Текст книги "Моя сумма рерум (СИ)"

Автор книги: Ида Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Но он очень обрадовался:

– Если Джейн не спит, это было бы замечательно. Можете заглянуть к нам минут через двадцать?

========== Глава 18 ==========

Поначалу Дятел идти не хотел, но когда услышал «за компанию» сразу согласился.

На взрослых он всегда производил хорошее впечатление, и был нужен мне для разговоров. Быстро приняли душ и переоделись.

– О! Юные боги. Прекрасно! Мы вас ждали, – Вениамин Германович, облаченный в бордовый, расшитый золотом халат, широким жестом пригласил войти. – Какие фактурные лица и тела. Жанна будет счастлива. Не поверите, как сейчас сложно с натурой. Раньше, пока она работала в студии, там всегда было полно подрабатывающих студентов, а теперь то помещение выкупили и подыскать что-то новое проблематично.

Он провел нас в гостиную. Тёмный бархатный диван, два огромных кресла с подушками, высокий круглый столик на одной ножке, тяжелые задернутые шторы, под потолком горела массивная хрустальная люстра с подвесками. Все стены были заставлены застекленными книжными шкафами, а между ними висели картины в золоченых рамах. На столике стояла ваза с фруктами, коробка шоколадных конфет и две книги.

– Присаживайтесь, – Вениамин Германович указал на кресла.

Мы оба робко присели.

– Что ж, пока Джейн пишет, я не премину воспользоваться возможностью узнать, чем сейчас живет и дышит молодежь. Ты же Ваня? Твоя бабушка про тебя много рассказывала. Слышал, ты много читаешь.

– Это правда, – обрадовался Дятел.

Выдержав театральную паузу, Вениамин Германович медленно опустился на диван и по-барски раскинул руки.

– А вы знаете, что я пишу книги?

Мы кивнули.

– Знаете о чем?

Мы переглянулись, но ничего не ответили.

– Вот и замечательно. Тогда тебе, Ваня, я сделаю небольшой подарок, – он взял со столика увесистую книгу. – Это мой роман «Прощение».

– Спасибо, я попробую, но обычно такое не читаю, – не моргнув и глазом, сказал тупоголовый Дятел.

– Какое такое? – толстые белые брови Вениамина Германовича взметнулись вверх.

– Про любовь, – вывернулся он.

– Значит, фантастику любишь? – понимающе покачал головой писатель. – Я в твоём возрасте тоже любил пофантазировать о пришельцах.

– Пришельцы – это вчерашний день. Матрица Вселенной гораздо интереснее. Многовариантность во времени и пространстве. Кроличьи норы.

– А ты? – Вениамин Германович перевел взгляд на меня. – Судя по всему, ты продукт веб-поколения.

– Может и веб, но читать я умею, – не знаю, что он во мне такого углядел, но было немного обидно, что я показался ему поверхностным.

– Это хорошо. Тогда тебе я подарю роман о любви и ненависти: «Падение».

Я взял в руки книгу. На обложке была изображена лежащая в красных цветах девушка в белом платье.

– Тебе понравится, – заверил Вениамин Германович.

Тут дверь в соседнюю комнату отворилась, и оттуда появилась на катящемся инвалидном кресле его жена.

Я ожидал увидеть изможденную бессонницей старушку, но Джейн оказалась довольно молодая и красивая. На ней была длинная пёстрая юбка, лёгкая блузка, на шее крупные деревянные бусы, на руках множество браслетов. А волосы у неё были тяжелые, густые, вьющиеся – почти как у Зои, только каштановые. И она даже не вкатилась в комнату, а вплыла. Круглолицая, цветущая и жизнерадостная, взгляд же цепкий и заинтересованный. За ней тянулся шлейф восточных благовоний.

– Привет! – она помахала нам рукой и поцеловала Вениамина Германовича в щёку. – Я Джейн. Очень рада, что вы всё-таки надумали прийти. Веня говорил, что нашел подходящую фактуру, но вы, оказывается, ещё лучше, чем я могла себе вообразить.

– Веня уже рассказал вам над чем я работаю?

– Нет, мы ещё про это не знаем, – отчеканил Дятел, будто на уроке.

Она протянула ему ладонь:

– Тогда идем.

Он послушно поднялся. Мы следом.

Комната была мастерской и спальней одновременно. Возле окна мольберт, маленький стульчик, голубые холщовые шторы на подвязках, высокий светильник на штанге, деревянный столик у стены, уставленный баночками с красками и кистями, а по другую сторону большая двуспальная кровать, покрытая шелковым покрывалом. Над кроватью висела картина с пышной обнаженной женщиной.

Дятел тут же отвернулся и отошел к окну.

– Как здорово. Я с этой стороны ещё никогда не смотрел. У вас двор, а у нас трубы и лес.

– Стой! Не двигайся, – вдруг воскликнула Джейн.

От удивления он распахнул глаза и замер. Она подъехала к нему вплотную, очень близко и, наклонив голову, принялась рассматривать.

– Знаешь, какой ты красивый? – серьёзно спросила она.

Дятел так смутился, что не смел в её сторону и краем глаза посмотреть.

– Ну что вы. Спасибо, конечно. Мама тоже так говорит.

– Я не мама, – отрезала Джейн.

Затем взяла его за локти и развернула к себе.

– Великолепно. Настоящий Ганимед. Ты прекрасен. Всё, быстро все уходите, – замахала она на нас с Вениамином Германовичем. – Вот он ответ, этот взгляд. Да! Я же никак не могла понять, почему не получается. Какой прекрасный мальчик! А ну, брысь.

Мы попятились, а Дятел растерянно, точно моля о помощи, посмотрел на меня.

– А ты, – велела она ему. – Быстро раздевайся.

– Что? – Дятел заморгал.

– Давай, давай, – она принялась поспешно протирать кисточки.

Он попятился. Теперь на его лице читался не просто страх, а самая настоящая паника.

– Но мы про это не договаривались, – пробормотал я.

– Конечно, договаривались, – заверил Вениамин Германович. – Я же говорил тебе про Ганимеда. Ты ведь знаешь, кто это? Это самый прекрасный юноша Олимпа. Он так очаровал Зевса, что тому пришлось его похитить. Но не волнуйся, обнаженка всегда оплачивается дороже.

– Да, да, Веня заплатит, – пробормотала Джейн уже в каких-то своих мыслях. – Вещи можешь сложить вон в то кресло.

– Может, лучше Никита, – взмолился Дятел. – У него мышцы есть.

– Нет, – категорично отрезала Джейн. – Он не подходит. Мне нужна невинность во взгляде.

Подобное заявление озадачило, а Вениамин Германович, быстро схватив меня за локоть, вывел из комнаты. Последнее, что я успел услышать, это беспомощный голос Дятла:

– Никита, так нечестно.

– Ух, – Вениамин Германович поёжился, точно по нему пробежали мурашки. – Творчество – это такая затейливая штука. Если вдруг случился приход, то нельзя терять ни минуты.

– Приход?

– Подъем вдохновения, – пояснил он. – Джейн очень талантливая. Очень. Она смотрит в прошлое, а видит будущее, она будто суть настоящего. Ты же видел её глаза?

Я кивнул, будто понимая, о чем он говорит.

– Никогда не думал, что женщина сможет занять в моей жизни такое важное место. Что она станет самой этой жизнью. Я ведь раньше был страшно амбициозен и независим, дал клятву, что никогда не женюсь, потому что если ты отдаешь себя творчеству, то больше никому не можешь принадлежать. Но когда я встретил Джейн, то всё изменилось. Хотя мне далеко за сорок было, а ей всего двадцать. Я вдруг увидел, что в свои годы она столь глубока и целостна, будто жила всегда, испокон сотворения мира. Будто вечна и знает, как всё на самом деле устроено. Я смотрел на девушку, а видел себя в отражении вселенной. И такая появилась страстная потребность принадлежать, просто не передать словами. Чтобы она смотрела на меня, а не сквозь меня, чтобы быть рядом и хоть немного касаться её жизни. Я думал, что я свободен, самодостаточен и независим, как ветер, летающий по свету, но оказалось, что ветер – это всего лишь мечущиеся потоки теплого и холодного воздуха, которые не могут отыскать пристанище. Только с приходом Джейн я нашел покой, обрел смысл, понял, что нужен. Не только мои книжки, а я сам, мои мысли и чувства, все они имеют большое значение и занимают особое место в устройстве всего мира.

– Ты вообще понимаешь, о чем я говорю? – он вдруг решил возвратиться в реальность.

– Ну, так, – признался я. – Смутно.

Пока он всё это болтал, я не переставал обдумывать, как мне лучше попросить снотворное взамен гонорара, ведь он станет задавать кучу лишних и ненужных вопросов.

– Когда мне было семнадцать, я тоже ничего не знал не то, что про любовь, про себя самого ничего не знал. И это было и хорошо и плохо одновременно. Это как первозданный человек, человек ещё не изгнанный из рая, чистый и простодушный. Неведающий ни страстей, ни боли, ни падения, ни раскаяния, ни страданий. Счастливое безмятежное блаженство. Глупое наивное счастье. Которого, увы, и не осознаешь, а когда понимаешь, то уже слишком поздно.

Договорить Вениамин Германович не успел, потому что из комнаты вдруг раздался отрывистый женский крик, двери с грохотом распахнулись, и к нам выкатилась перепуганная насмерть Джейн.

– Мальчику плохо!

Мы бросились в комнату. Полуголый Дятел, скрючившись, валялся на кровати под простыней, и всё тело его сотрясалось в мелких конвульсиях.

– Боже! – писатель схватился за сердце. – Жанна, звони немедленно в неотложку.

– Никуда не нужно звонить, – поспешно выкрикнул я. – Это пройдет.

Вспомнил, что сто раз говорила мне Аллочка: Главное, не паниковать и не трогать.

– Минут через пять-десять должно закончиться.

Я всегда так боялся, что это произойдет, но в последнее время почти позабыл про его припадки. Мне казалось, что если такое случится на моих глазах, я первый убегу в неизвестном направлении и буду сидеть там, пока всё не закончится. Но сейчас почему-то кинулся к нему. Знал же, что делать ничего не нужно, но всё равно испугался.

– Как так вышло? – строго спросил Вениамин Германович.

– Да откуда я знаю? – пожала плечами Джейн. – Он сидел, сидел, а потом раз, как упадет.

Я тоже недоумевал. Свалиться в обморок только от того, что его попросили снять штаны. Представил, что по этому поводу сказал бы Лёха, и вдруг эта мысль так дико развеселила меня, что я не выдержал и громко закатился от хохота.

– Ты чего? – удивился Вениамин Германович.

– Да вот, думаю, что бабушке про это говорить.

– Как бабушке? – ахнула Джейн. – Зачем бабушке? Это просто неудачное стечение обстоятельств.

Дятел уже почти перестал дёргаться и просто затих.

– Бабушке совсем не обязательно знать про этот эксцесс, – согласился Вениамин Германович. – А давай я оплачу работу, как если бы вы оба позировали? То есть на руки получите двойной гонорар.

– Этого не нужно, – сказал я. – Дайте нам просто снотворного. Пожалуйста. Он выпьет, поспит и встанет, как огурчик. Это на нем школа так сказывается. Перезанимался. На Золотую медаль идет.

– Ах, да, точно, – вспомнил Вениамин Германович. – Валентина Анатольевна говорила про медаль.

– Бедные дети, – всплеснула руками Джейн, поехала на кухню и привезла полную упаковку лекарства. – Оно очень хорошее. Мягкое. Действует за десять минут, но зато после него ни голова не болит, ни вялости не чувствуешь. Только что с картиной-то делать? Я в отчаянии. Он так хорошо подходил: светленький, ясноглазый. Худенький только.

– Не волнуйтесь, – сказал я, очень довольный результатом своей операции. – Я вам другого Ганимеда приведу, ещё прекраснее. Только вот за взгляд его не отвечаю.

Я довел Дятла до дома и уложил в кровать. Он был совсем бледный, руки холодные, жаловался на тошноту и головную боль, однако ещё больше изводился от того, как всё получилось. Ему даже передо мной было стыдно. А когда я его положил и укрыл одеялами, взял и расплакался, как маленький.

– Ты был прав, – всхлипывал он в подушку. – Со мной лучше дела не иметь. Я очень впечатлительный и совсем ненадежный. Сам не знаю, как так получилось. Просто в голове такая дрянь закрутилась, я хотел на чем-то сосредоточится, но не мог. И раздеться тоже не мог. Я, наверное, совсем трус.

– Да ладно тебе, ничего страшного не произошло, я как её увидел, тоже чуть в обморок не грохнулся.

– Правда? А по тебе и не скажешь, – он наконец улыбнулся и вытер слёзы. – Ну, тогда я всё же посплю. Как ты и говорил, чтобы мама с бабушкой не заметили.

========== Глава 19 ==========

Отвезти снотворное я решил на следующий же день, чтобы сразу сделать неприятное и больше об этом не думать.

Автобус подъехал битком набитый, как всегда от метро. Я с трудом пробрался в самую глубь, протиснулся к окну, надел наушники и врубил музыку на максимум, чтобы она заглушила мой внутренний, предательски подмывающий отказаться от этой дурацкой поездки, голос. И она заглушила.

Колбои орали так, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Бешеный ритм, гитары и скрим. Через семь полных остановок я уже начал казаться себе безбашенным отвязным пофигистом. Сильным, смелым и борзым, как Лёха с Тифоном вместе взятые. Типа: Мы те самые дети с улиц. Мы уже давно испорчены. Мы – дым в твоих легких. У нас есть девочки и оружие. Мы – короли районов. И всё в таком духе.

Когда же автобус затормозил на конечной, я, накинув капюшон, с понтом, развязной походкой, прошел по опустевшему салону к самой последней двери. Нереально решительный и крутой. Жаль только, что людей в автобусе уже почти не осталось и на меня никто не посмотрел. Даже некрасивая пухлая малолетка, ковыряющаяся в своём телефоне.

В подъезде было очень темно. Тусклый свет горел только возле лифта. Полы перед лестницей были застелены вонючими обрезками старых ковров. Лифт пугающе скрипел и глухо громыхал. Внутри кабины лифта оказалось зеркало. Мутное и заляпанное, с надписью поверх него – «Катька – стерва и тварь». Я критично оглядел себя. Серьёзные встревоженные глаза, нахмуренные брови и капюшон, съехавший немного набок.

Пока ехал, решил, что заходить в квартиру не буду. Просто передам таблетки, скажу про труп на ТЭЦ и сразу домой. Но когда поднялся на этаж, обнаружил, что дверь попросту распахнута настежь, а телевизор орет не меньше прежнего. Постоял немного на пороге и несмело прошел.

Осторожно заглянул в комнату с телевизором. В кресле точно так же кто-то сидел, и я как можно бесшумнее прокрался к комнате сестер, тихо постучал, приоткрыл дверь и заглянул. Внутри никого не было.

Вошел и огляделся, куда бы выложить то, что я привез. Туалетный столик перед зеркалом был заставлен различными флаконами и тюбиками.

На блестящем комоде цвета слоновой кости – пластиковая коробка с карандашами и папка для рисования. Я бы никогда специально не полез, но папка была открыта и лежавший сверху рисунок сразу привлек внимание. Черно-белая графика, выполненная короткими отрывистыми линиями и штриховкой, в стиле комиксов, но отдельные элементы ярко раскрашены цветом. Необычно и красиво. Однако привлекла меня не красота исполнения. На рисунке были изображены два человека. Один на коленях, посреди улицы в окружении бетонных блоков домов, выставил перед собой согнутые руки, точно закрывался от чего-то. Ноги его были прикованы толстыми цепями к земле, а руки от кисти по локоть раскрашены фиолетовым. Другой, изогнувшись назад и запрокинув голову к небу, стоял чуть поодаль и страшными, скрюченными пальцами яростно раздирал себе горло, из которого, тщательно прорисованное красным цветом, вылезало когтистое существо.

Жутковатая картинка, но впечатлила меня не композиция и не сюжет, а то, что этими страшными мучающимися чуваками были мы с Трифоновым. Я – тот, что с фиолетовыми по локоть руками, на коленях и в цепях, он – рвущий горло, чтобы выпустить своего дракона. В том, что это мы, не было никаких сомнений. Черты лица не разобрать, но одежда в точности наша и телосложение похожее.

Протянул руку, чтобы взять рисунок, но тут почувствовал лёгкий ветерок на шее, резко обернулся и чуть было не сбил Яну с ног. Она едва удержалась за мой локоть. Розовые волосы, влажные, гладко зачесанные назад, пахли шампунем. Лицо почти такое же розовое, гладкое, распаренное. Кончик носа блестел, а глаза улыбались. На ней был черный спортивный костюм.

– Это мы?

– Ну, да.

– А почему в таком ужасном виде?

Она пожала плечами.

– Ане так приснилось, и я нарисовала. Ей постоянно что-то такое снится, а мне никогда. Как будто и не сплю вовсе. Тебе снятся сны?

– Бывает.

– А что тебе снится?

– По-разному. Иногда что-то произошедшее за день или какие-нибудь фантазии.

– Наверное, здорово, когда снятся фантазии. Если хочешь, можешь посмотреть все, – сунула папку мне в руки и села на банкетку.

Я не очень хотел, но отказаться не смог.

Все рисунки были в том же штрихованном стиле. Черно-белые с цветным акцентом на отдельных деталях. На большинстве из них люди в каких-нибудь странных позах, раненные или страдающие. Некоторые с рогами, крыльями и хвостами. И далеко не все были одетыми. Так что нам с Трифоновым крупно повезло.

– Я не разбираюсь в искусстве, – я не знал, как оценить то, что увидел.

– Я сама не разбираюсь. Просто рисую то, о чем Аня рассказывает.

Яна простодушно улыбнулась. Она была довольно милая. Трогательная какая-то.

Вошла Аня. Увидела меня и явно расстроилась.

– А где Дракон?

– Не смог.

– Значит, ещё рано. Ты привез?

Я достал из кармана снотворное и сигареты, положил на комод. Передал Яне Чупа-чупс.

– Не знаешь, сколько класть нужно? – спросила она. – Те, что у нас были, по две клали. Хозяйку на раз вырубало.

– Вы раньше уже усыпляли её?

– Естественно. Думаешь, зачем телек орет? Это чтобы знать, когда она проснется. Как только просыпаться начинает, первым делом звук убавляет.

– Если бы она узнала, что кто-то к нам приходит, не пустила бы, – сказала Яна оправдываясь.

– Раньше так Шуру, няню нашу, усыпляли, – сказала Аня. – Чтобы погулять одним. Она долго не замечала. Потом отчим застукал её спящей и выгнал. Жаль, конечно, она добрая была.

– Вместо неё потом Маня пришла, так она с нами вообще за одним столом не ест, – засмеялась Яна. – Поэтому, когда в этот раз сбегали, пришлось снотворное в общую кастрюлю с супом подсыпать. Зато хоть собрались спокойно.

– Ну, вы даете! – поразился я. – Откуда у вас столько снотворного?

– Ане прописывают, чтобы кошмары не снились.

– Козлу три дадим, – сказала Аня. – Пойдем, чаю попьем и покурим.

Она вышла.

Яна же молча и выжидающе уставилась на меня.

– Я домой, – в последний момент я вдруг решил ничего не говорить, но только развернулся к выходу, как она схватила меня за плечо.

– Нет, не уходи, пожалуйста.

Забрала из рук куртку, кинула на кровать, а затем отвела к банкетке и, усадив перед зеркалом, встала позади.

– Смотри в зеркало. Я хочу увидеть.

Я посмотрел. Ничего нового. Обычный мой немного смущенный, немного растерянный вид.

– И что?

– Твоё прошлое напоминает искусственный водоем. В нем нет течения, вода не обновляется, застаивается, зацветает и гниет, превращаясь в болото.

– Чудесно! Очень полезная информация.

– Зря смеешься, люди думают, что всё знают о своём прошлом, но на самом деле оно ещё более непонятное, чем будущее. В нем слишком многое искажено желанием верить в то, хочется, поэтому его не только постоянно приукрашивают, но и часто вообще не понимают. Ты оцениваешь своё прошлое, являясь тем, кто ты есть сейчас. Однако в каждую следующую минуту ты становишься другим. У тебя появляются новые мысли, новый опыт, они меняют твой настрой.

Я отвернулся от зеркала.

– Ладно. Лучше чай.

Кухня была совсем маленькая, как в старых домах, где, сидя за столом, можно дотянуться и до плиты, и до холодильника одновременно. Они усадили меня возле окна к толстой, жутко горячей вертикальной трубе, на которую невозможно было облокотиться.

Яна принялась разливать кипяток по голубым кружкам, а Аня взяла маленькое блюдце, открыла пачку сигарет и, прикурив прямо от конфорки, с наслаждением выдохнула. После чего, поставив табуретку напротив меня, села и нахально уставилась.

– Ну, рассказывай, – дым от её сигареты окутал меня целиком.

– Что?

– Ну, вообще, про себя. Кто ты и что.

– Не знаю. Да никто.

– Никто? – Яна замерла с чайником в руках. – А с кем мы тогда разговариваем?

– В смысле, рассказывать нечего.

– Значит, никто, – кивнула Аня. – Ясно.

Они переглянулись.

– Люди-тени, – сказала Яна.

– Что?

– Ну, люди, которые на самом деле не совсем люди, а просто тени. Проекции людей. Их на самом деле не существует. Они созданы для того, чтобы все думали, что в мире много разных людей. Массовка. Просто персонажи, за которыми ничего нет.

– В чем прикол? – это начинало раздражать.

– Не бери в голову, – Аня прикрыла мою руку ладонью. – Это мы шутим. Сидим тут безвылазно, вот и приходит в голову всякое.

Она встала, открыла окно, и сырой октябрьский ветер ворвался в тёплую, душную кухню. Сразу стало холодно и неуютно, даже несмотря на жарящую в спину батарею.

Яна придвинула табуретку и села напротив меня с другой стороны.

– Ты уж прости нас. Мы не очень знаем, как вести себя с людьми.

– С парнями, – подсказала Аня.

– Сейчас-то вы можете объяснить, что за голосовое сообщение прислали? Что произошло?

– Что-что, – Аня с силой затушила сигарету, будто хотела размазать её по всему блюдцу. – Козёл приходил.

– А кто кричал?

– Ну, я, и что?

– Я была в комнате, – пояснила Яна. – А Аня в туалете успела закрыться.

– Потом хозяйка проснулась и загнала Козла спать. Я там ещё час просидела, пока Яна не сказала, что всё спокойно. Я бы этому уроду всю пачку снотворного скормила, чтоб уже никогда не проснулся. Но Яна считает, что это негуманно.

– А фотка?

– Просто фотка, – пожала плечами Яна. – Чтобы ты не сильно волновался.

Пронизывающий сквозняк подул прямо в шею и забирался за шиворот. На улице стремительно темнело.

Розовый цвет шел ей больше, чем Ане голубой, а может, так казалось, потому что она сама нравилась мне больше.

Внезапно Аня будто прочла мои мысли, потому что спросила прямо в лоб:

– Хочешь с Яной встречаться?

Вот это был недетский поворот, пришлось отложить печенье, потому что есть резко расхотелось. Сама Яна ничуть не смутилась:

– Будешь моим парнем, и если Козел ещё пристанет, заступишься за меня.

– Для подобных целей я точно не подхожу, – честно признался я. – С этими вопросами к Тифону.

– Он уже занят, – внаглую заявила Аня.

– А он об этом знает?

– Пока нет, но скоро узнает.

– Прикольно, – такие расклады меня позабавили. – А чё Лёха никому не приглянулся? Он же у нас первый парень на деревне.

– А нам не нужен общественный парень. Нам нужен каждой свой, ну или хотя бы один на двоих.

Батарея грозила оставить на спине недетские ожоги.

– Не понимаю, чего тебя смущает, – покачала головой Аня. – Когда у нас будет миллион, мы снимемся, умотаем в Крым и будем там счастливо жить в белом доме с синей крышей и видом на гору Ай-Юрий. Так вот, если захочешь, мы можем взять тебя с собой. Только представь: солнце, море, пляж, делай что хочешь. Можно будет купить собственную яхту. Небольшую. Папа говорил, что знает человека, который продаст ему её недорого. Будем просто валяться, загорать, есть мороженое и купаться, а по вечерам ходить на клубные дискотеки и пить до утра.

– У вас нет миллиона.

– Будет, не сомневайся.

– Соглашайся, – закивала Яна. – От тебя почти ничего не потребуется. А потом я тебя буду очень сильно любить, честно. Уж если я кого выбираю, то это надолго.

Они опять многозначительно переглянулись.

Вот тут-то я, наконец, врубился к чему всё идет.

– Слушайте, мы вам помогаем не за деньги и не за какую-то личную выгоду. За это никого специально не обязательно любить. Просто всё, что могли, мы уже сделали. Дальше справляйтесь сами.

– Но ты же не можешь просто так взять и бросить нас, – Яна растеряно захлопала глазами.

– Я говорила, что он маленький и ненадежный, – сказала ей Аня, будто меня не было. – Нам Дракон нужен.

Затем повернулась ко мне:

– Что ты хочешь за его телефон?

Такой расчетливый расклад разозлил:

– Не хотел вам говорить, но раз вы никак не понимаете… Ваш отец… Как его зовут?

– Антон, а что? – насторожилась Аня.

– Он никуда не уехал. Он мертв.

– Что? – Яна вскочила. Казалось, она готова влепить мне пощёчину. – Что ты такое говоришь?

– Его нашли на ТЭЦ. Ещё месяц назад. Полиция теперь этим делом занимается, – равнодушным тоном выдал я.

У них были такие лица, что впору в Музей восковых фигур отправлять.

– Так я и думала, – тихо произнесла Аня. – Наш отчим – страшный человек.

– Боже, – Яна прикрыла глаза. – Теперь я понимаю, почему ты не хочешь забирать миллион.

– Значит, нам сильно повезло, что он не сказал ему, где мы находимся.

– Меня больше интересует, что ваш отец делал на ТЭЦ. Его же туда не могли затащить силой. Там через забор нужно лезть. Значит, сам пришел.

Девушки переглянулись.

– Нам нужно всё обдумать, – сказала Аня. – Ты иди. Мы потом напишем.

И уже напоследок, возле двери, Яна встала на цыпочки и прошептала мне на ухо, что её предложение остается в силе.

Я вышел от них ещё в большем смятении, чем прежде, но с немалым облегчением. Ничто так не скрашивает жизнь, как свалившийся с сердца камень. Темнота и сырость. Постоял немного на остановке, подождал автобус, замерз и побрел пешком вдоль дороги. Хотелось всё как следует обдумать и переварить. Но ничего не вышло, потому что неожиданно позвонил Яров и попросил встретиться с ним в парке.

========== Глава 20 ==========

Яров сидел на спинке лавочки и издалека напоминал призрак: светло-бежевое, почти белое пальто, на голове капюшон, лицо освещено синим светом мобильника, а вокруг густое облако от вэйпа. Но даже в этом мутном голубоватом тумане не трудно было заметить, какой он расстроенный.

– Видел запись? – развернул ко мне экран мобильника.

Субботняя драка. Тот, кто снимал, стоял довольно близко, и было видно, как всё происходило в мельчайших деталях. И я снова отчетливо увидел, как Трифонов демонстративно опускает руки.

Под записью куча комментов, типа: «Тиф – красавчик» и «Яров – фейковый король».

– Значит, это правда? – Ярик смотрел прямо и требовательно, словно я имел к этой записи непосредственное отношение. – Трифонов, тварь, поддался?

Я кивнул. Что тут ещё скажешь?

– Это всё, от начала и до конца было специально, да? Дешевая провокация, на которую я купился? Нина нарочно это сделала? – в голосе прозвучало огорчение и вместе с ним надежда.

Я пожал плечами.

Белки глаз у Ярика были такие белые и блестящие, что я их видел даже в этой желто-серой темноте. Он выпустил клубящуюся струю пара.

– Я её чем-то обидел?

– Может, тебе самому у неё спросить?

– Ну, уж нет. Она сделала то, что сделала. Просто никак не могу понять, за что. Если собиралась расстаться, почему не сказала прямо?

– А почему вы с Трифоновым разругались? – неожиданно спросил я. – Вы же дружили.

Яров нахмурился.

– Потому что для дружбы нужно жертвовать своим одеялом, а я к этому не готов. Потому что в дружбе общее одеяло не перетягивают на себя – этого не догоняет он.

Он немного помолчал и вдруг попросил:

– Позвони Зое, спроси, что она про это знает.

Такая беспомощная и немного детская просьба. Мне стало его жалко. Вот ведь правда, Нинка дура. Такие, как он, на дороге не валяются.

Голос у Зои был невеселый, немного охрипший, ей не очень хотелось разговаривать. Я попытался выяснить про Нину, и она просто предложила зайти, поскольку самой Нины дома не было.

Выглядела Зоя неважно. Лицо красное и опухшее, явно плакала, волосы всклокочены, как у ведьмы. Из глубины квартиры доносилось душещипательное: «Останусь пеплом на губах, останусь пламенем в глазах…».

Несколько секунд она стояла, потрясенно глядя на Ярова, но затем пристально оглядев его синяк, улыбнулась.

– Красота неописуемая. Давно я тебя таким не видела.

– Я тебя тоже, – Яров кивнул на её домашнюю футболку.

– Ну, ради вас я наряжаться точно не собираюсь. Чего вам?

– Можно войти? – спросил Яров.

Зоя тут же напряглась.

– Я не знаю. Это не очень правильно.

– Что неправильно? – резко откликнулся он. – Что ты со мной разговариваешь? У тебя ко мне какие-то претензии?

– Нет, конечно.

– Может, я как-то обидел тебя или твою сестру? – его тяжелый взгляд безжалостно давил, и Зое под ним было очень неуютно.

– Нет.

– Значит, я её не обижал?

– Ярослав, ну хватит, – она встряхнула волосами, пытаясь избавиться от этого давления. – Я-то тут при чем?

– Тогда почему не хочешь нас пустить? Боишься хозяйского гнева?

– Будешь продолжать в том же духе, я вообще не стану с тобой разговаривать.

– Интересно, с каких это пор ты настолько перестала себя уважать? – казалось, Яров вот-вот готов выплеснуть всю накопившуюся злость на Зою. – Чего ты так боишься?

– Я не боюсь. Это просто поддержка. Солидарность.

– Слышала бы ты сама себя! Поддержка чего? Непомерного эгоцентризма и самодурства?

– Ты просто злишься из-за вчерашнего, но я не могу ответить тебе ни за Трифонова, ни за Нину.

– Вот отсюда, пожалуйста, поподробнее. Может, объяснишь, в чем её проблема? – голос Ярова был тверд и холоден, как метал. – Я хочу знать, зачем эта стерва – твоя сестра, согласилась на подставу.

– Это не подстава, Ярослав, – Зоя отбивалась из последних сил. – Она сама не понимает, что ей нужно. Маленькая ещё. Глупая погоня за популярностью, вот и всё.

Неожиданно двери гудящего лифта скрипнули, и на площадке нарисовался Дядя Гена собственной персоной. Прямиком направился к Зое и, подтолкнув её в квартиру, прикрыл за собой дверь, которая не захлопнулась и начала медленно приоткрываться.

Они были на кухне. Зоя попыталась дать Дяде Гене какую-то бутылку, но он, дико разозлившись, принялся трясти её за плечи:

– До каких пор это будет продолжаться? Даже жалкой тысячи для родного дядьки у тебя нет! А что, если я голодаю? А что, если я из-за вас умру? Мне, может, на лекарства не хватает.

– Знаю я твои лекарства, – Зоя оттолкнула его и пошла к выходу.

Но быстрым движением он схватил её за волосы.

– Как ты разговариваешь, дрянь?

Зоя вскрикнула.

Яров решительно вошел в квартиру, подошел к Дяде Гене и ударил его в живот, а когда тот согнулся, потащил за шиворот к выходу. Дядя Гена цеплялся за двери туалета и ванны. Я бросился на помощь, и мы вытолкали его из квартиры. Но Ярику этого было мало. Он довел Дядю Гену до лестницы и, ничуть не колеблясь, толкнул вниз. Зоя ахнула. Но ничего ужасного не произошло. Тот вовремя ухватился за перила и попросту съехал вниз.

– Ах ты, мелкий сученыш, да я тебя по стенке размажу, мокрого места не останется, – шмыгал носом Дядя Гена, стоя внизу. – На кого руку поднял?

– Пошел отсюда, – Яров завел Зою в квартиру, дождался меня и захлопнул дверь.

Мы с Яриком разместились на кухонном оранжевом диване, а Зоя осталась стоять, подпирая столешницу.

– Надеюсь, раньше следующей недели не придет, а там, может, маме заказ оплатят. Но, когда ты его сбросил с лестницы, я испугалась.

– А помнишь, как Криворотов с лестницы в торговом центре навернулся, когда по перилам пытался съехать? – спросил Яров.

– Как такое забудешь? – Зоя засмеялась. – Он, между прочим, тогда колено вывихнул. Идти не мог.

– Я думал, что придуривается, – Ярик внимательно огляделся по сторонам.

Посмотрел на деревянные кухонные полки, на гудящий холодильник, на подоконник, заставленный цветочными горшками, на пластиковые настенные часы в виде тыквы.