Текст книги "Моя сумма рерум (СИ)"

Автор книги: Ида Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

– А я очень даже поверила, – подала голос Аллочка. Её губы и подбородок дрожали. – Я с первого дня заметила, как Никита относится к Ване.

Бабушка бросила в её сторону строгий взгляд. И Аллочка замолкла.

– Если вам хочется, можете ругаться и ссориться дома, – продолжил папа. – Но выносить сор из семьи – это самое последнее дело. Я понятно говорю?

Он поочередно вопрошающе посмотрел на нас обоих. Дятел кивнул, а я промычал «угу».

– В причину сегодняшнего инцидента я вникать не собираюсь. Но решительно настаиваю, чтобы вы прямо здесь и сейчас высказали всё, что вас не устраивает друг в друге.

Как же я не люблю подобные разглагольствования! Как я могу объяснить им, что Дятел чудак, и что у нас с ним не может быть ничего общего, кроме комнаты? Которая, по сути, является только его комнатой. А вот папа на самом деле – вовсе не его папа, а мой. Но родители почему-то хотят, чтобы мы насильно стали дружить, быть милыми и добрыми друг к другу. Признаю, подыгрывать им у Дятла долго получалось, но сегодня он всё же показал, что тоже терпит.

– Никита, – папа наклонился вперед. – Я жду. Что тебе не нравится в Ване?

– Вот представь, – я сполз на краешек стула, – тебе бы пришлось жениться на женщине, которую до этого ты в глаза не видел. Хорошая она, плохая, красивая или нет – не важно, важно, что между вами нет ничего общего. Вы чужие. Вот и всё.

Сказал и сразу замолк, кажется, и так ляпнул лишнего.

– Я так и думала! – вскрикнула Аллочка. – Он его ненавидит.

– Алла! – одернула её бабушка. – Дай мальчику высказаться.

– Я высказался.

– А ты, Ваня, что думаешь? – папа всеми силами старался держать себя как судья и мудрец в одном флаконе.

Дятел равнодушно пожал плечами и захлопал ресницами:

– А меня всё устраивает.

– То есть как? – Аллочка подскочила на месте. – Как это тебя устраивает? Он тебя избил в школе при всех, а тебя это устраивает?

– Мы оба виноваты, – сказал Дятел рассудительно. – Я тоже вспылил.

И тут я вспомнил, как он «вспылил», и меня разобрал смех.

– Только посмотрите, он ещё и доволен, – моя улыбка добила Аллочку окончательно. – Пользуется тем, что Ваня очень добрый и отходчивый, а значит можно издеваться над ним, как угодно.

– Не утрируй, пожалуйста. Никита просто рад, что Ваня не обижается, – вступилась за меня бабушка.

– Я уж не знаю, кто его так воспитывал, но сидеть и смеяться в присутствии взрослых, когда обсуждаются серьёзные вопросы, – это возмутительно!

– Ничего возмутительного нет, – парировала бабушка. – Он просто ещё ребенок, а ты об этом всё время забываешь.

– Мне кажется, он с самого начала дал нам понять, что он не ребенок, и что может делать всё, что ему заблагорассудится.

– Вот как? Ваня, значит, у тебя ещё ребенок, а Никита уже не ребёнок?

Не знаю уж, насколько бабушка действительно симпатизировала мне, но споры с Аллочкой были её коньком.

– Послушайте, Валентина Анатольевна, когда я согласилась, чтобы Никита с нами жил, Дима заверил меня, что он нормальный и хороший мальчик, а что получается?

Папа сосредоточено молчал, и по его ссутуленной позе было видно, что он хочет сбежать отсюда ещё больше нас. Потому что разгорающийся пожар был готов вот-вот перекинуться на него самого.

– Ты, Аллочка, пожалуйста, тут на себя много не бери. Это я согласилась, чтобы Дима привел тебя в нашу семью. И он тоже уверял меня, что ты замечательная и добродетельная женщина. Только не подумай, что я ставлю под сомнение твою добродетельность, но сейчас, в который раз, между прочим, ты демонстрируешь обратное.

Короче, они начали ругаться. Шумно, с криками, с размахиванием рук, закатыванием глаз и припоминанием всех взаимных обид.

А папа то и дело повторял:

– Прекратите обсуждать детей в присутствии детей.

Однако женщины его не слышали, потому что до нас им дела уже никакого не было.

Но когда Аллочка вдруг выкрикнула, что меня спихнула на их головы нерадивая мать, я не выдержал, встал и, схватив с вешалки куртку, ушел из дома прямо в тапочках. Стремглав вылетел на улицу и пошлепал по лужам. Пристроился на лавочке у соседнего подъезда и в очередной раз отчетливо осознал, что на самом деле никому не нужен.

Достал телефон и сразу набрал Трифонову. В последнее время я обращался к нему за помощью слишком часто, но он и Лёха были единственные, кто мог меня поддержать.

– Привет, что делаешь?

– Футбол смотрю.

– Кто играет?

– Реал.

– Можно, я к тебе зайду, вместе посмотрим?

– Без проблем. Жрать будешь?

– Нет. Просто посижу.

К Тифону я пошел длинным путем, по освещенной улице, потому что во дворах была грязь и лужи, а я ушел в тапочках.

За пять минут папа позвонил раза три, но трубку брать я не стал. Отключил звук и врубил музыку на полную громкость.

Только миновал длинный кирпичный дом, как рядом со мной неожиданно остановился здоровенный темный джип. Так резко подрулил, что я шарахнулся в сторону, тапок слетел, и я, как дурак, наступил босой ногой в ледяную грязь. Боковое стекло машины с моей стороны медленно приоткрылось, и из окна выглянул Яров.

– Привет. Ты это куда на ночь?

– Привет, – было ужасно неловко оказаться перед ним в таком виде. – Так, гуляю просто.

Он, тихо посмеиваясь, покосился мне на ноги.

– Мне нравится твой стиль.

– Угу, – я торопливо нашарил ногой тапок.

– Далеко идешь?

– В дом, где «Зоомагазин».

Из-за спины Ярова высунулась голова водителя. Солидный мужчина в светлом костюме и темной рубашке.

– Давай мы тебя подкинем, – предложил он.

– Залезай, – живо подхватил Ярик.

Предложение прозвучало заманчиво. Я немного помялся, но потом всё же забрался на заднее сидение.

В салоне было тепло, сладковатый запах ароматизаторов и мягкие, очень приятные наощупь, кожаные сидения. Я весь прямо-таки растекся по ним с блаженным, упоительным чувством счастливого спасения.

– Это Никита, наш новенький, – сказал Ярик мужчине, а потом повернулся ко мне. – А это мой папа – Юрий Романович.

– Здравствуйте, – поздоровался я как можно вежливее.

– Здорово, – отозвался отец Ярика и тут же просек фишку. – Из дома выгнали?

– Я сам ушел.

– Тогда ясно. А со стороны, как алкаш.

Я взглянул на него в зеркало заднего вида. Темно-серые с прищуром глаза улыбались. Значит, подкалывал просто.

– С родителями поссорился.

– Бьют?

– Нет, просто поругались.

– Бывает, – кивнул Юрий Романович. – У меня есть знакомый – тоже раз пять уматывал из дома. В последний раз, правда, так и не вернулся. Но то было ещё в восьмидесятых. Тогда много возможностей обеспечить себя было, а сейчас просто так никуда работать не устроишься. Даже самым занюханным дворником, даже тележки собирать в магазине. Так что у тебя только два пути – либо бургеры паковать, либо торговать наркотой.

– Папа! – одернул его Ярик.

– Я всё правильно говорю, – строго отозвался отец. – Сейчас молодежь без присмотра быстро летит по наклонной. На улице, знаешь, как хорошо это дело поставлено? Барыги спецом отслеживают таких неприкаянных. Туда-сюда и через пару лет ты или наркоша конченный, или в колонии срок мотаешь.

Ярик сочувственно оглянулся на меня и пожал плечами.

– Понятно, – я устал от отрицательных эмоций и совершенно не знал, что на это отвечать.

Неожиданно Юрий Романович остановил машину, повернулся ко мне и выжидающе, не моргая посмотрел. Лицо у него было хорошее, открытое, и какой-либо неприязни по отношению к себе я не увидел.

– А пойдем-ка к нам? Как раз к ужину. Жена обзвонилась.

– Да нет, спасибо, – попытался отказаться я.

– Давай, давай, – закивал Ярик.

И я, снова поймав твёрдый пристальный взгляд Юрия Романовича, согласно кивнул.

Яров отвел меня в свою комнату и велел положить промокшие носки на батарею, затем принес полотенце и тёплые мягкие тапки.

– Ты на отца не обижайся, – сказал он, немного извиняющимся тоном, пока я возился с носками. – Армейские замашки. Вечно всех поучает.

– Нет, что ты. Какие обиды? Он у тебя военный?

– Полковник ФСБ. Мы с мамой регулярно перед ним маршируем.

Яров мне нравился. Как по мне, ему было, чем гордиться. И внешность, и мозг, и сила – всё при нем. Ну и конечно то, что он был хорошо обеспечен, хуже его делало, вероятно, только в глазах Тифона. Ведь хотя тот и был чертовски харизматичным персонажем, в умении произвести впечатление, определенно, уступал Ярову.

– А чего за напряги дома? – поинтересовался он.

Я небрежно махнул рукой.

– Очередной вынос мозга.

– О, да. «Вынос мозга» – ключевой прием в воспитательной работе после «волшебного пенделя». Вот поступлю в универ и больше вообще никого слушать не буду.

– Куда поступать собираешься?

– На юридический.

– Папа заставляет?

– Нет, я сам хочу. Отец-то как раз за армию и прочие свои штучки. Но это вообще не моё. Так что приготовься, он и тебя поучать будет. Очень любит на всех впечатление производить. У тебя в старой школе были друзья?

– Ну, так, – я вспомнил Боряна, Миху и Петухова. – Был один.

– Я так и подумал, что ты нормальный, – Яров кивнул. – Сразу, как только увидел. То-то этот придурок в тебя так вцепился.

Я догадался, что речь о Трифонове, и вдруг вспомнил, что тот сейчас, наверное, ждет меня.

– Слышал, у вас спор был.

– Был, – признал Яров. – Я не собирался ни в чем таком участвовать, просто сказал, что готов спорить, что Трифонов одиннадцать классов не в состоянии закончить. Ну и кто-то про это в Подслушке написал. Его так цепануло, что он прилюдно вызов мне устроил. Если не влом, можешь на стене там поискать. «Яров конченый мажор» называется или как-то так. А потом директору чуть ли не ноги целовал.

– Вы на деньги спорили?

– Не. Откуда у него деньги? Мы на «дерьмо» спорили. Старинная местная забава. Проигравший должен вымазать руки в собачьем дерьме и десять раз сказать «я – дерьмо».

– Серьёзно?

Было очень странно слышать, что весь напряг из-за такой детской ерунды.

– Ну, почти. В этом нашем уговоре мы расширили область нанесения дерьма до поверхности всего тела, кроме того, наказание должно быть снято и выложено проигравшим на всех своих сетевых страницах. Но, по правде сказать, это лишь формальность. Суть спора заключается в том, что Трифонов отчаянно пытается доказать мне, что он не быдлячее чмо, а я ему всё равно не верю.

Мобильник яростно завибрировал в кармане. Тифон будто почувствовал.

– Слышь, Никит, мне тут нужно на двадцать минут отойти, мать с работы встретить. Ты, если придешь, обожди на лестнице.

– Похоже, я сегодня уже не приду.

– Хорошо, но если надумаешь, заходи в любое время. Если вдруг переночевать нужно или ещё что.

Я поблагодарил и хотел добавить, что увидимся в школе, но под пристальным взглядом Ярова просто нажал на отбой.

– Мать он встречает, – Яров слышал каждое слово. – Придурок. Пасет её постоянно.

– И что, она его слушает?

– Мамаша-то? Сама виновата. Чего хотела, то и получила. Она ему знаешь, как мозги на тему морали делает? Мой отец отдыхает. Она у него училка. Такая – ретро вариант, порядочный человек то, порядочный это. Всем направо и налево втирает про «разумное, доброе, вечное». Лицемерка!

Договорить Ярослав не успел, потому что нас позвали ужинать, и мне оставалось только гадать, почему это мама Тифона лицемерка.

Стол был покрыт белой скатертью и сервирован, как в ресторане. Вилка с одной стороны, нож с другой, возле каждой тарелки бокал, салфетки свёрнуты треугольником. Уж очень всё торжественно и официально.

Юрий Романович откупорил бутылку вина и понемногу налил в каждый бокал, затем кивнул мне:

– Попробуй. Классная вещь. Потом скажешь, что почувствовал.

Я осторожно сделал маленький глоток. На языке остался терпкий привкус чернослива.

– Слива, – сказал я. – Кажется.

– Теперь ты, Ярослав.

Ярик сначала поднес бокал к носу, вдохнул, затем немного отпил:

– Лёгкое. С фруктовыми нотками. Но слива всё же доминантная.

Юрий Романович удовлетворенно кивнул и посмотрел на меня:

– Это просто, чтоб ты понимал, что вино не для пьянки пьют, а ради вкуса. Знаешь, что в Спарте элита вообще не пила вина? Зато они постоянно поили своих рабов. Именно поэтому любое восстание с лёгкостью подавлялось минимальным количеством солдат.

– Никита, а чем ты увлекаешься? Куда поступать будешь? – мама Ярослава была миловидная, кареглазая, с лёгким слоем бронзового загара и тонкими, красиво нарисованными бровями.

Изящные руки украшали многочисленные золотые кольца, а на шее висел большой кулон с тёмным камнем.

– Мама хочет меня на экономический.

Она одобрительно кивнула.

– Очень хороший выбор.

– Это мама хочет, – голос Юрия Романовича был громкий, а тон приказной. – А ты-то сам чего хочешь? И хочешь ли чего вообще?

Сам я действительно не знал, чего хотел, но понимал, что такой ответ ему не понравится, зато вспомнил, как Тифон рассказывал про пожарный колледж. Поэтому решил пойти по самому простому пути.

– Я хотел быть пожарником.

Просто так сказал, чтоб отстал, раз экономист ему не подошел.

– О! – Юрий Романович шлепнул ладонью по столу. – Отличное дело. Не то, что там экономика какая-то. Короче, иди в пожарники, только школу закончи. Я был бы счастлив, если бы Ярослав в пожарные пошел. Героическая профессия.

– Ты что? – мама Ярика сделала испуганные глаза. – Забыл, что ему на высоте нельзя?

– Слушать противно, – поморщился отец. – Мой сын, сын десантника, и высоты боится. Стыд и позор.

Ярик с ровным безэмоциональным лицом уткнулся взглядом в тарелку и терпеливо молчал.

– Ты же знаешь, почему это, – вступилась за него мама, а затем повернулась ко мне, поясняя. – Они в детстве с одним мальчиком, другом его, на крыше играли. Ярослав сорвался, и чуть было не упал. С девятиэтажного дома, представляешь? Повезло, что тот мальчик смог его удержать.

Она снова развернулась к мужу:

– Он идет на Золотую медаль! Что ты от него ещё хочешь?

– Да ничего я не хочу, – отмахнулся отец. – Делайте, что хотите. Я просто сказал, что пожарник – это хорошо.

А потом, когда поели, Юрий Романович заговорщицким тоном сообщил, что хочет кое-что показать. Яров отчего-то запротестовал, но отец только хитро заулыбался и подмигнул. Он был моложавый, крепкий, и может, излишне порывистый для своего возраста. Такие люди даже когда молчат, заполняют собой всё пространство. У него были серые, прищуренные глаза, тяжелый подбородок, и он кого-то очень сильно мне напоминал, но я никак не мог сообразить кого именно. Возможно Тома Харди или Фассбендера, не лицом, а какой-то общей, ярко выраженной заносчивой брутальностью.

Он привел меня в свой кабинет с массивным письменным столом и темно-зелеными тяжелыми шторами, подвел к узкому двухстворчатому шкафчику возле окна, достал ключ и отпер его. А когда распахнул створки – я немного прифигел. На каждой из них на специальных креплениях висели пистолеты. Штук по пять с каждой стороны, а посередине, в нише шкафа в узких вертикальных ячейках, стояли ружья.

– Нравится? – с гордостью спросил он, заглядывая мне в лицо.

Я из вежливости кивнул.

– Хочешь подержать?

Без особого энтузиазма я сказал, что хочу, но тут телефон снова завибрировал, достал его и увидел очередной звонок от папы, Юрий Романович тоже это заметил и приказным тоном велел взять у Ярослава кроссовки и отправляться домой.

Дверь открыла бабушка и, со словами «а вот и он», как-то хитро подмигнула. Из гостиной медленно выползла заплаканная Аллочка, а за ней и папа. Аллочка тут же подойдя ко мне, взяла за руку:

– Никита, прости меня, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть. Это я со зла ляпнула. На самом деле я совсем так не думаю.

Папа сзади одобрительно кивнул. Потом Аллочка обняла меня и зачем-то поцеловала в голову. К такому я был не готов. Поэтому от растерянности тоже обнял её. И тогда папа подошел и обнял нас обоих. Ещё не хватало, чтобы и Дятел присоединился. Но на моё счастье, в этот раз он и носа не показал.

========== Глава 15 ==========

Всё устаканилось на целых четыре дня. До самой пятницы. Никто ни с кем не ссорился, ничего жуткого не происходило, про труп не вспоминали, близняшки притихли, Дятел не лез. Как будто Вселенная, уставшая от постоянных происшествий и конфликтов в моей жизни, вдруг решила немного передохнуть.

Зато отношения с Зоей с каждым днем становились всё теплее. Мы постоянно переписывались в ВК, обмениваясь забавными видео и картинками, а на переменах она болтала со мной почти так же свободно, как с Тифоном и Лёхой. Мне всё чаще казалось, будто я чувствую её симпатию и уже внутренне готовился к чему-то решительному, но никак не мог найти подходящий момент.

Весь мой прошлый опыт отношений с девушками сводился к одной единственной девчонке – Даше, с которой я до сих пор не понял, зачем встречался. Она сама предложила, а я согласился. Разговор у нас никогда не клеился, поэтому просто ходили и целовались, но с этим тоже как-то не пошло. За всё время после окончания десятого класса я о ней так и ни разу и не вспомнил, а она только поставила два лайка на мои посты.

Но с Зоей было совсем по-другому, мне и болтать с ней очень нравилось, и физически тянуло невероятно. Даже запах духов вызывал временное замирание сердца. Возможно, если бы она не нравилась мне так сильно, я был бы смелее, но стоило начать её разглядывать, как я совершенно терялся и ловил себя на мысли, что совсем не подхожу ей. Такая девушка должна встречаться с кем-нибудь крутым и знающим себе цену. С кем-то типа Ярова.

Однако она не встречалась вообще ни с кем. Трифонов тщательно ограждал её от любого внимания со стороны, хотя сам вряд ли понимал, какая она красивая.

Для него Зоя была какой-то неотъемлемой частью его личного, закрытого мира. Мира, в котором всё было понятно, проверено и надежно, где он мог расслабиться и быть самим собой. Во всяком случае, так мне казалось. Подобное собственничество он распространял на всех, кто был ему близок. Но на Зою особенно. А она настолько привыкла к его опеке, что при любых трудностях, тут же бежала жаловаться со словами: «Ой, Тиф, спасай». «Я оставила на географии тетрадь, а там уже закрыто», «Почему-то в наушниках звук пропал», «Школьный пропуск под шкаф случайно залетел, никак достать не могу».

И он спасал: шел договариваться, чтобы открыли кабинет, отдавал свои наушники, чертыхаясь, лез под шкаф и металлической линейкой выгонял из-под шкафа пропуск. Чинил ей молнии, реанимировал мобильник, искал забытые или потерянные вещи. В благодарность Зоя кормила его обедами в школе, отдавая свои талоны, или они шли к ней домой, и она сама готовила что-нибудь.

Прежде я никогда не встречал, чтобы кто-то так дружил. Не в том смысле, что парень с девушкой, а вообще. В моём старом классе все были сами по себе, даже когда тусовались вместе. Я называл Вовку, Миху и Боряна своими друзьями, но это означало, что мы просто время от времени ходили вместе. Вовка с Михой были туповатыми и дубоватыми, но здоровыми ребятами. Не то, чтобы они мне сильно нравились, но Борян убедил, что пока мы с ними, к нам никто не прицепится. И хотя я знал, что они оба на редкость трусливые, со стороны этого заметно не было, поэтому нас с Боряном действительно никто не трогал. Взамен мы развлекали их разговорами, а Борян иногда и списывать давал. Хотя мне – никогда. Был у него пунктик, что каждый сам за себя, и когда отказывал, говорил: «Я же тебе лучше делаю. К будущей жизни готовлю. А там, знаешь, как жёстко? Конкуренция страшная. Ты чё, «Волк с уолл-стрит» не смотрел?».

Но Зоя с Тифоном стояли друг за друга во всем, чего бы это не касалось, будь то выговор за отсутствие сменки, опоздание или невыученный стих, а при малейшем давлении со стороны, тут же занимали единую, непробиваемую позицию. Лёха даже жаловался, что когда они втроем, его мнением интересуются только из приличия.

Ссорились они редко, а если и случалось, как тогда в боулинге, то очень быстро мирились. Просто оба делали вид, что ничего и не произошло.

Одним словом, я совершенно не понимал, как мне аккуратно влезть в эту их дружбу, чтобы ничего не испортить.

Однако в пятницу полоса затишья резко закончилась, и началось это с химии. Вела её престарелая карга по имени Сталина Августовна, которая не переставала твердить, что она педагог «старой закалки» и сама признавала, что на всю голову больна своей химией. Огромная такая седая бабка в одном и том же балахонистом платье.

Тот урок она, как обычно, начала с того, какие мы бестолковые, и как ей стыдно за наше поколение, а потом объявила результаты теста, который писали на прошлом уроке.

Пятёрки получили только трое, остальные – двойки и тройки. Одна пятерка у Соломина. Кто бы сомневался. Вторая у Ярова, тут тоже без вопросов, а третий листок подписан не был.

Химоза думала, что это работа Шумейко – девочки-ботанички, но как выяснилось, она болела и тест вообще не писала. Сталина пустила работу по рядам в расчете найти хозяина, и он вскоре нашелся.

– Это мой, – сказал Тифон, относя листок обратно ей на стол. – Простите, не подписал.

– Глупые шутки, Трифонов, – фыркнула она. – Ладно, спрошу в одиннадцатом «Б».

– Это моя работа, – более настойчиво повторил Трифонов.

– Ну, что ты выдумываешь? Не первый год тебя знаю, чтобы поверить в такое.

– Хотите, я вам свою тетрадь покажу? Сравните подчерк.

Сталина Августовна задумалась, но потом тем же высокомерно-недовольным тоном сказала:

– Ну, значит, ты всё списал.

– Я не списывал.

– Всё, садись. Даже обсуждать не хочу.

– Это моя работа, и я ничего не списывал, – спокойно, но упрямо ответил Трифонов.

– Сядь, пожалуйста, на место! Эту оценку я тебе засчитать не могу.

Тифон молча вернулся за свою парту.

– А почему это Соломин не списал, а Трифонов списал? – вдруг возмутилась Зоя.

– Да, – поддержал её Лёха. – Или Яров, может, списал.

– Соломин и Яров списать не могли, – безапелляционно откликнулась химоза.

– Это несправедливо, Сталина Августовна! – продолжал качать права Лёха.

– Так можно каждого человека обвинить, – подхватила Зоя.

– Миронова, сейчас же замолчи, тебя это не касается.

– Это касается нас всех, – Лёха перешел в наступление. – Всего класса. Мы, между прочим, живем в демократической стране, и законы должны быть для всех одинаковые. Если вы считаете, что Трифонов всё списал, то и этим двоим не должны засчитывать оценку.

По классу прокатился одобрительный ропот.

– А вы их проверьте, – предложил я. – Пусть каждый докажет, что не списывал.

Яров резко развернулся ко мне и так посмотрел, что я тут же примолк, но идея народу понравилась.

– Правильно, – крикнула Попова. – Пусть ещё раз напишут, и всё сразу будет понятно. Сталина Августовна поднялась из-за стола и застыла в задумчивости.

– А что? Мне нравится. Устроить такое маленькое соревнование. Этакий, как вы говорите, баттл. Точно! Химический баттл. Тот, кто разбирается в химии, только закрепит свои знания, а кто нет – сразу будет выведен на чистую воду. Что скажешь, Трифонов?

– Я всегда за любой баттл.

– А я не хочу тратить своё время, из-за того, что какой-то тупезень забыл подписать листок, – возмутился Яров.

– Всё-всё, Ярослав, я уже решила, не сопротивляйся, – химичка прямо загорелась этой идеей. – Сейчас схожу, принесу вам разные варианты.

– Мы с Соломиным писать не будем, – заявил Яров так, словно это решенный вопрос.

– Ну, почему, я могу, – удивленно повернулся к нему Дятел. – Мне не сложно.

– Ты чего, совсем себя не уважаешь? – продолжал давить Яров. – С какой стати переписывать?

Но химичка, погрозив всем пальцем, чтоб сидели тихо, уже скрылась за дверью.

Яров подошел к парте Дятла и оперся о неё обеими руками.

– Послушай, не нужен нам с тобой этот тест. Я не готовился, ты тоже.

– Да она же простая, эта контрольная, – упирался Дятел. – Уверен, ты с ней без подготовки справишься. Делов-то. А Сталине Августовне приятно будет.

Лица Дятла я видеть не мог, но уже достаточно хорошо изучил его замашки, чтобы понять, что он вредничает. Но зачем ему это? И тут я вспомнил про те злосчастные баллы на олимпиаде по физике. Вот прикол. Оказывается, у ботанов свои разборки.

– А хочешь, я тебе Сникерс куплю или даже два? – предложил Ярослав.

– Я люблю шоколад, – тон Дятла мог вывести кого угодно. – Но я уже согласился на баттл.

– А теперь скажешь, что передумал.

И тут вдруг дверь класса приоткрылась и нарисовалась Нинка.

– Ярослав, почему ты не хочешь писать тест? – строго, но с улыбкой в голосе поинтересовалась она.

Все, особенно Яров, застыли в недоумении.

– Откуда такая инфа?

– В Инсте видос крутят, – Нина театрально повела плечами, явно выпендриваясь перед нашим классом.

– Кто снимает? – Яров прошел по рядам и посмотрел на каждую парту. – Емельянова, ты?

– У меня телефон в рюкзаке.

– Криворотов? – развернулся к Лёхе.

– Больно нужно на тебя зарядку свою тратить.

Он окинул класс требовательным взглядом и решительно направился к задним партам. С моего места видна была только его спина, но Попова уже успела включить трансляцию в Инстаграме, и мы увидели, как Ярик, горделиво подняв голову, и с вызовом глядя в камеру Малыгину, сказал:

– Всем привет! Здорово, что вы с нами, а не на своих скучных уроках. Потому что именно в нашем классе всегда происходит всё самое интересное. Вот сейчас, например, здесь с минуты на минуту состоится беспрецедентный в истории школы «химический баттл» между двумя козлами, один из которых полный дурак, а второй редкостный подлец. Ведь, как известно, именно таковыми являются спорящие. Соломин – дурак, а Трифонов подлец или наоборот – вы узнаете в следующий вторник. После проверки их работ. Подписывайтесь на Инсту Малыгина. Всем – мир!

– А ты? – подал голос за кадром Малыгин.

– А я, – Яров ткнул пальцем в камеру. – Я буду эти работы проверять.

Картинно развернувшись, он пошел обратно, бросил взгляд на Нину и небрежно махнул ей:

– Всё, иди.

– Да, Нина, сейчас же иди к себе на урок, – подхватила Зоя. – Сталина вернется, и у всех неприятности будут.

Но только Нина шагнула к двери, как вдруг раздался хриплый голос Трифонова:

– Нин, стой.

– Чего?

– Какой у вас урок?

– Информатика.

– Тебе по ней ЕГЭ сдавать?

– Нет.

– И чего тогда ты на неё пойдешь? Оставайся.

Нина остановилась и удивленно посмотрела на Тифона. Хоть она и была вредная, но янтарные глаза у неё всё же были очень красивые.

– Иди, – велел Яров.

– Не ходи, – одернул Трифонов. – Нечего тебе там делать.

– Нина, кого ты слушаешь? Давай бегом на информатику, – в голосе Ярова послышалось раздражение.

– Оставайся, – снова сказал Тифон.

– Трифонов, прекрати, – Зоя обернулась к нему. – Сталина придет и разорется.

Но тот, развалившись на стуле и скрестив руки, не сводил с Нины глаз:

– Оставайся.

Нина тоже смотрела на него.

– Иди уже! – прикрикнул Яров.

Нина вздрогнула и очнулась:

– Ой, точно. Я же к вам по делу пришла.

И она, прекрасно понимая, что Малыгин всё ещё снимает, манерно прошествовала к парте Тифона и Криворотова. Подошла со стороны Трифонова, достала из рукава сложенный листок и протянула Лёхе.

– Вот, просили тебе передать.

– Юлька? Или Гаврилова? От Гавриловой даже читать не буду. Я её в ЧС кинул.

Лёха с опаской взял записку, но развернуть не успел, потому что дверь класса медленно приоткрылась и сначала послышался голос Сталины Августовны, а затем вплыла и она сама.

Тифон быстро сгрёб в охапку Нинку и запихнул на стулья между собой и Криворотовым. Та сдавлено пискнула, но сжалась и пригнула голову к парте. Лёха накрыл её полой пиджака, Тифон расправил плечи, загораживая, а Зоя плотно придвинулась к своему соседу. От учительского стола видно не было, а с моего ракурса выглядело до невозможности комично. Попова схватила телефон и стала фоткать эту прекрасную картину. Время от времени Нина кряхтела и ойкала, Лёха сквозь зубы повторял «локоть убери», Тифон шикал на них, но за раскатистым голосом Сталины Августовны этого слышно не было. Ярик же беспокойно ёрзал, постоянно оборачиваясь посмотреть, что там сзади происходит.

Сталина Августовна положила перед Соломиным и Яровым листы с тестом, затем попросила Шумейко уступить Тифону место.

– Иди сюда, Трифонов, – она положила третий листок на первую парту. – Быстренько. – Тифон порывисто поднялся и ломанулся вперед, но стоило ему сделать пару шагов, как Нина, соскользнув между стульями, со страшным грохотом загремела под парту. Стул Тифона покачнулся и мощным заключительным аккордом бухнулся в проход.

Сталина Августовна вскинулась, словно разбуженный носорог, и бросилась к проходу между рядами. В ту же секунду перед ней выросла Зоя:

– Сталина Августовна, мы тут подумали, что были неправы и хотели извиниться.

– Уйди, Миронова, – химоза решительно отодвинула её. – Я уже всё вижу! И всё поняла! А ну, вылезай! Вылезай, нахалка!

Глаза её выпучились до невообразимых размеров, руки затряслись.

– Это же просто кошмар, что происходит! Криворотов! Быстро к директору! Я уже говорила, что от вас с Трифоновым нужно избавляться! Трифонов, а ну быстро к директору! И Мироновы! Обе!

– Сталина Августовна. Поверьте мне, это случайно получилось, – попытался вступиться за Нину Яров.

– Как это случайно можно оказаться под партой в чужом классе?

Однако никакого оправдания Яров придумать не успел и притух.

– Она сережку потеряла. Золотую. Маленькую, – выдал я свою версию.

Химоза с подозрением посмотрела на взлохмаченную Нину, и все тоже посмотрели. В ушах у неё с двух сторон висело по два больших кольца.

– Пирсинг, – нашлась Емельянова. – Из брови. Как у меня.

– Что? – как подстреленная корова заревела Сталина Августовна. – Что вы из меня дуру делаете!

Она схватила Трифонова за локоть и потащила к двери.

– А я-то что? – удивленно прохрипел он.

– А то, что паршивая овца всегда стадо портит.

– Я ничего не сделал, – он то и дело останавливался, и ей приходилось тянуть его насильно. – Возьмите лучше Ярова, пока вас не было, он тест отказывался писать. А я не отказывался.

– Это ты директору расскажешь.

И тут среди всей общей суматохи и галдежа вдруг раздался спокойный голос Дятла:

– Сталина Августовна, а третий пункт тоже делать? Мы, кажется, этого не проходили ещё.

Химичку точно ушатом ледяной воды окатили.

– Никакой тест мы не пишем! Вы этого не заслужили.

– Как не пишем? – поразился Дятел. – Я уже два номера сделал. А вот третий не могу понять, похоже, вы нам этого не объясняли.

– Мы не могли чего-то не проходить! – рявкнула она.

– Вот и я тоже так подумал. Но тогда как здесь провести качественную реакцию на катион?

– Ну-ка, покажи, – Сталина Августовна выпустила Тифона и склонилась над партой Соломина.

И пока она разбиралась с ним и этими реакциями, все претенденты на поход к директору осторожно расползлись по своим местам. Сели и притихли. Нина на цыпочках прокралась к двери и тихонько выскользнула в коридор. А через несколько минут к нам пришла Наталья Сергеевна, чтобы сделать объявление о том, чтобы мы не забыли про субботник, и что в конце ноября у нас в школе будет проходить концерт, и желающие на нем выступить должны подойти к ней и записаться. Когда же она закончила, и прозвенел звонок, Сталина Августовна была всё ещё так поглощена вопросом Дятла, что о своих угрозах совершенно позабыла.