быстро и затем широко ухмыляется:
– Погоди. Мне кажется, или я ослышался? Ты только что согласился со мной?
– Говоришь так, словно взаимное согласие между нами – явление крайне редкое, – закатывает глаза Цеппели.
– Да нет. Но просто до этого ты так сопротивлялся – поразительно даже, что сейчас ты сказал «да», – хмыкает Джозеф.
– Я во многом сопротивлялся именно потому, что у нас не было лишних денег, – легко пожимает плечами в ответ Цезарь. Затем ухмыляется. – Но с недавних пор у нас их более, чем достаточно, и ты вполне доходчиво мне объяснил, что мы можем позволить себе приобрести что-то, если захотим, в любое время – откладывать и копить не нужно. Поэтому, ну, почему бы и правда не сделать это?
Воу. Что ж. Похоже, тот разговор (да, разговор, не скандал – не хотелось помнить его таковым, учитывая, что потом день прошёл хорошо) не прошёл даром. Джостар задумывается на пару секунд, затем кивает. И почти сразу вновь нахально ухмыляется следом:
– Я понял – это ты настолько запарился гонять меня за то, что я не мою посуду вовремя.
– Да, – неожиданно ровным тоном ответил Цеппели, и ох, он мог быть довольно пугающим, когда хотел. И ему не нужно было для этого видимо злиться – страшнее были именно вот такие моменты внезапного спокойствия.
– Ладно-ладно, Ци, сделаем так, как ты захочешь, – примиряюще поднимает руки Джозеф, чуть нервно усмехаясь. Цезарь на это с улыбкой негромко хмыкает, а потом вытирает руки и, пристраивая полотенце на плече Джостара и легко целуя того в щёку, удаляется с кухни.
– Вот и отлично. Остальное вытрешь сам – мне нужно работать~, – произносит он довольным тоном.
Вот же засранец. И кто ещё из них манипулятор после этого?
*
5 лет назад…
Ещё пара минут – и работа на сегодня наконец-то будет закончена. Равно как и на ближайший день, являвшийся выходным – тоже. Он буквально чувствует этот сладкий вкус свободы, которая становится всё ближе с каждой новой строчкой отчёта.
Джозеф как обычно сидит на диване в гостиной и в данный момент усиленно печатает на своём ноутбуке. В последнее время ему всё чаще приходилось брать работу на дом (иногда не только риэлтерскую, но также и ту, что была связана с Фондом Спидвагона), и это было той ещё каторгой, учитывая, что так у него оставалось меньше сил и времени на свою семью. Но по счастью чаще всего это не было чем-то сверхтяжёлым (не для него), поэтому расправлялся с ней он достаточно быстро. Как сейчас – казалось бы, требовалась куча писанины с различного рода расчётами и прочими мелочами, но большую половину Джостар уже сделал. Ещё где-то пять минут – и всё, можно будет пойти и как обычно подоставать Цезаря (а может, и поприставать в известном смысле).
Однако, судя по всему, у кого-то возникла схожая идея несколько раньше. Потому что, стоило только Джозефу подумать о своём супруге, как почти в следующий миг он замечает краем глаза, как Цеппели подходит и пристраивается на подлокотнике дивана. Джостар кидает на него краткий взгляд, затем снова возвращается к своей работе.
– Холли уже спит, я так понимаю? – интересуется он, сверяясь с часами на компьютере. Те показывают половину десятого.
– Да, буквально только что уложил её спать, – отвечает Цезарь, слегка кивая. – Она порядочно устала за сегодня, поэтому, к счастью, уснула довольно быстро.
– Это хорошо, – хмыкает Джозеф, затем снова кидает на Цеппели краткий взгляд, подмечая, что тот теперь переместился с подлокотника на место возле него. – Если что – мне осталось совсем немного, так что я освобожусь с минуты на минуту.
– Понял, – снова кивает Цезарь, и после этого между ними повисает тишина.
Такие моменты – когда они просто молча сидят рядом друг с другом, каждый или один из них чем-либо занятый – на самом деле очень нравятся Джозефу. Потому что пусть их внимание и не сосредоточено друг на друге непосредственно, одно их присутствие рядом друг с другом создаёт некий успокаивающий уют. И, надо признаться, Джостару в это время всегда работается намного легче. Вот и сейчас он тоже ускоряется ещё немного – после того, как Цеппели ненавязчиво пристраивает голову на его плече. Очень простое действие с его стороны, но даже сейчас от него Джозефу внутренне становится теплее.
Проходит пара минут, и наконец Джостар закрывает свой ноутбук и устало выдыхает.
– Ну, всё, я закончил. Есть идеи, чем заняться в ближайшее время до сна? – он чуть наклоняет голову, глядя на своего супруга.
Цезарь поднимает на него взгляд и слегка улыбается. И странно, но почему-то у Джозефа в душе возникает недоброе предчувствие. Однако пока что он его благополучно игнорирует, потому как Цеппели поднимает голову и, обвив руки вокруг его шеи, мягко целует его в губы, в какой-то момент легко, но достаточно красноречиво проходясь языком по его нижней губе и коротко прихватывая ту зубами. От этого у Джостара по спине пробегается стайка мурашек, и да, он всё понял и очень даже за.
– Хорошо. Прямо сейчас? – уточнить кое-что, тем не менее, не помешает.
– Нет. Сперва мне нужно, чтобы ты сделал кое-что, – негромко произносит в ответ Цезарь, продолжая улыбаться и легко поглаживая его пальцами по щеке.
Та-ак. Неужели он хочет сегодня именно этого? Будет сложно вести себя тихо в таком случае, но Джозеф очень сильно постарается.
– Сходить и как следует умыться, понял, – кивает он и собирается было встать, но Цеппели его удерживает, всё ещё держа свои руки на его плечах.
– Не-а. Хотя, и это тоже, но сначала – кое-что другое, – Цезарь чуть шире улыбается, и его глаза слегка хитро прищуриваются. Нехорошее предчувствие в груди Джостара вновь даёт о себе знать, но он опять отметает его подальше.
– Ла-адно, и что же это? – Джозеф внимательно смотрит на Цеппели с улыбкой и чуть наклоняется, собираясь было вновь поймать его губы в поцелуе. Но Цезарь ловко избегает этого, уходя чуть в сторону и почти приникая губами к его уху.
Небольшая пауза и парочка негромких вдохов, которые, тем не менее, умудряются достаточно взбудоражить Джостара. А потом Цеппели негромко, но отрывисто произносит:
– Сходи и помой уже, наконец, посуду, cretino. Я больше часа назад тебя просил об этом.
Сказав это, Цезарь отстраняется и, поднявшись с дивана, удаляется в сторону их общей комнаты. А Джозеф остаётся сидеть на месте – сперва пытаясь осознать, что это сейчас было, а потом злясь на себя за свою забывчивость и на своего супруга – за то, что довёл его до такого состояния, что теперь загружать посудомойку будет очень, очень некомфортно.
*
Сейчас…
– В смысле, она сломалась? – это точно был какой-то дурной сон. Нет. Не-а. Такого просто не могло произойти.
– В прямом, ДжоДжо, в самом что ни на есть прямом, – тяжело вздыхает Цезарь, проводя рукой по своему лицу и опуская взгляд на то, чего сейчас и касалась его досада и отчаяние Джозефа. А именно – на злополучную посудомойку.
– Мы же не настолько давно её покупали, чтобы она уже сдохла, – продолжает настаивать на своём Джостар. Потому что нет, он не хочет принимать такое положение дел. Иначе это значит…
– И тем не менее, я пытался уже несколько раз её включить, а реакции никакой, – пожимает плечами Цеппели. В качестве наглядного примера он снова жмёт на пару кнопок на панели… и ничего не происходит. Тишина. Никаких признаков жизни.
– Не-ет, это же ужасно! – после этого Джозеф быстро приходит к стадии принятия, какой бы горькой она ни была. Потому что бесполезно отрицать очевидное. – Что же нам теперь делать?
– Ну, увы – такое всё равно должно было произойти. Не позже, так раньше, чем сейчас, – произносит Цезарь, и уж слишком он спокойно относится к данной ситуации. – Пока будем как раньше мыть всё своими руками, а потом купим новую.