Текст книги "Руины Тиррэн Рина. Пламя на углях (СИ)"

Автор книги: Hellas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Вряд ли. Но ситуация всё равно складывается прескверная. Нужно больше выяснить об этой её потери памяти, – Эмил нахмурил лоб, размышляя, – вряд ли мы сможем сделать это через Сильвестра, мальчик слишком доверяет девчонке, что бы заподозрить хоть в чём-то, тем более после этого чудесного “обретения”.

– Тогда, быть может, попытаться узнать нужную нам информацию через Элин или Велимира? В конце концов, они её семья, – предположил Магистр.

– С Элин у неё всегда были натянутые отношения. Если эта потеря памяти мнимая, как я и предполагаю, то она не доверится сестре. А Велимир слишком мал и болтлив, он может не задумываясь рассказать Серафиме о нашей маленькой просьбе. Ему же всего тринадцать, сам подумай, глупо хотеть от него чего-то стоящего.

Они на некоторое время погрузились в молчание. Магистр поднялся из кресла и налил себе в бокал вина.

– Конечно, остаётся ещё один вариант, – медленно начал Эмил, – я могу вновь задействовать свой образ Учителя. Всё же именно я обучал её основным аспектам магии, и она недолго будет ломаться, если я начну её расспрашивать. Мне она доверяет, несмотря на мою приближённость к власти Лэсвэта и думает, что я на её стороне, об этом я в своё время позаботился… и, конечно, если это не сработает, есть ещё некоторые варианты. Их можно обговорить позже.

– Это может подействовать, – задумчиво произнёс Магистр, – к тому же, ты всегда сможешь применить к ней свою магию разума.

– Однако есть один аспект, что может мне помешать, – медленно протянул Эмил, – и это – Сильвестр.

– Сильвестр? – недоверчиво хмыкнув, переспросил Изар, прислоняясь к стене и отпивая.

– Именно. Ты знаешь, как он привязан к девчонке. Он слишком доверяет ей и может просто не замечать очевидного. Их отношения – это больше чем привязанность. Это уже зависимость. Да ты сам видишь, какими глазами он на неё смотрит! Носится с ней, как с писаной торбой… Как бы она не переманила его на свою сторону… если, конечно, предполагать наличие этой стороны.

– Он никогда не пойдёт против меня. Я заменил ему отца и наставника, я поддерживал его и растил. Он не предаст, в этом можно и не сомневаться, – твёрдо произнёс Магистр.

– Ты слишком в этом уверен, – Эмил покачал головой, – ты и не замечаешь, что держишь на поводке дикого дракона. Зверя. Ты думаешь, что он верен тебе, но не замечаешь толстую и крепкую цепь одержимости, которой он прикован к этой девчонке. И если она потянет его за собой, то твой поводок порвётся, больно хлестнув тебя по рукам, и ты получишь опасного хищника, которым управляешь не ты. Помни, что дракон никогда не покорится человеку. Хотя тебе ли этого не знать…

Он ненадолго замолчал, а после закончил тихим, предостерегающим шёпотом, особенно зловеще прозвучавшим в полумраке ночной комнаты:

– И главное – стоит избавиться от этой цепи, как зверя не удержит уже ничто.

1) АвиБел и Гирэй – два государства с северной стороны материка Финн по ту сторону Сафариных гор. Их граница начинается от сердцевины Карской пустоши и тянется до самых Тэйвских гор, которые также называют Круглыми горами из-за их формы – замкнутого кольца.

2) Мфайры Каффэ, Забирающие Кровь – одна из подгрупп расы Забирающих. Занимают правящее положение в иерархии Забирающих.

3) Миро – материк, соседствующий АрсКару.

========== Глава III. О прошлом и друзьях ==========

Утро 24 дня элэйнана 1069 года от Серой Войны; Замок Лиррэ, Лэсвэт, Странный мир

Серафиме опять снился отец. Его улыбка, сильные руки с широкими мозолистыми ладонями и загрубевшими пальцами, которыми он умел так нежно и ласково трепать её волосы. Его ласковые глаза – прищуренные, серые, с коричневыми крапинками возле края радужки. Его любимая рубашка – клетчатая, зелёно-красная, от которой всегда так чётко и ясно пахло именно им. Его машина – старенькая, небольшая, фиолетовая (потому что мама всегда любила фиолетовый, а он всегда любил маму), ещё целая. Иногда он забирал на ней из детского сада маленькую тогда Фимку.

Сколько ей было? Пять? А сколько было папе? Неужели она начинает забывать?.. Нет, нет. Папе было двадцать шесть. Тот день был очень солнечным… Было только начало марта, снег начал сходить, всюду мутнели грязные пузырчатые лужи, и мама тогда впервые обула её утром в новые резиновые сапоги. Такие жёлтые, как одуванчики. Серафима раньше очень любила одуванчики. И папа их любил.

Он приехал забирать её из садика, когда только-только начало темнеть. Было четыре? Или пять часов? Он припарковался недалеко от ворот, пошёл за ней и потом вынес к машине на руках. Она ещё тогда смеялась и много болтала. О чём?.. Потом папа подошёл к их машине и отпустил Серафиму на землю. И заходящее солнце так красиво играло на боку автомобиля… Папа отпер дверь со стороны дороги, и уже взял её на руки, чтобы посадить внутрь, а потом вдруг оттолкнул, и она отлетела куда-то обратно к воротам. И громко было, и так больно, ладошки разодрались об асфальт, один сапог свалился… А потом она подняла голову и увидела. И увидела.

Искорёженная груда металла, навалившийся сверху грузовик и торчащая наружу рука, одна только рука. Изломанная, изрезанная, испачканная красным.

А потом провал, чёрный-чёрный провал, и следующее воспоминание – могила с неровным крестом и фотография с папой. Улыбающимся, так широко улыбающимся, в зелёно-красной клетчатой рубашке.

Серафима скривилась сквозь сон, закусила губу до боли, вырывая себя из череды образов. Потом вздохнула. И ещё раз. И ещё. Скрутившее тело оцепенение постепенно спадало, сердце успокаивалось и переставало бешено стучать где-то в горле. Ещё несколько минут она полежала с закрытыми глазами, успокаиваясь и прислушиваясь к своим ощущениям. Она явно лежала не на земле и не на своей кровати в бабушкином доме, с жёстким скрипучим матрасом и пахнущим кошками постельным бельём. Слишком мягкой была эта поверхность, как и то, что покрывало Серафиму сверху. Она осторожно приоткрыла глаза. Этого хватило, чтобы увидеть тёмно-зелёное вышитое одеяло и кусок совершенно незнакомой комнаты.

Серафима открыла глаза уже полностью, более придирчиво осматривая обстановку. Резная мебель выглядела дорогой и сделана была весьма искусно (такую ей раньше доводилось видеть разве что в исторических фильмах), пол был сложен из светлого камня, определить название которого Серафима с первого взгляда не могла, на двух высоких арочных окнах висели двухслойные зеленоватые шторы. В комнате чувствовалась роскошь, но она всё же не была лишена некоторого уюта, да и выглядела обжитой – на зеркальном столике стояли разнообразные коробочки и склянки, на спинке стула у письменного стола, на котором стопками лежали какие-то книги, висела небрежно брошенная шаль.

Занятно, что если Серафима правильно запомнила вчерашний разговор с Главным Магистром, то в этой комнате она прожила пять лет, и все эти вещи в какой-то мере ей принадлежали.

И если продолжать и дальше задумываться о Магистрах и разговорах, то получалось, что большая часть сказанного ей всё же оказывалась правдой. Впрочем, этому нужны были более веские доказательства, чем незнакомая роскошная комната в не менее незнакомом и роскошном замке, который явно не мог находиться в окрестностях её городка. «А что ты хочешь увидеть как веское доказательство? Расписку от госслужащих и психиатра, что да, Странный мир существует, и что нет, ты не окончательно сошла с ума?», – ехидно вопросил внутренний голос.

Сбоку раздался шорох, и Серафима резко дёрнула голову, которая так и не перестала болеть, по направлению к звуку. «Хоть что-то в этой жизни не меняется», – с усмешкой подумала она. Привычная мигрень, как ни странно, успокоила.

Шорох издала свалившаяся с подлокотника рука Сильвестра. Кажется, именно так звали её вчерашнего беловолосого похитителя со сверхъестественными способностями. Даже сейчас, спя в кресле недалеко от её кровати, он не выглядел обычным человеком, и продолжал немного её пугать. Конечно, если задуматься – то ничего плохого он ей ещё не сделал, только пытался поддержать. Даже от машины спас.

Если не считать за плохое само похищение.

Серафима воспользовалась случаем, чтобы рассмотреть его внимательнее. Сейчас его лицо почти не отражало ни тех невыносимых душевных страданий, ни безумия и зверства, что были заметны на нём ночью. Лишь на лбу залегла складка, как если бы он напряжённо думал, да уголки тонких губ были опущены вниз. Серафима внезапно подумала, что он должен быть ещё очень молод. Лицо Сильвестра было почти юношеским, да и вряд ли ему было больше двадцати-двадцати двух. Его волосы были абсолютно белоснежными, как будто преждевременно поседевшими, а ресницы и брови – темными, словно в противовес. Это создавало бы довольно забавный контраст, если бы не выражение какой-то усталой обречённости на его лице.

Сильвестра смело можно было назвать красивым, но красота эта, несмотря на отпечаток эмоций на лице, была холодной и безразличной. Такими же бывают статуи – бесспорно притягательными, но не живыми, каменными, застывшими в веках с искажёнными в боли или же в радости лицами. Да, он был очень похож на статую, вырезанную нечеловечески искусным скульптором.

Вчерашние когти куда-то исчезли, чему Серафима была, бесспорно, рада. У неё не было ни малейшего желания прикасаться к ним снова – своей длиной и остротой они напоминали, по меньшей мере, кинжалы. Теперь она смогла рассмотреть ещё одну деталь, на которую ночью обратила мало внимания – чешуя. Тонкие длинные белёсые и полупрозрачные пластинки чешуи были заметны у костяшек и ниже на пальцах, там, где вчера они переходили в когти, небольшая россыпь белела у запястья, ещё несколько были на шее, висках, почти скрытых длинными волосами, и у кончиков ушей, неожиданно заострённых.

Вчера Главный Магистр говорил что-то о драконах. Серафима смутно представляла их себе, исходя из фильмов и фэнтезийных рассказов, что ей довелось читать, но ей подумалось, что Сильвестр очень походил на какое-нибудь человеческое воплощение, к примеру, дракона льда.

Всё-таки, несмотря на расслабленную во сне позу, чувствовалось в нём что-то хищное и звериное, чего не было и не должно было быть в обычных людях.

Сильвестр распахнул глаза, и Серафима еле удержала себя от того, чтобы шарахнуться в сторону. Ей всё же не показалось вчера – они действительно мерцали холодным синим светом и вовсе не отражали солнечные лучи из не задёрнутого шторами окна. Они скорее впитывали их в себя, обращая их свет в свой. По коже пробежал озноб.

– Ты… уже проснулась? – его голос был хриплым со сна и каким-то не верящим, как и взгляд, которым он скользнул по её лицу.

Сразу захотелось спрятаться, забиться обратно под одеяло, только чтобы он не смотрел так.

– Как видишь, да, – собственный голос показался Серафиме очень испуганным, чужим, и она поспешила взять себя в руки. – С… Спасибо, что довёл меня до комнаты ночью. Я была в несколько… невменяемом состоянии. Слишком много потрясений за один день.

Сильвестр медленно кивнул и так же медленно продолжил, всё ещё не сводя с неё пронзительного взгляда, так похожего на вчерашний.

– Я взял на себя смелость снять с тебя обувь и верхнюю одежду… Больше ничего не трогал. Не пугайся, пожалуйста. В следующий раз ты можешь спать в своей ночной рубашке, она, как и другие твои вещи, в шкафу, – он неопределённо махнул рукой, указывая нужное направление.

Казалось, что он пребывал не то в полнейшем смятении, не то в прострации, как будто тоже не до конца осознал всё происходящее.

Несколько минут они напряжённо молчали, сверля друг друга глазами. Серафима – с подозрением, Сильвестр – с каким-то непонятным ей выражением. Наконец он тихо проронил:

– Я должен спросить… Ты… Ты действительно ничего не помнишь?

– Действительно.

Возможно, её слова прозвучали быстрее и резче, чем должны были, но Серафиме, честно говоря, было не до переживаний своего похитителя. Особой приязни он ей не внушал.

А потом Сильвестр неожиданно – хотя почему неожиданно, ведь именно этого она и добивалась: того, чтобы он наконец-то перестал на неё пялиться – опустил взгляд, но Серафима всё же успела заметить ту беспросветную, совершенно чёрную тоску, которая появилась в его глазах.

Ей почему-то стало гадко от себя самой. Обычно Серафиме с трудом удавалось читать чужие эмоции, Сильвестр же внезапно лёг перед ней раскрытой книгой. Вдруг стало ужасно обидно: и за себя, и за свою пропавшую память, и за этого несчастного не-человека, которому она явно была небезразлична.

Однажды мама дала ей совет – прежде чем обвинять человека в чём-то, поставить на его место себя. И если ставить себя на место Сильвестра… Вот жили они спокойно эти проклятые пять лет, близко – видимо, очень близко – общались, а потом он сначала узнал, что она мертва, а затем вдруг нашёл её живой – но совершенно его не помнящей, а напротив – шарахающейся от него, зубоскалящей. Явно не такой, какой она была раньше.

Серафима нервно прерывисто выдохнула. Надо взять себя в руки и успокоиться. И разобраться в том, что же всё-таки произошло. Теперь причин для этого ещё больше, так ведь?

Она осторожно откинула наверняка дорогую ткань одеяла и встала с кровати, машинально отметив, что да, Сильвестр не соврал и действительно снял с неё только верхнюю одежду – она всё ещё оставалась в своих потёртых джинсах и старой мешковатой футболке. Потом медленно подошла к замершему в своём кресле Сильвестру, с опаской и почти что через силу сжала его ладонь.

– Но… Я уверена, что память вернётся. Уверена. Надо просто подождать, и я всё вспомню, обязательно.

На самом деле она не была уверена ни в чём, но теперь появился небольшой, но шанс, что вспомнить получится, и что воспоминания окажутся не такими уж и ужасными, как ей думалось раньше. Если это действительно не бред, и она провела эти пять лет здесь, в этом Замке.

Будь что будет, от прошлого ей всё равно не убежать – оно само пришло за ней, значит… Значит, надо узнать, что она пережила и из-за чего всё забыла.

– И… Прости, что я веду себя так. Стоило бы, наверное, быть мягче…

– Не извиняйся, не надо. Я всё понимаю, – Сильвестр прервал её на середине фразы, крепче сжал её ладонь, а потом и вовсе притянул в объятья, неожиданно мягкие и бережные, совершенно не похожие на вчерашнюю жесткую хватку. Серафима дёрнулась, напряглась, стиснула зубы, потом глубоко вдохнула, как перед прыжком в холодную воду, и осторожно обняла его в ответ. Сильвестр выдохнул, улыбнулся, не смотря на неё, добавил негромко:

– И… Спасибо.

Они шли по восточному крылу Замка. Несколько раз мимо проходили женщины в одинаковых пурпурных платьях с белыми воротниками и золотыми нашивками на правом плече с изображением какого-то цветка, низко приседающие в подобии реверанса при приближении к ним и подобострастно опускающие глаза. Как пояснил Сильвестр – женщины были служанками, которых в Замке было великое множество, а цветок – гербом Лэсвэта, страны, которой и правил Белый Совет во главе с тремя верховными Магистрами. Назвался он солнечным и символизировал красоту и процветание государства.

Один раз мимо проскочил слуга в пурпурном камзоле, но поклонился он скорее мимоходом. Это оказался камердинер то ли Младшего, то ли Среднего Магистра, Серафима не запомнила.

Солнце ярко светило в окна, пуская цветные блики по полу сквозь витражные вставки, из-за чего вся галерея казалась сотканной из разноцветного пламени и света. Место было действительно волшебным, и даже не верилось, что в Странном мире сейчас была середина осени, именуемая элэйнаном, в честь одной из сонма древних полузабытых божеств, называемых Семерыми. Элэйн олицетворяла пламя и время, когда-краснеют-и-опадают-листья. Как такового понятия «осень», как и «зима», «весна» или «лето» здесь не существовало.

Серафима с некоторым удивлением ловила себя на мысли, что уже начинает воспринимать это место как действительно отдельный и реально существующий мир, не похожий на её родную Землю, а не как бредовую фантазию её не менее бредовой бедовой головы. Пока что она не задумывалась о том, каким образом собирается возвращаться обратно. И, если быть честной, пока что возвращаться и не хотелось, хотя Серафима понимала, что стоило бы. Хотя бы из-за бабушки.

Вряд ли, конечно, она будет сильно скучать и волноваться – с ней у Серафимы особо тёплых отношений никогда не было. Да и за пять лет Марта Афанасьевна, вероятно, уже полностью от неё отвыкла и примирилась с мыслью, что всё – нет у неё больше ни внуков, ни дочери, и жить остаётся только для себя и котов. Так что внезапное серафимино появление было встречено сначала проблеском радости – когда в первую секунду ей показалось, что вернулась другая внучка – а потом красноречиво поджатыми губами и закостенелым, таким привычным неудовольствием на лице. Ведь на вопрос: «А где же Эличка?», Серафима ответила: «Не помню». Вот уж кого бабушка действительно любила больше кошек, так это Элин. Ещё – дедушку, но ветреный скандинав Вильгельм Ларсен бросил её ещё до рождения дочери и укатил в родную Финляндию ради новой пассии.

Серафиме довелось видеть одну его фотографию, найденную тайком в старом бабушкином альбоме. И увиденного ей хватило, чтобы понять, почему именно Элька удостаивается такой любви. Она была точной копией деда, и с каждым годом сходства между ними было всё больше.

– Так куда мы идём?

– Сейчас увидишь, – Сильвестр остановился почти в самом конце галереи у двери из светлого дерева. – Ты сказала, что не помнишь ничего, начиная с пожара. Из этого я сделал вывод, что ты не знаешь, что произошло с твоей семьёй. Твои брат и сестра – живы. И они здесь, в Замке.

– Живы?.. А мама? Что с ней? – горло Серафимы пересохло. Она догадывалась, что услышит, но… Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

– Она мертва. Погибла в том пожаре, – Сильвестр отвёл взгляд, замолчал на секунду, а затем вновь продолжил, но уже тише. – И… ещё один момент, прежде чем я открою дверь и пущу тебя к Велимиру. Не говори ни с ним, ни с Элин о прошлом. Они не помнят, – он жестом остановил готовый сорваться с её губ вопрос, – их память изменена, и они ничего не знают о мире, в котором вы жили раньше. Я… Я расскажу тебе. Обо всём. Но не сейчас.

Серафима застыла. Она знала, что вся её напряжённая поза, окаменевшее лицо, направленные на Сильвестра глаза кричат об одном: «Как я могу тебе верить?». И он видел этот немой крик.

– Поверь мне, – затем он вздохнул, словно решаясь на что-то. – Сегодня же вечером ты узнаешь правду, я обещаю. Теперь иди, но прошу, придерживайся той информации, что ты узнала от Магистра Мауга, пока мы не разберёмся с этой ситуацией до конца. Ты была на задании, ездила к Тэйвским горам, чтобы проверить слухи о присутствии там других драконов. Задание окончилось неудачей, и ты вернулась обратно в Замок, вся информация засекречена. Ни к чему волновать твоего брата. К тому же, им не успели сообщить про… про твою смерть.

– То есть ты предлагаешь мне соврать собственному брату? – Серафима вздёрнула правую бровь.

– Лишь частично. Ты не можешь раскрыть ему правду сейчас, Серафима. Это повлечёт множество ненужных последствий… Что касается твоего задания… Магистр не стал бы лгать, значит в этом ты брату не соврёшь, – Сильвестр покачал головой. – Такому человеку как Магистр стоит доверять, стоит верить. Верю я, верь и ты. Он поможет разобраться с ситуацией и вернуть твою память. Да, ты можешь сказать, что частично потеряла воспоминания, но, пожалуйста, ни слова о твоём мире.

– Верить ему… Я постараюсь. Прости, если обижаю тебя своими сомнениями, но на данный момент я не знаю здесь ничего и никого и не могу довериться сразу. У меня и так есть проблемы с доверием, а тут я ещё и в такой ситуации… Возможно, всё изменится, когда я вспомню. А пока – увы, мне сложно принимать ваши слова на веру, – она криво усмехнулась, – но, что ж, суть я уловила: придерживаться легенды Магистра. Теперь я могу войти?

Сильвестр, почему-то вновь принявший виноватый вид, безмолвно открыл дверь и шагнул в сторону, освобождая проход.

Комната Велимира оказалась светлой и просторной, но Серафима не стала приглядываться к обстановке, отметив её лишь краем глаза. Всё её внимание было приковано к мирно спящему брату.

Велимир, или, как его называли домашние, Мир (имя «Велимир» предложил папа, но маме никогда не нравилось сокращение «Веля» – поэтому она это «Мир» и придумала), был младше Серафимы на четыре года. Когда она последний раз видела его, ей было двенадцать, а ему, соответственно, восемь. Она, конечно же, понимала, что брат изменится, но не представляла, что настолько.

Но в том, что это именно он, сомнений не было, пусть и мальчишка, вольготно развалившийся сейчас на кровати этакой звёздочкой, напоминал маленького Мира лишь отдалённо. Всё те же ярко-ярко-рыжие, почти морковного цвета волосы, пушистой растрёпанной копной раскинувшиеся по подушке, всё то же по-детски беззаботное лицо, еле заметная россыпь веснушек… Которой, правда, раньше не было.

Приглядевшись, Серафима поняла, что это вовсе не веснушки, а чешуя, мелкими пластинками проступающая на кончике его носа и руках, на локтях, на пальцах с заострёнными бронзовыми когтями.

– Кхем, Сильвестр… А что с ним? – она не нашла слов, чтобы выразить свой вопрос более конкретно.

Но он её понял и, судя по голосу, обрадовался смене темы.

– Видишь ли, у драконьих магов после первого полноценного обращения проявляются некоторые драконьи черты и в человеческом обличье, это незначительные изменения – вроде маленького количества чешуи или более ярких глаз. Более сильные изменения – когти, рога, крылья, хвост – появляются при боевой трансформации или при очень сильном всплеске эмоций, когда магу сложно себя контролировать. У Велимира первое обращение произошло около недели назад, поэтому ему ещё сложно сдерживать окончательно проснувшегося в нём дракона. У Элин это случилось годом ранее, и ей уже гораздо легче управляться с этим.

– Это всё, конечно, очень занимательно, но при чём здесь мои брат и сестра? Мы люди. В нашем мире никаких драконов не водится, если ты не знал. Или ты мне сейчас скажешь, что все эти вымышленные истории и книжки об эльфах, драконах, гномах и прочем – правда? – Серафима негромко хмыкнула.

– Не знаю, кто такие гномы, но эльфы и драконы действительно существуют. В нашем мире. История о том, как драконьих магов занесло к вам и каким образом они смогли стать вашими предками, очень долгая. И то, я могу опираться лишь на свои домыслы, мало чем подкреплённые. Я расскажу, если захочешь, но позже. Что касается твоей семьи – вы действительно относитесь к одному из кланов драконьих магов, к клану Ларсен, что с драконьего переводится как «горение». И ты, и твои брат с сестрой – драконьи маги, так же как и я. Правда, я принадлежу к другому клану, к клану Фианто. Моя магия – магия воды и льда, – тихо пояснил Сильвестр, – всего же кланов семь и выходцы из них самые сильные маги всего Странного мира. Есть поверье, что родоначальниками этих кланов были сами Семеро. Но это просто красивая легенда.

– То-то мне показалось, что ты всё-таки смахиваешь на какого-то ледяного дракона из сказок, – слабо улыбнулась Серафима, уже мало чему удивляясь, и про себя фыркнула: «Ну, дедушка, ну, удружил». – А почему же я выгляжу как обычный человек? Первого обращения ещё не было?

Сильвестр замялся на секунду, но всё же ответил:

– Дело в том, что в тебе практически нет огненной магии. Это странно, но это так. У тебя есть потенциал, и не маленький, сосуд тоже большой… Маррак, ты же не помнишь, что это. Я расскажу, потом. Сейчас скажу проще: у тебя есть способности, но они никак не проявляются. Почему – непонятно. Но обратиться из-за этого ты не сможешь, магия просто не пробудилась в нужном объёме, её не хватит на это, – он чуть качнул головой, словно бы с сожалением, но в голосе его заметно не было.

– Ну, что ж… Не страшно. Я вовсе не стремлюсь стать сильным магом, – Серафима безразлично пожала плечами. Это волновало её сейчас в последнюю очередь. – Лучше скажи мне, сколько ещё таких драконов и драконьих магов в Странном мире? Мы же не единственные, если судить по словам того же Магистра. И какое между ними существенное различие?

– Да, мы не одни. Однако большинство драконьих магов погибло, их вырезали ещё во времена Серой Войны. После неё осталось лишь несколько семей с такими способностями, и с ними всё не так уж и просто. Кто-то, как, вероятно, выжившие из твоего клана, смогли открыть порталы в другие миры и уйти – это и было моё предположение, в пользу которого говорят несколько книг, – кто-то, как маги из моего, забаррикадировался в отдалённых уголках континентов. Но те, кроме нас, кто дожил до этого времени…

Он не успел договорить, а Серафима – осмыслить и ответить. Велимир, с радостным воплем: «Фима! Ты вернулась!», бросился на неё как был – босиком и в ночной рубахе – и едва не проткнул своими когтями. Серафиму, наверное, ещё никогда так не сжимали и не трясли. Она еле смогла высвободить руку, чтобы погладить его по лохматым волосам, из которых яркой медью торчали загнутые назад рога.

Брат, однако, не внушал никаких опасений, в отличие от Сильвестра вчера. К его новой внешности она привыкнет. Главное сейчас, что он жив и снова рядом с ней.

24 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Окрестности Фирмона, Кара, Странный мир

Мирэд тихо, но от того не менее злобно, ругаясь, вылезал из канавы, в которую его скинуло злобное животное, стоило ему только-только выпутать ноги из ремней. По волосам и плащу, заползая за шиворот и в нос, стекала жидкая грязь, какая-то слизь и просто отвратительная мерзотно-зелёная ряска. Хотелось рычать. Ссмерть, ну не виноват он был, что опыта езды на этом чудовище у него не было! Он и видел-то его первый раз в жизни!

И, как Мирэд надеялся, в последний.

Зинмир – так называло эту пакость большинство смертных, ибо полное её название было слишком длинным и не слишком практичным (Зинн Каффэ Мирэ, Конь Кровавой Ночи, – язык можно сломать с эти драконьим, который Мирэд даже изучал некоторое время, а потом забросил. Даром, что похож был на наречие Забирающих). Издалека, да и вблизи, это… сссущество было весьма и весьма красивым: несколько смахивающее на чрезмерно высокого коня, с багряно-чёрной блестящей шерстью и перьями в исполинского размаха крыльях. Даже изогнутые заострённые рога были весьма ничего, хотя существ с рогами Мирэд несколько недолюбливал после одного случая в детстве, про который вспоминать было лишь чуть менее стыдно, чем про поездку в Варасу.

Но стоило на это… чудо природы залезть, как впечатление у него мигом подпортилось – спина была жёсткой, костлявой и неудобной, куда хуже, чем у обычной лошади, как и странная конструкция седла без стремян, в которое Мирэд с трудом вскарабкался. А уж когда зинмир злобно и многообещающе фыркнув, с разбегу взлетел и мигом вытянулся, согнув под себя вроде бы обычные конские ноги, а Мирэд удержался в седле разве что из-за ремней, которыми его собственные конечности были чуть ли не связаны… Одним словом, полёт не понравился никому из них и оба порадовались, что кончился он всего-то через пять часов.

Мирэд был готов выть волком. К тому же дала знать о себе абсолютно детская боязнь высоты, которой из-за своих змеиных половин страдала добрая часть Забирающих, и его едва не вырвало, пока он болтался в седле между небом и землёй. В чём он, конечно же, никому и никогда не признался бы.

И Мирэд бы даже смирился со своей слабостью и позволил бы себе полежать на земле и переждать головокружение, наплевав на затекающую во все щели грязь, но ему нужно было идти дальше и к вечеру быть в Фирмоне, что бы пересечься с Зенором и его командой, пока они не выехали. Смерть знает, каким путём и куда именно они решат двигаться.

Ещё бы и нормальную лошадь раздобыть…

Зинмир был жестом помощи со стороны Тамерзара, полноправного хозяина нескольких десятков этих тварей, что обитали в Резиденции и окрестностях небольшими стаями. Помимо помощи это был ещё и очередной тонкий намёк на то, что Мирэд не только неосторожный, но и нерасторопный – из-за раны он опоздал в Резиденцию на несколько дней. На удивление, Мирэд уже почти перестал чувствовать стыд и подавленность, хотя ещё вчера был готов чуть ли не зареветь от подобной жизненной несправедливости (или хотя бы расшибить что-нибудь об стену). Наверное, смирился с тем, что уже ничего нельзя исправить. Напротив, в нём даже появилась какая-то болезненная решимость доказать, что он не глупый мальчишка, что он способен выполнить задание, что на него можно положиться и что он оправдает доверие.

Он мотнул головой, прогоняя мысли прочь. Сейчас нужно было сосредоточится на деле, а не распускать сопли.

Аин-Зара задвигалась под рубашкой, елозя шершавой чешуёй по начавшему заживать следу от ожога, и зевнула: «Эта тряссска наконец-то кончилассь?»

«Да, к нашему счастью. Правда теперь есть небольшая проблема – я весь в грязи и без коня»

«Сссочувсствую, Нэсс»

«Ну-ну»

Вряд ли Аин-Зара вообще умела сочувствовать. Скорее уж она ехидно потешалась над ним – не ей же краснеть за неподобающий вид. Будь на месте Мирэда кто-нибудь другой, канава не сильно осложнила бы дело – явись он в город мокрый и грязный никто бы и слова ему не сказал, всё же Фирмонский лес место весьма болотистое, а неудачных путников много. Но на месте Мирэда был лишь Мирэд, крайне брезгливый и ненавидящий грязь до бешеного шипения.

Из леса он выбрался злой на весь мир и готовый удушить следующего же встреченного им зинмира голыми руками. Аин-Зара опять бессовестно спала, плащ тяжёлой тряпкой лип к одежде, до этого тщательно завязанные волосы висели неопрятными лохмами, и поэтому Мирэд предпочёл надвинуть не менее грязный капюшон до самого носа. Пусть хотя бы его личность останется скрытой. Что бы сказал отец, узнай, что его сын и наследник расхаживает в подобном виде? Честно говоря, Мирэд не хотел бы этого знать.

Фирмон был довольно крупным торговым городом, четвёртым по размеру после столицы Кары Каарама. Дома здесь были высокие и презентабельные, даже на окраинах, но вот планировка подкачала – улицы то петляли, то расходились сразу на несколько маленьких улочек, то резко обрывались тупиками в подворотнях, то сужались, то расширялись и были запружены огромным количеством Забирающих. Периодически попадались даже представители других рас, из числа самых отчаянных и любопытных купцов – большинство приезжих торгашей заседало в портовом Ламенбере, не желая двигаться вглубь страны, где жили практически самые сильные маги Тиррэн Рина. Один из подобных торговцев пристал и к Мирэду, вдохновенно втюхивая ему какое-то дорогущее ожерелье: «Из самой Эмы! Вы только посмотрите, какие здесь роскошные аквамарины, господин! Это украшение будет достойно занять место на шее самой высокородной девушки, с ним вы покорите любого неприступного отца!»