Текст книги "Моя сумма рерум (СИ)"

Автор книги: Ида Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

А когда мы от обжорства уже ни дышать, ни разговаривать не могли, Лёха отвел нас в большущую комнату, на самом верху под крышей и показал на два разложенных кресла и раскладушку – наши спальные места. Тифон выбрал себе одно из кресел, поближе к телевизору, а Лёха велел мне занимать соседнее кресло, а сам расположился на раскладушке, чуть поодаль.

В комнате было очень натоплено и пахло деревом. Я как свалился на постель, так и уснул прямо в одежде.

А проснулся, верхний свет не горел, и комната освещалась только экраном телевизора, перед которым раздетые до трусов сидели Лёха с Тифоном, и напряженно, словно в первый раз, смотрели «Властелина колец». Лица у обоих были чрезвычайно взволнованные, глаза блестели. Лёха откинулся на подушку, а Тифон спиной к нему, придвинувшись почти к самому телевизору, комментировал каждую сцену.

Я глянул в экран. Весь израненный Боромир упал на колени, а из его груди торчали три черные вражеские стрелы. Казалось, ещё немного и Тифон запрыгнет в телевизор спасать наследника Гондора. Его дракон так и норовил сорваться с шеи и сжечь всех орков дотла.

– Я когда маленький был, всегда плакал в этом месте, – признался Лёха.

И они замолчали, с выражением глубокого страдания на лицах.

В мужской красоте я не разбирался, но в тот момент они оба показались мне невероятно красивыми. Было бы здорово их вот так снять и в Лёхину Инсту кинуть, чтобы его девчонки порадовались. Однако телефон остался в куртке, и я поленился за ним лезть.

Вместо этого лежал и медленно осознавал, что за столь короткое время я уже успел к ним привязаться.

На следующий день мы ломали сарай. Домик оказался низенький, деревянный, без фундамента и пола. Всё его малюсенькое пространство было доверху заполнено строительной и бытовой рухлядью и обросло паутиной.

Дядя Вова выдал нам белые матерчатые перчатки, лом, два топора, плоскогубцы и большущую кувалду и, велев потихоньку, не совершая резких движений, приступать к выполнению первого этапа работ, ушел допивать свой кофе.

Минут десять мы действительно аккуратно выносили рухлядь и кидали на специально отведенное место возле забора. Но потом Лёха наткнулся на четыре старые лыжные палки и, отодрав с концов пластиковые кружки, мы начали метать их прямиком в сарай, словно копья. А когда это развлечение всем немного поднадоело, Тифон крикнул:

– А теперь бонусный бросок, – и со всей дури метнул в сарай топор.

Доска, в которую он попал, хрустнула и переломилась.

Лёха восторженно схватился за второй топор. Одним словом, вскоре стена жалобно затрещала, и со страшным грохотом весь сарай рухнул набок. Мы еле успели разбежаться в разные стороны.

Из дома с вытаращенными глазами выскочил перепуганный дядя Вова, за ним бледная как смерть мама. Сначала они кричали на нас, потому что перепугались, а потом принялись препираться между собой. Лёхина мама говорила, что нельзя давать детям такую работу, а отец отвечал, что парни, которые выше его на целую голову никакие не дети, а то, что мозгов нет, так это дело не возраста.

В результате мама психанула и ушла в дом, папа пошел за ней, и они стали ругаться уже в доме. Яростно и очень громко. На улице было слышно каждое слово. Но Лёха беспечно махнул рукой и пояснил, что теперь это затянется надолго, поэтому стали разбирать образовавшийся завал. Решили образовать три кучи, чтобы посмотреть, чья в итоге будет больше. Поскидывали куртки и носились, как угорелые. Однако закончить соревнование так и не получилось, потому что Лёха наступил на доску с гвоздем и пропорол себе ногу.

Под новые крики Лёхиной мамы, дядя Вова повез его в медпункт. Мы же с Тифоном отправились слоняться по округе. Побродили по дачному поселку и за дырявой сеткой возле крохотной речки-вонючки обнаружили старую ржавую водокачку.

Трифонов, как увидел её, сразу скинул куртку на землю и полез.

Лесенка была хлипкая, покореженная, сильно шатающаяся, и когда он успел добраться до середины, левая её сторона вдруг отошла от водокачки целиком, и Тифон повис на ней, как на трапеции. Метров пятнадцать от земли, не меньше. Я чуть не поседел от страха, но слова вымолвить не успел, потому что он, на одних руках, быстро спустился и, легко спрыгнув на землю, стал посмеиваться, что я чересчур бледный.

Я и в самом деле сильно перепугался, и шутить настроения не было. Даже разозлился немного. Сказал, что когда на такое смотришь со стороны, ещё страшнее, чем, когда сам находишься в опасности. В ответ он поинтересовался, был ли я в настоящей, реальной опасности, а не по телеку и, оглядевшись по сторонам, решительным шагом направился в сторону небольшой асфальтовой дороги.

Одним своим концом дорога уходила в манящую, бесконечную даль среди полей, а другим круто поднималась в горку. По ней время от времени проносились грузовики. Через дорогу простиралось убранное поле, за ним – серовато-желтая полоска леса.

Вышли на проезжую часть. Асфальтовое покрытие было темное и влажное, а по обе стороны разделительной полосы проходили светлые, высушенные колесами колеи.

Тифон поднял палец вверх, прислушиваясь. Мы немного постояли, затем внезапно он скомандовал:

– Ложись.

Я не понял, чего он от меня хочет, и не сдвинулся с места.

– Ложись или сам сейчас уложу, – указал на правую сторону дороги. – Быстро.

По-прежнему не врубаясь, я всё же лёг лицом вниз на выставленные вперед руки. Асфальт был мокрый и пах резиной. В ту же секунду на спину навалилась приличная тяжесть —Тифон лёг сверху, полностью накрыв меня своим телом.

– Что происходит? – сдавленно простонал я, но получить ответ не успел.

Из-за бугра показалась большая грузовая машина с огромной красной кабиной. Я машинально дернулся, но Тиф прижал меня собой ещё сильнее. Рычащий звук нарастал, а грузовик мчался на приличной скорости.

Я задергался, спихивая его с себя. Машина приближалась.

– Уйди, – заорал я.

Но сделать ничего не мог, точно парализованный. Он был очень сильный, и мои жалкие сокращения походили на тщетные попытки червяка вылезти из-под придавившего его камня.

Грузовик громко и протяжно засигналил.

В кино часто показывают ситуации, где у героев в случае дикого страха происходит внезапное расслабление мочевого пузыря. Никогда не понимал, как так может произойти, но если бы Трифонов резко не вскочил и, схватив меня за шкирку, не сдернул с дороги, это наверняка произошло бы. Грузовик промчался мимо, постепенно сбрасывая скорость. Огромный многотонный гигант. Меня всего трясло. Я даже наклонился, думая, что сейчас стошнит.

– Всё нормально. У меня всё под контролем, – Трифонов ободряюще похлопал по спине. – Зато ты теперь взглянул в лицо настоящей опасности.

Послышался визгливый звук тормозов. Грузовик проехал немного и остановился, хлопнула дверца.

– Уматываем! – скомандовал Тифон и рванул в сторону поля.

Я поднял голову и увидел водителя грузовика, который, сжимая в руке бейсбольную биту, направился к нам.

Никогда в жизни я ещё не бегал так быстро. Сердце готово было выскочить через горло. Добежали по вязкому слякотному полю до самого леса и остановились.

– Ну вот, – сказал он со сбивающимся дыханием, – всё хорошо. Чувствуешь тонус? Энергию?

Его раскрасневшееся лицо светилось радостью.

– Иди в задницу, – выпалил я, и сам поразился, что язык повернулся послать его.

Он весело засмеялся и обнял за плечи.

– Когда осознаешь, что всё может в один миг закончится, появляется дикое желание жить. Правда?

За тонкой лесной полосой обнаружилось ещё одно, покрытое золотистой, зыбко колышущейся травой поле. Солнце садилось, и всё вокруг было тронуто его розовым, предзакатным светом.

Тифон остановился, закрыл глаза и глубоко вдохнул.

– Офигеть, как хорошо. Чувствуешь это?

– Что?

– Не знаю. Это. Неужели не чувствуешь? Такое мощное и большое. Приятное и болезненное одновременно. Будто что-то рвет изнутри и ноет, как незаживающая рана, но тебе всё равно это нравится.

Я прислушался к себе. Посмотрел на озаренный горизонт, на розовые облака, на трепещущую золотую траву, затем перевел взгляд на него.

Он был так переполнен этими смешанными эмоциями, так распален воздухом, происшествием на дороге, водокачкой и природой, что в розоватом свете уходящего солнца, с широко расправленными плечами, поднятым вверх подбородком и горящим взглядом, вдруг показался мне всесильным и вдохновенным, как молодой бог.

И тогда я вдруг ухватил. Почувствовал, как сначала кольнуло, а потом медленно потекло по венам нечто теплое, безмятежное, и вместе с тем крайне волнующее. Закрыл глаза и тоже глубоко вдохнул вечерний осенний воздух. Такое ощущение, что весь мир наполнился тобой, а ты им. Будто ты и есть этот самый мир. Всесильный, необъятный, головокружительный.

А когда вернулись, дядя Вова ругался с женой уже по поводу Лёхиной ноги. Сам же Лёха с перебинтованной ступней возлегал на раскладушке наверху и читал Керуака. Обнаружить Криворотова с книгой было очень удивительно. Однако, завидев нас, он отшвырнул её в сторону и принялся рассказывать, какая шикарная была медсестра в травмпункте, и как эротично она перевязывала ему ногу. Лёха был уверен, что она положила на него глаз, и даже собирался пропороть себе вторую ногу, чтобы встретиться с этой женщиной снова.

После ужина мы развели большой костер и стали жечь трухлявые доски сарая, которые с громким зловещим шипением мгновенно высыхали, а затем высоко выстреливали снопом дымных оранжевых искр.

Помирившиеся Лёхины родители присоединились к нам. Папа поставил вокруг костра маленькие раскладные стульчики, а мама принесла миску с маленькими копчеными колбасками. Очень острыми, но жутко вкусными.

Трифонов то и дело ходил за досками, чтобы подкидывать в костер.

– Страшная сила – огонь, – в его зрачках прыгали крошечные рыжие отсветы. – Я раньше пожарником хотел стать. Нет, реально, в колледж пойти пожарный. До того как вся эта мутотень с десятым классом началась.

– Хорошая профессия, – похвалила Лёхина мама. – Мужская.

– Очень мужская, – согласился Лёхин папа. – Короче: пожар в женской бане. Приезжают пожарные, огонь пылает. Около бани мужик стоит, ухмыляется: «Эх, опоздали вы, парни!», а те такие: «Ничего не опоздали. Баня же ещё горит». А он им: «Баня-то горит, а вот бабы голые разбежались!».

Мы все немного посмеялись, а Лёхина мама, не переставая улыбаться, с укором сказала:

– Вот, чему ты ребят учишь?

Вместо ответа папа посильнее укутал её пледом и обнял за плечи.

Сложно было поверить, что ещё недавно они так сильно ссорились и обзывали друг друга последними словами. А теперь сидели в обнимку, под одним пледом и держались за руки.

От пылающего костра шел упоительный запах. Лицо горело жаром, а спину холодил промозглый осенний воздух. И если смотреть на небо, то над скачущими языками пламени в густом черном небе можно было различить совсем маленькие и далекие октябрьские звёзды. Такие крохотные, что если долго смотреть, начинало казаться, будто Вселенная отдаляется от тебя, словно железнодорожная станция.

Хотя, если верить той фишке про атомы, она не могла никуда отдаляться, потому что находилась повсюду: и в полыхающем костре, и в терпком аромате мокрых листьев, и в увядающем осеннем поле, и в розовом предзакатном небе. И в счастливо хохочущей семейке Криворотовых, и в молчаливо улыбающемся задумчивом Тифоне, и даже во мне – глупо уставившемся на звёзды.

А потом мы долго лежали в своих постелях и болтали перед сном про всякое, пока я не начал засыпать. И уже почти на самых задворках сознания услышал Лёхин яростный шепот.

– Дурак, что ли? Она же на тебя явно западает. Лови момент.

– Перестань, я её с самого детства знаю.

– И что с того?

– Мне эти гиморы не нужны. Ещё на себя проблему вешать и отвечать за кого-то.

– При чем тут отвечать? Я тебе что, жениться предлагаю? Нравишься красивой девчонке – пользуйся. У неё же глаза, как у трепетной лани и задница бомбическая.

– Да нет. Я так не могу.

– Чего ты там не можешь?

– Не твоё дело.

– Ещё немного и я буду думать про тебя всякую хрень.

– Что докопался? У меня, может, свои причины есть.

– Надеюсь, дело не в здоровье? Твой зал тебя точно доконает.

– Ещё одно слово, Криворотов, и я не поленюсь с кровати встать.

– На самом деле, ты просто ссышь. Можешь обижаться или ударить меня, но факт остается фактом. Ты ужасно стремаешься всего, что может превратить тебя из Терминатора обратно в человека.

– Ты прав, – вдруг спокойно отозвался Тифон. – Я стремаюсь, и очень сильно. Но совсем не того, о чем ты говоришь. Ладно, хрен с тобой. Я согласен. В конце концов, это будет идеальная подлянка Ярову. Только это вообще не моё. Я из девчонок только с Зоей могу нормально разговаривать. Не умею изображать из себя кого-то и быть хорошим и милым тоже не умею.

– Да не нужно тебе с ней разговаривать, вообще делать ничего не нужно. Просто расслабься и будь собой.

– А Зоя не обидится?

– С чего ей вдруг обижаться?

Повисла недолгая пауза.

– Ну, мы же друзья. А Нина всё же её сестра.

– Ах, вот оно что, – Лёха тяжело и протяжно вздохнул. – Какое ей вообще должно быть до этого дело? Взять хотя бы меня. Тебе Шурочкина нравится? А Данилина?

– Из девятого? Неа. Обе тэпэшки.

– А Юля из десятого «А»?

– Я твои вкусы вообще не понимаю.

– Видишь. Ты же за это на меня не обижаешься. И Зоя не должна. Дружба дружбой, а музыка в наушниках у каждого своя. Ты будешь с Нинкой, Зоя себе тоже кого-нибудь найдет. И будет всем счастье.

– Пусть найдет, – задумчиво произнес Тифон. – Но нормального, а не какого-нибудь задрота прыщавого с потными ладонями и не такого озабоченного придурка, как ты.

– Можно и нормального, – согласился Лёха.

Они как-то подозрительно резко замолчали. Мне показалось, что произнося последние слова, Лёха посмотрел на меня, но это было не точно, потому что я лежал спиной к ним.

– Знаешь, – сказал, наконец, Трифонов. – А ведь насчет Ярова реальная тема. Я как представлю, так не то, что с Нинкой, с Тарасовной готов замутить.

– Ну, наконец-то, – обрадовался Лёха. – Я про что тебе уже полчаса твержу?

– Но с Зоей-то, что делать?

– Я бы тебе сказал, но ты опять захочешь меня убить.

– Да, лучше молчи. На эту тему со мной шутки плохи.

– А ты знаешь, что с кем шутки плохи, с тем и остальное так себе?

Но Криворотов всё-таки замолчал. Тифон ещё немного пофантазировал на тему, как взбесится Яров, если он уведет у него Нину, и тоже заснул.

А я долго лежал, переваривая весь этот разговор и очень надеясь, что слова: «Зое нужен кто-то нормальный» относились именно ко мне.

========== Глава 13 ==========

Домой вернулся довольный и усталый, с большим мешком пирожков от Лёхиной мамы. Сарай мы благополучно разобрали, больше никто не пострадал.

Вошел в квартиру и сразу понял: что-то не то. Принюхался – и на вешалку с одеждой не нужно было смотреть.

– Привет! – мама показалась в дверях кухни. Лицо, как всегда яркое, шмотки модные. Волосы отросли до самых плеч и по-новому пострижены.

– Как съездил?

Она улыбалась и, видно, ждала, что брошусь к ней на шею, но я неподвижно застыл у порога.

Из комнаты выполз Дятел и тоже уставился.

– Ты чего? Твоя мама же приехала.

Почему Дятел такой тупой? Я возненавидел его в тот момент всем сердцем.

За мамой появилась и бабушка.

– Привет, – сказал я им всем.

Мама сама подошла ко мне, обняла и поцеловала. Теперь, сколько не мойся, всё равно два дня буду пахнуть её духами.

– Чего ты приехала? – вышло немного грубо. Я не хотел так грубо. Но стойкое ощущение, что в её появлении у нас есть подвох, не покидало.

– Мне уехать?

В этом вся моя мама. Слова ей не скажи, сразу нарвешься на конфликт.

Папы и Аллочки дома не было. Уехали на какую-то выставку.

Бабушка усадила меня на кухне, и они вдвоём с мамой принялись пытать про поездку к Криворотовым. Дверь в комнату Дятла была приоткрыта, и я прекрасно знал, что он «греет уши», поэтому специально стал рассказывать всё подряд. Весело, на позитиве, чуть громче обычного, чтобы он обзавидовался. Только про случай с цыганами и грузовиком, естественно, промолчал, не хватало, чтобы потом меня вообще никуда не отпустили.

Бабушка немного попытала про Трифонова, выспрашивая, как он и что. Потом сказала, что его мама раньше в нашей школе работала. Давно ещё, когда мой папа в девятом учился. Обмолвилась, что девушкой она была очень приятная, но «история» получилась некрасивая, затем тихо встала и, аккуратно притворив за собой дверь, вышла. Мы остались с мамой одни.

– Ну что, котик, – она ласково поправила мне чёлку, критически оглядывая новую стрижку. – Надоело тебе здесь? Собирайся. Я решила забрать тебя домой.

Почему с возрастом люди перестают понимать простейшие вещи? Как будто специально это делают. Нарочно.

Когда я был маленький, мама всегда предупреждала, что после сильного мороза совать руки под горячую воду нельзя. Ведь из-за резкого перепада температур происходит нарушение кровообращения, и руки навсегда могут потерять чувствительность.

Почему же теперь она совершенно забыла про это? Или просто градус моих температур казался ей слишком незначительным?

Я уже успел погрузиться в новую, весьма насыщенную жизнь, в которой была Зоя, и где за день происходило столько всего, что раньше нам с Боряном на целый год обсуждений хватило бы. Даже к Дятлу понемногу привыкать начал, да и с ребятами было гораздо интереснее, чем с Вовкой и Михой, которые днями напролёт либо рубились в Доту, либо обсуждали, кто какую тачку хочет. Поэтому как можно спокойнее объяснил маме, что не могу так быстро перестраиваться. Она ответила «ладно», но заметно обиделась, и мне показалось, что вот-вот расплачется. Ещё совсем недавно я только и мечтал, что она соскучится и сама позовет меня обратно. Судорожно соображая, получится ли видеться с Зоей, если перееду в свой район, я уже был готов согласиться, но потом мама вдруг призналась, что поругалась с Игорем и он «ушел». От такого известия у меня в голове снова всё перевернулось на триста шестьдесят градусов. Получалось, что она зовет обратно не потому, что грустит без меня, а оттого, что грустит без Игоря. И это всё меняло.

В общем, я отказался. А после её отъезда резко накатила какая-то тоскливая, безысходная пустота, словами не объяснить. Всё вроде бы по-прежнему, и чумовые выходные никуда не делись, и я на том же месте, но появилось странное гнетущее чувство будто то, что было там, у Лёхи, происходило не по-настоящему. Точно я всё это время в каком-то искусственном, фальшивом мире жил, типа Шоу Трумена, наивно полагая, что можно просто так дышать древесным дымом от костра, гонять мяч, смотреть на осенние звёзды и воображать, будто способен понравиться лучшей на свете девушке.

Но нет, ничего подобного. Пластиковые декорации всё же отклеились, и где-то за спиной гнусно захихикали лгуны. Их мороженое всё-таки оказалось куском обыкновенного мыла.

Я ушел и час гулял по улицам, пытаясь всё снова вернуть на свои места. Но как ни старался, ничего не получалось.

К моему возвращению папа и Аллочка уже были дома и жаловались бабушке на долгую очередь, которую им пришлось отстоять в галерею, но завидев меня, тут же прицепились с глупыми вопросами вроде «не промокли ли ноги» и «сделал ли я уроки».

И лучше бы этот дебилоид не лез, но он, невероятно возбужденный, ходил за мной по пятам, как собачка. Из ванны на кухню, с кухни в комнату, потом опять в ванную.

– Чего тебе? – не выдержал я, когда он слегка придержал дверь, чтобы я не захлопнул её перед его носом.

– Никит, – голубые глаза – чистота горного хрусталя. – Ты только, пожалуйста, не злись.

– Ну.

– Обещаешь, что не будешь злиться?

– Ну.

– Ты поговорил с ребятами насчет меня?

– Что? – сначала вообще не понял, о чем речь. Уже сто раз забыл про этот бред.

– Я думал, там, на даче, у тебя будет много времени, – он сел на бортик ванной.

– Всё, давай, иди отсюда. Я мыться буду.

– Это ты просто от меня так отделаться хочешь.

– Хочу, – честно признался я. – Потому что ты реально заколебал совать свой нос во все дела и примазываться.

Лицо Дятла стало насупленное и сосредоточенное, нервно крутя пуговицу на пижаме, он, похоже, всерьёз обдумывал мои слова.

– Я знаю, ты меня не любишь, и понимаю, что тебя заставили приехать к нам. Но я ведь был здесь раньше. Это мой дом, я так живу и не знаю, как по-другому.

– Это не твой дом, – наехал я. – Это квартира моего папы, и тебе тут просто разрешили пожить. Просто потому, что твоя мама нравится моему папе. Понимаешь?

В ответ Дятел страдальчески прикрыл глаза, скрестил руки на груди и замер. Золотистые завитки волос по всему лицу, бледные губы, тощие плечи. Святой мученик да и только.

– Я же прошел проверку, я же позвонил тогда.

– Это был прикол.

– Значит, ты не собираешься выполнять своё обещание? – его голос едва заметно дрогнул. – Ладно. Пусть. Это нормально.

Пытаться достучаться до Дятла, всё равно, что биться головой о стену.

– Что нормально?

– Всё, что происходит. Что ты не любишь меня и что хочешь унизить, и что говоришь все эти обидные гадости. Я всё понимаю. Это нормальная реакция. Потому что папа вместо твоей мамы выбрал мою, и тебя это жутко злит. И что он любит нас, и что мы хорошая семья, и не ссоримся друг с другом, и не бросаем друг друга, и не выгоняем из дома. Это тоже злит. Я всё понимаю. Мне, честно, жалко тебя. Поэтому я не обижаюсь.

– Заткнись! – он выбесил меня настолько, что я со злости треснул кулаком по двери. – Ещё что-то скажешь про мою маму, и я тебя в асфальт закатаю, чмо, понял?

Но в ответ ничего не произошло, Дятел по-прежнему сидел на бортике и молчал. Буддийское спокойствие.

В ванную заглянул папа:

– Что за шум, а драки нет?

– Немного дискутируем, – Дятел похлопал ресницами.

Папа одобрительно улыбнулся, и я, подавляя страстное желание спихнуть Дятла внутрь ванной, ушел в комнату.

А когда он приперся следом, сказал ему:

– Видишь темную полоску на ковре? Заступишь хоть раз на мою сторону, урою.

– А мне и не нужна твоя сторона. Я бы не хотел на ней оказаться.

– И в школе, чтоб не смел приближаться. Понял? Меня уже тошнит от твоей морды. И разговаривать больше с тобой не собираюсь. А если посмеешь ещё вякнуть про мою маму, то вообще пожалеешь, что родился.

– Ну, ладно, – он сел на свою кровать, прямо напротив меня и по-наглому уставился в упор. – Я не хотел, но ты сам это начал. В общем, если не поговоришь насчет мотика, то я расскажу всем про то, что ты мой сводный брат. И ещё… Ещё в следующем году фамилию поменяю на папину, и тоже стану Гореловым.

Вдруг осекся, судорожно сглотнул, часто-часто заморгал, скинул на пол все учебники с кровати и, содрав покрывало, натянул его себе на голову. Посидел так немного, а потом завалился набок и замер. Из-под покрывала виднелись только согнутые в коленях ноги в полосатых носках.

Продолжать не хотелось. Просто стало противно. Дятлу сильно повезло, что я терпеть не могу потасовки. Но его угроза окатила, как ледяной душ. А ведь и правда, он легко мог рассказать. Ему мозгов хватит.

Я включил комп и собрался написать Зое. Мысль о ней – единственное, что действовало на меня успокаивающе.

Зоя обладала удивительной способностью слушать и слышать даже больше, чем произносилось вслух. Она была чуткая и понимающая, а не как мама, которая категорично норовила перевернуть всё с ног на голову. Не знаю, как это у Зои получалось, но с ней я чувствовал себя гораздо увереннее, чем обычно. Никто раньше просто так, на ровном месте, не говорил мне, что я наблюдательный, чуткий и сдержанный, что мне очень идет горчичный цвет, и что когда я улыбаюсь, у меня на одной щеке появляется ямочка. Кроме того, она считала меня честным и добрым, а это для неё было самым важным в человеке.

Но телефон пиликнул прежде, чем я успел набрать «Привет». Глянул на экран и немного прифигел, точно мне впечатлений было мало. А как прослушал голосовое сообщение от Яны, прифигел ещё больше.

Всего двадцать секунд. Вначале это был стук, громкий и очень мощный, будто колотят кулаком в дверь. Затем раздался злой и грубый мужской голос. «А ну, открывай!». Шуршание, шелест. Сдавленный кашель и снова стук. И где-то очень близко, почти в трубке, тяжелое дыхание и вздох, похожий на всхлипывание. И снова стук. Затем грохот и пронзительный девчачий визг. Не близко, а там, в глубине. Рядом только дыхание и шелест.

От этого душераздирающего визга даже Дятел из-под покрывала выбрался и вопросительно уставился покрасневшими глазами.

– Что это? – с затаенным страхом спросил он.

– Ролик смотрю, – буркнул я. А потом вспомнил, что запретил ему с собой разговаривать и добавил. – Козел.

Он снова накрылся. А я дрожащими пальцами написал сообщение: «У вас всё в порядке?».

Подождал. На сообщение никто не отвечал. Вот, блин! А вдруг с ними реально что-то случилось? Мужик там какой-то. Они же не просто так его боялись. Прослушал запись ещё два раза.

Что вообще делать в таких ситуациях? Звонить в полицию? А если это совсем не то, что я подумал? Рассказать родителям? Не в моём случае.

Набрал номер Яны, ждал около минуты, громкие протяжные гудки в напряженной тишине нашей комнаты. Но трубку никто не взял. Бред.

Решил позвонить Трифонову, но Вотсап снова ожил. На этот раз фотка. Странная мутная фотка, со вспышкой в темной комнате. Снимали прямо напротив зеркала, поэтому беловатый отблеск заполнял почти всё изображение. Но мне показалось, что я явственно разобрал плавный изгиб шеи, хрупкую ключицу и часть обнаженной женской груди. Это добило окончательно. После выходных с Криворотовым могло и не то привидеться. Следом за фотографией пришло сообщение:

«Не обращай внимания».

Я: «Что это всё значит?»

Яна: «Извини».

Я: «С вами всё в порядке?»

Яна: «Нормально. Живы».

Я: «Что там у вас происходит? От вашего голосового я чуть не поседел».

Яна: «Забей. Случайно отправилось».

Я: «Что за мужик там у вас? Что за фотка?».

Я: «Точно всё нормально?».

Но сообщения прекратились. Подождал ещё несколько минут. Одни события вытесняли другие. То разговор с мамой, то претензии Дятла, то жуткие крики девчонок, то голая ключица. Пришлось лезть на Ютуб и врубать самый позитивный фильм всех времен и народов: «Эйс Вентура – звериный детектив».

========== Глава 14 ==========

Инцидент с Дятлом произошел с самого утра. Я прилично проспал и влетел в школу за две минуты до звонка, взмыленный и ошалевший от спешных сборов. Забежал в раздевалку, скинул куртку и только собирался выйти, как вдруг, прямо в дверях наткнулся на выпяченный тощий зад Дятла. Я его сразу по вельветовым штанам определил. Наклонившись, он еле-еле возился, собирая рассыпавшийся пенал какой-то девчонки. И ведь надо было, чтобы прямо сейчас.

Пару секунд я пытался сдержаться, но Дятел оказался чересчур медлителен, а соблазн сладкой мести слишком велик. Хорошенько прицелившись, я отвесил ему смачный, увесистый пинок. Он ойкнул и улетел вперед, прямо на эту девчонку, для которой так усердно старался, сбил её с ног, и они оба завалились на пол.

– Случайно задел, – сказал я, глазеющим на меня дежурным семиклашкам.

Ликованию не было предела. Больше месяца я мечтал о чем-то подобном и, наконец, свершилось.

Обошел бочком их смешную кучу-малу и собрался двинуться дальше, как неожиданно Дятел резко вскочил и, точно полоумный, кинулся на меня. Со всей дури пихнул в грудь и с силой схватил за рубашку. Слащавая рожа вся покраснела от бешенства. Скрежеща зубами, он пытался то ли встряхнуть меня, то ли толкнуть. Глупые, беспомощные дерганья. Я попробовал оторвать его от себя, но он намотал рубашку на кулак и не отпускал. Только стоял и шатался.

– Отвали, – сказал я.

Но он держал, и по помутневшим глазам я понял, что хочет сделать что-то ещё, может даже ударить. И тут краем глаза я заметил Криворотова, подлетевшего взглянуть, что происходит.

Теперь уж точно нельзя было оставить как есть. Я размахнулся и от всей души влепил Дятлу хорошую, смачную оплеуху. Золотые кудри подскочили вверх вместе с головой, и его самого повело в сторону. Рука разжалась, а ткань рубашки осталась стоять колом.

В этот момент, откуда ни возьмись, подскочила завуч. Наверняка ей кто-то настучал, потому что летела она уже разозленная. Но подоспела, естественно, не тогда, когда этот ханурик драл мою рубашку, а когда мне пришлось дать ему отпор.

– Какой класс? – срываясь на визг, заорала она на меня.

Схватила за рукав пиджака и потащила, не дожидаясь ответа.

– Мария Николаевна, – возле неё нарисовался Криворотов. – Это случайно получилось. Горелов не виноват. Я сам видел. Соломин набросился на него, как зверь. Никите пришлось защищаться.

– Криворотов, если ты сейчас не отойдешь от меня и не отправишься на урок, будет что-то с чем-то! Я тебе обещаю.

Мария Николаевна, пожилая, но страшно боевая тётка, жилистая и сильная, так разозлилась, что я болтался в её худосочной, покрытой рыжими пигментными пятнами, руке, как облетающий лист на ветке.

Притащила к себе в кабинет и принялась песочить, что я ещё новенький, а уже себя так веду, и что их школа очень трепетно относится к вопросам дисциплины, поэтому ничего подобного в своих стенах не потерпит. Весь первый урок нотации читала, а потом, пообещав позвонить моим родителям, всё же отпустила.

И когда я пришел к ребятам, Криворотов уже в красках всё им рассказал. Преувеличил, конечно, сильно, но видеть смеющуюся Зою было очень приятно, поэтому я стал подыгрывать Лёхе и смешить её ещё больше, описывая дурацкое лицо Дятла и то, как он валялся на полу после пинка, и как его голова, точно в замедленной съемке отлетала после оплеухи. Всю перемену смеялись, а Трифонов, хотя и смеялся вместе со всеми, но когда уже прозвенел звонок, и мы заходили в класс, тихо шепнул мне в затылок, что ударить Дятла всё равно, что девчонку бить. И сразу стало невесело и даже противно, но не оттого, что сказал именно он, а потому что в глубине души, я и сам это понимал.

Вечером дома нам устроили жёсткий «разбор полётов». Хорошо хоть не мне одному.

Папа сидел на своём месте, на диване, бабушка устроилась в кресле, Аллочка тоже на диване, только не рядом с папой, а возле другого подлокотника. Мы с Дятлом на стульях. Настоящий суд. Аллочка вся была нервная, со смены, заведенная, но мужественно молчала. Бабушка тоже, после звонка Марии Николаевны, как воды в рот набрала, папа же лишь сокрушенно качал головой своим мыслям, видать, они не очень-то его радовали.

– Знаете что? – после внушительной паузы произнес он. – Если бы ты, Никита, просто подрался в школе, я бы вообще не стал в это вмешиваться. Мальчишеские выяснения отношений – это не криминал. Если бы Ваню кто-то обидел, я бы объяснил ему, что он должен научиться защищать себя сам. Но ужас всей сложившийся ситуации заключается в том, что вы, ребята, родственники, можно сказать даже братья. И это стыд и позор, что вы устраиваете подобное! Когда мне бабушка рассказала, я сначала даже не поверил.