Текст книги "Руины Тиррэн Рина. Пламя на углях (СИ)"

Автор книги: Hellas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Эльф вытащил откуда-то из темноты длинный светлый лоскут, наверное, бывший когда-то рукавом, и с нерешительностью посмотрел на рану. Мирэд опустил взгляд: длинный, сочащийся кровью порез не казался ему чем-то опасным, но в подобных условиях мог навредить и он. К тому же, он всё же не был простой царапиной.

– Почему ты пытаешься мне помочь… Светлый Рэттан?

Мальчишка вздрогнул и тихо попросил:

– Можешь называть меня просто Рэтом? Мы не на Элфанисе, да и какой из меня сейчас наследник рода Светлейших? А помогаю… Ма… Квэарр сказал, что если бы ты захотел меня убить, то тебе хватило бы минуты, а то и нескольких секунд. Так почему же я должен бросать тебя умирать? Ты ведь меня пощадил, верно? Хоть я и не понимаю причины, но за жизнь надо платить жизнью. Это честно, кем бы мы ни были, так ведь?

– Причина, из-за которой я тебя пощадил? – Мирэд усмехнулся. – Причина проста: я не убиваю тех, кто слабее меня. Не убиваю беззащитных… Мне это претит, знаешь ли. Не прими в обиду, Рэт, но ты не умеешь сражаться.

Эльф промолчал, не поднимая глаз.

– Не веришь, да? Думаешь, мы чудовища? Тёмные не такие, какими нас выставляет общественность. Мы лишь служим своему демиургу мечом, а не молитвами.

– Вы часто убиваете? – Рэт вдруг вперил в него пытливый взор.

– Не чаще, чем прочие воины. Не будь наивным, считая, что убивают тёмные и только лишь тёмные. Так поступают многие… – Мирэд внезапно ехидно улыбнулся: – Может, ты думаешь, что какие-нибудь рыцари

или эти твои эльфийские наёмники – святые? Просто они убивают за деньги и их услугами пользуются все, потому зазорным их дело не считается. А нами располагает лишь Госпожа Смерть. Мы – её жрецы, её посланники, те, кто выполняют её приказы и служат её воле. У кого-то король, у кого-то заказчик, а у нас – демиург. Но все почему-то твёрдо уверены, что из всех воинов и жрецов – чудовища только тёмные! Мы ведь служим Смерти, какой кошмар! Но разве Смерть убивает всех тех, за кем приходят рыцари и наёмники? Разве она? Нет, Смерть лишь забирает их души из остывших тел и отправляет на перерождение, вновь даря им жизнь. Что скажешь на это, а, Рэт? Вряд ли тебе такое рассказывали на твоём светлом-пресветлом Элфанисе, но подумай сам.

Мальчишка Светлый сидел, судорожно сжимая в руках грязную окровавленную тряпку, растрёпанный и беспомощный. Наконец он сказал совсем тихо:

– Я… не считаю вас чудовищами. Правда. Это ваша работа в какой-то степени. Существа бывают разные, но я хочу верить, что ты… вы… не убиваете ради удовольствия. То, как вы себя вели во время боя и после… я много думал… я, конечно, почти вас не знаю, но… вы так держитесь друг за друга. Так не могут чудовища. И наёмники так не могли… они тоже не чудовища, но… Когда мы были на вашем корабле и искали следы, Таэрт пытал одного матроса… и я не видел в глазах других наёмников даже капли жалости. Им было всё равно, они стояли, словно бездумные истуканы, словно и не живые, а какие-то… это и их работа, конечно, но… – он развёл руками и помотал криво остриженной головой. – Давай я перевяжу твою рану. Кровь течёт.

Мирэд промолчал и чуть приподнялся, пытаясь устроится так, чтобы эльфу было удобнее заниматься его раной, раз уж тому так захотелось. Вряд ли этот мальчишка убьёт его – какой смысл теперь? Они и так все здесь подохнут, если не случится какое-то чудо.

И… не-тёмный, не считающий тёмных чудовищами. Удивительно, и больше похоже на плохой анекдот, особенно в их ситуации. Рэт вообще вызывал лёгкое недоумение.

Внезапно Мирэд, пошевелившись, почувствовал в кармане штанов какой-то инородный предмет, что-то прохладное и гладкое. Он осторожно запустил пальцы в карман и извлёк оттуда небольшую продолговатую склянку с какой-то жидкостью.

– Что это? – спросил Рэт.

И Мирэда внезапно осенило.

– Скажи… Вы, эльфы, разбираетесь же во всяких травах?.. Можно ли продезинфицировать рану мятной настойкой? Наш лекарь дал мне её в качестве успокоительного, но мята же много где используется и является лечебной травой. Если я правильно помню, конечно.

Возможно, было неосмотрительно давать это в руки того, с кем ещё недавно сражался, но хуже вскрывшейся ране уже не станет.

– Я думаю, можно?.. – неуверенно ответил эльф и взял склянку в руки, бросил на Мирэда ещё один нерешительный взгляд, и щедро хлестнул жидкости на рану.

От неожиданной боли Мирэд заорал.

Мальчишка испуганно отшатнулся, склянка упала на каменный пол, разбившись вдребезги. Остро запахло мятой и ещё чем-то травяным. Мирэд замер. Настойка жгла рёбра, растекаясь по ране огненной лавой, а в голове билась отчаянная мысль: «Ведь ею можно было обработать спину Варда».

– Прости, прости, – голос Рэта задрожал, он бросился на пол, отчаянно елозя пальцами по полу, словно в надежде отыскать склянку целой.

– Не надо, поднимись. Ты порежешь пальцы. Я… сам виноват, что закричал, – Мирэд едва совладал со своим голосом. Нужно было сразу отправить его со склянкой к Варду, сам бы он и так справился… пусть с ним и Зенор, но раны от осколков Артефакта – это слишком серьёзно, куда серьёзней, чем какой-то порез.

– Я… я всё ещё должен тебя перевязать, – Рэт вновь подполз к Мирэду и схватил чистый лоскут.

Перевязка проходила в молчании. Светлый с трудом разорвал бывший рукав на полосы, связал их в одну длинную ленту и медленно, но туго забинтовал Мирэду грудную клетку, а потом долго пытался завязать узелок, чтобы повязка не съехала. Концы ткани выскальзывали из его пальцев и расползались в стороны.

– Давай я сам, – Мирэд перехватил концы импровизированного бинта и быстро связал их вместе. Повязка туго затянулась на рёбрах.

Рэт опустил руки и неожиданно издал какой-то тихий звук, словно бы всхлип. Мирэд бросил на него удивлённый взгляд. Он… плачет? Серьёзно? Мальчишку затрясло, он отполз куда-то в сторону, к стене, почти слившись с царящим вокруг мраком, обхватил колени руками в наручниках, уткнулся в них головой, словно сдерживаясь, пытаясь помешать себе издать хоть ещё один лишний звук. Мирэда снова кольнуло жалостью. Как этот мальчишка вообще попал к наёмникам, такой юный и абсолютно не подготовленный? Почему он ушёл с Элфаниса? Или, быть может, его заставили уйти? Мирэд мало знал об обстановке на эльфийском острове. Возможно, произошло что-то серьёзное? Если кто-нибудь не придёт за ними, то мальчишка здесь и умрёт. От этого осознания стало ещё жальче непутёвого Светлого. У них, тёмных, ещё был шанс воскреснуть, у него же – не единого. В этот момент Мирэд как никогда молил Смерть, что бы те, кого она пошлёт за скифью, забрали и их отряд из этого грота, чтобы они как-то узнали, где руссы держат своих пленников. Тамерзар же всегда всё знает, может он узнает и про них? О, Смерть, пожалуйста…

Внутри огненным клубком копошился страх за себя, за друзей, за этого нелепого Рэта. А ещё… Аин-Зара. Мирэд внезапно понял, что его беспокоило всё время после пробуждения, и из-за чего в нём была эта тянущая пустота. Он уже настолько привык к тому, что последнее время, оправляясь от ранения, она постоянно спала, что даже не сразу заметил, что змеи рядом не было. Никто не забрал её из полуразрушенной пещеры… Но с ней всё точно в порядке. Иначе и быть не может. Если бы она умерла, он бы отправился следом. Если бы с ней было что-то не так, он бы почувствовал.

Мирэд старательно гнал от себя мысли, что зарождающаяся мигрень – не последствие магического удара, а что-то более страшное.

Он осторожно протянул руку, морщась от боли, и коснулся эльфийского плеча. Рэт вскинул на него затравленные глаза.

– Иди сюда. Плакать в одиночестве не лучшая идея. Сразу начинаешь чувствовать себя ничтожным, да и эта темнота… Она и на меня нагоняет уныние. Вдвоём как-то легче, согласись? – речь получилась какой-то тусклой и скомканной, но мальчишке Светлому должно было хватить. Будь проклято это воспитание! Относись к миру у своих ног как к грязи, но слабым помогай! Не противоречите ли вы себе, милые родители? Или это он всё никак не может что-то понять?

Эльфёныш нерешительно подполз ближе, почти прижался к его боку, сжался обратно в комок, став почему-то похожим на недоласканного в детстве ребёнка, и тихо-тихо произнёс:

– Я так и не знаю твоего имени. Квэарр говорил, но я не запомнил точно.

– В Чёрном Совете меня назвали Мирэдом, Идущим Во Мраке, но ты ведь не тёмный. А моё полное имя, со всеми регалиями, не особо уместно в нашей ситуации… особенно учитывая, что я называю тебя сокращённым. Можешь называть меня Велорнэссом или Нэссом, как тебе удобнее.

– Расскажи что-нибудь, пожалуйста… – вдруг шепотом попросил Рэт.

– Из меня плохой рассказчик, поверь. Я не знаю, что говорить, чтобы успокоить кого-то, – он передёрнул плечами. Рана вновь коротко кольнула. Маррак…

– Не надо успокаивать… Просто расскажи что-нибудь: о себе, о мире, о тёмных… Неважно. Я просто не могу больше сидеть в этой тишине, пожалуйста!.. Мне кажется, что я схожу с ума! Нэсс, прошу… – его голос был полон абсолютного, неподдельного отчаяния. Сейчас Мирэд понял, что вряд ли за те два дня, что они провели здесь, тёмные удостоили его хоть словом. Оно и понятно, им он был безразличен, да и сам Светлый вряд ли стремился говорить с теми, кто его пленил. Но почему он заговорил с ним, почему начал помогать, почему пытается найти поддержку там, где не должен её найти?

Потому что он пощадил, всего лишь поэтому. Он проявил слабость, сжалился, и теперь оттолкнуть – значит добить. Способен ли он на это?

Мирэд рвано выдохнул. В нём копошились сотни эмоций, хотелось выть, кричать, хотелось хоть что-то сделать для Варда, хотелось найти Аин-Зару и вылезти, наконец, из этого грота, но он не мог ничего… по разным причинам. И бездействие его угнетало.

Но Мирэд всё же был не один, он знал, что где-то там, в темноте, есть Квэарр, Зенор и Вард, а у этого мальчишки сейчас не было никого, никого кроме странного Забирающего, который позволил ему сесть рядом и не убил в схватке. Мирэд ещё раз выдохнул, затем улыбнулся одними губами, просто чтобы обнадёжить – себя или его, уже не важно. Потом вдохнул и начал рассказывать первое, что пришло в голову.

– Я происхожу из древнего рода к’Сазаренов, Забирающих Сталь. Моего отца зовут Эрлансс, он один из членов Змеиного Совета, поэтому, по сути, наши с тобой положения в обществе практически равны, за исключением лишь того, что мне, вероятно, однажды предстоит занять место своего отца, а вот тебе – вряд ли. Моя мать – Маргареса к’Рассэн, дочь Лараса к’Рассэна, также состоящего в Совете. Не думаю, что история знакомства моих родителей будет тебе интересна, да и я не вправе рассказывать тебе такие личные вещи. Могу сказать только, что это было очень… красиво?.., и их любовь, какая редко встречается в нашем мире, могла бы послужить для многих примером отношений, которые должны быть между мужчиной и женщиной. Я ни разу не видел, что бы он повышал на неё голос или поднимал руку, да и чувствуется, что у них всё не так, как в многих парах, где с возрастом вместо любви остаётся лишь уважение. Мы с сестрой выросли в атмосфере этой любви и тепла. Конечно, как девочке, ей доставалось больше внимания – мы были близнецами с Эмарьес, родились в один день, сорок восьмого клоэана, девятнадцать лет назад. У Забирающих в этот день праздник, по поверьям распускается магический цветок эмарьес, в честь которого и назвали мою сестру, молодёжь ищет его по лесам, в городах и деревнях жгут факелы из сосны и водят хороводы, почти такие же большие, как на Плясках, посвящённых Семерым. На твоём Элфанисе же бывают Пляски?..

Говорят, что у того, кто найдёт эмарьес, исполнится любое желание – но только, если оно будет искренним. Моя мать очень хотела дочку, поэтому её рождение в этот день было воспринято не иначе как дар демиургов. Эмарьес была всеобщей любимицей, хоть и не могла быть наследницей рода, так как унаследовала способности своей бабушки Мфайры Сэо, Забирающей Опасность. Не знаю, когда она перестала быть маленькой маминой дочкой, но в какой-то момент она вернулась домой другой и сказала, что вступила в Чёрный Совет.

Так Эмарьес стала Сэо. Родители не осуждали и даже порадовались – они считали это весьма достойным выбором. В своё время и отец хотел пойти в Чёрный Совет, но потом женился и передумал, предпочтя молиться Смерти, а не выполнять её поручения. Через год к тёмным пошёл и я. Родители не возражали и в этот раз. Потом начались бесконечные задания, и я бывал дома не чаще чем в раз в три сезона и задерживался не больше чем на пару дней. Я позабыл о спокойной жизни, разорвал почти все связи с господами из древних родов, с единственным оставшимся другом из прошлого я практически не пересекаюсь… Даже обидно. Всё детство мы провели втроём: я, Эмарьес и Сарлис, а теперь я лишь изредка вижу его и обмениваюсь с ним сухими письмами, – Мирэд чуть дёрнул уголками губ, вспоминая Лиса, вечера, которые они проводили вместе то в Сазэре, то в Нумосе, его звонкий смех и ярко-жёлтые прищуренные глаза, подёрнувшиеся масляным блеском после бокала ягодного вина. – Что же, откровенность за откровенность. Расскажи теперь о себе. Как сын Светлейшего докатился до такого?

Рэт вздохнул:

– Я знал, что ты спросишь. Я второй ребёнок Светлейшего Эрнанна от первого брака, мне сто двадцать лет и все эти годы я провёл на Элфанисе. Да, многие эльфы, как и я, проводят всю жизнь на острове и довольны этим, но мне так хотелось увидеть мир под нами, мир снизу! Это было моей главной мечтой. Я правда очень люблю родину, но сто двадцать лет вечного роэнана и – знаешь? – одиночества я не смог выдержать. Никто не собирался отпускать второго наследника престола путешествовать, а потом случилась вся эта история с Артефактом… Я пытался уговорить брата отправить меня вместе с посланными за ним наёмниками – это же было бы совсем ненадолго, я пробыл бы вне дома всего несколько дней, но он мне не внял… А после наёмники вернулись ни с чем. Тогда брат нанял другую команду. О них ходили не очень хорошие слухи, я слышал об этом, но больше никто не согласился. И брат, конечно, вновь не отпустил меня… И тогда мне помогла сбежать сестра. Я не знаю как, но она договорилась с наёмниками, и они взяли меня с собой без пререканий. Через господина к’Арчема мы узнали, что вы держали путь в Ламенбер, но догнать мы вас не успели, у вас была фора в несколько дней. Потом… многое было. На вашем корабле мы чуть не погибли от кровавого тумана, который призвал капитан из тёмных, попали из-за шторма на остров руссов, с помощью ученицы местного шамана добрались до пещеры… Дальше ты сам знаешь: была битва и наёмники ушли. Наверное, посчитали меня погибшим, раз не забрали с собой.

– Ты скучаешь по своей семье? Жалеешь, наверное, что сбежал? – Мирэду не то чтобы было интересно, но чужой голос разгонял темноту, а чужая история отвлекала от собственных мыслей и колющей виски пока лёгкой боли.

– Скучаю. По отцу, по Эртару, по Ллири. Но знаешь, до сих пор я больше всего скучаю по маме, словно какой-то пятидесятилетний мальчишка. Она умерла, когда мне было сто три. Спрыгнула с края острова, – тихий голос Рэта стал каким-то безжизненным, – и я не знаю, почему. Понимаю только, что она не любила отца. Она его ненавидела, кажется, всегда, но… но ведь меня она любила? И меня, и Эртара. Так почему решила уйти навсегда?..

Он снова затрясся, а потом, утерев лицо рукавом, с удивительно не шедшей ему горькой насмешкой сообщил:

– Знаешь, Нэсс, ты единственный, кому я об этом рассказал, так что можешь гордиться тем, что тебе изливает душу сам младший наследник эльфийского престола. На Элфанисе мне не с кем было поговорить и поделиться, друзьями я, слава происхождению, обременён не был, а у наёмников – тем более… Ллири принимает всё слишком близко к сердцу, Эртар закрылся от меня, а отцу всё равно. Он женился через год после её смерти… Я до сих пор не могу ему этого простить. Глупо, да? Наверное, ты сейчас смотришь на меня и думаешь, какой же я слабак? Говорю тут какую-то чепуху, плачу, вешаюсь на незнакомца со своими проблемами… Так смешно, наверное, тебе, тёмному, от моих сопливых откровений…

– Нет, Рэт, я так не думаю. Я понимаю, почему ты так себя ведёшь и что с тобой происходит… А потеря близкого всегда оставляет неизгладимый след, я знаю это, – Мирэд пропустил подколку мимо ушей, покачал головой и потрепал мальчишку по всклокоченным волосам. Сейчас он почему-то чувствовал себя невыносимо старым и умудрённым жизнью по сравнению с ним. Странное чувство для его девятнадцати лет. Эльф недоумённо нахмурился.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь приободрить тебя, вероятно?

Рэт почему-то улыбнулся:

– Спасибо, Нэсс. Спасибо.

Затем мальчишка отвернулся, прислонился к мокрой стене и закрыл глаза. Через несколько минут Мирэд услышал его ровное тихое дыхание.

Где-то в пещере капала на пол вода, сидел в темноте раненный Вард, Зенор питал его своей силой, Квэарр что-то неразборчиво шептал, спал рядом измождённый, глупый и одинокий эльф. Мирэд прижался к камням поудобнее и ещё долго смотрел в темноту, надеясь на какое-то чудо. Но оно не произошло.

========== Глава XI. Планы и гроты ==========

35 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Замок Лиррэ, Лэсвэт, Странный мир

Серафима потянулась, широко зевнула, машинально прикрыв рот рукой, и задумчиво погрызла кончик пера. Он неприятно и шерстисто скользнул по краю языка, она скривилась и мигом отдёрнула его от лица, уже не первый раз за утро отругав себя за оставшуюся с детства вредную привычку. Были бы здесь обычные шариковые ручки… Что грызть перья, что писать ими было не слишком удобно, но, к Серафиминому глубочайшему сожалению, приходилось довольствоваться этим. Ну почему же в Лэсвэте не изобрели что-то более практичное, м? Ещё и магами называются… Неужели нет какого-нибудь удобного заклинания?

Хотя может и есть, но ей оно, конечно, недоступно.

Остаток вчерашнего дня она провела завёрнутой в плед в кресле у камина и с чашкой чая в руках, отходя после дождливой прогулки. Элэйнанский ливень проморозил её до самых костей, и Учитель уже в который раз за последнюю неделю упрекнул её в неосторожности, передав через служанку какую-то согревающую противопростудную микстуру. Волосы высохли довольно быстро, потёкший нос и запершившее горло от Магистерского зелья прошли почти мгновенно, а вот поднявшийся в душе шквал удалось унять только к вечеру. До этого дня Серафима предпочитала как-то не задумываться о том, какие чувства связывали их с Сильвестром до её потери памяти, и тем более не думала о нём как о ком-то, выходящем за рамки понятия «друг» – да она даже другом пока что могла назвать его лишь с большим трудом. А тут…

А тут даже не слишком искушённой – вернее, совсем не искушённой – в подобных делах Серафиме было понятно, что именно он хотел сделать под тем деревом. И сделал бы, если бы Дракон его очень кстати не отпихнул. Да в тот момент она была готова расцеловать этого распрекрасного коня! Серафима совершенно не представляла, что делать с вдруг открывшейся ей в полной мере правдой. Спрятать голову в песок, притвориться наивной девочкой-ромашкой, даже не подозревающей о том, что могли с ней только что сделать, подождать, пока Вест сам ей скажет всё прямым текстом, чтобы точно не упустить ни одной детали и примириться с тем, что нет, ей не показалось, и его расположение к ней совсем иной природы, нежели дружеское?

Сама она чётко понимала, что к Сильвестру не испытывает ничего. И дело тут было не в надуманной и несущественной разнице в возрасте длиной всего в три года или в том, что он не человек – просто высеченный из мрамора, совершенный как статуя Вест с горящим взглядом и нежными объятьями воспринимался только как друг или старший брат.

Не как юноша, к которому можно испытывать влечение определённого характера.

Возможно, конечно, что сейчас она думает так лишь из-за потери памяти, а ещё сезон назад они тайком целовались в тёмных уголках Замка, встречали на его крыше закаты и планировали будущую семейную жизнь в уютном гнёздышке с выводком пяти драконят, но что-то ей подсказывало, что такого не было. Иначе вряд ли бы Сильвестр молчал так долго, смиренно ожидая возращения её воспоминаний. Да и первое их столкновение было бы совсем другим – не ждал бы каких-то её ответных слов эмоциональный пылкий Вест, если бы знал, что его чувства взаимны. Если чувства имеют место быть, а не она сейчас понапрасну себя накручивает.

Перед Сильвестром было почему-то очень стыдно, и от этого стыда Серафима не смогла избавиться даже на следующий день, проснувшись ранним утром. Однако утром вместе с Сильвестром вспомнились и его рассказы, и Инар Сион с его загадкой. На самом деле их с Вестом разговоры очень помогли: во-первых, из беседы о символах Семерых Серафима узнала о расе Забирающих, к которой бесспорно принадлежал юноша из её видения – вряд ли его змея была просто питомцем, а во-вторых, она ещё раз услышала про Сердце Замка. Если бы не Сильвестр, она могла бы ещё неделю ломать голову над тем, какое же «неживое Сердце» имел в виду Младший Магистр, прежде чем вспомнить об упоминавшемся ранее вскользь артефакте. Загадка медленно, но верно разгадывалась, хотя Серафима до сих пор терялась в догадках по поводу того, что же она пообещала Инару Сиону и как же он узнал о том, что она ищет. Пока что она смогла дойти только до того, что он точно уверен, что она всё помнит – иначе вряд ли бы он говорил именно так.

Серафиме очень хотелось встретиться с Младшим Магистром ещё раз – он определённо знал о её прошлом достаточно много – но тот словно старательно избегал её. В библиотеке его не было, хотя она пробродила по ней с два часа, пытаясь высмотреть его среди книжных полок, в кабинете, если верить невозмутимому слуге, с каменным лицом отправившему её обратно под предлогом, что Магистра Сиона сейчас нет, тоже, а в личные покои она подниматься постеснялась, хотя и очень подмывало. Не хватало ещё, что бы её застали в комнате одного из трёх верховных Магистров Белого Совета, будто мало ей этой глупой ситуации с Хрониками и зельем.

Так что Серафиме оставалось лишь разгадывать странную загадку без посторонней помощи, мучаясь от разнообразных мыслей. То, что Пророчество находится в Замке, стало очевидным сразу же: «Ты найдёшь то, что ищешь, в Замке Лиррэ». Да и где же ещё быть Сердцу, с которым тоже всё было ясно. «И где за стеною стучит неживое сердце, что хранит Белый Совет». По сути, и оно хранит Совет, и он его хранит. А вот с остальными двумя элементами загадки всё было уже не так прозрачно. «Ты найдёшь то, что ищешь, в Замке Лиррэ, под тем местом, где свет Сэрэн Мирэ поглощается цветком Солнца, и где за стеною стучит неживое сердце, что хранит Белый Совет». Сэрэн Мирэ – Солнце Ночи, местная пародия на Луну. Оно всходило на западе, когда Солнце Дня садилось, и с рассветом исчезало на востоке. Цветком Солнца называлось здесь гербовое лэсвэтское растение, от изображений которого у Серафимы иногда начинало рябить в глазах. Однако в загадке явно имелась в виду не нашивка на форме у какого-нибудь слуги или барельеф над колонной, поскольку они физически не могли поглощать свет – даром, что волшебные.

Возможно, подразумевался настоящий солнечный цветок, но вряд ли бы кто-то стал прятать Пророчество в Замковом саду. И всё же Серафима проверила и эту версию, исползав всю оранжерею вдоль и поперёк, и выяснила у садовника, что на ночь цветы закрываются. Но даже если предположить, что они как-то впитывают свет Сэрэн Мирэ в таком состоянии, местоположение Пророчества явно было другим: под оранжереей находился лишь обрыв, потому что располагалась она в части выступающей из стены галереи. Таким образом Серафима оказывалась в тупике – в голову ничего не приходило. Она понимала, что ответ плавал где-то на поверхности – вряд ли Инар Сион ставил своей целью сломать ей мозги своей подсказкой, но он мог рассчитывать, что она знает что-то, чего не помнит после потери памяти.

Серафима шумно выдохнула и уронила голову на свои записи, мимолётно вычеркнув ещё один пункт возможного определения «цветка Солнца».

Слишком много вопросов. Всё было бы гораздо проще, если бы она поговорила с Младшим Магистром. Хотя, что бы она ему сказала? «Извините, я не поняла вашу подсказку, потому что я ничего не помню о Странном мире, и знать не знаю, что я вам в прошлом обещала. Не могли бы вы мне объяснить мне поподробнее?». Она фыркнула, представив, какое после такой фразы будет выражение лица у Инара Сиона. Он, значит, скорее всего рискуя собственной безопасностью, рассказывает ей эту загадку, наверняка элементарную для обывателя, а она так его взамен радует. Лучше не придумаешь.

Серафима принялась задумчиво рисовать в тетрадке небольшой солнечный цветочек с бусинками-глазками. Она совершенно не представляла, как ей дальше расшифровывать эту подсказку. Но подсказка, пусть и такая, это уже что-то. Без неё было бы совсем туго, теперь же есть от чего отталкиваться.

Не сказать, правда, что до этой подсказки Серафима вообще грезила о том, что бы найти Пророчество. Да, ей было любопытно, но раз информация была засекречена, то она, скорее всего, не стала бы докапываться и лезть не в своё дело. Теперь же она не могла остановиться – разгадать загадку и прочитать-таки текст древнего свитка было делом принципа. Эх, наверняка у неё будут проблемы от этих неосмотрительных поисков.

Но только если кто-нибудь о них узнает, так ведь?

Подумав, она пририсовала цветочку ряд острых зубов и лапку с вилкой, а сверху дописала лаконичное: «Я съем твой мозг, муахаха!».

Надо будет ненавязчиво расспросить Сильвестра о том, где ещё встречаются изображения или упоминания солнечного цветка… Если, конечно, она сможет превозмочь себя и подойти к нему теперь, потому что при мысли о том, что он чуть её не поцеловал, она чувствовала, как внутренне краснеет, а под кожей опять растекается едкий горький стыд. Интересно, как бы она выкручивалась, если бы он всё-таки это сделал? Вряд ли бы получилось сделать вид, что ничего не было, если даже за это «чего не было» совесть готова была сожрать Серафиму живьём. Стоит ли рассказывать Сильвестру о своих поисках? Наверное, нет. Пусть им, как оказалось, и движет нечто большее, чем обычное дружеское расположение, он может вольно или невольно сообщить обо всём Главному Магистру. А если слух о её поисках дойдёт до него, то нежелательной беседы явно не миновать.

Конечно, Серафима не собиралась делать с Пророчеством ничего преступного – просто прочитать его, – но ей очень не хотелось встречаться с Изаром Маугом. Виной тому было всё то же невнятное предчувствие, щекочущее нервы при одном только воспоминании о цепком взгляде Магистра, которое она ничем не могла объяснить. Возможно, у них был какой-то конфликт до её потери памяти? Не исключено. Всё же, вряд ли бы случилось что-то страшное, узнай он о том, что она интересуется Пророчеством. И может он, даже, и показал бы его ей сам?.. Или всё-таки что-то случилось бы?

И что, как говорит иногда Вест, Маррак побери, делать с этим цветком Солнца?

В дверь постучали. Серафима вздрогнула, отвлекаясь от своих размышлений, и отмечая, что цветочков у записей уже не один, а три, и все смотрят одинаково кровожадно.

– Кто там?

– Средний Магистр, которого ты не почтила своим визитом этим прекрасным утром, – донёсшийся из-за двери голос Эмила Курэ прозвучал довольно иронично.

Серафима представила, как он стоит в галерее, скрестив руки на груди, поджав губы и приподняв бровь, многозначительно глядя на закрытую дверь нерадивой ученицы, которая сама попросила обучить её истории, а теперь прогуливала занятия. Она подскочила со стула, прикрыла тонкую тетрадь со своими записями, почти бегом кинулась к двери. Опять было – Маррак! – стыдно и капельку боязно.

Эмил Курэ стоял в точно такой же позе, какую она себе и представила, разве что в его взгляде было ещё больше многозначительности.

– Простите, Учитель, накануне я нашла очень интересную книгу о растительном мире Лэсвэта, и настолько увлеклась, что забыла о времени, – нерешительно, но быстро протараторила Серафима, запоздало понимая, что если он войдёт в комнату, то её оправдания осыпятся прахом. Врать она не любила, к тому же Средний Магистр казался ей хорошим человеком, и обманывать его было попросту мерзко. Но правду она сказать не могла – он бы точно рассказал Главному Магистру, они ведь были не только коллегами, но и друзьями, судя по тому, что знала она.

Эмил Курэ, кажется, поверил в её ложь и понимающе улыбнулся:

– Да, интересные книги всегда были и моей бедой. Что ж, в любом случае я хотел сообщить тебе, что сегодня никаких занятий не будет. Сначала я хотел отправить слугу, потом решил сам проведать тебя. Ведь пропуск занятий – это так на тебя не похоже. Предлагаю перенести наш урок на послезавтра… Кстати, видел тебя сегодня в оранжерее. Рассматривала изученный материал вживую?

– Конечно, Учитель, – кивнула Серафима, отчаянно пытаясь вернуть себе спокойствие. Он ещё и в оранжерее её видел. Хорошо, что после злобных цветочков в тетрадке ей пришла в голову именно книга о растениях. Видя, что он собирается уходить, она вдруг решила рискнуть, – простите, а вы не могли бы ответить на один мой вопрос?

Магистр остановился, и она продолжила:

– В книге были упомянуты цветы солнца. Мне кажется, что я слышала это название где-то в Замке, но не в отношении герба или самого цветка.

– Что ж, – протянул он, – ты действительно могла это услышать. Главные замковые часы, что на Пурпурной Башне, называют цветком солнца из-за золотой лепнины вокруг них, похожей на лепестки. Возможно, есть что-то ещё, но сейчас мне ничего больше не приходит в голову.

– Благодарю, Учитель.

Серафима еле дождалась момента, когда он, попрощавшись, ушёл по галерее подальше. Она плотно прикрыла дверь и бросилась к окну. Пурпурная Башня гордо возвышалась посреди двора, соединённая с основным массивом Замка двумя диагональными переходами. На ней мерно тикали часы, в окружении мерцающих золотых лепестков.

Всё ведь сходилось, на самом-то деле! Это вполне могли быть часы – они были обращены на запад, значит, в какой-то момент Сэрэн Мирэ светило прямо в них, свет проходил насквозь за счет прозрачного циферблата – считай, поглощался – а под ними была центральная замковая башня. Чем не место для Сердца и Пророчества?

Что самое обидное, что если бы Серафима действительно помнила свою жизнь в Странном мире, то догадалась бы обо всём ещё утром – какой обыватель не знает о том, как называют главные часы страны?